Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Падение Берлина, 1945

ModernLib.Net / История / Бивор Энтони / Падение Берлина, 1945 - Чтение (стр. 9)
Автор: Бивор Энтони
Жанр: История

 

 


      Движимые либо страхом оказаться в Сибири, либо быть немедленно наказанными за свои преступления, истощенные немецкие солдаты все еще поднимались и шли в бой. "Немцы потеряли пока не всю надежду, - отмечал в феврале 1945 года аналитик французской разведки. - Они просто боятся представить себе, что с ними будет в противном случае"{214}. Советские офицеры характеризовали немцев несколько по-иному: "Моральное состояние на низком уровне, но дисциплина строгая"{215}.
      Глава седьмая.
      Зачистка тыловых районов
      14 февраля 1945 года колонна советских военных машин, двигавшаяся по Восточной Пруссии по шоссе от Растенбурга на Ангебург, неожиданно свернула на небольшую дорогу, ведущую в густой дубовый лес. Окружающий тоскливый пейзаж наводил на меланхолические настроения.
      Вдоль дороги тянулась колючая проволока. Вскоре колонна остановилась перед табличкой с надписью на немецком языке: "Стой. Военная зона. Гражданским лицам вход воспрещен"{216}. Это были ворота в бывшую ставку Гитлера Вольфшанце.
      На советских автомобилях находились военнослужащие пограничных войск из 57-й дивизии НКВД{217}. Командовали ими офицеры, одетые в военную форму, хотя они и не подчинялись армейскому командованию. В качестве сотрудников СМЕРШа они теоретически могли держать ответ только перед Сталиным. Отношение контрразведчиков с армейскими подразделениями нельзя было назвать дружескими. Имевшиеся у смершевцев машины были переданы им из фронтовых частей. Часто армейское командование избавлялось таким образом от уже изживших свой срок автомобилей. Это стало повсеместной практикой, и командиры подразделений СМЕРШа и НКВД были ей абсолютно недовольны.
      Начальник всей автоколонны носил форму генерала. Им являлся комиссар государственной безопасности 2-го ранга Виктор Семенович Абакумов. Он был назначен руководителем контрразведки СМЕРШ самим Берией вскоре после победы под Сталинградом. Абакумов, равно как и его шеф, не гнушался арестом молодых женщин и их последующим изнасилованием. Однако его основной специальностью являлось выколачивание показаний из заключенных с помощью резиновой дубинки. Для того чтобы не портить лежащий на полу его кабинета шикарный персидский ковер, Абакумов приказывал сворачивать его перед тем, как в помещение приводили очередного несчастного узника{218}.
      Именно Абакумов был послан Берией провести "специальные чекистские мероприятия" в тылу войск 3-го Белорусского фронта. Здесь под его началом находилось двенадцать тысяч военнослужащих НКВД - то есть больше, чем все немецкие охранные войска, подчиненные трем группам армий, вторгнувшимся в 1941 году в СССР. Даже фронт Жукова не располагал таким числом военнослужащих специальных подразделений.
      Повсюду лежал мокрый снег. Согласно отчету Абакумова Берии, военнослужащие НКВД спрыгнули с машин и заблокировали дорогу. Тем временем он сам и другие офицеры СМЕРШа начали осмотр территории. Повсюду остались следы недавнего пребывания немцев. Справа от главного входа стояло несколько каменных блокпостов, в которых находились мины и камуфляжный материал. С левой стороны стояло несколько бараков, в которых жили охранники. Советские военнослужащие обнаружили там эполеты и форму батальона охраны ставки фюрера. Численность этого батальона была по приказу Гитлера увеличена до размеров бригады. Фюрер постоянно опасался неожиданного парашютного десанта со стороны русских{219}.
      Следуя дальше по дороге, уводящей все глубже в лес, Абакумов постоянно натыкался на стоящие по обеим сторонам таблички. Его переводчик объяснил, что они предупреждают о расставленных вокруг минах. Абакумов очень подробно описывал в своем отчете все детали осмотра. Он знал, что затем этот документ будет, несомненно, доложен Сталину, интересующемуся подробностями жизни Гитлера.
      Самой удивительной деталью, однако, стала длительная неосведомленность русских о месторасположении ставки Гитлера. Она кажется и вовсе непонятной, исходя из того, что они захватили в 1943 и 1944 годах большое количество немецких генералов, которые в разное время посещали Вольфшанце. Лишь две недели спустя после прихода частей Красной Армии советское командование обнаружило этот комплекс строений площадью четыре квадратных километра. Тем не менее нужно признать, что заметить место ставки с воздуха представлялось довольно затруднительным. Все дороги были покрыты сверху зеленой камуфляжной сеткой. Любые прямые линии маскировались искусственными насаждениями деревьями и кустами. Фонари светили только синим светом. Даже наблюдательные посты, высотой под тридцать пять метров, ничем не отличались от обычных сосен.
      Когда Абакумов и его сопровождающие прошли через первый внутренний периметр, их взору предстали массивные железобетонные укрепления с колючей проволокой и расположенными перед этими укреплениями минными полями. Поодаль располагались огневые позиции для стрелков и казармы. За воротами № 1 все бункеры взорвали еще в прошлом году, сразу после окончательного отъезда отсюда фюрера 20 ноября 1944 года. Однако Абакумов не имел ясного представления о том, когда именно были оставлены эти помещения. Они прошли через второй периметр, затем через третий. В центре комплекса Абакумов увидел несколько бункеров, соединенных с подземными гаражами. Выяснилось, что гаражи были рассчитаны на стоянку для восемнадцати автомобилей.
      Абакумов писал, что он и его сопровождающие вошли в эти бункеры с чрезвычайной осторожностью. Они увидели сейф, который был пуст. Меблировка всех комнат оказалась чрезвычайно простой. Сотрудники СМЕРШа осознали, что находятся на правильном пути, когда увидели перед собой дверь с табличкой "Адъютант фюрера". Вскоре обнаружили и комнату Гитлера. Ее опознали с помощью фотографии, где в этом помещении был запечатлен он сам и Муссолини.
      Абакумов не выразил никаких эмоций по поводу того, что он находится как раз там, откуда фюрер дал приказ произвести безжалостное нападение на СССР. Казалось, что больше всего его интересовали железобетонные укрепления и их размеры. Потрясенный увиденным, он, вероятно, уже обдумывал - можно ли соорудить нечто подобное для охраны безопасности Сталина и Берии. В своем докладе Абакумов специально отметил, что советским специалистам будет чрезвычайно интересно посетить бывшую ставку Гитлера и осмотреть все имеющиеся там бункеры и их организацию{220}. Несмотря на приближающуюся победу, выходило так, что советский лидер чувствовал себя не в большей безопасности, чем его поверженный враг.
      По словам самого Сталина, подразделения СМЕРШа и НКВД, приданные фронтам, были "несовершенны" для того, чтобы эффективно противостоять всем подозрительным элементам на захваченных территориях{221}. Во время беседы с маршалом авиации Теддером, которого сопровождал американский генерал Булл, Сталин сказал последнему, что дивизии НКВД совершенно не имеют артиллерии. Однако добавил, что они хорошо вооружены автоматическим оружием и бронемашинами. Он считал, что эти войска должны иметь все возможности для расследования и ведения допросов.
      На захваченной германской территории, в Восточной Пруссии и Померании, первой задачей частей НКВД было вылавливание оставшихся в советском тылу немецких военнослужащих. Советские офицеры приравнивали фольксштурмовцев к солдатам вермахта. Но поскольку почти всех немецких мужчин в возрасте от пятнадцати до сорока пяти лет так или иначе использовали в фольксштурме, то их автоматически превращали в военнопленных. Тех фольксштурмовцев, которые не убежали, а остались у себя дома, признавали за участников групп по организации саботажа в тылу советских войск. Согласно донесениям, более двухсот немцев было расстреляно тогда на месте "за саботаж и терроризм"{222}. Однако действительная цифра убитых, видимо, намного больше.
      Согласно сталинскому пониманию, небольшая прослойка поляков, сотрудничавших с гитлеровскими властями, относилась к "подозрительным лицам" в Польше в меньшей степени, нежели люди, которые поддерживали польское правительство в эмиграции и Армию Крайову, организовавших восстание в Варшаве летом 1944 года. Сталин относился к этому событию как к преступному антисоветскому акту{223}. В его глазах оно было не чем иным, как попыткой захватить польскую столицу и переместить туда "лондонское эмигрантское правительство" прямо под носом у наступающей Красной Армии{*3}. Той армии, которая сражалась и умирала ради освобождения Варшавы. Сталин, естественно, не принимал в расчет, что Польша была продана им нацистам в 1939 году, и то, что Берия расстрелял польских офицеров в Катыни в 1940 году. Советский лидер игнорировал и тот факт, что Польское государство понесло в войне пропорционально большие потери, чем Советский Союз, - двадцать процентов от всего населения. Сталин считал, что по праву завоевателя он может основать в Польше свое собственное правительство. В этом, кстати, было убеждено и немало командиров Красной Армии. Когда же советские войска пересекали границу Польского государства с Германией, многие бойцы чувствовали, что именно теперь они вступают на территорию иностранного государства{224}, инстинктивно полагая, что Польша является составной частью Советского Союза.
      Утверждение Сталина на конференции в Ялте, что временное прокоммунистическое правительство Польши имеет большую популярность в народе, являлось не более чем субъективным мнением. Оценки Жукова были куда более реалистичны. Он вспоминал о том, что лишь часть поляков лояльно относились к Красной Армии{225}. Противники советской власти объявлялись "вражескими агентами" даже несмотря на то, что они воевали против гитлеровцев. Совершенно сбрасывалось со счетов то обстоятельство, что Армия Крайова официально являлась вооруженной силой, воюющей на стороне союзников. Жуков признавал необходимость контроля над собственными войсками в момент прохождения их через Польшу. С советскими солдатами требовалось проводить воспитательную работу ради недопущения с самого начала их пребывания в Польском государстве различных необдуманных поступков. Это пребывание затянулось на целых сорок пять лет.
      Масштабы контроля НКВД над польским временным правительством хорошо видны из того факта, что Берия назначил 20 марта 1945 года генерала Серова в качестве "советника" в новом польском министерстве безопасности{226}. Генералу был присвоен псевдоним "Иванов". Советник имел звание комиссара государственной безопасности 2-го ранга. Серов был хорошо подготовлен для исполнения своих служебных обязанностей. Он в свое время координировал массовую депортацию горских народов с Кавказа, а еще раньше, в 1939 году, отвечал за проведение репрессий во Львове сразу после его захвата Красной Армией. По его приказу арестовывались и расстреливались польские офицеры, землевладельцы, священники, учителя, заподозренные в оппозиции советскому режиму. Около двух миллионов поляков были депортированы тогда в лагеря ГУЛАГа, а в восточной Польше начался процесс насильственной коллективизации.
      Сталин намеренно проводил политику, в которой Армия Крайова и украинские националисты из организации УПА (Украинская повстанческая армия) ставились на одну плоскость. По крайней мере он пытался доказать, что они тесно сотрудничают между собой. Со своей стороны, Геббельс не упускал возможности использовать эти утверждения в собственных пропагандистских целях. Он заявлял, что в тылу Красной Армии развернулось мощное партизанское движение. Количество бойцов сопротивления в Эстонии достигло сорока тысяч человек, в Литве - десяти тысяч, а на Украине - пятидесяти тысяч. Министр пропаганды "третьего рейха" даже цитировал газету "Правда" от 7 октября, где говорилось о действиях в советском тылу "украинско-германских националистов"{227}. Все это давало НКВД еще больше возможностей для оправдания своих карательных мер по зачистке освобожденных территорий. Показательно, что оба режима, и советский и нацистский, питали друг друга необходимым пропагандистским материалом.
      Еще одного потенциального польского врага НКВД пытался обнаружить в начале марта 1945 года, сразу после того, как в Польше обосновались органы СМЕРШа. Его сотрудники стали наводить справки о родственниках маршала Рокоссовского, пытаясь узнать, не замешан ли кто из них в антисоветской деятельности{228}. Рокоссовский был наполовину поляком, и не вызывает сомнения, что это расследование велось по прямому указанию Берии. Он не забыл, что в свое время Рокоссовский сумел улизнуть из его рук. Вынюхивать следы врагов на 2-м Белорусском фронте Сталин поручил члену Военного совета фронта Николаю Булганину.
      Убежденность советского лидера в необходимости ликвидировать Армию Крайову наглядно проявилась в небольшом инциденте, произошедшем между военными представителями СССР и США. 5 февраля 1945 года, вскоре после начала Ялтинской конференции, неподалеку от местечка Куфлево совершил вынужденную посадку американский самолет Б-17, пилотировавшийся лейтенантом Мироном Кингом. Вскоре к самолету подошел молодой поляк и попросил американских летчиков взять его с собой. Парня взяли на борт и доставили на аэродром в Щучине, где намечалось произвести более тщательный ремонт боевой машины. Поляка переодели в летную униформу и после посадки выдали его за члена команды Джека Смита{229}. Генерал Антонов позднее отмечал в своем докладе, что только после того, как в дело вмешались советские представители, лейтенант Кинг вынужден был признать, что этот поляк является не членом команды, а иностранцем, о происхождении которого они не имеют никакого понятия. Тем не менее американцы взяли его на борт и хотели увезти в Англию. По словам Антонова, этот поляк являлся не кем иным, как террористом и саботажником, которого заслали в Польшу из Лондона. Правительство Соединенных Штатов вынуждено было принести свои извинения. Оно даже организовало судебный процесс на своей арендованной в СССР авиабазе под Полтавой и запросило Антонова предоставить необходимые свидетельские материалы. Сталин сумел раскрутить этот инцидент по полной программе. Он сказал Авереллу Гарриману, американскому послу в Москве, что этот случай доказывает, что США снабжают белополяков, чтобы те наносили удары по Красной Армии.
      Еще один инцидент случился на советской авиабазе в Мелеце, где из-за недостатка горючего совершил посадку американский "Либерейтор". Советское командование, к тому времени уже хорошо осведомленное о происшествии с лейтенантом Кингом, заставило американских летчиков покинуть самолет и разместило их в близлежащем домике. Однако вместо одной ночи командир экипажа лейтенант Дональд Бридж и девять членов его команды провели в нем двое суток{230}. Тогда они решили, что пришла пора принимать самостоятельные действия. Летчики проникли на самолет якобы забрать оттуда личные вещи. Но, как только команда оказалась на борту, командир включил двигатели и машина взмыла в небо, невзирая на все сигналы и предупреждения советского обслуживающего персонала{231}. Впоследствии генерал Антонов сообщал американскому генералу Риду, что советский инженер-капитан Меламедов, ответственный за команду Дональда Бриджа, был настолько обескуражен и расстроен случившимся, что в тот же день застрелился. Хотя его смерть лежит скорее на совести тех офицеров СМЕРШа, которые отвечали за охрану самолета. Этот инцидент был также использован в качестве "доказательства" того, что посадки самолетов используются для транспортировки на территорию Польши террористов, саботажников и агентов польского эмигрантского правительства в Лондоне.
      Сейчас тяжело предположить, чем тогда руководствовались советские официальные лица - либо они на самом деле были параноиками, либо речь шла о нарушении их моральных устоев. После посещения в Москве освобожденных из немецкого плена союзных летчиков неким американским подполковником тот вдруг узнал, что генерал Антонов изучает вопрос о нахождении авиации США как в Советском Союзе, так и на территориях, контролируемых Красной Армией{232}.
      Согласно докладам НКВД, на территории Восточной Пруссии, в тылу 2-го Белорусского фронта Рокоссовского, действовали немецкие банды численностью до тысячи человек. Специальные части прочесывали лес в их поисках и для последующей ликвидации. Однако в большинстве случаев этими бандитами являлись небольшие группы местных фольксштурмовцев, скрывающихся от советских солдат. Иногда они устраивали засады на грузовики, мотоциклы и повозки, чтобы добыть себе пропитание. В Крайсбурге части НКВД обнаружили даже две замаскированные пекарни, выпекавшие хлеб для немецких солдат, прятавшихся в лесной чаще{233}. Патруль арестовал молодую женщину, несшую им свежую выпечку.
      21 февраля 1945 года патруль 127-го гвардейского полка пограничных войск, возглавляемый младшим лейтенантом Хизматулиным, проводил осмотр лесного массива. Неожиданно сержант Завгородный наткнулся на мешок, висевший прямо на дереве. У него возникло подозрение, что неподалеку прячутся какие-то люди. В ходе дальнейшей проверки были обнаружены три хорошо замаскированные траншеи, которые привели советских солдат к землянке. В ней находились вооруженные люди - три немецких солдата с винтовками{234}.
      Основной проблемой при зачистке тыла оставались мины и неразорвавшиеся снаряды{235}. Для того чтобы ускорить процесс разминирования, каждому полку НКВД были приданы двадцать две обученные собаки{236}. Более того, овчарки по запаху могли определить места нахождения спрятавшихся германских военнослужащих.
      Многие командиры частей НКВД в своих докладах нарочно драматизировали ситуацию для того, чтобы придать своей деятельности еще большую значимость. Показательно, что все допрашиваемые органами СМЕРШа "террористы" были уже людьми пожилого возраста - родились, как правило, еще до 1900 года. В докладе представителя НКВД на 2-м Белорусском фронте Цанавы говорится о некоем Ульрихе Бере, 1906 года рождения, который признался, что в феврале 1945 года был завербован офицером германской разведки капитаном Шрапом. В его задачу входило обосноваться в советском тылу и проводить там активную террористическую и разведывательную деятельность{237}. Кроме того, вербовать сторонников и проводить с их помощью организованный саботаж. В ходе своей деятельности Бер завербовал двенадцать агентов. Во многих докладах офицеры НКВД называли оставшихся в советском тылу фольксштурмовцев не иначе как агентами, оставленными немецкой разведкой для "организации саботажа"{238}. В этой связи возникало много нелепостей. Одной из них был инцидент с "саботажем" на линии электропередач неподалеку от Гинденбурга, в Силезии. Однако после детального осмотра места происшествия выяснилось, что провода оказались перерезаны отнюдь не саботажниками, а осколками от разрывов советских снарядов.
      В другом донесении говорилось о целой школе немецких саботажников, обнаруженной неподалеку от деревни Ковалево{239}. В этом случае офицеры СМЕРШа были, пожалуй, правы. Дело в том, что все эти "саботажники" имели украинские и русские фамилии. Находясь в отчаянном положении, немцы все больше и больше использовали рабский труд советских военнопленных. Вполне возможно, что найденная в деревне группа советских граждан добровольно пошла на работу к немцам, чтобы оказаться поближе к фронту и побыстрее вернуться домой. Однако они напрасно торопились. Все эти люди сразу же попали под подозрение.
      Создается впечатление, что наибольшую активность части НКВД проявляли при обыске домов и сараев, чем при осмотре прилегающей к ним местности. Одно из советских спецподразделений заметило группу из восьми немецких женщин, сидевших возле стога сена. "Бдительный сержант"{240} неожиданно обнаружил, что это вовсе не женщины, а переодетые в женскую одежду германские солдаты. Донесений подобного рода встречалось тогда довольно много.
      Оказалось также, что крестьяне Восточной Пруссии могут быть столь же наивными, как и жители русских деревень. Патрульные советские солдаты часто замечали, что немцы во время осмотра их жилищ не перестают смотреть на одно и то же место и не отходят от него. В одном из домов немецкая женщина не слезала со своего сундука. Солдат согнал ее оттуда, открыл сундук и обнаружил там спрятавшегося человека. Внимание другого патруля привлекла кровать, с которой не сводил глаз хозяин дома. Солдаты скинули с кровати матрас и увидели, что ее боковые стенки слишком высокие. После того как их оторвали, обнаружили мужчину, одетого в женское платье. В другом доме патруль нашел человека, спрятавшегося в шкафу под одеждой. Его обнаружили по ногам, торчащим из-под пальто. Обычным местом для потайных мест были сараи, амбары, сеновалы. Овчарки быстро находили подобные убежища. Лишь немногие немцы рыли для себя землянки. Порой солдаты НКВД не затрудняли себя обыском в немецких домах. Они просто поджигали подозрительное жилище, и те несчастные, кто не сгорел в нем, расстреливались из автоматов, когда выбегали на улицу.
      Если большинство фольксштурмовцев прятались рядом со своими родными домами, то военнослужащие регулярных частей вермахта пытались всеми силами прорваться через линию фронта. Во многих случаях они переодевались в советскую форму, снятую с убитых красноармейцев. Если таких немцев ловили, то расстреливали прямо на месте. Всех военнопленных, будь то немцы, поляки или русские, первоначально отправляли на сборный пункт. Зачастую он представлял собой всего лишь дом, огороженный колючей проволокой. На нем висела табличка: "Тюрьма: НКВД СССР". Пленные допрашивались офицерами СМЕРШа. В зависимости от показаний их направляли либо в лагерь, либо в рабочий батальон.
      Старшие офицеры НКВД следили и за порядком в собственных частях. Генерал-майор Рогатин, командующий войсками НКВД 2-го Белорусского фронта, а в прошлом представитель НКВД в Сталинграде" обнаружил, что в некоторых случаях военнослужащие спецподразделений не исполняют своих служебных обязанностей, а занимаются в основном грабежом. Было установлено, что награбленное имущество распределяется по частям "без ведома штаба дивизии". В полках имелись случаи продажи и обмена различных предметов - сахара, табака, вина, керосина, взятых у водителей автомашин и мотоциклов, остановленных в прифронтовой полосе. Такая ситуация, по мнению генерала, вела к подрыву дисциплины и возникновению чрезвычайных происшествий. В частях имелись добросовестные солдаты, которые честно исполняли свой долг{241}. Но были и такие, которые не занимались ничем, кроме грабежа. Рогатин приказывал командирам подразделений немедленно пресекать подобные явления и заставлять всех честно исполнять свой долг. Показательно, что подобные явления не пресекались в судебном порядке. Интересно также, что генерал упоминает выражение "без ведома штаба дивизии". Видимо, штабные работники забеспокоились лишь тогда, когда обнаружили, что они никак не причастны к распределению значительного количества ценных вещей, проплывающих мимо их рук.
      Нет никакого сомнения, что армейские части недолюбливали "тыловых крыс" из НКВД. Однако такая неприязнь была обоюдной. Спецподразделения довольно неохотно занимались сбором оружия и боеприпасов, брошенных отступающими немецкими войсками и красноармейцами. Все это вело к их расхищению и использованию бандитами и местным населением. Было установлено, что оружие часто попадает в руки подростков и молодых людей, которые объединяются в вооруженные группы и терроризируют местных жителей. Таким образом, брошенное оружие создавало благоприятные условия для роста бандитизма{242}. Процветала также ловля рыбы на озерах и реках Восточной Пруссии и Польши с использованием боевых гранат. Подобный "спорт" был тогда довольно популярен и в войсках, что запрещалось советскими приказами.
      Частям НКВД приходилось иметь дело не только с загнанными в леса немецкими солдатами и фольксштурмовцами, но и с группами дезертиров из Красной Армии. 7 марта патруль НКВД захватил в тылу 2-го Белорусского фронта, неподалеку от деревни Дертц, группу советских военнослужащих, состоящую из пятнадцати человек. Вскоре в этом же районе была обнаружена еще одна группа из восьми человек. Все военнослужащие покинули свои части еще в декабре 1944 года. В отчетах войск НКВД указывалось на большое количество дезертиров, пытающихся уйти с фронта в тыловые районы. Так, в лесном массиве возле Ортелсбурга была захвачена "бандитская группа" дезертиров, возглавляемая советским капитаном, украинцем по национальности. Он покинул госпиталь еще 6 марта, но в свою часть не вернулся. Интересно, что капитан являлся членом партии и был кавалером ордена Красной Звезды. Состав этой группы, вооруженной автоматическим оружием, оказался чрезвычайно разнообразным. В ней были уроженцы Тулы, Свердловска, Воронежа, Украины, а также поляки, три немецкие женщины и один немец из окрестностей Ортелсбурга.
      Однако большинство дезертиров, в первую очередь уроженцы Западной Украины и Западной Белоруссии, старались пробраться домой в одиночку либо с одним напарником. Некоторые из них переодевались в женскую одежду. Другие калечили себя и пробирались на железнодорожные станции. Там они воровали документы у раненых военнослужащих{243}. Для предотвращения таких эксцессов советское начальство было вынуждено ввести для раненых сопроводительные документы нового образца. Иногда люди просто исчезали, и никто не мог понять, то ли они дезертировали, то ли погибли в бою. 27 января во время сражения в Восточной Пруссии пропало сразу два танка Т-34 из 6-го гвардейского танкового корпуса{244}. Никто больше не видел ни этих танков, ни шестнадцать находившихся при них человек - членов экипажа и пехотинцев. Никто так и не узнал, остались ли они живы либо погибли.
      Несмотря на то что в тылу советских фронтов находилось довольно большое количество частей НКВД, их контроль над личным составом армейских соединений оставлял желать много лучшего. Согласно донесению немецкой разведки от 9 февраля, в советских войсках наблюдалось дальнейшее падение дисциплины{245}. Этот факт, по мнению немецких офицеров, произрастал из того, что Красная Армия вступила сейчас в такие области, которые, по русским понятиям, являются зажиточными. В донесении говорилось, что советские солдаты грабят местных жителей и мобилизуют их на принудительные работы, а красноармейцы убивают немцев за малейшее неповиновение. Причиной хаоса, творящегося в советском тылу, являлись также бывшие "остарбайтеры", граждане СССР, которые направлялись в Восточную Пруссию и собирали там различное имущество{246}.
      Многие командиры 1-го Белорусского фронта были потрясены нелепой гибелью Героя Советского Союза, командира гвардейской танковой бригады полковника Горелова. В начале февраля 1945 года он пытался разобраться с пробкой, возникшей на дороге всего в нескольких километрах от границы с Германией. Но это стоило ему дорого - его застрелил пьяный солдат{247}. Писатель Василий Гроссман также отмечал, что подобные случаи кровавого пьяного насилия были отнюдь не единичными в Красной Армии. Полк НКВД всего за несколько первых недель 1945 года потерял из-за стычек с водителями пять человек убитыми и тридцать четыре ранеными{248}.
      Молодые девушки-регулировщицы, как правило, не использовали свисток для того, чтобы навести порядок на дорогах. Они просто стреляли вверх из своих автоматов. Однажды на 2-м Белорусском фронте регулировщица по имени Лидия подбежала к грузовику, заблокировавшему всю дорогу. Она стала ругаться на водителя. Но это произвело на него мало эффекта - в ответ посыпались непристойные выражения. Неожиданно ей на помощь пришел не кто иной, как маршал Рокоссовский. Он видел происходящую сцену и, не вытерпев, вышел из своего штабного автомобиля, вытащил пистолет и направился прямо к грузовику{249}. При виде Маршала Советского Союза водителя буквально парализовало от страха. А сидевший рядом с ним офицер буквально потерял голову. Он выпрыгнул из кабины и быстро побежал в близлежащие кусты.
      Вступление Красной Армии на территорию Германии означало и реализацию сталинского плана использования для советских нужд германской рабочей силы. 6 февраля был издан приказ, в котором говорилось о необходимости мобилизации всех немцев от семнадцати до пятидесяти лет в рабочие батальоны. Каждый такой батальон насчитывал от тысячи до тысячи двухсот человек. Их предполагалось послать в различные области Украины и Белоруссии для восстановления разрушенного там народного хозяйства{250}. Всем мобилизованным гражданам предписывалось являться на сборные пункты. С собой необходимо было брать теплую одежду, крепкую обувь, запасное нижнее белье, а также одеяла и запас еды на две недели.
      Поскольку всех захваченных фольксштурмовцев отправляли сразу в лагеря для военнопленных, органы НКВД смогли к 9 марта собрать для принудительных работ шестьдесят восемь тысяч шестьсот восемьдесят человек{251}. В основном это были женщины, взятые из тыловых районов войск Жукова и Конева. Первоначально рабочие батальоны использовались в близлежащих районах непосредственно для нужд Красной Армии. Немцев заставляли расчищать и ремонтировать дороги. Аграненко врезалось в память отношение к ним со стороны советских солдат. Один сержант, возглавлявший группу рабочих, скомандовал: "В Сибирь шагом марш!"{252}
      К 10 апреля количество немецких рабочих батальонов значительно возросло. Только в западные области Советского Союза, в основном на Украину, было послано пятьдесят девять тысяч пятьсот тридцать шесть человек. Однако и это количество отставало от запланированного. Необходимо отметить, что угнанные на принудительные работы немцы испытали в СССР отнюдь не меньше лишений, чем советские "остарбайтеры" в Германии. Многих женщин заставляли отдавать своих детей на попечение родных или друзей. Имелись случаи, когда дети и вовсе оставались одни. Жизнь в Советском Союзе не была легкой. Мало того, что женщин заставляли работать, их подвергали постоянному насилию. В лагерях, где они находились, по этой причине распространялись различные венерические заболевания. Еще двадцать тысяч немцев были посланы в Силезию на работы по демонтажу оборудования заводов и фабрик.
      Сталин говорил американскому генералу Буллу, что части НКВД выполняют в тыловых районах полицейские функции{253}. Однако он умолчал о том, как неэффективно они борются с грабежами, изнасилованиями, убийствами мирных граждан. Пожалуй, можно привести лишь один пример, когда части НКВД пресекли подобные явления. В апреле 1945 года спецподразделение 217-го гвардейского погранполка арестовало пять советских солдат, пытавшихся изнасиловать репатриируемых польских женщин{254}.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41