Я ощутил легкое головокружение, и меня охватила странная дрожь. А потом я увидел, что приборная доска вспыхнула яркими разноцветными огнями.

— Ну что ж, — сказал я, — ведь он задает Доминоиду нужный курс, не правда ли? Разве это так плохо?

— Вообще-то обычно демиург в следующей Вселенной становится богом, — сказал Адам, — и может выражать свою волю самыми различными способами. А также — ставить любые условия, как исходные, так и конечные.

— Ах вот как! — сказал я, и мне показалось, что нас вместе с Дырой вывернуло наизнанку и выплюнуло.

В ушах у меня звенел голос Калиостро:

— Начинаем последнее путешествие!

Я очнулся, чувствуя себя так, словно из меня выкачали весь воздух, да и вокруг воздуха тоже не осталось. Открыв глаза, я увидел распростертые тела Адама, Пранди и Глории — на стене, на полу, на потолке, — и все эти тела, как и сама Дыра, то исчезали, то появлялись вновь, как бы в соответствии с ритмом некой пульсации. Я слышал шипение Глории и мяуканье Пранди. Мгновением позже я услышал отвратительный свист ультразвуковой коммуникационной системы, посмотрел на Адама и увидел, что он садится. Я тоже сел. Потом спрыгнул с потолка и оказался с ним рядом.

— В продолжение нашего незаконченного разговора, — начал я, — мне хотелось бы спросить: а почему в нашей Вселенной нет сколько-нибудь заметного присутствия бога? Ты говорил, что боги практически обязательны во всех Вселенных.

— Да, но они через какое-то время все равно ведь устаревают, — отвечал он. — А вообще-то ты ведь уже встречался с нашими богами… Одному даже бутылку вина подарил…

— Ты имешь в виду старого Уртча?

— Его самого. Когда-то он был нашим верховным божеством.

Я вздрогнул, заметив, что Глория, которая лежала, свернувшись калачиком, развернулась и встала на стене параллельно полу. И снова началась та пульсация…

— Мы тормозим, — сказал Адам, осторожно продвигаясь к противоположной стене и помогая Пранди тоже подняться. — Мы приближаемся к тому мгновению, когда я достиг сингулярности и Рая.

— А что потом?

— Он определит наше местоположение, а потом создаст ускорение, которое приведет к конечной сингуляризации. Мы прошмыгнем мимо Великого Хруста и покинем эту Вселенную.

— И что?

— Мы умрем, а демиург, изменив свою форму, будет продолжать существовать. Что ж, по крайней мере, изо всего этого выйдет еще одна Вселенная, знакомая с законом энтропии. И, в общем-то, неважно, насколько она получится уродливой. Уже и за одно ее возникновение стоит быть благодарными. Возможно, в ней будут существовать наши аналоги — в какой-нибудь другой форме…

— И мы больше ничего не можем сделать? — спросил я.

— Что-нибудь сделать можно всегда… — сказал он задумчиво и, протянув руку куда-то вниз, расстегнул еще один пространственный «карман».

— А пока что нам есть что отметить. У меня тут припасено несколько ящиков отличного шампанского.

Пространство еще раз словно вздохнуло, продолжая неторопливо пульсировать, распахнулось настежь, и оттуда градом посыпались пустые бутылки, а следом за ними появилась обшарпанная фигура Уртча. В руке у него, как всегда, была зажата бутылка с вином.

— Эй! Что тут у вас происходит? — требовательно спросил он.

— Да вот, подлетаем к Омеге минус один, — ответил Адам.

— Мог бы и заранее предупредить! — рассердился древний демиург.

— Я же не знал, что ты сидишь там и пьешь мое шампанское!

Уртч почмокал губами и улыбнулся.

— И очень неплохое шампанское! — сказал он. — «Вдова Клико». XIX век, насколько я понимаю? — Он поднялся на ноги и ловко прошмыгнул мимо нас.

— И ты ни одной нам не оставил?

— Не знаю… Мне как-то в голову не пришло, что оно до сих пор пользуется спросом… — Уртч ткнул пальцем в сторону панели управления. — А кто это там? Новый демиург?

— Что-то в этом роде, — ответил Адам.

— Что ты хочешь этим сказать? Либо он демиург, либо нет!

— Ну, в общем, он был демиургом. Но потом, буквально через несколько секунд после его рождения, его подчинила себе иная личность. И вправду мечтавшая стать демиургом…

— Ну, как это несправедливо! — обиженно сказал Уртч, вытер рот тыльной стороной ладони и слегка рыгнул. — Так не делается!

— Да, я знаю. Но практически ничего нельзя было с этим поделать.

Уртч задумался; глаза его при этом вращались в противоположных направлениях.

— Черт побери! — сказал он, помолчав. — А я-то считал, что с подобными глупостями покончено!.. — Он поправил свои лохмотья и решительно заявил: — Похоже, придется мне все исправлять самому.

— Вряд ли ты с ним справишься, — заметил Адам.

— Опыт ведь тоже кое-что значит, правда? — И Уртч повернулся и, шаркая ногами, двинулся в рубку.

Как только он переступил ее порог, то вроде бы утратил материальность и стал, точно призрак, слабо светиться на более темном фоне. Пульсация еще замедлилась, а потом и совсем прекратилась, когда Уртч коснулся плеча Доминоида и сказал:

— Извини, сынок!

— Что?… — послышался изумленный голос Калиостро.

Уртч ласково его обнял и сказал растроганно:

— Одна семья! Родственники мы с тобой, сынок!

Некоторое время они постояли, обнявшись, а потом от обоих повалил такой пар, что их практически перестало быть видно.

Затем из клубов пара донесся крик Калиостро:

— Нет! Ты не можешь!..

— Да могу я, могу, — отвечал Уртч. Когда пар наконец рассеялся, перед панелью управления виднелась только одна фигура — Доминоида. Вдруг Доминоид обернулся и приветливо помахал нам рукой.

— Никогда не думал, что придется играть этот спектакль еще раз, — донесся до нас голос Урт-ча. Я тут же бросился к своему основному телу — Альфа, — а Уртч между тем продолжал: — Вы, ребята, хоть знаете, как назад-то вернуться?

Вытащив из кармана футляр с запонками, я открыл его, выдрал подкладку и обнажил панель управления своей собственной портативной машины времени.

— Это лучшее из того, что я мог.захватить с собой! — крикнул я им.

— Дай-ка взглянуть.

Я отнес ему машинку.

Уртч взял ее и принялся внимательно изучать.

— Изящная вещица, ничего не скажешь! Но маловата. Она сможет отправить вас назад, только если вы совершите во времени около миллиарда прыжков, — заявил он.

— Я знаю, — сокрушенно подтвердил я. — Она была предназначена всего лишь для того, чтобы я мог попасть на свой корабль с расстояния не более нескольких столетий.

— Придется мне несколько усилить ее мощность, чтобы вы могли перенестись назад всего за несколько прыжков, — сказал Уртч, сжимая машинку обеими руками, отчего она стала светиться. Потом он вернул ее мне и сообщил:

— Готово! А теперь поспешите-ка, иначе мне придется все начинать сначала.

— Ой, спасибо большое! — сказал я ему, повернулся и бросился обратно.

Адам стоял на четвереньках в том самом пространственном «кармане», откуда только что появился Уртч.

— Целых две штуки он не заметил, старый пьяница! — услышал я его торжествующий голос. — Так что нам все-таки будет чем отпраздновать!

Я взвалил тело Альфа на плечи — примерно так пожарники таскают тех, кто угорел во время пожара, — ив этот самый миг Адам вытащил пробку из шампанского. А потом мы дружно прижались друг к другу, Уртч сделал нам какой-то странный знак и отвернулся к панели управления. Я же активизировал свою машину времени…

И мы прыгнули! Прочь от Омеги минус один!..

«Коты на крышах, коты — герои!» — распевал Адам, когда мы приземлились на усыпанную снегом темную равнину. Невдалеке слабо поблескивали огоньки полупустынного города. Адам передал мне бутылку, и мы прыгнули снова. «Долог путь до Типперери…»

…Под нами мелькнуло смутно видимое дно Мертвого моря. Совсем рядом был оголенный остов какого-то древнего судна.

То текла священная река Альф.

Назад Поворот Назад О Время В Вашем Полете Возвращает Назад Мой Рим На Одну Лишь Светлую ночь Мы крепко держались друг за друга и пели, а на небе опять кто-то из тех, кому это нужно, зажигал звезды.

Не буди лихо, пока оно тихо!

— Хсссссссссссссссссссссссс-сссссссс! Сссссссссс! Ссссс-ссс! Эту песню пела наша самая первая змея, устроившись на ветке своего любимого дерева, — сказала мне Глория.

— А знаешь, ведь у этой истории существуют две совершенно различные концовки — в одной мы должны были остаться и сопровождать его в качестве живого источника информации или в качестве обитателей очередного Рая.

— Семнадцать бутылок пива… на сундук мертвеца!

И свет нашего дня — как отправная точка для всей этой жизни…