Глава двадцать седьмая

О ТОМ, КАК СЫН НЕБА НАСЛАЖДАЛСЯ МУЗЫКОЙ В ФЕНИКСЕ И КАК ХУН ОТРАВИЛАСЬ ЯДОМ В СТЕПНОЙ ХИЖИНЕ

Император наслаждался музыкой в Фениксе, когда ему принесли послание Яна. Сын Неба выслушал его и с обидой в голосе обратился к Лу Цзюню:

– Может, мы и допустили некоторые просчеты, но почему он утверждает, что, подобно Мин-хуану и Хоу-чжу, мы довели страну чуть не до гибели?

Лу Цзюнь в ответ:

– Всему причиной действия Чистой партии. Вольности, допущенные в отношении вас Су Юй-цином, угрозы Инь Сюн-вэня, наскоки Яньского князя – все одно к одному. У кого не бывает просчетов? Но зачем же их преувеличивать, зачем угрожать государю и жалить его, подобно змее? Я, старый вельможа, облагодетельствованный вами, не могу, как и возглавляемая мною Мутная партия, оставаться в стороне. Ян Чан-цюй молод, он прибрал к рукам всю власть в военном ведомстве, достиг высокого положения и потому считает себя вправе дерзить самому Сыну Неба. Припомните, ваше величество, что Инь Сюн-вэнь – его тесть, а Су Юй-цин – его сообщник. Яньский князь, узнав об опале сановного Иня и ревизора Су, бесцеремонно добивается их восстановления. Если не наказать их всех, как должно, наскокам не будет конца.

Государь промолчал, перечитал сам послание Яна, и лицо его приняло гневное выражение. Он ударил кулаком по столику и вскричал:

– Себя, значит, он сравнивает с Гао-яо, Ци, Хоу-цзи, Се-и, И Инем, Фу Юэ и Чжоу-гуном, а нас – с танским Мин-хуаном и чэньским Хоу-чжу?! Так ли поступают преданные слуги?!

Государь помолчал и снова возвысил голос, в котором звенела яшма.

– Пусть явятся сюда все музыканты и пусть играют. Мы желаем весь вечер слушать музыку!

Дун Хун и музыканты разобрали инструменты и приготовились играть, но Лу Цзюнь остановил их:

– Ваше величество, за что вы хотите навлечь гибель на не повинного ни в чем Дун Хуна? Сегодня во дворце не вы хозяин, здесь властвует Яньский князь, – ведь в его руках сосредоточены бразды правления страной! Или вы запамятовали, как ханьский полководец Цао Цао[260] убил Дун Чэна[261]? На днях вы велели Дун Хуну посетить Яньского князя, и тот сказал нашему таланту: «Ты недолго будешь пользоваться своим положением!» Это можно понять, как желание князя убрать со своего пути всех ваших любимцев и занять при дворе особое место. Он давно вынашивает мечту избавиться от Дун Хуна, ему не дают покоя милости, которыми вы осыпали музыканта. Если сейчас вы поступите вопреки воле Яньского князя, то Дун Хуну не сносить головы!

Сын Неба разгневался теперь не на шутку и приказал оркестру начинать. Музыканты играли чудесные мелодии, а Ян ждал в приемной ответа на свое послание.

Никто не появлялся из внутренних покоев, только звуки музыки сотрясали стены. Поняв, что упреки в забвении дел не тронули императора и что милости ждать нечего, Ян передал со слугой второе послание, написанное тут же, у дверей Феникса. Сын Неба не стал даже слушать, что пишет Ян.

– Мы отрубим голову тому, кто доставит еще одно послание Яньского князя! – воскликнул император.

Слуга вышел к Яну и сообщил о решении Сына Неба. Ян поднялся и печально произнес:

– Если я уйду без ответа, то кто же поможет нашему государю?

Он смело шагнул к дверям, ведущим внутрь. Тем временем Лу Цзюнь отдал распоряжение закрыть все входы и не пускать князя. Ян сказал себе: «Мне, конечно, далеко до преданности Фань Куая[262], но я преодолею все преграды и скажу государю правду».

Пройдя через сад, он оказался перед дверями Феникса. Охрана и слуги не сделали даже попытки удержать его. Он ступил на порог и столкнулся с новым ревизором Хань Ин-вэнем, который во все горло кричал:

– Император приказал не пускать Яньского князя! Изменившись в лице от гнева, Ян вопросил:

– Может быть, вы – единственный верный слуга нашего государя?

Глаза Яна сверкали, брови сошлись на переносице дугой, – ревизор сник и отступил в сторону. Князь приблизился к императору и поклонился.

– Я не могу понять ваше величество! Еще совсем недавно вы осыпали меня милостями как героя, в любое время были рады видеть меня. Я помню ваше доброе лицо, ваш мягкий голос, когда вы говорили: «Мы молоды, только вступили на престол и еще не научились управлять страной, вы, князь, наша опора, помогайте нам избегать ошибок!» Теперь вы наслаждаетесь музыкой, запустив и забросив государственные дела, и даже не пускаете меня к себе.

Ян говорил, и слезы катились из его глаз и падали на ворот халата. Приближенные императора были потрясены смелостью Яна, многие плакали.

Сын Неба обиженно произнес:

– Пусть вы хороши, как Гао-яо, Ци, Хоу-цзи и Се-и, но почему сравниваете нас с императорами Мин-хуаном и Хоу-чжу, погубившими свои царства?

Князь отвечает:

– А почему под наплывом минутного гнева вы отвергаете своих верных подданных? Император Шунь был добр, но Гао-яо открыл ему глаза на происки Дань Чжу[263]. Гао-цзу[264] был мудр, но смелые речи Суй Чана помогли ему разоблачить козни Цзе[265] и Чжоу[266]. Я не равняю себя с такими преданными слугами, как Гао-яо и Сун Чан, но почему бы вам не сравниться с Шунем и Гао-цзу и не выслушать меня?

Сын Неба продолжает свое:

– Не понимаем, что содеяли мы, чтобы нас можно было сравнить с Мин-хуаном и Хоу-чжу?

– Если правитель творит добро, он поступает, как Я о, Шунь, У-ван и Тан-ван, если же он не творит добра, он становится похож на Мин-хуана и Хоу-чжу. Все в руках правителя! Я поступил недостойно, приравняв ваше величество к двум плохим государям, но кто мешает вам проявить достоинства хороших? Я не могу льстиво ставить вас в один ряд с Яо, Шунем, У-ваном и Тан-ваном, если ваши ошибки напоминают мне о Мин-хуане и Хоу-чжу. Умоляю ваше величество вершить добрые дела и прогнать от себя льстецов!

Все время, пока Ян говорил, император ерзал, сжимал и разжимал пальцы, наконец, оттолкнул от себя столик и выкрикнул:

– Придворные разделились на партии, между ними разгорелась распря. Вы считаете нужным, чтобы я разогнал Мутную партию?

Князь сложил на груди ладони и поклонился.

– Напрасно вы полагаете, что преданный подданный может оказаться в противном вашим интересам лагере, иначе – осмелится участвовать в действиях партии, выступающей против государя, или решится оспаривать власть государя. Причина ваших сомнений – клевета на честных подданных! Прошу вас уничтожить клеветников и восстановить мир и порядок в стране и при дворе!

Император ударил кулаком по подлокотнику трона и грозным голосом вопросил, кого князь называет клеветниками.

Ян ответил:

– Вы назначили меня на высокую должность, и я не вправе скрытничать! Ваш враг – это сановник Лу Цзюнь! Он был обласкан прежним государем, не обошли его милостью и вы, он достиг почтенного возраста и почетного положения, но всего этого ему мало. Вот почему он беззастенчиво льстит, пытается музыкой отвлечь вас от важнейших занятий, распускает слухи о том, что вы готовы возглавить Мутную партию, хочет, прикрываясь вашим именем, прибрать к рукам весь двор. Если вы не устраните этого лицемера, скоро ни один достойный муж не согласится служить вам.

Говоря свою речь, князь с гневом поглядывал на Лу Цзюня, сидевшего неподалеку. Хотя хитрый придворный был не из трусливых, от страха его пробирала дрожь, и спина покрылась холодным потом. Он не выдержал и, умоляюще сложив ладони, начал просить государя быть справедливым.

– Итак, вы угрожаете? – сурово спросил император Яна. – Чего вы добиваетесь своими речами?

Голос Сына Неба напоминал раскаты грома – павильон задрожал, будто бумажный домик. Чиновники пугливо переглянулись – сейчас на князя обрушится страшный гнев государя! Князь поклонился и спокойно ответил:

– Я никогда не посмел бы угрожать вам. Это не угрозы – это слезы отчаяния! Говорят, если рядом с отцом нет любящего, честного сына, он легко становится несправедливым, а если у юноши нет заступника, то его жизни угрожает опасность. Вы обольщаетесь мыслью об отсутствии у вас врагов и предаетесь изнеживающим развлечениям в Фениксе. Но у меня такой склад, что я не могу уйти, не доделав намеченного. Я люблю жизнь, не хочу умереть, но если я уйду, не высказав до конца своих предостережений, то все начнут смеяться надо мной и говорить: «Позор Яньскому князю! Вроде смелый, умный человек, а смерти испугался и решил от страха смотреть на упущения государя так, как жители государства Юэ смотрели на страну Цинь». Выйду на улицу, а прохожие начнут показывать на меня пальцами и говорить: «Сын Неба совершил оплошность, а его приближенный не осмелился сказать ему об этом. А если из-за этой трусости произойдет беда, разве сможет государь в будущем верить своим слугам?» Вернусь домой, меня встретят скорбные родители, опечаленные тем, что я плохо служу своему государю. Явлюсь во дворец, а чиновники будут избегать смотреть на меня, потому что я не исполнил своего долга, хотя и занимал высокое положение возле императора. Почему ваше величество относится сейчас ко мне чуть ли не как к разбойнику? Стоит вам проявить мудрость, покинуть музыкальный павильон и вновь приступить к государственным делам, разогнать музыкантов и строго наказать хитрых корыстолюбцев – в стране воцарится радость, все жители в один голос скажут: «Мудр наш государь! Солнце и луна рассеяли облака на небесах, вновь сияют их лучи над миром! Добр наш император! Да будет с ним милость Неба, да укрепит его мощь!» Вы снова станете для подданных хорошим правителем, ум ваш прославит вся страна, разумными и честными благодаря вам станут и ваши министры. На что направлены мои угрозы, как не на это? Чего еще я могу добиться?

Ян говорил, не замечая, что по щекам его бегут слезы. А Сын Неба вскочил и молча выбежал во внутренние покои павильона. Придворные в ужасе последовали за ним.

Делать было нечего! Князь встал с колен и вышел в приемную. А в это время император собственноручно начертал указ:

Кто-то из присутствующих говорит:

– Но ведь сперва по закону требуется лишить опального вельможу всех чинов и званий.

– Не обязательно бездарному правителю действовать по закону. Я приказываю сослать князя! Имперскому ревизору Хань Ин-вэню повелеваю отправить его в ссылку! – кричит, не помня себя от гнева, император.

Вдруг раздается мужественный голос:

– Князь Ян Чан-цюй – преданнейший из преданных! Можно ли, ваше величество, наказывать так верного слугу?

Все головы повернулись к говорившему – кто же набрался духу возразить Сыну Неба? Это – храбрый воин Лэй Тянь-фэн.

– Какой наглец посмел перечить мне? – опешил император. – Гнать его из дворца!

Стража схватила старого воина и поволокла к выходу, но тот двумя руками ухватился за перила и продолжал кричать:

– Яньский князь – опора государства! Ваше величество собирается управлять страной, лишив ее опоры! Это погибельно для отчизны!

Не помня себя от ярости, император схватил какую-то тяжелую безделушку и швырнул ее с воплем:

– Рубите ему голову!

Безделушка угодила прямо в лоб Лэй Тянь-фэну, кровь залила ему лицо, но старый воин не замолчал.

– Изрежьте меня на части, переломайте все кости – лучше умереть, чем допустить расправу с Яньским князем! Он молод, но самый преданный слуга трона, умнейший деятель государства. Он сама честность, само бескорыстие! В глухой Юньнани он погибнет без пользы! Не удаляйте его от себя, вы не простите себе этой ошибки!

Сын Неба опять закричал, чтобы ослушнику отрубили голову. Стража навалилась, перила рухнули, воин не умолкал,

– Я сохранил голову в тяжких сражениях, но с радостью сложу ее за Яньского князя! Казните меня, но не трогайте князя, я готов отдать за него жизнь!

Ревизор с подручными вытащил наконец Лэй Тянь-фэна из дворца. Император крикнул вдогонку, чтобы казнь совершилась немедленно, но потом передумал, заменив казнь ссылкой.

А князь, узнав решение императора, пришел домой и предстал перед родителями. Стоит ли рассказывать, как он был удручен и печален?!

– Надеюсь, что государь недолго будет пылать несправедливым гневом, – сказал он с грустью, – скоро он поймет все! Вам вместе с семьей лучше всего безотлагательно покинуть столицу и пережить это смутное время где-нибудь вдали от нее.

– Я тоже так считаю, – вздохнул отец Яна, – да только куда же нам деться?

– У сановного Иня под городом есть поместье, – ответил князь, – оно расположено в чудесном месте: горы, река, лес. Там вы будете в безопасности. Поспешите в дорогу!

Старик отец согласно кивнул, а Ян попрощался с женами и пришел к Хун. Он увидел, что на лице Хун нет грима и она в простом одеянии. Поняв, что это означает, князь усмехнулся.

– Тебя пока не лишили должности, зачем же ты собралась куда-то ехать?

Хун отвечает:

– Юньнань – ужасное место. Вы можете там погибнуть. Разве могу я спокойно отпустить вас туда одного? Отправляясь в изгнание, вы же имеете право взять с собой нескольких слуг? Возьмите и меня слугой, не откажите в просьбе. Пусть меня осудит за это двор, я не обижусь!

Князь не мог запретить ей поехать с ним и велел начать сборы. Он приказал мальчику-слуге и пяти «зеленым платкам» готовить экипаж. Ревизор Хань Ин-вэнь, который должен был сопровождать Яна, не знал Хун в лицо и потому принял ее за одного из слуг, отметив про себя только, что мальчик очень красив.

А яд ненависти все глубже проникал в душу Лу Цзюня, который не перестал опасаться князя, даже удаленного в ссылку. Да и мог ли он спать спокойно, если его смертельный враг жив?! Он послал вместе с ревизором своих слуг и дал им тайные указания. За экипажем Яна следовали пять-шесть доверенных людей Лу Цзюня и один наемный убийца, выжидавшие удобного случая, чтобы выполнить гнусные замыслы вельможи. Не было предела порочности Лу Цзюня!

Между тем, узнав об опале и ссылке Яна, два преданных ему воина, Ма Да и Дун Чу, загрустили.

– Яньский князь щедро одарил нас своими милостями, через него получили мы богатство и знатность, он спас нас когда-то от беды. Теперь он отправился в дальний путь один, без верных людей рядом. Нужно ехать следом, разделить с ним все тяготы и невзгоды изгнания, уберечь его от возможной беды.

И они немедля подали в отставку под предлогом нездоровья.

Лу Цзюнь пытался их отговорить, но понял, что оба воина не станут служить ему, и отпустил их. Довольные, они вскочили на коней и помчались на юг вслед за Яном.

– Этот сподобившийся власти Лу Цзюнь коварен, и у него грязные руки! Разозлится – и нас сошлет подальше. И зачем только мы едем за князем? – весело прокричал Дун Чу.

– Да, тебя, пожалуй, напугаешь словами! – рассмеялся Ма Да. – Так же и подлого человека словами не уймешь!

Они расхохотались. Дун Чу продолжает:

– Если мы приблизимся к князю, он будет недоволен нашими опасениями. Поэтому надо держаться поодаль и смотреть, чтобы ничего плохого с ним не вышло.

И дальше они изображали из себя двух любителей верховых прогулок, любителей пострелять зверя да птицу в лесу или в поле.

Ревизор Хань, помня наставления Лу Цзюня, строго надзирал за князем и его слугами. Но через пять или шесть дней его начали одолевать сомнения: где бы ни останавливались путники, хозяева постоялых дворов, узнав, что едет Яньский князь, всплескивали руками и восклицали:

– Не так давно господин Ян проезжал здесь во главе войска. Никому он не сделал ничего дурного, до сих пор его помнят у нас с благодарностью. Какое же преступление совершил он, этот военачальник, которому, как говорят, равных не было и нет?!

Все эти люди старались услужить князю, подносили лучшие блюда, лучшие вина. Князь благодарил и отказывался от даровых угощений. Люди шли к ревизору и, проливая слезы, говорили:

– Сколько мы живем у дороги, учим: деды – отцов, отцы – сыновей, мол, помни, проедет вельможа, и не останется в доме ни курицы, ни собаки. Когда же едет полководец Ян, нас тревожит только шум его экипажа – даже на глоток вина в подношение не тратимся. Потому люди и говорят: «Побольше бы таких вельмож – лучше бы и народу жилось!» За какие же грехи везут полководца в ссылку?

Ревизор Хань обрывал эти разговоры, но все чаще, когда путники останавливались на ночлег, он вступал с князем в беседы. Ян отвечал любезно, непринужденно рассуждал о литературе. Скоро ревизор понял, какими талантами наградило Небо князя, какие знания сумел приобрести этот выдающийся человек.

Преданная супружескому долгу Хун, не страшась тягот долгого пути, ехала с Яном в платье мальчика-слуги, и никто не подозревал, что этот мальчик – женщина. Она неотлучно находилась при князе: днем сама готовила ему пищу, ночью чинила ему одежду. Она следовала за ним, как тень, не отходя ни на шаг. Он выпивал глоток воды – она делала то же. Прошел уже месяц со дня отъезда из столицы. Подул пронзительный ветер, в небе послышалось курлыканье журавлей, улетающих в теплые края, землю покрыли падающие с деревьев листья. Грусть и тоска – такие, о которых изливался Ди-гун, когда смотрел на осенние облака, и Ду Фу, очарованный Семизвездьем, – охватили Яна и Хун. Они подъехали к постоялому двору, отстоявшему уже на четыре тысячи ли от столицы. Этот двор назывался Степная хижина. К юго-западу лежала земля Цзяочжи, к юго-востоку – Юньнань. Ян устал в дороге, прилег возле светильника, но сон не шел к нему.

Подошла Хун и говорит:

– Вы почему-то не можете заснуть? Может, вам нездоровится?

– Да нет, просто тоскливо в душе, потому что разлучился с родителями, потому что осень наступила… Не до радости.

Хун налила бокал вина и попыталась ласковыми словами развеять грусть Яна. Князь отпил немного и попросил:

– Хорошо бы достать рыбы, как дома!

– Я только что видела, что у ворот постоялого двора кто-то торговал рыбой. Схожу узнаю.

Она вышла и спросила у хозяина, нет ли у него какой-нибудь рыбы. Тот принес пару рыбин. Обрадованная Хун решила сварить уху. Пошла на кухню, набрала щепок, разожгла огонь. Велев слуге поддерживать огонь и доваривать кушанье, она ушла в комнату, подсела к князю и начала с ним беседовать. Выйдя на кухню через некоторое время, она увидела готовую уху. Сняла ее с огня и стала ждать, когда рыба остынет. Князь, у которого разыгрался аппетит, спустился вниз и, увидев котелок, захотел попробовать уху, но Хун отстранила его.

– Говорят: мотыжить землю поручай рабу, а ткать одежду – рабыне. Пробовать пищу женское дело. Значит, мое!

Она сделала глоток и упала, успев крикнуть:

– Не прикасайтесь к еде!

Тело, лицо, губы ее позеленели, из горла пошла кровь. Она лишилась чувств. А что произошло потом, вы узнаете из следующей главы.

Глава двадцать восьмая

О ТОМ, КАК ЯНЬСКИЙ КНЯЗЬ СПАССЯ ОТ ПОЖАРА И КАК ХУН ИЗЛОВИЛА УБИЙЦУ

Ян быстро достал из дорожной сумки лекарство, влил его в рот Хун и стал ждать. На крик о помощи прибежал ревизор.

– Что случилось? Отравили мальчика, но кто?

– Ничего не могу понять! Видимо, какой-то негодяй хотел отравить меня, а мальчик попробовал рыбу первым.

– На юге вас почитают как героя, разве здесь Найдётся человек, который покусился бы на вашу жизнь? Это – заговор!

Ревизор велел своим людям привести слугу, который заходил в кухню, когда Хун стряпала. Но оказалось, что слуги след простыл. Ревизор разгневался, приказал поймать беглеца и доставить к нему.

– Не тревожьтесь, – обратился Хань к Яну, – отныне охранять вас буду я сам. Когда я собирался в путь с вами, вельможный Лу Цзюнь предложил мне для услуг одного человека. Я согласился, не предполагая, что это нужно ему для недобрых целей. Этот негодяй слуга пытается скрыться, но мы его изловим и сурово накажем.

А Дун Чу и Ма Да ехали по следам князя. В горах они частенько охотились. Как-то им повстречалась косуля, и они, выхватив мечи, бросились за ней в погоню. Но косуля быстро исчезла в чаще. Воины слезли с коней и отправились дальше пешком. В густых зарослях они пробирались несколько ли и неожиданно очутились в долине. Косули нигде не было видно, зато они наткнулись на старика, который дремал, сидя на камне. Друзья спрашивают:

– Скажи-ка, отец, не пробегала здесь косуля? Старик улыбнулся и ничего не ответил. Ма Да рассердился и с обнаженным мечом подскочил к незнакомцу.

– Ты почему не хочешь нам отвечать?

– Не за косулей гонитесь, – рассмеялся старик, – а за человеком!

Воины поняли, что перед ними не простой человек. Они убрали мечи, подошли к старцу поближе и принялись расспрашивать его.

– А что это за человек, о котором вы говорите? Старец протянул им какое-то снадобье и говорит:

– Возьмите вот это, перевалите вон ту гору, пройдите несколько ли, там и отыщете нужного вам человека.

Сказал – и исчез. Ма и Дун переглянулись, однако совета старца послушались. Перевалили гору и двинулись на юг. Настала ночь, в быстро сгущавшейся тьме они прошли несколько ли, как вдруг увидели человека, который бросился от них наутек. Дун Чу и Ма Да, не сговариваясь, хлестнули коней.

– Подозрительный малый! Остановим и спросим, кто и откуда.

Они быстро нагнали человека, судя по одежде – слугу.

– Ты кто такой и куда идешь ночью? – спрашивает Дун Чу. – Почему удирал от нас?

Тот, дрожа от страха, отвечает:

– Я посыльный из столицы, выполнил поручение, а теперь иду обратно. Испугался вас в темноте, вот и побежал.

– А чей ты посыльный и с каким поручением ходил на юг? И куда именно? – не отстает от него Дун Чу.

– Я очень спешу, – твердит тот, – прошу вас не задерживать меня.

Неожиданно он рванулся и попытался убежать, но Ма Да только усмехнулся да покрепче стиснул руку на запястье подозрительного посыльного.

– Мы здесь охотимся, – проговорил он. – Говорят, в горах объявились лисы-оборотни. Может, и ты такая лиса? Пошли на постоялый двор, там кликнем собаку и сразу узнаем, посыльный ты или оборотень.

Он снял уздечку, чтобы связать незнакомца, но тут во тьме засияли факелы и на дороге показались шесть или семь слуг.

Посыльный взмолился:

– Пустите! Эти люди ненавидят меня и хотят убить! Пустите!

Слуги подошли поближе, Ма Да и Дун Чу разглядели их лица, которые оказались неожиданно знакомыми.

– Уж не слуги ли вы Яньского князя, направляющегося в Юньнань?

– Да, – отвечают те, изумленные, – а вы, господа военные, как здесь очутились?

Слуги рассказали, что произошло на постоялом дворе Степная хижина. Тогда Дун Чу и Ма Да указали на подозрительного посыльного. Слуги осветили его лицо и закричали в один голос:

– Попался, мерзавец!

Они бросились на беглеца и крепко связали. По пути к постоялому двору слуги сообщили, что один из приближенных князя отравился рыбой и надежды на спасение нет. Ма и Дун переглянулись.

– Поспешимте! Старец, повстречавшийся нам, неспроста дал снадобье! Он что-то знал, и лекарство, наверное, волшебное!

Они хлестнули коней и помчались в Степную хижину.

А там Ян, воин с железным сердцем, едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, потому что у него на глазах умирала его любимая Хун. Она последовала за ним в ссылку и, оберегая его от врагов, отравилась погибельным ядом. Ян поднял глаза к небу и взмолился: