Примерка брони

 
      — Оцени, — говорит Епифаныч и тычет рукой в разложенное на помосте экзоскелетное снаряжение. —И, кстати, угадай страну-производителя, допустим, попытки за три.
      — Неужто... — с ходу и в сомнении вздергивает брови Герман, подразумевая достаточно невероятный ответ.
      — Вот именно! — поднимает указательный перст майор Драченко. — Вот именно. Правда, пока это опытная партия. Может, снова, не дай бог, повторим свой обычный завал дела, когда дойдет до опта.
      — Мне почему-то кажется, что нам придется провести испытание этого новячего продукта в бою, так? — предполагает Герман в неком смутном сомнении за результат такой проверки.
      — Ты прав, лейтенант. Настолько прав, что я даже подумываю, не пора ли тебе повысить звание за пытливость и догадливость. — И Потап Епифанович снова вздергивает палец кверху. Ему явно доставляет удовольствие беспрерывно демонстрировать свой новый, на вид совсем не отличимый от настоящей руки протез.
      — Послушайте, майор, — кривит губы Герман, — что-то данная мысль не вызывает у меня восторга. Не лучше ли испытать полуфабрикаты на манекенах? Или, в конце концов, на каких-нибудь других, не столь ценных, как мы, специалистах?
      — Ишь ты! — хмыкает Драченко. — Жаждешь подставить под удар товарищей? Братьев по оружию? Нехорошо, Герман Всеволодович, нехорошо. И кроме того, совсем плохо не верить в достижения далекой северной Родины. Она, понимаешь, о тебе печется, заботится. Почему, понимаешь, столь большое недоверие к успехам Московии на почве новых технологий?
      — Новых? — в свою очередь усмехается Герман. — Со старыми...
      — Ты потрогай, потрогай, оцени, — останавливает его начальник, — Может, не все так убого, как кажется. И я разумею сомнение, вполне разумею. Вот только намедни лазали по чужому авианосцу в «доспехах» инородного же производства, правильно? И в руках у вас были «плазмобои», тоже очень даже не «made in Rossia», так? А потому и сомнения. А кроме того, обидно, что дают вам какое-то мелкое задание? Усложненный случай показа мод, так? А может, дорогой мой Всеволодович, тут расчет как раз совершенно противоположного порядка. Что, если новинка только и сможет сослужить службу в особо сложном, достойном тебя и твоего отряда задании, а? Ибо будет она у вас дополнительным и очень важным, никем не предугаданным козырем? Что тогда?
      — Ладно, Епифаныч. Вам бы в рекламе работать, сбывать подержанные электро-авто.
      — Ну вот, как только становятся героями, так сразу и считают, что отсидевшемуся в тылу командиру можно без спроса говорить всяческие гадости.
      — Извините, майор, пожалуй, с подержанными авто я перегнул, — отрабатывает маневр отхода на исходные позиции Герман. Он наконец протягивает руку и трогает разложенный «панцирь». — Ухты, какой легкий! Послушайте, а это не скажется на твердости?
      — А ты надень, не стесняйся, — убежденно кивает Потап Епифанович.
      — Черт возьми, он еще и цвет меняет!
      — Да, приспосабливается к окружающей обстановке. Мимикрия, так сказать. Но по команде может и наоборот — менять раскраску на самую яркую. Допустим, когда тебя разыскивают свои, откуда-нибудь с вертолета.
      — Ловко, — соглашается Герман, поднимая и рассматривая части экзоскелета со всех ракурсов.
      — Естественно, обычный набор. Чувствительные сенсоры по всему корпусу, автоматическая накладка шины при переломе, «само-жгутовка» конечностей при разрыве артерий. Есть всякая «бижутерия», автоматически заполняющая эфир сигналами о помощи при ранении, но мы ее, по понятным причинам, отключили.
      — Заботливые вы люди, — язвит Герман. — Ясное дело, главное, скрытность операции, а люди, людишечки...
      — Ето точно, Герман Всеволодович, — улыбается майор Драченко. — Но главное все же, чтобы костюмчик сидел.
      — Вы так думаете, Потап Епифанович?
      — Да, есть такое выражение, уж не помню откуда. Старею, не молодею, слаб стал на память.
      — Но зато новая рука работает у вас что надо, — подхваливает Герман. — А уж про новые ноги я вообще молчу. Как вы намедни сигали с «вертушки» на палубу? Молодые, выносливые позавидуют!
      — Правда, Герман? — совсем расплывается Епифаныч. — Так, может, мне это... Войти тебе в подчинение в качестве молодого и славного пополнения?
      — Еще чего, не хватало плодить в команде нездоровую конкуренцию.
      — Почему же нездоровую? Очень даже здоровую. Так, ты уже облачился? Ну, теперь давай кое-что проверим. — Майор Драченко обходит большущий стол и извлекает на свет божий девятимиллиметровый пистолет-пулемет «клин».
      — Э-э, без шуточек! — отодвигается Герман.
      — Не боись, солдат, — убежденно советует Потап Епифанович, снимая предохранитель и передергивая затвор. — Сделаем все без шуму и пыли.
      — Епифаныч, учти, я буду обороняться! Сервомотор штука серьезная!
      Однако майор Драченко совершенно не шутит. Пистолет-пулемет грохочет в маленьком помещении не хуже зенитки. Причем не единократно — очередью. Вокруг дождь из гильз и визг переотраженных куда-то пуль.
      — Епифаныч! Убью! — орет Герман и бросается вперед. Экзоскелет надет на него не полностью, так что движению не могут помочь искусственные икроножные мышцы, основанные на памяти металла.
      — Все! Все, солдат! — вскидывает руки Потап Епифанович. — Как ощущение?
      — Какое к черту ощущение! — Герман вне себя. — Если бы не твой преклонный возраст, майор, я бы...
      — Уймись, Герман Всеволодович, уймись, — подмигивает бывший командир наемников, а ныне представитель таинственного Центра Возрождения, — Как ощущения, спрашиваю?
      — Ты что, Епифаныч, очумел? Я только намедни испытывал эти прелести на «Купере». Ты тут в тылу отсиделся, а я...
      — Ну и как, ощущения совпадают с «куперовскими» на сто процентов? — как ни в чем не бывало интересуется майор Драченко. — Или все-таки имеются отличия?
      — Епифаныч, не шути с огнем, сейчас я тебя пошлю. Я за себя не ручаюсь.
      — Нет, все же как тебе? — продолжает любопытствовать Епифаныч. — Больнее? Комфортнее? Как? Нет, правда? Что, не понял пока? Может, мне дозарядить и повторить?
      — Издеваетесь, майор? — Герман все еще кипит, а организм гонит по крови повышенные порции адреналина, так что ему покуда не до сравнения ощущений.
      — Почему — сразу издеваюсь? Я провожу демонстрацию и проверку снаряжения нового вида, только и всего.
      — Только и всего?!
      — Конечно, Герман. И все-таки, как ощущения? Видишь ли, в ТТХ утверждается, что этот новый «панцирь» прочнее тех, что вы использовали ранее, не просто в разы, а в десятки раз. Потому и интересуюсь. Ты что-нибудь почувствовал? Давай, снимай. Поищем синяки, ссадины.
      — Ну, Епифаныч, у вас и шуточки! — ворчит Герман. — Точно решили занять мою штатную должность. Травмируете командира отряда перед важнейшим заданием.
      — И тем не менее, лейтенант Минаков, мне все же не ясно, как восприняты пулевые попадания вашей доблестной плотью?
      — Нет, правда, требуются показания? Или вы все шутите?
      — Какие шутки могут быть с настоящим патронташем, а? Я ведь не холостыми стрелял. Калибр девять миллиметров, скорость пули на столь плотном расстоянии, как положено, четыреста пятнадцать метров в секунду. Правильно? Вот и покажи синяки.
      — Да, не чувствую я вроде.
      — Тем не менее поглядеть надобно. Разоблачайся, товарищ аэромобильник.
      В процессе осмотра подвергнутого экзекуции тела Они продолжили дискуссию.
      — Вот видишь, действительно ничего нет, Герман Всеволодович, — совсем без удивления констатирует Драченко. — Знаешь, утверждается, что этот сверхлегкий панцирь способен устоять при попадании снаряда.
      — Снаряда?! Ну, это уж...
      — Понятное дело, энергия отдачи киданет человека-мишень так, что костей уже не соберешь, — спокойно поясняет Епифаныч, — однако сам «панцирь» будет цел, невредим. Такие дела.
      — Да ну, не может того быть, Потап...
      — Я рассказываю то, что мне самому довели. И речь, к сожалению, идет не о какой-нибудь кумулятивной сложности или там о бронебойной дуре калибром «сто двадцать» или даже «сто». Но все же тут совершенно новые технологии. Думаешь, куда девается энергия ударов при попадании пуль и прочего?
      — Как «куда»? Отражается, разумеется, — теряется Герман.
      — Да, отражается, но о том разговор особый. А уходит она за счет послойного испарения. Этот материал называется «тысячеслойка». На самом деле слоев там — миллион, может, и десять миллионов, точно не скажу.
      — Стоп, Потап Епифанович! — соображает Герман. — То есть «панцирь» становится тоньше и тоньше при каждом новом попадании?
      — Да, что-то вроде этого. Но слоев миллионы, так что ничего страшного.
      — Ну конечно, совсем ничего?
      — Ладно, Герман, не нуди. Знаешь, из чего вся эта штука, все эти слои?
      — Вот еще, Епифаныч. Я что же, по-вашему, «химическое» заканчивал?
      — Понятное дело, нет. Ты обыкновенный тупой аэромобильник — все в курсе.
      — Оскорбляете подчиненных за так? Нехорошо!
      — Туг ты стал на простые солдатские шутки, Герман Всеволодович. Нуда ладно, издержки долгого нахождения в некогда очень цивилизованной стране.
      — Да, наверное, есть маленько. Все равно, вы когда шутите — предупреждайте. И, значит, из чего же сие непробиваемое чудо состоит?
      — Представь себе, из углерода.
      — Ага, значит, опять матушка-нефть. Вообще-то вроде бы не броня.
      — Это так званые суперфуллерены, — с умным лицом толкует Драченко.
      — Очень красиво звучит, — кивает Герман. — И с чем же это едят?
      — Вижу, сами шутить умеем, — констатирует майор. — Это уже хорошо.
      — Ну, мне до ваших острот с девятимиллиметровым калибром еще расти и расти.
      — И это правильно, лейтенант, — запросто соглашается Потап Епифанович. — Так вот, это самое звучное словечко значит, что материал «соткан» из специальных полых изнутри молекул. Стой, Герман, без перебивки! Он потому и такой до невероятности легкий. Не знаю, сколько там, сотня или больше углеродных атомов выстраивают такие ячейки с пустотой посередине. Так что это чудо, по большому счету, вроде бы состоит из ничегo. Весело, правда? В общем, когда-нибудь — хотя, может, теперича и никогда — из таких панцирей будут делать звездолеты. И знаешь, почему? Потому что эта структура не рассыплется, даже если ее садануть об стену с первой космической скоростью. А может, и со второй.
      — В смысле, эти будущие звездолеты будут, так сказать, без тормозов? То есть можно приземляться сразу и без парашютов?
      — Ну, что взять с благовещенского аэромобильника, а? Ты случайно там, на Амуре, с китайского вертолета не сваливался, с относительно приличной высоты?
      — Нет, Епифаныч, у меня же не имелось этих чудо-одежек.
      — Ну а вот теперь они у тебя будут. Только смотри правда не сигани, а то скафандру, конечно, хоть бы что, а вот твои прямоточные мозги будем из шлема совочком выскребывать.
      — Ой, товарищ старший офицер, какие все же у вас шутки аппетитные.
      — Издержки профессии, лейтенант, — разводит руками Драченко. — Так вот, при столкновении эти самые пустоты на некоторое время уплотняются, а после атомные силы возвращают их на место. Понятно насчет объяснения чудес?
      — Ну да, хотелось бы верить.
      — А что, еще не верится? Так давай, облачайся по новой — я поднесу пулемет.
      — Ладно, я пошутил, Епифанович. Не напрягайтесь.
      — Как скажешь, Герман Всеволодович. А правда, умею я убеждать не хуже вымерших когда-то замполитов?
      И оба русских офицера ржут.

Паровозная топка времени. Голубые экраны

 
      Чекануться! Наш Лидер в TV! «Бесстрашный телекорреспондент» берет у него интервью.
      — Но ведь ты же бьешь по людям, — говорит «бесстрашный корреспондент», от природы не обученный обобщать что-то словом «вы».
      — Имеются в виду ослы, одурманенные «ящиком»? — спрашивает Лидер. — Нет, наша цель не они?
      — Что, только «Ти-Ви»? — «бесстрашный» попросту неумолим.
      — Да нет же, даже «Ти-Ви» не наша главная цель.
      — Что же? — «бесстрашный» наивен до жути, явно доброкачественный продукт многолетнего TV-облучения.
      — Система в целом. Мы должны расша... — Кто-то более догадливый обрывает запись на полуслове. Идет смещение кадра. Ну, это уж они не могли не показать. Пройдет по всем каналам новостей и наверняка повторится завтра, послезавтра.
      Красивой хромированной монтировкой Лидер крушит маленького переносного «Соню». Лепота! Но пластмасса поддается плохо, не летит осколками, просто сминается; приходится использовать рычаг. Чертовы япошки чего-то напридумывали. Но все равно лепота! Лидер просто молодец. Надо же, сумел пролезть в TV. Что с того, что интервью где-то на улице. Хотелось бы пожать ему руку. Но все-таки значок, гаденыши, крупным планом не показали.
      Кстати, теперь он в моде. В ларьках продается. Давай гр о шы и цепляй. Иногда полицаи хапают «левых» мальчиков. «А я что? Мы просто значок купили. А я, дядя, ничего». Ну и пусть! Пусть «гансы» распыляют силы. Конечно, остаться с чистыми ручками не получается, никто и не планировал. Тогда в «Слоне» этот дядя — Матросов. Потом в «Громкой дудке» пришлось разделать охранника похлестче TV. Но ведь за дело? Он, гад, подстрелил двух ребят.
      Пожать руку Лидеру не удается. Куда-то он пропал. Потом, через месяц, пошли слухи, а может, и правда выяснилось — в доме умалишенных. Загнали, гады, к психам. И главное, по демократическому, свободному TV ни гy-гу. Где вы, бесстрашные операторы и борцы с тоталитаризмами? Ничего, без лидера не останемся. И к психам наведаемся. Может, там не только сумасшедшие на содержании?

Примерка брони

 
      — Так вот, товарищ лейтенант, как уже говорилось, воевать придется с «железяками». Подземный суперкомпьютерный центр прикрыт не только обычной охраной, но и специальной роботизированной системой, — просвещал младшего офицера особо приближенный к новому командованию майор. — Она очень многофункциональна. Все ее плюсы-минусы, а также подвохи мы, к сожалению, не ведаем. Но предположительно это достаточно пластичная машинерия. К сожалению, никто за эти годы не делал нападения на «Прыщ», так что насколько эта штуковина эффективна в действительности, мы знать не знаем. Кстати, мы так и не выяснили, подчинена ли обычная охрана, состоящая по старинке из людей, этой же компьютерной премудрости или же действует независимо. Мы даже не ведаем, что для нас было бы лучше, то есть общее подчинение или несогласованность действий.
      — То есть, по сути, может получиться, что они будут мешать сами себе?
      — По сути, может, и так. Но с другой стороны, две системы и даже кавардак сутолочного взаимодействия вносят элементы хаоса, то есть непредсказуемости. А ведь это усложнят не только их собственные, но и наши действия. Во всяком случае, на стадии планирования.
      — Ага, значит, планировать ничего не будем?
      — Герман, если сейчас засмеешься — ударю, — предупреждает майор совершенно будничным тоном. — Только учти, я эти протезы плохо чувствую, так что может получиться больнее, чем обычно.
      — Все понял, извиняюсь. И весь внимаю.
      — Так вот, по этому поводу, планировать мы будем все равно, только планирование наше будет очень многоплановым. Уяснил, лейтенант?
      — Так точно, товарищ майор.
      — Вот и ладненько. Гляди на планшет.

Паровозная топка времени. Голубые экраны

 
      И значит, без лидеров движение не остается. Что с того, что кто-то из бывших спрятан где-то среди психов, а кто-то в тюрьме? Лидер всегда есть, он многолик. Но теперь научены опытом, лицо в TV демонстрировать не будем. «TV-ящик» слишком опасная штука, чтобы засовывать туда свою наружность. И «работаем» тоже в масках. Так что когда в каком-нибудь офисе кабельного телевидения появляются люди с чулками, натянутыми на голову, все уже в курсе — ограбления не будет. Просто...
      «Внимание! Проводится уничтожение «Бэ-О-О». Поясняю: это «база оболванивания обывателя». А вы что, работаете здесь и ни бум-бум? Странно. Всем очистить помещение! Попрошу не суетиться и не шуметь!» Конечно, какой-то активный охранник, бывший пограничник, может попытаться... Но теперь у нас тоже на вооружении не только клюшки для бейсбола и биты для гольфа. Есть кое-что похитрей. Иногда стоит продемонстрировать сразу, дабы избегнуть эксцессов. Нет, не стрелять. Лишние пули, извлеченные экспертами из диванной обивки, — это все улики, следы. Не стоит упрощать работу следователей. Пусть развиваются, а то они тоже несколько тупенькие, может, передалось по наследству от мамаш, увлеченных сериалами? Сосали соску под мексиканскую музыку, вот и не поумнели. Лучше б им «Шерлока Холмса» начитывали или хоть на DVD поставили бы озвученную книжку. Но что ж, пусть теперь наверстывают, дуют прожилки на лбу, оживляя нейроны.
      Так вот, без необходимости стрелять не надо. А для уничтожения «БОО», как всегда, хватит спортивно-прикладной амуниции. Ну, еще немножко спичек, бензинчика. Да, есть риск, что запылает вся размещенная выше девятиэтажка. Что ж, погорельцы народ опытный — по судам, по судам. Мало того, что конкретно эту фирму сервиса доразорят, так еще на пикет выйдут, если на опустевший первый этаж попытается въехать что-нибудь подобное. И значит, на одну «БОО» меньше... А это вам не десяток-два «TV-ящиков» в магазине «Электротовары».
      Конечно, старый промысел забывать грех. Уничтожение «МСПОММ» — «материальных средств производства ослов в массовом масштабе» — надо продолжать и совершенствовать. И совершенствовать, кстати, не от хорошей жизни. Всякие «Тоши» и «Сони» активничают на почве пассивной обороны. Теперь некоторые, на вид обычные экраны не сразу протаранишь битой. А для корпуса вообще чуть ли не танк требуется. Но ведь все эти штучки и нам тоже на радость. Нет, не только оттого, что плечевые суставы крепнут в «битии», ибо теперь уничтожение TV догоняет по трудоемкости работу лесоруба доиндустриальной эпохи, а оттого, что сами TV, в противодействие сему, становятся дороже. А значит, уже не всем по карману. И кредиты не спасают, нет. Представьте раздирающую душу картину неизвестного художника «Инспекторы банка реквизируют из семьи «TV-ящик» за неуплату». Мать рвет на себе внезапно поседевшие волосы, старая теща в обмороке, младший трехлетний сынуля стоит на коленях перед злыми дядями, молит о прощении, старшая дочь готовит веревку и примеряется к креплению люстры, а батяня уже голыми ступнями на балконных перилах, докуривает последнюю самокруточку. Это похлестче полотна Иванова «Баскаки», где татарва взимает дань златом и девушками. Любой нормальный потребитель разрыдается и пошлет в фонд семьи часть отложенных на старость сбережений.
      Результат? Самые бедолажные слои уже без TV. Но ведь нам того и нужно, правильно? У этих бедолаг обычно и младенчиков больше. А значит, хоть и в нищенстве, но вырастет детвора с незачехленными «TV-ящиком» мозгами. А что же богатые? Да пусть имеют хоть пять штук на каждую комнату. Пусть их маленькие ослики отращивают уши подлиннее. Тем проще будет в грядущем отобрать у них доставшуюся по генетической линии власть.

Примерка брони

 
      — Так, все очень здорово, — констатировал Герман. — Но вообще-то кто нам позволит безнаказанно шастать по чужим коридорам?
      — А разве вы привыкли спрашивать разрешения, а, герой Панамы Минаков? — приподнял брови майор Драченко. — Хотя тут ты абсолютно прав, именно здесь, в туннеле, самый опасный и рискованный участок. Насчет вскрытия пятисот — или сколько-то там — тонных дверей я растолкую тебе потом. Точнее, лучше меня это сделают специалисты твоего же отряда, которым перед этим объяснят, как такого добиться, не зарабатывая грыжу.
      — Наверное, очень простой способ? — подмигнул начальнику Герман.
      — Скажу тебе честно, не очень.
      — Значит, не гениальный. Где-то я слышал, или даже, если не вру, то читал, что все гениальное — просто.
      — Мне нечем парировать, Герман Всеволодович. Оказывается, в Благовещенском аэромобильном учили чуть лучше, чем я думал, — пожал плечами Потап Епифанович. — Так вот, касательно вышагиваний по туннелю. Я надеялся, что проверка пулестойкости произведенного на Родине «панциря» вошла в оперативную память надежно.
      — Да уж разумеется, майор.
      — Ну вот, в таком же стиле и придется преодолевать эти два с мелочью километра, Герман. Я вам, правда, не сильно завидую. Однако, как я уже говорил, «скелет» нового типа выстоит при ударе легкого снаряда, точнее, он от этого не рассыплется.
      — В отличие от человека внутри, правильно?
      — Абсолютно, товарищ лейтенант. Однако мы надеемся, что из пушек по вам в туннеле палить не будут. Разве что из пулеметов. Но тут уж придется потерпеть.
      — Здорово! Серьезный план! Атаковать противника в лоб. Где тактика? Наш уважаемый Центр Возрождения имеет представление о такой науке?
      — Другого варианта никто, к сожалению, не придумал, Герман. Точнее, предлагался вагон и маленькая тележка, но все это еще менее реалистично. Ясный перец, если ты можешь предложить нечто оригинальное, а главное, возможное, я двумя руками «за». Только учти, у нас нет времени на эксперименты. Этот КП требуется взять, то есть уничтожить, очень срочным образом. Видишь ли, наши аналитики предсказывают, что в ближайшее время армия всерьез возьмется за «южан». Ты военный, непосредственно видел, как воюют негры с латиносами в обнимку. Представляешь, что будет, когда вооруженные силы спустят с тормозов? Нам надо во что бы то ни стало этому помешать. Да, вторжение в «панцирях» напрямую — выглядит очень нагло. Однако смелость берет города. Кроме того, это первое применение «скелетов» нового типа в бою. Элемент неожиданности налицо. Как первые английские танки в Первую мировую.
      — Но мы ведь все-таки не танки, Епифаныч!
      — Придется прикинуться танками, Герман Всеволодович. Куда деваться-то?

Паровозная топка времени. Голубые экраны

 
      А жизнь течет. Те, кто раньше начинал во всяческих «слониках» и просто «электротоварах», на месте не стоят. В смысле, двигаются по служебной лестнице. Теперь здесь не просто «хохлы-мухлы», почти военная дисциплина и организация. Отряды разбиты... Нет, не на десятки. Времена Чингисхана давно миновали, сгнили кости его воинов и утерян прах самого завоевателя. На дворе компьютерный век. О двоичной системе не слыхивали? TV-ящик не рассказал? Так просвещайтесь. Самая малая ударная единица — «двойка». В ней один, более опытный и давний, ответственен за второго, обычно «зеленого» новичка. Затем идут «четверки». И снова один из «четверки», одновременно главный и «четверки», и своей «двойки». Потом «восьмерки». После, если уразумели принцип, то догадались, «шестнадцати... »... Так не выговоришь. Зовутся или «пуд», или «один-шесть». Тут тот же принцип разделения властей. Ну а здесь пошли «три-два», «шесть-четыре», «один — двадцать восемь», «два — пятьдесят шесть». Дальше? Пока не требуется, хотя кто знает, может, и есть. Только ради конспирации покуда не оглашено.
      И вот, значит, двигаемся по карьере, а заодно дорастаем до все более серьезных дел. Нет, не обязательно, чем труднее дело, тем более крупная единица «Шашки-биты наголо!». Не по всякому делу требуются двести пятьдесят шесть исполнителей. Иногда хватит «восьмерки», но используем «один-шесть». Для обучения и массовки. Сейчас это требуется. Дело вообще-то простое, но с настоящей, причем запланированной загодя, кровью. Ведь с чем изначально обязалось биться и вдохновляло на борьбу «движение»? Ведь не с кабельным телевидением и не с TV даже. Призывы были против оболванивающей народ рекламы. Ну и вот наконец-то идентифицирован и отслежен настоящий — не какой-нибудь районно-фирменного масштаба — режиссер рекламного дела. Прибыл из столиц по делам. Денег у него, наверное, вагон, но здесь, в провинции, он оказался падок До дешевых по его меркам девочек. Склонен он побродить по окрестным кабакам, поискать приключений. Вот и нашел. Точнее, нашли.
      — Здравствуй, Сникерс! — сказали ему однажды вечерком, немножко выдернув из подсвеченной фонарем аллеи.
      — Извините, вы меня с кем-то...
      — А, ты Тампокс — Моя Внутренняя Радость? Или нет, ты же «Славный глоток пива, и никаких проблем», да?