В БОЛЬШЕВИСТСКОМ ПОДПОЛЬЕ В ЗАКАВКАЗЬЕ

По всей вероятности, путь Берии в ЧК начался на фронте, где он по-настоящему сблизился с большевиками. В июне 1917 года Лаврентия в качестве техника-практиканта армейской гидротехнической школы направляют в Одессу, а потом на Румынский фронт, где работал в лесном отряде села Негулешты. После развала фронта осенью он вернулся в Баку, где в 1919 году закончил техническое училище. В автобиографии Берия писал: «…Начиная с 1917 года, в Закавказье я вовлекаюсь в общее русло партийно-советской работы, которая перебрасывает меня с места на место, из условий легального существования партии (в 1918 г. в г. Баку) в нелегальные (19 и 20 гг.) и прерывается выездом моим в Грузию». В отряде, по утверждению Берии, он был председателем отрядного комитета и часто бывал в этом качестве на митингах рабочих и солдат в Одессе. На следствии 1953 года даже поступление в гидротехнический отряд Лаврентию Павловичу вменили в вину. Прокурор Р.А. Руденко грозно спросил: «Как могло случиться, что вы, будучи членом партии с марта 1917 года, в июне этого года добровольно вступили практикантом в гидротехническую организацию и выехали в Одессу? Было ли это поступление согласовано вами с партийной организацией?»

Суть обвинения сводилась к следующему: как мог большевик добровольно поступить в военную организацию и отправиться на фронт для участия в «империалистической войне»? Берия пытался оправдаться: «Что я поступил в эту организацию, Цуринов (Цуринов-Аванесов – соученик по техническому училищу, вместе с которым Берия создал ячейку РСДРП(б). – Б. С.) знал, но я ни с кем из партийной организации (очевидно, имеется в виду Бакинская парторганизация. – Б. С.) этого не согласовывал…»

Что ж, нарушение партийной дисциплины Берии инкриминировать можно, хотя, опять-таки, он мог бы мотивировать свой отъезд в армию намерением вести антивоенную агитацию среди солдат и рабочих прифронтовой полосы. Но главным мотивом отъезда, как кажется, явилось желание завершить образование. Чтобы закончить техническое училище, необходимо было пройти производственную практику. Да и заработок техника-практиканта был существенным подспорьем. Правда, и революционную деятельность при этом Берия, судя по всему, не оставлял, будучи избран председателем отрядного комитета.

В начале 1918 года, после развала Румынского фронта, Лаврентий возвратился в Баку. Восемь месяцев, вплоть до сентябрьской оккупации города турецкими войсками, он работал в секретариате Бакинского совета рабочих, солдатских и матросских депутатов. Вместе с турками в город вернулись лидеры азербайджанской социалистической партии «Мусават» – сторонники национальной независимости Азербайджана. При мусаватистском правительстве Берия с октября 1918 до января 1919 года работал конторщиком на заводе «Каспийское товарищество Белый Город». Затем он стал председателем подпольной большевистской ячейки бакинских техников, оставаясь на этом посту вплоть до занятия Баку Красной Армией в апреле 1920 года.

С работы же на заводе Берия ушел, чтобы продолжать учебу. В автобиографии он писал: «В связи с началом усиленных занятий в техническом училище и необходимостью сдать некоторые переходные экзамены я вынужден был бросить службу. С февраля 1919 г. по апрель 1920 г., будучи председателем комячейки техников, под руководством старших товарищей выполнял отдельные поручения райкома, сам занимаясь с другими ячейками в качестве инструктора…»

Здесь, пожалуй, уже проскальзывает определенный прагматизм. Берия предпочитает завершить свое образование, а не отдаваться повседневной партийной работе. Разовые поручения – это ведь далеко не то, что повседневная деятельность в подполье. Да и ячейкой техников, сдается мне, Лаврентий руководил сугубо формально. Вряд ли он мог реально делать это, например, тогда, когда после окончания училища был направлен подпольной Коммунистической партией Азербайджана на службу в контрразведку мусаватистского правительства. Позднее, на процессе 53-го года, этот факт расценили как предательство. Однако в архиве сохранилась объяснительная записка старого большевика И.П. Павлуновского, в 1919–1920 годах являвшегося заместителем начальника Особого отдела ВЧК. В 1926–1928 годах Иван Петрович руководил Закавказским ГПУ, а в 1932 году стал заместителем наркома тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе и, как и 12 из 13 заместителей Серго, не пережил Большой чистки. Его записка датирована 25 июня 1937 года, еще до ареста, и адресована лично Сталину. Павлуновский писал, что перед назначением на работу в Закавказье имел беседу с председателем ВЧК: «…Т. Дзержинский сообщил мне, что один из моих помощников по Закавказью т. Берия при мусаватистах работал в мусаватистской контрразведке. Пусть это обстоятельство меня ни в какой мере не смущает и не настораживает против т. Берия, так как т. Берия работал в контрразведке с ведома ответственных т.т. закавказцев и что об этом знает он, Дзержинский и т. Серго Орджоникидзе». В Тифлисе Орджоникидзе подтвердил Павлуновскому, что Берия работал в мусаватистской контрразведке по поручению партии, и об этом известно не только ему, Орджоникидзе, но и Кирову, Микояну и тогдашнему секретарю Кавказского бюро партии А.М. Назаретяну. Павлуновский заключил свою записку следующими словами: «Года два тому назад т. Серго как-то в разговоре сказал мне: а знаешь, что правые уклонисты и прочая шушера пытаются использовать в борьбе с т. Берия тот факт, что он работал в мусаватистской контрразведке, но из этого у них ничего не выйдет. Я спросил у Серго, а известно ли об этом т. Сталину. Т. Серго Орджоникидзе ответил, что об этом т. Сталину известно и что об этом он т. Сталину говорил».

Павлуновский также сообщил об отношении Орджоникидзе к Берии: «В течение двух лет работы в Закавказье т. Орджоникидзе несколько раз говорил мне, что он очень высоко ценит т. Берия, как растущего работника, что из т. Берия выработается крупный работник и что такую характеристику т. Берия он, Серго, сообщил и т. Сталину».

Интересно, что на судьбу самого Павлуновского эта записка никак не повлияла. Сталин методически уничтожал людей из окружения Орджоникидзе. В конце июня, буквально через пару дней после подачи записки о Берии, Павлуновский был на пленуме выведен из кандидатов в члены ЦК, исключен из партии, вскоре арестован и 30 октября 1937 году расстрелян. Очевидно, что у него не было никаких мотивов, чтобы искажать биографию Лаврентия Павловича или приукрашивать отношение к нему Орджоникидзе. Сталин же, несмотря на конфликт с Серго и самоубийство последнего, согласился с его характеристикой деловых качеств Берии. Иосиф Виссарионович всегда ценил Орджоникидзе, как опытного хозяйственника, и рекомендацию, данную Берии, воспринял очень серьёзно. Тем более что о Лаврентии Павловиче хорошо отзывался и Микоян. Во всяком случае, Сталин не счел Берию скомпрометированным. Через два месяца после записки Павлуновского Лаврентий Павлович был вызван в Москву и назначен заместителем Ежова.

Сам Берия никогда не утаивал факт своей службы в мусаватистской контрразведке. В частности, в автобиографии 1923 года можно прочесть: «Осенью того же 1919 года от партии Гуммет (легально действовавшей в Азербайджане партии социал-демократического толка, сотрудничавшей с большевиками. – Б. С.) поступаю на службу в контрразведку, где работаю вместе с товарищем Муссеви. Приблизительно в марте 1920 года, после убийства товарища Муссеви, я оставляю работу в контрразведке и непродолжительное время работаю в Бакинской таможне». Из контекста этого сообщения становится ясно, что в контрразведке Берия работал как тайный большевистский агент, и вынужден был спешно покинуть службу в контрразведке после разоблачения и гибели своего сообщника.

Вскоре Баку заняла Красная Армия. И Лаврентий Павлович сразу же был направлен на нелегальную работу в Грузию, где у власти находилось меньшевистское правительство. Согласимся, что сотрудника контрразведки только что свергнутого правительства не стали бы отправлять со столь деликатной миссией в страну, которую большевики собирались захватить, если только он не был в действительности «засланным казачком».

Берия выехал в Тифлис. Арестованный после Второй мировой войны грузинский эмигрант Ш. Беришвили, живший в Париже, во время следствия в 53-м году показал: «Когда однажды, в 1928 или 1929 году, я и мой дядя Ной Рамишвили – бывший министр внутренних дел при меньшевиках – прочитали в тбилисской газете “Коммунист” (а газету мы выписывали) о назначении Берии на какую-то должность, то Рамишвили вспомнил в моём присутствии об аресте Берии в 1920 году меньшевистским правительством. Рамишвили сказал, что Берия был арестован начальником особого отряда Меки Кедия в 1920 году, когда Берия из Баку приехал в Грузию по какому-то заданию от большевиков. Рамишвили тогда же сказал мне, что Берия после ареста всё рассказал ему о своих заданиях и связях. Я удивился, а Рамишвили велел мне напомнить об этом, когда к нему придёт Кедия Меки. Последний к нам вообще приходил часто.

Когда к нам пришёл Меки Кедия, то мы спросили его об аресте Берии в 1920 году и о том, как Берия вёл себя на допросах. Кедия подтвердил, что Берия после ареста плакал и всех выдал, после чего был освобождён».

Показания Беришвили как будто подтверждает и двоюродный брат самого Лаврентия Павловича Герасим Берия. На его квартире Лаврентий останавливался в 1920 году, когда приехал в Тифлис. Герасим сообщил следователям, что нашёл брата в тюрьме под его настоящей фамилией, а не под вымышленной – Лакербайя, о которой речь впереди. Он также подтвердил, что на его квартире после ареста Лаврентия особым отрядом был произведён обыск.

Интересно, а что писал об этом эпизоде сам Лаврентий Павлович? В автобиографии 1923 года о пребывании в Грузии в 1920 году рассказано так: «С первых же дней после Апрельского переворота в Азербайджане (так коммунисты именовали занятие Баку частями 11-й советской армии. – Б. С.) краевым комитетом компартии большевиков от регистрода (регистрационного, т. е. разведывательного отдела. – Б. С.) Кавказского фронта при РВС 11-й армии командируюсь в Грузию для подпольной зарубежной работы в качестве уполномоченного. В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрод г. Баку. В Тифлисе меня арестовывают вместе с центральным комитетом Грузии, но согласно переговорам Г. Стуруа с Ноем Жордания (главой грузинского правительства. – Б. С.) освобождают всех с предложением в 3-дневный срок покинуть Грузию».

Далее Берия сообщил, что ему тогда удалось остаться в Грузии и под вымышленной фамилией Лакербайя поступить на службу в представительство РСФСР, которое возглавлял Киров. В мае 20-го Берия выехал в Баку за директивами в связи с заключением мирного договора между Россией и Грузией (большевики соблюдали его всего несколько месяцев), но на обратном пути его арестовали. Кирову не удалось вызволить Берию, и Лаврентия Павловича отправили в Кутаисскую тюрьму, отличавшуюся суровым режимом. Он провёл там больше двух месяцев. В августе в результате голодовки политзаключённых Берия и другие заключённые большевики были освобождены и в августе 1920 года высланы в Баку. Там Лаврентий Павлович сразу же был назначен управляющим делами ЦК компартии Азербайджана. Вряд ли бы ему доверили столь ответственный пост, если бы имелись сведения о его недостойном поведении в тюрьме.

Замечу, что Герасим Берия наверняка имел в виду первый арест брата, когда тот действительно содержался в Тифлисской тюрьме под своей настоящей фамилией. В Кутаисской же тюрьме Лаврентий Павлович находился под именем Лакербайя и так и не был опознан грузинскими властями. Предположение же следователей в 1953 году, что Берия был освобождён из тюрьмы потому, что выдал грузинской контрразведке сеть советской агентуры, вряд ли основательно. Ведь первый раз его арестовали вместе с большой группой членов ЦК Грузинской компартии, но быстро освободили, благодаря хлопотам Г.Ф. Стуруа, представлявшего советскую сторону в Грузии. Во второй же раз Лаврентия Павловича посадили в Кутаисскую тюрьму, где брат навещать его никак не мог. Очевидно, Шалва Беришвили, уже находившийся в заключении, готов был дать любые необходимые следователям показания против Берии и вольно или невольно соединил два ареста будущего шефа НКВД в один.

Кроме того, возникает вопрос, почему грузинские эмигранты не использовали впоследствии против Берии имевшийся на него компрометирующий материал? Если верить Беришвили, Лаврентий Павлович выдал всю свою агентуру, а этот факт мог положить конец его чекистской и партийной карьере. Однако грузинские меньшевики никак не пытались шантажировать могущественного главу закавказских чекистов, а впоследствии – руководителя Закавказской парторганизации. А ведь могли бы, хотя бы для того, чтобы облегчить участь своих арестованных товарищей. Но никаких фактов такого рода даже весьма пристрастному следствию в 1953 году установить не удалось. Не логичнее ли предположить, что ничего против Берии у бывшего шефа грузинского МВД Ноя Рамишвили на самом деле не было?

Кстати, хочу обратить внимание читателей, что меньшевистская Грузия была всё-таки демократическим государством, и осудить человека даже на тюремное заключение, а тем более на смерть, там можно было, лишь имея против него веские улики. Такими уликами против Берии грузинская контрразведка, вероятно, не обладала. К тому же мнимый Лакербайя был, как-никак, сотрудником советской дипломатической миссии, а с Советской Россией в то время поддерживался хрупкий, но мир. Этим обстоятельством, а также вызвавшей большой общественный резонанс голодовкой политзаключенных и объясняется скорее всего освобождение Лаврентия Павловича из Кутаисской тюрьмы.

Насчёт участия самого Лаврентия Павловича в знаменитой голодовке сохранилось не слишком лестное для него свидетельство. В характеристике, данной Берии в 20-е годы комиссией ЦК компартии Грузии, отмечалось: «В тюрьме не подчинялся постановлениям парторганизации и проявлял трусость. К примеру: не принимал участия во времени объявления голодовки коммунистов». Но безоговорочно верить этому утверждению нельзя. Мы не знаем, следствием каких интриг и борьбы за власть в недрах грузинского ГПУ стала вышеуказанная характеристика, где Берия также обвинялся в уклонах к левизне, бюрократизму и карьеризму, и признавалось невозможным использовать его на более ответственной работе.

Ранее же Лаврентий Павлович получил в Баку в высшей степени превосходную характеристику. Этому предшествовали следующие события, изложенные в автобиографии: «На этой должности (управляющего делами ЦК компартии Азербайджана. – Б. С.) я остаюсь до октября 1920 года, после чего Центральным Комитетом назначен был ответственным секретарём Чрезвычайной Комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. Эту работу я и т. Саркис (председатель комиссии) проводили в ударном порядке вплоть до ликвидации Комиссии (февраль 1921 года). С окончанием работы в Комиссии мне удаётся упросить Центральный Комитет дать возможность продолжить образование в институте, где к тому времени я числился студентом (со дня его открытия в 1920 году). Согласно моим просьбам ЦК меня посылает в институт, дав стипендию через БакСовет. Однако не проходит и двух недель, как ЦК посылает требование в Кавбюро откомандировать меня на работу в Тифлис, своим постановлением назначает меня в АзЧека заместителем начальника секретно-оперативного отдела (апрель 1921 г.) и вскоре уже – начальником секретно-оперативного отдела – заместителем председателя АзЧека”.

Отныне целых одиннадцать лет жизни Лаврентия Павловича будут связаны с чекистской работой. До поступления же в ЧК ничего особо выдающегося за Берией, как, впрочем, и за подавляющим большинством других коммунистов-подпольщиков не числилось. Нет сведений о том, что добытая им информация, в частности, во время службы в мусаватистской контрразведке, серьезно помогла операциям Красной Армии против Азербайджана или деятельности Бакинского большевистского подполья.

РУКОВОДИТЕЛЬ ЗАКАВКАЗСКИХ ЧЕКИСТОВ

Вот в должности начальника секретно-оперативного отдела Азербайджанской ЧК, надо полагать, Лаврентий Павлович проявил себя неплохо. Хотя вплоть до 1922 года находил возможность урывками учиться и в Политехническом институте. В 1923 году секретарь ЦК Азербайджанской компартии Рухулла Ахундов выдал Берии удостоверение-характеристику: «Удостоверение дано сие ответственному партийному работнику тов. Берии Л.П. в том, что он обладает выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма… Работая управделами ЦК Азербайджанской компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавказского фронта при реввоенсовете 11-й армии и ответственным секретарём Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней деятельности, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве…» Автор характеристики был арестован и расстрелян в 1938 году, в бытность Берии во главе коммунистов Грузии. Ахундов был тогда начальником Управления по делам искусств при Совнаркоме Азербайджана. Лаврентий Павлович не смог или не захотел чем-либо помочь несчастному.

Столь же лестную характеристику дал Берии в 1924 году первый секретарь Закавказского крайкома партии А.Ф. Мясников: «Берия – интеллигент… Заявил себя в Баку как способный чекист на посту заместителя председателя ЧК Азербайджана и начальника секретно-оперативной части. Ныне начсот (начальник секретно-оперативной части. – Б. С.) Грузинской ЧК».