..), может быть, всерьез уверовал, что кроме государства никто в стране ничем не владеет и сделать ничего не может. А зря... Есть друзья. Сколько их служит в той же московской милиции? До гроба преданные не присяге несуществующему “народу” и еще менее существующему “руководству”, а фронтовой, боевой, кровавой дружбе, выстраданной не речами о том, “как надо”, а выжженными кишлаками, спаленными женщинами, детьми, выколотыми глазами душманов, выжженной землей, и без того, впрочем, мертвой...
      Соберем друзей, сделаем дело, а выйти на “заказчика мероприятия” — это раз плюнуть. Это не долго и затрат не потребует.
      Первое дело — хата, думал Рощин. Где держать такую ораву? Известно, лист следует прятать в лесу, человека — среди людей. Из Москвы не вывозить ни в коем случае. В другом месте они будут светиться, как фонарь над дорогой. Второе — разделить. Отца держать с сыном, мать — с дочерью. Искать будут в Подмосковье, решат, заготовлена дача. Вообще они будут считать, что имеют дело с умными, расчетливыми людьми. Потому умных ходов не делать.
      Как увезти четырех людей, Рощин знал, а не получится, значит, судьба. Жить в Москве без денег нет смысла. Как получить деньги, он тоже знал, а не выйдет, значит, не судьба. Она занимала в его планах процентов пятьдесят, если не больше: Такой шанс он считал очень высоким, часто в бою у него не набиралось и десяти.
      Теперь люди. Он позвонил Леше, спокойному, флегматичному сержанту, который оставил два пальца в Чечне, воевал и в Афганистане, где получил Красную Звезду, но дошла до него лишь медаль “За боевые заслуги”, и Лёха за ней в военкомат не пошел.
      Рощин знал, Лёха годился, он жил бедно, вкалывал чернорабочим, любил Родину умеренно, чтобы не сказать жестче, называл ее мачехой.
      Был еще Юрка, блондинистый, горбатый, сильный, словно плоскогубцы. Сирота. Нищий. Умеренно пьющий. Он боялся только ранения в живот, так как имел язву, порой повторял: если в живот влепят, могут язву убить, как я без нее жить буду? Юрка тоже годился, был смел, два раза умирал, единственный недостаток — безумно любил детей. Чеченский пацаненок ему пулю в бедро засадил, так он его на одной ноге поймал и в госпиталь с собой уложил, сказал, мол, брат. А пареньку грозил, мол, будешь шуметь, я тебе пулю, что ты мне в ногу засадил, не подарю. Позже Юрка достал серебряную цепочку, продел сквозь пулю и соорудил парню амулет. Они были действительно словно братья, только один черненький, другой беленький.
      Не откладывая надолго, Николай собрал друзей, рассказал о деле. Ребята выслушали, затем Лёха басом сказал:
      — На месте смотреть надо.
      — К месту ты явился, командир, — сказал Юрий Заров. — Нищета обрыдла. А рисковать для нас — дело привычное.
      — Что делает перво-наперво боец, прежде чем начать бой? — спросил Рощин. — Ищет укрытие. Использует ландшафт либо копает. Допустим, мы такие ловкие и семью захватили. Куда мы денемся?
      — Я квартиру получил в Бибиреве, — Юрий несколько смущенно улыбнулся. — Двухкомнатную. Жена ушла с каким-то бизнесменом. Я в •“апартаментах” один маюсь.
      — Тебе всегда везло, — обронил Лёха. — Помнишь, в “волчьей пасти” нас “духи” накрыли? Ты один и выполз.
      — А ты. Большой, там остался? — ощерился Заров.
      — Не говорю, ты вытащил. Но то другая история.
      — Как вам обоим мозги не отшибло? — усмехнулся Рощин.
      — Мы все помним, командир, потому и подписываемся, идем с тобой. Нам с этой власти причитается. Она нам не мама.
      — Бибирево, говоришь? Поехали, смотреть будем.
      Дом, где располагалась квартира Зарова, был заселен лишь наполовину. На верхних этажах не было раковин и унитазов. Рощин посчитал, все складывается к лучшему, новоселы не знают друг Друга.
      В квартире афганцев встретил Шамиль, тот самый мальчишка-чечен, который стрелял в Зарова, валялся с ним в госпитале, теперь жил у него, втихую воровал на ближайшем рынке.
      — Ну, как? — Заров развел руками. — Еще не все, — он достал связку ключей, отпер соседнюю квартиру. — Жилище Ивана. Наш человек, ногу оставил там, тут заимел было жену, получил хоромы, а девка сбегла. Одноногий, без денег, кому нужен? — Афганец прошелся по квартире, остановился у кадки с диковинным растением. — Это Федя, его Ваня вместо ноги из Афгана приволок, мне ведено его поливать. Ванька подался к матери в деревню, когда вернется, не говорил, не раньше уборочной, это точно.
      — Квартиру запри, будет как резерв главкома, — Рощин вернулся в квартиру Зарова, глянул на Шамиля, спросил: — Парень не болтун?
      Шамиль зыркнул черными глазами, отвернулся, а Заров ответил:
      — Честно скажу, огнем не жег, а иначе слова не вытянешь. Иной раз такая злоба берет, вроде и брат имеется, а поговорить не с кем.
      — Годится, — Рощин почесал затылок. — Паренек сгодится, — он достал пачку долларов, которые забрал из кармана покойного Костылева. — Валюту надо поменять, купить раскладушки, одеяла, подушки, жратвы на неделю...
      К вечеру квартира имела семь койко-мест, полный холодильник еды. Появился в одной из комнат и большой круглый стол, и восемь вполне приличных стульев. Доллары Заров поменял, но деньги вернул Рощину почти целиком. Объяснение тому было довольно простое. Новоселы тащили из своего старого жилья всю мебелишку, оставить духу не хватало. Приехав в новую квартиру, люди пытались старье как-то пристроить, кому удавалось, многие выносили привезенное на улицу. Шамиль в первый же день это заметил и под лестницей оборудовал нечто похожее на склад. А мальчишкам-конкурентам либо тем, которые хотели поживиться “добром” Шамиля, чеченец показал нож и лаконично сообщил:
      — Пахан велел не трогать.
      Рощин одобрительно все осмотрел, определил: задняя комната для “гостей”, большая проходная — хозяйская.
      Затем разведчики оставили Шамиля и поехали ближе к центру, где быстро экипировались: серые костюмы, черные туфли, носки, рубашки, даже галстуки. Последние умел завязывать только Рощин.
      Когда они переоделись, сходили в парикмахерскую, то выглядели не то гэбэшниками, не то некой “охранной структурой”.

* * *

      Начальник убитого Костылева генерал Рыгалин расхаживал по своему кабинету и матерился на чем свет стоит.
      У дверей стояли, вытянувшись, два полковника, старались на разгневанного начальника не смотреть.
      — Чекисты... Мать вашу... Генерала, собственного начальника потеряли! Где Костылев?
      — Телефон не отвечает, — пробормотал один из полковников и вспотел. — Съездили на квартиру, звонили, глухо.
      — Соседи, кто в доме видел его? — Почувствовав неладное, Рыгалин голос убавил.
      — А он на сердце не жаловался? Полковники переглянулись, пожали плечами, один тихо сказал:
      — Может дверь вскрыть?
      — В Склиф звонили? Какие там в районе лечебницы? Ищите, ищите, дверь сломать несложно! — вновь повысил голос Рыгалин.

* * *

      Посол с семьей прошел из самолета “рукавом”, в здании их встретили пограничники, минуя формальности, взяли паспорта, прошли в гостевую. Посол Азербайджана в Москве приветствовал коллегу из Лондона. Судя по краткости его речи, Рафик понял: настроение в Баку снова изменилось и дядю то ли отстранили совсем, то ли задвинули на незначительный пост. Рафик ответил крайне вежливо, но коротко, московский посол тут же уехал, сопровождающие его чиновники исчезли мгновенно.
      Насиба, не обращая внимания на протокольные хитрости, держала детей за руки и считала чемоданы, которые носильщики укладывали на тележке.

* * *

      Водитель “Мерседеса”, который прислали за Рафиком и семьей, стоял, опершись на багажник, курил и презирал окружающих. Он принадлежал к посольству иностранного государства и усмешливо смотрел на суматоху, на всесильных гаишников, которые обходили его машину стороной. Известно, прислуга знает все. Шофер знал, что встречает опального человека, потому не смахивал пылинки с сидений, не протирал лишний раз стекла.
      Заров подошел к водителю, достал пачку “Мальборо”, предложил закурить. Когда шофер отказался, закурил сам, согласно кивнул:
      — Аллах все видит.
      Водитель по строгому костюму определил в мужчине фээсбэшника, улыбнулся и взял сигарету.
      — Аллах сейчас отвернулся, — и закурил.
      — Все в порядке? — спросил Заров.
      — Ну? — водитель презрительно махнул рукой. — Кому нужна сброшенная из игры карта?
      — Тоже верно, — Заров стоял так, что водителю не был виден маленький Шамиль, склонившийся к переднему левому колесу.

* * *

      Через несколько минут “Мерседес” с семьей Рафика неспешно катился к Ленинградскому шоссе. Машин вокруг было немного, но достаточно, чтобы ехавшее следом такси, за рулем которого сидел Лёха, никому не бросалось в глаза. Да и смотреть-то, в сущности, было некому. Еще одно такси, за рулем которого был Рощин, и на заднем сиденье примостился Шамиль, на переднем — Юрий Заров, шло параллельно “Мерседесу” Рафика. Конечно, если бы посольский водитель вез Человека, то не позволил бы каким-то “Волгам” ехать вровень, поддал бы газу, и неизвестно, чем бы это кончилось, но вскоре у посольской машины начало стучать левое переднее колесо. Некоторое время водитель терпел, хотя и новичку было бы ясно: колесо спустило.
      Шофер, злобно кривясь, сказал:
      — Колесо надо сменить.
      Рафик понимал, что парень ведет себя оскорбительно, и с издевкой спросил:
      — Может, помочь?
      — Момент, момент! — заторопился шофер, вспомнив, что перегнул палку, когда в аэропорту не вышел из машины, не помог женщине сесть.
      Сейчас он выскочил, открыл багажник, чтобы достать запаску, но это было делом не простым: сначала следовало вынуть чемоданы.
      — Проблемы? — спросил у шофера гэбэшник, с которым они курили пять минут назад.
      С другой стороны шоссе, загораживая “Мерседес” от встречного потока машин, остановилось такси, из которого вышли Рощин и Лёха Большой. Он обхватил голову шофера могучей рукой, резко дернул, шейные позвонки сломались почти беззвучно.
      Рощин открыл перед Рафиком дверь.
      — Дальше вы поедете в другой машине. С другой стороны уже вывели Насибу, вынесли детей, из “Мерседеса” в такси быстро перебросили вещи.
      Рафик встретился с Рощиным взглядом, сразу все понял, севшим голосом произнес:
      — Дети...
      — Господин посол, и супруга и дети будут в полном порядке, — сказал Рощин. — Только не делайте глупостей.
      Труп водителя забросили в “Мерседес”, а неприметные такси ушли в город. Рощин взглянул на свой хронометр:
      — Меньше двух минут, — он усмехнулся. — Без тренировки это совсем неплохо.
      До дома Зарова добрались без приключений. Сначала в квартиру провели детей, Насибу и Рафика, быстро пронесли багаж. Лёха и и Заров бросились к машинам.
      Никто из новоселов, да и прохожих, не обратил внимания на два такси, которые подлетели к дому, а через минуту укатили: жизнь текла своим чередом.
      Рощин и Шамиль остались с “гостями”. Шамиль завладел вниманием маленькой Гемы, катал ее по квартире, начал обучать какой-то незнакомой игре. В машине, когда малышка, разлученная с мамой, разволновалась, он сунул ей под носик какой-то наркотик, Гема стала заторможенной и сонной. Насибу пугали глаза этого мальчика, они были пустыми, мертвыми.
      — Рафик, — прижимаясь губами к уху мужа, шептала Насиба, — ты сильный, ходил в спортзал, тренировался. Неужели ты не справишься с этим русским?
      — Один на один я мог бы попробовать, — шептал Рафик. — Один шанс из десяти я имею. Но парень приставит нож к горлу Гемы, и все закончится.
      — Сколько лет вы обучались в разных там университетах, — сказал Рощин, он будто материализовался из воздуха, — столько лет меня учили убивать. Мне нужны деньги, я не убью господина посла, я сломаю ему руку. — На лице бойца была холодная улыбка. — Наложим шину, истратим бинты, вообще много бессмысленной возни. Не надо толкать мужа в пропасть.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.