Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Танцы с волками

ModernLib.Net / Приключения: Индейцы / Блейк Майкл / Танцы с волками - Чтение (стр. 9)
Автор: Блейк Майкл
Жанр: Приключения: Индейцы

 

 


Это поразило се, как яркая вспышка света — так разнообразны и красочны были цвета в се видении.

V

Перед ней всплыло прошедшее лето, когда обнаружилось, что белые солдаты находятся поблизости. Однажды утром, когда она еще лежала в постели, ее кукла появилась на стене. В середине танца она увидела свою мать. Но оба видения были неясными, затуманенными.

То, что она видела сейчас, было живым и двигалось как во сне. На протяжении всего видения слышались разговоры белых людей. И она понимала каждое слово.

Первое, что появилось, удивило женщину своей ясностью, даже какой-то прозрачностью. Это была зашитая дыра на платье в голубую клетку. На шве лежала рука, играющая бахромой ниток, торчащих наружу. Глядя широко раскрытыми глазами, женщина заметила, как образы стали увеличиваться в размерах. Рука принадлежала девочке такого возраста, в каком была она сама в ранней юности. Она стояла в грубой земляной комнате, вся обстановка которой состояла лишь из маленькой, плохо выглядевшей постели, букетика цветов, расположившегося рядом с единственным окном, и буфета, над которым висело зеркало с отколотым углом.

Девочка стояла отвернувшись, ее лицо было повернуто к руке, которая держалась за дыру, проверяя шов.

Из-за этого, платьице было приподнято достаточно высоко, так, что можно было видеть тонкие, короткие ноги девочки.

Неожиданно из комнаты раздался женский голос:

— Кристина…

Голова девочки повернулась, и в долю секунды Стоящая С Кулаком осознала, что этой девочкой она была сама. Ее детское лицо слушало, а потом губы выговорили слова: «Иду, мама».

Стоящая С Кулаком открыла глаза. Она была напугана тем, что видела, но как слушатель, сидящий у ног рассказчика, требует продолжать, так и она хотела узнать, что будет дальше.

Она снова закрыла глаза, и с ветки дуба, сквозь сплошную массу шелестящих листьев, открылся новый вид. Вытянутая по фасаду дерновая хижина, прячущаяся в тени хлопковых зарослей, была выстроена прямо противоположно имеющемуся чертежу. Грубый стол, составляющий вместе с необструганными стульями некое подобие гарнитура, стоял перед домом. За столом сидели четверо взрослых — двое мужчин и две женщины. Эти четверо разговаривали, и Стоящая С Кулаком понимала каждое слово.

Мужчины курили трубки. На столе перед ними красовались остатки вечернего воскресного обеда: горшок с вареным картофелем, несколько блюд с кое-какой зеленью, груда пустых, без зерен, кукурузных початков, скелет индейки и наполовину выпитый кувшин молока. Мужчины вели обстоятельную беседу о вероятности дождя.

Стоящая С Кулаком узнала одного из них. Он был высокий и прямой. У него были впалые щеки и высокие скулы. Волосы на голове были зачесаны назад. Короткая, клочками растущая борода обрамляла челюсти. Это был ее отец. Надо всем этим она могла выделить силуэты двух человек, лежащих в высокой траве, растущей на крыше. Сначала она и не узнала, но вдруг приблизилась к ним, и смогла увидеть все отчетливо.

Это была она сама и мальчик ее же возраста. Его звали Вилли. Он был худощавый, прямой, как жердь, и бледный. Они лежали на спинах рядом друг с другом, держась за руки, и наблюдали полосы высоких облаков, рассеянных по всему бескрайнему небу.

Они говорили о том дне, когда смогут пожениться.

— Я бы хотела, чтобы это был именно ты, — мечтательно сказала Кристина. — Ты бы пришел однажды ночью к моему окну и увел бы меня.

Она сжала его руку, но Вилли не вернул ей этот жест. Он внимательно наблюдал за облаками.

— Я не знаю, — сказал Вили.

— Что ты не знаешь?

— У нас могут быть неприятности.

— От кого? — спросила неторопливо Кристина.

— От наших родителей.

Кристина повернула к нему свое лицо и улыбнулась тому, что увидела.

— Но мы же поженимся. Наши дела — это наши дела, и ничьи больше.

— Я полагаю, — сказал он, и его бровь чуть вздернулась вверх.

Он ничего не предлагал, и Кристина снова уставилась в небо, лежа на спине рядом с ним.

Наконец мальчик закончил свои наблюдения. Краем глаза он посмотрел на девочку, а она на него.

— Я думаю, меня не волнует сейчас вся эта суета… до того, как мы поженимся, еще столько времени… — сказал Вилли.

— Меня тоже, — заметила она.

Их лица внезапно потянулись одно к другому, губы уже были готовы к поцелую.

В последний момент Кристина переменила свое решение.

— Мы не можем, — прошептала она.

В его глазах промелькнула обида.

— Они нас увидят, — снова зашептала она. — Давай спускаться вниз.

Вилли улыбался, глядя, как она соскальзывает понемногу вниз с задней стороны крыши. Перед тем, как последовать за ней, он взглянул на группу людей внизу.

Индейцы двигались по прерии, направляясь в их сторону. Их было двенадцать, все верхом. Их волосы были собраны на затылке в косицы, а лица выкрашены в черный цвет.

— Кристина, — он замер, схватив ее.

Они скорчились, лежа на животе, и подползли к краю, чтобы увидеть как можно больше. Они вытянули шеи, а Вилли пододвинул поближе свое маленькое ружье.

Женщины и дети, должно быть, уже были внутри хижины, потому что они увидели во дворе только се отца и его друга. Трос индейцев были уже совсем близко, остальные ждали в отдалении.

Отец Кристины начал знаками объясняться с одним из индейцев — большим пауни с хмурым лицом. Насколько можно было понять, разговор был не из приятных. Индеец делал попытки зайти в дом, показывая жестами, что он хочет пить. Отец Кристины продолжал отрицательно качать головой.

Индейцы приходили и раньше, и Кристинин отец всегда делился тем, что у него было. Эти пауни, вероятно, хотели того, чего отец не имел… или что-то, чего он не хотел делить с ними.

Вилли зашептал девочке на ухо:

— Они выглядят больными… Может быть, они хотят виски…

«Возможно, именно так», — подумала она. Ее отец не держал в доме никаких крепких напитков, и, как она успела заметить, уже начинал терять терпение. А терпение его было отличительной чертой.

Он отстранял их, но индейцы не двигались. Тогда он вскинул обе руки вверх, и пони тоже подняли вверх свои головы. Индейцы так и не сдвинулись с места, и теперь уже все трос красовались хмурыми лицами.

Отец Кристины сказал что-то своему белому другу, стоящему рядом с ним, и, повернувшись спинами к индейцам, они направились в дом.

Ни у кого не было времени, чтобы крикнуть и предупредить их. Томагавк большого пауни описал снизу дугу еще до того, как Кристинин отец полностью развернулся. Топорик вонзился чуть ниже пояса, прочертив глубокую полосу острым лезвием вниз по спине. Отец зарычал от ярости и отпрыгнул в сторону. Не успел он сделать несколько шагов, как большой пауни оказался на его спине, издавая свирепые звуки и сбивая отца с ног.

Второй белый человек пытался бежать, но поющие стрелы пригвоздили его к земле на полпути к двери дерновой хижины.

Ужасные звуки терзали слух Кристины. Крики отчаяния раздавались внутри дома, и индейцы, которые держались на расстоянии, с бешенными возгласами галопом направили своих пони вперед. Кто-то кричал ей прямо в лицо. Это был Вилли:

— Бежим, Кристина… бежим.

Вилли одел на нее одни из своих ботинок и отправил девочку к месту, где крыша заканчивалась и начиналась прерия. Она оглянулась и увидела худого, неопытного мальчика, который стоял на краю крыши. Его почти игрушечное ружье было направлено дулом во двор. Ружье выстрелило, с секунду Вилли стоял неподвижно. Потом он перевернул свое ружье, взяв его как дубинку, тихо спрыгнул вниз и исчез.

Тогда она побежала, обезумев от страха. Ее тощие ноги четырнадцатилетнего подростка мелькали в прерии позади хижины как колеса какой-то странной машины.

Солнце слепило глаза, и она несколько раз упала, сдирая кожу с коленей. Но девочка смотрела на это сквозь пальцы, потому что страх смерти толкал ее дальше, вперед, и некогда было обращать внимание на боль. Даже если бы перед ней неожиданно возникла стена, она скорее всего не заметила бы ее, и пронеслась прямо сквозь стену.

Она знала, что не сможет долго сохранять этот темп, но даже если и сможет, то индейцы все равно будут верхом, и легко догонят ее. Когда возвышенность, по которой она бежала, стала сужаться, а края склона стали круче, девочка начала искать место, где можно спрятаться.

Ее сумасшедший взгляд ничего не обнаружил, а боль в разбитых коленках начинала пульсировать, как вдруг она заметила темное отверстие, частично прикрытое толстыми пучками травы на полпути вверх по склону слева от себя.

Кашляя и плача, она вскарабкалась на каменистую площадку и как мышь, ищущая убежища, втиснулась в щель. Голова прошла легко, но никак не хотели пролезать плечи. Дыра была слишком мала. Она отползла на коленях назад и ударила по краям дыры кулаками. Земля под камнями была мягкой, и начала осыпаться. Кристина копала в исступлении, и через некоторое время в щели оказалось достаточно места для того, чтобы там можно было свернуться калачиком.

Это было очень тесное убежище. Она сидела скорчившись, и почти сразу же возникло болезненное ощущение, будто она каким-то образом сама запихнула себя в бутылку и заткнула пробкой. Правым глазом из-за края дыры она могла видеть небольшой участок земли на несколько сот ярдов вниз по склону. Никого не было. Но черный дым поднимался с той стороны, где находился се дом. Она руками сжала горло, и одной из них нащупала распятие, которое носила на шее, сколько себя помнила. Она держалась за него и ждала.

VI

Когда солнце прошло свой дневной путь и светило теперь из-за холма, у молодой девушки появилась надежда. Она боялась, что один из индейцев видел, как она побежала, но по прошествии каждого следующего часа ее шансы увеличивались. Она молилась, чтобы быстрее наступила ночь. Это единственное, что могло помешать им найти ее.

Через час после захода солнца она затаила дыхание, услышав топот копыт. Лошади спускались вниз по склону. Ночь выдалась безлунная, и девочка не смогла ничего толком разглядеть. Ей показалось, что она слышит детский плач. Стук копыт постепенно замер и больше не повторялся.

Кристину так сильно мучила жажда, что больно было глотать, а непрекращающаяся боль в ободранных коленках, казалось, распространилась на все тело. Она пыталась слегка выпрямить затекшие конечности. Но это удавалось всего лишь на дюйм или два в любом направлении. Девочка не могла повернуться, а левая сторона се тела, на которой она лежала, начала неметь.

Когда наступила самая длинная ночь в жизни Кристины, ее ужасное положение ухудшилось и переросло в лихорадочное возбуждение. Она вынуждена была удерживать себя от внезапных приступов паники, которая уже начала овладевать мыслями. Девочка могла умереть от потрясения, которое ей пришлось испытать, но каждым раз она находила способ подавить в себе начинающуюся истерику. Кристина старалась как можно меньше думать о том, что случилось с ее семьей и друзьями. Не думать об этом — вот спасительная соломинка, за которую она хваталась, как одержимая. Она снова и снова слышала предсмертный хрип отца, единственный, который он успел издать перед тем, как томагавк пауни вонзился ему в спину. Каждый раз, слыша этот рык, она старалась избежать его, пропуская эти воспоминания. Кристина всегда считалась стойкой и выносливой маленькой девочкой, и именно благодаря своей стойкости она спаслась.

Около полуночи она задремала, но минутой позже проснулась в ярости от того, что заперта в этой маленькой дыре. Подобно скользящему узлу на веревке, чем больше она боролась, тем сильнее застревала.

Ее жалобные стоны полуночный ветер уносил вниз по склону.

Наконец она ослабла до такой степени, что не в силах больше была даже стонать, и просто лежала, вздрагивая от долгого плача. Когда все слезы тоже были выплаканы, девочка затихла, теряя последние силы от своей беспомощности. Она испытывала то же чувство, какое испытывают животные, проведшие долгие часы в капкане.

Оставив надежду самой выбраться из этой норы, она сконцентрировала внимание на тех маленьких движениях, которые помогли бы ей устроиться более удобно. Кристина задвигала ступнями взад и вперед насколько это было возможно, шевеля при этом каждым пальцем. Ее руки были относительно свободны, и она прижимала кончики пальцев друг к другу до тех пор, пока не перебрала, наконец, все возможные комбинации. Она пересчитала свои зубы. Потом прочла выученную наизусть молитву, четко произнося каждое слово. Она сочинила длинную песню о том, что она почувствует, находясь в этом капкане. Потом спела ее.

VII

С первыми лучами солнца, девочка снова начала плакать, думая, что не сможет продолжать лить слезы весь день, который еще только начинался. С нее было достаточно. И когда Кристина услышала стук лошадиных копыт на склоне внизу, смерть от чьей-либо злой руки показалась ей лучшим исходом, чем возможность погибнуть в этой расщелине.

— Помогите! — закричала она, — помогите мне!!

Она услышала, как стук копыт внезапно оборвался. Люди поднимались вверх по склону, объезжая камни. Борьба с валунами прекратилась и лицо возникло прямо перед дырой. Кристина не смогла пересилить себя, чтобы посмотреть на него, но не имела возможности отвернуться. Она закрыла глаза к недоумению дакотов.

— Пожалуйста… вытащите меня, — полушепотом, полу стоном вырвалось у нее.

Она не успела до конца осознать, как сильные руки уже тащили ее на солнечный свет. Сначала девочка не смогла стоять, и опустилась на землю, вытягивая свои затекшие ноги дюйм за дюймом. Индейцы в это время совещались между собой.

Их мнения разделились. Большинство не видело смысла брать ребенка с собой. Они говорили, что она тощая, маленькая и слабая. И если они возьмут этот маленький комок страданий, их могут обвинить в том, что сделали пауни с белыми людьми в земляной хижине.

Их предводитель был против и привел свои аргументы. Было бы большой неудачей, если бы люди, жившие в земляной хижине так далеко от других белых, будут обнаружены очень скоро. Но в любом случае, сами дакоты будут уже далеко отсюда к тому времени, как это произойдет. Отряд имел всего двух пленных. Оба они были мексиканцами, а пленные всегда в цене. Если девочка умрет во время долгого пути домой, они оставят се, и нет ничего мудрее этого. Если же она выживет, то сможет пригодиться как работница или что-то, с помощью чего можно будет совершить удачную сделку, если возникнет такая необходимость.

Лидер напомнил остальным, что у пленников стало традицией превращаться в хороших дакотов, а это всегда было полезно для роста большего числа хороших дакотов.

Дело разрешилось довольно быстро. Те, кто высказался за то, чтобы убить девочку, возможно, имели более веские аргументы, но тот, кто предложил сохранить ей жизнь, был быстро идущим в гору молодым воином с великолепным будущим, и ни один из его соплеменников не посмел выступить против него.

VIII

Она выжила и преодолела все лишения большей частью благодаря благосклонности молодого воина с видами на будущее, чье имя она случайно услышала и запомнила. Его звали Трепыхающаяся Птица.

Со временем она начала понимать, что эти люди стали теперь ее семьей и что они имели огромную разницу с теми, которые убили ее родителей и друзей. Дакоты стали ее миром и она полюбила их так сильно, как ненавидела пауни. Но в то время, когда ненависть к убийцам поднималась в ней, воспоминания об утраченной семье неизменно понемногу растворялись, уходили, будто их засасывало зыбучими песками. В конце концов, эти горькие воспоминания навсегда оставили ее мысли.

До этого дня, дня, когда она воскресила в памяти все свое прошлое.

Насколько неожиданно всплыли все эти яркие образы из прошлого, настолько же моментально Стоящая С Кулаком перестала думать о них, когда поднялась с земли, где образовалась полянка примятой ее телом хлопковой растительности, и забралась в реку. Когда женщина ступила в воду и несколько раз брызнула чистой влагой себе в лицо, она уже не думала о своих отце и матери. Они давно ушли из ее жизни, и память о них сейчас ничем не могла помочь ей.

Стоящая С Кулаком пробежалась взглядом по противоположному берегу реки. Сейчас все ее мысли были заняты лишь пауни. Она задавала себе вопрос: «Придут ли они этим летом на землю дакотов?»

Втайне она надеялась, что так и будет. Это давало бы ей еще одну возможность для мщения.

Такой случай уже представился ей однажды несколько лет назад, и она сделала все, что было в ее силах, чтобы отомстить. Надменный, высокомерный воин был взят в плен живым с целью получить за него выкуп.

Стоящая С Кулаком и делегация женщин встретили мужчин, которые привели пленника на окраину лагеря. Она лично была предводителем разъяренных судей, считавших, что возвращение военного отряда невозможно. Они стащили пленного воина со спины его лошади и растерзали его на куски там же, на месте, куда он был приведен. Стоящая С Кулаком была первой, кто вонзил в него свой нож, и оставалась на месте казни до тех пор, пока воспоминанием от пауни остались лишь клочки одежды. Мысль о том, что она вернула нанесенные ее семье удары, наполняла ее глубоким удовлетворением. Но, однако, не настолько полным, чтобы она перестала постоянно думать о еще одном шансе для мести.

Путешествие в прошлое послужило ей хорошим возбуждающим средством, и сейчас она чувствовала себя дакота больше, чем когда бы то ни было.

Женщина возвращалась на свою полянку с примятой травой. Ее голова была высоко поднята, а сердце было очень сильным.

Белый солдат, казалось, был сейчас для нее сущим пустяком. Она решила, что если и поговорит с ним, то в итоге это будет только удовольствием для нее.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

I

Появление трех незнакомых молодых человек верхом на пони было неожиданным. Робкие и почтительные, они внешне выглядели посланцами, но для лейтенанта Данбера такого количества воинов было слишком много. Он еще не научился отличать одно племя от другого, и его нетренированный глаз мог принять их за кого угодно.

С винтовкой, перекинутой через плечо, он прошел сотню ярдов, удаляясь от склада продовольствия. Данбер вышел встретить их. Когда один из молодых парней сделал ему знак приветствия, который делал «Тихий», Данбер ответил своим обычным коротким поклоном.

Разговор жестами был коротким и простым. Индейцы просили его поехать с ними в деревню, и лейтенант согласился. Пока он запрягал Киско, они стояли недалеко от него и тихо обсуждали между собой достоинство маленькой гнедой лошадки, но Данбер не обращал на них особого внимания.

Он был возбужден. Его снедало любопытство. Что произошло? Почему за ним прислали этих троих? Данбер был рад, когда они, оставив Форт позади, понеслись галопом.

II

Это была та самая женщина, и хотя она сидела далеко от них, повернувшись к задней стенке хижины, глаза лейтенанта постоянно устремлялись в том направлении. Платье из оленьей шкуры закрывало ее колени, и Данбер не мог определить, зажила ли тяжелая рана на ее ноге.

Внешне она выглядела отлично, но лейтенант не мог прочитать по выражению ее лица, не мог найти ключа к разгадке. На нем читались следы угрюмости, но ничего другого оно не выражало. Взгляд Данбера возвращался и возвращался к ней, потому что он был уверен теперь, что именно эта женщина послужила причиной для этого его визита в деревню. Он хотел, чтобы все наконец разъяснилось, но его ограниченный опыт общения с индейцами уже научил его быть терпеливым.

Итак, лейтенант ждал, пока шаман методично набивал в свою трубку табак. Данбер снова посмотрел на Собранную В Кулак. На какое-то мгновение их глаза встретились, и он вспомнил, какими бледными они были по сравнению с глубокими, темно-карими глазами остальных. Потом он вспомнил вырвавшиеся у нес слова: «Не надо» в тот день, когда нашел ее в степи. Каштановые волосы неожиданно обрели для него новое значение, и мурашки пробежали у него от шеи по спине.

— О, боже мой! — подумал лейтенант. — Эта женщина — белая!

Данбер теперь с уверенностью мог сказать, что Трепыхающаяся Птица был более чем следовало озабочен присутствием этой женщины в полумраке хижины. Когда, закончив набивать трубку, он протянул ее Данберу, то сделал это с длинным взглядом в ее сторону.

Лейтенант нуждался в помощи, потому что сам не справлялся с этой длинной трубкой, и Трепыхающаяся Птица проявил вежливость, указав, как правильно должны располагаться пальцы на се мундштуке. Табак полностью соответствовал запаху, не очень приятному, надо признать, но не лишенному некоторого аромата. Данберу такой способ курения понравился. И сама трубка была просто восхитительна. Поначалу с трудом удерживая ее в руках, после первой же затяжки лейтенант почувствовал, как она удивительно полегчала, и Данберу даже пришла в голову мысль, что она может запросто улететь — стоит ему лишь чуть расслабить пальцы, сжимающие мундштук.

Несколько минут Данбер и Трепыхающаяся Птица передавали ее из рук в руки, а затем индеец осторожно положил трубку рядом с собой. Он твердо посмотрел на Собранную В Кулак и подал ей знак приблизиться к ним.

Она заколебалась на какое-то время, а потом, опершись руками о земляной пол, поднялась на ноги. Лейтенант Данбер, будучи джентльменом, тут же вскочил с места, позабыв о том, что находится среди дикарей, не знающих обычаев белых людей.

Все произошло в одно мгновение. Данбер не видел ножа до тех пор, пока женщина не прошла половины расстояния, разделяющего их. В следующее мгновение Трепыхающаяся Птица неожиданно резко толкнул Данбера в грудь, и лейтенант упал на спину. Уже лежа на полу, он увидел, как женщина припала к земле, перемежая слова, которые она шептала, со свирепыми движениями, ударяя кулаками о землю.

Трепыхающаяся Птица быстро навалился на нее, и, вырывая одной рукой нож, другой прижимал женщину к земле. Когда лейтенант сел, шаман повернулся к нему. На его лице явно читался страх.

Доведенный почти до безумия этой ужасной ситуацией, Данбер поднялся на ноги. Он несколько раз протянул руки взад и вперед, одновременно повторяя одно и то же слово — «Нет». Потом он отвесил один из тех маленьких поклонов, какими обычно приветствовали индейцев, приходящих в Форт Сэдрик. Он указал на женщину, лежащую на полу, и снова поклонился.

Тогда Трепыхающаяся Птица все понял. Белый человек старался всего лишь быть вежливым. Он не хотел никого обидеть. Индеец сказал несколько слов Стоящей С Кулаком, и тогда она тоже встала на ноги, уставившись в пол. Она избегала любых контактов с белым солдатом.

Некоторое время каждый член этого трио стоял в вигваме не двигаясь.

Лейтенант Данбер ждал и смотрел, как Трепыхающаяся Птица медленно почесывает свой нос длинным, темным пальцем, обдумывая дальнейшие действия. Потом он мягко обратился к Стоящей С Кулаком и женщина подняла на него глаза. Они казались еще бледнее, чем раньше. И более пустыми. Сейчас она смотрела прямо в глаза Данберу. Шаман знаками попросил лейтенанта занять свое место. Все расселись в том порядке, в каком они сидели до этого маленького происшествия — лицом друг к другу. Еще несколько ласковых слов, сказанных Трепыхающейся Птицей женщине — и она передвинулась, легко устроившись в футе — двух от Данбера.

Индеец в ожидании посмотрел на них обоих. Он приложил пальцы к губам, тыча другой рукой в лейтенанта. Наконец Данбер понял, что его просят сказать что-нибудь женщине, сидящей рядом с ним.

Лейтенант повернул к ней голову, ожидая, когда она, в свою очередь, тоже повернет к нему свою.

— Здравствуй, — сказал он.

Женщина моргнула.

— Здравствуй, — повторил Данбер.

Стоящая С Кулаком помнила это слово. Но язык белых в ее произношении был таким же запущенным, как старый, заброшенный сарай. Она боялась того, что у нес может получиться, и ее сознание все еще сопротивлялось самой идее этих переговоров. Она сделала несколько беззвучных попыток перед тем, как произнести:

— Здроствай.

Женщина выдавила из себя это единственное слово и быстро опустила голову, коснувшись подбородком груди.

Восхищение Брыкающейся Птицы было так велико, что он совершенно нехарактерным для индейца движением ударил себя ладонью по ноге. Он потянулся к Данберу и коснулся его руки, прося его продолжать.

— Говорить? — спросил лейтенант, сочетая это слово с жестом, который сделал Трепыхающаяся Птица. — Говорить по-английски?

Стоящая С Кулаком потерла висок и кивнула, пытаясь сказать Данберу то, что она думала. Она приложила два пальца к губам и покачала головой, стараясь рассказать о трудностях с языком, которые она испытывает.

Лейтенант не совсем понял, что она хотела сказать ему. Выражение ее лица было все еще отсутствующим и даже, как временами казалось Данберу, чуть враждебным.

Но сейчас в ее движениях была легкость, которая

позволяла ему думать, что женщина хотела продолжать

общение.

— Я… — начал Данбер, указывая на себя пальцем, — я Джон. Я — Джон.

Взгляд женщины задержался на его губах.

— Я — Джон, — повторил он снова.

Стоящая С Кулаком зашевелила губами, не издавая звука, практикуясь в движении губ. Когда она наконец произнесла слово вслух, оно прозвучало достаточно четко. Но это слово шокировало ее. И оно повергло в изумление лейтенанта Данбера. Женщина сказала:

— Вилли.

Трепыхающаяся Птица по выражению лица Данбера понял, что здесь какая-то осечка. Он беспомощно смотрел на Собранную В Кулак, которая повторяла без конца одни и те же движения: она закрывала лицо и глаза руками. Она зажимала нос, будто пыталась избежать какого-то запаха, и дико трясла головой. Наконец она положила руки на землю ладонями вниз и погрузилась в себя, снова и снова выговаривая тихо слова своими маленькими губами. В этот момент сердце Брыкающейся Птицы дрогнуло. Может быть, он потребовал слишком многого от этой несчастной женщины, затеяв такой эксперимент?

Лейтенант Данбер тоже не знал, что делать дальше. Он думал, что долгая изоляция бедной девушки от белых людей, возможно, сделала из нее лунатика.

Но эксперимент Брыкающейся Птицы, хотя и ужасно сложный, тем не менее не был обречен на провал И Стоящая С Кулаком не была лунатиком. Слова белого солдата и ее воспоминания, а также смущение из-за своего языка — все это вместе взятое давило на женщину. Она с трудом могла разобраться в этой путанице. Это было похоже на путешествие с закрытыми глазами. Она боролась за то, чтобы ухватить конец путеводной нити, и смотрела в никуда, сосредоточившись на своих мыслях.

Трепыхающаяся Птица начал было что-то говорить, но она оборвала его с прямотой, присущей дакотам.

Ее глаза закрылись, и так она просидела еще несколько секунд. Когда же они открылись и женщина посмотрела сквозь свои спутанные волосы на лейтенанта Данбера, он заметил, что они изменили свое выражение — стали мягче.

Легким взмахом руки она сопроводила свою просьбу, сказанную на языке дакотов, произнести это слово еще раз.

Данбер прочистил горло.

— Я — Джон, — сказал он, и еще несколько раз внятно повторил:

— Джон… меня зовут Джон.

Ее губы еще раз шевельнулись, осваивая это слово, и еще раз она попыталась произнести его:

— Джан.

— Да, — восторженно кивнул Данбер. — Джон.

— Джан, — повторила Стоящая С Кулаком.

Лейтенант Данбер откинул голову назад. Этот звук был так сладок для него — звук его собственного имени. Он не слышал его уже месяц.

Стоящая С Кулаком улыбалась, несмотря ни на что. Ее недавняя жизнь была так полна потерь! Было совсем неплохо иметь что-то, неважно, как бы мало оно ни было, чему можно было бы улыбаться.

Они с Данбером одновременно взглянули на Брыкающуюся Птицу.

На его губах не играла улыбка. Но в глазах, хотя и не очень заметно, все же светился счастливый огонек.

III

Дело двигалось медленно в этот первый вечер в хижине Брыкающейся Птицы. Время прошло в терпеливых попытках Стоящей С Кулаком повторять простые слова и фразы за лейтенантом Данбером. Иногда для одного-единственного односложного слова требовалось не менее дюжины попыток, каждая из которых была утомительно скучной. И даже тогда ее произношение было далеко от нормального. Это было совсем не то, что можно было бы назвать речью.

Но Трепыхающаяся Птица был вполне удовлетворен. Стоящая С Кулаком сказала ему, что она помнит слова белых людей хорошо. Только ей трудно пока справляться с непослушным языком. Шаман знал, что практика поможет избавиться от этих затруднений, и его мысли уже галопом неслись от, плана к плану и он ждал того времени, когда разговор между ними будет более свободным и наполненным информацией.

Индеец почувствовал приступ раздражения, когда один из его помощников появился в вигваме с известиями о том, что его присутствие необходимо, чтобы проверить окончательные приготовления к ритуальному танцу, который должен состояться этим вечером.

Трепыхающаяся Птица взял белого человека за руку и попрощался с ним, произнеся слова на языке белых и улыбнувшись на прощание:

— Здроствай, Джан.

IV

Понять это было трудно. Встреча закончилась так неожиданно… И как чувствовал Данбер, она прошла успешно. Что-то, должно быть, имело важное значение.

Данбер стоял около хижины Брыкающейся Птицы и смотрел на широкую деревенскую улицу. Люди, видимо, должны были собраться на открытом месте в конце этой улицы рядом с домом, носящем на себе метку-медведя. Данберу хотелось остаться, чтобы посмотреть, что здесь будет происходить.

Но «Тихий» уже растворился в непрерывно растущей толпе. Данбер заметил женщину, такую маленькую даже среди невысоких индианок, идущую между двумя другими женщинами. Она не обернулась, чтобы взглянуть на него, но глаза лейтенанта следили за этим удаляющимся созданием, и внезапно он увидел в этой женщине двух человек в одном обличье — белую и индианку.

Неожиданно лейтенант заметил Киско, приближающегося к нему. Он был удивлен, когда увидел на спине своей лошади мальчика, с лица которого никогда не сходила улыбка. Мальчик остановил лошадь, спрыгнул с седла, похлопал Киско по шее и сказал что-то лейтенанту. Это что-то Данбер принял за похвалу качеств своей лошади.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20