Он подошел ближе, вступив под колонны, и, когда был уже в нескольких шагах от меня, я опустился на одно колено.

— Большая честь и радость видеть тебя снова, мой господин. — Я еще не успел поблагодарить его за возвращение Эззарии. И я не знал, с чего начать, к тому же я не был уверен, захочет ли он выслушивать мои благодарности. Мы были обязаны друг другу столь многим, что не было нужды произносить слова.

Он положил руку мне на плечо и заставил встать, теперь его улыбка выглядела совсем как раньше.

— Клянусь рогами Друйи, ты выглядишь так, словно твоя жизнь такой же обломок кораблекрушения, как и моя! Я-то думал, что, когда мы увидимся в следующий раз, мы уже не будем выглядеть как принц, чудом избежавший топора палача, и бывший раб, только что освободившийся от власти самого гордого и сумасбродного хозяина в Империи.

Александр всегда был наблюдателен, а его суждения о себе самом и окружающем мире отличались исключительной точностью. Однако неприятно, когда человек, лишенный мелидды, может с легкостью читать по твоему лицу. Я не собирался рассказывать ему о своих неприятностях, но посмотрел на него в лунном свете и увидел, что его внешний вид полностью соответствует сказанному. Он и впрямь походил на человека, чудом избежавшего смерти и давно не высыпавшегося.

— Не вижу ни крови, ни отрубленных конечностей, — заявил я. — Все могло бы быть хуже. — После восьми дней отшельничества я и сам верил в это.

Принц качнул головой:

— Давай пройдемся. Мне нужно размяться. Завтра я еду в Кувайю. — Александр редко сидел на одном месте. Он вышел из пятна лунного света и шагнул в тень колоннады. Повисло тяжкое молчание, я не понимал, что его беспокоит.

— Надеюсь, госпожа чувствует себя хорошо.

— Эта дракониха? Упрямится, как обычно. В последний раз, когда я ее видел, она разбила три лампы и едва не подожгла комнату. Потому что я отказался выслушать ее гениальный план по передаче части земель в безвозмездное пользование бедным фермерам. До этого я шесть недель провел в седле, все это время ни разу не спал с женщиной, а только участвовал в каких-то бессмысленных спорах и обсуждениях, а она приветствует меня болтовней об «использовании пустых земель» и о том, как «бедные смогут накормить себя и других, тогда как богатые помещики совершенно не думают об этом».

— Похоже, что план неплохой.

— Этот проклятый план всем хорош… лучше не бывает. — Александр негромко рассмеялся. — Она исключительная женщина, лучшая в Империи. Я ей так и сказал, но она занята всеми этими урожаями, когда я так давно ее не видел. В Загаде уже поговаривают, что я беру себе другую жену, поскольку за два года мы так и не породили наследника. Но я за это время не спал с ней и трех раз. Лидия говорит, что с тем же успехом она могла бы забеременеть от ветра.

Я ничего не ответил.

— А что твоя королева… вы устроили ваши дела?

— Я не смог…

— Ах да, вы же застенчивые эззарийцы. Можешь закрыть лицо, если не хочешь, чтобы я прочитал на нем правду. Судя по всему, дело обернулось не так, как ты ожидал.

Мы дошли до следующей колонны. Он снова умолк, но я решил не затягивать разговор:

— Почему ты звал меня, мой господин? Я очень рад тебя видеть, но сомневаюсь, что ты всего лишь хотел обсудить со мной семейные проблемы… даже если они не дают тебе покоя.

Он остановился и пронзительно посмотрел на меня. Непосвященный человек мог бы решить, что этот янтарный взгляд принадлежит Смотрителю.

— Мне было необходимо увидеть и выслушать тебя. Решить. Понять, правда ли то, что я помню, или это просто сон из моей нетрезвой юности. Выяснить, не ошибся ли я.

Между колоннами пронесся порыв ветра.

— И что же ты видишь?

— Ты тот, кого я знал. А это означает, что я не найду простого решения своей проблемы.

— Объясни.

Он снова зашагал вперед.

— Когда мы прогнали келидца, я решил, что теперь жизнь вернется в обычное русло. Что у меня будет время успокоиться и понять то, что мне необходимо понять… чтобы я был готов, когда придет мое время. Но на моего отца повлияло, сильно повлияло происшедшее два года назад. То, как его одурачил Каставан. То, что мы оказались в шаге от гибели. У него больше нет сил править. Ладно, я уже не ребенок. Я умею притворяться, когда это необходимо, и сдерживать свой болтливый язык. И никто не перечит мне, когда я заявляю, что «мой отец велел вам» или «Император приказал». И до недавнего времени все было прекрасно. Я ездил по всей Империи и видел, что все действительно считают меня голосом моего отца, как и было объявлено при помазании.

Он шагал все быстрее.

— Но некоторое время назад все дворяне в Империи словно почуяли, что отец уже не так силен. Они начали ссориться друг с другом, посягать на соседские земли, оспаривать границы владений, существующие с незапамятных времен, нарушать торговые сделки, вовлекая партнеров в усобные войны, они крадут друг у друга лошадей и детей, надеясь получить выкуп. Глупые стычки. Бессмысленное кровопролитие. Каждая ссора кончается чьей-нибудь смертью. Можно подумать, что мы вернулись на пять столетий назад. На прошлом летнем Дар-Хегеде трое дворян погибли на дуэлях, а один вел себя так возмутительно, что я вынужден был прогнать его. А на зимний Дар-Хегед пять семейств вовсе отказались приехать.

Значит, это вес Империи давил на его широкие плечи и угнетал его радостный дух.

— Получается, они больше не позволяют Империи то есть тебе, вершить их дела.

— Только когда я являюсь с солдатами и с оружием. Мне приходится разводить их в разные стороны и заставлять говорить друг с другом, чтобы стала очевидна вся их глупость. Иногда они пытаются не слушать, и мне приходится их заставлять. — Александр замер и привалился спиной к одному из каменных столбов. — С этим я могу справиться. Большинство из них резко умнеет, когда выясняется, что я не прочь пролить немного крови. Их, или своей, или чьей-нибудь еще. Некоторых волнений трудно избежать в создавшейся ситуации: незримый Император, молодой наследник. Если все не станет еще хуже, если я смогу передвигаться по стране так же быстро, как и прежде, я буду держать происходящее под контролем…

— И что тебя беспокоит?

— Есть кое-что еще. — Он посмотрел мне в глаза. — Скажи мне, Сейонн, что ты знаешь об Айворе Лукаше?

— Ничего. А что это такое? — Звучание слов походило на какой-то из диалектов Манганара.

— Что-то вроде Меча Света, так мне говорили. — Он снова заметался между колоннами. — Тот, кто называет себя этим именем, и его последователи, они как заноза в пальце. Он присвоил себе право исправлять несправедливость, делить зерно между бедными и богатыми, он хочет отнять власть у дерзийских хегедов и отдать его местным правителям, изменить те законы, которые ему не нравятся… освободить рабов. Советники моего отца вопят, чтобы я уничтожил его. Негодяя, как и следовало ожидать, поддерживают многие из народа. Но долгое время я не обращал на него внимания. Его цели почти не отличались от моих, и он пользовался мягкими методами. Я не видел проблемы в нескольких украденных овцах, в горстке освобожденных узников или паре насмерть оскорбленных помещиков. Что бы вы с моей женой ни думали обо мне, я вовсе не хочу, чтобы люди умирали от голода. Но в последние месяцы ситуация вышла из-под контроля. Он грабит повозки, везущие налоги. Поджигает дома. Похищает моих дворян. Нападает на купеческие караваны. На дорогах неспокойно. — Принц остановился на вершине следующего холма, как раз перед последней парой колонн в северной части Дазет-Хомола. Луна осветила его гневное лицо. — Этого я не допущу!

Дерзийцы страшно гордились своими дорогами и развитой торговлей, их купцы добирались до самых дальних уголков Империи, скорее из тщеславия, а не в погоне за прибылью.

Принц продолжал свой рассказ:

— И похоже, что он знает больные места Империи. Каждый раз, когда во время очередного хегеда я разрешаю какую-нибудь проблему, появляется этот Айвор Лукаш и начинает все сначала. Я знаю, что есть болезни, которые необходимо лечить, постоянно чувствую на себе твой укоряющий взгляд, но как я могу убедить Совет в том, что все в порядке, когда мирные торговцы и путешественники боятся тронуться с места? Я не смогу сделать ничего полезного, если Империя и дальше будет погружаться в хаос.

— Правда, что Карн'Хегет и Базрания потеряны?

— Три провинции, включая Карн'Хегет и половину Базрании, точнее, их бароны заявили, что они больше не являются частью Империи. Их поля сожгли. Их караваны разграбили. Торговцы обходят стороной эти земли, поскольку боятся разбойников. Если я не покончу с этим Айвором, мне придется вернуть эти провинции силой. Начать войну против собственного народа. Гражданскую войну. А в тех землях живут одни из самых старых и уважаемых семейств, которые союзничали с нашим Домом не одно столетие. Если я не сохраню их…

Я ничего не понимал. Александр знал, что я никогда не возражал против господства дерзийцев.

— Но почему ты пришел ко мне? Подобные дела вне…

— Потому что я думал, что это ты!

Мороз прошел у меня по коже, хотя веющий между колонн ветер еще не остыл после знойного дня. Я начал было протестовать, но принц поднял руку:

— Послушай, как описывают Айвора Лукаша освобожденные им заключенные и другие свидетели. Он чуть выше среднего роста, стройный, но очень сильный человек, он движется быстрее молнии. У него длинные черные прямые волосы, золотисто-красная кожа, глубоко посаженные черные глаза. Его меч мелькает повсюду. Он видит то, что еще только должно произойти. Слышит биение сердца, знает горести бедных и разбирается в людях. Он берет справедливо и дает щедро. Он моментально исчезает с глаз и перемещается на огромные расстояния с немыслимой скоростью, словно у него есть крылья.

— Клянусь…

— Теперь ты знаешь, почему я пришел. Чтобы понять. — Он снова замотал головой. Золотая серьга и золотые нити в косе блеснули в свете луны. — Я надеялся, что это неправда Хотя это было бы проще всего. Если бы он оказался тобой, я убедил бы тебя не делать так, потому что не верю, что ты хочешь моей гибели. Но если это не ты, тогда…

— Мой принц! Опасность! Шпионы! — Три черные тени сбежали с холма, сверкнули мечи. Дерзийские воины. Двое встали между Александром и мной, а третий швырнул меня на землю и тяжело вдавил ногой в песок. Я развернул голову, как раз чтобы увидеть, как те двое кидают кого-то к ногам принца. — Это эззариец, мой господин. Нашли за холмом. Мы наткнулись на него, когда он выпустил стрелу в этом направлении. Мы думаем, это один из проклятых бунтовщиков. Пленник сплюнул на землю:

— Если бы я целилась в него, можете быть уверены, я бы попала. И считала бы, что не зря прожила жизнь, если пролила кровь этого дерзийца.

Я стал биться головой о песок и начал изрыгать такие цветистые проклятия, что все разом умолкли. Ну как мир может быть таким нелепым? Это была Фиона.

— Они выбрали женщину… эту девчонку… присматривать за тобой? Следить, словно ты прислужник в Храме Атоса, о котором все знают, что он не в состоянии вытереть себе зад без посторонней помощи? Не могу поверить.

Возмущение Александра, как всегда, было неистово и угрожающе. Я счел разумным не напоминать ему о только что высказанных в мой адрес подозрениях. Которые, без сомнения, окрепли бы, если бы мне не удалось сдержать свой язык и объяснить, что Фиона представляет угрозу только для меня одного. Я рассказал ему, что среди эззарийцев многие не доверяют мне, что я совершил несколько ошибок, сражаясь с демонами, и что мне вообще запретили сражаться. Я рассказал достаточно, чтобы ему стало ясно, почему я понятия не имел о присутствии здесь Фионы и зачем она притащилась вслед за мной на это свидание.

— Тебе не следует беспокоиться.

С тем же успехом я мог бы успокоить шенгара куском пирога. Похоже, его темперамент нисколько не изменился. Он метался вокруг лагерного костра, словно собираясь разорвать на куски моих невидимых соотечественников, осмелившихся заявить, что я недостоин биться с демонами.

— Они вообще видели, кто ты? Они знают, что ты сделал в моей душе, как ты несколько дней дрался с Повелителем Демонов, так что из тебя едва не вытекла вся кровь? Клянусь Атосом… я сам им расскажу! — Он остановился и уставился на Фиону, лежавшую возле огня со связанными ногами и руками. — Или мне просто повесить девчонку и убрать ее с твоего пути? Ты скажешь, что ее сожрал шенгар.

— Нет, мой господин. Эта история никому не понравится. Хотя я ценю великодушное предложение. — Я сдержал усмешку. Его ярость была просто великолепна.

— Она уже должна быть мертва. Совари выпорет того, кто не застрелил покушавшегося на меня убийцу.

— Она не собиралась убивать тебя. При всех ее недостатках Фиона чрезвычайно правдива — Она заявила, что целилась в кролика, и двое солдат отправились искать доказательства. И они найдут их, не потому, что ее стрела была так точна, а потому, что однажды целый кувайский город был сожжен, когда кто-то из жителей выстрелил в дерзийского принца. Я не хотел, чтобы подобное произошло с Эззарией. — Заставь ее поклясться, и ее можно будет отпустить. Я ручаюсь за нее. Прошу тебя, мой господин.

— Лучше бы ты не просил. Не теперь, когда я знаю, как эти твои соотечественники с тобой обошлись — Александр в последний раз гневно сверкнул глазами и ушел, заявив, что должен узнать, почему его люди где-то копаются.

Когда он отошел достаточно далеко, Фиона сердито заговорила:

— Как ты смеешь выгораживать меня перед этим варваром!

— Забавно, что дерзийцы называют варварами нас. — Я присел на корточки рядом с ней и ослабил веревки, впившиеся в ее тонкие запястья. Она не стала использовать мелидду, чтобы облегчить свое положение. — Все, что он сказал, — правда. Тебе повезло, что за твою глупость они не распороли тебе живот и не подвесили на дерево на собственных внутренностях. Возможно, потому, что в округе нет ни одного достаточно высокого дерева, а на низкое вешать неинтересно.

— И ты называешь его другом и при этом говоришь «мой господин»! Ты мне омерзителен.

— Если ты продолжаешь подслушивать не предназначенные для твоих ушей разговоры, я бы посоветовал тебе быть внимательнее и слушать лучше. Ты сможешь кое-что понять. В мире есть вещи, о которых ни ты, ни твои наставники ничего не знаете.

— Одна из них то, как эззариец унижается перед дерзийцем.

— Ты ничего не знаешь об унижении, Фиона. И ты ничего не знаешь об уважении. Я советовал бы тебе иногда выказывать его. Принц не причинит тебе вреда… потому что я просил его об этом. Но его люди могут неверно понять то, что произошло. Из-за твоего ребячества под угрозой окажется вся Эззария. О чем вообще ты думала?

— Лучше тебе просить его убить меня, теперь мне точно есть что рассказать Совету, чтобы тебя признали сумасшедшим.

— Сумасшедшим? Так вот в чем тебя обвинили! — Александр вышел к костру.

Я проклял себя и Фиону за бездумную болтовню. Принц бросил на землю перед Фионой большого кролика, из горла которого торчала стрела. Она покосилась на меня, и я понадеялся, что ей хватит ума ничего не сказать. Не очень-то просто сохранять иллюзию, когда приходится вести беседу. Я верил слову Александра, но не его темпераменту. Во всяком случае, не в таком взбудораженном состоянии.

— Я, как и все безумцы, заявил, что совершенно нормален.

Александр кивнул одному из своих солдат, чтобы он разрезал веревки Фионы, но я махнул рукой, чтобы он ушел, и разрезал их сам. Эззарийцы стараются избегать прикосновения других людей. Я сунул ей в руки несуществующего кролика, и она убрала его подальше, в тень. Лишь бы никто не решил рассмотреть его поближе. Моих способностей не хватит на то, чтобы позволить сварить и съесть иллюзию.

Получив свободу, Фиона сделала попытку уйти, но выяснилось, что принц решительно против. Он схватил ее за руку и снова усадил на землю:

— Если ты хоть пальцем шевельнешь, я с тебя шкуру спущу! Не думай, что, если Сейонн вступился за тебя, я стану терпеть твою наглость. Сиди так, чтобы я тебя видел. Ты, конечно, можешь попробовать бежать с помощью вашей магии, но имей в виду, что у меня крепкие руки, быстрые ноги и гнусный характер.

Я не стал ему говорить, что она не ушла бы далеко. Настолько далеко, чтобы потерять из виду меня.

— Ты ведь не все мне рассказал, да? — поинтересовался принц, когда мы сидели у костра, уже отдав должное вину, жареным куропаткам, финикам, инжиру и лепешкам. Его люди отошли от нас на почтительное расстояние, некоторые завернулись в одеяла и улеглись спать, другие ходили дозором под полной луной.

— Не все.

Он вздохнул и растянулся на земле.

— Да и с чего бы? Если ты не делал этого, когда был рабом, конечно, ты не станешь делать этого, став свободным. — Он перевернулся на бок, подперев голову рукой. — Но зато теперь мне легче просить тебя о том, о чем я собирался просить, когда нас так внезапно прервали. Если твоему народу больше нет от тебя пользы, может, ты захочешь принять мое предложение.

— Какое?

— Я хочу, чтобы ты помог мне разобраться с этим Айвором Лукашем.

— Несмотря на то что ты о нем думаешь, он не эззариец. — Я чувствовал, как в темноте Фиона сверлит меня взглядом. — Мы так не поступаем. Врачевать болезни души и тела — да. Но вмешиваться в дела внешнего мира, проливать кровь, похищать людей и все, о чем ты упоминал, — это считается у нас признаком испорченности и нечистоты. Помнишь, как меня все считали мертвым, за то что я был рабом? Те люди, которые отказались за это от меня, откажутся и от него, как бы благородны ни были его устремления. Эззарийцы сражаются не одну сотню лет, но не в таких битвах.

— Но он маг. В этом нет сомнений.

— Он просто ловкий и умный разбойник.

— Но это говорят…

— …те, кто хочет верить в него. Те, кто молится, чтобы его обещания исполнились. Они так же заговорят и о тебе, когда ты сделаешь то, что тебе предназначено.

Александр снова перекатился на спину и засмеялся. На этот раз его смех звучал почти радостно.

— Ах, свет Атоса! Если бы в Империи был хотя бы еще один человек, который так верит в меня! Лидия утверждает, что я самый большой упрямец из тех, кто когда-либо бывал в песках Азахстана, но тебе я и в подметки не гожусь! Ты все еще быстро бегаешь?

— Я поддерживаю форму.

— Когда мы соревновались в последний раз, я всего две недели как стал подниматься после удара копья.

— Ага, а меня шестнадцать лет морили голодом в дерзийском плену.

— Я успею обежать эти развалины, пока ты будешь поднимать с земли свои старые эззарианские кости!

— Позвольте не согласиться с вами, ваше высочество.

Фиона, наверное, решила, что мы спятили оба. Александр скинул башмаки и запустил ими в нее, и мы помчались. Сначала на юг вдоль ряда колонн, потом вверх по холму, вниз, между колонн… Его длинные грациозные прыжки ни в чем не уступали моим легким и быстрым движениям. Мы вместе начали бег у южного края и завершили его, голова к голове, у северного. Потом мы развернулись и побежали в лагерь. Я без сил шлепнулся на землю, Александр упал рядом:

— Свет Атоса! Я слишком много времени провел в седле.

— Рад снова видеть тебя, мой господин. И слышать твои жалкие оправдания.

Он захохотал, шлепнул меня по спине и пошел в разбитую для него палатку.

Я же, не глядя на потрясенную Фиону, завернулся в расстеленное для меня одеяло и моментально уснул, спокойно и крепко первый раз за последние три месяца.