Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лучший парень

ModernLib.Net / Научная фантастика / Пауэрс Тим / Лучший парень - Чтение (стр. 1)
Автор: Пауэрс Тим
Жанр: Научная фантастика

 

 


Джеймс П. Блейлок и Тим Пауэрс

Лучший парень

Тук-тук.

Бернард Вилкинс покрутил в толстых пальцах поцарапанный казенный нож, чтобы поймать солнечный зайчик.

Утро было наполнено неуловимым волшебством. Острее всего он чувствовал это во время завтрака: аромат кофе и бекона, щебет птиц; а перед ним, подобно карте, развернутой на приборном щитке машины, лежит весь день.

Этим утром, конечно, он мог себе позволить забыть о червяках и эфирных кроликах.

Была суббота, и Вилкинс собирался сегодня расслабиться и заполнить кроссворд; может быть, днем послушает репортаж по радио о бейсбольном матче, пока будет возиться в гараже. «Ангелы» провели только половину матча и доигрывали в два часа с Оклендом. Вчера вечером Даунинг попал в табло, напрочь разбив его, и толпа прямо обезумела, целых шесть минут одобрительно вопя, аплодируя, улюлюкая и топая, на трибунах образовались волнения, и пришлось прекратить игру, чтобы все успокоилось.

Вилкинс в своей гостиной тоже топал вместе со всеми, пока не выбился из сил.

Теперь он улыбался, вспоминая это. Бейсбол… в бейсболе тоже есть волшебство… даже в гостиной можно представить все это: сосиски с пивом, холодный солодовый напиток, запах скошенной травы, летние вечера.

Из детства он мог бы помнить запах бейсбольной кожи, испачканные соком травы мячи и новые перчатки. Но из той поры, когда Вилкинс играл в детской бейсбольной команде, он помнил, в основном, пикули с укропом, черную лакрицу и кока-колу в бумажных стаканчиках. Вся эта ерунда продавалась в фанерном киоске за площадкой, где играла высшая лига.

Было чуть больше восьми часов утра, и кафе Норма заполнилось людьми.

Нет ничего лучше вкусной еды. Время останавливается, когда ешь. Заботы отступают. Это как праздник. Вилкинс собрал кусочки тоста, остаток желтка, посолил его, отправил в рот и стал с удовольствием жевать. Официантка Анни положила на стойку счет, подмигнула ему и отошла, чтобы получить деньги у женщины с безумным взглядом, натянувшей на себя сразу полдюжины изношенных свитеров. Она старательно поливала кетчупом крекеры, извлеченные из корзинки, и потом по одному бросала их в сок, создавая что-то вроде газпаччо по-бедняцки.

Вилкинс вздохнул, вытер губы, оставил двадцатипроцентные чаевые, тяжело поднялся с табурета и направился к кассовому аппарату возле двери.

– Хорошо поел, – довольно сказал он себе, как будто это была ритуальная фраза. Он заплатил, скрутил из чека зубочистку и сунул ее между зубами. Распахнув настежь дверь, Бернард Вилкинс большими шагами вышел на тротуар.

Утро было теплое и ясное. Вилкинс шел к стоянке, купаясь в солнечном свете, поддернув брюки и засунув большие пальцы рук в петли ремня. Что ему было нужно, так это пара подтяжек. Ремни не годились для такого полного человека. Во рту он туда и обратно гонял зубочистку, искусно работая языком.


На нем были изобретательские брюки. Вот как Вилкинс стал их называть. Сколько им уже? Пожалуй, лет пятнадцать. Прошлой зимой он попробовал заказать другие у компании из Висконсина, рассылающей каталоги, но безуспешно. Это были рабочие брюки защитного цвета, с восемью отдельными карманами и усиленными и увеличенными петлями для ремня. Через одну петлю была протянута тяжелая цепь с раздвигающимся кольцом, на котором висела дюжина разнообразных ключей – еще один довод в пользу подтяжек.

Хлопчатобумажная ткань брюк местами была не толще паутины. Жена Вилкинса шесть раз ставила заплатки на колени и дважды заново прошивала внутренний шов. То, что он носит эти брюки на людях, совсем не доставляло ей удовольствия. Однажды – Молли была уверена в этом – он сядет на табурет возле стойки в кафе Норма, и брюки расползутся окончательно.

Ну что же, Вилкинс мужественно встретит это, когда придет время. В глубине души он был уверен, что всегда найдется возможность починить брюки еще раз, что означало бесконечное множество таких возможностей. Всего один стежок вовремя. Все можно починить.

– Сукин кот! – раздалось за спиной. Он вздрогнул и обернулся.

Это была та оборванная женщина, которая смешивала сок с печеньем и кетчупом, Видимо, она отказалась от завтрака.

– А если я в самом деле проститутка? – поинтересовалась она у кого-то далекого собеседника. – Он когда-нибудь дал мне хоть доллар?

Размягченный солнечным утром, Вилкинс порывисто вытащил из кармана доллар. «Вот», – сказал он, протягивая его женщине.

Она как слепая пронеслась мимо и крикнула кому-то невидимому нечто очень неприятное. Вилкинс нерешительно помахал ей вслед долларом, но она целеустремленно двигалась к группе людей, выглядевших не лучшим образом, которые сгрудились вокруг контейнера с отходами возле служебного входа кафе.

На мгновение он заинтересовался происходящим, вообще-то, вполне поправимым.

Но, возможно, у нее были друзья среди этих людей. В конце концов, волшебство подобно бутылкам на полках винного склада: каждый, кто потрудится войти, может получить его под разными этикетками, разной крепости и разной стоимости.

А иногда оно им помогает. Может быть, незаметно.

Вилкинс не очень-то хотел рассказывать кому бы то ни было про эту историю с волшебством – никто бы не понял; но что касается его самого, то он никогда не чувствовал себя в полном порядке, если, работая в гараже, одевал что-нибудь другое место своих изобретательских брюк.

Где-то он прочитал, что Фред Астер носил любимую пару танцевальных туфель в течение многих лет после того, как они износились, и дошел до того, что в промежутках между сменой подметок клал внутрь газеты.

Да, носил Бернард Вилкинс изобретательские брюки. И, черт побери, его совсем не интересовало, что о них думают другие. Он поскреб на кармане пятно от желтка и чмокнул, прижав зубочистку к губе.

– Вилкинс – это имя, – напыщенно подумал он, потакая своему тщеславию. – Изобретательство – это игра.

Сейчас он изобрел способ уничтожения садовых вредителей. Конечно, в продаже был ультразвуковой прибор, отпугивающий сусликов, и еще какая-то запатентованная штука чтобы отгонять комаров.

Но на самом деле все это никуда не годилось.

То, что действительно влияло на сусликов, представляло собой деревянный пропеллер, прибитый гвоздями к палке, которая втыкалась в землю. От ветра пропеллер вращался, передавая колебания по палке в грунт. Он сделал три штуки различных размеров, и в итоге забот с сусликами не было.

Теперь Вилкинсу изрядно досаждали томатные черви, которые по ночам полностью очищали стебли от листьев и плодов. Иногда утром он находил их, тяжелых, длинных, горящих ярким зеленым светом от украденного хлорофилла, с физиономиями, очень похожими на морды млекопитающих, почти человеческими лицами.

Вид одного, лопнувшего под тяжелым башмаком, был слишком омерзителен, чтобы нормальный человек захотел проделать это еще раз.

Все, что делал Вилкинс, обычно сводилось к тому, что он в высшей степени осторожно снимал червяков со стебля и перебрасывал через забор на соседний двор, по ночам они приползали назад, продолжая уничтожать листья. В этом сезоне он пересаживал трижды.

Вилкинс работал именно над научными методами избавления от этих тварей. Он думал о сетках в гараже и о коробках с комплектами для выращивания кристаллов, которые он купил.

Сзади взревел двигатель. Из дальнего угла стоянки, сдирая с колес резину, ослепительно сверкая отраженным в ветровом стекле солнцем, прямо на него в облаке белого дыма влетел старый, покрытый пылью «Форд Турин». Испугавшись от неожиданности, Вилкинс засеменил по асфальту, пытаясь отскочить, прежде чем машина налетит на него. Переднее колесо чуть не проехало по ноге, он вскрикнул, ударил кулаком по капоту, и в этот момент изогнутая стойка, оставшаяся от разбитого зеркала, поймала его за цепь с ключами… Рывок… И земля ушла у него из-под ног.

Вилкинс тяжело рухнул на мостовую, и его поволокло за машиной.

Одно мгновение между автомобилем и брюками было соперничество, а потом пояс не выдержал, внутренний шов лопнул, и Вилкинс увидел, как его туфли прыгают по стоянке, а брюки исчезают, так как машина быстро свернула направо, на Мейн.

Номер! Шатаясь, он встал и в основательно обнаженном виде ринулся к выходу со стоянки. Далеко впереди, подрезав на углу грузовой пикап, ехал «Форд», лавируя между машинами. Вилкинс разобрал только первую букву, Г или К. Повиснув на стойке зеркала, хлопая, извиваясь и вздымаясь на конце цепи, его изобретательские брюки хлестали по асфальту, превращаясь в клочья; со стороны это выглядело так, будто штаны бешено мчались, пытаясь не отстать от машины. Через минуту автомобиль скрылся, а вместе с ним и брюки.

Вид удаляющихся штанов заставил его броситься к собственному автомобилю. Летний ветерок пошевелил волосы на голых ногах, и Вилкинс в ужасе оглянулся на кафе: видят его или нет?

Ну конечно, из кафе Норма на него глазела куча народа, перегнувшись через столы, которые стояли у окна, выходившего на стоянку. Лица выражали, казалось, все известные человеческие эмоции: удивление, беспокойство, веселье, удовольствие, отвращение, страх – все, кроме зависти. Был слышен чей-то похожий на кашель смех, приглушенный оконным стеклом.

Один пенс-беглец валялся в сорняках на клумбе, и он довольно долго медлил, прежде чем схватить его, а потом опять засуетился в одних носках и мешковатых трусах, прекрасно понимая, что почти вся задняя часть трусов содралась об асфальт, когда он упал.

Сукин сын, – подумал он, бессознательно вторя оборванной женщине.

Его автомобиль был заперт, и Вилкинс инстинктивно потянулся за цепью, которая ехала уже где-то по Семнадцатой улице.

– Черт! – выругался он, услышав, что кто-то подходит сзади. Чтобы хотя наполовину скрыться от толпы в кафе, он зашел за машину. Сейчас большинство смеялось. Люди показывали на Вилкинса. В конце концов, с ним все было в порядке. Теперь можно было с чистой совестью смеяться, как обезьяны в зоопарке. Посмотрите, как он бежит! Толстяк в шутовских трусиках! Посмотрите только на эту бочку!

Человек, подошедший к нему сзади, был пожилым. Он стоял с серьезным видом, качая головой.

– Это наезд и бегство, – сказал старик. – Я все видел. Я был вон там, возле окна, и готов идти в суд. Этот ублюдок даже не оглянулся.

Он стоял по другую сторону машины, между Вилкинсом и людьми, глазеющими в окно. Из проезжающего по 16-ой улице автомобиля кто-то улюлюкал. Вилкинс вздрогнул и, упав на четвереньки, стал нащупывать ключ, припрятанный под передним бампером. Он старательно обшарил грязное нутро бампера, но так и не нашел маленькой магнитной коробочки. Может быть, она сзади. Но он отнюдь не собирался всем на посмешище ползти за ней вокруг машины…

Откуда-то сверху, из открытого окна на противоположной стороне 16-ой улицы, раздался разбойничий свист. Он торопливо встал.

– Вы запомнили номер? – спросил старик.

– Что? Нет. – Вилкинс глубоко вздохнул, чтобы успокоится.

Проклятый ключ. Скорей всего, он выпал где-нибудь. Так тебе и надо! Предан даже вещами…

Сердце все еще частило, но уже не колотилось так сильно. Прижав к груди ладонь, он попытался успокоиться. «Спокойно, дружище», – пробормотал он, прикрыв глаза. Стало полегче. Теперь Вилкинс был в состоянии критически оценить ситуацию.

Просто чудо, что он не пострадал. Будь он тощим, силы, возникшие при столкновении, вероятно, разорвали бы его пополам. Сильно оцарапано колено, но эти царапины ничуть не больше десяти миллионов таких же, какие были у него в детстве. Ладони ободраны, кожа ниже спины горит. И все тело ноет.

Он согнул ноги и покрутил руками. Разбойничий свист раздался опять, но Вилкинс не обратил на него никакого внимания.

Просто чудо, что он выбрался из этой переделки почти невредимым. Ничего такого, что нельзя было бы вылечить бутылочкой «Весельчака Бена», может, лишь добавить немного йода на царапины.

Потом Вилкинс сообразил, что все еще держит во рту зубочистку. Он неуверенно ткнул ею в зубы, надеясь, что это поможет вернуть мир в нормальное состояние. Но она была мягкая, размятая, никуда не годилась, и он выплюнул ее в кусты можжевельника.

– Вам следовало бы запомнить номер. Это самое первое дело. Да что я говорю! Я ведь и сам не запомнил. – Переживая за Вилкинса, старик оглянулся, сердито взглянув на толпу, которая уже уменьшилась. – Стадо ослов…

Несколько человек до сих пор стояло и глазело, надеясь лишний раз взглянуть на Вилкинса и подметить еще несколько деталей, чтобы украсить ими свой рассказ, который они будут излагать каждому встречному в течение ближайших шести недель. Шести месяцев, скорей всего. Наверное, этим недоумкам больше не о чем рассказать.

– Ключи от машины увезли, да?

Вилкинс кивнул. Внезапно его затрясло. Руки запрыгали по капоту, и он тяжело опустился на высокий шершавый бордюр клумбы.

– Сейчас, – проговорил старик, явно встревоженный. – Подождите. У меня в машине есть одеяло. Черт возьми, что ж я копаюсь!

Он заторопился к старому, разбитому «Шевроле», открыл багажник и достал спортивное одеяло в прозрачном пластиковом чехле. Старик вытащил одеяло и накинул его на плечи Вилкинса.

Вилкинс сидел на бордюре, свесив голову. Какое-то время он был в полуобморочном состоянии. Сердце, однако, стало успокаиваться. Сейчас ему очень хотелось лечь, но только не здесь, не на стоянке.

– Это шок, – сказал старик. – Так всегда бывает, когда что-то случается. Вы живете где-то поблизости?

Вилкинс кивнул:

– На Френч-стрит. Несколько кварталов.

– Я подвезу вас. Ваша машина никуда не денется. Вполне можно оставить ее здесь. Вы возьмете другой ключ и вернетесь за ней. Кошелек тоже увезли?

Кошелек пропал! Ну конечно же, кошелек увезли. Вилкинс об этом и не подумал. Что же было там? Не меньше тридцати долларов, его банковская карточка, карточка на газ и кредитная карточка – пропало целое состояние.

Старик покачал головой:

– Ох уж эти панки! Мы живем в самом настоящем Вавилоне, если такое может случиться с человеком.

Вилкинс опять кивнул и позволил старику отвести себя к «Шевроле».

Он забрался на место пассажира, старик сел и запустил двигатель. Он ужасно медленно выезжал задним ходом как раз мимо окна, где несколько человек все еще глазело на них. Один из зевак показывал на Вилкинса пальцем и глупо улыбался. Разворачиваясь под окном, старик высунулся и обеими руками энергично погрозил этому субъекту.

– Подлая свинья! – крикнул он и поехал по аллее к 16-ой улице, мрачно покачав головой, когда одно колесо вдруг соскочило с бордюра при повороте на проезд, идущий от 16-ой улицы к Френч-стрит.

– Боб Додж, – произнес старик, решив что пора представиться.

Вилкинс был готов заплакать. «Этот человек искупает все наши грехи», – говорил он себе, глядя на доброго самаритянина за рулем.

– Бернард Вилкинс, – ответил он, пожав руку старика. – Думаю, мне повезло. Ничего страшного. Могло быть хуже. – Теперь он чувствовал себя лучше. Как раз настолько, чтобы с чьей-нибудь помощью уехать отсюда. Его перестало трясти.

– Черта с два повезло. Хотя на вашем месте я не принимал бы все это близко к сердцу. Порой вытворяешь что-то не то и понимаешь это только потом. Это работа из-под палки действует таким образом.

Что-то не то. Вилкинс отбросил эту мысль.

– Я чувствую себя… достаточно неповрежденным. Потерли немного наждачной шкуркой, вот и все. Если бы он сбил меня… – Вилкинс глубоко вздохнул; казалось, что ему не хватает воздуха. – Поверните здесь направо. Вот он – голубой дом, крытый дранкой.

Автомобиль свернул в проезд, Вилкинс повернулся к старику и опять протянул руку.

– Спасибо, – сказал он. – Зайдите на минуту – я верну вам одеяло. Может, выпьем по рюмочке?

– Нет. Мне нужно ехать. Я оставил приятеля в кафе. Не хочу, чтобы он разорился. На днях я заеду к Норму. Просто оставьте одеяло у него.

– Хорошо.

Вилкинс открыл дверцу, вышел и остановился, поняв вдруг, что на одеяле, накинутом на его плечи, была эмблема «Калифорнийских Ангелов», большая буква А в круге. Он смотрел, как уезжает Боб Додж. Болельщик «Ангелов»! Он мог бы пораньше узнать эту метку. Интересно, был Боб Додж на стадионе, когда Даунинг разбил большое табло? Вилкинс надеялся, что был. Такие мелкие повреждения, как разбитое табло или гладкие пластиковые спинки скамеек, которые несколько лет назад по традиции энергичном прыжке разбивались баскетболистами, не имели значения. Для этого существовали ремонтники, и за неделю они зарабатывали, пожалуй, больше, чем Вилкинс получал от Службы социальной защиты за год. Он подумал о своих брюках, бьющихся об асфальт со скоростью сорок миль в час. Где они теперь? Распылитесь на атомы? Лежат в кювете?

Проклятье.

Он вошел через парадную дверь, а там Молли пила кофе, читая газету. Ее нежный взгляд тут же стал тревожным и непонимающим.

– Что… – начала она.

– Потерял брюки у Норма, – как можно веселее ответил Вилкинс. Он улыбнулся Молли. Это было именно то, что она предрекала. И вот свершилось. – Приятель подвез меня. Ничего страшного! – Он торопливо прошел мимо, улыбаясь и кивая, плотнее кутаясь в одеяло, чтобы Молли не заметила исцарапанное колено. Вилкинс не хотел никакой суеты. – Я расскажу тебе потом, – бросил он через плечо, предупреждая ее тревожные вопросы. – Позже! Мне нужно…а, черт… – он покрылся потом, и сердце опять исступленно забилось. – Оставь меня! Просто дай мне немного побыть одному, хорошо?


Должно было остаться что-то, что можно еще спасти. В выходных, но уже не совсем новых брюках он тяжелой походкой прошел мимо стиральной машины и сушильного шкафа и вышел на заднее крыльцо.

Задний двор был очень длинный, почти сто футов от внутреннего дворика до забора, старые доски которого были почти не видны за зарослями помидоров. Иногда он переживал, что посадил помидоры слишком далеко. Ближе к дому было бы безопаснее. Но там был хороший, толстый слой пахотной почвы. Листья авокадо опадали круглый год и, сгнивая, превращались в темную сопревшую массу. Когда Вилкинс вскапывал землю в первый раз, то обнаружил там шестидюймовый слой лиственного перегноя, так что помидоры, посаженные на такой плодородной почве, могли бы вырасти почти такими же большими, как грейпфрукт.

Все же он был ужасно длинным, этот путь по тропинке мимо вращающихся как ветряные мельницы отпугивателей сусликов. Он не мог не спускать глаз с того, что росло здесь. Как ни был он бдителен, червяки съедали помидоры один за другим. Сначала он посадил в феврале немного Ранней Красавицы, но было слишком холодно, и растения не прижились. В первую неделю марта червяки за одну ночь сожрали пять из шести растений, и Вилкинсу пришлось ехать в питомник за Ранней Красавицей. В итоге он купил дополнительно по шесть маленьких стебельков Бифстейка и Лучшего Парня, рассудив, что, имея эти восемнадцать и плюс тот, что червяки пропустили, он хоть что-нибудь соберет.

Сейчас, в середине июня, у него оставалось только девять здоровых растений. Большая часть Ранней Красавицы пропала, червяки очень жестоко обошлись с ней. А на Бифстейке завязались какие-то деформированные, похожие на луковицу плоды, совершенно безвкусные.

Лучший Парень, однако, набирал силу. Опустившись на колени, Вилкинс терпеливо выпрямлял стебли и ставил под них подпорки, отщипывал возле соцветий лишние листья, рыхлил землю у основания растений и сгребал ее в маленькие холмики, чтобы удержать влагу возле корней. Скоро ему понадобится еще одна связка шестифутовых колышков.

Среди листьев и стеблей была какая-то темная круглая тень, почти касающаяся кольев забора; на фоне белой краски Вилкинс уловил оранжево-желтую вспышку. Какое-то время он ждал, пока глаза привыкнут к путанице теней. Это, должно быть, гроздь помидоров.

Уткнувшись лицом в стебли и вдыхая горьковатый аромат листьев, Вилкинс протянул руку. Он наткнулся на кол в заборе и вслепую шарил, пока не нащупал их.

Нет. Его.

Там, в глубине, был только один помидор, один Лучший Парень.

Он был громаден и созрел только наполовину. Вилкинс медленно развернул руку, проведя своим толстым розоватым пальцем по периметру помидора.

– Боже праведный, – сказал он громко.

Диаметр этого чертова помидора не меньше восьми дюймов, может быть, даже десять. Вилкинс просунул голову дальше, вглядываясь в зеленые дебри. Помидор теперь был виден лучше. Он внушительно висел на стебле толщиной с большой палец Вилкинса.

Тук-тук, – подумал он.

Кто там?

Эфир.

Какой еще эфир?

Эфирные кролики.

– Сегодня никакого бейсбола, – решил Вилкинс. – Никакого кроссворда.

Он выбрался из стеблей и большими шагами целеустремленно двинулся в гараж. В этом году он не собирался использовать эфирные сети, но такой помидор нужно спасти. Вилкинс вполне мог представить, как червяки разглядывают громадного Лучшего Парня из своих – гнезд? лежбищ? – и строят планы на вечер. Повязывают воображаемые салфетки вокруг шеи и вытаскивают столовые приборы.

Он рывком открыл покоробленную дверь гаража и посмотрел на большой холодильник в углу и на свисающие со стен сети с мелкими ячейками. Кристаллы могут быть не совсем готовы, но сегодня придется ими воспользоваться.

Он прочел работы профессора Дейтона С. Миллера, коллеги Эдварда Вильямса Морли, и, так же, как и Миллер, Вилкинс пришел к выводу, что Эйнштейн не прав – свет не был корпускулярен, а представлял собой волны, распространяющиеся в среде, которую физики девятнадцатого века называли эфиром, световым эфиром.

«Световой эфир». Он с чувством произнес эту фразу, прислушиваясь к волшебству, заключенному в ней.

Обычные предметы, например, планеты, люди и бейсбольные мячи, двигались в эфире, не подвергаясь его воздействию. Эфир проходил сквозь них, как вода проходит через сетку в бассейне. Но все, что отклоняло свет, что-нибудь вроде увеличительного стекла, призмы или просто бутылки из-под кока-колы, немного отделялось от эфира и, следовательно, испытывало определенную нагрузку.

У Молли была коллекция стеклянных и стеклянных зверюшек – не один раз ей предлагали за них приличные деньги – и Вилкинс заметил, что через определенные промежутки времени некоторые сдвигались со своего места, и на полках оставались следы, не покрытые пылью. Дальше всех, как казалось, передвинулся набор из забавных кроликов, который они приобрели в Атлантик-Сити, наверное, в пятьдесят четвертом году. Вилкинс пришел к выводу, что эффект был вызван углом наклона и длиной ушей кроликов.

Кристалл соответствующей формы, заключил Вилкинс, будет просто остановлен вечно неподвижным эфиром и сорван с поверхности движущейся Земли, как… как брюки, которые были содраны с его тела, когда стойка зеркала зацепила их.

И поэтому Вилкинс накупил в местном магазине «Сделай сам» массу комплектов для выращивания кристаллов и «засеял» плошки с раствором пространственными фигурами в виде кроликов, которые он согнул из медной проволоки. Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы сделать уши правильно. Получившиеся кристаллы двуокиси кремния до тех пор не проявят свою способность якорем цепляться за эфир, пока будут находиться в воде, преломляющей свет – в данном случае, в замороженной воде – и Вилкинс собирался использовать их не раньше будущего года.

Но сегодня ему понадобится якорь. Нужно спасать Лучшего Парня. Этот год, со всеми его потерями и унижениями, не будет прожит напрасно. Он улыбался, думая о висевшем в тени Парне, круглом и невероятно большом. Ломтик его на гамбургере…

Тук-тук.

Кто там?

Самоа.

Что за Самоа?

Эфирные кролики острова Самоа.

Он насвистывал незатейливую песенку, любуясь солнечным светом, косо падавшим в пыльное окно. Ранней Красавицей и Бифстейком придется пожертвовать. Он развесит под ними сети. Пускай червяки попируют в космосе, если у них теку слюнки, как сказал Томас Мор.


Испанская тетушка Молли однажды прислала им кружевное покрывало с ручной вышивкой. Очевидно, монахини целого монастыря провели большую часть жизни, плетя его. Даже Френк Синатра не мог бы позволить себе купить эту вещь за ту цену, которую она заслуживала. Вилкинсы очень старались, застилая свою скромную постель пышным покрывалом, и блаженствовали, лежа под ним во время чтения чего-нибудь соответствующего – сонетов Шекспира, насколько он помнил.

В ту же ночь кошка вскочила на кровать, и почти тут же из нее извергся живой ленточный глист длиной, должно быть, в ярд. Глист извивался на постели, вставая несколько раз прямо на голову, и Вилкинс в ужасе скомкал покрывало вместе с ним, бросил на пол, несколько раз топнул по покрывалу ногой и потом выбросил ком во двор. Наконец Вилкинсы заснули. Той ночью дождь шел восемь часов подряд, и к утру покрывало имело такой вид, что ему было стыдно видеть его даже в мусоре.


Когда мутный лед растает, кристаллы в виде кроликов будут поплавками наподобие стеклянных шаров, которыми полинезийские рыбаки пользуются, чтобы поддерживать по периметру сети. Кристаллы, подобно хорошим шинам, сцепляющимся с асфальтом, будут пытаться захватить космический эфир, и кружевные сети, полные томатных червяков, запустивших зубы в плоть несчастных Бифстейков и Ранних Красавиц, улетят в пространство.

«Теперь пусть ползут», – злорадно думал Вилкинс. Он искал какие-нибудь просчеты, но не находил. В его теории все правильно. Она нуждалась только в применении. Сегодня вечером он сделает это.

Все еще одетый в выходные брюки, Вилкинс искусно обвязал морскими узлами кубики льда и положил их обратно в холодильник. Несколько раз в гараж приходила Молли, умоляя его бросить все и пойти домой. Увещевала, как он называл это. «Не увещевай меня!» – в конце концов закричал он на Молли, и она в гневе ушла. Поскольку работа была прервана, он почти сразу остыл и вскоре смог посмотреть на случившееся иначе. Черт побери, нельзя ожидать, что она увидит смысл в этих сетях и кубиках льда. Они наверняка кажутся ей большой глупостью. Интересно, стоит ли около полуночи, когда сети поднимутся, разбудить Молли и позвать ее на улицу…

К счастью, Вилкинс сделал много кроликов. Этого будет достаточно. А завтра ему придется купить еще несколько комплектов кристаллов.

Тук-тук.

Кто там?

Расходы.

Какие расходы?

Расходы на всех этих эфирных кроликов.

Он громко расхохотался.


К обеду Вилкинс закрепил по краям сеток желтые и красные шнурки, скрученные вместе. Будет очень легко прицепить к ним эфирных кроликов, когда придет время. Под всеми помидорами, растущими вокруг того, который породил изумительного Парня, он расстелил сети, вытаскивая или обламывая мешающие стебли соседних растений. Вилкинсу совсем не нравилось уничтожать помидоры, но сейчас на карту было поставлено все. Если хочешь сделать дело, то и делаешь дело. Разве не так всегда говорит Кейси Сейнджел? Полумеры не остановят томатных червей. Это открытие далось Вилкинсу с большим трудом.


Молли приготовила его любимый обед: запеченная в грибном соусе свиная отбивная с картофельным пюре и овощной салат, положенный с края. Тарелку украшала веточка петрушки, совсем как в хорошем ресторане. Он снял ее и положил на скатерть. Потом, намазав маргарином кусок белого хлеба и обмакнув его в подливку, стал с удовольствием жевать, разглядывая свою кухню, свои владения. За стенами дома был мир, кишащий ужасами. Это действительно Вавилон. Но Вилкинс, овеваемый легким летним ветерком, залетающим в окно, вдыхая аромат обеда, совсем не проклинал этот Вавилон.

Он разглядывал ряд сувенирных тарелок, висевших на стене, припоминая, где они с Молли купили их. Вот тарелка с изображением Споканы, купленная на международной выставке семьдесят четвертого года, вон Большой Каньон, а рядом с ним – плоская гора Верде на тарелке с чуть отколотым краем. Черт возьми, что это такое? Немного клея «Супер»…

Во всем этом было волшебство: в тарелках на стене, в ломтиках хлеба, сложенных небольшой стопкой на блюдце, в моркови и горошке, примешивающихся к картофельному пюре. Вокруг таких вещей было что-то особенное, похожее на гравитационный купол над лунным городом в фантастическом рассказе. Неважно, чем оно было, это самое волшебство, но оно не пускало сюда Вавилон.

Ни с того, ни с его Вилкинсу вспомнилась кошка и испанское покрывало, и он положил вилку. Но, черт побери – эфирные кролики, спасение огромного помидора – сегодня все будет иначе.

Он опять взял вилку и стал вылавливать из грибной подливки ломтик моркови, стараясь одновременно подцепить пару горошин.

Надо не забыть положить спортивное одеяло в сумку. Боб Додж… Даже в имени этого человека есть намек на совершенство. Если бы Господь сошел с небес, что, как написано в Библии, он делал в прошлые времена, и сказал: «Найдите мне хоть одного праведного человека, или я разнесу это чертово племя в клочья», Вилкинс указал бы на Боба Доджа, а потом всем можно было бы расслабиться и вернуться к своим свиным отбивным.

– Еще пюре? – спросила Молли, врываясь в его мечты.

– Да, пожалуйста. И подливки.

Она подошла к плите, зачерпнула ложкой большую порцию картошки, шлепнула ее на тарелку и сделала в середине картофельного холма ямку. Все получилось так, как надо. Вилкинс улыбнулся, наблюдая, как она наливает в углубление подливку.

– Соль?

– Не надо, – сказал он. – Все отлично.

Молли наклонила голову и взглянула на него:

– Пенни?

Вилкинс неловко улыбнулся:

– За мои мысли? Да они не стоят и пенса… или стоят слишком много, чтобы назначать цену. Я просто думал обо всем этом. О нас. – Он повел рукой вокруг, показывая на сувенирные тарелки на стене и на полные тарелки, стоящие на столе.

– Да, я понимаю, – сказала она, скрывая недоверие.

– Мы могли бы жить хуже.

Молли кивнула, как будто имела в виду именно это. Он готов был рассказать ей об эфирных кроликах, о том, зачем он купил старый холодильник и сетки, об Эйнштейне и Миллере, но оказалось, что вместо этого он рассказывает ей о Норме и о том, что сегодня на стоянке его чуть было не сбили. Когда перед обедом он взял ее ключи и ушел, чтобы забрать машину, Молли не о чем не спросила. Вилкинс решил, что она дуется, но теперь он знал, что это не так. Просто она давала ему возможность перевести дух.


  • Страницы:
    1, 2