Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Исчезающий гном (Приключения Джонатана Бинга - 2)

ModernLib.Net / Блейлок Джеймс / Исчезающий гном (Приключения Джонатана Бинга - 2) - Чтение (стр. 12)
Автор: Блейлок Джеймс
Жанр:

 

 


      - Ну так, значит, вы написали что-нибудь неплохое? - спросил Джонатан.
      - Несколько настоящих шедевров.
      Буфо согласился с ним:
      - Это все благодаря взрывам. Мы были уверены, что ты, Профессор и Майлз... ну ты знаешь... Что вы не выбрались. Унылость - вот что дало толчок.
      - Уныние, - поправил его Гамп.
      - Что, прости?
      - По-моему, это называется уныние, - повторил Гамп. - А не унылость.
      - То, о чем ты думаешь, - это пористость, - сказал Буфо. - Как у тебя в голове.
      Гамп смерил его взглядом. Но к этому времени он уже настроился на чтение своих стихов, так что тем дело и кончилось. Квимби заметил, что Буфо, вероятно, все равно прав и что его друг-поэт один раз написал это слово как "унылость", что в тех обстоятельствах казалось вполне уместным, поскольку оно в некоторой степени рифмовалось с "размытость", а именно это происходило в том стихотворении с душой парня - героя стихотворения. Буфо и Гамп какое-то мгновение выглядели так, словно то же самое происходило с их душами, но потом Гамп вытащил свои записи и прочистил горло.
      - "Бедный Сквайр пропал", - прочел он скорбным голосом, а затем пустился в длинное стихотворное описание трагических странствий Сквайра в далекой Бэламнии. Чтение стихотворения заняло около получаса и, похоже, повергло бедного Квимби в бесконечное смятение: он, разумеется, понятия не имел, что Бэламния - это далекая магическая страна. Однако он, кажется, подумал, что стихи уже по самой своей природе весьма туманны и что именно труднообъяснимые куски - самые лучшие. Джонатан иногда и сам думал подобным образом. Стихотворение заканчивалось примерно так:
      И вот идет наш бедный Сквайр,
      Пиджак его златом горит
      Творение Квимби, чьими руками
      Массивный колпак его сшит.
      Города переходят в леса,
      Гоблины воют в тоске,
      И безголовые люди в лодках
      Плывут по бурной реке.
      Он бродит, стеная, там и сям,
      Бедняга осунулся и похудел,
      И рядом с ним Надежда и Дом
      Идут на восток, где рождается день!
      Гамп закончил и остался сидеть в полном молчании. Это было грустное стихотворение, даже для Квимби, у которого к концу на глаза навернулись слезы. Он никогда раньше, как он утверждал, не был частью стихотворения. В тех стихах, что писал его друг, никто ничего не делал - не шил колпаков, не выл в тоске, не худел и так далее. Это стихотворение, как он сказал, производило ужасно сильное впечатление.
      Джонатану оно тоже понравилось. На нем лежит безошибочно узнаваемый отпечаток личностей Буфо и Гампа.
      - И вы собираетесь просто оставить его потерянным там? - спросил он. Разве вы не можете его спасти? Вытащить его оттуда?
      - Мы не можем вмешиваться в реальность, - ответил Буфо. - Мы ее рабы. Это стихотворение останется написанным только наполовину до тех пор, пока мы не найдем бедного Сквайра.
      - Незаконченная симфония, - вставил Гамп.
      Джонатану это показалось логичным.
      - Наверное, так оно и должно быть. Давайте надеяться, что вы сможете его закончить в самом скором времени.
      Коротышки кивнули, но ничего не ответили. Джонатан предположил, что они думают о Сквайре. Он знал, что они чувствуют, - что до сих пор их экспедиция почти не продвинулась вперед. Но, впрочем, они ведь встретили Квимби и узнали кое-что о том, где был Сквайр. А если, приехав в Лэндсенд, они найдут Майлза и Профессора, то, по мнению Джонатана, они будут в очень благоприятных условиях. И им не придется долго ждать этого. Как раз в этот момент возница крикнул:
      - Еще примерно с милю, ребята, - и слегка подстегнул лошадей, стремясь побыстрее въехать в город.
      Лэндсенд был не совсем тем широко раскинувшимся по побережью портовым городом, который ожидал увидеть Джонатан. По сути, он был не крупнее города в дельте реки Ориэль. А Твит, разумеется, был в двадцать раз шире, чем Ориэль. Поэтому Джонатан предположил, что Лэндсенд будет примерно в двадцать раз больше. Впрочем, мало что можно было сказать о городе, который они видели из небольшого крытого парусиной почтового фургона. Но Джонатан сидел ближе всех к заднему борту, так что у него был наилучший обзор.
      Они не видели океан, но в воздухе чувствовался резкий привкус соли. За городом поднималась гряда прибрежных гор, по склонам которых где-то на четверть мили карабкались дома, а выше рос густой лес. Фургон сделал поворот, и взорам путешественников открылась широкая речная дельта, сплошь усеянная рыболовными судами. Вдоль берега виднелись илистые отмели и затоны, представляющие собой переплетение оголившихся корней и прибрежной травы, среди которых сверкали в лучах полуденного солнца озерца стоячей воды. Их пересекали длинные узкие причалы, уходящие в солоноватую воду дельты. К некоторым причалам были привязаны небольшие лодки; другие, совсем обветшавшие, зачастую представляли собой лишь ряды сломанных свай, годящихся разве что на то, чтобы служить насестом для пеликанов.
      Фургон, подпрыгивая на ухабах, проехал мимо верфей, где на огромных стапелях стояли скелеты недостроенных парусных судов и валялись обшитые досками каркасы кораблей, сгнившие настолько, что их уже невозможно было восстановить, заросшие снаружи и изнутри травой, дикими фуксиями и вьюнками.
      Затоны, отмели и верфи в конце концов уступили место разбросанным в беспорядке трактирам и небольшим домикам. Повсюду были люди: продавцы мороженого, лимонада и свежих фруктов, группы раздетых по пояс моряков, праздные зеваки в дверях домов, толпы вышедших за покупками горожан на тротуарах, шмыгающие под ногами неугомонные дети. Впечатление было такое, словно возле каждого третьего или четвертого здания располагалось уличное кафе - из тех, в которых можно просидеть полтора часа над чашечкой кофе. Даже в четыре часа дня - время, которое Джонатан счел бы либо слишком ранним, либо слишком поздним для того, чтобы рассиживаться в уличном кафе, в них было очень мало свободных столиков.
      Большинство стоящих вдоль улицы домов были обшиты дранкой и покрыты черепицей. Проезжая часть была вымощена квадратными серыми блоками, вырубленными из темного гранита и выщербленными от интенсивного движения. Всюду, куда бы ни взглянул Джонатан, он видел изобилие зелени. Везде цвели гибискусы - огромные красные, оранжевые и желтые цветы с лепестками величиной с человеческую ладонь. Изгороди и декоративные решетки были увиты пурпурными вьюнками и бугенвиллеями, и даже неухоженные дворы поражали изумительным сочетанием ярко-зеленой травы и красочных диких цветов. В общем, Лэндсенд был очень красивым местом - в состоянии, как подумал Джонатан, живописного и возвышенного упадка.
      По благоприятному стечению обстоятельств, фургон подвез их к почте, как раз когда пробило четыре. Едва Джонатан успел подумать: "Что если их здесь нет?" - и почувствовать первый укол страха и беспокойства, как они остановились менее чем в шести футах от Профессора, который стоял, прислонившись к столбу, у газового фонаря и читал какое-то объявление или афишу. Джонатан начал лихорадочно придумывать что-нибудь умное, что бы ему сказать, какую-нибудь тонкую и неожиданную остроту, но Ахав его опередил. Завидев старину Вурцла, он дважды гавкнул и соскочил на дорогу, едва не приземлившись на ботинки Профессора.
      - Ахав! - воскликнул Профессор Вурцл, а затем, сдвинув очки на кончик носа, воззрился поверх них на Джонатана, Буфо, Гампа и Квимби, которые один за другим высаживались с задней стороны фургона.
      Джонатан пожал ему руку, чувствуя себя так, будто они не виделись месяцев шесть.
      - Что нового?
      - О, - отозвался Профессор, - почти ничего нового. А у вас?
      - У нас тоже почти ничего, - ответил Гамп.
      Тут мимо них прошел возница, пошатывающийся под тяжестью парусинового мешка с почтой и составленных один на другой ящиков - того, что отец Джонатана называл ношей для ленивых. Поскольку вся эта груда мешала им пожать ему руку, они хором поблагодарили возницу.
      - А где Майлз? - Джонатан был почему-то уверен, что Профессор это знает.
      - На другом конце квартала.
      - Он в порядке? - поинтересовался Буфо.
      - Жив и здоров. Я должен признать, что мы с ним удивительно легко отделались. Даже почти не промокли.
      Профессор поприветствовал Квимби, который стоял немного в стороне, не желая мешать старым друзьям. Создавалось впечатление, что прибытие в Лэндсенд восстановило его душевное равновесие и он перестал быть несчастным страдальцем, а вновь превратился в галантерейщика с репутацией.
      Квимби слегка поклонился:
      - Я хочу поблагодарить вас, господин Бинг, и вас, друзья, тоже, за то, что вы приглядывали за мной. Боюсь, я не очень-то силен в том, что касается пеших прогулок. Я не создан для них.
      - Чушь, - возразил Джонатан, похлопывая его по спине. - Нам это доставило удовольствие. Мы редко попадаем в такую хорошую компанию.
      - Это точно, - согласился Буфо, а Гамп кивнул в знак того, что он тоже присоединяется к этому мнению.
      - Ну что ж, - сказал Квимби, - мне пора идти. Я бы показал вам свою лавку, но сейчас уже поздновато. Она уже закрыта, а мои ключи утонули в реке. Однако заходите завтра и осмотрите все как следует. На самом деле это захватывающий бизнес.
      - Он не может не быть таким, - откликнулся Джонатан.
      Хотя это заявление озадачило практически всех присутствующих, включая его самого, потому что он, откровенно говоря, не особенно над этим задумывался. Затем все пожали друг другу руки, и Квимби исчез в глубине улицы.
      - Что это у вас тут такое, Профессор? - спросил Гамп. - Этот листок.
      Профессор поднял листок вверх, чтобы они могли на него посмотреть. На его лицевой стороне был сделан рисунок тушью, изображающий лицо Сквайра Меркла с пухлыми, словно набитыми конскими каштанами, щеками и с морщинками вокруг веселых, полных восторженной растерянности глаз. Под рисунком было крупными буквами написано: "Видели ли вы этого человека?" - а ниже, более мелким шрифтом, шла информация о том, что следует делать, если вы его видели. Вверху был заголовок, гласивший: "ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ!"
      Джонатан взял листок у Профессора, опасаясь какого-то подвоха.
      - Где это было?
      - Нигде. Пока. Но через тридцать секунд это будет висеть вон на том дереве у обочины.
      - Это ты сделал?
      - Ну не совсем, - ответил Профессор. - Майлз сочинил объявление и сделал рисунок. Нам нужно было взять на себя инициативу. В любом случае так сказал бы сыщик. А информацию можно получить, разыскав людей, которые видели Сквайра. Один из них должен знать, в какую сторону он направился, когда покинул город.
      - Полагаю, вы имеете в виду, если он покинул город, - поправил его Буфо.
      Профессор покачал головой:
      - Не знаю. Мы весь день обходили трактиры, и его не было ни в одном из них. И более того, он в них и не останавливался. Осталась всего парочка трактиров, где мы не были, и они расположены за чертой города, на пути к прибрежной дороге. Но нам известно, что он был здесь, в лавке Квимби, и, зная Сквайра так, как мы его знаем, можно предположить, что он никуда особо не торопился. Так что он должен был у кого-то остановиться. Эти объявления выкурят его из норы.
      У Джонатана оставались кое-какие сомнения.
      - Мне претит сидеть и ждать, пока он выкурится откуда-нибудь.
      - А куда ты предлагаешь идти? - спросил Профессор. - На север? На юг?
      - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - отозвался Джонатан. - Давайте везде приклеивать эти объявления. Сколько их здесь у тебя?
      - Кроме этого листка остался еще один. Мы развесили их повсюду. Если только в этом городе не живут сплошные отшельники, мы получим ответ. Так что можно расположиться где-нибудь и ждать.
      Все согласились, что это так, хотя мысль о том, чтобы "где-то расположиться", немедленно усилила испытываемое Джонатаном чувство беспомощности. Однако затея с объявлениями несколько успокоила его страхи; он надеялся, что она не безнадежна.
      Профессор вытащил из кармана свои часы:
      - Через полчаса мы должны встретиться с Майлзом у трактира.
      - Надеюсь, мы сможем получить комнату, - заметил Джонатан. - В этом городе полно народу. Должно быть, через него проходит бессчетное количество путников.
      - Тысячи. Но это не имеет значения. Мы забронировали вам комнаты сегодня утром. Майлзу пришло в голову, что судьбой можно управлять при помощи оптимизма. Он решил, что если мы забронируем комнаты для всей компании, вы появитесь, чтобы занять их.
      - По-видимому, это подействовало, - сказал Джонатан, которому эта идея очень понравилась.
      - Это был красивый жест, - продолжал Профессор. - Типичный для Майлза. Но я боюсь, что судьба - это одна из семи непреложностей.
      Джонатан хотел было спросить его, каковы остальные шесть непреложностей, но на какое-то мгновение задержался со своим вопросом, и он стал казаться ему уже не таким важным. По сути, он даже не знал наверняка, что такое непреложность любого вида. Судя по звучанию, он сказал бы, что это одна из тех вертлявых козявок, которых можно увидеть под микроскопом. Но он знал, что это маловероятно. Профессор, без сомнения, говорил абстрактно.
      Все четверо и Ахав направились вдоль улицы, мимо бурлящих жизнью кафе и темных, прохладных баров. Профессор свернул за угол и повел их по узкой улочке, наискосок уходящей к морю. По обеим ее сторонам стояли двух-трехэтажные здания, украшенные в большинстве своем балконами с чугунными решетками. Цветущие лианы, которые росли в горшках на балконах, поднимались по стенам домов и свешивались через перила. Косяки дверей были выкрашены в зеленый цвет и обвиты вьюнками; некоторые из закрытых ставнями окон были почти не видны за переплетениями растительности. Более чем в половине домов двери стояли распахнутыми настежь, и то тут, то там на балконах сидели люди, которые болтали между собой и наблюдали за тем, что происходит на улице. Повсюду были кошки; они глазели на проходящую компанию с балконов или из-за цветочных горшков либо собирались небольшими группками на тротуаре, коротая время, а потом бросались врассыпную, разбегаясь по улицам и переулкам по своим кошачьим делам. На морде Ахава было написано удивление. Джонатан предположил, что он озадачен уже самим существованием такого количества кошек. Время от времени пес останавливался, чтобы рассмотреть их, и сам подвергался ответному осмотру. Ахав, разумеется, никогда ничего не имел против кошек и к тому же исповедовал философию, которая не позволяла ему гоняться за кем бы то ни было, - по крайней мере, не позволяла гоняться просто с целью получить от этого удовольствие. Его девизом было мирное сосуществование с кем бы то ни было, и кошки, похоже, это чувствовали. Или же они чувствовали себя в безопасности, окруженные такими когортами своих собратьев. Как бы там ни было, Ахав подружился с бесчисленным количеством кошек, и казалось, что Лэндсенд начинает ему нравиться не меньше, чем Джонатану.
      Они завернули еще за один угол, на похожую улицу, которая шла прямо к океану. Вдоль нее дул ветер, поднявшийся к вечеру и несущий с собой резкий запах соли и смолы, а также немного освежающий все вокруг. В конце улицы стояло несколько небольших темных магазинчиков, скрытых за пыльными свинцовыми ставнями. Перед одним из них висела вывеска, на которой восточной вязью было написано: "ТРАВЫ ДОКТОРА ЧЕНА". На прилавке в окне стояли керамические и стеклянные банки и сосуды. Между ними были навалены мешочки с сушеными цветами: крошечными бледными звездочками сирени, малюсенькими пурпурными орхидеями, бутонами лимонного дерева, розовыми лепестками. Стояли там и деревянные ящички с высохшими ящерицами, и стеклянные банки, в которых плавали свернувшиеся кольцами заспиртованные змеи и странные грибы. Все это было разбросано в беспорядке и покрыто пылью. С потолка свисали связки сушеных летучих мышей, перемежающиеся с пучками высушенных трав.
      Рядом с магазинчиком доктора Чена был еще один, похожий на него как две капли воды. На болтающейся рядом с ним вывеске было написано лишь одно слово: "ДИКОВИНКИ". Джонатан спросил себя, насколько более диковинными могут быть продающиеся в нем товары по сравнению с товарами таинственного доктора Чена.
      Окошко было настолько серым от пыли, что им пришлось прижаться к створке, чтобы увидеть, что находится внутри. Когда они это сделали, их взорам предстала голова гиппопотама с разинутым ртом, глядящая на них неподвижными глазами. Среди его зубов сидела маленькая, довольная с виду свинка, рот которой был тоже открыт. А изо рта свинки, словно из окна, торчали голова и плечи мыши. На одном из зубов гиппопотама висел ценник, на котором было написано - "двести долларов".
      На Гампа это чудище произвело огромное впечатление.
      - Интересно, двести долларов - это за все, - гадал он, - или только за гиппопотама?
      - Возможно, за зуб, - предположил Буфо.
      - Только представь себе что-либо подобное в своей столовой, - продолжал Гамп. - Как величественно. Это напоминает мне один из тех поучительных рисунков, что изображают происхождение животных от рыб.
      - Все это не так уж хорошо, как ты думаешь, - заметил Буфо, который прижимался лицом к стеклу. - Мышь только что смылась.
      Гамп опять вгляделся в то, что было за окном. Как и сообщил Буфо, мышь исчезла. Но потом она вдруг высунулась из одного уха гиппопотама, нырнула туда обратно и больше уже не показывалась; вслед за этим из второго уха вылезла и соскочила на пол еще одна мышь.
      - Это мышиный отель! - воскликнул Буфо. - Двести долларов за мышиный отель! Они, вероятно, называют его "Отель "Гиппо"". А этот молочный поросенок - его хозяин.
      - Как плохо, что магазин закрыт, - сказал Гамп. - Я бы сбил цену долларов на пять-десять и купил это чудище. Я всегда хотел такое.
      Когда они уже повернулись, чтобы идти дальше, Джонатан, просто в шутку, толкнул дверь. Она, поскрипывая, отворилась. Все остановились и заглянули внутрь. В магазине царил полумрак, ни один огонек не освещал его интерьер. Сначала им показалось, что внутри никого нет, но тут чей-то низкий голос прогудел из глубины магазина:
      - Вы заходите или нет?
      - Конечно.
      Джонатан, поскольку он открыл эту дверь, чувствовал себя связанным определенными обязательствами. Гамп, которому не терпелось попробовать купить чучело гиппо-свиньи, вошел сразу следом за Джонатаном. Владелец магазина сидел в дальнем углу под небольшим окошком, подставив лицо под косо падающие сквозь пыль водянистые лучи послеполуденного солнца. На его коленях лежала огромная раскрытая книга, а в руке он держал увеличительное стекло. Его волосы были растрепаны, и он был одет в темный костюм, - похоже, тот же, в котором ходил весь последний месяц. Но его галстук был аккуратно завязан, а сам он производил впечатление слегка взъерошенного интеллектуала, возможно настолько глубоко погруженного в свои исследования и изыскания, что помятые костюмы и растрепанные волосы для него практически неизбежны. Джонатан немедленно заключил, что этот человек - нечто вроде живущего затворником в башне из слоновой кости двойника Профессора.
      - Вы ищете что-то конкретное? - спросил хозяин магазина, поправляя на носу очки с толстыми стеклами.
      - Нет, - ответил Джонатан. - Просто смотрим.
      - Вообще-то, - перебил его Гамп, небрежно оглядываясь вокруг, - я подумывал о том, чтобы купить по-настоящему первоклассную голову гиппопотама. Что-то, что можно будет повесить на стену в столовой. В это время года они, разумеется, идут по пятаку за дюжину, но хорошие, толстощекие, зубастые экземпляры - редкая вещь когда бы то ни было.
      Тут он сделал вид, что заметил голову в окне, и с критическим видом направился в ту сторону, чтобы рассмотреть ее.
      Ахав стоял вместе с Профессором Вурцлом перед несколькими странными корзинами, выстроенными вдоль стены. Все они были заполнены костями, частично разрозненными, а частично соединенными между собой. На одной корзине висел ярлык "Рыбы", на другой - "Птицы", на третьей "Млекопитающие", а на четвертой - "Человек". И действительно, между корзинами были аккуратно распределены соответствующие кости. Ахав, похоже, не был уверен, привлекают они его или отталкивают. Они казались слишком пыльными и сухими, чтобы их стоило жевать; хорошая палка и то была бы более вкусной. Однако Джонатана и Профессора они завораживали.
      Старина Вурцл осторожно выудил рыбий скелет и осмотрел его. Голова была огромной и занимала по меньшей мере две трети длины. При жизни рыба, должно быть, была не более чем плавучей головой.
      - Что-то вроде трахинотуса, - заметил Профессор, опуская скелет обратно в корзину и роясь среди костей в соседней. Он нашел там птичий череп длиной с руку Джонатана, с ухмыляющимся клювом, усеянным острыми зубами. Под ним лежал марлевый мешочек с черепами колибри - шестьдесят или восемьдесят крошечных черепов, похожих на игральные шарики.
      - Забавно было бы иметь такие, - заметил Джонатан, вороша пальцем маленькие черепа.
      - Для каких целей? - спросил Профессор. - Я не думал, что ты так уж интересуешься естественными науками.
      - Ну на самом деле я ими не интересуюсь. Просто мне было бы приятно, если бы они вроде как были моими, если ты понимаешь, что я имею в виду. Как голова гиппопотама для Гампа.
      Профессору это явно ни о чем не говорило.
      - Я искренне надеюсь, что ему не удастся купить это чучело.
      - Понимаю, - откликнулся Джонатан. - Представляю, каково будет таскать ее повсюду с собой. Нам придется устроить так, чтобы ее кто-нибудь украл.
      В других корзинах было бессчетное количество ребер, черепов и ступней, связанных вместе серебряными проволочками. На полке над корзинами рядком стояли чучела небольших крокодильчиков, окаймленных с обеих сторон стопками старых пыльных книг. Эти книги были подперты двумя любопытными стеклянными банками - банками, которые Джонатан с Профессором увидели одновременно. Их реакция была одинаковой.
      - Эскаргот! - воскликнул Джонатан.
      - Не иначе. Посмотри на это. - И он поднял упавшую табличку, которая по идее должна была стоять за банками. На ней было написано: "В продаже кальмарьи часы".
      - Ты ведь не думаешь, что он сейчас где-то поблизости?
      Профессор покачал головой:
      - Нет, не думаю. На этих банках годовой слой пыли.
      - Если бы он был здесь на своей подводной лодке, - сказал Джонатан, мы бы смогли выбраться из этого дешевого отеля.
      - И если бы мы нашли Сквайра, - добавил Профессор, - и если бы мы помешали махинациям гнома и остались в живых. Слишком много "если", Джонатан. Лучше не предвосхищать события. Готовься к худшему, и ты никогда не будешь разочарован. Я как-то прочитал это в одном морском романе. Это вполне разумно.
      - Полагаю, да. Но такая философия не очень меня привлекает. Давайте-ка спросим этого джентльмена об Эскарготе.
      Попытки Гампа уговорить хозяина сбавить цену на голову гиппопотама, очевидно, потерпели поражение.
      - Это невозможно, - говорил тот, когда Джонатан с Профессором присоединились к остальным. - Даже за четыре сотни.
      - Четыре сотни! - воскликнул Буфо, который рылся в мешке с высушенными головами. - Гамп, ты свихнулся. У тебя нет четырех сотен.
      - Ты мог бы мне немного одолжить.
      - Одолжить тебе немного? А чем мы будем питаться, супом из гиппопотама? И как насчет тех бедных мышей, которые там живут? Неужели ты лишить их дома?
      - Я не могу продать ее ни за какую цену! - решительно заявил взъерошенный хозяин. - Я обещал ее другому. Я уже получил половину денег в задаток. Однако, думаю, мне удастся достать голову антилопы гну.
      Гамп оживился:
      - А что это такое?
      - Огромная корова.
      - А вы можете запихнуть ей в рот свинью? Или, может, лягушку?
      Хозяин магазина кивнул:
      - Думаю, да. Это производит потрясающий эффект, не так ли? - (Все согласились, что это так.) - Но мне потребуется пара недель, чтобы достать эту голову.
      Гамп приуныл.
      - А мне нужно оставлять какие-нибудь деньги?
      - Нет, мне все равно понадобится что-нибудь в этом духе, чтобы заменить голову гиппопотама. Что скажете, если я подержу ее для вас месяц? Если вы не появитесь, я ее продам.
      - Договорились! - с энтузиазмом вскричал Гамп, а затем повернулся к Профессору: - Мы ведь сможем вернуться сюда через несколько недель, правда?
      - Разумеется, - успокоил его Вурцл. - Проще не бывает.
      - К тому времени у него это пройдет, - шепнул Буфо на ухо Джонатану. У него бывают такие приступы, но они проходят.
      - Скажите, сэр... - начал Джонатан.
      - Доктор Чен, - перебил его хозяин, протягивая руку.
      - А, - откликнулся Профессор, - доктор Чен из травяной лавки по соседству?
      - Он самый.
      - А для чего используют тех сушеных ящериц? - спросил Буфо, подразумевая банки в окне магазинчика с травами.
      - Понятия не имею, - ответил доктор Чен. - Не сомневаюсь, что для чего-нибудь отвратительного. Честно говоря, я не очень интересуюсь травами. Я писатель.
      Обойдя или расшвыряв груды диковинок - резных идолов, ожерелье из зубов, старинные ковры и одежду, - он достал какую-то книгу и протянул ее через завал из вещей Джонатану, который стоял к нему ближе всех. Книга была озаглавлена "Рассказы глубоких морей". На обложке была сделана надпись: "Автор - доктор Филлип Чен".
      - Очень милое название, - заметил Джонатан, открывая фронтиспис прекрасную старинную гравюру, которая изображала потрепанный корабль, застывший посреди маслянистого, сплошь заросшего водорослями моря. Извивающиеся бурые плети покрывали бушприт и обвивали якорь. С полдюжины скелетов в рваных одеждах, перегнувшись через поручень, в ужасе смотрели на что-то поднимающееся к ним из глубины вод.
      - Где я могу купить себе такую книгу? - спросил Джонатан, сразу поняв, что она в его духе.
      - Можете взять эту, если хотите, - ответил доктор Чен. - У меня их здесь сколько угодно, фактически целые ящики.
      - Я тоже куплю одну, - сказал Профессор. Джонатан знал, что он делает это по доброте душевной, поскольку никогда не читал ничего, креме научной и исторической литературы. Доктор Чен явно нуждался в клиентах.
      Профессор пролистал свой экземпляр книги.
      - А продажа трав у вас как хобби, да?
      - Не совсем, - признался доктор Чен. - Но, видите ли, сочинительством много не заработаешь. Того, что я получаю за свои книги, не хватает и на суповые кости. Когда десять лет назад умерла моя жена, она оставила мне кое-какие деньги. Немного, заметьте, но достаточно, чтобы можно было вложить их в дело. И вот в один прекрасный день я встретил джентльмена, который продавал полностью оборудованные торговые предприятия, и он предложил мне эту травяную лавку. Со всем товаром и готовую к открытию. И дела шли не так уж плохо, поскольку Лэндсенд - портовый город и все такое прочее. Но, как оказалось, у моих клиентов совершенно не было денег. Все без гроша в кармане. Цыгане, колдуны, ведьмы и им подобные - совсем не те, у кого водятся денежки. Но у них было полно всяких вещей, которые они могли обменять, - высушенных голов, идолов и тому подобное. Могу вам сказать, что за эту голову гиппопотама я отдал бог знает сколько сушеных тритонов. Так что одно вело к другому, и вскоре у меня уже было достаточно товара, чтобы открыть эту лавку диковинок.
      - А торговля всем этим приносит больший доход? - спросил Джонатан.
      - Гораздо больший, - ответил доктор Чен. - Я могу продать чучело крокодила человеку, который и пальцем бы не дотронулся до сушеного тритона. Он не знал бы, что ему делать с тритоном, но крокодила он всегда может поставить на полку камина или сшить из него шляпу.
      - Это, несомненно, логично, - признал Профессор. - А как насчет кальмарьих часов, о которых говорится в вашем объявлении, - откуда вы их получаете?
      - О, у меня нет кальмарьих часов. Мне казалось, я снял эту табличку.
      - Они были изготовлены местным часовщиком? - продолжал свои расспросы Профессор.
      - Отнюдь нет. Я покупаю их у одного любителя приключений, который время от времени заходит ко мне в лавку. Он приносит мне глубоководные океанские водоросли. И свежие, заметьте, а не старые и высохшие, которые пролежали на пляже недель шесть. И большинство этих рыбьих скелетов я тоже купил у него. У него есть доступ к морю.
      Джонатану немедленно захотелось, чтобы и у него был доступ к морю, любым способом.
      - Этот парень с кальмарьими часами - это он принес вам глаз кита и того осьминога?
      - Совершенно верно, - подтвердил доктор Чен.
      - А его зовут, случайно, не Теофил Эскаргот, а?
      - Он самый! Так, значит, вы его знаете?
      - Мы с ним встречались, - сказал Профессор.
      - Приглядывайте за своими бумажниками, джентльмены, - предупредил доктор Чен. - Я не знаю точно, где наш друг Эскаргот берет свои сокровища, но подозреваю, что в большинстве случаев их за него ищут другие, а он потом присваивает себе то, что ему нужно.
      Упоминание о сокровищах напомнило Джонатану о карте из подвалов замка Высокой Башни - карте, про которую он, от радости, что нашел Профессора, и от восхищения перед Лэндсендом, начисто забыл. Внезапно ему нестерпимо захотелось выбраться из лавки диковинных товаров и расспросить Профессора о карте.
      - Мы уже ознакомились с его методами ведения дел, - заметил Профессор.
      - Да, это так, - согласился Джонатан. - И я боюсь, что мы опаздываем на встречу с Майлзом.
      Профессор посмотрел на свои карманные часы.
      - Ты прав. Он, наверное, гадает, что со мной случилось. Его с самого начала беспокоила эта затея с объявлениями. Он предпочел бы затаиться, но я подумал, что нам от этого не будет никакой пользы.
      - Больше никаких инкогнито, - вставил Буфо.
      - Позвольте-ка мне посмотреть, - доктор Чен указал на листок в руке Профессора. - Я видел этого человека.
      - Правда? - спросил Джонатан.
      - Да, - подтвердил доктор. - Это он заплатил за голову гиппопотама. Сказал, что вернется за ней. Точнее, он сказал, что пришлет за ней человека. Это его собственные слова.
      - Как давно это было? - осведомился Профессор.
      - Примерно неделю назад. Нет, меньше. Четыре дня назад, вечером.
      - Он был один?
      - Нет. Нет, не один. Послушайте, этот парень - ваш друг? Его что, разыскивают за какие-нибудь преступления?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20