- Там, в вестибюле, Клейстер, ждет, что ты его примешь.
      От этой новости мрачное настроение Ангуса ничуть не улучшилось.
      - Принесла нелегкая. Впрочем, что сейчас, что потом - какая разница. Сходи за ним.
      - Ты все же будь полегче с Клейстером. Он и так дрожит как овечий хвост.
      - Сам виноват, так ему и надо, - пробурчал Ангус. Джуниор вернулся через несколько секунд. За ним, волоча ноги, брел Клейстер Хикам. Покаянно потупившись, он мял в руках потрепанную ковбойскую шляпу. Прозвище "Клейстер" он приобрел, выпив на спор целую бутыль клея "Элмерс". Его настоящее имя давным-давно забыли. Клейстер, видимо, совершил свой подвиг еще где-то в начальной школе, во всяком случае, он бросил курс наук, не доучившись и до девятого класса.
      В течение нескольких лет он разъезжал с ковбоями, выступал в состязаниях родео, но без особого успеха. Если он и получал призы, то очень скромные, они быстро уходили на выпивку, азартные игры и женщин. Получив работу на ранчо у Минтонов, он впервые попытался зарабатывать на жизнь трудом, и попытка эта затянулась почти на тридцать лет, несказанно всех удивив. Обычно Ангус терпеливо сносил периодические запои Клейстера. Но в этот раз батрак перешел все границы.
      В течение нескольких минут, которые показались ему вечностью, Клейстер стоял и молча потел под взглядом Ангуса, пока тот не рявкнул:
      - Ну?
      - Анг... Ангус, - заканючил старый ковбой. - Знаю я, что ты хочешь сказать. Я делов наделал - по шейку, но я, ей-богу же, не нарочно. Знаешь, говорят: в темноте, мол, все кошки серы, да? И с лошадьми - вот чтоб мне провалиться - все в точности так же. Тем более если ты принял пинту и в брюхе булькают "Четыре розы".
      Он ухмыльнулся, обнажив остатки черных гнилых зубов. Но Ангус и не думал веселиться.
      - Ошибаешься, Клейстер. Я скажу совсем не это. А скажу я вот что: ты уволен.
      Джуниор вскочил с кожаного диванчика.
      - Отец!
      Ангус суровым взглядом подавил его попытку вмешаться в разговор.
      Клейстер побледнел.
      - Ты ж это не всерьез, а, Ангус? Я ведь здесь без малого тридцать лет.
      - Получишь компенсацию за увольнение - это больше, черт побери, чем ты заслуживаешь.
      - Но... Но ведь...
      - Ты запустил жеребца в загон с десятком молодых горячих кобылок. Что, если б он какую из них покрыл? Та, из Аргентины, ведь тоже там была. Ты хоть представляешь, сколько стоит эта лошадка? Больше полумиллиона. Если бы тот ярый конек ее повредил или ожеребил... - Ангус возмущенно фыркнул. - Бог ты мой, страшно подумать, в какую бы ты нас впутал историю. Не заметь один из конюхов твоей промашки, нагрел бы ты меня на миллионы, да и репутация нашего ранчо пошла бы прахом.
      Клейстер с трудом проглотил стоявший в горле ком.
      - Последний раз, Ангус. Клянусь.
      - Это я уже слыхал. Собирай свое барахло, а в пятницу зайдешь в контору. Я скажу бухгалтеру, пусть выпишет тебе чек.
      - Ангус...
      - Прощай, и счастливо тебе, Клейстер.
      Старый ковбой жалобно поглядел на Джуниора, зная заранее, что помощи оттуда ждать не приходится. Минтон-младший упорно смотрел в пол. Наконец Клейстер побрел к выходу, оставляя за собой грязные следы.
      Услышав, что хлопнула парадная дверь, Джуниор встал и направился к встроенному в стену холодильнику.
      - Не знал я, что ты решил его уволить, - с обидой произнес он.
      - А почему это ты должен был знать? Сын протянул отцу бутылку пива и откупорил вторую - для себя.
      - Разве необходимо его увольнять? Неужто нельзя было просто наорать на него, лишить кое-каких обязанностей, урезать зарплату? Господи, папа, ну куда такой старик теперь денется?
      - Вот о чем ему стоило подумать до того, как запускать жеребчика в общий загон. Ладно, хватит об этом. Мне и самому тошно. Он же тут работает с незапамятных времен.
      - Ну подумаешь, ошибся человек.
      - Хуже: его на этом застукали! - взревел Ангус. - Если ты намерен тоже стать хозяином ранчо и концерна, сопли разводить нечего. Наше дело, знаешь ли, не из одних удовольствий состоит. Тут мало угощать клиентов изысканными обедами да любезничать с их женами и дочками. - Ангус сделал большой глоток пива. - А теперь поговорим о Селининой дочери.
      Примирившись с мыслью, что Клейстер понесет жестокое, хотя и чрезмерное, как ему казалось, наказание, Джуниор опустился в мягкое кресло и глотнул из своей бутылки.
      - Значит, она ходила к Джо, да?
      - Да, и, заметь, времени зря не теряла. Джо перетрусил чертовски. Боится, что его незапятнанная судейская карьера пойдет псу под хвост.
      - А что Александра от него хотела?
      - Задавала вопросы о том, почему он ускорил слушание о неподсудности Придурка Бала. Рид пришел Джо на помощь - очень умно с его стороны.
      - Рид пришел?
      - Он-то ушами никогда не хлопает, верно? - Ангус стянул сапоги и повесил их на подлокотник своего кресла. Они с глухим стуком упали на пол. Ангус страдал подагрой, и большой палец на ноге причинял ему боль. Он стал массировать палец, задумчиво поглядывая на сына.
      - Что ты думаешь об этой девице?
      - Я склонен согласиться с Джо. Она опасна. Считает, что кто-то из нас убил Селину, и полна решимости выяснить, кто же именно.
      - У меня тоже такое впечатление.
      - Никаких улик против нас у нее, разумеется, нет.
      - Разумеется.
      Джуниор бросил настороженный взгляд на отца.
      - Она умна.
      - Как бестия.
      - И с внешностью полный порядок. Отец с сыном понимающе хмыкнули.
      - Да, хороша, - проронил Ангус. - Но ведь и мать была недурна.
      Улыбка медленно сползла с лица Джуниора.
      - Да уж.
      - Все еще тоскуешь по ней? - Ангус внимательно посмотрел на сына.
      - Иногда. Ангус вздохнул.
      - Конечно, если теряешь такого близкого друга, боль, должно быть, проходит не скоро. Ты же все-таки человек. Но я считаю, глупо до сих пор оплакивать женщину, которая столько лет в могиле.
      - Ну, оплакиванием это вряд ли можно назвать, - возразил Джуниор. - С того дня, когда я понял принцип действия этого прибора, - сказал он, поглаживая ширинку, - подолгу он у меня не простаивал.
      - Да я не о том говорю, - Антус нахмурился. - Найти бабу, чтобы спать с ней, - дело нехитрое. Я говорю о твоей жизни. Пора посвятить себя чему-то. После смерти Седины ты долго был сам не свой. Далеко не сразу пришел в себя. Ладно, это можно понять.
      Он оттолкнул скамеечку для ног от кресла, выпрямился и ткнул широким толстым пальцем в Джуниора.
      - Но ты, парень, чересчур это дело затянул, полный ход так с тех пор и не развил. Посмотри на Рида. Он тоже тяжело переживал смерть Селины, но оклемался же.
      - Откуда ты знаешь, что оклемался?
      - А ты видел, чтобы он хандрил?
      - Однако трижды женился я, а не Рид.
      - Нашел чем гордиться! - рявкнул Ангус, потеряв терпение. - Рид живет толково, делает карьеру.
      - Карьеру? - презрительно фыркнул Джуниор. - Шериф в этом занюханном городишке - тоже мне карьера! Кусок дерьма.
      - А что же, по-твоему, карьера? Перетрахать за свою жизнь всех баб членов городского клуба?
      - Здесь, на ранчо, я тоже не баклуши бью, - возразил сын. - Все утро вел переговоры по телефону с тем скотоводом из Кентукки. Он уже почти готов купить жеребенка, которого кобыла Еще-Чуточку от Хитрого-Малого принесла.
      - Ага, и что же он говорит?
      - Что он серьезно подумывает о покупке.
      Ангус вылез из кресла и одобрительно пророкотал:
      - Отличная новость, дружок. Этот старикан - сукин сын почище многих. Я о нем всякого наслышался. Он кореш Хитреца Ханта. Когда они выигрывают забег, он кормит лошадей черной икрой, выпендривается как может.
      Ангус хлопнул Джуниора по спине и взъерошил ему волосы, словно тому было годика три, а не сорок три.
      - И тем не менее, - Ангус вновь нахмурился, - это лишь подчеркивает, сколько мы потеряем, если комиссия по азартным играм аннулирует нашу лицензию еще до того, как на ней высохнут чернила. Тут достаточно намека на скандал, и нам крышка. Так как же нам быть с Александрой?
      - Что значит - как с ней быть?
      Оберегая большой палец, Ангус осторожно заковылял к холодильнику за новой бутылкой пива.
      - Она ведь по нашему хотению не провалится в тартарары. - Он ловко откупорил бутылку. - На мой взгляд, нам необходимо убедить ее в нашей полной невиновности. Мы - честные граждане. - Он нарочито пожал плечами. - А поскольку мы и есть честные граждане, убедить ее в этом не составит особого труда.
      Джуниор увидел, что отцовская голова уже работает на полную мощность.
      - И каким способом мы это сделаем?
      - Не мы, а ты. Тем самым, которым ты владеешь в совершенстве.
      - А именно?
      - Обольсти ее.
      - Обольстить ее?! - изумился Джуниор. - Мне кажется, она не очень-то подходит для обольщения. Она, я уверен, нас на дух не переносит.
      - Стало быть, это и надо изменить в первую голову. И заняться этим должен ты. Для начала постарайся во что бы то ни стало ей понравиться. Я бы и сам взялся, будь я во всеоружии. - Он озорно улыбнулся сыну. - Как, справишься с таким неприятным заданием?
      Джуниор усмехнулся в ответ.
      - Я чертовски рад, что подвернулась возможность испытать свои силы.
      Глава 6
      Ворота были распахнуты. Алекс въехала на территорию кладбища. Она никогда еще не бывала на материнской могиле, но знала номер участка: нашла его в бумагах, которые разбирала после того, как отправила бабушку в лечебницу.
      Холодное небо неприветливо хмурилось. Солнце зависло на западе над самым горизонтом, как огромный оранжевый диск с каким-то латунным отблеском. Длинные тени от надгробий падали на жухлую траву.
      Посматривая на скромные таблички указателей, Алекс нашла нужный ряд, поставила машину и вышла. Насколько она могла судить, кроме нее, вокруг никого не было. Здесь, на окраине города, ветер, казалось, дул сильнее, а его завывание было более зловещим. Подняв воротник мехового жакета, она направилась к своему участку.
      Хотя она приехала специально, чтобы отыскать могилу, увидеть ее Алекс оказалась не готова. Могила возникла перед нею неожиданно. Первым порывом было отвернуться, как если бы она наткнулась на нечто ужасное, нечто страшное и отвратительное.
      Прямоугольная плита возвышалась над землей не более чем на два фута. Алекс и не заметила бы ее, если бы не выбитое на камне имя матери. Далее шли даты рождения и смерти - больше ничего. Ни эпитафии. Ни непременного "От любящих". Ничего, кроме голых дат.
      При виде этой скудной надписи у Алекс сжалось сердце. Седина была так молода, так хороша, подавала большие надежды - а тут такая безликость!
      Она опустилась на колени возле могилы, которая находилась несколько поодаль от других, на гребне пологого склона. Тело отца Седины было в свое время переправлено из Вьетнама в его родную Западную Вирджинию благодаря любезности армейского командования США. Дедушку Грэма, умершего, когда Седина была еще ребенком, похоронили в его родном городе. Могила Селины казалась особенно одинокой.
      Камень был холодным на ощупь. Алекс обвела пальцем буквы материнского имени, потом положила ладонь на сухую ломкую траву рядом с надгробием, словно надеясь услышать биение сердца.
      Она по наивности вообразила, что каким-то сверхъестественным образом сумеет вступить в общение с матерью, но почувствовала лишь, что руку ей колет щетинка травы.
      - Мама, - прошептала она, как бы пробуя слово на вкус. - Мама. Мамочка.
      Слова казались чужими. Она их никому и никогда не говорила.
      - Она уверяла, что вы узнаете ее по одному только голосу. Вздрогнув, Алекс резко обернулась. Ахнула от испуга, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.
      - Вы меня напугали. Что вы здесь делаете? Джуниор Минтон опустился рядом с ней на колени и положил на могильный камень букет живых цветов. Мгновение он пристально смотрел на надгробие, потом повернул голову и задумчиво улыбнулся.
      - Я позвонил в мотель, но у вас никто не отвечал.
      - Как вы узнали, где я остановилась?
      - В нашем городе все про всех все знают.
      - Но никто не знал, что я поеду на кладбище.
      - Вычислил путем несложного рассуждения: попытался представить себе, куда бы я пошел на вашем месте. Если вам мое общество мешает, я уйду.
      - Нет, ничего. - Алекс оглянулась на имя, высеченное на холодном и сером бесстрастном камне. - Я здесь никогда не была. Бабушка отказывалась возить меня сюда.
      - Бабушка у вас не самый добродушный и уступчивый человек.
      - Да, пожалуй, не самый.
      - Вам в детстве очень не хватало матери?
      - Очень. Особенно когда я пошла в школу и увидела, что в целом классе только у меня нет мамы.
      - Многие дети не живут с матерями.
      - Да, но они знают, что мать у них есть.
      Эту тему ей было трудно обсуждать даже с друзьями и близкими. И уж вовсе не хотелось обсуждать ее с Минтоном-младшим, как бы сочувственно он ни улыбался.
      Она тронула принесенный им букет и растерла лепесток красной розы в холодных пальцах. После камня лепесток на ощупь казался теплым бархатом, но цветом походил на кровь.
      - Вы часто приносите цветы на могилу моей матери, мистер Минтон?
      Он не отвечал, пока она вновь не взглянула на него.
      - В день, когда вы появились на свет, я был в роддоме. Видел вас до того, как вас обмыли. - Он улыбнулся открытой, сердечной, обезоруживающей улыбкой. Вам не кажется, что уже по одной этой причине мы можем обращаться друг к другу по имени?
      Отгородиться от его улыбки было невозможно. От нее и железо бы расплавилось.
      - В таком случае зовите меня Алекс, - улыбаясь в ответ, сказала она.
      Он оценивающе осмотрел ее с ног до головы.
      - Алекс. Мне нравится.
      - Так как же?
      - Что именно? Нравится ли ваше имя?
      - Нет. Часто ли вы приносите сюда цветы?
      - Ах, вот вы о чем. Только по праздникам. Мы с отцом обычно приносим цветы на ее день рождения, на Рождество, на Пасху. Рид тоже носит. А уход за могилой мы оплачиваем вместе.
      - И на то есть причина?
      Он как-то странно взглянул на нее и ответил просто:
      - Мы все любили Седину.
      - Полагаю, кто-то из вас и убил ее, - тихо сказала она.
      - Вы ошибаетесь, Алекс. Я ее не убивал.
      - А ваш отец? Мог он ее убить, как вы думаете? Он отрицательно покачал головой.
      - Он относился к Седине как к дочери. И считал ее дочерью.
      - А Рид Ламберт?
      Он лишь пожал плечами, словно тут и объяснений не требовалось.
      - Рид? Ну, знаете...
      - Что?
      - Рид никогда не смог бы ее убить.
      Алекс плотнее запахнула жакет. Солнце село, холодало с каждой минутой. Когда она заговорила, возле ее губ повисло облачко пара.
      - Сегодня я весь день просидела в библиотеке, читала подшивки местной газеты.
      - И что-нибудь вычитали обо мне?
      - О да, все о том, как вы играли в футбольной команде "Пантеры Пурселла".
      Он засмеялся; ветер трепал его светлые волосы, гораздо светлее, чем у Рида, и более ухоженные.
      - Увлекательное, наверно, чтение.
      - Да уж. Вы с Ридом были капитанами команды.
      - Черт, правда. - Он согнул руку, будто хвастаясь крепкими бицепсами. - Мы считали себя непобедимыми - этакие крутые ребята.
      - В предпоследнем классе мать стала королевой бала на вечере встречи выпускников. Я видела фотографию, где Рид целует ее во время перерыва между таймами.
      Алекс испытала странное чувство, когда разглядывала этот снимок. Раньше она его никогда не видела. Бабушка почему-то не держала его среди других фотографий; возможно, потому, что Рид целовал Седину дерзко, по-настоящему, так, словно имел на нее права.
      Ничуть не смущаясь ликующей толпы на стадионе, он властно обвил руками талию Седины. Голова ее под поцелуем откинулась назад. А он выглядел победителем в своей забрызганной грязью футбольной форме, с видавшим виды шлемом в руке.
      Посмотрев на фотографию несколько минут, Алекс почувствовала этот поцелуй на собственных губах.
      Вернувшись к действительности, она сказала:
      - Вы ведь познакомились с моей матерью и Ридом гораздо позже, не правда ли?
      Вытянув из земли травинку, Джуниор стал крошить ее пальцами.
      - В девятом классе. До тех пор я учился в Далласе в интернате.
      - Сами так решили?
      - Мать решила. Она не желала, чтобы я набрался неподходящих, с ее точки зрения, манер у детей нефтяников и ковбоев, поэтому каждую осень меня отправляли в Даллас. Долгие годы мое воспитание было яблоком раздора между матерью и отцом. Он наконец настоял на своем, заявив, что надо же мне когда-нибудь узнать, что на свете существуют и другие люди, не одни только "бледные маленькие ублюдки" - это я его цитирую - из частных школ. И в ту же осень записал меня в пурселлскую среднюю школу.
      - Как перенесла это ваша мать?
      - Не слишком хорошо. Она была решительно против, но поделать ничего не могла. Там, откуда она родом...
      - Откуда же?
      - Из Кентукки. В свое время ее отец был одним из лучших коневодов в стране. Это он вывел победителя знаменитых скачек "Тройная корона".
      - А как она познакомилась с вашим отцом?
      - Ангус поехал в Кентукки покупать кобылу. А вернулся с кобылой и с моей матерью. Прожив здесь более сорока лет, она до сих пор придерживается традиций семейства Пресли, в том числе - отправлять всех отпрысков в частную школу. А папа не только записал меня в рядовую пурселлскую школу, но еще и настоял, чтобы я играл в футбольной команде. Тренеру эта мысль пришлась не очень-то по душе, но отец купил его, пообещав обеспечить формой всю команду, если он меня возьмет, ну и...
      - Ангус Минтон слов на ветер не бросает.
      - Уж будьте покойны, - засмеялся Джуниор. - Говорить ему "нет" без толку, он его не слышит; так я стал играть в американский футбол. Если бы не отец, я бы и близко к полю не подошел и в первую же тренировку меня изметелили бы до полусмерти. Ребята меня, ясное дело, невзлюбили.
      - За то, что вы самый богатый мальчик в городе?
      - Да, работенка эта нелегкая, но кому-то же ее надо делать, - обаятельно улыбаясь, ответил он. - Во всяком случае, когда я в тот вечер пришел домой, то заявил отцу, что с одинаковой силой ненавижу и пурселлскую среднюю школу, и футбол. Сказал, что мне намного больше нравятся бледные маленькие ублюдки, чем такие громилы, как Рид Ламберт.
      - И что было потом?
      - Мама рыдала до истерики. Отец ругался и неистовствовал. Потом вывел меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе в кровь все руки.
      - Какой ужас!
      - Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать не мог: здесь вся жизнь - игра; еда, выпивка, сон - все вертится вокруг футбола. Слушайте! - воскликнул он. - Я тут разболтался о пустяках, а вы небось замерзли.
      - Нет.
      - Точно?
      - Да.
      - Хотите уйти?
      - Нет. Хочу, чтобы вы продолжали болтать о пустяках.
      - Это официальный допрос?
      - Это разговор, - довольно резко сказала она, и он ухмыльнулся.
      - Суньте, по крайней мере, руки в карманы. Взяв се ладони, он направил их в карманы ее жакета, сунул поглубже и погладил поверх меха. Алекс возмутил этот интимный жест. Бесцеремонный и в данных обстоятельствах крайне неуместный. Однако, решив не заострять на этом внимание, она сказала:
      - Итак, насколько я понимаю, в команду вы все же вошли.
      - Да, во вторую команду школы, но не выступал ни в едином матче, кроме самого последнего. В районном чемпионате. Он опустил голову и задумчиво улыбнулся.
      - Разрыв был в четыре очка, не в нашу пользу. Обычный гол нас уже бы не спас. До конца тайма оставались считанные секунды. Мяч был у нас, но ситуация на поле была безнадежная, да и лучшие принимающие игроки еще раньше получили травмы.
      - О господи.
      - Я же вам сказал, футбол здесь - дело кровавое. Короче говоря, когда очередную звезду бегом выносили на носилках с поля, тренер поглядел на скамью запасных и выкрикнул мое имя. Я чуть штаны не обмочил.
      - И что же дальше?
      - Я сбросил пончо и побежал к своим; был тайм-аут, они стояли, сбившись в кучу. Из всех игроков только на мне была чистая фуфайка.. А защитник...
      - Рид Ламберт? - Алекс знала это по газетным отчетам.
      - Да, мой кумир, повергавший меня в ужас. Увидев, что иду я, он довольно громко застонал, а потом, когда я сообщил, какую комбинацию предложил мне сыграть тренер, застонал еще громче. И, глядя мне в переносицу, сказал: "Ну, щенок, если я брошу тебе этот чертов мяч, смотри не упусти его, а то хуже будет".
      Джуниор замолчал, погрузившись в воспоминания.
      - Я этого до самой смерти не забуду. Рид диктовал условия.
      - Условия?
      - Нашей дружбы. В тот миг я должен был доказать, что достоин его дружбы, другого случая не представилось бы.
      - Это было так важно?
      - Елки-палки, еще бы! Я уже достаточно долго проучился в той школе и понимал: если я не сумею поладить с Ридом, мне выше дерьмовой "шестерки" сроду не подняться.
      - И вы взяли его пас?
      - Если честно, то "взял" сказать нельзя. Рид послал мяч прямо сюда, - он указал себе на грудь, - между номерами у меня на фуфайке. С тридцати пяти ярдов. Мне ничего не оставалось, как схватить мяч обеими руками и пронести его за линию ворот.
      - И этого оказалось достаточно, верно?
      Он улыбался все шире и наконец расхохотался.
      - Ага. Так оно и началось.
      - Отец ваш был, наверно, в восторге. Джуниор закинул голову и залился смехом.
      - Он перепрыгнул через забор, перемахнул через скамью запасных и выбежал на поле. Подхватил меня на руки и несколько минут носил по полю.
      - А ваша мама?
      - Мама! Да она скорей бы умерла, чем пошла на футбол. Считает его дикостью. - Он фыркнул и стал теребить мочку уха. - В общем-то, она, черт возьми, права. Но мне плевать было, кто что обо мне думает. Главное, в тот вечер мной очень гордился отец.
      Его голубые глаза сияли.
      - Он даже не был знаком с Ридом, но обнял и его, прямо в чем тот был, в грязной футбольной форме. С того вечера они тоже подружились. У Рида вскоре умер отец, и он переехал к нам на ранчо.
      С минуту он молча предавался воспоминаниям. Алекс не стала мешать ему. Наконец Джуниор взглянул на нее и вдруг застыл в удивлении.
      - Господи, до чего же вы сейчас похожи на Седину, - тихо проговорил он. Не столько чертами, сколько выражением лица. Вы так же умеете слушать. - Он протянул руку и дотронулся до ее волос. - Она очень любила слушать. По крайней мере, у ее собеседника складывалось такое впечатление. Могла часами сидеть неподвижно и просто слушать.
      Он убрал руку, хотя ему явно не хотелось ее убирать.
      - Именно это вас сначала в ней и привлекло?
      - Черт, нет, конечно, - он лукаво улыбнулся. - Сначала меня к ней влекло вожделение юнца-девятиклассника. Когда я впервые увидел Селину в школьном вестибюле, у меня даже дыхание перехватило - так она была хороша.
      - И вы стали за ней бегать?
      - Да вы что? Обалдеть я обалдел, но не спятил же.
      - Как, а ваша безумная любовь к ней?
      - Селина в то время принадлежала Риду, - отрезал он. - Тут даже и вопроса не было. - Он встал. - Пойдемте-ка отсюда. Что бы вы там ни говорили, а вы уже окоченели. Да и страшновато здесь в темноте.
      Озадаченная его последним заявлением, Алекс не возражала, когда он помог ей встать. Она повернулась, чтобы стряхнуть сзади с подола сухую траву, и снова посмотрела на букет, лежавший на могиле. Зеленая вощеная бумага, в которую он был обернут, сухо потрескивала и трепетала на свежем ветру.
      - Спасибо за цветы.
      - Пожалуйста.
      - Ценю, что вы помнили о ней все эти годы.
      - Честно сказать, я пришел сюда и с другим, тайным, намерением.
      - Вот как?
      - Ага. - Он взял ее руки в свои. - Чтобы пригласить вас к нам домой выпить рюмочку.
      Глава 7
      Ее уже ждали. Это стало очевидным, как только она переступила порог длинного и громоздкого двухэтажного дома Минтонов. Желая понаблюдать за подозреваемыми в семейной обстановке, она сразу согласилась поехать с Джуниором к ним домой.
      Входя в гостиную, она невольно подумала: а не является ли она сама объектом наблюдений?
      Алекс твердо решила действовать очень осторожно, и первое испытание не заставило себя ждать: через всю комнату шел Ангус, чтобы пожать ей руку.
      - Очень рад, что Джуниор нашел вас и уговорил прийти, - сказал он, помогая ей снять жакет, который потом бросил в руки Джуниору. - Повесь-ка, хорошо?
      Одобрительно глядя на Алекс, Ангус сказал:
      - Я не знал, как вы воспримете наше приглашение. Мы вам рады.
      - А я рада, что пришла.
      - Прекрасно, - сказал он, потирая руки. - Что будете пить?
      - Белого вина, пожалуйста.
      Его голубые глаза светились дружелюбием, но ей они внушали тревогу. Казалось, он видит ее насквозь и от него не укроется ее внутренняя неуверенность, которую она так старательно прятала под маской самостоятельной, знающей себе цену женщины.
      - Белого вина, значит? Гм, вот уж чего я терпеть не могу. С тем же успехом можно пить газировку. Но жена моя тоже его пьет. Она сейчас спустится. Присаживайтесь, Александра.
      - Она предпочитает, чтобы ее звали Алеке, папа, - сказал Джуниор, подходя вслед за отцом к встроенному в стену бару с напитками, чтобы налить себе виски с водой.
      - Алекс, значит, да? - Ангус поднес ей бокал вина. - Что ж, такое имя, по-моему, даме-прокурору к лицу.
      Комплимент был явно двусмысленный. Она ограничилась тем, что сказала "спасибо" и за него, и за вино.
      - И зачем же вы меня пригласили? На мгновение ее прямота привела Минтона-старшего в замешательство, но он ответил столь же прямо:
      - Слишком много воды утекло - ни к чему нам враждовать. Хочу познакомиться с вами поближе.
      - И я затем же пришла, мистер Минтон.
      - Ангус. Зовите меня Ангус. - Он пристально посмотрел на нее. - Отчего вы вдруг решили стать юристом?
      - Чтобы расследовать убийство матери.
      Ответ как-то непроизвольно сорвался у нее с языка, удивив не только Минтонов, но и саму Алекс. До того она никогда не формулировала даже для себя эту цель. Должно быть, Мерл Грэм не только успешно пичкала ее овощами, но и внушала эту мысль.
      Сделав такое публичное признание, она вдруг поняла, что больше всего сомневается в самой себе. Говорила же бабушка Грэм, что в конечном счете именно она, Алекс, несет ответственность за смерть матери. И если ей не удастся доказать обратное, бремя вины останется с нею до конца ее дней. Она приехала в округ Пурселл, чтобы добиться собственного оправдания.
      - Вы говорите без обиняков, - сказал Ангус. - Это мне нравится. Вилять да темнить - только время зря тратить, я считаю.
      - Я тоже, - сказала Алекс, вспомнив, что сроки ее подпирают.
      Ангус откашлялся, - Не замужем? И детей нет?
      - Нет.
      - Почему?
      - Папа! - делая большие глаза, воскликнул Джуниор, смущенный бестактностью отца.
      Но Алекс не обиделась, ей было даже забавно.
      - Да ничего страшного, в общем-то. Вполне обычный вопрос.
      - И каков же будет ответ? - Ангус сделал большой глоток из своей бутылки.
      - Не было ни времени, ни охоты. Ангус неопределенно хмыкнул:
      - А здесь кое у кого слишком много времени, да маловато охоты.
      Он уничтожающе посмотрел на Джуниора.
      - Папа имеет в виду мои неудачные браки, - пояснил тот.
      - Браки? Сколько же их было?
      - Три, - поморщившись, признался Джуниор.
      - И ни одного внука, - проворчал Ангус, похожий на недовольного медведя. Он погрозил сыну пальцем. - И ведь не то чтобы не знает, как получают приплод.
      - Твои манеры, Ангус, как всегда, вызывают сожаление. Все трое одновременно обернулись. В дверях стояла женщина. Алекс уже мысленно представляла себе, какой должна быть жена Ангуса - сильная, самоуверенная, сварливая, - словом, ни в чем ему не уступающая, этакая грубая баба, обожающая ездить верхом, охотиться с гончими, из тех, кто чаще держит в руках арапник, чем щетку для волос.
      Миссис Минтон оказалась полной противоположностью тому образу, который составила себе Алекс. У нее была гибкая фигура, а лицо тонкое, как у дрезденской фарфоровой статуэтки. Седеющие светлые волосы мягкими локонами обрамляли лицо, бледное, как двойная нитка жемчуга, обвивавшая ее шею. Одета она была в лиловато-розовое шерстяное платье с широкой юбкой, которая при ходьбе плавно развевалась вокруг стройных ног. Она вошла и села в кресло рядом с Алекс.
      - Это Алекс Гейтер, дорогая, - сказал Ангус. Если даже его и рассердило замечание жены, он виду не подал. - Алекс, это моя жена, Сара-Джо.
      Сара-Джо Минтон, наклонив голову, официально и холодно произнесла:
      - Очень рада познакомиться, мисс Гейтер.
      - Благодарю вас.
      Бледное лицо Сары-Джо осветилось, а прямые тонкие губы изогнулись в лучезарной улыбке, когда Джуниор без всякой просьбы поднес ей бокал белого вина.
      - Спасибо, мой дорогой.
      Он наклонился и поцеловал мать в подставленную ему гладкую щеку.
      - Прошла головная боль?
      - Не совсем, но я вздремнула, и стало легче. Спасибо за заботу.
      Она погладила его по щеке. Ее молочной белизны рука, отметила Алекс, была на вид хрупкой, как сорванный бурей цветок. Обращаясь к мужу, Сара-Джо сказала:
      - Неужели так необходимо вести разговоры о приплоде в гостиной, а не в хлеву, где они более уместны?
      - В собственном доме я буду говорить, о чем мне заблагорассудится, заявил Ангус, хотя, судя по всему, ничуть на нее не рассердился.
      Джуниор, привыкший, видимо, к их пикировкам, засмеялся и, отойдя от матери, сел на подлокотник кресла, в котором сидела Алекс.
      - Собственно, мы говорили не о приплоде как таковом, мама. Просто папа сокрушался насчет того, что я не в состоянии удержать жену достаточно долго, чтобы она успела принести наследника.