Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бизнес

ModernLib.Net / Современная проза / Бэнкс Иэн / Бизнес - Чтение (стр. 5)
Автор: Бэнкс Иэн
Жанр: Современная проза

 

 


– Она никогда не узнает. Тебе же никто не предлагает бросить ее и детей; я просто хочу взять то, что ты можешь дать. Что угодно. Пусть это будет близость на долгие годы, на одну ночь, на один раз. Что угодно.

– Не могу, Кейт.

– Ты ведь ее не любишь.

– Это не так.

– Нет, так. Ты к ней просто привык.

– Ну, это как посмотреть. Возможно, любовная страсть со временем сменяется привычкой.

– Совсем не обязательно. Как можно быть таким… решительным и честолюбивым в бизнесе и таким робким в жизни? Зачем довольствоваться малым? Но если уж тебе так хочется сохранить привычку, то хотя бы не лишай себя любви. С другой женщиной. Со мной. Ты этого достоин.

Разомкнув наши объятия, Стивен мягко отстранился, взял меня за руки и в упор посмотрел мне в глаза.

– Даже с тобой, Кейт, я не хочу обсуждать Эм и детей. – Вид у него был смущенный. – Как ты не понимаешь? То, что происходит сейчас, для меня равносильно измене; я чувствую свою вину уже оттого, что веду с тобой такие разговоры.

– Да ведь ты ничего не теряешь!

– Я теряю все. У меня внутри есть такой счетчик, который показывает степень вины. Вот сейчас у него только дрогнула стрелка, но мне уже неприятно. Если я лягу с тобой в постель, он просто сорвется с катушек.

Представив себе такую картину, я закрыла глаза и снова зарылась лицом в его грудь:

– Поверь, Стивен, не только он сорвется с катушек.

С тихим смехом он снова меня оттолкнул. Никогда бы не подумала, что отталкивать можно ласково, но у него это получилось.

– Нет, Кейт, не могу – и все тут, – произнес он без улыбки, вроде как поставив печать.

Мы достигли промежуточного финиша, но не сошли с дистанции. Можно было бы на этом не останавливаться, но я рисковала его разозлить.

– Встроенный счетчик. – Я покачала головой. – Ну и ну.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.

– Понимаю, – вздохнула я. – Надо думать, понимаю.

Он поежился – ему было неуютно без пиджака, в одной белой рубашке.

– Холодает, чувствуешь?

– Чувствую. Давай вернемся.

– Мне хотелось искупаться перед сном.

– Не возражаешь, если я на тебя посмотрю с бортика?

– Нисколько.

Своими размерами бассейн в Блискрэге лишь немногим уступал олимпийскому. Он находился глубоко под землей, среди путаницы коридоров, и найти его можно было разве что по запаху. Мы со Стивеном под руку шли по мягким коврам. В бассейне было темно, и нам пришлось обшаривать стены в поисках выключателей. Свет вспыхнул не только на потолке, но и под гладью воды. Стены были расписаны панорамными изображениями идиллических сцен на фоне сельской местности, менее холмистой, нежели Блискрэг; через каждые несколько метров роспись заслоняли белые дорические колонны. Вдоль стен во множестве стояли столики, стулья, шезлонги и вазоны с пальмами, под ногами зеленела искусственная трава, а где-то вдалеке виднелась стойка бара. Голубой сводчатый потолок украшали пышные белые облачка.

Стивен скрылся в раздевалке, а я остановилась над синей водной гладью. До нашего прихода бассейн не пустовал: на кафельном полу остались мокрые пятна, кое-где валялись полотенца и купальные принадлежности, а на столиках поблескивали ведерки для льда в окружении небьющихся бокалов для шампанского, поставленных на столешницы или брошенных в искусственную траву. Сейчас, когда все ушли, тут царила тишина; воду не тревожила даже малейшая рябь, поскольку рециркуляционные насосы были выключены.

Я посмотрела на часы. Они показывали четверть шестого. В мои планы не входило оставаться на ногах до такого времени. Ну что поделаешь.

Стивен появился в просторных купальных шортах, сверкнул улыбкой в мою сторону и нырнул в бассейн. Нырял он классно: брызг почти не было, голубизну дорожки нарушила только мелкая рябь, да еще одна-единственная ленивая волна покатилась от того места, где он скрылся под водой. Я неотрывно следила, как его высокая, загорелая фигура скользит на фоне лазурного кафельного дна. Вскоре он вынырнул на поверхность, тряхнул головой и легко поплыл кролем, мощно разрезая воду.

Присев у бортика, я подтянула к себе одно колено, опустила на него подбородок и просто смотрела. Стивен отмахал двенадцать дорожек, а потом, наперерез волнам, подплыл ко мне и уперся локтями в желоб на внутренней стороне кромки.

– Ну как? – спросила я.

– Отлично. Правда, бассейн медленный.

– Медленный? В каком смысле? Напустили тяжелой воды?

– Нет, просто здесь ни к чему эта стенка, – объяснил он, похлопав по кафельным плиткам над желобом. – От нее отражаются волны, с которыми приходится бороться. В современных бассейнах стенок нет, там вода доходит до пола и стекает в зарешеченные люки.

Я задумалась. Конечно, он был прав.

– Энергия волн в значительной степени нейтрализуется, – продолжал он. – Поверхность остается гладкой. Вот тогда получается быстрый бассейн.

– Ясно.

Он бросил на меня недоуменный взгляд:

– По-твоему, в тяжелой воде можно плавать?

– В «аш-два о-два»? Почему бы и нет? Бойко, как буек.

– Так-так. Ну ладно, пора закругляться.

– Я тебя подожду.

Он подплыл к хромированным ступеням, одним точным, плавным движением подтянулся на поручнях и скрылся в раздевалке, оставив на полу дорожку мокрых следов.

Под гул кондиционера я разглядывала блики, которые вода бросала на потолок и стены. Длинные, ломкие золотые лучи играли на обманном небосводе и на белых рифленых боках колонн. Шорох волн заставил меня вспомнить безмятежную тишину, которая встретила нас в этом месте.

Каждый всплеск, каждый гребешок водной ряби, каждый пляшущий блик в фальшивом небе с пышными облаками был вызван к жизни его присутствием, его плотью. Его мускулы, приводившие в движение форму, тяжесть и всю поверхность его тела, оставили отпечаток своей красоты и мощи на дорожках бассейна, направили бег света в нарисованные облака и небеса. Я подалась вперед и опустила руку в воду, чтобы ощутить, как легкая, трепетная зыбь, подобная биению неверного сердца, ласкает мою раскрытую ладонь.

Поверхность воды мало-помалу разгладилась, волны улеглись. Танец лучей сделался ленивым и плавным, как течение реки в низине у моря. Над ухом жужжал кондиционер.

– Идем? – спросил Стивен. Я подняла на него взгляд.

Невесть откуда возникло желание сказать, чтобы он возвращался без меня, а самой остаться в одиночестве и смотреть, как вода убаюкивает себя под это тихое жужжание, но улыбка на усталом веснушчатом лице была такой теплой и открытой, что я не смогла противиться. Он протянул руку, чтобы помочь мне встать, мы выключили свет и вернулись в жилые покои замка.

Дойдя со мной до дверей моей спальни, он легко поцеловал меня в щеку и пожелал спокойного сна, который не заставил себя долго ждать.

– Ммм… Да?.. Алло!

– Катрин?

– Ох… Слушаю. Да. Кто говорит?

– Я… это я. Я.

– Принц? Сувиндер?

– Точно. Катрин.

– Сувиндер, сейчас очень поздно.

– А… ничего подобного.

– Что?

– Не согласен… не согласен, Катрин. Сейчас не поздно, нет-нет.

– Принц, сейчас… подождите… Сейчас половина седьмого утра.

– Вот именно! Я прав.

– Сувиндер, за окном тьма-тьмущая. Я легла час назад и не собиралась просыпаться еще часов пять-шесть. Для меня сейчас глубокая ночь. Если у вас ничего срочного…

– Катрин.

– Что, Сувиндер?

– Катрин.

– …Ну?

– Катрин.

– Принц, вы совершенно пьяны.

– Это так, Катрин. Я сильно пьян, но это от горя.

– В чем же причина, Сувиндер?

– Я тебе изменил.

– В каком смысле?

– Эти две красотки. Они меня сорва… совратили.

– Вас?

– Катрин, я распутник.

– Не вы один. Я за вас очень рада, принц. Надеюсь, эти дамочки вас полностью ублажили, и вы тоже не ударили в грязь лицом. Успокойтесь. Вы при всем желании не способны мне изменить: я вам не жена и не подруга. Мы не давали никаких обещаний, поэтому об измене и речи нет. Понимаете?

– Я тебе давал.

– В каком смысле?

– Давал обещание, Катрин.

– Не знаю, Сувиндер. Наверно, вы меня с кем-то путаете.

– Нет. Я обещал не словами, а сердцем, Катрин.

– Неужели? Лестно такое слышать, Сувиндер, но пусть это вас не останавливает. Я все прощаю, договорились? Отпускаю вам все прошлые и будущие грехи, идет? Живите в свое удовольствие, я слова не скажу. Буду только счастлива.

– Катрин.

– Да.

– Катрин.

– Ну что еще, Сувиндер?

– …я могу надеяться?

– На что?

–На то… на то, что когда-нибудь ты смягчишься.

– Уже. Я уже смягчилась, Сувиндер. Целиком и полностью. Я к вам хорошо отношусь. Надеюсь, мы останемся друзьями.

– Нет, я не о том.

– Естественно.

– Ты позволишь мне надеяться, Катрин?

– Принц…

– Позволишь, Катрин?

– Сувиндер…

– Скажи, что для меня не все потеряно, Катрин.

– Сувиндер, я к вам хорошо отношусь и действительно искренне польщена тем, что…

– Всегда женщины говорят одно и то же! «Польщена», «хорошо отношусь», а потом вдруг – «но». Не одно, так другое. «Но я замужем». «Но ты слишком стар». «Но твоя мать меня проклянет». «Но я слишком молода». «Но я на самом деле не девушка».

– В каком смысле?

– …я думал, ты не такая, Катрин. Я думал, у тебя не будет «но». А вышло как обычно. Это несправедливо, Катрин. Несправедливо. Это гордыня, или расизм, или… или… неравенство.

– Принц, я вас умоляю. В последние дни я страшно не высыпаюсь. Мне необходим пол-тоценный отдых.

– А я так тебя огорчил.

– Сувиндер, умоляю.

– Я тебя огорчил. Слышу по голосу. Ты больше не станешь такое терпеть, я угадал?

– Сувиндер, прошу, не мешайте мне спать. Давайте на время… прервемся, хорошо? Поговорим утром. Утро вечера мудренее. Нам обоим необходимо выспаться.

– Я иду к тебе.

– Нет, Сувиндер.

– Скажи, в какой ты спальне, прошу тебя, Катрин.

– Это исключено, Сувиндер.

– Умоляю.

– Нет.

– Я же мужчина, Катрин.

– В каком смысле? Вообще говоря, я это заметила, Сувиндер.

– Мужчине вредно… Что такое? Ты вздыхаешь, Катрин?

– Принц, не хочу вас обидеть, но мне в самом деле необходимо выспаться, поэтому прошу: скажите «спокойной ночи» и дайте мне отдохнуть. Ну пожалуйста: «спокойной ночи».

– Ладно. Я исчезаю… Но, Катрин…

– Слушаю.

– Я буду надеяться.

– Вот и славно.

– Это серьезно.

– А как же иначе?

– Иначе нельзя. Я серьезно.

– Ну, честь вам и хвала.

– Да. Хорошо. Доброй ночи, Катрин. Доброй ночи, Сувиндер.

Глава 4

Настало время рассказать, как работает наша компания. Во-первых – это необходимо уяснить, – мы до некоторой степени придерживаемся демократической процедуры. Попросту говоря, руководство выбираем голосованием. Но об этом позже.

Во-вторых, мы неукоснительно требуем, чтобы сотрудники, стремящиеся перешагнуть определенный уровень, отказались от прежних религиозных убеждений. На практике это означает, что руководитель, достигший того ранга, что раньше назывался у нас «magistratus», потом «мастер», а теперь – «Шестой уровень», должен поклясться в отказе от веры.

Мы не препятствуем посещению храма или молельного дома, не настаиваем, чтобы человек перестал молиться, будь то на людях или в одиночестве, и даже не предлагаем ему прекратить финансовую поддержку религиозных организаций (хотя какие-то шаги в этих направлениях ожидаются и приветствуются); мы, конечно же, не требуем, чтобы он освободил от веры свой разум (или, если угодно, душу). Все, что требуется, – поклясться в отказе от веры. Такой акции достаточно, чтобы отсечь ярых фанатиков: это поразительные в своем роде личности, если кому по вкусу их образ действий, но они лучше сгорят заживо, чем перейдут хотя бы в другую конфессию той же самой церкви.

В-третьих, у нас практикуется полная финансовая прозрачность: любое должностное лицо может ознакомиться со счетами любого другого. Разумеется, за последние годы, с внедрением компьютеров и электронной почты, для этого появилось гораздо больше технических возможностей, но в принципе такой порядок существует с первого века новой эры. В результате у нас нет коррупции; если она и проявляется, то в ничтожных размерах.

Оборотная сторона этого достижения – трудоемкость. Она не давала нам покоя во все времена: когда людям приходилось вскрывать для проверки ящики, забитые восковыми табличками, когда приходилось разворачивать свитки папируса, когда приходилось отстегивать прикованные цепями конторские книги, когда приходилось заказывать из хранилищ старинные гроссбухи, когда приходилось изучать микрофиши, и даже в наши дни, когда весь учет компьютеризирован; в течение двух тысячелетий каждое техническое новшество, которое, думалось, вот-вот облегчит процесс, очень скоро с неизбежностью влекло за собой новые усложнения расчетов и систем.

Стремясь к снижению затрат труда и времени, мы в порядке эксперимента неоднократно отменяли эту практику на определенный срок в определенном месте, чтобы немедленно от нее отказаться при положительном исходе таких опытов, но раз за разом убеждались, что ее преимущества перевешивают любые затраты.

Лазейки для коррупции все же остаются; видимо, с этим ничего не поделаешь. Компания всегда опасалась, что кто-то из сотрудников будет годами перекачивать незаметные суммы с ее счетов, а затем использовать эти накопления как первоначальный капитал для совершения сделок вне «Бизнеса», что само по себе не возбраняется, но становится возможным только благодаря доверию, осведомленности и контактам, приобретенным в результате корпоративной принадлежности и крепнущим до такой степени, что в какой-то момент они начинают искажать соотношение между предполагаемой и реальной пользой от данного сотрудника.

Действительно, отдельные субъекты решаются на такое мошенничество, но, как правило, жуликов ловят за руку; ведь если они не зарывают свои барыши в землю, то непременно начинают как-то их тратить, но когда должностное лицо живет не по средствам (которые легко поддаются проверке), это дает основание заподозрить обманный ход. Если кто-то, продолжая жить весьма скромно, долгие годы создает крупный денежный фонд вне нашего поля зрения, а потом, воспользовавшись правом ухода на пенсию по выслуге лет, отправляется с кругленькой суммой на собственный остров в Карибском море, мы тоже можем позволить себе обманный ход, чтобы вернуть средства, которые считаем своими. Мы – не мафия и, насколько мне известно, никому не подкладываем бомбы, но поверьте, можно добиться очень многого, имея свой швейцарский банк и большое число благодарных клиентов, которые помнят истории многовековой давности. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Но несмотря ни на что, систему можно обвести вокруг пальца, причем по-крупному. В конце XIX века некто мсье Куффабль, один из руководителей высшего звена во Франции, сколотил солидное состояние на парижской фондовой бирже, о чем нам стало известно только после его смерти. Все эти средства, до единого сантима, он вкладывал в полотна старых мастеров голландской школы, которые свозил в тайное хранилище, оборудованное под его замком на берегу Луары. Вот вам, кстати, пример того, как люди в полном смысле слова зарывают барыши в землю.

Мы так и не добрались до этих картин, хотя заручились услугами компетентных адвокатов и помощью вдовы (чета была бездетной; мсье Куффабль оставил подпольную коллекцию своей даме сердца). Теперь подобного рода мошенничество зовется у нас «куффаблированием». Итак, наша корпорация делает все возможное, чтобы не подвергнуться куффаблированию.

Как правило, мы остаемся при своих. В «Бизнесе» легально заработанные средства никогда не остаются в единоличном распоряжении сотрудника; у нас особо оговаривается, что никто не вправе завещать свои накопления детям или любым другим лицам, не принадлежащим к нашей корпорации. Чем выше положение руководителя, тем больший процент доходов он возвращает фирме в виде ценных бумаг и отчислений в пенсионный, премиальный, командировочный и другие фонды.

Это обычное дело: многие фирмы облегчают своей верхушке бремя налогов, предоставляя (в неограниченное пользование) официальным лицам персональные автомобили, роскошные квартиры, особняки, яхты и воздушный транспорт. Бывает, что реактивный самолет «лир» числится на балансе компании, а по сути дела находится в распоряжении какого-нибудь начальника, который может летать куда душе угодно: хоть в магазин за покупками, хоть на поле для гольфа. Аналогичным образом фирма может оплачивать ложу в опере или на стадионе, занятия парусным спортом, членство в загородном клубе.

Так же поступаем и мы, только с еще большим размахом.

Но в отличие от других компаний у нас имущество, номинально принадлежащее конкретным официальным лицам, не является их безраздельной собственностью. Его может купить только сотрудник «Бизнеса», не превышая, однако, жестких лимитов, установленных для конкретного иерархического уровня.

Вследствие этого внутри нашей фирмы почти невозможно создать династию; даже самый заботливый отец не вправе по собственному усмотрению передавать свои деньги и кресло любимому чаду. Отец может обеспечить сыну безбедное, по меркам большинства, существование, может посодействовать его продвижению по служебной лестнице, но не имеет права делать своего отпрыска таким же богатым, как он сам, или же вводить его в высшие эшелоны управления.

Руководителей в целом вполне устраивает такая система; верхней ступени достигают, главным образом, те, кто не помышляет о семейственности и незаслуженных привилегиях, считая залогом успеха трудолюбие и интеллект. Такое отношение еще более наглядно проявляется за пределами «Бизнеса», когда многие богатые и влиятельные отцы, полновластные главы своих компаний, завещают собственному потомству лишь минимальное содержание, но не для того чтобы кого-то наказать (менее всего – своих прямых наследников), а исключительно для того, чтобы их дети не обленились и твердо усвоили: в жизни преуспевает не столько тот, кому повезло родиться в богатой семье, сколько тот, кто проявил должные способности.

Естественно, в тех случаях, когда сотрудник имеет изобретения или патенты, дело обстоит иначе. Взять хотя бы дядю Фредди (Второй уровень с правом совещательного голоса). Он бы, может, не поднялся выше Пятого, а то и Шестого уровня, если бы не изобрел чилпу. Чилпа – это специальный термин (придуманный опять же дядей Фредди, которого немного задевает, что это название не вошло в обиход) для обозначения крошечных контейнеров с белесой жидкостью, которая заменяет молоко в турклассе авиакомпаний, на бензоколонках, в кафе и буфетах второразрядных гостиниц.

Первоначально вместо них использовались отвратительные горшочки с алюминиевой крышкой, которую приходилось отдирать двумя руками; при этом, как ни старайся, половина непременно выплескивалась тебе на костюм. Дядя Фредди предложил более современную разновидность, которая легко вскрывается одной рукой. Эта вещица – из числа тех, при виде которых удивляешься: почему же такое раньше никому не приходило в голову? Или: почему я сам до этого не додумался?.. Ну а дядя Фредди взял и додумался.

Чилпа и в самом деле крошечный предмет, но ежегодно их производятся миллиарды; пустячная прибыль от единицы такой продукции вскоре позволяет сколотить очень и очень весомое состояние; дядя Фредди запатентовал свое детище и теперь получает баснословную прибыль; его продвижение на Второй уровень не имело денежного выражения и говорило лишь о признании его заслуг в «Бизнесе». Подобные случаи не вполне вписываются в нашу систему, но у нас находится место и для таких, как дядя Фредди. Конечно, «Бизнесу» было бы предпочтительнее распоряжаться авторскими свидетельствами на корпоративных началах: нам принадлежит ряд весьма прибыльных патентов, и еще некоторое количество, как мы осторожно надеемся, в перспективе тоже перейдет к нам.

Для примера можно привести Инкан™. Это тюбик из алюминия, пластика или просто вощеной бумаги, предназначенный для введения в носоглотку стандартных доз мельчайшего порошка. Изделие зарегистрировано во всех крупных патентных бюро земного шара в качестве предмета, облегчающего употребление нюхательного табака и медикаментов, вводимых через нос, но у сведущего человека не возникает иллюзий по поводу истинного назначения этой штуковины, да и у самих нас и в мыслях не было, чтобы ее использовали для таких рутинных целей.

Это устройство для хранения и употребления кокаина, ждущее того часа, когда порошок будет легализован. Покупаешь в любом киоске коробочку Инкан™, размером не более пачки дамских сигарет (к тому времени, когда такое станет возможным, торговля простыми табачными изделиями, вполне вероятно, будет признана нелегальной), достаешь тюбик, срываешь ярлычок, пых-пых – и порядок! Не надо ни отмерять продукт, ни разбодяживать, ни даже прокладывать эти дурацкие дорожки на карманном зеркальце или на крышке унитаза – разве что кого-то привлекает сам процесс.

Мне довелось испытывать это приспособление в Майами, где размещается наша лаборатория. Срабатывает безотказно. (И, что для нас самое главное, срабатывает только один раз; перезарядить его под силу лишь высококлассному микроэлектронщику). Тюбики из алюминия, гладкие и даже сексуальные, будут товаром высшего сорта. Снаружи они напоминают гильзу от ружейной пули. В качестве эксклюзивных, подарочных вариантов можно выпускать изделия в позолоченном корпусе. Тюбики из пластика – товар более массовый, так сказать, рабоче-крестьянский. Тюбики из вощеной бумаги, легко перегнивающей в почве, предназначены для тех, кому небезразлично состояние окружающей среды.

На Инкан™ мы возлагаем большие надежды.

Однако вернемся к теме коррупции, рэкета, подкупа и других привычных деловых практик. При том, что наша компания всегда терпимо относилась к «преступлениям», не связанным с человеческими жертвами – сюда относятся проституция, сквернословие, наркомания, членство в профсоюзе, половые связи и/или деторождение вне брака, гомосексуализм и так далее, – все общества, в которых нам приходится жить и вести дела, обычно проповедуют иные принципы, поэтому бывают случаи, когда нам не обойтись без секретности и шантажа.

Но в первую очередь мы прагматики. Мы боремся с коррупцией не потому, что она воплощенное зло, а потому, что она наносит вред механизму бизнеса, словно короткое замыкание, словно паразит на теле корпорации. Наша цель – свести это злоупотребление до терпимого уровня, а не искоренить его раз и навсегда: для этого понадобился бы такой беспощадный карательный режим, который способен пресечь гибкость и адаптивность любой организации и задушить всякую инициативу куда более жестоко, чем всеобщая коррупция. Как бы то ни было, уровень внутренней коррупции, который считается у нас приемлемым, остается, благодаря правилу финансовой прозрачности, просто ничтожным по сравнению с тем, что творится в рядах наших партнеров; мы гордимся, что в любой сделке или операции почти всегда оказываемся самой честной и принципиальной стороной.

Нас не смущают контакты с коррумпированными режимами и отдельными лицами – лишь бы цифры складывались к нашей выгоде. Во многих обществах некоторая доля того, что на Западе называют коррупцией, считается отнюдь не предосудительной, вполне приемлемой в деловых отношениях, и мы с готовностью, желанием и легкостью приспосабливаемся к местным обычаям. (Разумеется, на Западе дело обстоит точно так же. Хотя и осуждается. Или, скорее, не афишируется.)

В этом отношении мы, конечно, не отличаемся от других компаний и целых государств. Просто у нас больше опыта и меньше ханжества, поэтому мы опережаем всех остальных. Век живи – век учись, хотя бы и коррупции. На нашем знамени можно начертать: «Коррупция нам не страшна».

Посторонних более всего поражает наше правило выбирать непосредственных руководителей простым голосованием. Конторские служащие и фабричные рабочие с трудом представляют себе такую практику и считают ее блажью, а управленческий персонал реагирует с недоверчивым возмущением: какой от этого прок?

Прок от этого, скажу я вам, велик, потому что люди вообще-то не дураки, а мы к тому же стараемся брать на работу тех, кто соображает лучше других. Прок от этого велик еще и потому, что мы хотим и умеем видеть долгосрочную перспективу, а также потому, что мало кто из наших клиентов и партнеров придерживается этого правила.

По нашей просьбе несколько престижных университетов и экономических колледжей провели серию дорогостоящих, но не опубликованных исследований, которые подтверждают наше убеждение в том, что выборы руководства гарантируют возможность творческого и материального роста максимальному числу одаренных, толковых сотрудников. Традиционная система управления, при которой руководителей назначают сверху, имеет некоторые преимущества – талантливые могут продвинуться быстрее, перепрыгнув через несколько ступеней служебной лестницы, – но мы твердо уверены, что это не решает наболевших проблем, а, скорее, порождает новые, поскольку в результате создается такая обстановка, когда на каждом иерархическом уровне люди заискивают перед начальством, ставят палки в колеса коллегам, эксплуатируют, подавляют и унижают подчиненных и вообще беззастенчиво преследуют личные цели, вместо того чтобы, как и положено на рабочем месте, заниматься более серьезным и продуктивным делом: добыванием денег для блага всех сослуживцев.

Конечно, наша система не дает возможности разом покончить с интригами и не избавляет от потенциального мошенника, талантливого негодяя или везучего идиота, но она позволяет их выявить, взять под контроль и выставить на улицу, пока они не причинили большого вреда. Заслужить доверие начальника – особенно если он падок на лесть или неравнодушен к сексу – и тем самым добиться повышения по службе сравнительно легко. Заслужить доверие людей, с которыми работаешь бок о бок, и тем самым добиться, чтобы они в случае твоего повышения выполняли твои приказы, гораздо труднее.

Стандартное возражение звучит так: не станут ли служащие голосовать за того, кто будет их меньше напрягать?

В принципе такое может случиться, но тогда пострадает все подразделение, потому что у руля окажется человек-флюгер; впрочем, администрация всегда сможет кого-то понизить в должности, кого-то отправить на пенсию, а то и закрыть целый отдел (самый кровавый вариант), провести реструктуризацию, перераспределить обязанности и рассредоточить штаты.

На практике такого, в общем-то, не бывает. Люди голосуют за того, кто разбирается в своем деле и пользуется уважением, даже если они предвидят какие-то непопулярные решения с его стороны; это лучше, чем работать под началом того, кто принимает простые решения или не принимает никаких – и тем самым предает общие интересы.

На целиком принадлежащих нам дочерних предприятиях существуют производственные советы; впрочем, я не вполне представляю, на каком уровне они действуют.

Из сказанного не следует, будто управленческий аппарат не может повлиять на результаты выборов: просто влияние отдельных руководителей, в противоположность стандартной модели, распространяется скорее вверх, нежели вниз. Конечно, начальник может посодействовать карьере подчиненного, подчиненный может в выгодном свете проявить себя перед начальством и извлечь для себя определенную выгоду, но речь идет о том, что ни один человек не примет каких-либо действий, не заручившись молчаливым согласием тех, кому предстоит испытать на себе результаты этих самых действий.

Так что бунт на корабле, хотелось бы надеяться, нам не угрожает.

Почему же до сих пор вы о нас не слышали?

Мы не стремимся к конспирации; даже простая секретность находится в пределах разумного. Мы себя не рекламируем, но достаточно уверены в своем добром имени, чтобы не бояться возможной огласки.

Самая неблаговидная причина нашей относительной безвестности заключается в том, что вследствие нашей финансовой прозрачности и внутренней демократии, вкупе с отказом от традиционного права наследования по семейной линии, мировые средства массовой информации, в основном принадлежащие лицам, которым ненавистен каждый из наших принципов, предпочитают освещать нашу деятельность возможно более скудно.

Другая причина состоит в том, что у нас больше совместных предприятий, нежели собственных, и мы предоставляем своим партнерам единоличное право фигурировать в прессе. Практически у нас холдинговая компания; в центре наших интересов скорее находятся другие компании, нежели производство товаров или оказание услуг. В каком-то смысле мы невидимы. Кроме того, у каждого из наших филиалов, которые приобретались на протяжении веков, свое название и свой корпоративный стиль; у нас даже нет единого наименования – разве что «Бизнес», но это весьма обтекаемое, общее и безликое слово, как бы очередная форма невидимости. Подчас нас путают с ЦРУ, но это просто глупо; ЦРУ – Компания с большой буквы. Вдобавок она куда более открыта, чем наша: ни на кольцевой дороге округа Колумбия, ни в каком другом месте нет вывески нашей штаб-квартиры.

Когда кто-нибудь – журналист или, чаще, конкурент – все же начинает подбираться к одному из наших предприятий, он обнаруживает, что сведения о владельцах ведут (иногда прямо, иногда чередой поистине византийских завитушек и росчерков, из которых состоит художественная подпись любого опытного финансиста) к одному из тех мест, которые в деловом мире выступают в качестве черных дыр: туда может проваливаться сколько угодно информации, но оттуда не появляется ничего – это Каймановы острова, Лихтенштейн и наша Большая Инагуа.

Впрочем, нельзя сказать, что мы абсолютно невидимы. Время от времени материалы о нас появляются на страницах газет и журналов, иногда наши интересы упоминаются в телепередачах, а также в книгах по бизнесу. Самое смехотворное – это теории заговора. Им посвящены две-три монографии, а также несколько статей, но подлинным прибежищем тех, кто заносит над нами карающий меч, раньше были компьютерные сети, а теперь стал Интернет.

Нам посвящены десятки сайтов (среди них – ни одного, авторизованного нами). В зависимости от того, на какой из них вы будете ориентироваться, мы предстанем в одной из следующих ипостасей:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21