I

ЛАГЕРЬ

Был прекраснейший день в самом разгаре итальянского лета. По холму, господствовавшему над одним из самых красивых ландшафтов Тосканы, ехал небольшой отряд всадников. Во главе их был кавалер, одетый с ног до головы в кольчугу, звенья которой были так тонки, что казались нежной и любопытной сеточной работой, но вместе с тем так плотны, что могли бы противиться копью и мечу с неменьшим успехом, как и самые тяжелые латы, и притом нисколько не стесняли движений легкой и грациозной фигуры всадника. Он носил на голове шляпу из темно-зеленого бархата, с длинными перьями; из ехавших за ним двух оруженосцев один держал его шлем и копье, а другой вел его сильного боевого коня, полностью покрытого кольчугой, которая, однако же, казалось, почти не затрудняла его гордой и легкой поступи. Лицо кавалера было приятно, но солнце многих стран наложило на него резкий отпечаток и покрыло его темно-бронзовым цветом. Взгляд его рассеянно блуждал по этому очаровательному ландшафту, озаренному самым ярким светом тосканского неба, и потом, с более напряженным вниманием, остановился на серых и угрюмых стенах отдаленного замка, который, стоя на самой крутой возвышенности соседних гор, господствовал над долиной.

– Вот, – прошептал он про себя, – всякий эдем в Италии имеет свое проклятие! Во всех самых прекрасных местах ее можно быть уверенным – найдешь палатку разбойника или замок тирана!

Едва эти мысли промелькнули в его голове, как вся группа вздрогнула от пронзительного и внезапного звука рога, раздавшегося близко между виноградниками возле тропинки. Кавалькада приостановилась. Предводитель дал знак оруженосцу, который вел его боевого коня. Оруженосец, не обремененный тяжелой немецкой броней, бросился в самую густую чащу и исчез. Через несколько минут он воротился, задыхаясь от жара и усталости.

– Мы должны быть осторожны, – прошептал он, – я видел блеск стали за виноградными листьями.

– Наша позиция неудачно выбрана, – сказал рыцарь и, указав рукой на более широкое место дороги, он со своим маленьким отрядом поспешно направился туда.

Пространство, на которое указал кавалер, представляло довольно обширный зеленый полукрут, защищенный с тыла густым кустарником, спускающимся оттуда на долину. Они доехали туда безопасно и выстроились друг возле друга; все опустили свои наличники, кроме рыцаря, который беспокойно и зорко оглядывал окрестность.

– Не слыхал ли ты, Джулио, – сказал он своему любимому оруженосцу (единственному итальянцу в группе), – появлялись ли в последнее время разбойники в этих местах?

– Нет, синьор. Напротив, я слышал, что все они оставили страну, чтобы присоединиться к Большой Компании Фра Мореаля. Большая плата и добыча переманили к нему наемных солдат от всех тосканских синьоров.

Едва сказаны были эти слова, как снова раздался звук рога почти в том же месте, где прежде. На него отвечал короткий военный сигнал, как раз сзади всадников. В ту же минуту между находившимися в тылу кустарниками засияли копья и кольчуги. Оттуда показались вооруженные люди, между тем как спереди из-за виноградных лоз устремилось еще большее число воинов с громкими и дикими криками.

– За Бога, императора и Колонну! – вскричал рыцарь, опуская наличник; и небольшой отряд, плотно сомкнувшись, с копьями наперевес, бросился на передний строй врагов. Несколько десятков их, опрокинутые стремительной атакой, очистили дорогу для всадников, и, не ожидая нападения остальных, рыцарь повернул своего коня и поехал с холма почти полным галопом, несмотря на трудность спуска. Туча стрел, пущенная в них, не могла повредить их железным кольчугам.

– Если у них нет лошадей, то мы спасены! – вскричал рыцарь.

И в самом деле неприятель, казалось, не думал их преследовать; но, собравшись на вершине холма, довольствовался тем, что смотрел на их бегство.

Вдруг внезапный поворот дороги привел бегущих в широкую и пустую долину, в начале которой они увидели длинный ряд всадников. Солнце озаряло латы воинов, стоявших безмолвным и неподвижным строем.

Маленький отряд вдруг остановился. Взглянув сперва на этого нового неприятеля, который был подобен туче, все обратили глаза свои на рыцаря.

– Если ты хочешь, синьор, – сказал предводитель немецких солдат, заметив нерешимость вождя, – мы будем биться до конца.

Это простое изъявление преданности сопровождалось знаками сочувствия со стороны остальных, и солдаты плотнее сомкнулись вокруг рыцаря.

– Нет, храбрые товарищи, – сказал Колонна, поднимая наличник, – нам не суждено погибнуть в такой бесславной битве, после столь разнообразных приключений. Если это разбойники, как надо предполагать, то мы можем купить у них пропуск. Если это войско какого-нибудь синьора, то мы чужды его распрям. Дайте мне это знамя. Я поеду к ним.

– Нет, монсиньор, – сказал Джулио, – эти мародеры не всегда уважают парламентерский флаг. В этом есть опасность.

– Твой предводитель презирает ее. Скорей!

Рыцарь взял знамя и медленно поехал к всадникам. Приблизясь к ним и окинув их взглядом воина, он не мог не удивиться совершенству их оружия, силе и красоте их лошадей и твердой дисциплине их длинного и блестящего строя.

Когда он подъезжал, держа в руках великолепное знамя, сиявшее в лучах полудня, солдаты приветствовали его. Это было хорошим знаком, решил он.

– Я приехал, – сказал он им, – как герольд и предводитель маленького отряда, который только что спасся от неожиданного нападения вооруженных людей на том холме; – я прошу помощи, как рыцарь у рыцаря и солдат у солдата, и отдаю моих воинов под покровительство вашего начальника. Позвольте мне увидеться с ним.

– Господин рыцарь, – отвечал один, по-видимому, главный из них, – мне неприятно арестовывать человека, имеющего такой благородный вид, как ваш, тем более, что на вашем знамени я вижу девиз одного из самых могущественных домов Италии. Но нам отданы строгие приказания, и мы должны отводить всех вооруженных людей в лагерь нашего вождя.

– Позвольте мне узнать имя вождя, о котором вы говорите, и врага, против которого вы сражаетесь.

Капитан слегка улыбнулся.

– Начальник Великой Компании – Вальтер де Монреаль, а его теперешний враг – Флоренция.

– Значит, мы попали в дружеские, хотя и жесткие руки, – сказал рыцарь после минутной паузы. – Я давно знаком с Вальтером де Монреалем. Позвольте мне вернуться к моим товарищам и сказать им, что если случай сделал нас пленниками, то по крайней мере мы вынуждены покориться одному из самых искусных воинов нашего времени.

И итальянец повернул свою лошадь, чтобы поехать к своим спутникам.

– Благородный рыцарь и смелый у него вид, – сказал капитан компанионов своему соседу, – хотя едва ли это тот отряд, который нам велено захватить. Однако же, слава Богу, кажется, его люди с севера. Может быть, есть надежда завербовать их в наши ряды.

Рыцарь со своими товарищами подъехал к войску. Взяв с них слово не делать попытки к бегству, капитан отрядил тридцать человек, чтоб отвести пленников в лагерь Великой Компании.

Поворотив с большой дороги, рыцарь увидел себя в узком ущелье между холмами, которые, сменясь мрачной тропинкой среди дикой лесистой местности, привели путников к неожиданному и открытому виду обширной равнины. Там расположились в палатках войска, которые тогда считались достаточно сильными, чтобы вести войну в Италии.

– Благородное зрелище! – сказал пленный кавалер, осаживая коня и глядя на красивые ряды палаток, образующих вдоль и поперек широкие и правильные улицы.

Один из начальников Великой Компании, ехавший с ним рядом, самодовольно улыбнулся.

– Мало есть мастеров военного искусства, равных де Монреалю, – сказал он. – Его войска грубы, ленивы и собраны из всех мест и стран, из пещер, рынков, из тюрем и из дворцов, и однако же он успел уже довести их до дисциплины, которая могла бы пристыдить солдат империи.

Рыцарь не отвечал, но пришпорив коня и переехав через один из грубых мостов, он очутился среди лагеря. Но та часть, в которую он въехал, мало оправдывала похвалы, расточаемые дисциплине армии. Кавалер, привыкший к строгой регулярности английской, французской и немецкой дисциплины, подумал, что ему никогда не случалось видеть более беспорядочной и неугомонной толпы. Там и сям видны были свирепые, небритые, полунагие разбойники, которые гнали перед собой скот, только что добытый грабежом. Кое-где стояли группы развратных женщин, которые, болтая и ругаясь, толпились вокруг диких и косматых воинов.

– Вы не преувеличили порядок Великой Компании? – спросил рыцарь у своего нового знакомого.

– Синьор, – отвечал тог, – вы не должны судить о зерне по скорлупе. Мы едва только доехали до лагеря. Это край его, занимаемый скорей сволочью, чем солдатами. Представьте себе, что двадцать тысяч человек всякого сброда со всех городов Италии сопровождают лагерь, чтобы сражаться в случае нужды, но более для добычи и грабежа. Этот сброд вы теперь видите. Скоро вы увидите людей другого сорта.

Сердце рыцаря облилось кровью. «И Италия отдана в добычу таким людям!» – думал он.

Через несколько минут, перескочив через узкий окоп, всадники очутились в части лагеря, которая тоже была оживлена, но совершенно другим образом. Длинные ряды вооруженных людей были выстроены по обе стороны дороги, которая вела к большой палатке с голубым флагом, стоявшей на маленьком пригорке. По этой дороге вооруженные солдаты ходили взад и вперед в большом порядке, с веселым и довольным выражением на загорелых лицах. Шедшие к палатке несли узлы и тюки на плечах; возвращавшиеся оттуда, казалось, освободились от своих нош, но по временам, нетерпеливо открывая ладонь, казалось, считали и пересчитывали про себя находившие там монеты.

Рыцарь вопросительно взглянул на своего спутника.

– Эта палатка купцов, – сказал капитан, – они имеют свободный доступ в лагерь, их собственность и личность строго уважаются. Они покупают у каждого солдата часть добычи за настоящие цены, и обе стороны довольны сделкой.

– Значит, у вас соблюдается нечто вроде грубой справедливости, – сказал кавалер.

– Грубой! Diavolo! Нет в Италии города, который не был бы рад обладать такой равной справедливостью и такими беспристрастными законами. Вон там находятся палатки судей, назначенных для разбора всех проступков солдата против солдата. Направо в палатке с золотым шаром живет казначей армии. Фра Мореале не допускает никаких недоимок в уплате солдатам жалованья.

В той части, в которую они теперь въехали, все было спокойно и торжественно. Кое-когда солдат, переходивший им дорогу, молчаливо и украдкой пробирался к какой-нибудь соседней палатке и, казалось, едва обращал внимание на них.

– Вот мы перед палаткой вождя, – сказал спутник кавалера.

Украшенная пурпуром и золотом палатка Монреаля стояла несколько в стороне от других.

Люди рыцаря остались снаружи, а сам он был введен к страшному авантюристу.

II

АДРИАН ОПЯТЬ В ГОСТЯХ У МОНРЕАЛЯ

Монреаль сидел во главе стола, окруженный людьми, частью военными, частью гражданскими, которых он называл своими советниками, и с которыми, по-видимому, совещался обо всех своих планах. Эти люди, взятые из разных городов, были близко знакомы с внутренними делами государств, к которым принадлежали. Они могли в подробности рассказать о силе вельмож, о богатстве купцов и о могуществе черни. И таким образом в своем лагере Монреаль председательствовал как в качестве полководца, так и в качестве государственного человека.

Совещание было в полном разгаре, когда вошел офицер и прошептал несколько слов на ухо Монреалю. Глаза вождя засверкали.

– Введи его, – сказал он поспешно. – Господа, – прибавил он, обращаясь к советникам и потирая руки, – кажется, наша птица попалась к нам в сети. Посмотрим.

В эту минуту драпировка была поднята, и рыцарь вошел.

– Как! – пробормотал Монреаль, изменившись в лице и очевидно обманутый в своих ожиданиях. – Неужели мне суждено всегда терпеть такие неудачи?

– Синьор Вальтер де Монреаль, – сказал пленник, – я еще раз у вас в гостях. В моих изменившихся чертах вы вероятно не узнаете Адриана ди Кастелло.

– Извините меня, благородный синьор, – отвечал Монреаль, вставая с большой вежливостью, – ошибка моих холопов расстроила на минуту мою память. Я рад еще раз пожать руку, которая приобрела так много лавров со времени нашего последнего свидания. Ваша слава была приятна для моего слуха. Эй! – продолжал он, хлопнув руками. – Позаботьтесь о закуске и отдыхе этого благородного кавалера и его свиты. Синьор Адриан, я сейчас приду к вам.

Адриан вышел. Монреаль, забыв о своих советниках, начал ходить по палатке скорыми шагами, потом, позвав офицера, который ввел Адриана, сказал:

– Граф Ландау все еще занимает проход?

– Да, генерал.

– Так скорей поезжай туда – засада должна оставаться там до ночи. Мы поймали не ту лисицу.

Офицер отправился и скоро после того Монреаль распустил совет. Он пошел к Адриану, которого поместили в палатке, стоявшей рядом с. его собственной.

– Синьор, – сказал Монреаль, – это правда, что мои люди получили приказ задерживать всякого на дороге во Флоренцию: я в войне с этим городом. Но я ожидал не вас, а совсем другого пленника. Нужно ли мне добавлять, что вы и ваши люди свободны?

– Я принимаю ваши слова с такой же искренностью, с какой они сказаны. Между тем, позвольте мне, не нарушая уважения к вам, сказать, что я избрал бы другой путь, если бы знал, что Великая Компания находится в этой стороне. Я слышал, что ваше оружие было направлено против Малатесты, тирана Римини.

– Да, он был моим врагом, теперь он мой данник. Он купил у нас свободу. Мы шли через Ашьяно на Сьенну. За шестнадцать тысяч флоринов мы пощадили этот город, и теперь мы висим, как громовая туча нал Флоренцией, которая осмелилась послать слабую помощь на защиту Римини.

– Я слышал, что Большая Компания в союзе с Альборносом и что ее начальник, втайне, есть воин церкви. Правда это?

– Да; Альборнос и я понимаем друг друга, – отвечал Монреаль небрежно, – тем более, что мы имеем одного общего врага, которого оба поклялись уничтожить. Это – Висконти, миланский архиепископ.

– Висконти! Самый могущественный из итальянских князей! Я знаю, что гнев церкви, который он навлек на себя, справедлив. Но я не совсем ясно вижу, к чему Монреалю добровольно вызывать этого грозного и опасного врага.

Монреаль сурово засмеялся.

– Разве вы не знаете, – сказал он, – безмерного честолюбия Висконти? Клянусь св. гробом, он именно тот враг, с которым встретиться жаждет моя душа! Ум его достоин того, чтобы бороться с умом Монреаля. Я узнал его тайные планы: гигантские планы! Одним словом, архиепископ намерен завоевать всю Италию. Это именно тот князь, успехи которого Монреаль должен остановить. Потому что именно этот князь, если позволить ему усилиться, разрушит планы и уничтожит могущество Вальтера де Монреаля.

Адриан промолчал, и в первый раз в его душе мелькнуло подозрение о действительном свойстве планов провансальца.

– Но, благородный Монреаль, – сказал он потом, – сообщите мне, если знаете, последние известия о моем родном городе. Я римлянин и постоянно думаю о Риме.

– И справедливо, – отвечал Монреаль с живостью. – Вы знаете, что Альборнос, как легат первосвященника, вел армию церкви в папские земли. Он взял с собой Колу ди Риенцо. Когда они прибыли к Монте-Фиасконе, толпы римлян всякого звания поспешили туда, чтобы отдать честь трибуну. Посредством его он официальным путем возвратил подданство Рима папе и, обратив трибуна в приманку, усилил свой лагерь римскими рекрутами. На пути к Витербо Риенцо блистательно отличился в сражениях против тирана Иоанна ди Вико. Мало того, он сражался как человек, достойный принадлежать к Великой Компании. Это усилило рвение римлян, и половина обитателей города бросилась к смелому трибуну. На мольбы этих достойных граждан хитрый легат отвечал: вооружитесь против Иоанна ди Вико, победите тиранов церковной территории, восстановите наследие св. Петра и тогда Риенцо будет объявлен сенатором и возвратится в Рим. Эти слова вдохновили римлян таким усердием, что они охотно помогли легату, Аквапенденте и Больцена сдались, Иоанн ди Вико частью убеждениями, частью угрозами доведен до покорности, а потом покорился и Габриелли, тиран Агоббийский. Слава досталась кардиналу, а заслуга принадлежит Риенцо.

– А потом?

– Альборнос продолжал угощать сенатора большим блеском и прекрасными словами, но ни слова не говорил о возвращении его в Рим. Устав ждать, Риенцо, как меня секретно уведомили, оставил лагерь и с несколькими приверженцами своими отправился во Флоренцию, где имеет друзей, которые хотят снабдить его оружием и деньгами для вступления в Рим.

– А! Теперь я знаю, – сказал Адриан с полуулыбкой, – за кого вы меня приняли.

Монреаль слегка покраснел.

– Справедливая догадка! – сказал он.

– Между тем в Риме, – продолжал провансалец, – и ваш достойный дом, и дом Орсини, будучи избраны для верховного управления, поссорились между собой и не могли поддержать власть, которую приобрели. Франческо Барончелли, новый демагог, рабский подражатель Риенцо, возвысился на развалинах мира, разрушенного нобилями, получил титул трибуна и носил те самые знаки, какие носил его предшественник. Но не будучи так благоразумен, как Риенцо, он принял сторону, противную нам. И таким образом он дал легату возможность противопоставить папского демагога узурпатору. Барончелли был человек слабый; сыновья его совершали всякие сумасбродства из подражания высокородным тиранам Падуи и Милана. Разврат их, не щадивший чести замужних и незамужних женщин, составлял контраст с важным и величественным приличием правления Риенцо; наконец Барончелли был убит народом. А теперь, если вы спросите, кто управлял Римом, я отвечу: надежда на возвращение Риенцо.

– Странный человек и странный деятель! Каков-то будет конец обоих?

– Скорое умерщвление первого и вечная слава последнего, – отвечал Монреаль спокойно. – Риенцо будет восстановлен; этот доблестный феникс через бури и облака пойдет сам к своему погребальному костру: я предвижу, я сострадаю, я поклоняюсь ему! А затем, – прибавил Монреаль, – я смотрю далее!

– Но почему вы так уверены, что в случае восстановления Риенцо должен пасть?

– Не ясно ли это для всякого, кроме Риенцо, которого ослепляет честолюбие? Как может человеческий ум, как бы ни был он велик, управлять этим в высшей степени испорченным народом, опираясь на популярные средства? Явится какой-нибудь новый демагог, и Риенцо станет жертвой. Запомните мое пророчество!

– Ну, а это далее, куда вы смотрите?

– Совершенное ниспровержение Рима на много веков. Бог не создаст двух Риенцо, – отвечал Монреаль, – или, – прибавил он гордо, – вливание новой жизни в это изношенное и больное тело, основание новой династии.

Здесь их разговор был прерван звуком трубы, и вслед за тем вошедший офицер возвестил о прибытии послов из Флоренции.

– Еще раз извините меня, благородный Адриан, – сказал Монреаль, – и позвольте вас просить быть моим гостем по крайней мере на эту ночь.

Адриан, будучи не прочь побыть дольше с таким знаменитым человеком, принял приглашение.

Оставшись один, он склонил голову на руку и погрузился в размышления.

III

ВЕРНАЯ И НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ. СТРЕМЛЕНИЯ ПЕРЕЖИВАЮТ ПРИВЯЗАННОСТИ

После страшного часа, когда Адриан Колонна видел безжизненное тело своей обожаемой Ирены, молодой римлянин перенес обыкновенные превратности бродячей и отважной жизни того тревожного времени. Отечество, казалось, утратило для него свою цену. Самый ранг его устранял его от участия, которое он думал принять в восстановлении свободы Рима, и он чувствовал, что если когда-нибудь совершится подобная революция, то ее произведет человек, к происхождению и привычкам которого народ может чувствовать симпатию и родство, и который бы мог поднять руку в его защиту, не делаясь отступником от своего сословия и судьей своей собственной семьи.