Глава четвертая

Экипаж мягко покачивался на рессорах. Дон Мигель и Кристина молчали, покрытая плащом девушка лежала на противоположном сиденье. Через равные интервалы на нее, словно удары кнута, падал свет уличных фонарей.

— Что вы имели в виду, Мигель, когда сказали, что худшее еще впереди? — спросила Кристина, прижимаясь к нему. — Вы меня напугали.

Наварро сожалел, что вообще открывал рот, и не знал, как оправдать свои действия. Но если бы незнакомку в перьях задержала обычная гражданская гвардия, и она бы попала к бесталанному судье, а тот споткнулся об обстоятельства ее появления… Вдруг его смутные подозрения окажутся правдой?

Нет, думать об этом — все равно, что заглядывать в ящик Пандоры! Скорее всего, к утру у загадки обнаружится очень простой ответ, а он схлопочет выговор от Генеральных сотрудников.

— Если вы не возражаете, Кристина, то я лучше помолчу, пока не закончится расследование, — сказал он извиняющимся тоном.

Губы ее приоткрылись, она хотела спросить о чем-то еще, но передумала. Он погладил ее по руке, чтобы успокоить, и признался себе, что девушка с перьями внушает ему страх!

Громыхая колесами по булыжной мостовой, экипаж въехал в ограду штаб-квартиры Службы.

Здание, как и дворец Гроссмейстера, стояло на холме, и, как и во дворце, над ним возвышалась башня с хроноаппаратурой. На этом сходство кончалось.

Дон Мигель соскочил с подножки экипажа на ходу. Сегодня, должно быть, здесь никого нет, кроме дежурного кандидата в сотрудники.

— Вынеси девушку! — приказал дон Мигель кучеру. — Я прикажу открыть двери.

Кучер кивнул и слез с козел. Наварро поднялся по ступеням.

Дверь открылась, на пороге стоял молодой человек не старше двадцати лет. Он робко моргал в свете факелов.

— Вы один? — спросил дон Мигель.

— Э-э… да, господин сотрудник! — ответил юноша. — Я — кандидат Джонс, сударь, нахожусь на ночном дежурстве. А вы, полагаю, дон Мигель Наварро? Чем могу служить?

— Вы один? — повторил вопрос Мигель. — Больше никого нет?

— Совершенно один, сударь, — заверил Джонс, глядя на него во все глаза.

Дон Мигель расстроился, что теперь придется долго ждать, но ничего не поделаешь.

— В моем экипаже девушка, — сказал он, устало вытирая лоб. — Она не должна бы находиться здесь… впрочем, и в любом другом месте тоже. Ее нужно пока разместить в здании.

Джонс тяжело вздохнул.

— Слушаюсь, сударь. Полагаю, вы хотели бы комнату на первом этаже… и чтобы вам не мешали…

Выражение лица дона Мигеля заставило его заткнуться.

— Сотрудники Службы уже требовали от вас подобных услуг? — спросил Наварро.

— Ох… — Джонс зарделся. — Не от меня, сударь. Но от других кандидатов…

— Если кто-то еще раз попытается потребовать комнату для свиданий, доложите Старшему инструктору! Сводничество не входит в ваши обязанности. Понятно? — дон Мигель развернулся, не ожидая ответа, и понял, что предположение Джонса объясняется просто: возле экипажа стояла Кристина, а кучер, скрытый распахнутой дверцей, старался вытащить из экипажа нечто, завернутое в плащ.

— Помоги кучеру! — рявкнул он кандидату. — Проводи его в комнату с кушеткой.

— Сию минуту, сударь! — воскликнул Джонс и ссыпался по лестнице.

— Кристина, — тихо сказал дон Мигель. — Простите, что затащил вас сюда. Сейчас мне нужно срочно попасть во дворец, только там я найду людей, способных помочь.

— Вам все равно пора туда ехать, — сказала она. — Уже двенадцатый час… почти четверть двенадцатого!

— В самом деле? — ужаснулся он. — Напрасно я сюда заезжал. Понимаете, мне необходим совет падре Рамона, и я предположил, что застану его здесь… Но он сейчас наверняка уже на пути во дворец Гроссмейстера. Вот ведь досада! Придется и мне поторопиться. Садитесь в экипаж и ждите, а мне нужно уладить еще одно дело.

Он развернулся на каблуках и помчался в здание штаб-квартиры.

Несколько минут спустя он вихрем слетел с лестницы, вскарабкался на козлы и схватил вожжи. Постромки натянулись, лошади заржали, Кристина испуганно вскрикнула.

— Простите! — извинился дон Мигель, стараясь перекричать стук копыт. — Но девушка слишком опасна, чтобы доверить ее охрану молодому парню. Я заплатил кучеру, чтобы он не уезжал, а помог охранять. Не бойтесь, я неплохой возница.

Он старался скрыть от Кристины свою все усиливающуюся озабоченность и даже страх. Поэтому сказал далеко не все. В штаб-квартире после переговоров с кучером он бросился ко входу в башню, опасаясь, что парочка упившихся кандидатов или продажных сотрудников, воспользовавшихся тем, что в предновогоднюю ночь никого нет, пробрались к хроноаппаратуре. Результаты их действий могли быть самыми плачевными, но все же поправимыми.

Он убедился, что к замкам Залов Времени никто не притрагивался, но беспокойство не отпускало. Он чувствовал — случилось что-то зловещее.

Улицы продувал холодный ветер. Дон Мигель ежился, проклиная себя за нетерпение, нужно было забрать плащ, в который он закутал незнакомку.

Он гнал изо всех сил и вскоре выехал на аллею Святого Креста, ведущую к реке. Свернул к мосту и чуть не врезался в толпу. Подумал, что люди идут ко всенощной в городской кафедральный собор. Но откуда же паника? Сутолока, испуганные лица, крики гражданских гвардейцев, пытающихся навести порядок…

Он натянул поводья. Кристина высунулась из окошка и крикнула, чтобы перекрыть гомон толпы:

— Мигель, что случилось?

— Пока не знаю, — бросил он через плечо. — Гвардия! Гвардия, ко мне!

Конный гвардеец двинулся к ним, раздвигая людей лошадиной грудью и размахивая рукой в перчатке.

— Вам придется искать другую дорогу, ваша честь! — прокричал он. — Здесь не пробиться.

Дон Мигель, ругаясь под нос, напряженно вглядывался в туман, едва освещаемый фонарями. В сумятице за мостом, на другом берегу, ничего разобрать было невозможно.

— Что там творится? — гаркнул он гвардейцу.

— Этого никто не знает, ваша честь. Одни утверждают, что это вторжение, другие — что восстание… Что бы там ни было, это ужасно! — голос гвардейца дрожал. — Люди видели, как вниз по реке плывут трупы, утыканные стрелами… Так, во всяком случае, я слышал. И несколько пожаров возникло!

С моста раздался женский вопль, и обезумевшая толпа хлынула в аллеи. Гвардеец, увлекаемый толпой, пытался командами восстановить порядок. Экипаж дона Мигеля стал угрожающе раскачиваться. Выбраться на мост было невозможно, оставалось отвести экипаж на обочину. Поставив его на тормоз, Наварро спрыгнул с козел.

Кристина распахнула дверцу, но он велел ей оставаться на месте.

— Попытайтесь найти гвардейца, — посоветовал дон Мигель, — который сможет вас сопровождать. Это не место для…

— Мигель, еще один намек на женскую слабость, и я выйду из себя! Я иду с вами. У гвардейцев и без меня хватает забот.

Она спрыгнула на дорогу и упрямо посмотрела на него. Дону Мигелю ее настойчивость пришлась не по нутру, но он понимал, что пускаться в спор с волевой девушкой бессмысленно. Потому покорно ухватил ее за руку, и они стали протискиваться к мосту.

У парапета занял позицию отряд кавалеристов с легкой артиллерией. Офицер отдавал подчиненным приказы контролировать толпу, прикладываясь к подзорной трубе. От воды поднимался туман. На южном берегу виднелись всполохи пожаров.

Офицер перестроил отряд, вскочил на коня и начал вместе с толпой удаляться от моста. Дон Мигель криками привлек его внимание.

— Я Мигель Наварро, Служба Времени, — издали представился он, сложив ладони рупором. — Можно ли перебраться через реку по мосту?

Офицер посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Вы собрались пробиваться ко дворцу? Радуйтесь, что вы на этом берегу!

Дон Мигель похолодел.

— Никак не пойму, что происходит, — признался он.

— Я тоже не… — тут сверху грянул колокол кафедрального собора, и конь под офицером встал на дыбы. — Как бы то ни было, — выкрикнул офицер, успокаивая скакуна, — но там хуже, чем здесь. Вы еще не разглядели, что творится на том берегу? Вот, возьмите мою трубу.

Дон Мигель направил окуляры на южный берег и обомлел.

— Дворец… горит… — вырвалось у него.

— Горит! — офицер протянул руку за подзорной трубой. — Минуту назад мне сообщили, что рухнула крыша.

— Но там же король и кронпринц, и Гроссмейстер Службы, и посол Конфедерации!…

Кристина судорожно вцепилась в его руку. Лицо ее побледнело: во дворце она оставила отца и сестру.

— Одному Богу ведомо, что останется от дворца, — сурово сказал офицер. — Это самая крупная катастрофа за последние сто лет. На том берегу какие-то типы грабят, убивают и поджигают дома.

С берега донесся громкий крик:

— Там кто-то есть… вон плывет! Помогите же ему! Вытащите его на берег!

— С ним я сейчас разберусь! — пообещал офицер и дал лошади шенкеля.

Трое гвардейцев по его приказу побежали к берегу. Кристина и Мигель последовали за ними. Возможно, человек с южного берега расскажет, что случилось.

Когда они добрались до берега, человек лежал на песке лицом вниз. В его предплечьях торчало по короткой стреле, было чудом, что он не утонул.

— Мигель, — прошептала Кристина. — Это не ваш ли друг?

Дон Мигель шагнул вперед.

— Боже мой! — простонал он. — Это же Филиппе!

Он упал на колени возле распластавшейся фигуры, но спешившийся офицер велел ему отойти.

— Погодите, — сказал он. — Нужно ему помочь, откачать воду из легких.

Дон Мигель пробормотал извинения и отступил, пропуская санитара с медицинской сумкой. За ним спешила сестра милосердия, похожая на огромную неуклюжую белую сову. Наварро сосредоточенно следил, как они вдвоем вытаскивают стрелы и обрабатывают раны. Он не слышал царившего вокруг гвалта, не замечал, что поток беженцев на мосту сузился до ручейка из калек, стариков и подростков.

Краешком сознания уловил грохот экипажа, прибывшего к мосту. Резкий голос приказал кучеру поискать другую дорогу. А потом послышался другой голос изнутри кареты — сухой и отчетливый:

— Но я должен переправиться через реку именно здесь и сейчас. Я обязан быть во дворце до полуночи!

Дон Мигель узнал голос и так обрадовался, что позабыл обо всем на свете и ринулся к экипажу, размахивая руками.

— Падре Рамон! Падре Рамон! — выкрикивал он. — Хвала небу, что вы здесь!

Глава пятая

Главный теоретик Службы времени нехотя вышел из экипажа и осмотрелся, хмуря брови. Площадь у моста напоминала поле боя после сражения, ее заполняли больные и увечные, повсюду валялись брошенные вещи.

— Мне непонятен, сын мой, тот порыв, с которым вы бросились к моей карете. Надеюсь, что я узнаю причину, хотя и боюсь — мне она очень не понравится. Но лучше горькая правда, чем слепое неведение. Просветите меня!

Дон Мигель обрисовал картину происходящего так, как он ее представлял: рассказал падре о таинственных агрессорах на том берегу, о пожаре во дворце и том, что судьба королевской семьи неизвестна, о беженцах, представил ему леди Кристину и сообщил, что она волнуется за своего отца и сестру…

Падре Рамон его внимательно выслушал, и по лицу было видно, что он испугался по-настоящему.

— Я обо всем этом и понятия не имел, — признался он. — Обычно по дороге к мессе я задергиваю занавески и молюсь… Правда, я слышал вопли и шум, но полагал, что это ссорятся праздношатающиеся. Есть ли у вас какие-то объяснения?

— Очень боюсь, что есть, — рассудительно сказал дон Мигель и описал встречу с оперенной девушкой на Имперской площади.

Страх на лице падре Рамона сменился ужасом.

— Вы догадываетесь, кто эта девушка? — спросил его дон Мигель.

— Судя по вашему описанию — да, — ответил падре. — Одеяние, которое не встречается ни в современном мире, ни в каком-либо другом историческом периоде, незнакомый язык… Но это — наихудший из возможных выводов. Как узнать подробности того, что случилось на южном берегу?

— Э-э… можно, пожалуй, попытаться… Только что реку переплыл дон Филиппе Бассо. Он ранен двумя стрелами в спину. Сейчас им занимаются медики… — он указал пальцем.

Падре Рамон устремился к белому силуэту сестры милосердия. Дон Мигель глянул на Кристину, та едва держалась на ногах. Он обнял ее за плечи и повел к реке. Когда они приблизились, иезуит сидел на корточках возле дона Филиппе.

— Выживет? — спрашивал он у санитара.

— Он вынослив, как дуб, падре, — кивнул санитар и швырнул в воду окровавленные бинты. — Выживет.

Дон Мигель облегченно вздохнул и наклонился к падре Рамону. В эту минуту дон Филиппе открыл глаза.

— A-a, вам повезло, падре, — прошептал он. — И… Ты тоже здесь, Мигель? Боже мой, я думал, что ты… Ну, все равно. Это не самое главное. Клянусь ранами Иисуса, не пойму: что нашло на этих людей?

— Говорите! — приказал иезуит. — От имени Службы приказываю вас говорить истинную правду!

Дон Филиппе закрыл глаза. Голос его прерывался, падал до шепота, паузы порой были нестерпимо долгими. И вот что они узнали.

Как обычно, началось с малого. Виновником несчастья частично явился посол Конфедерации, человек язвительный и ярый шовинист. Он едко отозвался о празднике в Лондресе и принялся нахваливать торжества, которыми мог бы наслаждаться дома.

Часть вины лежала на кронпринце. Все знали, что в свои сорок с лишним он устал ждать, когда же сменит на престоле отца-долгожителя, а скуку рассеивал обильными возлияниями.

Отчасти это была вина Красного Медведя, чья слабость к огненной воде ни для кого не являлась секретом.

Когда начались обмены колкостями, король вспылил и пожелал выслать посла привязанным к ослу, причем — лицом к хвосту. А рядом, как обычно, торчали гнусные сплетники — Артуро Кортес и маркиза ди Хорке.

— Кто-то из авторитетных лиц должен был замять скандал, — простонал дон Филиппе. — Красный Медведь или даже Гроссмейстер. Но у этой проклятой ди Хорке нет ни капли такта! Она понесла что-то насчет эмансипации, а потом кто-то сказал, что женщины и мужчины не могут быть равными хотя бы потому, что некоторые занятия, скажем, ведение войны, исключительно мужские. Посол стал возражать, уже из принципа. Он заявил, что самыми кровожадными и жестокими воинами были скифские амазонки. Тогда король сказал, что амазонки только миф, и обратился к дону Артуро, и…

Он закашлялся и содрогнулся от боли в ранах. Падре Рамон терпеливо ждал, когда тот придет в себя.

— А потом, сын мой?

— Я не знаю, — прошептал дон Филиппе. — Все, что я помню, это страшные женщины с луками и копьями, которые хлынули по лестнице из центральной башни. Я дрался вместе со всеми, кто держал оружие, но эти воительницы в голубых перьях — сущие бестии…

— А мой отец? — спросила Кристина. — А моя сестра? Что стало с ними?

Дон Филиппе не отозвался. Санитар опустился на колени и проверил пульс.

— Нужно унести его отсюда и дать отдохнуть, — сказал он, повернувшись к падре Рамону. — Разговор его крайне ослабил.

Иезуит поднялся. Дон Мигель торопливо прошептал:

— Я до сих пор ничего не понимаю. Вы знаете, падре, кто эти страшные женщины?

— Вне всякого сомнения, — отвечал падре Рамон. — Амазонки… Так и должно было произойти. Вот идиоты! Ох уж эти идиоты! Прости меня, Господи, что я о них так, но как по-другому их еще называть? Это же надо — захотелось исчерпывающего ответа: могут ли женщины быть воинами? Ответ искали там, куда им и носа совать не следовало — по ту сторону границ нашей реальности. Женщины, которые выглядят, как та, которую вы описали, это гладиаторы при дворе царя Махендры, Белого Слона. Они из мира, где на троне Монгольской империи восседает интриган-самозванец и правит всей Азией и Европой… из мира, который гораздо удаленнее, чем все, исследованные нашими учеными.

Дон Мигель был с недавних пор посвящен в самые сокровенные тайны Службы, и объяснение прозвучало правдоподобно. Он знал об опасной игре со временем, начатой сорок лет назад. А вот бедняжка Кристина ничего не понимала, переводила взгляд с одного на другого и только повторяла:

— Мой отец, моя сестра… что с ними стало?

Дон Мигель прижал ее к себе, стараясь утешить.

— Я догадывался о чем-то подобном, — признался он падре Рамону. — Но что случилось, то случилось. А кто виноват? Кто из гостей первым заговорил о тайных опытах? Конечно, не Гроссмейстер… даже по настоянию своего отца…

— Нет, не Гроссмейстер, — покачал головой иезуит. — Хотя он по-королевски заносчив, но не безрассуден и не стал бы глумиться над законами природы.

— Кто же тогда?

— Руководителем экспедиции в эту удаленную ветвь истории был Артуро Кортес.

Они молча глянули друг на друга. Часы на городской ратуше пробили полночь, и тут раздался сухой треск ружейных выстрелов.

Санитар и двое гвардейцев подняли с земли дона Филиппе и уложили на носилки. Скривившись от боли, тот выкрикнул:

— Падре Рамон, где вы?

— Здесь, сын мой! — поспешил к нему иезуит.

— Падре, самого худшего я вам не сказал! — торопливо пробормотал дон Филиппе. — Я видел, как был убит король! Я видел, как продырявили стрелами кронпринца, и как они нанизывали на копья мужчин и женщин! Я видел, как одну девушку столкнули с лестницы, и она размозжила себе череп о мраморный пол! Я видел… Да смилуется над нами Бог, падре, я видел такие жуткие вещи!

— Что? — громко выкрикнул стоящий поблизости гвардеец. И прежде чем падре Рамон сумел его одернуть, закричал офицеру: — Сударь! Он говорит, что король мертв!

Все, кто его услышал, замерли. По толпе волнами покатилось: «Король мертв! Король… Король!…»

— Падре Рамон, что же делать? — спросил дон Мигель.

Падре задумался.

— Прежде всего… — он помолчал, а потом решительно продолжил: — Нужно поручить гвардейцам собрать в штаб-квартире всех сотрудников Службы, которых не было при дворце. Это будет несложно — если они отправились к мессе, то должны быть поблизости. Потом… У вас есть экипаж?

— Да, — дон Мигель оглянулся. — Был… Но он исчез. Вероятно, его умыкнули беженцы. Но все равно на нем не пробиться сквозь толпу.

— Тогда возьмем лошадей из моей упряжки, — тряхнул головой падре Рамон. — Были когда-то и мы… рысаками!

Глава шестая

Одной рукой дон Мигель держал уздечку, а другой ухватился за гриву коня. Леди Кристина сидела сзади, охватив руками его грудь, и прижималась лицом к мужской спине. Ехать без седла, да еще и с пассажиркой… Нет, путешествие в хроноаппарате было удобней.

Они пробились через толпу, с трудом поспевая за падре Рамоном, и наконец добрались до штаб-квартиры. Двери были распахнуты настежь, и в проеме стоял Джонс. Факелы освещали свежий синяк у него под глазом.

— Все-таки она вырвалась? — спросил дон Мигель, соскакивая с коня и протягивая руку, чтобы помочь Кристине.

— Да, сударь, — признался Джонс. — А снова связать ее…

Он не договорил и погладил синяк.

— Но вам это удалось?

— Хорошо, что вы оставили кучера. Один бы я ни за что не справился.

Бедняга-кучер, подумал дон Мигель, он лишился своего экипажа, единственного средства к существованию. Но этой ночью в Лондресе многим не повезло куда больше. Хотя пока трудно определить масштабы бедствия и количество погибших.

— Вы сказали, что девушка сумела освободиться? — прокряхтел падре Рамон, сползая с лошади.

— Да, но ее снова связали, — ответил дон Мигель. — Джонс, веди нас к ней.

Кристина, спотыкаясь и покачиваясь, поднялась по ступеням в холл, и дон Мигель усадил ее в кресло. Джонс распахнул вторую дверь в комнате дежурного, и Наварро увидел лежащую на кушетке девушку, опутанную веревками с головы до ног. Рядом, свирепо на нее глядя, стоял кучер с палкой наготове. Однако падре Рамон протрусил мимо пленницы и устремился вверх по лестнице.

— Падре! Девушка внизу! — крикнул дон Мигель.

— Знаю-знаю. Идите за мной. Быстро!

— Позаботьтесь о даме! — приказал сотрудник кандидату и двинулся вслед за иезуитом.

На втором этаже они двинулись по галерее. Миновали библиотеку с десятками тысяч томов, описывающих традиционную историю, исправляемую и дополняемую путешественниками во времени, и остановились у помещения, за дверью которого дон Мигель никогда не был. На ней имелись надежные запоры, а почему — сотрудники знали и не спрашивали. Здесь хранились акты, документы и записи, до знакомства с которыми, полагали в коллективной мудрости Генеральные сотрудники Службы, мир еще не созрел.

— Вы уже бывали в тайном архиве? — спросил падре Рамон, роясь под сутаной в поисках ключа.

— Нет, не был.

— А знаете, что здесь хранится?

— В общем… предполагаю, что документы о самых щекотливых периодах прошлого. Возможно — о жизни Господа нашего, Иисуса Христа… — дон Мигель неопределенно махнул рукой.

— Если бы… Тогда к чему бы такие меры предосторожности? — вздохнул падре Рамон, поворачивая ключ в замочной скважине и нажимая на какие-то тайные пружины. — Невзирая на резкую критику так называемых прогрессистов и рационалистов, Иисус Христос заслуживает вечного восхищения. Не будь он таким, церковь при первом же контакте с ним потерпела бы полный крах. Но она сильна, как прежде.

Он аккуратно притворил дверь, опять поколдовал над тайными затворами и повел сотрудника сквозь лабиринт железных стеллажей с толстыми стеклянными дверцами. На них стояли книги, рукописи в папках, периодические издания, и на всех краснела надпись «Совершенно секретно».

— Нет, — продолжал иезуит, — здесь хранится гораздо более тяжкий груз знаний, нежели простое доказательство, что Иисус Христом был человеком, ел, спал и отправлял естественные надобности. И если бы не строгое предписание, что в хранилище без сопровождающего не имеет право войти никто — абсолютно никто, даже Гроссмейстер! — я бы ни за что не впустил вас сюда. Для молодого человека вроде вас достаточно и той ответственности, которую вы несете как сотрудник Службы, и мне бы не стоило нагружать вас важными секретами, но… — он остановился возле одного из стеллажей и извлек из сутаны другой ключ, поменьше, — …я должен проверить, не ошибся ли.

Он распахнул стеклянные дверцы и вытащил папку. Быстро перелистав рукописные страницы, он протянул спутнику рисунок, выполненный акварелью.

— Связанная женщина, которая лежит внизу, похожа на эту?

Дон Мигель кивнул. Правда, перья на девушке были зелеными, а не голубыми, а раскраска на лице и груди белая, а не желтая, зато прическа, цвет кожи, обувь и нитки жемчуга на запястьях ничем не отличались.

— Значит, оправдались мои самые худшие опасения, — пробормотал падре Рамон. Он захлопнул папку и сунул ее на полку. — Должен признаться, сын мой, я не знаю, что делать. Катастрофа так беспримерна, что наши теоретики даже не рассматривали ее возможность, не говоря уже о расчете последствий.

Услышать такое от признанного специалиста в области теории хроноведения… Дон Мигель был потрясен до глубины души.

— Однако мы попытаемся найти ключ к решению задачи, — сказал падре Рамон, и повернулся к другому стеллажу. — Здесь найдется если не инструкция, то хотя бы информация, от которой можно оттолкнуться в наших расчетах…

Через несколько минут они осторожно спустились по лестнице, нагруженные стопками книг и папками с рукописями. В вестибюле кандидат Джонс пытался успокоить сотрудников, не знавших, почему их не пропустили к мессе и собрали сюда. Они увидели падре Рамона и дружно замолчали. А он остановился посередине лестницы, чтобы увидеть их всех.

— Падре, почему мы здесь, а не в городе, где, похоже, мятеж? — выкрикнул самый нетерпеливый из сотрудников. — Почему бы нас не послать на его подавление?

— Эту проблему одними мечами и кулаками не решить, одернул его иезуит. — Станете действовать по моим указаниям, но прежде доложите, с чем столкнулись на улицах.

— Там полная неразбериха! Толпы мечутся по улицам, рассказывая какую-то дичь о попытке убийства короля!

— Но он же умер, — донеслось с противоположной стороны холла, и сразу же поднялся гвалт. Повелительным жестом падре Рамон велел замолчать, а затем стал вызывать сотрудников одного за другим — поименно.

Из отрывочных сведений свидетелей собиралась цельная картина. Кое-что дону Мигелю уже было, известно: что дворец горит, по реке плывут трупы, — но встречались и новые, ужасные новости: рассвирепевшая толпа разорвала гвардейца на аллее Королевы Изабеллы, грабители опустошили крупные торговые лавки, а потом стали поджигать дома и конторы, чтобы отвлечь преследователей; два армейских подразделения устроили перестрелку, полагая, что атакуют грабителей, и многие погибли, прежде чем офицеры восстановили порядок.

— Достаточно! — оборвал опрос падре Рамон. — Пойдемте в зал Наставлений, там вы все получите мои поручения. Дон Мигель, просмотрите книги, которые я вам вручил, и помечайте каждый разумный совет, который может нам помочь. Я присоединюсь к вам, как только наши братья получат приказы.

Перелистывая страницу за страницей, Наварро чувствовал себя так, словно его зашвырнули в иной мир, хотя имена авторов знал с тех пор, как попал в Службу Времени: Генеральные сотрудники, а также дон Артуро Кортес и падре Теренс О'Даблхайн. Но то, чем занимались они, ему и в кошмарном сне не привиделось бы!