Вытерев лоб рукавом рубашки, он сказал:
      - Я хочу сам заниматься этим делом. Его наставник гулко хмыкнул в трубку.
      - Считай, оно у тебя в кармане.
      - Спасибо, босс.
      - Не благодари меня, сынок. Я решил поручить это дело тебе еще до того, как ты меня об этом попросил.
      - Я высоко ценю ваше доверие, сэр...
      - Перестань подлизываться ко мне, парень, - рассердился Мейсон. - В конце концов, я принял это решение не только потому, что мне так захотелось. Ты получил это дело еще и потому, что об этом просила меня вдова Петтиджона. Ты не поверишь, но она звонила мне каждые полчаса.
      - Зачем?
      - Я же сказал!.. Она просила или, лучше сказать, требовала, чтобы именно ты отправил в тюрьму убийцу ее мужа.
      - Я весьма признателен миссис Петтиджон за оказанное доверие.
      - Хватит молоть чепуху, Хэммонд! - снова одернул его Мейсон. - Эти твои вежливые слова - сплошная липа, а липу я чувствую за версту. Я так стар, что мне иногда кажется, будто я сам ее изобрел... Так на чем я остановился?
      - На вдове.
      - Ах да, верно...Так вот, Лют погиб, но Дэви, похоже, вполне достойна своего муженька. Во всяком случае, в умении оказывать давление ей не откажешь. Она способна устроить серьезную бучу, по крайней мере в масштабах округа, поэтому, чтобы избавить прокуратуру от скандальной известности и плохой прессы, я пообещал, что поручу это дело тебе...
      Хэммонд машинально кивнул, думая о том, что это громкое дело может оказаться чертовски важным для его карьеры. В прокуратуре такие дела называли "паровозами", однако трагическая смерть Петтиджона была скорее космической ракетой, способной вознести его на небывало высокую ступень карьеры. В самом деле, ведь речь шла не о рядовом убийстве никому не известного лица. В округе, да и во всем штате, пожалуй, не было такого человека, который бы не слышал имени Петтиджона, хотя его известность была весьма и весьма сомнительного свойства. Делец, политик, финансовый воротила, просто очень влиятельный человек, он был своего рода местной знаменитостью, и любой работник прокуратуры мог только мечтать о таком деле. Разумеется, Хэммонд чувствовал бы себя еще лучше, если бы Мейсон позабыл упомянуть о неожиданном заступничестве Дэви Петтиджон, однако это были такие мелочи, из-за которых и расстраиваться-то не стоило. Каким бы путем он ни получил это дело, теперь оно принадлежало ему.
      Хэммонд давно нуждался в чем-то подобном, и у него не было ни малейшего сомнения в том, что он идеально подходит для этого задания. За время своей службы в прокуратуре он расследовал уже пять убийств и во всех случаях добился самого сурового приговора, за исключением одного дела, когда обвиняемому удалось уйти от ответственности, сознавшись в наименее тяжком из вмененных ему преступлений. Чуть не с того самого дня, когда он сделал решительный выбор между защитой и обвинением, Хэммонд готовил себя именно для такого масштабного и громкого дела и теперь был вооружен не только желанием довести его до победы, но и соответствующими знаниями, опытом, подготовкой.
      Суд над убийцей Люта Петтиджона фактически гарантировал ему кресло прокурора округа.
      Итак, дело было у него в кармане. Мейсон был на его стороне, вдова тоже поддержала его кандидатуру, и Хэммонд снова подумал о том, сказать или не сказать боссу о его субботней встрече с Петтиджоном. Этот пустяк мог все испортить. А как будет обидно, если правда всплывет, когда он будет в двух шагах от победы!
      - Послушайте, Монро...
      - Не благодари меня, сынок. У тебя впереди немало бессонных ночей.
      - Да нет, я не это хотел сказать, хотя и это тоже. Просто...
      - Что?
      Хэммонд заколебался.
      - Нет, ничего, - промолвил он наконец. - Мне не терпится как можно скорее начать...
      - Что ж, я рад за тебя, - сказал прокурор. - Впрочем, есть одно обстоятельство, которое несколько умерит твой пыл. Тебе придется работать вместе с Рори Смайлоу. Ты не имеешь ничего против?
      - Нет.
      - Врешь.
      - Я не собираюсь ни брататься с ним, ни выяснять с ним отношения. Единственное, что мне необходимо, - это гарантия того, что он готов сотрудничать.
      - Вообще-то он уже начал враждебные действия...
      - Что это значит?
      - Сегодня днем мне звонил начальник полиции Крейн. Смайлоу настаивал, чтобы надзор за этим делом поручили Стефи Манделл. Но я сослался на желание вдовы.
      Политические интриги всегда доставляли Мейсону удовольствия гораздо больше, чем собственно служение закону. Хэммонду это не особенно нравилось, однако он отдавал себе отчет, что человек, занимающий должность окружного прокурора, просто не может не быть дипломатом, так как улаживать проблемы с казначейством, администрацией округа и правительством штата приходится именно ему. Политика и правосудие были частью работы Мейсона, и никто не был виноват в том, что с годами первое стало нравиться ему гораздо больше, чем последнее.
      - Наша Дэви Петтиджон не теряла времени даром и позвонила не только мне, но и Крейну. Она потребовала, чтобы Смайлоу нашел убийцу, а ты упрятал его за решетку. Вот каким путем это дело попало к тебе.
      Хэммонд невольно поморщился. Он чувствовал себя как на приеме у зубного врача, который только что вкатил ему порцию обезболивающего.
      - Так вот, - жестко закончил Мейсон, - вам со Смайлоу придется забыть о ваших разногласиях до тех пор, пока это дело не будет закрыто. Ты понял?
      - Мы оба - профессионалы. - Хэммонд избегал обещать что-либо, если дело касалось Рори Смайлоу, однако ему представлялось, что их личные отношения действительно никак не скажутся на результатах расследования.
      И тут Монро Мейсон выложил еще одну новость.
      - Стефи, - сказал он, - тоже будет участвовать в расследовании. Я хочу, чтобы в этом деле она выступила в качестве, гм-м.., рефери на ринге.
      - Что-о?.. - У Хэммонда невольно вытянулось лицо, но он постарался скрыть свой гнев и досаду. - По-моему, это ни к чему, босс. Мне не нужен надсмотрщик.
      - Я так хочу, - отрезал прокурор. - Так мне будет спокойнее. Хэммонд слышал, как Стефи в коридоре разговаривает с кем-то по своему сотовому телефону.
      - Вы еще не говорили ей об этом? - поинтересовался он.
      - Завтра утром скажу. Так ты все понял, сынок?
      - Я все понял, сэр, - ответил Хэммонд сквозь стиснутые зубы, но Мейсон Монро все равно прокричал ему в ухо:
      - Нравится тебе это или нет, но Стефи будет помогать тебе в расследовании и служить буфером между тобой и Смайлоу. Надеюсь, она не даст вам вцепиться друг другу в глотку, по крайней мере пока мы не найдем убийцу Люта Петтиджона.
      Глава 10
      Ее легкие были готовы разорваться от напряжения. Мышцы стонали. Суставы молили о снисхождении, но вместо того, чтобы остановиться, она все ускоряла свой бег, двигаясь быстрее, чем обычно. Об обычном оздоровительном беге трусцой не было и речи. Она мчалась так, словно спасала свою жизнь.
      "Мне нужно сжечь несколько тысяч калорий, которые попали в мой организм вместе с мороженым, хот-догами и прочей ярмарочной пищей", - убеждала она себя.
      Но в глубине души она понимала, что бежит от самой себя, от чувства вины, холодной змеей свернувшегося где-то под сердцем.
      Пот заливал ей глаза, отчего все окружающее начинало расплываться и дрожать. Ее дыхание было громким и хриплым, а во рту пересохло. Сердце стучало как бешеное. Порой ей казалось, что она не сможет больше сделать ни одного шага, но, стиснув зубы, она заставляла себя мчаться дальше.
      Пожалуй, еще никогда она не бегала так быстро, на пределе всех своих сил, но убежать от того, что произошло с ней прошлой ночью, не могла.
      Бег был ее любимым видом спорта, с помощью которого она поддерживала физическую форму. Она выходила на беговую дорожку парка несколько раз в неделю. Каждый месяц она участвовала в любительских забегах и даже помогла организовать любительский марафон, чтобы собрать средства для программы по борьбе с раком груди.
      Но сегодня она бежала не ради удовольствия, не ради стройных бедер и ягодиц и не ради того, чтобы сбросить напряжение прошедшего дня.
      Сегодняшняя пробежка была чем-то вроде наказания, которое она наложила на себя за то, что совершила.
      Разумеется, наивно было рассчитывать, что это самоистязание может в какой-то мере искупить ее вчерашний проступок. Утешение, которого она так ждала, могло прийти только к тому, кто глубоко и искренне раскаивается в содеянном. Но она-то как раз не испытывала ни малейшего раскаяния. Да, их встреча не была случайной, как он полагал; она была хорошо рассчитана и подготовлена, и, хотя совесть подсказывала ей, что лучше всего будет не доводить дело до постели, она нисколько не жалела, что вчера все закончилось именно так, как закончилось.
      Решив, что пора возвращаться, она повернула назад и немного сбросила темп. Но каждый шаг по-прежнему отдавался в бедрах и пояснице, но эта боль была вполне терпимой. Легкие все еще работали с предельным напряжением, но ощущение разливающегося по мышцам огня отступило. Только совесть не желала успокаиваться. Воспоминания о нем и о проведенной вместе ночи преследовали ее на протяжении всего сегодняшнего дня. Она старалась гнать их от себя, но они возвращались снова и снова, и она сдалась, стараясь по крайней мере не наслаждаться ими.
      Но и это ей не удалось. Едва она вышла на беговую дорожку, как воспоминания нахлынули на нее снова. Она чувствовала на языке вкус сладостей, которые они покупали на ярмарке, улыбалась, вспоминая его шутки, ощущала тепло его дыхания на лице и прикосновения его пальцев к коже.
      Он спал так крепко, что даже не проснулся, когда она выскользнула из постели и стала одеваться. У двери спальни она ненадолго задержалась, чтобы посмотреть на него. Он лежал на спине, накрытый до пояса простыней.
      У него были удивительные, по-настоящему волшебные руки. Сейчас одна его рука свободно лежала на простыне, вторая покоилась на соседней подушке, и пальцы ее были чуть сжаты.
      Всего несколько минут назад эти пальцы зарывались в ее волосы.
      Глядя, как его грудь поднимается и опускается в такт мерному, глубокому дыханию, она испытала непреодолимо сильное желание разбудить его и признаться во всем. Но понял бы он ее? Поблагодарил бы за откровенность? Возможно, он даже сказал бы, что все это пустяки, и снова прижал ее к себе и поцеловал со всем пылом вновь проснувшейся страсти. Хуже или лучше стал бы он думать о ней, если бы она рассказала ему обо всем, что она наделала?
      Но что он подумал на самом деле, когда проснулся и обнаружил, что ее нет?
      Сначала он наверняка испугался, решив, что его обокрали. Первым делом он наверняка бросился проверять бумажник, который оставил на крышке бюро. Наверное, он достал оттуда все свои кредитные карточки и, держа их веером, поднес к лампе, чтобы убедиться, что ни одна не пропала. Удивился ли он, когда увидел, что все кредитки и наличные деньги на месте? Испытал ли он облегчение?
      Бесспорно, испытал, но что он почувствовал потом? Удивился ли он ее исчезновению? Или рассердился? Он мог даже расценить ее уход как личное оскорбление.
      Что ж, она надеялась по крайней мере, что, проснувшись и обнаружив ее отсутствие, он не пожал плечами и не перевернулся на другой бок, чтобы спокойно спать дальше. Этот вариант почему-то огорчал ее больше всего, и она старалась не думать о нем. Но все-таки казалось, что он не мог не вспоминать о том, что произошло между ними, не прокручивать в памяти все события вчерашнего вечера и ночи, начиная с того момента, когда их глаза впервые встретились в зале ресторана.
      Он покрывал ее лицо легкими поцелуями, похожими на касание крыльев бабочки.
      - Почему мне так хорошо? - прошептал он.
      - Это и должно быть хорошо, не правда ли ? - так же шепотом ответила она.
      - Да, но не настолько... Не настолько хорошо.
      - Наверно, все дело в...
      - В чем ? - Он ненадолго приподнял голову и заглянул ей в глаза.
      - Нив чем. Просто мне тоже нравится...
      - Нравится лежать неподвижно и ничего не делать? Вместо ответа она обвила его бедра ногами и прижала так крепко, словно не собиралась отпускать.
      - Мне просто нравится быть с тобой.
      - Гм-м-м... - Он снова опустил голову и прижался лицом к ее шее. - Прости, - простонал он некоторое время спустя, - но я не могу так долго ничего не делать...
      - И я... - ответила она, подаваясь ему навстречу.
      Она неожиданно остановилась и, согнувшись почти пополам, уперлась руками в колени, часто и тяжело дыша. Горячий пот продолжал стекать по лбу, попадая в глаза, и она часто-часто моргала, стараясь стряхнуть соленые капли.
      Она должна перестать думать об этом, приказала она себе. Их вечер и ночь вдвоем, какими бы романтичными и волшебными они ей ни казались, для него, скорее всего, были делом обычным, хуже того - обыденным. Конечно, он наговорил ей много поэтической чуши, но это ровным счетом ничего не значило. Просто у него хорошо подвешен язык, что при его профессии просто необходимо.
      "Как бы ни обстояли дела в действительности, - напомнила она себе, - тебе должно быть безразлично". В конце концов, вполне возможно, что они больше никогда не встретятся.
      Почувствовав, что дыхание и пульс вернулись в норму, она медленной трусцой спустилась по ступенькам дамбы. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и виновата в этом была вовсе не изнурительная тренировка, а внезапно поразившая ее мысль, что она может никогда не увидеть его.
      Но пройти пешком небольшое расстояние неожиданно оказалось труднее, чем пробежать по парку еще несколько миль. Отпирая кованые железные ворота, ведущие в сад перед ее небольшим особняком, она все еще была погружена в свои невеселые раздумья, и раздавшийся прямо позади нее автомобильный гудок заставил ее вздрогнуть. Обернувшись, она увидела "Мерседес" с откидным верхом, который как раз тормозил у тротуара. Водитель за рулем "Мерседеса" сдвинул на кончик носа солнцезащитные очки и посмотрел на нее поверх них.
      - Привет, крошка, - протянул Бобби Тримбл. - Я звонил тебе весь день, но тебя не было, и я почти отчаялся. Где тебя носило?
      - Что тебе здесь надо? - От его насмешливой улыбки по ее коже побежали мурашки. - Убирайся от моего дома, и вообще - оставь меня в покое.
      - Нехорошо так обращаться со старыми друзьями, - снова осклабился он. Особенно в твоем положении. Так где ты была?
      Но она не собиралась отвечать на его вопрос, и Бобби ухмыльнулся в третий раз.
      - Ладно, не хочешь говорить - не надо. Запрыгивай... - Он наклонился вперед, чтобы распахнуть для нее пассажирскую дверцу, и ей пришлось отпрыгнуть, чтобы он не задел ее по ноге.
      - Если ты думаешь, что я куда-то поеду с тобой, то ты просто дурак! сказала она сердито.
      Он потянулся за ключами от зажигания.
      - Отлично, значит, я сам зайду к тебе.
      - Нет!
      - Нет? - Бобби хихикнул и похлопал рукой по кожаному сиденью рядом с собой. - Тогда садись. Ну?..
      Она знала, что Бобби не сдастся, даже если сейчас ей удастся его прогнать. Он все равно появится снова, поэтому чем скорее она от него отделается, тем лучше.
      Она села в машину и с силой захлопнула за собой дверцу.
      - Что тебе надо, Бобби? - повторила она.
      - Ты сама знаешь, - ответил он, трогая "Мерседес" с места.
      ***
      Хэммонд решил не откладывать дела в долгий ящик и как можно скорее навестить вдову, чтобы принести свои соболезнования. Поэтому, закончив разговор с Мейсоном и выпроводив Стефи, он быстро принял душ и переоделся. Уже через пятнадцать минут он ехал к особняку Петтиджонов.
      Ожидая у дверей, пока ему откроют, он машинально рассматривал людей, пришедших в этот воскресный вечер в парк у Батареи. Как всегда по выходным, в парке было многолюдно. Двое туристов на противоположной стороне улицы фотографировали затейливую ограду и особняк Петтиджонов, не смущаясь даже его присутствия на переднем плане. Силуэты пешеходов и бегунов, двигавшихся по дамбе, казались вырезанными из черного картона.
      Двери ему открыла Сара Берч. Пригласив Хэммонда в прихожую, она попросила подождать, пока она доложит о нем хозяйке. Меньше чем через минуту она вернулась и объявила торжественно:
      - Мисс Дэви ждет вас, мистер Кросс.
      "Уже "мисс", - отметил про себя Хэммонд, поднимаясь за служанкой по массивной внутренней лестнице и шагая по длинной галерее над залом для приемов.
      Дэви Петтиджон приняла его не где-нибудь, а в ванной комнате. Едва шагнув через порог, Хэммонд остановился, пораженный, - ничего подобного он никогда прежде не видел. В просторной, светлой комнате с потолком из матового стекла находилась утопленная в пол ванна с гидромассажем - такая большая, что в ней впору было проводить матчи по водному поло. Ванна была наполнена водой, но массажное устройство было выключено, и на спокойной поверхности покачивались цветки магнолии размером с чайное блюдечко. Зеркальные стены отражали множество бронзовых подсвечников, в которых горели десятки ароматизированных свечей. Возле одной из стен стоял удобный, обитый шелком диван. Позолоченный умывальник размерами мог соперничать с ванной в квартире Хэммонда. Рукоятки горячей и холодной воды были выполнены из граненого стекла, на полке рядом стояли разнокалиберные хрустальные флакончики с косметическими средствами и притираниями.
      Разглядывая все это великолепие, Хэммонд осознал, что все слухи и разговоры о том, сколько денег потратил Петтиджон на переоборудование особняка, даже не приближались к действительности. Реальная сумма была, скорее всего, на несколько порядков больше. Правда, ему уже приходилось бывать в этом особняке, но только на первом этаже; на второй же он попал впервые и был поражен его роскошью.
      Не ожидал он и того, что вдова встретит его обнаженной. Лежа на высокой кушетке, Дэви Петтиджон только не мурлыкала от удовольствия, пока здоровяк-массажист с огромными руками трудился над ее бедрами.
      - Ты ведь не против, да, Хэммонд? - проворковала Дэви Петтиджон, когда массажист прикрыл ей спину и плечи простыней. Хэммонд вежливо пожал протянутые ему пальцы.
      - Нет, если ты не против. Дэви лукаво улыбнулась.
      - Ты ведь меня знаешь, Хэммонд. Я никогда не была скромницей. Этот недостаток сводил с ума мою бедную мамочку. Впрочем, она и так была трехнутой.
      Подперев руками точеный подбородок, Дэви протяжно вздохнула, когда массажист принялся за ее ягодицы.
      - У меня сегодня полуторачасовой сеанс массажа, а ты явился в самой середине, - пояснила она. - Это божественно, Хэммонд! Я не смогла прерваться даже ради тебя - у меня просто не хватило силы воли сказать Сандро "стоп".
      - Ничего страшного, я на тебя ничуть не в обиде. Впрочем, странно...
      - Что - странно?
      - Вчера Лют тоже побывал у массажиста.
      - Это случилось до того, как его убили, или после? Хэммонд нахмурился, а Дэви задорно рассмеялась.
      - Шутка, - сказала она. - Кстати, как насчет шампанского? Небрежным движением руки она указала на стоявшее возле кушетки серебряное ведерко со льдом, из которого выглядывало горлышко уже откупоренной бутылки шампанского. Рядом на подносе поблескивали два высоких бокала из нежно-голубого богемского стекла, и Хэммонду показалось, что Дэви ждала его. Ждала и готовилась. От этой мысли ему стало не по себе, но он справился с собой.
      - Спасибо за предложение. Но я, пожалуй, воздержусь.
      - Фу, какой ты нудный! - Дэви наморщила носик. - Ну ладно, Хэммонд, брось ломаться. Ведь мы с тобой знаем друг друга уже чертову уйму лет, зачем же делать вид, будто мы только что познакомились? - Она слегка тряхнула головой, словно досадуя на него. - Кроме того, - добавила она, - мне кажется, что, когда твоего мужа убивают в пентхаусе его собственного драного отеля, нужно пить только шампанское. Так что не валяй дурака, Хэммонд, налей нам по бокалу, и выпьем за светлую память моего безвременно почившего...
      Хэммонд хорошо знал, что спорить с Дэви практически бесполезно, поэтому достал из ведерка бутылку и налил полный бокал шампанского. Протянув его Дэви, он налил полбокала себе.
      - За похороны и прочие развлечения! - объявила Дэви и чокнулась с ним.
      - Не могу сказать, чтобы я полностью разделял твои чувства, - заметил Хэммонд, отпивая из своего бокала крошечный глоток. Дэви облизнула губы, смакуя вкус напитка.
      - Может быть, ты и прав, и шампанское больше уместно на свадьбах.
      Хэммонд поднял на нее взгляд и почувствовал, что краснеет, а Дэви, разгадав его мысли, весело рассмеялась.
      Это был тот самый озорной и бесшабашный смех, каким Дэви смеялась в ту давнюю июльскую ночь, когда они оба оказались приглашены на свадьбу общих друзей в качестве товарища жениха и подружки невесты. Торжество проходило в саду дома невесты, украшенном гардениями, пионами, белыми лилиями и прочими экзотическими цветами, источавшими сладкий, дурманящий аромат. Этот запах был густым и навязчивым и пьянил не хуже шампанского, которое Хэммонд пил бокал за бокалом в тщетной надежде освежиться, ибо в смокинге, который он на себя напялил, было невыносимо жарко. Подружки невесты - числом восемь, все, как на подбор, стройные, длинноногие блондинки - чувствовали себя немногим лучше, хотя их кружевные, глубоко декольтированные платья казались тонкими, как паутина, и холодное шампанское лилось рекой.
      - Ты выглядишь просто потрясающе, так бы тебя и съел, - пошутил Хэммонд, столкнувшись с Дэви возле церкви накануне венчания. - Или выпил. В этом платье ты выглядишь как классный коктейль, не хватает только маслинки и бумажного зонтика за шиворотом.
      - Бумажный зонтик - это как раз то, чего не хватает моему наряду, чтобы быть по-настоящему пошлым, - рассмеялась Дэви.
      - Тебе не нравится твое платье? - удивился Хэммонд. Она не ответила, только подмигнула и погрозила ему пальцем. После венчания, когда прием - или, вернее, пьянка - был уже в самом разгаре, они снова сошлись вместе. Дэви только что танцевала и теперь обмахивалась бумажным веером.
      - Это платье не просто пошлое, в нем еще и чертовски жарко, - пожаловалась она, одним глотком осушая очередной бокал шампанского.
      - Так сними его, - шутливо предложил Хэммонд, но Дэви посмотрела на него неожиданно внимательно и серьезно.
      Семейства Кросс и Бертон дружили между собой еще до того, как родились Дэви и Хэммонд. И сколько он себя помнил, Дэви всегда была рядом с ним - рядом или в соседнем дворе, и стоило только крикнуть, чтобы она примчалась на зов. Они встречались на пикниках, детских утренниках и рождественских праздниках.
      С самого детства они были близки, как брат и сестра, и разговаривали друг с другом, не стесняясь и называя вещи своими именами. Но их отношения оставались чисто платоническими, хотя время от времени они и делали вид, будто влюблены друг в друга.
      Но тому июльскому вечеру предшествовала длительная разлука, связанная с тем, что Хэммонд и Дэви уехали учиться в разные университеты, он - в Клемсон, а она - в университет Вандербилда. Кроме того, оба были изрядно пьяны и захвачены общей атмосферой свадьбы. Именно поэтому, когда Хэммонд предложил ей снять платье, Дэви не послала его куда подальше, а посмотрела на него мечтательным взглядом.
      - Я подумаю над этим предложением, - сказала она медленно, и у Хэммонда отчего-то перехватило дыхание.
      И вот, воспользовавшись тем, что большинство гостей из тех, кто еще держался на ногах, сгрудилось возле самого большого стола, чтобы посмотреть, как будут резать свадебный пирог, Хэммонд похитил из одного из баров бутылку шампанского и, схватив Дэви за руку, увлек ее к живой изгороди, за которой располагался задний двор соседней усадьбы. Эти соседи тоже были приглашены на свадьбу, поэтому на чужой территории они могли чувствовать себя относительно спокойно, к тому же густая живая изгородь, которую на протяжении нескольких десятилетий из года в год аккуратно подстригали, надежно скрывала их от случайных взглядов.
      Оказавшись на соседской лужайке, Хэммонд первым делом открыл шампанское. Пробка с шумом вылетела из бутылки, и это почему-то безумно развеселило обоих. Потом Хэммонд разлил вино по предусмотрительно захваченным с собой бокалам, которые они тут же осушили.
      Когда - всего через десять минут - они пили по третьему бокалу, Дэви неожиданно попросила Хэммонда помочь ей справиться с застежкой на спине ее воздушно-розового платья. Хэммонд с готовностью пришел Дэви на выручку, и вскоре платье уже упало к ее ногам вместе с лифчиком и чулочным поясом.
      Лишь взявшись за резинку трусиков, Дэви слегка замешкалась, но Хэммонд шепнул ей: "Что, слабо?" - и это придало ей решимости. Против этой "волшебной" фразы Дэви Бертон никогда не могла устоять, и та ночь не стала исключением.
      Стянув трусики, она на несколько мгновений замерла, позволив ему насладиться видом своего обнаженного тела, потом попятилась и по ступенькам спустилась в прохладную воду бассейна.
      Хэммонд не стал колебаться. За считанные секунды освободившись от смокинга и брюк (накануне свадьбы он потратил не менее получаса, чтобы надеть их), он тоже шагнул к бассейну, и у Дэви вырвался невольный вздох восхищения.
      - Ты здорово вырос с тех пор, как мы в последний раз играли в "доктора", заметила она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
      Хэммонд прыгнул в воду.
      Они еще никогда не целовались, если не считать нескольких, носивших чисто познавательный характер поцелуев и объятий, которыми они обменялись, когда были подростками. Не целовались они и в ту ночь, по обоюдному молчаливому согласию решив не тратить на это время. Опасность быть застигнутыми на месте преступления, какой бы сомнительной ни была такая возможность, возбудила их настолько, что в предварительных ласках не было нужды. Едва оказавшись в воде, Хэммонд прижался к Дэви, а она широко развела ноги ему навстречу.
      Они были пьяны, и они все время смеялись. На все про все им понадобилось едва ли пять минут.
      После этого они не встречались почти два года. Когда же встреча наконец произошла, Хэммонд притворился, будто ни шампанского, ни плавательного бассейна не было вовсе, и Дэви поступила точно так же. Ни один из них не хотел, чтобы этот случайный эксперимент омрачил многолетнюю дружбу.
      - А здорово нам было когда-то вместе, верно? - спросила Дэви чуть печально, и у Хэммонда снова появилось ощущение, что она читает его мысли.
      - Да, - кивнул он и надолго замолчал. Дэви тоже не говорила ни слова, рассматривая пузырьки в своем бокале, которые - словно нити голубого жемчуга тянулись от дна к поверхности. Наконец она поднесла бокал к губам и, сделав большой глоток, вздохнула.
      - К сожалению, мы выросли и поняли, что в жизни праздников меньше, чем будней.
      Ее рука безжизненно упала, свесившись с края кушетки, и Хэммонд едва успел подхватить готовый выпасть из ее пальцев бокал.
      - Я пришел, чтобы принести тебе свои соболезнования, Дэви. То, что случилось, - ужасно. Думаю, мои родители тоже навестят тебя.
      - О, завтра здесь будет полно сочувствующих и соболезнующих. Сегодня я решила никого не принимать, но завтра... - Она снова вздохнула. - Боюсь, от этой обязанности мне не отвертеться. Они явятся сюда толпой, явятся со своими пирогами, сладкими булочками и фальшивыми словами утешения, но на самом деле они придут поглазеть, как я воспринимаю смерть мужа.
      - И как ты ее воспринимаешь?
      Уловив в его голосе новые нотки, Дэви повернулась на бок и, прижимая к груди край простыни, села на кушетке, свесив босые ноги.
      - Ты спрашиваешь как друг или как самый очевидный претендент на кресло окружного прокурора? - спросила она.
      - Я мог бы оспорить последнее, но не вижу в этом смысла, - ответил он. - Я пришел как друг. Она глубоко вздохнула.
      - В таком случае я честно скажу, что не собираюсь надевать власяницу и посыпать голову пеплом. Я даже не собираюсь отрезать себе палец, словно вдова индейского воина в низкопробном вестерне. Нет, я буду вести себя подобающим образом. Ни шумного празднества, ни персидских плясок не будет хотя бы потому, что в них нет никакой особой необходимости: благодаря Люту обо мне все равно будут говорить так, словно я исполняла канкан на костях мужа. - Она фыркнула. - Так что вовсе незачем показывать людям, что я чувствую на самом деле.
      - А что ты чувствуешь на самом деле?
      Она улыбнулась так радостно и светло, что Хэммонд невольно вспомнил ее выпускной бал. Точно так же она улыбалась, когда он пригласил ее танцевать.
      - Я рада, что этот сукин сын сдох, - сказала Дэви, и ее золотисто-карие глаза сверкнули. "Только попробуй что-нибудь сказать мне на это!" предупреждал этот взгляд. Хэммонд промолчал, и Дэви, рассмеявшись, повернулась к массажисту:
      - Сандро, будь добр, разомни мне плечи и шею. С того самого момента, когда она села на кушетке, названный Сандро неподвижно стоял у зеркальной стены, сложив мощные руки на необъятной груди.
      Услышав просьбу Дэви, Сандро шагнул вперед и опустил руки на ее обнаженные плечи, но его глаза были по-прежнему устремлены на Хэммонда. Несомненно, он видел в нем соперника, и Хэммонд догадался, что услуги, которые Сандро оказывает Дэви, не ограничиваются одним массажем. Ему захотелось сказать парню, что он может расслабиться и что они с Дэви - просто друзья детства, но промолчал. Во-первых, Сандро вряд ли бы ему поверил, а во-вторых, это не казалось Хэммонду важным. Гораздо важнее было предупредить Дэви, что сейчас ей следует вести себя с максимальной осторожностью. В ее положении любой вызов общественной нравственности мог привести к самым непредсказуемым последствиям, в особенности учитывая настойчивое желание Стефи внести Дэви под номером один в список подозреваемых.
      - Я восхищаюсь твоей прямотой, Дэви, но...
      - К чему лгать и притворяться? Разве тебе Лют нравился?
      - Совсем нет, - честно ответил Хэммонд. - Он был мошенником, проходимцем, нечистоплотным дельцом, который никогда не был особенно разборчив в выборе средств к достижению своей цели. Он без колебаний делал больно тем, кто позволял ему это, и использовал тех, кто был сильнее.
      - Я тоже ценю твою откровенность, Хэммонд, - промолвила Дэви. Большинство людей думают так же, но не всем хватает мужества высказать это вслух. Особенно в такой день... - Она хмыкнула. - Он многим насолил при жизни, и я не одинока в своем отношении к нему. Это отрадно.