Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Короли и королевы. Трагедии любви

ModernLib.Net / Бенцони Жюльетта / Короли и королевы. Трагедии любви - Чтение (стр. 15)
Автор: Бенцони Жюльетта
Жанр:

 

 


      – Ты… ты приехал. Значит, ты не забыл меня.
      – Как я мог? Ты часть моего сердца, Мария, я сегодня чуть не умер с тоски по тебе. Только и ждал момента, когда смогу вырваться.
      Его губы приближались к ее устам, когда она спросила во внезапном замешательстве.
      – Но… королева?
      – У меня нет другой королевы, кроме тебя. Ты – единственная властительница моего сердца и моей жизни! Идем, я так долго ждал этого мгновения…
      Его изнурительный, страстный поцелуй прервал ее возражения.
      Вздохнув, она позволила отнести себя в спальню.
      Новая королева Кастилии тщетно силилась понять, что происходит. Со свадебного вечера она не видела своего супруга. Несколько часов прождала его на супружеском ложе, но напрасно.
      Во время этого бесконечного ожидания вошла служанка и осторожно сообщила ей, что люди видели короля, скачущего на коне, и до утра, скорее всего, он не вернется. Королева-мать побледнела, да и Бланш почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек, хотя была еще слишком молода, чтобы понять всю значимость подобного оскорбления.
      Король не вернулся ни к утру, ни на другой день.
      Бланш проводила время с королевой-матерью и ее придворными дамами. Тщетно она пыталась сосредоточиться на работе над гобеленом, который привезла с собой из Франции и трудилась над ним уже несколько лет. Мысли были о другом, шитье не двигалось, а на сердце становилось все тяжелее.
      – Он скоро будет здесь, моя дорогая, – пыталась успокоить ее королева-мать. – Наверняка он придет. Это просто мальчишеская выходка…
      Бланш печально улыбалась и ничего не отвечала.
      Когда утром третьего дня королева собиралась идти в церковь, к ней вошел офицер, торжественно приветствовал ее и объявил:
      –  Япрошу ваше величество собраться в дорогу. У меня есть приказ от короля проводить вас на новое место жительства.
      Королева Мария была очень обрадована.
      – Он зовет вас, дитя мое. Я знала, что этот каприз пройдет.
      И она принялась торопить служанок юной королевы. Бланш. Ей очень хотелось узнать, где ее ожидает король и будет ли путешествие долгим, но офицер лишь качал головой и загадочно улыбался. Наконец, сборы были закончены. Бланш думала, что она отправляется в путь к своему счастью. Но после длительного путешествия, когда они пересекли почти всю Сьерру и, наконец, достигли крепости Медина-Сидония, ее новое место жительства оказалось настоящей тюрьмой, куда она и была заключена вместе со своей свитой.
      Весть об этом дошла до Алькасара в Севилье, куда по приказу короля перевезли Марию. Она не хотела этому поверить и, как только король вернулся с охоты, бросилась к нему, чтобы узнать правду.
      – Ведь это всего лишь слухи и кривотолки? – спросила она.
      Охота была неудачной, и король пребывал в дурном расположении духа.
      – Почему слухи? – проворчал он. – Я не желал этой свадьбы и даже не прикоснулся к принцессе. Брак недействителен, я прикажу его аннулировать.
      Мария бросилась на колени и схватила его за руку.
      – Помилосердствуйте, монсеньор! Если вы меня любите, вы не сделаете этого. Все будут говорить, что я оказываю на вас дурное влияние, что это я вам посоветовала, потому что ревную вас к королеве.
      – Пусть говорят, что хотят. Мне все равно. Я не желаю видеть эту женщину.
      – Но вы же женаты на ней. По благословению церкви!
      – Вот церковь и развяжет тот узел, который она завязала! – взревел молодой король. – А если вы, мадам, не хотите испытать на себе мой гнев, я советую вам не говорить больше ни слова об этой истории! Я – король, и делаю то, что мне нравится. Вы идете со мной купаться?
      Педро воспитывался среди мавров, и у него было особое пристрастие к чистоте. Он любил сопровождать Марию в бани, которые когда-то принадлежали альмохадскому султану. Бассейн был отделан дорогим, переливающимся разными цветами фаянсом, по краям его цвели розы и апельсиновые деревья. Король так гордился красотой своей любовницы, что позволял важнейшим персонам своего двора присутствовать при купании Марии. Когда она выходила из воды, было принято, чтобы приглашенные наклонялись, зачерпывали и пили воду, что омывала драгоценное тело. Лишь однажды молодой офицер осмелился пойти наперекор этой варварской прихоти, и когда разгневанный Педро спросил его о причине отказа, тот ответил с обезоруживающей улыбкой, которая спасла его:
      – Сир, я боюсь, что после такого глотка я погружусь в любовные мечты.
      Педро, за которым уже закрепилось прозвище «жестокий», любил изображать из себя султана. В подобные дни он пребывал в прекрасном расположении духа. Но сегодня вечером Мария отказалась исполнять его причуды.
      – Нет, возлюбленный мой господин, мне не хочется.
      – Вы немедленно пойдете в баню. Я приказываю. Что это за новая прихоть?
      – Это не прихоть, сир. Я потрясена до глубины души. Я хочу побыть в одиночестве и сосредоточиться.
      – Ах, вот как?
      Педро подскочил к ней одним прыжком, сдернул газовое покрывало, вышитое жемчугом, которое она носила по мавританскому обычаю, и разорвал его на куски.
      – Ступайте в свою комнату, Мария. Я научу вас помнить, кто здесь господин! Тот, кто делает мне выговоры, никогда не остается безнаказанным!
      Ослепленный гневом, он поднял руку, чтобы ударить ее, но Мария с воплем ужаса отскочила и выбежала из комнаты.
      Мария всегда с радостью останавливалась в Патио де ла Мунекас в Алькасаре. Она любила его высокие, стройные башни, цветочные клумбы с искрящимися фонтанами и тенистые колоннады, выложенные фаянсовой плиткой, где стояли удобные скамьи для отдыха. Но в этот день она не обращала никакого внимания на всю эту красоту.
      С потупленным взором и мокрыми от слез щеками она слушала Фредерика де Тастамара, младшего из королей-ублюдков, уцелевших в этом роду, ибо из пяти трое были убиты, а Генрих, самый старший, находился в изгнании.
      – Ежедневно, – говорил он, – происходят убийства. Только вчера было повешено десять человек из Бурже, обезглавлен гроссмейстер ордена в Калатраве, несколько дворян из Миранды были сварены заживо лишь за то, что ненадолго приютили у себя моего брата Генриха. Наконец, бедный Альбукерк…
      Вздох Марии прервал юного принца. Она знала, что министр по приказу короля был отравлен. Все, что делал Педро, казалось, было продиктовано одним желанием – видеть, как страдает Мария. То, что он вынудил архиепископа Саламанки расторгнуть его брак с Бланш, набожная Мария считала тягчайшим грехом. Но еще ужаснее для молодой женщины было то, что он заставил главу церкви обвенчать его с прекрасной девушкой из Севильи, Хуаной де Кастро, и Мария должна была мириться с тем, что она для него не единственная женщина в мире. После того как был заключен этот кощунственный брак, Мария пролила много слез.
      Дон Фредерик испытывал чувство глубокого сострадания к этой молодой женщине и, быть может, даже нечто большее. Он поклонялся ее красоте и сожалел, что она попала в руки кровожадного безумца Педро. Больше всего его удручало то, что она любила этого человека и ради этой любви терпела удары, которые ей наносил король.
      Мария вытерла глаза и заставила себя подарить юноше дружелюбную улыбку.
      – Я эгоистична, дон Фредерик. Я оплакиваю собственную участь, когда столько отважных мужчин поплатились своей жизнью за сопротивление Педро. Но вы должны подумать о себе. Здесь небезопасно, и, я думаю, будет лучше, если вы отправитесь к своему брату.
      Юный принц сделал беззаботный жест рукой.
      – Педро считает меня безобидным человеком и всегда дружелюбен со мной. Я не думаю, что мне грозит опасность. Но даже если бы это было так, я все равно никуда не уеду. Во что превратится моя жизнь, Мария, если я буду лишен радости видеть вас и быть вашим другом?
      – Единственным другом, Фредерик. Кроме вас, мне некому довериться в этой толпе мавров, с которыми якшается король. Я боюсь этих людей, они замкнуты и молчаливы. Их лица как будто вытесаны из камня, но в глазах таится какой-то опасный блеск. По одному знаку своего хозяина они готовы совершить самое гнусное злодеяние.
      – Ну вот, вы сами видите, как важно, чтобы я остался здесь.
      Брак короля с Хуаной де Кастро так ужаснул набожную Марию прежде всего потому, что отныне ее возлюбленному угрожала геенна огненная. В Авиньоне папа Иннокентий VI, которого кровожадное неистовство короля и его открытое двоеженство вынудили на ответные действия, отлучил его от церкви, в результате чего многие подданные отказались ему повиноваться. Угроза отлучения от церкви заставила Марию подумать о побеге, но тут ее настиг новый удар судьбы. Ежедневные визиты дона Фредерика возбудили подозрения Педро, и он был убит у нее на глазах. Мавританский стражник ударил его палицей, а затем ему отсекли голову, которая была принесена королю.
      Это событие переполнило чашу страданий Марии. Она принялась умолять папу не только об отпущении ей грехов, но и позволение основать свой монастырь и уйти в него монахиней.
      Когда Педро узнал, что Мария собирается постричься в монахини, он примчался из Саламанки на своей самом быстром скакуне, даже не сказав ни слова на прощанье своей жене. В нем внезапно опять вспыхнула великая любовь к той, которая хотела его покинуть. Мысль о том, что может потерять ее навеки, была невыносима, и он пытался убедить ее:
      – Мы не можем жить друг без друга, ты же знаешь это, Мария!
      – Я знаю только, что ваше величество делает все, чтобы причинить мне боль. Я устала от этого, у меня тяжело на сердце, и я не хочу ничего, кроме как обрести покой в монастыре.
      – А я? Что станет со мной без тебя?
      Грустная улыбка скользнула по губам молодой женщины.
      – Мне казалось, что ваше величество прежде очень легко обходились без меня. Вы забыли, что у вас есть молодая жена… Что подумает донна Хуана?
      – К черту эту бабу! Я женился на ней только потому, что ты взбесила меня. К этому времени Хуана уже должна была бы быть на пути в монастырь, куда я ее определил. Кстати, этого давно требовал папа, и политически было бы правильно удовлетворить его просьбу. Но ты, Мария, должна мне верить и понимать меня. Я люблю только тебя и никогда не полюблю никакую другую женщину! Ты единственное существо, которое что-то значит для меня, и если ты меня покинешь, то толкнешь на самые крайние меры. Или ты полагаешь, что монастырские стены удержат меня?
      – Быть может, тебя удержит Господь.
      – Я не боюсь Бога! К черту всех этих аббатисс, которые примут тебя в монастырь! Они должны знать, что никакие замки и никакие стены не удержат меня, если я решил вернуть себе свое. Останься со мной, Мария. Не вынуждай меня применять насилие…
      Мария посмотрела на короля, и в ее взгляде смешались ужас и отчаяние. Что это за чудовище. Его требовательная любовь так же жестока, как и ненависть. Она его достаточно хорошо знала, чтобы понимать, что он способен поджечь монастырь, в котором она скрывалась бы, и заставить монахинь прыгать на обнаженные клинки. Когда Педро видел, что его замыслы расстроены, он становился кровожадным зверем в человеческом обличии.
      Ее воздетые в мольбе руки бессильно упали. Зачем? Он все равно не прислушивается. Она отвернулась и печально вздохнула.
      – Как прикажете, господин. Разве я не ваша служанка?
      – Он подскочил к ней и страстно обнял.
      – Нет, ты не служанка. Напротив, я – раб твоей красоты. Неужели ты не можешь понять, Мария, как мне тебя не хватает? Если ты останешься, ты можешь делать со мной все, что захочешь.
      Молодая женщина улыбнулась с долей иронии.
      – Если вы только сами захотите, сир.

* * *

      Когда Педро убедился, что Мария остается, он снова стал вести беспокойную и распущенную жизнь. Несмотря на любовь к Марии, женщины притягивали его как магнит. Он выкрал из монастыря прекрасную Альдонсу де Гусман, после того как убил ее отца. По своей воле или нет, молодая женщина должка была последовать за ним, и королю понравилась мысль поместить ее в доме, который соседствовал с домом Марии. Мария вновь страдала, не говоря ни слова. Она слишком хорошо знала, что просьбы и жалобы пробуждают в сердце Педро садистскую жестокость. Она уже устала от борьбы, к тому же ждала ребенка.
      Педро был вне себя от счастья, когда она родила мальчика. Он объявил его своим наследником и в подарок роженице отослал Альдонсу де Гусман назад в монастырь.
      – Теперь, после того как ты родила мне сына, – сказал он своей любовнице, – я знаю, что делать. Дитя не должно быть ублюдком. Ты должна стать моей женой, королевой Кастилии.
      Мария с ужасом увидела призрак церковного проклятия на горизонте и воспротивилась из всех сил.
      – Вы женаты, сир, хоть и не желаете этого признать. Женитьба на мне была бы кощунством. Папа опять наложит на нас церковное проклятие. Это невозможно, невозможно, я никогда не стремилась завладеть короной.
      – Я знаю, но мне хочется отдать ее тебе. А что касается брака, который тебя так удручает, то ты можешь не беспокоиться. Папа не сможет предать нас церковному проклятию.
      И ничего не объяснив, он покинул комнату Марии, позвал начальника мавританской гвардии и о чем-то долго говорил с ним шепотом. Офицер кивнул в знак того, что понял, и исчез. Через некоторое время стук копыт его коня потревожил узкие улочки Севильи.

* * *

      Бланш де Бурбон уже потеряла надежду, что ее заключение когда-нибудь кончится. Годы шли, дни ничем не отличались друг от друга, и ничего не изменялось в ее одинокой жизни. Она отсчитывала часы по смене караула на стенах крепости. Лишь иногда звук трубы нарушал монотонную тишину, которая со временем сделалась невыносимой.
      Помещения в крепости были высокими и холодными, обстановка внутри ограничивалась лишь самым необходимым. К юной отшельнице были приставлены две женщины, кроме того, приходил капеллан, который каждое утро служил мессу. В свои двадцать три года Бланш стала тенью той прелестной, светловолосой девушки, которая однажды утром, себе на погибель, пересекла испанскую границу.
      Глаза несчастной принцессы, когда она думала о своей родине, наполнялись слезами. Несколько раз она пробовала поведать прислуге о своей участи. Некоторых растрогало ее несчастье, других воодушевили подарки, которые она им посулила. Они пообещали отправиться во Францию и сообщить о ее заточении дофину, который правил вместо захваченного в плен англичанами короля Жана. Но никто из них не вернулся, и она даже не знала, попали ли ее письма во Францию. Помимо молитвы, вышивание гобелена было единственной деятельностью, которая ей позволялась. В своей жестокости Педро приказал передать королеве, чтобы она сшила ему знамя «цвета ее крови и вытканное цветом ее слез».
      Она как раз трудилась над шитьем, когда рог караульного на башне объявил, что некий всадник приближается к крепости Медина Сидония.
      – Это мавр, мадам, – сказала юная служанка, поспешившая к окну. – На нем бурнус и позолоченный шлем королевской гвардии.
      – Наверняка какое-нибудь послание для коменданта, – вздохнула Бланш, – ибо обо мне давно позабыли.
      Но через некоторое время посланник был проведен в темницу к молодой женщине. Одним движением руки он отослал служанку. Вооруженный с ног до головы, он держал в руке дубинку. Не приветствуя ее, посланник остановился в дверях и застыл, как воплощение равнодушия.
      – Вы должны умереть, мадам. По приказу короля.
      Бланш поднялась со своего места. Она была бледна, губы ее дрожали.
      – Умереть? Но что я совершила?
      – Только королю известно ваше преступление. Я лишь его правая рука. Приготовьтесь, мадам, у меня немного времени. Мне приказали дать вам время помолиться.
      Она вдруг успокоилась и отдалась на волю судьбы, ибо теперь лишь смерть могла избавить ее от собственной участи.
      Медленно она подошла к молельной скамье, преклонила колена и перекрестилась. Сложив руки и склонив голову на грудь, она долго и благоговейно молилась. Затем посланник смерти, который равнодушно стоял рядом, услышал, как она прошептала:
      – Кастилия, что я тебе сделала?
      Тогда он занес дубинку над ее светловолосой беззащитной головой. Оружие обрушилось, и королева беззвучно упала на пол с размозженным черепом. Удар был настолько силен, что мозги разбрызгались по всей комнате. Палач окинул равнодушным взглядом маленькую фигурку, лежащую на полу, пожал плечами и направился в обратный путь, чтобы сообщить своему господину, что его приказ своевременно приведен в исполнение.

* * *

      Мария устало вытянулась на своем ложе. Ее мучил жар, и она почувствовала себя очень слабой. Когда Педро сообщил ей о смерти Бланш де Бурбон, она испуганно вскрикнула, в оцепенении посмотрела на него и замолкла. Затем, запинаясь, пробормотала:
      – Вы хотите сказать, что вы… вы приказали ее убить? Король равнодушно пожал плечами.
      – Как же еще я мог бы расторгнуть брак? Теперь Бланш мертва, и, как только ты поправишься, ты будешь объявлена королевой.
      Но Мария отвернулась. Щеки ее побледнели, глаза потухли. Дрожащей рукой она отстранила его.
      – Никогда… никогда я не выйду за тебя замуж. Я не хочу быть соучастницей твоих преступлений… убийца…
      Обессиленная, она откинулась назад, ничего более не сказав стоявшему в оцепенении королю.
      С этого момента болезнь начала развиваться с ужасающей быстротой. Безмолвно и покорно Мария ждала приближения смерти. Ее мучили угрызения совести, ибо и на ней лежала вина за убийство юной королевы. Страх, который внушал ей Педро, наконец иссушил ее неизменную любовь к нему. Как только он входил в комнату, она закрывала глаза, чтобы не видеть его и не слышать звука его голоса.
      Мария де Падилла скончалась в начале 1362 года. Ее смерть привела короля в отчаяние, лишенного каких-либо угрызений совести. Два года спустя за ней последовал ее сын, наследник престола. Казалось, проклятие Господне исполнилось.
      Церковным проклятием, ненавистью и презрением жителей Кастилии, которые страдали от террора Педро, воспользовался величайший полководец своего времени. В 1367 Бертран дю Гесклен отправился в Испанию во главе огромного войска. Его сопровождал принц Генрих де Тастамар, единственный, кто избежал гнева Педро и нашел пристанище при дворе Карла V. Бертран был преисполнен гневом и возмущением своего короля, который послал его отомстить за кровь юной благородной француженки.
      Педро был оставлен своей свитой и бросился к англичанам. Черный принц, Эдуард Уэльсский, обещал ему свою помощь, и дю Гесклен, вероломно преданный одним из своих генералов, был захвачен в плен. Но это означало лишь отсрочку. Огромный выкуп, который требовали за него англичане, был заплачен французским королем, и дю Гесклен вернулся в Испанию. В битве у Толедо Педро Жестокий был разбит наголову.
      Но он не пал в битве. Поздно вечером он сел на коня и пытался бежать, но заблудился и попал прямиком во французский лагерь. Его привели к дю Гесклену. Появился человек с обнаженным кинжалом в руке: его сводный брат Генрих. Мужчины обменялись ненавидящими взглядами. Педро вытащилкинжал и бросился на своего брата. Сражаясь, они рухнули на песок и катались, схватившись в смертельном поединке.
      Рыцари бросились было разнимать, но одним движением руки дю Гесклен удержал их.
      – Оставьте, Господь вынесет свой приговор.
      Это и произошло. Мгновение спустя пронзенный кинжалом Педро Жестокий испустил дух. Кровь из его распоротого горла стекала в песок. Победителем в поединке стал окровавленный и испачканный грязью король Кастилии Генрих II. Он отомстил за своих братьев, мать и бесчисленные жертвы человеку, чья кровавая власть не забывалась в течение нескольких столетий.

БЕЗУМНАЯ КОРОЛЕВА
ХУАНА, КОРОЛЕВА ИСПАНИИ

      Вечером 24 февраля 1500 года на улицах Гента лежали высокие сугробы снега, и запоздалые граждане спешили поскорее добраться до теплой домашней печки. В Принзенхофе, 365 окон которого были освещены, как при пожаре, веселились. Оттуда доносились пение и звуки виолончели, арфы и гобоя, а на кухне стояла громкая трескотня. Граждане города почти не обращали на это внимания. Это был один из многочисленных праздников, которые обычно устраивал эрцгерцог Филипп Красивый, губернатор Фландрии и сын императора Максимилиана. Он любил общество, вкусную пищу и красивых женщин, он был молод, и нельзя было требовать от двадцатидвухлетнего принца, чтобы он жил как монах.
      Сияющий украшениями и весельем принц танцевал в большом праздничном зале почти без перерыва. Ничуть не уставая сам, он заставлял выбиваться из сил одну красавицу за другой. Вопреки своему прозвищу, он не был красив. Высокий мускулистый, со светлыми волосами, красным цветом лица, типичным для фламандца, и ясным взглядом. Но его длинный нос сильно округлялся на конце, а из-за чересчур резко очерченных губ создавалось впечатление, что он постоянно дуется. Однако он был таким живым и веселым, что смотреть на него было одно удовольствие.
      В высоком кресле у камина, в котором горел целый ствол дерева, сидела молодая женщина, не спускавшая с него глаз, и, казалось, что по мере того, как возбуждение принца росло, она становилась все печальнее. Когда он склонился к уху миловидной блондинки, которую держал за руку, молодая женщина болезненно поморщилась.
      Она была красива: темно-каштановые волосы, узкое, нежное лицо, постоянно беспокойные глаза выделялись из вереницы молочно-румяных лиц ее окружения. Но сейчас она была бледна, под глазами темные круги, что объяснялось ее беременностью. Роскошное, усыпанное бриллиантами платье из затканного золотом сукна и пурпурного бархата, несмотря на широкий покрой, не скрывало этого.
      Молодая женщина была супругой веселого принца: Хуана Кастильская, третий ребенок знаменитой католической королевской четы, Фердинанда и Изабеллы. Она была очень любящей и ревнивой женой и терпеть не могла, когда ее муж приближался к другой женщине. Из ревности она пришла и на этот праздник, хотя предстоящие ей скоро роды второго ребенка должны были бы приковать ее к постели. Но она должна была быть там, где находится Филипп, даже если он за весь вечер ни разу не взглянет на нее.
      Придворные дамы посматривали на королеву и беспокоились, когда увеличивающаяся бледность выдавала ее волнение. Наконец, одна из них осмелилась обратиться:
      – Ваше высочество не должны здесь оставаться. Ваше высочество слишком болезненны для этого.
      Рукой, судорожно сжимавшей до того ручку кресла, она сделала властный жест.
      – Я хочу быть здесь, Касильда. Оставь меня в покое.
      Молодая дама не настаивала и отошла на свое место за креслом госпожи. Но она заметила, что под краем покрывала на лбу у Хуаны выступили капельки пота, и принялась посылать мольбы к небесам, чтобы принц вывихнул ногу и праздник поскорее закончился. Настало время ужина.
      Внезапно Хуана издала глубокий вздох и крикнула:
      – Касильда… руку… скорее…
      Дамы подскочили к ней и вывели из зала.
      – Мне кажется, пришло время, – тяжело дыша, сказала Хуана. У меня не хватит сил дойти до спальни.
      Отнесите меня в соседнюю комнату… скорее… скорее!
      Несколько минут спустя Касильда выбежала оттуда и распорядилась приготовить госпоже постель и принести носилки. Затем она ворвалась в бальный зал и подошла к Филиппу.
      – Монсеньор, я должна сообщить вам, что ее высочество родила сына.
      Эрцгерцог удивленно повернулся к ней.
      – Как? Уже?…Но еще несколько минут назад я видел ее высочество сидящей здесь…
      – Ребенок очень хорош, ваше высочество, красивый мальчик.
      Красный от гордости и волнения, Филипп обнял посланницу, а затем обратился к гостям:
      – Дорогие дамы и господа, прошу извинить. Я должен навестить моего наследника.
      Когда он пришел к жене, ее только что перенесли в постель, и она была обессиленна. Увидев, что он вошел, она протянула ему навстречу руки.
      – Филипп, у тебя есть сын!
      Он склонился над ней, небрежно поцеловал ее и высвободился из ее объятий.
      – Вы не должны напрягаться, Хуана. Я очень счастлив.
      – Правда? Ты счастлив? Скажи это еще раз!
      Ее зеленые глаза пытливо, не отрываясь, изучали его лицо. Он смягчился.
      – Ну, конечно же, счастлив. Благодарю вас. А теперь я хочу посмотреть на своего сына.
      Он посмотрел на младенца, улыбнулся ему, потрогал его ручку кончиком пальца, обернулся к двери и крикнул:
      – Это событие должно быть отпраздновано!
      Он больше не взглянул на жену. И вышел. Хуана разразилась слезами на плече придворной дамы.
      – Даже сегодня он не остался со мной. Он больше не любит меня, Касильда, я потеряла его навеки.
      – Нет же, мадам, нет, – тихо шептала девушка. Но для всех было заметно равнодушие принца.
      С того дня отношение Филиппа к жене стало еще более холодным, если не сказать, безразличным, и он видел ее лишь издалека, ложе с ней делил редко. Казалось, рождение ребенка, которому позже было дано имя Карл V, разорвало последнюю связь между Филиппом и его женой. Теперь у него был сын, с наследником все было в порядке, и эта темноволосая испанка, которая никогда не внушала ему любви, была больше не нужна. Еще перед женитьбой он решил, что его жена должна иметь несколько детей, которыми будет заниматься, а он посвятит все свое время развлечениям и любовницам. Возможно, он еще станет солидным человеком, когда умрет отец, император, и передаст ему в наследство корону Габсбургов.
      Принц жил в свое удовольствие, а Хуана мучилась от ревности, которая чередовалась с ужасными приступами ярости. Она часами сидела безмолвно у окна и совершенно не заботилась о своих детях, Элеоноре и Карле, которых тем не менее любила всей душой.
      В начале своего замужества ей очень нравился Гент с его башнями и остроконечными крышами, с его узкими, окаймленными каналами, улочками, с его рядами богатых домов и всегда немного пасмурным небом. Но теперь она тосковала по облитым солнцем ландшафтам родной Кастилии с ее ярким освещением и прозрачной тенью, с ее теплом, которое так радовало людей и животных. Когда ее взор вновь обращался на фламандскую действительность, она говорила себе, что ей уже никогда не придется возвратиться на родину.
      Но течение истории принесло ее туда.
      Старшая сестра Хуаны Изабелла и ее брат Хуан умерли: Изабелла в 1498 году, Хуан в 1497, Изабелла во время родов сына, который умер в 1500 году. Поэтому родители Хуаны объявили ее единственной наследницей двойного престола Кастилии и Арагона. Она должна была отправиться в Испанию, чтобы торжественно принять корону. Филипп, который был рад неожиданно приобретенной короне, некоторое время обращался с женой крайне любезно. Путешествие откладывалось из-за рождения третьего ребенка. В начале 1502 года супруги все же отплыли из Брюгге в Испанию.

* * *

      Изабелла Католичка, мать Хуаны, в свои пятьдесят два года казалась старухой. Но правительница, которая мечом завоевала себе королевство, объединила Испанию, изгнала последних мавров из Гранады и дала свои корабли Христофору Колумбу, несмотря на свои преждевременно поседевшие волосы и на зримые следы той ответственности, которые носят на себе лица государственных деятелей, выглядела все еще величественно и внушала чувство глубокого благоговения своим подданным.
      Зять ей не нравился. Она считала его легкомысленным, ветреным и неспособным управлять. Вид дочери обеспокоил ее. Хуана была очень худа и бледна. В ее тревожных глазах застыл какой-то тайный страх. Изабелла попыталась кое-что выяснить у придворных дам, Касильды и донны Марии Пачеко.
      – Принцесса несчастлива, ваше величество, – сказала последняя. – Ее супруг открыто пренебрегает принцессой, предпочитая ей своих многочисленных любовниц. Она очень страдает от этого.
      – Она должна с этим справиться, – промолвила королева. – Я тоже сталкивалась с этими… трудностями. Но я их смогла перенести. Надо дать понять Хуане, что она должна заниматься только престолом, которым она завладела.
      Обе придворные дамы вздохнули, но ничего больше не сказали. Как они могли растолковать королеве, для которой власть была смыслом жизни, что ее влюбленная дочь так не похожа на нее?
      Если Изабелла терпеть не могла своего зятя, то он отвечал ей взаимностью. Испанский двор казался ему чопорным, строгим и малопривлекательным. Там можно было встретить слишком много священников и монахов. Охраняемая чудовищной инквизицией религия была безжизненна и нависала постоянной угрозой. Женщины едва осмеливались поднять глаза, мужчины почти не улыбались, а в окрестностях городов и деревень по ночам горело слишком много костров. Жизнерадостный Филипп, воспользовавшись первым предлогом, отправился назад, в свою любимую Фландрию.
      Изабелла восприняла его отъезд с облегчением, Хуана с отчаянием.

* * *

      Когда королева вошла в комнату к своей дочери, та не пошевельнулась и даже не повернула к ней головы. Она неподвижно сидела у окна, держа на коленях гитару, но не прикасаясь к ней, и наблюдала, как плоскогорье Кастилии медленно покрывалось снежным ковром. У подножия холма, на котором высились могучие башни Медина дель Кампо, находилась деревня, которую снег окрасил белым цветом. Изабелла подошла ближе и положила Хуане руку на плечо.
      – Почему вы все время одна, дочь моя, чем вы так опечалены? Почему вы не показываетесь на глаза вашей семье и вашим друзьям? – спросила она нежно.
      Хуана взглянула на нее, и в ее голосе вдруг прозвучала злоба.
      – Здесь я пленница, мадам, а пленницы не наносят визитов.
      – Пленница? Что за мысль! Вы сами, добровольно, отказываетесь покидать эту комнату.
      – А я говорю вам, что я – пленница! – в неистовстве закричала Хуана. – С тех пор как меня удерживают здесь, я нахожусь вдалеке от того, которого я люблю, вдалеке от Филиппа. Я знаю, что вы намереваетесь разлучить нас, ибо ненавидите его. Но я люблю его, слышите, люблю!
      Пораженная столь неожиданной вспышкой гнева, королева отступила на шаг.
      – Ничто вас не удерживает здесь, дитя мое, кроме зимнего снега. Вы не сможете добраться в такую погоду, да еще и с ребенком, до Сьерры. Мы должны дождаться весны. Вы больше не любите своей родины и замок, в котором были так счастливы?
      Скрежеща зубами, Хуана подошла к ней, схватила гитару, швырнула ее об пол и отбросила в сторону обломки.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20