- Да, - вставил хрипло Поллард, - мы не можем позволить этому ублюдку выскользнуть из рук правосудия, не так ли? Извини, сынок. - Он попросил прощения за непристойность, затем присел на корточки перед Кевином, его черные брюки настолько натянулись, что могли бы треснуть, будь материал чуть тоньше. - А как ты, Кевин, согласен? Хочешь давать показания?
      - Я уже сказал, что хочу, - ответил Кевин. Поллард странно посмотрел на меня.
      - Мы уже обсудили это, - сказал я.
      Поллард еще долго не сводил с меня взгляда.
      На следующий день я неторопливо обходил залы суда, разыскивая Бекки. Накал борьбы в зале суда взбодрил меня, как обычно, и в то же время заставил ощутить свою ненужность. Обуреваемый противоречивыми чувствами, я дошел до зала заседаний судьи Хернандеса и обнаружил Бекки, увлеченную разговором с Линдой Элениз.
      Улыбнувшись, я прибавил шагу. Линда не изменила выражения лица, когда повернулась в мою сторону. Мне было оно знакомо. В ее руках была сейчас чья-то жизнь.
      - Линда! Рад тебя видеть. Я на днях звонил тебе, но, конечно же, не застал.
      Линда мило улыбнулась, не слишком сердечно, как будто боялась, что излишне раскроет себя.
      - Привет, Марк. Тебе бы стоило проинструктировать свою коллегу, чтобы она не была столь непреклонной. Я могу разозлиться.
      Я, конечно, не собирался вмешиваться, только бросил беглый взгляд на Бекки и обратился к Линде.
      - Ты освободилась? Пойдем пообедаем?
      - Вот и я, - вмешался кто-то с бесцеремонностью, присущей юристам, я был уверен, что обращаются ко мне, но мужчина лет под тридцать, прямоносый, большелобый, в темных очках, подошел к Линде. - Послушай, у меня небольшая проблема в деле номер сто семьдесят пять. Может, посмотришь... о, простите.
      Линда изменилась в лице, что было ей несвойственно, наверное, на то была причина.
      - Марк, ты знаком с Роджером Гуэррой? Мы с Роджером сейчас вместе работаем.
      - О, я и не знал, но мы с Роджером встречались.
      Роджер радужно улыбнулся.
      - Линда меня натаскивает, говорит, что я путаник. Она лучшая в своем деле. - Он коснулся ее руки. Его взгляд говорил о крайней расположенности. Линда не проявляла своих чувств. Она похлопала его по руке, и он ответил ей тем же. - Но ведь я не должен тебе докладывать об этом? - обратился ко мне Роджер.
      Я не возражал и обратился к Линде:
      - Спасибо за добрые слова, переданные Тиму.
      Ее взгляд потеплел. Мне показалось, что она искусно скрывает доброе ко мне отношение.
      - Я сказала ему правду.
      - Неужели, Линда, а я-то думал, что ты грубо льстишь мне, нарываясь на ответный комплимент.
      Наконец-то она улыбнулась, потому что мы оба знали, что она скорее откусит язык, чем выдаст заведомую ложь. Миляга Роджер увел ее в другой зал суда, чтобы обсудить свою проблему. Линда так и не обернулась, она знала, что я провожаю ее взглядом.
      - Знаешь, она не была самым лучшим заместителем. - Бекки подошла ко мне. Я рассеянно слушал ее. - Но она стала прекрасным защитником. - Я молчал. - С другой стороны, - заключила Бекки, - мое мнение на ее счет, видимо, не слишком тебя интересует.
      Только что ушла женщина, с которой было связано мое прошлое и которая, я надеялся, могла быть рядом со мной в будущем, но я ошибся.
      В тот день я раньше времени ушел со службы. Бекки столкнулась со мной на выходе и поразилась моему раннему исчезновению.
      - Куда ты идешь?
      - По личным делам, - ответил я.
      Она сделала большие глаза.
      - Правда?
      - По семейным делам, - добавил я, не понимая, с чего это пускаюсь в объяснения. Бекки тоже удивилась.
      - О, извини, - сказала она. - Ну что ж...
      Странно было появляться дома до наступления темноты, как будто я намеревался застать врасплох дневного жильца. Я перебрал гардероб, стараясь выбрать, что надеть, направляясь к своей семье. Я шел туда по приглашению, но не должен был выглядеть гостем.
      - Послушай, - сказала Луиза по телефону. - Я хочу попросить тебя о любезности.
      - Конечно, - машинально кивнул я, словно она меня видела.
      - Мне бы хотелось, чтобы ты пришел к нам вечером в следующую пятницу, на ужин. И остался подольше, - поспешно добавила она. - Я просто хочу, чтобы ты присутствовал при важном событии. - Она замолчала и рассмеялась сама над собой. Когда она снова заговорила, то показалась мне более раскованной. Понимаешь, в чем дело, Марк... У Дины первое свидание.
      - Свидание?
      - Да, первое. Я бы не стала тебя беспокоить, но мне бы хотелось, чтобы ты приехал. Мальчик собирается заглянуть к нам, и я подумала, что было бы хорошо, если бы его встретил отец.
      - Хочешь, чтобы я нагнал на него страху, да? Хорошо, я прихвачу парней, и мы устроим юному террористу горячий прием. - Луиза стоически выдержала эту тираду. - Хорошо, Луиза. Думаю, мы справимся. К тому же парню сколько, тринадцать? Я могу принести свои грязные вещи и разбросать их повсюду? Все будет в порядке, пока Дина не выйдет и не скажет: "Папа! Что ты здесь делаешь?"
      Луиза пропустила мои неуклюжие шутки мимо ушей.
      - Приходи пораньше, - сказала она. - Я хочу, чтобы мальчик застал окончание ужина.
      Я принялся одеваться для псевдосемейного ужина, пытаясь соблюсти точную меру домашнего формального тона. Неловкость ситуации развеселила меня, но предстоящее событие по-настоящему взволновало. Первое свидание моего ребенка. Свидание. Она еще слишком мала. Только сопляк с большим самомнением мог склонить тринадцатилетнюю девчонку к свиданию, особенно в начале учебного года. Что возомнил о себе этот маленький головорез?
      - Ты же не заставишь меня пожалеть, что я пригласила тебя, правда? терпеливо спросила Луиза, когда я все это выложил ей позже на кухне. Просто встреть мальчика и ничего не говори.
      В дверь позвонили.
      - Что-то рано, не правда ли? - спросил я. Луиза возилась с духовкой.
      - Нет, это наверное... - начала было она, но я уже направился к двери. Она распахнулась прежде, чем я успел подойти.
      - О, - сказал я, - Дэвид. Мы что, выступаем единым фронтом?
      Я обнял сына, почувствовал, что переигрываю, и принялся похлопывать его по плечам, походя на сонного офицера Французского иностранного легиона.
      - Как ты?
      - Прекрасно, - ответил Дэвид. - Прекрасно. Я пришел без приглашения. Не мог пропустить такое событие.
      Я толкнул дверь и выглянул наружу.
      - А где Викки?
      - Она не пришла. Привет, мама.
      Дэвид прошел в столовую, чтобы обнять Луизу. Он выглядел мальчишкой, хотя и был выше нее. Дэвиду было двадцать шесть, он вымахал с меня ростом, но был ужасно худым. Мне иногда казалось, что он переломится как соломинка.
      - Ну, - произнес он, - где же виновница торжества? - и пошел по коридору, чтобы найти ее. Я услышал, как скрипнула дверь в комнату Дины, как она завизжала от радости. Я не знал, что они такие большие друзья. Они росли каждый сам по себе, Дэвид был уже учеником старших классов, когда Дина подрастала, и завел жену и семью, прежде чем она стала представлять для него какой-то интерес. Я обрадовался, что они нашли время сблизиться. Мы с Луизой переглянулись. Она не ответила на мой невысказанный вопрос, пригласила ли она Дэвида, чтобы устроить мне сюрприз.
      Дина появилась из своей комнаты и застенчиво подошла, чтобы поздороваться со мной. Было видно, что она ждет моего одобрения. На ней было кремовое платье воротом, напоминающим капюшон, очень миленькое обыкновенное платье. В нем Дина выглядела славным подростком, а не взрослой женщиной в миниатюре.
      - Ты прекрасно выглядишь, дорогая, - сказал я ей.
      Она улыбнулась и принялась помогать Луизе накрывать на стол. Я наполнил бокалы аперитивом, чаем со льдом, минеральной водой и кока-колой. Мы засновали между кухней и гостиной, и эта суета заменяла нам общение.
      Мы разместились за столом, и я в смущении посмотрел на Дэвида. Всякий раз наши встречи напоминали мне о свидании с ним за тюремной решеткой. Прошло три года, но я никак не мог забыть его тогдашний затравленный взгляд. Меня все еще не покидало чувство вины, что по моему недосмотру он попал в тюрьму. Не знаю, какие чувства обуревали Дэвида, но наши отношения дали трещину.
      Он, однако, держался молодцом, не прятал глаз. В кругу семьи ему было хорошо. Он, конечно, возмужал за эти три года. Иногда он хмурился, заботливо склонялся к Луизе, замолкал, прежде чем ответить на вопрос, когда хотел казаться взрослым. Луиза и Дина не сводили с него восхищенного взгляда.
      - Так кто этот парень? - спросил я.
      Все посмотрели на меня. Я тут же понял, что для остальных это не тайна. Дэвид исподтишка посмотрел на Дину, в ответ она шлепнула его по руке, не поднимая глаз.
      - Его зовут Стив, - ответила она. - Он очень милый.
      - Стив? А что стало с Джеффом и... как звали второго?
      - Мэтт. - Дэвид засмеялся.
      Дина пренебрегла его подсказкой.
      - Что с ними стало? - переспросила она меня, как будто я был Барбарой Уолтерс, задавшей слишком личный вопрос.
      - Я думал, тебе нравился Джефф, а Дэнни просто позванивал время от времени. Значит, Стив тебе нравится больше, или он...
      - Я не собираюсь за него замуж, - отрезала Дина насупившись.
      Дэвид подмигнул мне.
      - Джефф просто немного медлителен.
      - Ты имеешь в виду, - подыграл я ему, показывая на свою голову, - не самый умный мальчик в классе?
      - Не в этом смысле, - вставила Дина. - Он просто не умеет ухаживать.
      Рассерженная Дина выглядела очень симпатичной.
      - Надеюсь, мы не будем говорить о Джеффе, когда придет Стив? поинтересовалась Луиза.
      - Может, этим двум стоит убраться, пока он не появился? - мрачно пошутила Дина.
      Мы с Дэвидом переглянулись.
      Ирония всегда нас объединяла. Мы легко вжились в роли. Теперь можно было спокойно обсуждать успехи Дины в школе, работу Дэвида. Я пытался вникнуть в то, что он рассказывал о компьютерном пиратстве. Перед арестом у него была хорошая работа в маленькой компании, где он довольно успешно делал карьеру. Они снова приняли его на службу, когда он освободился из-под стражи, но прежнего дружелюбия не проявили. Компания обратилась к другим областям компьютерных технологий, оставив без внимания то, в чем Дэвид был специалистом. У него была степень по математике, он даже сам составил несколько компьютерных программ. Но в нем уже были не так заинтересованы, как перед срывом его карьеры. Он поведал нам об этом в общих чертах. Я очень хотел спросить, не тяготит ли его работа, сошелся ли он с бывшими друзьями и что стало с его браком? Какими были их отношения с Викки, к которой он не был особенно привязан даже перед этой трагедией? Этого вопроса я не решался задать.
      Я чувствовал, как успокаиваюсь, ощущаю себя комфортно, как будто мы стали тем, чем хотели казаться: сплоченной семьей. Нам с Луизой этого так не хватало раньше, особенно в последние годы нашей совместной жизни. Я бы не сидел за столом ради поддержания нашей общности. Я бы вскакивал и метался по комнате, читал бы отчеты или разговаривал по телефону, завершал дела за прошедший день или готовился к следующему. Я не хочу сказать, что полностью отдался бы работе, но не смог бы посвятить весь вечер семье. Я не считал себя трудоголиком. Но меня крайне интересовала моя профессия. Теперь я думаю, что хотя и не уделял все время работе, но пренебрегал ради нее домашними обязанностями. Семья понимала, что настоящая жизнь для меня начинается в офисе или зале заседаний.
      Роман с Линдой играл здесь второстепенную роль. Я уже задолго до этого игнорировал свою семью. И только теперь, оказавшись в кругу семьи гостем, я осознал, чего лишился. В моих силах было сохранить семейные узы, стоило мне чуть больше проводить времени дома. Нам бы не пришлось сейчас разыгрывать семейную идиллию.
      - Черт, - сказала Дина, посмотрев на часы Дэвида.
      - Ты прекрасно выглядишь! - бросил я ей вслед, когда она пулей вылетела из-за стола. - Я помогу, - добавил я, когда Луиза поднялась и стала собирать тарелки.
      - Сиди, сиди, - ответила она.
      - Мне показалось, ты подчеркивала, что парень должен лицезреть семью за столом, - напомнил я ей.
      - Мы же не хотим, чтобы нас приняли за грязнуль, правда? - ответила она, исчезая в кухне.
      Нас с Дэвидом оставили одних намеренно, как могло показаться.
      - Не хочешь пройти в прихожую и спрятаться за занавеску? - спросил он.
      Мы остались в гостиной.
      - А что делает сегодня вечером Викки? - небрежно спросил я.
      Дэвид не подал виду, но было заметно, что ему неприятно это обсуждать.
      - Пошла в кино. Мне не хотелось смотреть этот фильм, а она решила, что нет повода для семейного сбора.
      Я не помню случая, чтобы отправился в кино без жены. Многие картины, которые я видел, были интересными. То же самое можно было сказать о Луизе. И я не понимал, какое будущее ожидает Дэвида с женщиной, которая считает семейные традиции не достойными внимания. Интересно, сопровождал ли Дэвид Викки на семейные торжества или они взаимно проявляли холодность по отношению к родственникам друг друга? Мы с Луизой и подумать не могли о такой отчужденности. Нам проявления родственных чувств не казались жертвой.
      Предавшись раздумьям, я на какое-то время замолчал, и Дэвид, по-видимому, догадался о моих мыслях. Обычно нам не составляло труда читать мысли друг друга. Я вспомнил недавнюю просьбу Луизы поговорить с Дэвидом, ей казалось, что у него не все ладно.
      - Можно подумать, что большую часть времени ты проводишь один.
      Он ответил так, будто никогда раньше об этом не задумывался.
      - Думаю, да.
      - Ты знал об этом заранее? А что твои коллеги, у тебя с ними проблемы?
      Он горько засмеялся и совсем не походил теперь на того жизнерадостного мальчишку, который развлекал нас за столом.
      - Больше, чем ты можешь себе представить, - ответил он.
      - Ну... Но ты не можешь просто отвернуться от всех, Дэвид. В случившемся не было твоей вины. Я знаю, что пройдет время, прежде чем твоя жизнь войдет в нормальную колею, но ты должен стараться...
      - Нет, - прервал он меня кивком головы и сухо усмехнулся. - Не в этом дело. Я не сказал, что ощущаю неудобства от того, что люди исподтишка изучают меня. Все было нормально, я снова втянулся в работу. Но...
      Он опустился в кресло, такое же хрупкое, как и он.
      - Я сам нарочно ставлю их в неловкое положение. Иногда я подвергаю их пыткой взглядом. - Он насупился, слегка наклонив голову, исподлобья и в упор пробуравил меня взглядом, будто прикидывая, стоит ли проколоть мне шины или сразу зарезать меня самого. Я раньше видел такое выражение на лице человека, обвиняемого в ужасном преступлении.
      Дэвид рассмеялся, снова превратившись в мальчишку.
      - Я пользуюсь этим, папа. Мне хочется быть этаким монстром в их среде. Я не желаю, чтобы все просто вернулось в нормальное русло. И если они решили пялиться на меня, пусть им будет на что посмотреть. - Теперь он действительно выглядел расстроенным. Он отвел от меня взгляд, рассматривая занавески и пол. - При встрече с человеком я задаюсь вопросом, знает ли он о моем прошлом. И представляешь? Я бываю раздосадован, если нет. Однажды я вел переговоры, оппоненты наскитались, настоящая торговля, понимаешь, и внезапно они отступили. Я задумался о причине происшедшего. Может, они вдруг вспомнили, кто я такой? В любом случае... - Он рассмеялся. - Я не могу тебе объяснить.
      - Не стоит утруждаться, я тебя понял, - сказал я.
      Он перестал отводить глаза.
      - По крайней мере, мне так кажется. Многие держат в памяти твое прошлое, но относятся к нему по-разному. Кое-кто задается вопросами. Им интересно, какую роль в этой истории сыграл я. Кого запугал, до кого добрался и как. И я ни разу не оправдывался, а предоставлял им возможность составить собственное мнение.
      Дэвид, казалось, прикидывал, действительно, ли это наш общий секрет или я просто пытаюсь добиться его доверия.
      - Что в этом страшного, если не отметаешь перенесенные неприятности? произнес я.
      Дэвид улыбнулся мне, и это была не та скользкая улыбка, которая играла на его губах во время нашего общения. И только теперь я заметил, как он похож одновременно на меня и на Луизу. Он, наверное, не осознавал этого. Думаю, стоит посмотреть на себя со стороны, чтобы это почувствовать. Но уверен, в тот момент мы были близки.
      В дверь позвонили.
      - Черт, - почти вскричал я, - парень уже на пороге.
      Мы вскочили как по команде и поспешили к двери. Я положил руку Дэвиду на плечо.
      - Только не запугивай его, Дэвид.
      Он непонимающе оглянулся, прикидывая, не шучу ли я, и стоило ли откровенничать со мной.
      - Без крайней нужды, - добавил я.
      Он усмехнулся.
      - Привет, - сказал я в полуоткрытую дверь. Мне пришлось немного опустить голову. Молодой сэр Роббинс стоял у нашего порога. Он был одет не так официально, как я ожидал, без галстука, без пиджака, но на нем были консервативные синие брюки и строгая рубашка с длинным рукавом.
      - Ты, наверное, Стив.
      - Да, сэр.
      Я впустил его в дом. Дэвид кивнул ему и сказал:
      - Пойду проверю, что делает Дина.
      Я опустился на стул. Стив остался стоять. Он выглядел более спокойным, чем можно было предположить. Симпатичный малый. Впрочем, трудно определить, когда парню всего тринадцать. Его нос был обсыпан веснушками, но никаких прыщей, зубы крепкие и белые. Темные волосы коротко пострижены по бокам и длиннее сзади.
      - Девушки всегда заставляют ждать, - сказал я ему, пытаясь выяснить, впервые ли он пришел на свидание.
      - Наверное, - ответил тот.
      Дэвид вернулся вместе, с Луизой, которая немного поговорила со Стивом о школе, даже назвав несколько учителей по именам. Я стоял рядом как человек, на которого только дурак обратил бы внимание.
      Дина медленно вошла в гостиную. Комната превратилась в театральный подмосток. Стив повернулся и увидел ее. Дина прекрасно сознавала, что они со Стивом в центре внимания. Это ее очень сковывало. Гораздо больше, чем сам факт первого свидания. Она неуверенно улыбнулась.
      - Привет, Дина, - сказал парень. - Ты отлично выглядишь. - Эту фразу он услышал по телевизору, и неплохо ее воспроизвел.
      Дина и Стив не посидели с нами. Через несколько минут они уже направились к выходу. Я остановил дочь, чтобы обнять.
      - Веселись, - сказал я ей.
      - Будь осторожен, - обратился я к Стиву со словами, тайный смысл которых был ясен: "Если ты ее хоть пальцем тронешь, оторву голову". Оставалась надежда, что он не столь восприимчив, как кажется, иначе он бы в ужасе удрал, вместо того чтобы по-мужски пожать мне руку.
      Когда они ушли, я спросил:
      - Кто-нибудь сказал ему, что я окружной прокурор? Мне не хотелось самому оповещать его об этом, но он ведь в курсе или нет?
      Дэвид и Луиза рассмеялись.
      - Прекрати, отец, - отмахнулась Луиза. - Или вспомнил прошлые грешки?
      - Я никогда не позволял себе ничего такого на свидании, о чем потом пришлось бы краснеть. Особенно в восьмом классе.
      Мы вернулись в столовую.
      - А я помню кое-что, что могло бы привести отца в ужас, - сказала Луиза.
      - Тихо, ты шокируешь сына.
      Зазвонил телефон, и Луиза поспешила поднять трубку. Агенты по продаже недвижимости, вспомнил я, говорят по телефону в любое время, как и юристы.
      - Как дела дома? - спросил я Дэвида, чувствуя, что мне не удалось остаться равнодушным.
      - Хорошо, - ответил он.
      И все. Я был готов завалить его вопросами: предстоит ли развод, дождусь ли внуков? Всегда ли Викки так холодна, как кажется?
      - Правда? - надавил я.
      Дэвид, похоже, был готов взорваться.
      - Я знаю, тебе никогда не нравилась Викки, - внезапно произнес он.
      - Мне не нравится Викки? - Я был шокирован. - Я почти ее не знаю. Она, похоже, очень милая. Просто не могу понять...
      - Она думает, что ты нами не интересуешься, - сказал Дэвид.
      - Поэтому она не пришла сегодня? Не понимаю, как она могла такое подумать? Я не имею привычки осуждать людей.
      Он фыркнул.
      - Я просто хочу знать, счастлив ли ты с ней, Дэвид. Это все, что меня интересует. - Это прозвучало слишком резко. Я решил пояснить свою мысль. Она мне очень нравится, но это не имеет значения, если ты с ней счастлив.
      - Она не обязана делать меня счастливым.
      - Я не это имел в виду. Я хочу спросить, хорошо ли вам вместе?
      - Мы счастливы, - отрезал он. - Я сказал, что счастливы, разве нет? Сказал?
      - Ну, хорошо, - мягко ответил я.
      Дэвид остыл. Он понял, что зря наскакивал на меня.
      - Как идет подготовка к выборам? - спросил он.
      Разговор о личных делах завершился. Как всегда, меня не оставляло чувство недоговоренности, но я надеялся, что в следующий раз все прояснится.
      Глава 8
      "...Мы считаем, что настало время перемен в службе окружного прокурора. Поэтому господин Блэквелл и состряпал это дело против высокопоставленного, я бы даже сказал выдающегося, гражданина. Поверьте мне, для этих обвинений нет никаких оснований. Это просто отчаянная попытка официального лица удержаться..."
      - Он купил всех сторонников Пейли, - сказал Тим Шойлесс.
      - Лео не покупает, он продает, - возразил я.
      - Телевизионщики глотают эту чушь? Неужели никто не задаст ему хотя бы одного вопроса? - взъярился мой помощник.
      - Терпение. - Я прибавил звук телевизора.
      "Однако после ареста Остина Пейли не зафиксировано ни одного похищения детей", - вставил репортер. Лео Мендоза на ходу отмел этот довод. "Настоящий похититель ведь не идиот. - Лео хмыкнул. - Он притаился, узнав, что за его преступления страдает кто-то другой. Если я стану окружным прокурором, поверьте мне, я разыщу настоящего преступника".
      Лео красовался перед камерой на улице около Дворца правосудия. Он отличался внушительной, но довольно несообразной фигурой. Живот у него здорово выпирал, контрастируя с тощими ножками и впалой грудью. Он производил впечатление человека, который переступит через любого, кто стоит на его пути. Сотрясая воздух словами, он закидывал голову назад, а белая шляпа, надвинутая на брови, скрывала его лицо.
      Лео долгое время занимался адвокатской практикой, немало потрудившись бескорыстно во славу своей политической партии, поэтому к выборам он подошел, имея за спиной солидную поддержку. Много лет назад Мендоза недолго служил помощником окружного прокурора и возомнил себя достаточно подкованным для этой работы. С тех пор он преуспел в частной практике, занимаясь несложными делами по легким уголовным преступлениям, по сути никогда не привлекая к себе внимания общественности. Благодаря безнаказанности, он предпринял бездоказательную атаку па меня. Он мастерски разработал тактику избирательной кампании: подыгрывал тщеславию влиятельных людей, раздавал броские интервью, в которых, по сути, ничего путного не высказывал, обольщая руководителей тех компаний, которые могут убедить своих служащих голосовать за него.
      "Эти дела не будут вынесены на разбирательство в суде, - заверил он репортера. - Теперешний окружной прокурор никогда не позволит своей жертве доказать невиновность. Арест был обыкновенной уловкой перед выборами".
      - По-моему, он чересчур заболтался, - сказал я. - Это что, поддержка телевидения?
      - Они всегда в двенадцатичасовых новостях предоставляют кому-нибудь экран, - объяснил Тим. - Подожди, ожидается эффектная концовка.
      "Разгул преступности охватил город", - прямо в камеру, на полном серьезе, выдал Лео.
      - Вот дерьмо, - не выдержал я.
      "...в то время, когда мой оппонент протирает штаны в офисе, плетя интриги против невиновных людей. Когда я приму дела в свои руки, то покончу с этим. Мы еще увидим торжество правосудия".
      Тим выключил телевизор.
      - Видишь, - завелся он, - он собирается уничтожить тебя. В конце концов...
      - Ты же не думаешь, что кто-то купится на эту чушь?
      - Безусловно, купятся, - убежденно ответил Тим. - Дай я расскажу тебе, что произошло вчера. Мне позвонили из общества в поддержку гражданского спокойствия Норт-Сайда. Они отдают свои голоса Лео.
      - Что? - воскликнул я, вскакивая со стула.
      Тим кивнул. Эта организация одной из первых подвигла меня пойти на перевыборы. Я не сомневался в их лояльности.
      - Почему, черт возьми? - спросил я. - Они же знают, что я лучший кандидат.
      - Из-за Остина Пейли. - Тим был возмущен, но держался хладнокровно. - Я не говорю, что он стоит за этим, но заваруха из-за него. Джон Лаймэн позвонил и поставил меня в известность, что он лично настоял на поддержке Мендозы. Он заявил, что пришло время выразить свое недовольство. Тот, кто фабрикует ложное обвинение, не задумывается над тем, кого он задевает. Любой из нас под угрозой. Он был чистосердечен, как монахиня. Он абсолютно уверен...
      - Остин добрался до него, - тихо сказал я, не желая верить этому.
      То, что затем сказал Тим, было похоже на правду:
      - Нет, сэр, как можно добраться до Джона Лаймэна? Ему плевать на то, что о нем думают. Но он верит Остину. - Тим наклонился ко мне. - Остин не просто так манипулирует людьми, понимаешь, Марк? У этого парня влиятельные друзья. Он годами жертвовал деньги на благотворительность, он нарабатывал нужные связи, ходил в церковь, он... - Тим развел руками, выражая крайнее недовольство. - Он умеет обольщать, в конце концов. Он мне нравится. Моей матери он нравится. Подумай о людях, которые знали его годами, подумай о том, как они...
      - Я один из них, Тим.
      - Ну, вот опять. Послушай. Я не прошу тебя закрыть дело...
      - Их несколько, - поправил я.
      Тим насупился.
      - Не придирайся. Оставь его в покое. В противном случае я не смогу помогать тебе.
      - Нет. Я должен опровергнуть измышления Остина и Лео. Я должен доказать, что мною движет не политическая цель, а уверенность в виновности преступника. Да ты и сам все время толковал мне, что требуется кого-нибудь разоблачить? Может быть, ты купишь для меня телевизионный эфир на личные средства? У тебя есть заказы на мои выступления?
      - Один или два, - пробурчал Тим.
      Осталась единственная возможность прорваться на телеэкран. Если я выдвину обвинение против Остина, мною заинтересуются газеты и телевидение.
      - Это не личная месть, - добавил я. Я лгал. - Просто я должен это сделать.
      - Ну... - сказал Тим. - По крайней мере, ради Бога...
      Поразмыслив над тем, так ли уж я нуждаюсь в его одобрении, я решил не следовать его указаниям.
      - Почему бы тебе не прислушаться к Тиму? - спросила меня Бекки. - Я буду обвинителем Остина Пейли и не поддамся на давление. Можно обойти препятствия.
      Я промолчал, и вовсе не потому, что Бекки сморозила глупость. Уже давно я воспринимал ее не только как девчонку и подчиненную. Разбирая тактику обвинения, мы очень даже были на равных. Я боялся, что Бекки сочтет мой ответ без меры самонадеянным.
      - Так будет вернее, - добавила Бекки.
      - Я знаю.
      Я выглянул в окно. Бекки сидела на диване. Боковым зрением я увидел, как она подходит ко мне, застывает в нерешительности, затем садится так, чтобы видеть меня. Я повернулся к ней.
      - Почему ты так уперся, Марк? - спросила она. - Это все отмечают.
      Я решил объясниться. Бекки достойна уважения, тем более, я сам втянул ее в эту историю.
      - Я чувствую себя так, будто он лишил меня прошлого. Ясно, кто этот "он". Это началось давно. Первое преступление он совершил в бытность мою помощником окружного прокурора, лет пятнадцать назад. Остин насиловал детей и препятствовал правосудию. Пока я...
      Я подошел к ней. Бекки оставалась спокойной. Ей не дано было это понять.
      - Я верил в свое предназначение, верил Элиоту, внимал его словесам по поводу того, что для нас не должно быть различий в подходе к любому делу, что приятельские отношения с адвокатом обвиняемого не причина для поблажек, что все люди равны, вне зависимости от родственных связей. Другие подшучивали над этим - я тоже позволял себе вольности, - но я верил. Верил в то, что мы стоим на страже закона и в наших силах многое изменить, в общем, во всю эту чушь.
      Закончив произносить эту глупую тираду, я вновь оказался во власти этого чувства, которое не мог объяснить Бекки. Я считал, что наша профессия многое меняет в жизни, что мы служим идеалу, который стоит выше денег или власти. За годы службы мне встречались дела, приговоры в которых были вынесены ложные из-за коррупции, тупости или лени законников, я кое-чему научился в этом смысле, но не стал циником, хотя именно настоящие циники и есть самые истые верующие. Я не стыдился своей веры в правосудие. Я считал, что могу справиться с преступным миром. Когда-то я безоговорочно верил в это.
      И даже спустя время, когда я стал винтиком в машине правосудия, я все еще верил в глубине души в благородство своей профессии. Остин осквернил мою веру. Пока я исповедовал убеждение в своей священной миссии, Элиот Куинн тайно покрывал своих политических союзников. Я чувствовал себя запятнанным. Это перечеркнуло мое прошлое. Я с ненавистью вспоминал, как Остин появлялся во Дворце правосудия, был обаятелен, претендовал на особое отношение и добивался желаемого. Он был уверен в своей власти и силе. Только теперь я оценил те хитрые взгляды, которыми меня одаривал Элиот, а я их принимал за выражение дружелюбия.
      - Он все испоганил, - сказал я. - Я думал, что олицетворял нечто важное, неподкупное.
      - Я понимаю, - сказала Бекки из желания услышать продолжение разговора.
      - Помнишь, я говорил тебе о Бене Доулинге, старом журналисте, который рассказывал мне о джентльменском соглашении, имевшем хождение раньше, как они...
      - ...покрывали каждого, начиная с президента и ниже, просто потому, что так было принято? - продолжила Бекки.
      Я кивнул.
      - Это работало, понимаешь? Я вырос, думая, что в нашей стране властвует закон, что люди, стоящие на его страже, действительно герои. Я подражал им в начале своего жизненного пути. Ваше поколение выросло под разговоры о коррупции, скандалах и лжи, вы считали это нормой. Вы не подвержены разочарованию, потому что не ждали ни от кого добра.
      - Не обобщай, - сказала Бекки. - Нельзя детерминировать поведение человека только временем, его породившим. Я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о причастности к чему-то важному.