I

Никто не знал меня в Бактоне. Клем потому и выбрал этот городок. Впрочем, если бы даже я и сдрейфил, у меня не было бензина, чтобы двинуться дальше к северу. Оставалось литров пять, не больше. Плюс один доллар да письмо Клема – вот и все, что я имел. О чемодане лучше не говорить. Особенно о его содержимом. Да, забыл: в багажник я сунул небольшой револьвер Малыша, дешевенький револьвер калибра 6,35; он все еще лежал у него в кармане, когда шериф пришел сказать нам, что мы можем забрать и похоронить тело. Говоря по правде, больше всего я рассчитывал на письмо Клема. Мне должно повезти, мне обязательно должно повезти. Я рассматривал свои руки, лежавшие на руле, пальцы, ногти… И правда, тут все в порядке. Придраться не к чему. Может быть, мне и удастся вывернуться…

Мой брат Том знал Клема по университету. Клем держался с ним не так, как остальные студенты. Он охотно болтал с ним, они выпивали вместе, катались на «кадиллаке» Клема. Тома и терпели там только из-за Клема. И когда он уехал, чтобы стать во главе фабрики после смерти отца, Тому пришлось тоже сматывать удочки. Он вернулся к нам. Том успел-таки многому выучиться, и ему удалось получить место учителя в новой школе. А потом эта история с Малышом. На его месте я бы помалкивал, но Малыш был не такой. Он не видел в этом ничего плохого. И тогда отец и брат этой девчонки решили с ним разобраться.

Вот почему мой брат написал Клему. Я не мог больше оставаться в этих краях, и он просил Клема подыскать что-нибудь для меня. Не слишком далеко, чтобы мы могли видеться время от времени, но и не слишком близко, чтобы нас никто там не знал. Он думал, что с моей внешностью и характером мы абсолютно ничем не рискуем. Возможно, он был и прав, но я все время помнил о Малыше.

Заведующий книжной лавчонкой в Бактоне – вот в чем состояла моя новая служба. Я должен был познакомиться с прежним заведующим и за три дня войти в курс дела. Его переводили ступенью выше, и напоследок ему, должно быть, хотелось пустить пыль в глаза.

Светило солнце. Теперь улица называлась Пирл-Харбор-стрит. Возможно, Клем этого не знал. На табличках еще можно было прочесть и старое название. Под номером 270 я увидел магазин и остановил мой старенький «Нэш» перед дверью. Заведующий, сидя за кассой, сверял какие-то цифры по ведомости. Это был человек средних лет с жестким взглядом голубых глаз и бледно-желтыми волосами. Я поздоровался.

– Добрый день. Желаете что-нибудь купить?

– У меня к вам письмо.

– А! Так это вам я должен передать дела. Дайте-ка я взгляну на письмо.

Он взял его, прочел, затем сложил и вернул мне.

– Это не сложно, – сказал он. – Вот товар (он сделал жест рукой). Счета я подобью к вечеру. Что касается сбыта, рекламы и прочего – следуйте указаниям финансовых инспекторов главной конторы и бумагам, которые будете получать.

– Это филиал?

– Да, филиал.

– Хорошо, – кивнул я. – Что идет лучше всего?

– О! Романы. Скверные романы, но что нам за дело до этого? Религиозная литература тоже идет неплохо. Учебники. Детские книжки – не очень, серьезные книги – еще меньше. Я никогда не пытался развивать это направление.

– Религиозная литература – это для вас несерьезно?

Он облизал губы языком:

– Этого я не говорил.

Я от души рассмеялся.

– Не смущайтесь, я тоже не слишком верующий.

– Что ж, тогда я дам вам один совет. Держите ваше мнение при себе и каждое воскресенье ходите слушать пастора, иначе вас живо отсюда выставят.

– Отлично, – сказал я, – буду по воскресеньям слушать пастора.

– Держите, – сказал он, протягивая мне листок. – Проверьте. Это счета за последний месяц. Все очень просто. Книги мы получаем из центрального магазина. Надо только вести учет поступлений и продажи в трех экземплярах. За деньгами приезжают каждые две недели. Вам будут платить в чеках, с небольшим процентом.

– Давайте это сюда, – сказал я.

Я взял листок и уселся за низкий прилавок, заваленный книгами, снятыми с полок покупателями. Наверное, у него не было времени поставить их обратно.

– Что еще интересного в этих краях? – спросил я снова.

– Ничего. Есть девочки в аптеке напротив и виски у Рикардо в двух кварталах отсюда.

Несмотря на свои резкие манеры, он был довольно приятным типом.

– Сколько вы уже торчите здесь?

– Пять лет, – сказал он. – Осталось еще пять.

– А потом?

– Вы слишком любопытны.

– Сами виноваты. Зачем сказали, что осталось еще пять лет? Я ведь вас об этом не спрашивал.

Он слегка улыбнулся и прищурил глаза.

– Вы правы. Так вот, еще пять лет, и я уйду с этой работы.

– И чем займетесь?

– Буду писать, – сказал он, – писать бестселлеры: романы исторические, романы про то, как негры спят с белыми и их за это не линчуют, романы про то, как молодые чистые девицы умудряются сохранить невинность в рабочих предместьях, населенных подонками…

Он ухмыльнулся.

– А потом… оригинальные и смелые романы, ведь так легко быть смелым в этой стране: говори то, что и так любому ясно.

– А вы сможете?

– Конечно смогу. Шесть романов у меня уже готово.

– Вы не пробовали их пристроить?

– У меня нет в издательствах ни друзей, ни подруг, а для издания за свой счет я еще не накопил денег.

– Ну, а когда накопите, что тогда?

– Вот как раз через пять лет и накоплю.

– Из вас наверняка получится хороший писатель, – заключил я.

В следующие два дня у меня было много дел. Хоть работа и впрямь оказалась нетрудной, все же надо было в ней как следует разобраться; кроме того, Хансен – так звали заведующего – дал мне некоторую информацию о постоянных клиентах, заходивших поболтать о литературе. Впрочем, их знания ограничивались «Субботним обозрением» да литературными страницами местного журнальчика, имевшего, однако, тираж 60 тысяч. На данный момент я довольствовался тем, что слушал их беседы с Хансеном и пытался запомнить, как кого зовут и кто как выглядит. В книжных магазинах, как известно, больше, чем где-либо, принято узнавать клиента, едва он соблаговолит переступить через порог.

Кроме того, мне удалось переснять те две комнатушки, в которых Хансен жил все это время, – в доме напротив, том самом, где помещалась аптека. К тому же он выдал мне немного денег авансом, чтобы хватило расплатиться за три дня в гостинице, и два дня из этих трех кормил меня обедом, не позволив причислить эти расходы к моему долгу. Одним словом, показал себя свойским парнем. Но эта затея с бестселлерами мне не понравилась: бестселлеры так не пишут. Остается надеяться, что у Хансена талант.

На третий день он повел меня к Рикардо пропустить по рюмке перед завтраком. Было десять часов, он уезжал после обеда.

В последний раз мы завтракали вместе. Он сейчас уедет, и я останусь один на один с этим городом, с этими клиентами. И то какая удача, что я встретил Хансена, без него мне бы пришлось туго с моей долларовой купюрой. Но теперь дела шли как надо.

У Рикардо было прилично, обычно и противно. Пахло жареным луком и пончиками. За стойкой невыразительный тип лениво листал журнал.

– Что прикажете? – спросил он.

– Два виски, – заказал Хансен, посмотрев на меня.

Я кивнул.

Официант принес два больших стакана. В них плавал лед и торчали соломинки.

– Мне нравится так, – пояснил Хансен, – не подумайте, что я вас принуждаю.

– Ничего, – сказал я.

Если вам приходилось пить виски со льдом через соломинку, то вы знаете, что это за штука: в нёбо будто бы ударяет струя огня, впрочем, огня приятного.

– Знатно, – похвалил я.

Тут я увидел себя в зеркале напротив. Вид у меня был обескураженный. Я давно не пил. Хансен рассмеялся.

– Не расстраивайтесь, – сказал он, – скоро привыкнете. А мне вот придется теперь других официантов учить своим маленьким прихотям – там, где я стану напиваться.

– Жаль, что вы уезжаете.

Он засмеялся.

– Если бы я остался, пришлось бы уехать вам… Нет, – продолжал он, – хорошо, что я уезжаю. Больше пяти лет… Боже мой!

Он допил залпом и заказал еще.

– Вы быстро приспособитесь. – Он окинул меня взглядом. – Вы недурны собой, но в вас есть что-то для меня непонятное. Ваш голос.

Я молча улыбнулся. Чертов тип.

– У вас слишком густой голос. Вы не поете?

– Пою иногда, чтобы поразвлечься.

Теперь я уже больше не пел. До истории с Малышом – да, я пел, подыгрывая на гитаре. Пел блюзы Хэнди, пел старинные песни Нового Орлеана, пел кое-что свое, импровизируя на гитаре. Но теперь никакого желания петь у меня не было. Теперь, кроме денег, меня ничего не интересовало. Мне нужно было много денег, чтобы сделать то, что я задумал.

– С таким голосом все женщины будут ваши, – сказал Хансен.

Я пожал плечами.

– Вас это не интересует?

Он хлопнул меня по спине.

– Загляните-ка в аптеку напротив. Может, удастся кое-кого подцепить. У них там в безалкогольном баре нечто вроде клуба. Малолеточки. Те самые, что носят красные носочки и пишут письма Фрэнку Синатре. Так вот, эта аптека – их генеральный штаб. Вы уже должны были это заметить. Нет? Ах да, вы же все эти дни не выходили из магазина.

Я заказал еще виски. Оно уже чувствовалось во всем теле.

Там у нас такого не было. Мне этого захотелось. Малолетки лет пятнадцати-шестнадцати с острыми сосочками, выпирающими из-под облегающих футболок, что доставляет этим мерзавкам особенное удовольствие. И носочки. Ярко-желтые или ярко-зеленые; туфельки без каблуков; пышные юбки; круглые коленки; садятся на траву, скрестив ноги так, что выглядывают белые трусики. Да, мне очень этого захотелось, этих девчонок в носочках.

Хансен смотрел на меня.

– Все они не прочь, – сказал он, – вы ничем не рискуете. Они знают кучу мест, куда могут вас затащить.

– Вы меня принимаете за свинью?

– О нет, я имел в виду потанцевать.

Он улыбнулся. Без сомнения, у меня был заинтересованный вид.

– Они забавные, – сказал он, – будут заходить к вам в магазин.

– Что им там делать?

– Они обычно покупают фотографии актеров и, как будто между прочим, книжонки по психоанализу, то есть я имею в виду по медицине. Они все просто влюблены в медицину.

– Ладно, – пробурчал я, – посмотрим.

Должно быть, на этот раз мне удалось сделать равнодушный вид, и Хансен перевел разговор на другую тему. Мы закончили завтрак, и около двух он уехал. Я остался один на один с моим магазином.

II

Думается, прошло дней пятнадцать, прежде чем я начал скучать. Все это время я не выходил из магазина. Торговля шла хорошо; книги расходились быстро; реклама была налажена как надо. Каждую неделю вместе с новыми поступлениями книг фирма присылала иллюстрированные рекламные буклеты, которые я выставлял вместе с соответствующей книгой так, чтобы они бросались в глаза. Как правило, мне было достаточно прочесть коммерческую рецензию и проглядеть пять-шесть страниц, чтобы уяснить, о чем в ней шла речь. Во всяком случае, этого было достаточно для ответа на вопросы тех несчастных, что клевали на яркую обложку и фото автора на буклете. Книги достаточно дороги, а это кое-что значит; люди вообще мало заботятся о том, чтобы купить хорошую книгу, им нужно то, о чем говорят, что популярно в клубе, который они посещают; что же касается содержимого, то на него им наплевать.

Некоторые книжки я получал кипами с рекомендацией выставлять их в витрине. Я складывал их штабелями у кассы и всовывал в руки каждому вместе с рекламным буклетом на глянцевой бумаге. Обычно никто не отказывался: несколько фраз внутри буклета вполне соответствовали городской клиентуре. Эта система обеспечивала фирме распродажу скандальных книжонок за полдня.

Честно говоря, я не то чтобы заскучал, но, усвоив всю рутинную сторону коммерции, получил свободное время, чтобы подумать о главном. Пока все шло слишком хорошо. Это меня и беспокоило.

Кончалось лето. В тени под деревьями, у реки, уже становилось прохладно. С самого приезда я никуда не выбирался и совсем не знал окрестностей. Я испытывал потребность в свежем воздухе. Но, пожалуй, другая потребность беспокоила меня еще больше. Мне нужна была женщина.

Как-то вечером, опустив, как обычно, в пять часов на витрину железную штору, я не остался в магазине, чтобы еще поработать при свете лампы, а надел шляпу, прихватил пиджак и направился прямиком в аптеку. В аптеке сидели трое: юнец лет пятнадцати и две девицы примерно того же возраста. Они смерили меня отсутствующим взглядом и опять уткнулись в свои стаканы с молочным коктейлем. От одного вида этого продукта меня чуть не стошнило; к счастью, в кармане пиджака лежала фляга с «противоядием».

Я сел за стойку рядом с одной из девиц. Официантка, довольно невзрачная брюнетка, увидев меня, лениво повернулась.

– У вас есть что-нибудь без молока? – спросил я.

– Лимонный, – предложила она, – грейпфрутовый, томатный, кока-кола.

– Грейпфрут, – сказал я. – Доверху не наливайте.

Я сунул руку в карман пиджака и достал флягу.

– Здесь нельзя распивать спиртное, – вяло запротестовала официантка.

– Да, да, конечно, – усмехнулся я, – это всего лишь лекарство. Насчет своей лицензии можете не волноваться.

Я протянул ей доллар. Сегодня утром я как раз получил жалованье. Девяносто долларов за неделю. Да, Клем знал людей. Официантка дала мне сдачу, я довольно много оставил ей на чай.

Виски с грейпфрутом, конечно, не самый лучший вариант, но, во всяком случае, это лучше, чем виски без ничего. Выпив, я почувствовал себя лучше. Теперь я был вполне в своей тарелке. Эти трое меня разглядывали. Для таких сопляков двадцатишестилетний – почти старик; я улыбнулся своей соседке; это была маленькая блондиночка в тонком шерстяном джемпере небесно-голубого цвета в белую полоску, с рукавами, закатанными до локтя, в белых носочках и туфельках на толстой каучуковой подошве. Она была миловидна, хорошо развита; если прикоснуться, то, наверное, упруга, как спелая слива. На ней не было лифчика, и соски вырисовывались сквозь материю вполне отчетливо. Она мне тоже улыбнулась.

– Жарко? – начал я.

– Смертельно, – сказала она, потянувшись и показав два влажных пятнышка под мышками.

Это на меня подействовало. Я поднялся и бросил пять центов в автоматический проигрыватель, который стоял в углу.

– У тебя хватит духу потанцевать? – сказал я, подойдя.

– Ну, ты хочешь меня убить! – сказала она и приклеилась ко мне так плотно, что у меня перехватило дыхание.

От нее пахло как от ухоженного младенца. Она была такой тоненькой, что я смог достать правой рукой ее правое плечо. Я поднял руку повыше и скользнул пальцами по груди. Глядя на нас, те двое тоже начали танцевать. На пластинке Дина Шор пела свой «Летающий пирог». Девица подмурлыкивала. Официантка подняла нос от журнала, глянула на нас и снова углубилась в чтиво.

У нее ничего не было под кофточкой; это сразу чувствовалось. Я с нетерпением ждал, когда же кончится пластинка. Еще две минуты, и это стало бы уже неприлично. Наконец девица отлипла, вернулась на место и взглянула на меня.

– Для взрослого ты танцуешь ничего.

– Меня научил мой дедушка, – ответил я.

– Это видно, – пошутила она, – стиль немного староват.

– В джайве ты меня, может, и обставишь, но зато я могу тебя подучить кое-чему другому.

Она слегка прикрыла глаза:

– Чему-нибудь взрослому?

– Если тебе захочется.

– Так вот куда ты гнешь…

– Ты не знаешь, куда я гну. У кого-нибудь из вас есть гитара?

– А вы играете на гитаре? – спросил юнец. Похоже было, что тут он проснулся.

– Чуть-чуть, – сказал я.

– В таком случае, и поете? – спросила вторая девица.

– Немного.

– У него голос как у Кэба Кэллоуэя, – пошутила первая.

Ей явно не понравилось, что те двое со мной заговорили. Надо было ковать железо, пока горячо.

– Найдите мне местечко, где была бы гитара, – сказал я, глядя на нее, – и я покажу, на что способен. Я, конечно, не В. С. Хэнди, но блюзы играть умею.

Она выдержала мой взгляд:

– Ладно, пошли к Би-Джи.

– У него есть гитара?

– У нее есть гитара – у Бетти Джейн.

– Это мог быть и Барух Джуниор, – пошутил я.

– Именно здесь он и живет. Пошли.

– Прямо сейчас? – спросил юнец.

– Почему бы и нет, – ответил я, – если ей загорелось.

– О’кей, – сказал он, – меня зовут Дик. Это Джики.

Он указал на ту девицу, с которой я танцевал.

– А я – Джуди, – сказала вторая.

– Ну а я – Ли Андерсон, – сказал я, – у меня тут напротив книжная лавка.

– Уже две недели, как это всем известно.

– Тебя это так заинтересовало?

– Конечно, – вставила Джуди, – тут мало мужчин.

Несмотря на явное неудовольствие Дика, мы все вчетвером вышли на улицу. У девиц вид был довольно возбужденный. Я прихватил с собой достаточно виски, чтобы возбудить их еще больше, когда понадобится.

– Следую за вами, – сказал я, когда мы оказались снаружи.

Машина Дика, «крайслер» устаревшей модели, стояла у дверей. Он посадил девиц вперед, а я устроился на заднем сиденье.

– Чем занимаемся, молодые люди? – спросил я.

Машина рывком тронулась, и Джики забралась коленками на сиденье и повернулась, чтобы мне ответить.

– Трудимся, – сказала она.

– Учеба? – предположил я.

– В том числе…

– Перебирайся сюда, – сказал я, повысив голос из-за шума ветра, – удобней будет говорить.

– Как бы не так, – пробормотала она и опять слегка прикрыла глаза. Должно быть, она подцепила этот приемчик из какого-нибудь фильма.

– Не хочешь себя компрометировать?

– Ладно уж, – сказала она.

Я подхватил ее за плечи, и она стала перелезать через спинку сиденья.

– Эй вы, – сказала Джуди, – странненькая у вас манера разговаривать.

Я решил посадить Джики слева от себя, а по пути – прихватить ее за хорошие места. Получилось неплохо. Было заметно, что шутка пришлась ей по душе. Я усадил ее на сиденье и обхватил рукой.

– Теперь спокойно, – сказал я, – а то нашлепаю.

– Что это у тебя во фляжке? – спросила она и полезла под пиджак, который лежал у меня на коленях. Не знаю, нарочно ли это было сделано, но если да, то она ловко попала в цель.

– Не нервничай, – сказал я, убирая ее руку, – я тебя обслужу.

Я открутил никелированную пробку и подал ей фляжку. Она сделала большой глоток.

– Не всё, – вдруг завопил Дик; он следил за нами через зеркало. – Ли, оставь мне, старый крокодил!

– Не бойся, у меня есть еще.

Он перехватил руль одной рукой, а другую протянул назад, к нам.

– Эй, не дури! – сказала Джуди. – А то куда-нибудь вмажемся.

– Какая рассудительность, – сыронизировал я. – Ты никогда не теряешь хладнокровия?

– Никогда, – ответила Джуди и, на лету перехватив флягу, вернула ее мне уже пустой.

– Ну, – одобрительно сказал я, – теперь лучше?

– Превосходно.

Я увидел у нее на глазах слезы, но ей удалось не показать виду, хотя голос ее звучал несколько приглушенно.

– Ну вот, – сказала Джики, – а мне?

– Сейчас еще достанем, – пообещал я, – возьмем гитару и вернемся к Рикардо.

– Везет тебе, – сказал Дик, – нам никто ничего не продаст.

– Вот что значит выглядеть так молодо, – сказал я со смешком.

– При чем здесь «молодо», – проворчала Джики.

Она начала ерзать и в конце концов уселась так, что мне ничего не оставалось, как немного поразвлечь свои пальцы. Машина резко затормозила, и моя рука небрежно свесилась с ее плеча.

– Сейчас вернусь, – объявил Дик.

Он выбрался из машины и побежал к дому, мало чем отличающемуся от соседних. Очевидно, их строил один и тот же подрядчик. Вскоре Дик вновь показался на крыльце. У него в руках была гитара в лакированном футляре. Он хлопнул дверью и в три прыжка очутился у машины.

– Би-Джи нету дома, – сообщил он. – Что будем делать?

– Гитару потом завезем, – сказал я. – Садись, поезжай мимо Рикардо, я у него подзаправлюсь.

– Хорошенькая у тебя будет репутация, – сказала Джики.

– Вот уж фиг, – уверил я ее. – Любому дураку будет ясно, что это вы заманили меня на свою грязную оргию.

Мы ехали обратно той же дорогой, но гитара несколько стесняла мои движения. У бара Дик остановился, и я пополнил свой запас еще одной бутылкой. Когда я вернулся к компании, Дик и Джуди, стоявшая на коленях на сиденье, о чем-то яростно спорили с Джики.

– Как ты думаешь, Ли, – сказал Дик, – не поехать ли нам купаться?

– Поехали, – сказал я, – если ты одолжишь мне плавки.

– Все будет о’кей.

Он завел мотор, и мы поехали. За городом наш «крайслер» свернул на довольно разбитую проселочную дорогу.

– Тут есть отличное местечко для купанья, – доложил Дик, – ни души.

– Река, и в ней форель, – съязвил я.

– Нет, галька и белый песок. Там, кроме нас, никто не бывает.

– Посмотрим, – сказал я, придерживая рукой челюсть, готовую отвалиться на каждом ухабе. – Здесь лучше было бы прокатиться на бульдозере.

– Это входит в программу, – сказал он, – зато сюда никто не сунет свой грязный нос.

Дик прибавил скорость, и я вверил свои члены судьбе. Вскоре дорога повернула и метров через двести уперлась в какие-то заросли. Дик и Джуди спрыгнули на землю, затем вылез я, прихватив Джики. Дик взял гитару и пошел вперед по узкой тропинке. Неожиданно показалась река, прозрачная, как стакан джина. Солнце висело уже низко, но жара не спадала. Вода поблескивала на солнце и подрагивала в тени, берег зарос густой травой.

– Ничего уголок, – оценил я. – Сами его раскопали?

– А ты думал, мы такие растяпы, – сказала Джики, и я получил по шее комком земли.

– Будешь шалить – кое-чего не получишь.

И я для вескости сказанного похлопал себя по карману.

– Ладно, ты, старый блюзмен, не сердись, – сказала она, – лучше покажи, на что ты способен.

– А плавки? – спросил я Дика.

– На кой они тебе? Тут же никого нет…

Я обернулся. Джуди уже стащила с себя футболку, под которой, естественно, ничего не было. Потом она выскользнула из юбки, после чего в воздух полетели ботинки и носки, и девица совершенно нагишом завалилась на траву.

У меня был довольно глупый вид, судя по тому, как она расхохоталась. Я чуть было не смутился. Дик и Джики в том же наряде развалились рядом. Между прочим, я обратил внимание на то, что парнишка щупловат: из-под кожи выпирали косточки.

– О’кей, – сказал я. – Не будем изображать приличные манеры.

Я нарочно не торопился раздеться, так как знал себе цену в голом виде, и дал им время это прочувствовать. Раздевшись наконец, я потянулся и похлопал себя по бокам. После тисканья в машине с Джики я был еще возбужден и вовсе не собирался этого скрывать, хотя они, конечно, ждали, что я спасую.

Я взял гитару в руки. Это был прекрасный «Эдифон», но играть, сидя на траве, было неудобно, и я сказал Дику:

– Слушай, я возьму подушку из автомобиля?

– Я тебе помогу, – сказала Джики и, как угорь, скользнула между веток. Ее физиономия восходящей звезды при совсем еще девчоночьем тельце выглядела среди зарослей весьма живописно. Джики убежала далеко вперед, и когда я подошел наконец к машине, она уже тащила на себе тяжелое кожаное сиденье.

– Давай мне, – предложил я.

– Обойдусь сама! – прокричала Джики.

И тут я, невзирая на вопли, как зверь, накинулся на нее сзади. Она уронила подушку и перестала сопротивляться. В тот момент меня устроила бы даже обезьяна. Джики, видимо, это почувствовала и снова стала отбиваться. Я расхохотался. Это пришлось мне по душе. Джики вырвалась и скользнула в траву, я за ней. Трава там оказалась высокой и мягкой, как надувной матрац. Мы катались по ней, как дикари. Она была загорелой до кончиков сосков, без этих дурацких белых полос от лифчика, которые так портят голых девиц. Гладкая, как абрикос, и голая, как младенец, Джики, когда мне удалось ею снова овладеть, показала, что знает несколько больше младенца. Недурной образчик техники.

Пальцами я ощущал, какая у нее гладкая изогнутая спина и крепкая, как арбуз, задница. Но все это продолжалось едва ли десять минут, после чего Джики сделала вид, что засыпает, но когда я от нее оторвался, она оттолкнула меня, обмякшего, как тюфяк, и побежала к реке.

Я последовал за ней. У самого берега она разбежалась и классно нырнула.

– О, вы уже купаетесь?

Это был голос Джуди. Она жевала травинку, лежа на спине и положив руки под голову. Дик, развалясь рядом, гладил ей ляжки. Тут же валялась пустая бутылка.

– Вторую мы не трогали, – засмеялась она, перехватив мой взгляд.

Я убедился в правоте ее слов и, прихватив бутылку, нырнул. Вода была теплая, я чувствовал себя в прекрасной форме. Набрав адскую скорость, я догнал Джики на середине реки. Глубина была небольшой, и течение почти не чувствовалось.

– Ну что, хочешь выпить? – спросил я, работая одной рукой, чтобы держаться на поверхности.

– Что у тебя за прихваты, как у победителя родео.

– Ладно, ложись на спину.

Она перевернулась, и я, подплыв под нее, обнял ее сверху рукой, протянув второй рукой виски. Джики перехватила бутылку, а я медленно развел ей ноги и вторично взял ее, теперь уже в воде. Она забралась на меня, и мы долго лежали так, лишь слегка шевелясь, чтобы не уйти на дно.

III

Так продолжалось до сентября. В компанию этих подростков входили еще пять-шесть парней и девиц: Би-Джи, у которой мы брали тогда гитару, плохо сложенная, но приятно пахнущая. Сюзи-Энн – блондинка покрупнее, чем Джики, еще одна шатенка, невзрачная девица, танцевавшая с утра до вечера. Парни были такими дураками, что лучшего не приходилось и желать. Подобной глупости, как совместные выезды из города, я больше не допускал – иначе вскорости мне пришлось бы отсюда убраться. Мы встречались у реки, а источник виски и джина был надежной гарантией тайны.

Я имел всех этих, впрочем, достаточно однообразных девиц по очереди, и это начало мне надоедать. Они занимались этим просто для здоровья, как чистят зубы. Стая обезьян – развязных, прожорливых, шумных и похотливых. Ну да ладно, пока это меня еще устраивало.

Иногда я играл на гитаре, и этого было достаточно, даже если бы я не мог одной левой положить всех этих сопляков разом на лопатки. Они же, в свою очередь, обучили меня джиттер-багу и джайву, и танцевать я тоже научился лучше, чем они: мне это ничего не стоило.

Но вскоре меня снова одолели воспоминания о Малыше, и я стал плохо спать. За это время я дважды виделся с Томом. Он держался молодцом, о той истории мы разговор не заводили, коллеги в школе оставили его в покое, а со мной им сталкиваться не приходилось. Отец отправил Энн Моран в университет нашего округа, брат же ее остался с отцом. Том расспрашивал меня о работе, и я похвастался, что мой счет в банке вырос до 120 долларов. Действительно, во всем, кроме алкоголя, я себе отказывал, а торговля шла неплохо, к тому же я рассчитывал на прибавку к жалованью в конце лета. Том советовал мне не пренебрегать религиозными обязанностями. Он верил в Бога. Я же давным-давно от этого избавился, хотя и вел себя так, чтобы это не бросалось в глаза. Во всяком случае, каждое воскресенье я ходил на службу, как советовал мне в свое время Хансен, хотя и был абсолютно уверен, что, веря в Бога, невозможно сохранить рассудок трезвым, а трезвый рассудок был мне нужен, как никогда.

После службы я опять шел на реку. Там мы, как обычно, передавали по кругу девиц, испытывая при этом не больше стыдливости, чем стая вонючих обезьян в пору весенней случки.

Но вот лето кончилось, и начались дожди. Я стал чаще заглядывать к Рикардо. Иногда я утюжил паркет в аптеке с местными кисами и в конце концов научился говорить на их жаргоне лучше, чем они сами.

В Бактон после летнего отдыха стала возвращаться состоятельная публика. Ехали из Флориды, Санта-Моники, из прочих фешенебельных мест. Возвращались загорелыми, впрочем, не более загорелыми, чем мы после лета, проведенного у реки. Они появлялись в моем магазине, постепенно превращая его в клуб встреч.

Никто из них не был со мной знаком, впрочем, времени у меня хватало, и я не торопился.

IV

Вот тогда-то и появился Декстер. Еще до его приезда мне все уши прожужжали рассказами о нем. Декстер занимал один из самых шикарных особняков в лучшем районе города. Его родители жили в Нью-Йорке, а он здесь – по причине слабых легких. Они были уроженцами Бактона, а местный университет не уступал любому другому. Из рассказов я уже знал, какая у Декстера машина (он ездил на «паккарде»), в каком он состоит гольф-клубе, в какой ходит бар, в какое кабаре, – словно я провел с этим человеком полжизни вместе.

Когда Декстер вошел в магазин, я сразу понял, что это он. Это был отвратительный маленький уродец, как я того и ожидал, – тощий и смуглый, словно индеец. У него были черные бегающие глазки, слегка вьющиеся волосы и тонкие губы под большим кривым носом. Но ужаснее всего выглядели его руки, огромные лапищи с очень коротко остриженными ногтями, растущими в ширину, а не в длину, словно он страдал какой-то болезнью.

Все увивались вокруг Декстера, как собаки вокруг куска жареной печенки. Я потерял часть своей популярности и как поставщик спиртного. Но у меня оставалась гитара, и еще я припас для них чечетку, о чем пока никто не имел понятия. Впрочем, торопиться было некуда. Я ждал куска пожирнее и рассчитывал урвать его в компании этого самого Декстера. Малыш не давал мне спокойно спать.

Кажется, Декстеру я понравился. По идее, он должен был бы меня возненавидеть – и за мои мускулы, и за мой рост, и за то, что я играю на гитаре. Но получилось наоборот. Это его привлекло: я владел тем, чего ему недоставало. У него же водились деньги. Мы были созданы друг для друга.

И потом, кажется, он с самого начала догадывался, что я собой представляю и чего хочу (хотя нет, так далеко его скудная сообразительность, конечно, не заходила), но он отлично понял, что с моей помощью можно устроить парочку-другую оргий покруче. И в этом смысле он во мне не ошибся.

Городок потихоньку заполнялся. Стали уходить книги даже по естественным наукам: геология, физика и прочий хлам. Моя компашка присылала в магазин всех своих друзей. Девицы были просто ужасны. Уже в четырнадцать лет им обязательно нужно было, чтобы их лапали, но искать предлог для этого предоставлялось мне самому. Занятие, впрочем, проще некуда. Девицы предлагали пощупать свои мускулы, окрепшие за время каникул, после чего разговор спускался пониже. Словом, для них не существовало никаких границ. Они заявлялись в любое время дня, распаленные словно козы, так что из них едва не капало. Представляю, каково приходилось учителям!

Когда начались наконец занятия, стало потише. Они закатывались теперь только после обеда. Но что самое ужасное, я почувствовал, что мальчишкам нравлюсь не меньше, чем девчонкам. Кроме нескольких уже вполне возмужавших, все они любили, когда я их тискал. Ко всему прочему, привычка этих юнцов постоянно приплясывать была мне по душе. Это шло от нас.

По поводу своей внешности я особо не волновался. Не думаю, что у кого-нибудь могли возникнуть подозрения. Но однажды Декстер меня не на шутку напугал. Дело было так. Мы в очередной раз торчали на реке. Я, голый, валял дурака с одной из девиц, подкидывая ее в воздух и ловя, как куклу. Он же, растянувшись на животе позади меня, за этим наблюдал. До чего гнусно он выглядел: тщедушный уродец со шрамом пункции на спине (у него два раза был плеврит). Он посмотрел на меня исподлобья и сказал:

– У тебя, Ли, какая-то странная фигура: покатые плечи, как у черного боксера.

Я уронил девицу и насторожился, после чего принялся пританцовывать, напевая какую-то муть, якобы в негритянском стиле. Все смеялись, но Декстер не смеялся и продолжал меня разглядывать. Я был вне себя от досады.

Вечером, вернувшись домой, я принялся изучать себя в зеркале над раковиной и расхохотался: с такими светлыми волосами, с такой бело-розовой кожей я не рисковал абсолютно ничем. Конечно, Декстер ляпнул это от зависти. Да, у меня действительно покатые плечи, ну и что?

Редкую ночь я спал так хорошо, как эту. А через два дня был назначен званый ужин у Декстера. Надлежало явиться в вечерних костюмах, и мне пришлось брать напрокат смокинг. Тот тип, который носил его раньше, был почти моего роста. (В ателье его быстро на меня подогнали.)

Всю эту ночь я опять думал о Малыше.

V

Когда я вошел к Декстеру, я понял, зачем нужен вечерний костюм: наша компания просто терялась среди «приличной» публики. Здесь были доктор, пастор и тому подобные особы. Черный лакей подошел взять мою шляпу, и я заметил еще двух слуг. Тут Декстер схватил меня за руку и потащил представлять своим родителям. Как я понял, это был его день рождения. Мать, черноволосая худощавая женщина, с неприятным мутным взглядом, сильно напоминала своего отпрыска, а отец был из тех людей, которых хочется медленно придушить подушкой за высокомерие. Би-Джи, Джуди, Джики и остальные очень мило смотрелись в вечерних нарядах, но я не мог не вспомнить, как они выглядят в голом виде, наблюдая за их ужимками, когда они прихлебывали коктейль или давали согласие на танец какому-нибудь серьезному типу в очках. Время от времени мы перемигивались. Скука была смертная.

Зато выпить можно было вволю. Декстер знал, чем порадовать друзей. Я пару раз станцевал румбу с незнакомыми мне раньше девицами и понемногу прикладывался к виски – больше заняться все равно было нечем. После блюза с Джуди я почувствовал себя в норме: из всей нашей компании с ней я трахался реже всего. Казалось, она меня немного обходила своим вниманием, да и я не стремился иметь ее чаще, чем любую другую. Но сегодня Джуди словно подменили, и я уж думал, что не выйду живым из ее ляжек. Черт побери, ну и темперамент! Она хотела затащить меня в комнату Декстера, но я боялся, как бы нас там не застукали, и в качестве компенсации повел ее выпить. И тут, увидев только что вошедшую компанию, я остолбенел, словно получил хороший удар кулаком между глаз.

Там были три женщины – две из них молодые, еще одна лет сорока – и мужчина, но не о них речь. Я понял – вот то, что я ищу. Эти две красотки – и Малыш перевернется от радости в гробу. Я стиснул руку Джуди, и та, подумав, должно быть, что это от желания, крепче прижалась ко мне. Но я бы трахнул их сейчас всех, вместе взятых, только для того, чтобы иметь возможность встретиться с этими девицами. Я выпустил Джуди и, скользнув рукой вниз, слегка погладил ее по заду.

– Кто эти две куколки, Джуди?

– А они тебя интересуют, старый торгаш каталогами?

– Ты еще спрашиваешь? Откуда Декстер выкопал таких красоток?

– Они из приличного общества. Не то что девочки из предместий. Эти купаться с тобой не пойдут.

– Чертовски жаль! В крайнем случае я готов трахнуть и третью, только чтобы поиметь этих двух.

– Зря так волнуешься, старик. Они все равно не из наших краев.

– А откуда?

– Из Приксвилла. Сто миль отсюда. Старые друзья папаши Декстера.

– Обе?

– Не корчи из себя идиота, дорогой Джо Луис. Они же сестры, а это их отец и мать. Лу Эсквит и Джин Эсквит. Та блондинка – Джин, старшая. Лу младше ее на пять лет.

– Так ей шестнадцать? – настаивал я.

– Пятнадцать. Ли Андерсон, уж не собираетесь ли вы распрощаться с нашей бандой и приударить за дочурками папаши Эсквита?

– Ты идиотка, Джуди. Неужели эти девицы тебя не соблазняют?

– Предпочитаю мужчин. Давай-ка лучше потанцуем, Ли.

– Ты меня познакомишь?

– Это уже по части Декстера.

– О’кей, – сказал я.

Я потанцевал с Джуди, пока не кончилась пластинка, и пошел искать Декстера. Тот любезничал в холле с какой-то цыпочкой. Я окликнул его:

– Декстер?

– Да.

Он обернулся. Казалось, он слегка посмеивался, глядя на меня, но мне было на это наплевать.

– Послушай, тут эти девицы… Эсквит… Познакомь меня.

– Ну конечно, старина. Идем.

Вблизи зрелище оказалось еще лучше, чем я ожидал. Они были просто сногсшибательны. Я промямлил какую-то чушь и пригласил брюнетку – ее звали Лу – на медленный танец, который только что выловили из груды пластинок. Черт меня побери! Я благословлял небо и того типа, который подогнал смокинг по моей фигуре! Я танцевал, держась к ней ближе, чем это принято, но все же не решался прилипнуть вплотную, как мы привыкли делать в нашей банде. Она надушилась какой-то непонятной и, конечно, очень дорогой штукой – вероятно, французскими духами. Ее темные волосы были зачесаны на одну сторону, и желтые, как у дикой кошки, глаза сверкали на беленьком личике; а тело… Лучше и не говорить! Платье держалось словно само по себе, неизвестно на чем – никаких бретелек, плечиков или лямочек. Разве что на груди. А такие твердые и остренькие груди могли бы удержать, доложу я вам, не одно, а целую дюжину платьев. Я вел ее справа от себя, так, чтобы в разрезе смокинга, сквозь шелковую рубашку, чувствовать у себя на груди ее сосок. У других сквозь ткань платья обычно проступает резинка от трусов, но у этой все было устроено как-то иначе, и от подмышек до лодыжек платье оставалось гладким, как льющееся молоко. У меня перехватило дыхание от восторга, но тем не менее я попытался завязать разговор, едва пришел немного в себя.

– Почему вас здесь никогда не видно?

– Вот же я. Разве меня не видно?

Она слегка откинулась назад, чтобы посмотреть на меня. Я был выше ее на целую голову.

– Я имею в виду в городе…

– Вы можете увидеть меня, если приедете в Приксвилл.

– Так, значит, в Приксвилле я могу рассчитывать на что-нибудь серьезное?

Я не сразу решился на такой выпад. Не хотелось слишком спешить, но с этими девицами никогда не знаешь, как они отреагируют. Приходится идти на риск. Ничуть не смутившись, она слегка улыбнулась, но глаза ее остались холодными.

– Одного только вашего желания здесь недостаточно.

– Да, я думаю, что на вас там немало любителей…

Я наседал уже совсем беспардонно. Когда в глазах лед, так не одеваются.

– О! – сказала она. – В Приксвилле не так уж много интересных людей.

– Отлично. Тогда у меня есть шанс.

– Не знаю, насколько вы интересны.

Срезала. В конце концов, сам нарвался. Но я не из тех, кого можно так просто остановить.

– А какие люди интересуют вас?

– Вы производите неплохое впечатление, но я могу ошибаться. Я вас совсем не знаю.

– Я друг Декстера, Дика Пейджа и других.

– Да, Дика я знаю, а Декстер… Он такой странный…

– У него слишком много денег, чтобы быть действительно странным.

– В таком случае, я думаю, и моя семья вам будет не по вкусу. У нас тоже много денег.

– Это чувствуется… – сказал я, прикасаясь щекой к ее волосам.

Она снова улыбнулась:

– Вам нравятся мои духи?

– Они восхитительны.

– Странно, я была уверена, что вам больше по душе запах конюшни или казармы.

– Не вешайте на меня ярлык. Я ведь не виноват, что вымахал таким здоровым и что физиономия у меня не ангельская.

– О! Я терпеть не могу ангелочков, но еще больше не выношу любителей конюшни.

– Этих типов я тоже не люблю. Так когда же я смогу опять вас увидеть?

– Я пока что никуда не ухожу. У вас впереди целый вечер.

– Но этого так мало…

– Все зависит от вас.

Тут музыка кончилась, и она от меня отошла. Я смотрел ей вслед. Линии ее тела напоминали мраморные статуи на здании конгресса. Она проскользнула между парами, обернулась и засмеялась. Впрочем, смех этот был скорее ободряющим.

Я вернулся в бар. Там торчали Дик и Джики, они потягивали мартини. По их лицам было видно, что им здесь надоело до чертиков.

– Дик, – сказал я, – ты слишком много смеешься; это может испортить твою физиономию.

– Ну что, лопух, теперь делать будешь? – сказала Джики. – Подцепишь какую-нибудь негритянку или продолжишь охоту за цыпочками пошикарнее?

– Для лопуха, – парировал я, – я неплохо знаю, что такое свинг. Давайте только смоемся отсюда да прихватим с собой кого-нибудь посимпатичнее, и вы увидите, на что я способен.

– Кого-нибудь с кошачьими глазками и в платье без плечиков, да?

– Джики, радость моя, – сказал я, подойдя к ней и взяв ее за локотки, – ты ведь не упрекнешь меня в том, что мне не нравятся красивые девочки.

Я немножко прижал ее и посмотрел в глаза. Она рассмеялась во весь рот.

– Соскучился, Ли, да? Надоела тебе наша банда? Ты не думай, я тоже неплохая партия. Мой отец двадцать тысяч в год имеет.

– Ну, перестань. Скажи еще, что тебе здесь весело. Лучше возьмем побольше бутылок да смоемся отсюда, а то здесь так прилично, что просто сдохнуть можно.

– Ты думаешь, Декстеру это будет по душе?

– Декстеру и без нас сейчас не скучно.

– А как же твои красотки? Думаешь, они смогут составить нам компанию?

– Вообще-то Дик с ними знаком… – сказал я, искоса посмотрев на Дика.

Дик, выглядевший сегодня чуть менее глупо, чем обычно, хлопнул себя по ляжкам:

– Ну, Ли, ты молодчина. Зря времени не теряешь.

– А кто говорил, что я лопух?

– Да, пожалуй, ты не такое безобидное растение.

– Давай ищи эти нежные создания и тащи их сюда. А лучше попробуй-ка заманить их в мой драндулет или, если хочешь, в свой.

– Под каким предлогом?

– Дик, неужели ты не найдешь каких-нибудь детских воспоминаний, чтобы посюсюкать с этими фифочками?

Несколько приуныв, но хихикая, он пошел на задание. Джики слушала и посмеивалась надо мной. Я поманил ее, она подошла.

– Слушай, вылови Джуди и Билла, да прихватите семь-восемь пузырей.

– Куда двинемся?

– А куда можно двинуться?

– У меня сегодня нет родителей, – сказала Джики, – только младший брат. Он уже спит. Поехали ко мне.

– Ты, Джики, в нашем деле ас. Слово индейца.

Она понизила голос:

– А мы с тобой позанимаемся?

– Чем?

– Ну… этим вот, Ли?

– Еще как, – сказал я.

Хоть я и привык уже к Джики, но сейчас готов был трахнуть ее прямо на месте – так аппетитно она выглядела в своем вечернем платье, с блестящими волосами, зачесанными на левую сторону, немного косящими глазами и выражением совершенной невинности на губах. Дыхание ее участилось, щеки порозовели.

– Знаешь, Ли… Это, наверное, глупо. Я понимаю, что ничего нового в этом нет… Но мне так это нравится…

– Не переживай, Джики, – сказал я, потрепав ее по плечу, – еще успеешь до старости не раз.

Она крепко сжала мне руку и убежала, прежде чем я успел ее остановить. Мне вдруг захотелось сказать ей прямо сейчас, кто я такой на самом деле, чтобы увидеть выражение ее лица. Но Джики была для меня слишком мелкой жертвой. Я чувствовал себя таким же сильным, как Джон Генри, и разбить мое сердце было не под силу никому.

Я вернулся в бар и потребовал у типа, который стоял за стойкой, двойной мартини, выдул его одним махом и поспешил на помощь Дику.

Навстречу мне попалась старшая Эсквит, она болтала с Декстером. Сейчас его черные прилизанные патлы показались мне еще противнее, чем обычно. Впрочем, смокинг на нем сидел превосходно, и его уродливая фигура выглядела почти нормально. Да и смуглая рожа на фоне белого воротничка. В общем: «Проводите отпуск в отеле „Сплендид“, Майами».

Я решительно подошел к нему.

– Декс, – сказал я, – ты меня не убьешь, если я приглашу мисс Эсквит на этот танец?

– Ну, Ли, ты такой здоровяк… Ни за что с тобой драться не буду.

Не знаю, было ему действительно наплевать или нет, – по тону этого типа ни за что не определишь, что он думает на самом деле. Но Джин Эсквит уже попалась ко мне в руки.

Думаю, что ее сестра Лу понравилась мне больше. Ни за что бы не подумал, что у них пять лет разницы. Джин была почти моего роста, значит, по крайней мере на четыре пальца выше Лу. На ней было платье из черной прозрачной материи, пущенной на юбку в несколько рядов, а чрезмерно разукрашенный лиф имел, однако, весьма умеренный объем. Ее кожа золотилась от веснушек на плечах и на щеках, а коротко подстриженные и завитые волосы еще более округляли ее лицо, и так довольно круглое.

– Вы находите, что здесь весело? – спросил я.

– Все вечеринки похожи одна на другую, и эта не исключение.

– А я, говоря по правде, предпочел бы сейчас что-нибудь исключительное.

Да, эта девица умела танцевать. Мне не приходилось слишком напрягаться. Особо не церемонясь, я прижал ее сильнее, чем сестру, так как она была выше ростом и могла со мной разговаривать, не глядя на меня снизу вверх. Ее щека касалась моей, и, слегка скосив глаза, я имел возможность любоваться панорамой из недурно выточенного уха, забавно коротких волос и округлого плеча. От нее пахло дикими травами.

– Какие у вас восхитительные духи, – продолжал я, потому что на предыдущую реплику она не ответила.

– Я никогда не пользуюсь духами, – сказала она.

Я не стал продолжать этот бессмысленный разговор и сразу перешел к делу:

– Как вы смотрите на то, чтобы удрать отсюда и как следует поразвлечься?

– То есть?

Она говорила равнодушным голосом, не поднимая головы, словно с кем-то, стоящим у меня за спиной.

– То есть как следует выпить, как следует покурить и как следует потанцевать.

– Да, было бы, пожалуй, неплохо сменить обстановку, – сказала она, – а то все это скорее напоминает ритуальные танцы дикарей.

И в самом деле, уже несколько минут мы не могли двинуться ни взад ни вперед, а только перетаптывались на одном месте. Я немного ослабил свои объятия и, не переставая держать ее за талию, стал тихонько продвигаться к выходу.

– Тогда идемте, я познакомлю вас со своими друзьями.

– Отлично, – сказала она.

Когда она говорила, я повернулся в ее сторону и почувствовал на себе ее дыхание. Да простит меня бог, если она не выпила в этот вечер с полбутылки джина.

– А кто они, ваши друзья?

– О, милейшие люди, – заверил я.

Мы благополучно пересекли вестибюль. Шляпу свою я, конечно, искать не стал. На улице было тепло и вовсю пахло жасмином.

– В сущности, – сказала Джин Эсквит уже в дверях, – я ведь совсем вас не знаю.

– Ну, как же, – сказал я, подталкивая ее к выходу, – ведь я тот самый Ли Андерсон…

Она расхохоталась и немного отступила назад.

– Ах да, Ли Андерсон… Так идемте, Ли, нас ведь ждут!

Теперь уже я с трудом поспевал за ней. Она одним прыжком скатилась с крыльца, и я нагнал ее только метров через десять.

– Не так быстро, – сказал я и облапил ее своими ручищами. – А вот и карета!

Джуди и Билл уже сидели в моей машине.

– С выпивкой все о’кей, – шепнула Джуди. – Дик с остальными впереди.

– А Лу Эсквит? – спросил я шепотом.

– Там, там. Давай, донжуан, поехали!

Джин откинула голову на спинку сиденья и протянула назад Биллу свою руку.

– Привет! Как дела? На улице что, дождь?

– Ничуть не бывало, – сказал Билл. – Барометр, правда, упал на восемнадцать пунктов, но последствия будут только завтра.

– Ох, – простонала Джин, – никогда не залезала в такую высоченную машину.

– Не говорите дурно о моем роскошном лимузине, – запротестовал я. – Вам не холодно?

И я полез искать несуществующее одеяло. По пути, как бы случайно зацепившись пуговицей рубашки, я задрал ей платье выше колен. Бог ты мой, какие это были ножки!

– О нет, я умираю от жары, – растерянным голосом пробормотала она.

Я завел мотор и последовал за машиной Дика, которая только что тронулась с места. Перед домом Декстера выстроились тачки всех сортов, и я охотно махнул бы мой старенький «Нэш» на одну из них. Впрочем, обойдусь как-нибудь и без новой машины.

Джики жила не очень далеко, в небольшом особнячке в викторианском стиле. Он выделялся среди других только садом с высокой живой изгородью. Я заметил, как остановились и погасли красные огоньки отражателей машины Дика, а затем зажглись стояночные фонари. Я, в свою очередь, остановился и услышал, как хлопнули дверцы «крайслера». Из него выгрузились четверо – Дик, Джики, Лу и еще какой-то тип. Когда они поднимались по лестнице, я узнал малышку Николаса. Он и Дик держали по бутылке в каждой руке. У Джуди с Биллом было столько же. Джин Эсквит пока не изъявляла желания выбраться из автомобиля. Я обошел его и открыл дверцу. Затем, просунув одну руку под коленками, а другой обняв ее вокруг шеи, вытащил Джин на свежий воздух. Она была мертвецки пьяна. Джуди стояла у меня за спиной.

– Твоя нежная возлюбленная бездыханна, – сказала она. – Ли, это ты ее нокаутировал?

– Не знаю, я или выпитый джин, – проворчал я, – только это не похоже на сон невинности.

– Этим стоит воспользоваться, мой милый. Смелее!

– Отвяжись! С перебравшей особой это было бы слишком просто.

– Эй, вы там, – послышался нежный голосок Джин. Она проснулась. – Да перестаньте, наконец, меня раскачивать!

Я понял, что ее вот-вот вытошнит, и втащил ее в сад. Джуди закрыла за нами калитку, а я придерживал голову этой девицы, пока она прочищала желудок. Похоже, у нее там был только джин. Ну и гадость! Да еще держи эту лошадь! Она навалилась мне на руку всем своим весом.

– Заверни мне рукав, – шепнул я Джуди.

Она собрала в гармошку рукав моего смокинга, и я сменил руку.

– Все в порядке, – сказала Джуди, когда операция была завершена, – я вас покараулю. Можешь не беспокоиться.

Билл с бутылками давно уже успел уйти.

– Здесь есть где-нибудь вода? – спросил я Джуди.

– В доме. Идем. Можно войти с черного хода.

Я последовал за ней в сад, волоча за собой Джин, которая все время спотыкалась на посыпанной гравием дорожке. Боже, какая она тяжелая! Зато есть за что подержаться. Джуди впереди меня поднималась по лестнице на второй этаж. Остальные уже устроили в гостиной страшный галдеж; к счастью, закрытая дверь приглушала их вопли. Я поднимался на ощупь, в полной темноте, ориентируясь только по светлому платью Джуди. Наверху ей удалось найти выключатель, и я прошел в ванную комнату. На полу лежал пористый резиновый коврик.

– Положи ее сюда, – сказала Джуди.

– Довольно шуток, – сказал я. – Сними-ка с нее юбку.

Она расстегнула молнию и одним движением сдернула легкую ткань, затем скатала вдоль лодыжек чулки. В самом деле, я просто не знал, что такое хорошо сложенная девочка, пока не увидел Джин Эсквит голой на резиновом коврике. Не девочка, а мечта! Глаза ее были закрыты, изо рта выступили тонкой струйкой слюни. Я вытер ей рот салфеткой. Не для нее, понятно, а для себя. Джуди порылась в аптечке.

– Я нашла то, что нужно. Дай-ка ей хлебнуть этого.

– Она ничего не сможет сейчас выпить. Она спит. У нее совсем пустой желудок.

– Тогда действуй, Ли. Не стесняйся. Может быть, она не захочет, когда проснется.

– Полегче на поворотах, Джуди!

– Тебя смущает, что я одета?

Она подошла к двери и повернула ключ в замке. Затем скинула платье и лифчик. Она осталась в одних чулках.

– Дело за тобой, Ли.

Она села на край ванны, раздвинув ноги, и посмотрела на меня. Я не мог больше ждать и быстро сорвал с себя все барахло.

– Ну, ложись же на нее, Ли. Скорее!..

– Джуди, – сказал я ей, – ты просто омерзительна.

– Почему? Если мне нравится видеть тебя на этой девице? Ну, давай же, Ли, давай…

Я повалился на девицу, но от этой чертовой Джуди у меня перехватило дыхание. Машинка застопорилась. Я стоял на коленях, а она лежала у меня между ног. Джуди подошла поближе. Я почувствовал на себе ее руку, и она ввела меня, куда нужно. Она не убрала руку. Я хрипел, так это меня возбуждало. Джин Эсквит оставалась неподвижной. Я скользнул взглядом по ее лицу, она снова пустила слюни. Затем чуть приоткрыла глаза, снова их закрыла, и я почувствовал, как она начала слегка двигать задом; Джуди все это время продолжала, а другой рукой ласкала меня ниже спины.

Потом Джуди приподнялась, подошла к стене, и свет погас. Все-таки она не на все отваживалась при свете. Когда Джуди вернулась, я подумал, что она опять возьмется за свое, но она наклонилась надо мной и ощупала. Я все еще был на месте, и она легла животом мне на спину, но в противоположном направлении, и вместо руки теперь я ощутил ее губы.

VI

Где-то через час до меня все-таки дошло, что остальным наше отсутствие может показаться странным, и мне удалось наконец освободиться от этих девиц. Я не очень четко представлял, в каком углу комнаты мы находимся. У меня свело шею, болела спина. Бедра мои были безбожно исполосованы ноготками Джин Эсквит. Я добрался до стены, сориентировался и нащупал выключатель. В это время Джуди тоже зашевелилась. Я включил свет и увидел, что она протирает себе глаза, сидя на полу. Джин Эсквит ничком лежала на резиновом коврике, положив голову на руки. Казалось, она спала. Боже, вот это задница! Я быстренько натянул рубашку и брюки. Джуди наводила красоту перед умывальником. Я взял полотенце и смочил его, потом приподнял голову Джин Эсквит, чтобы ее разбудить, но оказалось, что глаза у нее открыты, и, честное слово, она смеялась. Я обхватил ее поперек туловища и усадил на край ванны.

– Хороший душ вам не помешает.

– Я так устала, – сказала она. – Кажется, я немного выпила.

– Мне тоже так кажется, – сказала Джуди.

– Ну, не так уж и много, – успокаивал я. – Тем более что вам совсем мало надо.

Тут она встала и повисла у меня на шее, а целоваться она тоже умела. Я мягко высвободился и впихнул ее в ванну.

– Закройте глаза и поднимите голову…

Я повернул краны смесителя, из душа брызнула вода. Под теплой струей тело Джин напряглось, и я увидел, как ее соски потемнели и стали более выпуклыми.

– Как приятно…

Джуди натягивала чулки.

– Эй, вы оба, пошевеливайтесь. Если сейчас же спуститься, может быть, еще найдется что-нибудь выпить.

Я держал наготове халат и, когда Джин выключила кран, завернул ее в мягкую ткань. Ей это понравилось.

– Где мы? – спросила она. – У Декстера?

– У хороших знакомых, – сказал я. – Мне показалось, что у Декстера стало тоскливо.

– Вы хорошо сделали, что увезли меня, – сказала она, – здесь гораздо веселей.

Она уже совсем обсохла, и я протянул ей ее костюм.

– Оденьтесь, приведите себя в порядок и приходите.

Я направился к двери и распахнул ее перед Джуди, которая вихрем скатилась по лестнице.

– Подождите меня, Ли…

Джин отвернулась, чтобы я застегнул ей лифчик, и я легонько куснул ее за загривок. Она повернулась ко мне лицом.

– Вы будете спать со мной и дальше?

– Весьма охотно, когда пожелаете, – сказал я.

– Прямо сейчас?..

– Ваша сестра будет интересоваться, куда вы пропали.

– Разве Лу здесь?

– Конечно.

– О! Отлично, – сказала Джин, – я смогу за ней присмотреть.

– Кажется, только вашего присмотра ей и не хватало.

– Как вы находите нашу Лу?

– Я охотно переспал бы с ней тоже, – сказал я.

Она снова рассмеялась.

– Я нахожу, что она просто великолепна. Я ей завидую. Если бы вы видели ее раздетой…

– О большем я и не мечтаю, – вставил я.

– Послушайте, да вы совершенный хам!

– Извините, у меня не было времени научиться хорошим манерам.

– Мне очень нравятся ваши манеры, – сказала она, нежно глядя мне в глаза.

Я обнял ее рукой за талию и повлек к дверям.

– Нам пора спускаться.

– И голос ваш мне тоже очень нравится.

– Идем.

– Вы женитесь на мне?

– Не говорите глупостей.

Мы начали спускаться по лестнице.

– Я не говорю глупостей. Теперь вы должны жениться на мне.

У нее был абсолютно спокойный вид уверенного в своих словах человека.

– Я не могу на вас жениться.

– Почему?

– Кажется, мне больше нравится ваша сестра.

Она опять засмеялась.

– Ли, я вас обожаю!

– Премного благодарен, – сказал я.

Все наши сидели в гостиной, устроив там небольшой бедлам. Я толкнул дверь и пропустил Джин вперед. Наш приход был встречен нестройным хрюканьем. Они открыли несколько банок с консервированными цыплятами и чавкали, как свиньи. Билл, Дик и Николас были без пиджаков и изрядно заляпаны соусом. По платью Лу расползлось огромное пятно от майонеза. Что касается Джуди и Джики, то они вовсю наворачивали с самым безмятежным видом. Я заметил, что пять бутылок уже опустошены. Из радиоприемника глухо доносилась танцевальная музыка.

Увидев цыпленка, Джин Эсквит издала воинственный клич, голыми руками овладела внушительным куском и без промедления впилась в него зубами. Я тоже уселся и наполнил свою тарелку.

В самом деле, все шло превосходно.

VII

Джин неуклонно шла к тому, чтобы напиться во второй раз покруче, чем в первый, и я этим воспользовался, предоставив возиться с ней Николасу. Я не отходил от ее сестры и, насколько мог, старался ее подпоить; но эта держалась стойко, и мне пришлось приложить массу выдумки. В три часа ночи позвонил Декстер. Он предупредил нас, что предки Эсквит начали беспокоиться, не видя так долго своих дочерей. Я спросил, как он отыскал место нашего сборища. Он только рассмеялся в ответ. Я растолковал ему, почему мы смылись.

– Все понятно, Ли, – сказал он. – Я отлично знаю, что у меня нельзя было поразвлечься, – слишком много серьезной публики.

– Присоединяйтесь к нам, Декс, – предложил я.

– У вас что, больше нечего выпить?

– Нет, – сказал я. – Дело не в этом, просто у вас проветрятся мозги.

Этот тип всегда язвил, и притом всегда самым невинным тоном.

– Я не могу уйти, – сказал он, – а то бы приехал. Что мне сказать родителям?

– Скажите им, что их девочек доставят домой.

– Я не знаю, понравится ли им это. Видите ли…

– Они уже достаточно взрослые, чтобы выпутываться самим.

– Согласен, Ли, но родителям известно, что они сейчас не одни.

– Уладьте это как-нибудь, старина, я полагаюсь на вас.

– О’кей, Ли. Я все улажу. Пока.

– Пока.

Он повесил трубку, я сделал то же самое и вернулся к своим обязанностям. Джики с Биллом начали выделывать кое-какие штучки не для молоденьких девушек из приличной семьи, и я с любопытством наблюдал за реакцией Лу. Все же было заметно, что она выпила, ее, казалось, не так уж и поразило, когда Билл полез к Джики под платье.

– Что вам налить?

– Виски.

– Выпейте-ка это побыстрее и идем танцевать.

Я крепко взял ее за руку и попытался затащить в другую комнату.

– Что мы будем там делать?

– Просто здесь слишком шумно.

Она молча последовала за мной. Без возражений она позволила усадить себя на диван, но когда я принялся ее тискать, то получил одну из тех затрещин, что в жизни мужчины можно пересчитать на пальцах одной руки. Я был разъярен, но мне удалось сохранить на лице улыбку.

– Уберите лапы, – сказала Лу.

– Вы не могли бы полегче, – сказал я.

– Не я первая начала.

– А вы что думали? Что здесь воскресная школа? Или общество игроков в бинго?

– Я не хочу быть ставкой в ваших играх.

– Хотите вы или нет, но это так.

– Вы мечтаете о монетах моего папаши?

– Совсем нет, – сказал я, – вот об этом.

Я повалил ее на диван и спустил ей спереди платье. Она отбивалась, как дьявол. Под светлым шелком подрагивали ее груди.

– Пусти меня, животное.

– Ну нет, я просто мужчина.

– Вы мне отвратительны, – сказала она, пытаясь высвободиться. – Что вы делали с Джин целый час там, наверху?

– Ничего я с ней не делал. Вы же знаете, что с нами была Джуди.

– Я, кажется, начинаю понимать, что такое ваша банда, Ли Андерсон, и с какими субъектами вы проводите время.

– Лу, клянусь вам, я прикасался к вашей сестре, только чтобы помочь ей прийти в норму.

– Вы лжете. Я видела ее лицо, когда она спустилась.

– Честное слово, – сказал я, – можно поклясться, что вы ревнуете!

Она остолбенело уставилась на меня.

– Но… кто вы такой? Не много ли вы на себя берете?

– Вы думаете, если бы я… трогал вашу сестру, у меня было бы еще желание заниматься вами?

– Она ничем не лучше меня!

Все это время я удерживал ее на диване. Она перестала сопротивляться. Ее грудь часто вздымалась. Я склонился над ней и начал целовать ее груди, медленно, одну за другой, лаская соски языком. Потом я приподнялся.

– Нет, Лу, – сказал я, – она ничем не лучше вас.

Я выпустил ее и поспешно отодвинулся, так как ожидал бурной реакции. Она же повернулась лицом к стене и заплакала.

VIII

После той ночи я вернулся к своей повседневной работе. Затравка сделана, и теперь надо было выждать время, положившись на естественный ход вещей. И в самом деле, я был уверен, что снова увижу их. Я не думал, что Джин сможет скоро обо мне забыть, после того как она смотрела на меня такими глазами, а Лу… Тут я рассчитывал немного на ее возраст и на то, что я сказал ей и сделал у Джики.

На следующей неделе я получил целый контейнер новых брошюрок, что предвещало скорый конец осени и приближение зимы; дела мои шли по-прежнему неплохо, и было с чего отложить монету на черный день. Мне уже удалось собрать недурную сумму, мизер, конечно, но мне пока хватало. Приходилось ведь все же и тратиться, например, обновить костюм да еще починить машину. Несколько раз я играл за гитариста в единственном сносном оркестре городка, обосновавшемся в «Сторк-клубе», каковой, я думаю, не имел ничего общего с тем, что в Нью-Йорке, но его охотно посещали молодые очкарики в компании дочерей страховых агентов или местных торговцев сельскохозяйственной техникой. Это приносило мне небольшой доход сверх обычного, кроме того, я сбывал книги клиентам, которых мог там подцепить. Приятели из нашей банды иногда тоже туда заскакивали. Я продолжал с ними часто видеться и постоянно спал с Джуди и Джики. Я никак не мог отвязаться от Джики, но, в общем и целом, было весьма кстати иметь этих двух девочек, так как я был в потрясающей форме. Кроме всего прочего, я подзанялся атлетизмом и накачал себе мускулы, как у боксера.

Потом, как-то вечером, спустя неделю после вечеринки у Декса, я получил от Тома письмо. Он просил меня приехать как можно скорее. Я воспользовался ближайшей субботой, чтобы удрать из городка. Я знал, что просто так Том писать не станет, и не ожидал ничего хорошего.

По приказу сенатора Бальбо, самого распоследнего мерзавца в штате, эти типы устроили перед выборами провокацию. Бальбо не прекращал своих поисков с тех пор, как черные получили право голоса, и так все подстроил, что за два дня до выборов его люди, разгоняя собрание черных, двоих прикончили на месте.

Мой брат, будучи учителем в школе для черных, выступил с публичным заявлением и отправил письмо протеста, за что его жестоко избили на следующий же день. Он писал мне, чтобы я приехал за ним на машине и увез куда-нибудь из этих мест.

Он ждал меня в доме, одиноко сидя в темной комнате на стуле. Мне стало так больно, когда я увидел его широкую, но совсем сгорбившуюся спину и спрятанное в ладони лицо. Я почувствовал прилив ярости, моя добрая черная кровь бушевала у меня в венах и гудела в ушах. Он поднялся и обнял меня за плечи. Губы его распухли, и говорил он с трудом. Когда я хотел похлопать его по спине, чтобы как-то утешить, он остановил мою руку.

– Они высекли меня, – сказал он.

– Кто это сделал?

– Люди Бальбо и сыновья Морана.

– Снова эти…

Мои кулаки сжались помимо моей воли. Холодная ярость постепенно овладевала мной.

– Хочешь, мы с ними разделаемся, Том?

– Нет, Ли. Мы не можем этого сделать. Вся твоя жизнь пошла бы насмарку. А у тебя еще есть шанс, ты не меченый.

– Ты стоишь большего, чем я, Том.

– Взгляни на мои руки, Ли, на мои ногти, волосы. Взгляни на мои губы. Я черный, Ли. Мне от этого никогда не избавиться, а ты…

Он замолчал и посмотрел на меня. Старик действительно меня любил.

– Ли, ты должен из этого выбраться. Бог поможет тебе выбраться. Он поможет тебе, Ли.

– Бог плевать на это хотел, – сказал я.

Том улыбнулся. Он знал о моих неважных отношениях с Богом.

– Ли, ты уехал из этого города слишком молодым и потерял свою веру, но Бог простит тебя, когда придет время. Бежать нужно от людей, а к Нему ты должен идти, широко распахнув руки и сердце.

– Куда ты отправишься, Том? Может, тебе нужны деньги?

– У меня есть деньги, Ли. Я хотел покинуть дом вместе с тобой. Я хочу…

Он остановился. Его изуродованные губы с трудом выговаривали слова.

– Я хочу сжечь дом, Ли. Наш отец построил его. Мы обязаны ему всем, что у нас есть. Он ведь был почти белый по цвету кожи, Ли. Но, ты помнишь, он никогда не думал отказываться от своей расы. Наш брат мертв, и никому больше не должен принадлежать дом, который построил отец своими собственными руками, руками черного.

Мне нечего было на это сказать. Я помог Тому увязать его пожитки, и мы взгромоздили их на мой драндулет. Дом находился на окраине города и к тому же в стороне от других. Я оставил Тома заканчивать и вышел, чтобы как следует закрепить все эти тюки.

Через несколько минут он присоединился ко мне.

– Едем, – сказал он, – едем отсюда, потому что еще не скоро придет время, когда на этой земле будет царить справедливость и для людей с черной кожей.

Красный огонек замерцал на кухне, потом неожиданно разросся. Послышался глухой взрыв бутыли с горючим, и отблески достигли окна соседней комнаты. Затем сквозь деревянную стену прорвался длинный язык пламени, и ветер стал раздувать пожар. Блики огня заплясали повсюду, лицо Тома в красном пламени блестело от пота. Две большие слезы скатились по его щекам. Наконец он положил руку мне на плечо, и мы повернули прочь от дома.

Я думаю, что Том мог продать дом; с деньгами можно было причинить немало беспокойства Моранам, а то и прикончить хотя бы одного из троих, но я не хотел мешать ему делать свой выбор. Я сделал свой. У него в голове оставалось слишком много всяких предрассудков насчет доброты, набожности и т. п. Том был слишком честным малым, вот что его губило. Он полагал, что творящему добро воздастся добром, хотя если такое и бывает, то это просто счастливый случай. Есть только одно стоящее дело – месть, но если мстить, то мстить на полную катушку. Я вспомнил Малыша, который был еще белее меня, если только такое возможно. Когда отец Энн Моран узнал, что тот обхаживает его дочку и они встречаются, то это продолжалось недолго. Правда, Малыш никогда не уезжал из города; а я уже более десяти лет жил вдали от него, среди людей, ничего не знавших о моем происхождении; и мне удалось избавиться от этого гнусного смирения, навязанного нам, как условный рефлекс, этого проклятого смирения, которое разбитыми губами Тома проповедовало о жалости, от этого врожденного ужаса, который заставлял наших братьев прятаться, заслышав шаги белого человека. Но я прекрасно знал, что, взяв у белого его кожу, мы получаем над ним власть, ибо он болтлив и легко отдает себя в руки тех, кого считает себе подобными. С Биллом, Диком и Джуди я уже отыграл несколько очков. Но сказать им, что их только что поимел черный… Это нисколько не приблизило бы меня к цели. При помощи Лу и Джин Эсквит я возьму реванш над Моранами и над всеми этими… Двое за одного, и им не удастся пристрелить меня, как они пристрелили моего брата.

Том что-то бормотал в бреду, задремав в машине. Я прибавил скорость. Мне надо было отвезти его до прямой ветки, где он сядет на северный экспресс. Он решил отправиться в Нью-Йорк. Он отличный парень, старина Том, отличный парень. Но слишком сентиментальный и слишком смиренный.

IX

Я вернулся в город только на другой день утром и отправился прямо на работу. Да я и не хотел спать. Я ждал. И дождался: около одиннадцати зазвонил телефон. Джин Эсквит приглашала меня с Дексом и еще какими-то приятелями к себе на уик-энд. Я принял, естественно, приглашение, но не слишком поспешно.

– Если я смогу освободиться…

– Постарайтесь, – выдохнула она в трубку.

– Не думаю, что вам не хватает кавалеров, – подсмеивался я, – или вы и вправду живете в дыре?

– Здешние мужчины не умеют развлечь девушку, которая выпила больше, чем нужно.

Я остался холоден, и она почувствовала это, так как я услышал ее принужденный смех.

– В самом деле, приезжайте, мне хочется вас видеть, Ли Андерсон. И Лу тоже будет довольна…

– Поцелуйте ее за меня, – сказал я, – а она пусть поцелует вас от моего имени.

Ободренный, я вернулся к работе. Вечером я нашел всю компанию в аптеке и увез Джуди и Джики на своем драндулете. Не слишком удобно заниматься этим в машине, зато можно найти неожиданные ракурсы. В эту ночь я спал как убитый.

На другой день, чтобы пополнить свой гардероб, я купил что-то вроде несессера с туалетными принадлежностями, небольшой чемодан, новую пижаму и всякие мелочи, которых мне не хватало. В гостях у этих субъектов я не хотел походить на бродягу, и я примерно знал, что нужно, чтобы таковым не показаться.

На той же неделе, в четверг вечером, когда я заканчивал уже подсчитывать дневную выручку и заполнять свои бумаги, около половины шестого у дверей лавки остановилась машина Декстера. Я пошел открыть ему, так как уже запер лавку. Он вошел.

– Привет, Ли, – сказал он мне. – Как дела?

– Неплохо, Декс. А как учеба?

– Ммм… Ползет потихоньку. Понятно, я не настолько увлекаюсь бейсболом или хоккеем, чтобы быть очень заметным студентом.

– Ты ко мне по делу?

– Я заехал за тобой, чтобы пообедать где-нибудь вместе, а потом разделить с тобой одно из моих любимых маленьких развлечений.

– Идет, Декс. Только дай мне еще минут пять.

– Я подожду тебя в машине.

Я засунул бумаги и выручку обратно в кассу, опустил штору и, взяв куртку, вышел через заднюю дверь. Стояла отвратительная, хоть и теплая, погода, запоздалая для этого времени года. Воздух был влажным и клейким, все словно прилипало к рукам.

– Захватить гитару? – опросил я Декса.

– Не стоит. Сегодня о развлечениях забочусь я.

– Валяй.

Я уселся рядом с ним на переднем сиденье. Его «паккард» был не чета моему драндулету, но этот парень не умел как следует с ним обращаться. Чтобы заставить такой мотор стучать при переключении скоростей, надо сильно постараться.

– Куда ты меня везешь, Декс?

– Заедем сначала пообедать в «Сторк», а потом я завезу тебя еще в одно местечко.

– Ты, я полагаю, едешь в субботу к Эсквитам?

– Да. Если хочешь, подвезу и тебя.

Это избавляло меня от необходимости ехать на моей развалине, да и появиться в доме вместе с Декстером кое-чего стоило.

– Спасибо. Согласен.

– Ты играешь в гольф, Ли?

– Один раз в жизни пробовал.

– У тебя есть форма и клюшки?

– Никогда и не было! Ты что, принимаешь меня за принца?

– У Эсквитов играют в гольф. Советую сказать, что врач запретил тебе играть в него.

– А ты подумал, как это будет воспринято? – проворчал я.

– А как насчет бриджа?

– С этим неплохо.

– Неплохо или хорошо?

– Неплохо.

– Тогда я советую также заявить, что партия в бридж будет для тебя роковой.

– Но я же все-таки могу играть….

– Ты можешь позволить себе проиграть пятьсот долларов не моргнув глазом?

– Пожалуй, это бы меня затруднило.

– Тогда последуй и этому совету.

– Ты сегодня просто сама любезность, Декс, – сказал я. – Если ты пригласил меня, чтобы дать мне понять, что для этих людишек я не более чем нищий, так сразу и скажи – и до свидания.

– Нет чтобы сказать спасибо. Эти «людишки», как ты говоришь, могут нанести тебе прямой в челюсть, а я даю совет, как заслониться.

– Мне не совсем понятно, в чем тут твой интерес.

– У меня есть свой интерес.

Он замолчал на мгновение и резко затормозил, чтобы переждать красный свет. «Паккард» мягко качнулся вперед на рессорах и вернулся в прежнее положение.

– Я не вижу, в чем он.

– Мне хотелось бы знать, чего ты добиваешься от этих девиц.

– Все хорошенькие девушки стоят того, чтобы ими заняться.

– У тебя под руками дюжина не менее хорошеньких и гораздо более доступных.

– Я не думаю, что первая половина твоей фразы верна на сто процентов, да и вторая тоже.

Он посмотрел на меня с какой-то задней мыслью. Я предпочел бы, чтобы он внимательнее смотрел на дорогу.

– Ты меня удивляешь, Ли.

– Если начистоту, – сказал я, – просто эти девочки в моем вкусе.

– Да, я знаю, что ты любишь это дело.

Он сказал явно не то, что держал на уме.

– Держу пари, что переспать с ними не труднее, чем с Джуди или с Джики, – заверил я.

– Ты только этого добиваешься, Ли?

– Только этого.

– Тогда будь поосторожнее. Я не знаю, что ты сделал с Джин, но она умудрилась за пять минут телефонного разговора со мной четыре раза произнести твое имя.

– Я счастлив, что произвел на нее такое впечатление.

– Они не из тех девиц, с кем можно переспать, не давая никакой надежды на брак. По крайней мере, мне так кажется. Ты же знаешь, Ли, я знаком с ними уже больше десяти лет.

– Что ж, тогда мне повезло, – согласился я. – Ведь я не надеюсь жениться на обеих сразу, а вот переспать рассчитываю с обеими.

Декстер ничего не ответил и снова посмотрел на меня. Рассказала ему Джуди о нашем сеансе у Джики или он об этом еще не знает? Он был из тех типов, что и без всяких рассказов, зная лишь четверть правды, могут догадаться про остальные три четверти.

– Вылезай, приехали, – сказал он.

Тут я увидел, что машина уже стоит перед клубом, и вылез.

Я вошел впереди Декстера, ему пришлось давать на чай брюнетке из гардероба. Официант в ливрее, которого я хорошо знал, проводил нас к забронированному столику. В этом бистро пытались подделаться под шикарный стиль, что производило уморительный эффект. Проходя, я пожал клешню Блэкки, руководителю оркестра. Был час коктейля, и они играли танцевальные мелодии. Я знал в лицо большинство посетителей. Но обычно я видел их с эстрады, и было забавно вдруг очутиться в противоположном стане, со стороны публики.

Мы сели, и Декс заказал по тройному мартини.

– Ли, – сказал он, – мне не хочется больше говорить об этом, но будь поосторожнее с этими девицами.

– Я всегда осторожен, – сказал я, – хоть я и не знаю, какой смысл ты в это вкладываешь. Но обычно я отдаю себе отчет в том, что делаю.

Он не ответил мне, а две минуты спустя заговорил о другом. Он мог порассказать кучу занятных вещиц, когда оставлял эту свою дурацкую манеру говорить полунамеками.

X

Мы оба неплохо нагрузились, когда наконец вышли, и я сел за руль, несмотря на протесты Декстера.

– Я не хочу, чтобы мне к субботе испортили фотокарточку. Ты вечно смотришь в сторону, когда ведешь, и я каждый раз просто помираю со страху.

– Но ты же не знаешь, куда ехать…

– Только и всего?! – сказал я. – Ты мне сейчас объяснишь.

– Это сложно, ты там никогда не бывал.

– Ты меня утомил, Декс! Какая улица?

– Ну, хорошо. Тогда езжай к дому номер триста по Стивенс-стрит.

– Туда? – спросил я, неопределенно махнув рукой в западном направлении.

– Да. Ты знаешь эту улицу?

– Я все знаю, – заверил я. – Держись! Отчаливаем!

У этого «паккарда» оказался прямо-таки бархатный ход. По сравнению с моим «Нэшем» – просто сказка; Декс, правда, предпочитал родительский «кадиллак».

– То, куда мы едем, находится на Стивенс-стрит?

– Поблизости, – ответил Декс.

Хотя в его кишках болталось порядочное количество виски, держался он молодцом, словно не выпил ни грамма.

На «паккарде» мы мигом домчали до бедных кварталов. Стивенс-стрит начиналась вполне прилично, но где-то в районе двухсотого номера шли уже дома подешевле, а затем и вовсе одноэтажные лачуги, все более и более убогие. У номера триста она выглядела еще сносно. У домов кое-где стояли машины времен чуть ли не первых моделей Форда. Я остановил колымагу Декса в указанном месте.

– Выходи, Ли, – сказал он, – теперь немного пройдемся.

Он запер машину, и мы отправились. Свернув на поперечную улицу, прошли по ней сотню метров. За полуразвалившимися оградами росли деревья. Декс остановился у двухэтажного домика с деревянным верхом. Как ни странно, решетка вокруг этих куч с отбросами, составлявших «сад», была почти в приличном состоянии. Он зашел не позвонив. Уже наступила ночь, и по углам шевелились причудливые тени.

– Входи, Ли, – сказал он. – Это здесь.

Единственный розовый куст перед домом все же заглушал своим запахом вонь нечистот, пропитавшую, казалось, все вокруг. Декс взошел на невысокое крыльцо, находившееся с боковой стороны дома. На его звонок вышла толстая негритянка. Не говоря ни слова, она повернулась к нам спиной, и Декстер последовал за ней. Я прикрыл за собой дверь.

На площадке второго этажа она посторонилась, пропуская нас вперед. В комнатушке, где стоял диван, бутылка и два стакана, сидели две крошки одиннадцати-двенадцати лет: пухленькая рыжая малышка, усыпанная веснушками, и негритяночка, казавшаяся на вид чуть постарше первой.

Одетые в блузки и коротенькие юбочки, обе они чинно восседали на диване.

– Вот эти господа принесли вам денежек, – сказала негритянка. – Будьте умницами.

Она закрыла дверь, оставив нас с ними наедине. Я посмотрел на Декстера.

– Раздевайся, Ли, – сказал он. – Здесь очень жарко.

Он повернулся к рыженькой:

– Помоги-ка мне, Джо.

– Меня зовут Полли, – сказала малышка. – Вы дадите мне доллары сейчас?

– Ну конечно, – сказал Декс.

Он достал из кармана смятую десятидолларовую бумажку и протянул ее ребенку.

– Помоги мне расстегнуть брюки.

Я все еще не двигался с места и смотрел, как рыженькая встала. Ей было, должно быть, чуть больше двенадцати. Под ее коротковатой юбкой вырисовывалась уже довольно круглая попка. Я знал, что Декс продолжает смотреть на меня.

– Я беру рыжую, – сказал он.

– Ты знаешь, что за такие штуки можно загреметь за решетку?

– Тебя смущает цвет ее кожи? – бросил он грубо.

Так вот что он для меня припас. Он продолжал выжидающе смотреть на меня. Он ждал. Надеюсь, что я все же не изменился в лице. Обе малышки, слегка напуганные, не шевелились…

– Подойди сюда, Полли, – сказал Декс. – Ты хочешь выпить стаканчик?

– Лучше не надо, – сказала она, – я могу вам помочь и так.

Через минуту он был раздет и усадил этого ребенка к себе на колени, подняв ей юбку. Его лицо помрачнело, и он стал тяжело дышать.

– Вы не сделаете мне больно? – сказала она.

– Не мешай мне, – ответил Декс, – а то не получишь денег.

Он запустил руку ей между ног, и она заплакала.

– Замолчи! – сказал он. – Или я прикажу Анне тебя выпороть.

Он обернулся ко мне. Я все еще не двигался с места.

– Так тебя смущает цвет ее кожи? – повторил он. – Хочешь другую?