Он затворил дверь и сел на кровать. Казалось бы, все эти земные удобства должны были растрогать Майкла. Но в его душе не нашлось места сантиментам. Он переоделся в махровый купальный халат, вышел в коридор, взял из бельевого шкафа полотенце и отправился в ванную.

Там его ожидали иные блага земной цивилизации. Горячая вода, мыло, белые эмалированные ванна и раковина, мраморный пол, обои с листьями папоротника, душ. Он стоял под душем до изнеможения, потом вытирался с закрытыми глазами.

Возвратясь в спальню, Майкл обнаружил возле своей кровати Кларкхэма. Тот держал в руках несколько листов бумаги и красивую черную авторучку с золотым ободком.

— Это может пригодиться. — Он положил бумагу и авторучку на стол и чуть ли не с заискивающим видом шагнул навстречу гостю. Очевидно, Кларкхэм желал дружбы, но их разделяла странная неприязнь, скрытая, но готовая в любой момент выплеснуться.

— Извините, — пробормотал Кларкхэм после короткой паузы. Он обошел Майкла и задержался в дверях. — Мне еще не удалось окончательно решить, что вы собой представляете.

Майкл пожал плечами.

— Я не чародей, если вас это интересует.

Кларкхэм мрачно усмехнулся.

— Бессознательное волшебство иногда особенно опасно. Впрочем, не обращайте внимания на мою болтовню. — Он широким жестом указал на письменный стол. — Упражняйтесь в своем искусстве, когда пожелаете. Мы будем благодарными слушателями.

Кларкхэм вышел и затворил дверь.

Майкл сбросил халат, надел фланелевую пижаму, что лежала возле кровати, и забрался под одеяло. Потом дотянулся до торшера и выключил свет. Каждый жест был таким знакомым и при этом таким странным.

Он заснул. И в ту ночь увидел сон.

Роза лежала на комоде. Лепестки превратились в стекло. Прекрасная, как совершенное произведение искусства, роза тихонько зазвенела, когда Майкл осторожно взял ее за стебель и вставил в петлицу рубашки. Она все еще приятно пахла.

Спускаясь по лестнице с тремя листами бумаги в одной руке и изящной авторучкой в другой, Майкл понял, что в доме пока не произошло ничего особенного.

В постели он написал на одном листе пять коротких стихотворений. Язык не поворачивался назвать их произведениями — так, проба пера.

Но Майкл убедился, что его способности не исчезли, напротив, даже развились, хотя в последнее время он вспоминал о них редко.

Он прошел через французское окно в патио.

Предстала мне во сне:

Она о сказочной горе,

О баснословной Аборе

Слух чаруя, пела мне.

Мора, впрочем пела не о Аборе, а о райском уголке под названием Амхара. Майкл коснулся ее ауры, и она позволила ему проникнуть в лабиринт каскарских слов с улыбкой, которую можно было назвать соблазнительной. Кларкхэм, сидевший напротив Моры за столиком под тентом, как будто ничего не заметил. Она играла на инструменте, похожем на лютню, иногда останавливалась и наугад перебирала струны.

Николай уже позавтракал, он сидел на белой железной скамье возле низкой кирпичной стены, которая отделяла патио от розового сада. Бири отсутствовал.

— Вы мне сегодня снились, — сказал Майкл Море.

— Вот как? — Она перестала играть.

— Вы пели, как сейчас, и у вас была лютня.

— Это пликтера, — поправила она. — Где же я играла?

Майкл не ответил. Он повернулся к Кларкхэму и протянул лист со стихами.

— Вам это интересно?

Кларкхэм пробежал глазами стихи и положил лист на стол.

— Вы знаете, что нет.

— Откуда мне знать, что вам нужно?

Кларкхэм пристально посмотрел на Майкла. Николай беспокойно пошевелился на скамейке. За садом на мраморно-ледяном полу возле купола стояли Шахнур, Харка, Бек, Тик и Дур. Слишком много для одного Майкла, если объединятся…

— Ночью я старался вам помочь, — сказал Кларкхэм.

— Да, послали сновидение. Мало проку.

Майклу стало вдруг жаль Изомага. Кларкхэм рассмеялся.

— Молодой человек, на моем веку Песен Силы было побольше, чем на вашем.

— Мне не нужно внушений во сне. Я их уже достаточно получил.

— От Тонна?

Майкл кивнул.

— А то от кого же? Неважно. Я от них освободился. Я теперь сам по себе.

У него возник ясный образ: свободное падение, неуклонное стремление к цели. Майкл ощутил в себе силу.

Силу бомбы.

Арно Валтири положил начало его преображению. Журавлихи и Ламия (последняя, может быть, неосознанно) подхватили эстафету. Их молоты выковали волю Майкла, путешествие закалило ее и наполнило сознание образами, способными развиваться беспредельно. Кларкхэм сам нынче ночью запустил часовой механизм, послав Майклу сновидение, хотя и довольно неудачное, поскольку сам не ведал, что творил.

— Не слишком ли смело? — усмехнулся Кларкхэм. — Вы ведь еще даже не взрослый. Вам, наверно, лет шестнадцать по земному исчислению. А я старше города, в котором вы родились.

— Вы всюду приносили несчастье, куда бы ни приходили. Даже вначале… когда служили Черному Ордену.

Последнее было лишь догадкой, но, похоже, Майкл угодил в точку.

Кларкхэм прищурился, и его руки на столе сжались в кулаки.

— Ведь это вы — человек из Порлока? — продолжал Майкл. — Вас подослал Малн, чтобы помешать Колриджу. Вы сделали свое дело, но потом начали раздумывать, нельзя ли гибриду совместить интересы сидхов и свои личные. И вас заинтересовало, что написал бы Колридж, если бы ему не помешали…

Кларкхэм встал.

— Через много лет вы сами научились магии и убедили Эмму Ливри станцевать для вас Песнь. Похоже, тогда вы были очень близки к цели, поэтому Таракс решил сжечь Эмму.

— Я любил ее.

В голосе Кларкхэма послышалась угроза. Мора взглянула на него и сразу отвернулась, не выдержав его взгляда.

— Кого еще вы использовали? — продолжал Майкл. — Насколько лучше жилось бы этим людям, если бы вы оставили их в покое? Только с Арно вышло иначе.

— А вам известно, кто такой Валтири?

— Нет, — ответил Майкл. Он предпочел бы этого не знать.

— Майкл, его сородичи — птицы. Кледары. Он соблазнил меня, а не наоборот. Я нашел путь в Царство много веков назад, но его музыка отворила в моем доме ворота, которые я не смог затворить. Это он привлек ко мне внимание в Царстве, в результате сидхи напали на меня, разрушили мой дом и поработили моих жен. Его сородичи научили сидхов колдовать с помощью музыки… и он внушил мне мысль о моем могуществе. Валтири был волшебником, юноша, последним из кледаров. А теперь сами можете вообразить, как долго он ждал этого момента и где он сейчас. И еще — как я зол на него и на Тонна.

Он потянулся и зевнул.

— Предлагаю закончить этот нелепый разговор. Еще хватит времени обсудить все грехи и ошибки, сначала надо завершить Песнь. Юноша, я вас знаю уже достаточно и могу сказать с уверенностью: вам совершенно необходимо закончить Песнь. Она уже внутри вас, не так ли? Неважно, какую роль тут сыграло мое сновидение.

— Оно было как мыльная опера, — заметил Майкл. — Неужели вы думали, что Колридж хотел написать такое?

В патио появился Бири с запотевшим кувшином и стаканами на подносе. Кларкхэм нахмурился и отмахнулся.

— У меня есть только общее преставление. Я всегда знал структуру Песни, но без деталей.

— Может быть, секрет Песни в другом. В том, как она преобразуется в своем вместилище.

— Вы начинаете говорить загадками, — удивился Кларкхэм и снова сел.

— А что это было за сновидение? — поинтересовался Николай.

— Я как будто попал в настоящий чертог наслаждений. Видел Мору, она играла, пела. А я был поэтом, вольным и своенравным, и бродил по лесам вокруг дворца. Мора служила у императора. В нее влюбился придворный маг и звездочет, я тоже ее любил. Мы встречались под кедрами. Звездочет приревновал. Он посоветовал Кубла хану послать флот на завоевывание Восьми Островов, то есть Японии. И подстроил, чтобы разбойники похитили вольного поэта и продали рабом на галеру, на тот самый флот.

Николай зачарованно слушал. Мора сложила ладони на столе. Бири поставил поднос и наполнил стакан.

— А дальше? — спросил Николай.

— Потом звездочет решил жениться на абиссинской деве. Он знал, что флот должен пойти на дно, а с ним и соперник. Действительно, поднялась сильная буря и потопила корабли императора, как и предвидел звездочет, и все мореплаватели утонула. Но воля молодого поэта оказалась слишком сильна, даже смерть не смогла разлучить его с любимой. Он вернулся и призраком посещал дворец.

— И об этом хотел написать Колридж? — спросил Николай.

— Никто не знает, что он хотел написать, — заявил Майкл. — Зачем мы все вам понадобились? — обратился он к Кларкхэму. — Почему бы вам не завершить Песнь самому?

— Изомаг хорошо знает, что в Песни Силы главное — форма, — пояснил Бири. — Чтобы придать ей форму, нужен поэт.

— Именно так, — подтвердил Кларкхэм.

— И вы думаете, я могу сравниться с Колриджем?

Кларкхэм задумался, потом отрицательно покачал головой.

— Нет, юноша, вы не обладаете его лирическим даром. Тем не менее вы способны придать Песни форму. Вы можете завершить Песнь.

— Пожалуй, я не стану этого делать, — с усилием произнес Майкл. — Вы не заслуживаете власти. Вы покинули своих жен, бросили на произвол судьбы Эмму Ливри. Сколько еще людей пострадало из-за вас? Арно просто дал вам то, что вы заслужили.

— Бедный грустный немец, — проговорила Мора, опустив глаза.

— К Малеру я не имел никакого отношения, — пробормотал Кларкхэм, не глядя на нее. — И к его сыну тоже. Это не моя работа.

Он вдруг спокойно, беззлобно улыбнулся Майклу.

— Юноша, я прошел через многое. Меня уже не остановить.

— Значит, вы прекрасно обойдетесь без моей помощи. Вы сочинили для меня сновидение, вот и придайте ему форму. Если я не способен заменить Колриджа, может, это удастся вам.

— Я не поэт.

— Конечно, не поэт. Вы паразит. Рветесь к власти, которой не заслуживаете.

— Я не паразит. В худшем случае, симбионт. На вас, кажется, слишком сильно повлиял Тонн, и вы неверно понимаете мои взаимоотношения с артистами и художниками. Я сотрудничаю с ними, вдохновляю их.

— Тонн сказал, что когда-нибудь у нас снова придут к власти поэты. Я не позволю вам стать диктатором.

Кларкхэм глубоко вдохнул и с присвистом выпустил воздух сквозь зубы.

— Похвальная храбрость. И глупость… — Он указал на Николая. — Взгляните-ка.

На скамейке лежал страшно изуродованный труп Николая. Под ним образовалась лужа крови. Кларкхэм поднял палец, и Николай обрел свой прежний вид.

— Я бы не прибег к столь примитивному методу, — продолжал Кларкхэм, — если бы имел дело с достойным противником. Но дело обстоит иначе. Поэтому условия будут таковы: или вы мне даете заключительную часть Песни, или Николай превращается в то, что вы видели. Но сейчас необходим перерыв. Слишком много эмоций. Мы должны поразмыслить, подготовиться.

— Мне не нужно готовиться, — возразил Майкл. Он дал Кларкхэму последний шанс, а Изомаг ответил только угрозой. — Я могу написать прямо сейчас.

— Я настаиваю на перерыве, — заявил Кларкхэм.

Мора равнодушно смотрела на розы в саду. Николай, как и накануне вечером, сидел с озадаченным видом. Он ничего не почувствовал.

— Пусть Мора покажет вам и вашему другу дворец. Здесь есть что посмотреть. Чертог наслаждений — весьма причудливое сооружение, и я не пожалел усилий для его восстановления. Хотелось бы, чтобы плоды моих трудов приносили максимальную пользу. — Он улыбнулся не без приятности. — А нашу игру закончим позднее. Сегодня чудесный день. Прошу. — Кларкхэм махнул рукой в сторону Моры и встал из-за стола.

— Будьте с ним поосторожнее, — говорила Мора, ступая по мраморно-ледяному полу. — Изомаг очень сильный чародей.

— Я знаю, что сильный, — согласился Майкл.

Она повернулась и с болью посмотрела на него.

— Тогда зачем же вы его злите?

— Я очень долгое надеялся, что он укажет мне путь домой и поможет людям в Царстве. А оказалось, ему нужна только власть. Он хочет стать вторым Адонной.

Мора медленно покачала головой, не сводя с Майкла глаз. Казалось, она немного жалеет его.

— Всей истины не знает никто. Так сказал Изомаг, и он, несомненно, прав. Во всем есть тайна и чудо.

— Он мне ничего не сделает, пока не получит то, что хочет… И потом… — Внутри опять зажужжали мухи. — Мне уже наплевать. Я на все согласен. Так что пойдем и покончим с этим.

Мора склонила голову набок.

— Неужели поэта с Земли нисколько не интересует возможность осмотреть Занаду?

Эти слова задели Майкла. Возможность действительно уникальная, но уже ничто, кажется, не в силах вызвать у него благоговейного трепета.

— Пожалуй, — пробормотал он.

— Тогда начнем отсюда…

У края гигантского шатра в окружении нескольких кедров начиналась черная мраморная лестница и вела в недра холма. Мора сняла фонарь с медной полки и пошла вниз первая. За ней почти вплотную ступал Николай. Майкл отставал от него на несколько шагов.

— Чем вы занимаетесь у Кларкхэма? — спросил Майкл.

— Делаю, что он хочет. — Голос Моры почти мгновенно утонул в свисте подземного ветра.

— А что именно? — допытывался Майкл, хоть и сознавал, что ведет себя бестактно.

— Когда Изомаг сюда пришел, тут было одно лишь море. Малн уступил этот край согласно Пакту. Изомаг был очень несчастен, у него ничего не осталось. Он потерял всех, кого любил. Остались только Харка и Шахпур, но они мало чем могли помочь. Он обладал силой, но ему не хватало…

Она подняла руку, и Майкл почувствовал, как Мора заглядывает в его ауру памяти в поисках подходящего слова.

— Вдохновения? — подсказал он.

— Да. Я тоже была одна. Меня изгнали за любовь к человеку. Я странствовала по морю, и Изомаг взял меня к себе. Он перестал страдать от одиночества, и к нему вернулась сила воображения. Тогда он и создал чертог наслаждений.

Они продолжали спускаться в холодную тьму.

— Как же ему удалось все это построить? — спросил Николай.

— Он не строил, — ответила Мора, и эхо повторило ее слова. — Песнь изначально имеет множество форм. Он просто взял Песнь такой, как есть, и позволил ей создать Царство в его владениях.

Майкл на ходу ощупал стены и обнаружил лед с каменными прожилками, очень мелкими. Внизу слышался грохот, ступени сотрясались в лад с его раскатами.

— Царство воздвигнуто на льду, — пояснила Мора. — А он начинается еще несколькими милями глубже. Этот лед — часть Песни, холод среди мрака. Он тает и образует реку. А река…

Они свернули за угол, и в глаза ударил холодный голубовато-зеленый свет. Капли влаги стекали по гладким ледяным стенам. Мелкие ручейки собирались обочь лестницы в желоба.

— Река впадает в море, — продолжала Мора. — Но по пути увлажняет землю. Так лед дает жизнь — холодное превращается в теплое. Это тоже часть Песни. Но кое-что не упоминается ни в одном из ее проявлений.

Она остановилась и указала на стену. Глубоко во льду застыли продолговатые рыбы с кошачьими и оленьими головами. Приглядевшись, Майкл понял, что они не настоящие. Иллюзию портили тонкие трещины. Под другим углом зрения они превратились в камышинки с глазами.

— Песнь всегда содержит больше, чем способен передать певец.

Ступени закончились, но путь продолжался по льду. Николай угодил ногой в трещину, и Майкл схватил его за руку.

— Для туристов маршрут не приспособлен, — криво усмехнулся русский.

Лед приобрел более светлый и живой зеленоватый оттенок. Тоннель расширился, Мора показала на большой ледяной мост.

— Пойдем туда.

Наверху свод подземелья украсили причудливые узоры из льда и мрамора. Внизу справа талая вода собиралась в большой поток, который слева низвергался водопадом. Ледяные глыбы, прежде видневшиеся издали, оказались с крупный особняк каждая. И не все они были из льда. Как писал Колридж, обломки скал скакали в токе вихревом. Ледяной мост — сводчатый, о двух пролетах, был, очевидно, естественного происхождения, хоть и вполне удобен. Он, не содрогаясь, принимал на себя удары каменных и ледяных глыб.

Они двинулись по мосту. Николай — шел неохотно, боясь поскользнуться и сорваться в бездну. Веяло холодом и сыростью. Шум падающих струй, пронзительный скрежет и грохот оглашали подземелье.

За мостом начинался узкий тоннель с низким потолком, его стены тоже были из льда и камня.

Ближе к выходу преобладал камень. Они вышли на уступ под открытым небом, с него открывался вид на глубокую клиновидную теснину — «романтическую пропасть» Колриджа. Сотней ярдов ниже талая вода вырывалась гигантским фонтаном, и пенистый поток уносил обломки льда и камня. Кроны деревьев образовали над выступом полог, сквозь который пробивался тусклый свет. На ветвях блестели капли. Николай поежился.

Уступ привел к краю ущелья, возвышавшемуся над садами. Под теплым небом лениво текла извилистая река, вода в ней напоминала расплавленную бронзу. На противоположной стороне теснины виднелись ступени, по которым Майкл и его спутники поднимались к дворцу в день прибытия. Вслед за низвергающейся водой взгляд Майкла опустился туда, где в синих струях бились льдины.

— А теперь спустимся к садам. — Мора взяла Майкла за руку, но он остался на месте.

— Мы только теряем время.

— Пожалуйста, пойдем, — настаивала она.

— Или я сделаю то, ради чего меня сюда привели, или уйду сейчас же, — твердо заявил Майкл.

Мора попятилась и сложила руки на груди. Смущенный Николай засунул большие пальцы за ремень и отступил в сторону.

— Почему вы так торопитесь? — спросила Мора. — Ведь времени достаточно.

Майкл заметил Харку и Шахпура. Они сидели на камнях на обочине дороги. Очевидно, обратный путь был отрезан.

— Ладно, ведите.

Сидх с пустой аурой и человек в белом клобуке молчали, но не отставали от Майкла с Николаем до конца их экскурсии. Майкл почти не обращал внимания на великолепные пейзажи, лабиринты цветущих садов, изящных, похожих на украшения из драгоценных камней, сидхийских животных. В середине дня Николай притворился усталым и голодным, и они вернулись, пройдя по противоположной стороне ущелья, к каменным воротам. Перед входом в шелковый купол Харка и Шахпур задержались. Харка жестом остановил Майкла. Шахпур приблизился и кивнул сидху.

— Мы хотим тебя предупредить, — сказал Шахпур Майклу. — Изомаг больше не потерпит дерзости.

Харка глубоко вздохнул.

— Он уже давно ничего не делает, и не все его мысли светлы. В сердце Изомага осталось много горечи.

— Он могуч, — добавил Шахпур. — Он может причинить тебе большое зло.

— Ты знаешь, мы не такие, как все, — продолжал Харка. — И не все прихоти Изомага я исполнил. За это он меня наказал.

— Но вы по-прежнему служите ему.

— У нас нет выбора. И сейчас мы предупреждаем тебя только потому, что это нужно Изомагу. Я бежал из Мална вместе с Кларкхэмом. Мы были сообщниками. Потом поссорились, и он взял верх. Он вылил из меня личность, как вино из кувшина. Теперь во мне пустота.

— Шахпур?

— Однажды Изомаг исполнился ненависти, и она породила в его мозгу недуг, как черви заводятся в гнилом мясе. Болезнь ослабляла его, и он отбросил тень. Но тень оказалась слишком сильной и не исчезала сама. Ее нужно было бросить на кого-то. Изомаг выбрал меня. Я ношу в себе его гнусный недуг.

Снова заговорил Харка:

— Вот как он поступил с нами, а ведь мы мало чем провинились перед ним. Если будешь дерзок, откажешься исполнить его желание, он сочтет это преступлением. И даже я, пустой сидх, содрогаюсь при мысли о том, что он может сделать с тобой и твоим спутником.

— Что ж, тогда я не буду дерзить, — ответил Майкл. — Он получит, что хочет.

— Чего лишились люди и сидхи, когда расстались? — вопросил Кларкхэм сразу после ужина.

Бек и Тик собирали тарелки, а Мора принесла на подносе графин бренди и стаканы.

— Одни лишились магии, другие — чувства направления. Соедините их снова, — а это рано или поздно все равно произойдет, — выиграют и те, и другие. Только вот как их соединить, чтобы не было неприятностей? Кто способен понять и людей, и сидхов?

Кларкхэм поднял стакан и предложил Майклу сделать то же.

— Уж конечно, не Тонн, — этот дряхлый волшебник потерял контроль над вселенной собственного изготовления. И не Валтири. И не Таракс, закоснелый человеконенавистник. Только гибрид.

Вечернее смакование бренди, очевидно, стало для Кларкхэма ритуалом. Майкл глотнул приятного на вкус, но слишком крепкого напитка.

— Каким образом? — спросил он.

— Каким образом я собираюсь их объединить?

Майкл кивнул.

— Исподволь, мой друг. Очень осторожно. Что к чему нужно добавлять: воду к кислоте или кислоту к воде? Старая алхимическая проблема…

— Всегда льют кислоту в воду. — Майклу вспомнилась миссис Перри, учительница химии.

— Да. И сидхов можно отождествить с кислотой, а людей — с водой… Переносить сюда людей не имело смысла. Сидхи просто оттолкнули их, изолировали. Но если взять некоторое число сидхов и возвратить на Землю… Есть надежда на лучший результат.

— Мы и сами неплохо справляемся, — возразил Майкл, но усомнился в собственных словах еще до того, как они прозвучали. — Нам не нужны сидхи.

— Майкл, на Земле хаос. Никто не умеет заглядывать в чужие мысли, и от этого люди злобны и эгоистичны. Ваши чудеса грубы и опасны, в них нет внутренней поэзии. Вы ведете войны, неизвестные даже сидхам, — с болезнями, стихийными бедствиями, собственным безумием.

— И вы хотите управлять смешением рас?

Кларкхэм кивнул.

— Да. А вы что, можете назвать имя гибрида, более подходящего для этой цели? Более сведущего, искусного, более… опытного?

Майкл отрицательно покачал головой.

— Вы можете стать просто мудрым и добрым учителем.

Мора встала за спиной у Кларкхэма, положила ладони ему на плечи. Кларкхэм накрыл ее руку своей.

— Я эгоистичен, как все кругом.

Майкл покосился на Харку, который прогуливался вдоль края патио.

— Это дело непростое, — заметил Майкл. — Оно, наверно, принесет отчаяние, злость.

Рассеянные шелковым пологом вечерние лучи и тусклые бумажные фонарики заливали патио мягким светом. Кларкхэм наклонился вперед и положил руки на стол. Между его ладоней возник образ: Земля, вполне реальная и так хорошо знакомая Майклу.

— Достаточно всего лишь воплотить на ней Песнь… при содействии людей и сидхов во главе с подходящим предводителем, то есть со мной… и бедам придет конец. Мир снова станет раем, как в былые времена…

— Амхара, — прошептала Мора. Ее лицо приобрело теплый вишнево-коричневый оттенок.

Шар, возникший меж ладоней, устремился к Майклу, но Майкл не отшатнулся. Земля расширилась, заполнила все поле зрения, и Майкл уже как будто пролетал сквозь облака, над лазурными морями, широкими белыми пляжами, джунглями и зубчатыми вершинами гор. Чистый воздух был наполнен ликованием, ожиданием чего-то удивительного и радостного. Образ исчез, лопнул как мыльный пузырь, но впечатление осталось.

— Это юность, — пояснил Кларкхэм. — Мир вновь юн, свободен от греха, страха и ненависти.

— С вами во главе, — добавил Майкл. На сей раз он сделал то, от чего до сих пор воздерживался — попытался проникнуть в ауру Кларкхэма. Изомаг заблокировал все, кроме самого длинного, похожего на колючку, протуберанца. И Майкл почувствовал, как ужасна подлинная суть Кларкхэма, и понял…

«Воспользуйся этим».

Грязь, ненависть, почти столь же отвратительные, как в ауре Шахпура. Сколько раз Кларкхэм отбрасывал свою самую темную тень? И сколько раз внутренняя мерзость возрождалась? Он носил в себе что-то вроде злокачественной опухоли, от которой не мог избавиться полностью — она вырастала снова и снова.

«Шахпур — человек, а душа человека обычно не защищена, и отброшенные тени липнут к ней, как мухи к липучке, особенно в Царстве.

Когда Кларкхэм получит Песнь, он вселит в меня всю свою нечисть. Духовная экскреция. Как это предотвратить?

Почему я сужу о нем так резко? Разве во мне самом нет ничего темного и мерзкого?»

Кларкхэм никак не реагировал на прикосновения к его ауре.

— Да, я буду главой, — сказал он всего через несколько мгновений. — Или у вас есть другая кандидатура?

— Нет, — ответил Майкл.

— Тогда оставим пустые пререкания. Вы способны помочь воссозданию рая на Земле, объединению народов, разделенных в незапамятные времена. Давайте сотрудничать. Наши цели совпадают.

Кларкхэм сделал знак Море. Она сходила в дом за писчими принадлежностями, которые разложила перед Майклом.

— И чего-нибудь выпить, — попросил Кларкхэм.

Майкл взял два оставшихся листа и авторучку. На мелкозернистой поверхности бумаги перо оставляло толстые, гладкие линии.

Три круга: встанут из Аверна

Все духи странников несчастных,

Что в сумрачном его погибли Царстве…

Это была просто разминка. Майкл смотрел на белую бумагу и старался сосредоточиться. «Как отбрасывание тени, — подумал он. — Находишь внутри слова, придаешь им форму, выпускаешь наружу. И они должны быть безжалостны».

Бири опять принес кувшин, разлил по тяжелым глиняным стаканам прозрачный напиток кремового цвета.

Кларкхэм поднял стакан и провозгласил здравицу Майклу.

— Настоящее райское молоко, — добавил он.

«Три кольца вокруг сомкнутся…»

Напиток оказался кисловатый, резкий, с привкусом спирта, но все же довольно приятный.

— Это кумыс, — пояснил Бири. — Напиток императора Кублы.

Кумыс подействовал на Майкла почти немедленно. Он записал последние две строчки из фрагмента поэмы Колриджа.

И тут оно пришло. Вспыхнуло, заискрилось и хлынуло стремительным потоком. Майкл едва успевал записывать. Он знал: другого шанса не будет. И пытался уловить как можно больше, и ликовал. Никакого внешнего источника не было; все шло изнутри, из самого существа Майкла или, вернее, из той сущности, которая соединяла его с Колриджем, с Йитсом, со всеми прекрасными поэтами. Больше не существовало ничего, кроме Слова, и оно накатывало совершенными волнами.

Еще строчек двадцать пронеслись так быстро, что их не удалось записать. Но это не имело особого значения.

Строчек было больше, гораздо больше, они промелькнули в сознании и исчезли, но сделали свое дело. Песнь завершилась, и Майкл уже знал, что не такую Песнь Силы искал Кларкхэм. Ничего подобного, кажется, вообще никогда не существовало. Разрушительное начало лежало в самой основе и проявилось еще в ту пору, когда Линь Пяо Таю поручили постройку дворца.

Поэма Колриджа играла роль ловушки и предназначалась лишь для уничтожения тех, кто, подобно Кларкхэму, стоял на пути более могущественных сил. Валтири, маг из птичьего рода, кледар, послал в Царство Майкла; Журавлихи и Бан Часов ему помогали; Тонн и Малн позволили пройти до конца.

Кларкхэм схватил листы, как только Майкл перестал писать. Изомаг читал, и зрачки его расширялись.

— Предатель. Это не…

— Я закончил. Тут не все. Но я уже закончил, — проговорил Майкл, внезапно ощутив огромную усталость.

Кларкхэм скомкал листы и швырнул на стол. Мора взяла в руки пликтеру. Кларкхэм повернулся к сидхине, но она не взглянула на него. Земля опять содрогнулась, и Николай, пятясь, отошел от стола. Ледяные глыбы в ущелье загрохотали сильнее, Кларкхэм метнул свирепый взор в Бири; тот ответил холодным взглядом.

— Предатель! — прорычал Кларкхэм. — Ты все еще служишь Тараксу!

— Все хотели, чтобы юный поэт выполнил свою миссию. И Таракс, и Адонна, и Совет Элеу. Все объединились против тебя. Ты и сам этого хотел. Юноша уже решил не искать тебя, но ты доставил его сюда. Он отказывался, но ты вынудил его написать Песнь. Пожинай плоды своих трудов.

Лицо Кларкхэма потемнело от гнева, руки тряслись — Изомаг уже чувствовал, как его покидают силы.

— Вам не стоит здесь задерживаться, — шепнул Майкл Николаю.

Уговаривать русского не пришлось, он спрыгнул с кирпичной террасы, пронесся по саду, перемахнул через забор и побежал дальше по мраморно-ледяному полу. При каждом содрогании земли на мраморе появлялись новые трещины, и обломки камня взлетали в воздух. Майкл нагнулся, подобрал листы, расправил и спрятал за спину.

— Что мне с тобой сделать? — прохрипел Кларкхэм.

В эти мгновения Майкл жалел его более чем когда-либо. И боялся.

Бири взял Мору за руку. Они отвернулись от Изомага и пошли вниз по кирпичным ступеням. Свет, проникавший сквозь купол, приобретал кроваво-красный цвет, и шелк трепетал под напором неистового ветра.

В патио остались только Кларкхэм и Майкл.

— Убирайся! — взревел Изомаг.

Черный мрамор со скрежетом отделялся от ледяных прожилок. На лужайке вспучивалась земля. Розы тряслись. Остекленело большинство кустов, цветы рассыпались на мелкие осколки.