9

— Здравствуй, надо поговорить. — Звонили по «любимому» номеру.

— Привет, где встретимся?

— Я дома, лучше подъезжай ты. — И положили трубку.

Я выехал из деревни и повернул на Москву. За прошедший месяц наши с Инной отношения не претерпели никаких изменений. Скорее стали более ровными, если можно назвать отношениями два или три звонка. Не встречались мы ни разу.

Я вошел в снятую мною квартиру, открыв дверь своим ключом и лишь потом подумав о приличиях. Но тактичность не была моей отличительной чертой, да и Инна от меня никак не зависела и при желании давно могла съехать. Она, умница, всё поняла правильно и не стала становиться в позу.

— Чай будешь?

— А то.

Девушка вкатила сервировочный столик, на котором помимо всего прочего стояла бутылка коньяку.

— «Камю», — гордо сказала она, но, глянув на мое лицо, лишь усмехнулась: — У тебя вид ценителя, не пробовавшего в жизни ничего экзотичнее самогона.

Что ж, пора настраиваться на волну…

— Академиев не кончали, барыня, — заблажил я. Чокнувшись, мы выпили, точнее, выпил я, а она, сунув нос в бокал, стала старательно изображать токсикоманку. Из детективов я помнил, что вроде бы полагался лимон. Или то было кино про текилу?

— Кто ты, Юрий? — Отвечать я был не готов категорически. — Вчера я была у Раи.

— Прекрасно, как она?

— Жива и здорова, между прочим! — Она постепенно распалялась. Ну еще бы ей быть неживой, после всех моих мучений.

— Рад за нее.

— И это всё, что ты хочешь мне сказать? — Тут она попала в точку, и я старательно продолжал изображать идиота.

— Если ты о наших с ней отношениях…

— Да кто ты такой, кто ты такой! Сидишь тут, дурочку ломаешь, а я встречаю свою сестру, которую убили на моих глазах. Ни про какое убийство она и слыхом не слыхивала. Более того, по ее словам, это я сбежала из больницы и сейчас ношусь по Москве, изображая из себя чокнутую. Пикник этот дурацкий на помойке. Это какая-то афера, да, Юра? — По ее щекам текли слезы.

Что ж, многая знания — многая печали. Оставалось лишь решить, насколько я ей доверяю. Ехидное «второе я», извините, если забыл вас представить, услужливо подсказало: да на все сто, ведь мертвые молчат. Она ведь и в самом деле в какой-то мере была мертва. Всё-таки странная скотина человек: ради спасения этой женщины я семь раз совершил акт убийства, а сейчас был готов убить ее самое, лишь бы не лезла в душу.

Я налил ей почти полный бокал коньяку, заставил выпить. Объяснять ничего не хотелось. Но рано или поздно, а я должен был обрести в ней союзника, а посему осторожно начал: ну, это может показаться странным…

Как оказалось, коридор действовал на нас по-разному. На меня и так и сяк, а на Инну только сяк. То есть он для нее существовал, но и только. Я мог взять ее с собой в обратное путешествие, но, вернувшись в прошлое, она совершенно ничего не помнила и на выходе часто теряла сознание. Какая уж тут практическая польза. Пожалуй, я бы не смог ее убедить, если бы не фокус «взять на пуп». И никакие игры в «угадайку» не возымели бы действия, так как для нее, как и для всех нормальных людей, существовало лишь одно течение времени, что с коридором, что без. И никаких тебе «назад в будущее». Надо сказать, что она своего рода уникум, ибо нормальный человек «ТАМ» задыхался либо сходил с ума. И пуля была актом милосердия. Если, конечно, те, кто нам встретился, могли называться людьми и заслуживали сострадания.

Каюсь, я скрыл от нее наличие прибора, справедливо рассудив, что на двоих его маловато, и успокоив совесть тем, что он-то ведь уже находился у нее, и что из этого вышло? Да и как выяснилось впоследствии, «ключом» он для Инны не являлся. С ее нервной системой резонировало нечто другое.

— Чем-то это похоже на бабушкины сказки. — Я вопросительно взглянул на нее.

— Ну, бабушка часто повторяла, что есть на земле место, где можно спрятаться, и никто тебя не сможет найти. Я, тогда еще совсем маленькая, просила показать это место, но она лишь качала головой: «Ты сама… когда придет время, ты самостоятельно сможешь его найти». Она будто бы что-то потеряла, что-то, что нельзя выбросить из памяти.

За окном шел первый снег. Мы сидели в моей избушке, трещали дрова в печке. Было уютно, как-то по-домашнему, и Инна снова стала Золушкой, ничем не напоминая ту светскую львицу, так потрясшую недавно.

— Я решила не возвращаться к мужу. — Она глянула на меня, оценивая реакцию.

Я же молча продолжал шевелить угли в печке.

— Юра, а давайте съездим в Париж, я приглашаю. — Учитывая, что на дворе стояло начало ноября, в Париж мне не хотелось. Не хотелось мне туда и в любой другой месяц.

Не подумайте, я застал жизнь «при Союзе», и лет десять назад всё бы отдал за такое предложение. Но теперь, когда мне были доступны все сокровища мира, ну почти все, мною овладела какая-то апатия. Лишь пару раз смотался в Варшаву, да и то лишь по причине безвизового режима. Всё-таки одно дело мечтать и знать, что твои грезы неосуществимы, и совсем другое совершать какие-то действия по формуле «были бы деньги». Что ж, со скукой надо бороться, теперь я понимал киношного принца Флоризеля.

Словно в ответ на мои мысли дверь со стуком распахнулась, и к нам ввалились четверо. Тот князек из казино и мой задушевный собеседник из туалета. Остальные двое были мне незнакомы. Не знаю, с чем шастают домовые, а у «туалетного» в руке был пистолет.

— Ребята, здесь Москва и совершенно другой уровень, — лениво начал я, прикидывая, сколько времени необходимо для маневра.

— Ты че, урод. — Видимо, оружие и хорошие манеры — вещи взаимоисключающие.

— А то, козел, что сидел бы ты в своем Задрыщанске, глядишь, и ручки бы остались целы.

Не обращая на них внимания, я повернулся к Инне:

— Сейчас пойдем туда, где пасмурное небо, но ты не бойся, просто потерпи минуты три, и я тебя заберу.

— Это ты отправишься на небеса, но сначала скажешь нам, где деньги. — Шестерка вопросительно посмотрел на хозяина, и тот слегка кивнул. — А то вам обоим будет очень неуютно.

И время вышло. Когда-то я любил читать фэнтези, и там очень много о поэзии боя. Не знаю, как там на мечах, а саперная лопатка инструмент абсолютно прозаический. Шанцевый, одним словом. «Туалетному» я отсек руку. Видать, планида у него такая. Двух статистов пришлось убить. Одному развалив горло, второго же рубанув в пах. Выл он ужасно, и я проломил бедолаге висок. Наверное, я всё же поймал пулю, так как возвращался в тень, а на рубахе осталась дырка с пятнами крови.

Но тело всё сделало само, и ранение из проникающего стало касательным. Князька же взял с собой. Он не кричал, а как-то глухо стонал.

Я подошел к Инне. Она сидела, спрятав голову в коленях и накрыв руками. Сидела и ждала. Подняв ее и «вынеся» назад, вернулся к главарю.

Я ничего ему не обещал, а потому и не обманул. Он сам рассказал то, что считал важным, то, за что надеялся купить свою жизнь. И если не соврал, то я стал на полмиллиона богаче. Я попросил девушку подождать в машине — в роскошном джипе этих… — а сам прибирался в доме. Хорошее место, но жить здесь я вряд ли смогу. Что ж, говорят, Париж хорош при любой погоде…

10

— Возьмите, батюшка, на нужды святой обители. — В конверте было пять тысяч долларов.

— За пожертвование спасибо, ежели от чистого сердца.

— Так ведь главное, что от сердца, а кто без греха… — Пожалуй, дерзить не следовало, и я поспешил перевести разговор в другое русло: — Хотим вот за границу поехать, мир посмотреть…

— Тоже дело не богопротивное. А далеко ли собрался?

— В Европу, в Париж, может быть, в Швейцарию.

— Слышал, у тебя случились гости?

— Ну… — набычился я.

— В защите дома своего и близких своих от заезжего супостата нет ничего недостойного. А потому властью, данной мне господом, отпускаю тебе грех твой. — Он сотворил святое знамение.

— Спасибо, отец Алексий. И вам, и Виктору за науку, преогромное.

— Не знаю, захочешь ли ты принять совет, и уж паче ему последовать. Но будешь во Франции, обязательно посети монастырь в Сен-Дени. Это чуть севернее Парижа. — Настоятель перешел на нормальный язык.

— Что, Мекка для туристов?

— Да нет, место спокойное, а в смысле туризма вообще безлюдное.

— А Васю Пупкина из Рязани так прямо ждут и не дождутся?

— Пора к вечерней готовиться. — И он, кивнув мне на прощание, вышел.

На этот раз мы собрались на квартире у Ленки, то есть для кого-то она уже, возможно, и Елена Батьковна, но наша компания существовала со студенческих времен, и церемонии были не в ходу. Стержнем наших отношений была вовсе не тяга к алкоголю, как вы могли подумать. Да и секса практически не было, а если и намечались какие-то связи, то «давно и неправда». И всё укрыто пологом братско-сестринских чуйствов. Всё-таки человек скотина, в больших дозах труднопереносимая, и с каждым из своих знакомых я соприкасался какой-то одной гранью. Вы и сами, наверное, замечали, что друг детства, стоило только начать какой-то совместный деловой проект, чаще всего оказывается некомпетентным. А любимая девушка, с которой вы дышите одним воздухом и восторженно таращитесь на Большую Медведицу, вовсе не разделяет большинства ваших интересов. И это не потому, что кто-то так уж плох. Просто вы перешли границу взаимоотношений. Много хотите, если проще.

Так вот, осью нашей компании была любовь к выездам «на природу». Причем в большинстве своем не банальных шашлыков с водкой, хотя они изредка, под настроение, имели место, а многодневных, по две-три недели походов по экзотическим местам. В пределах досягаемого, конечно. Шашлыкам же мы отдавали должное, вернувшись и, недельку отдохнув друг от друга, собравшись на «разбор полетов» и «разгляд фотографий», уступившим лет пять назад место видео.

Возможности мои в последнее время что-то расширились, раздвинув границы досягаемого, а потому я приглашал народ в Альпы.

— Ну, Юрка, ты даешь.

Я скромно потупился, ибо по нашим меркам это было как минимум шикарно.

Двухнедельный тур с полным пансионом. Билеты на самолет, в каждый из которых я вложил по пятьсот евро на карманные расходы.

— Да вот, дела неожиданно пошли хорошо, а я что-то стал откалываться…

Я и в самом деле пропустил последнюю вылазку.

Воодушевленная радужной перспективой, компания забыла про настороженность, с которой поначалу встретила появление Инны. С моей стороны это и в самом деле был нонсенс. Не то чтобы имелось табу, но чужих не приводили. И они не были чем-то плохи, но про это я уже говорил. Вылет наметили через неделю, и все весело шумели, обсуждая, кому что взять и нужно ли волочь горное снаряжение.

Лично я ничего с собой брать не собирался. Разве что чеки «Американ-экспресс», да еще отнести в построенный домик малость денег, тысяч десять — пятнадцать, на черный день. Надо сказать, что буквально нашпиговал свое новое жилище кучей разных энциклопедий и справочников, всевозможными каталогами холодного и огнестрельного оружия. Оружием тоже, так как запас… Накупил бинтов, йодов и всяких там панадолов. Мне-то в большинстве случаев пофигу, но — для успокоения души. Ибо победители делают невозможное, а неудачники — всё, что смогли.

Перелет прошел нормально. Приземлившись в Берне, первым делом прошел в туалет и навестил «фазенду», взяв назад что-то из кучи пресловутого садово-огородного инвентаря. Исключительно дабы убедиться, что всё работает. Я стоял с какой-то штуковиной в руке, напоминающей когтистую четырехпалую лапу, купленную мной в свое время из-за своего зловещего вида, и улыбался. Радостно так. Послышался вскрик, и вслед за дверным хлопком раздались убегающие шаги. На полу уборной лежал забытый кем-то дипломат. Черт, полиции только мне, идиоту, не хватает. Но трехсекундная «рокировка» всё исправила, и я пошел догонять своих.

— Господин говорит по-русски? — Это было воплощение любезности. — Чем можем быть полезны?

На лбу у меня написано, что ли? Хотя не мне судить профессионалов.

— Хотелось бы снять немного, на текущие расходы. — Я продиктовал заученные наизусть, так опрометчиво доверенные мне данные, мысленно готовясь к переходу.

— Дорожные чеки, кредитки, наличные? — Небеса не разверзлись, и по мою душу не бежали крепкие молодые люди в одинаковых костюмах.

— Кредитные карточки и немного наличных. Да, я хотел бы перевести треть суммы во Францию.

— Желаете воспользоваться услугами нашего филиала или предпочитаете какой-то другой банк?

Занятый размышлениями на тему «выгорит не выгорит», я не заглядывал так далеко, а потому лишь кивнул, что было истолковано патриотически.

Всё-таки Швейцария — удивительное место. Но нет, я в корне не прав. Это всего лишь одно из многих красивых мест на земле, населенное удивительнейшими людьми! Ведь красивых мест, как я уже сказал, много, а Швейцария на планете — одна. Поселились бы здесь, к примеру, албанцы или представители любой другой Мумба-Юмбы, и была бы сплошная нищета, поголовная неграмотность и большая вероятность рабовладельческо-крепостнических отношений. А эти ничего, живут, и что самое приятное — дают жить другим. Нам, иностранцам, казалось, что здесь ничего не происходит, эдакая пасторальная идиллия. На улицах нет полицейских с дубинками и наручниками. Никто против чего-нибудь не протестует. А если случается авария, то водители идут… в ближайшее кафе, дабы выпить по стаканчику и обменятся визитками. В то время как автосервис растаскивает помятые автомобили по станциям техобслуживания. Здесь самая сильная действующая армия, если считать на душу населения, ибо Национальная гвардия целиком состоит из добровольцев. И вечером, прихватив оружие, солдаты разъезжаются по комфортабельным квартирам, чтобы наутро снова стать в строй, ибо они готовятся в случае чего защитить СВОИ дома, а не чьи-то политические амбиции. Уважительное отношение к полиции продиктовано ее профессионализмом. Тем, что она, полиция, никогда не гонит волну. И уж ежели надо кого-то депортировать, то это делается тихо и незаметно. А всё то, что не нарушает приличия и общественный порядок, считается нормой. И никаких тебе операций «пешеход со сломанной ногой» или «сдай ствол, и сразу посадим». Представьте только: в этой стране НЕТ БЕДНЫХ, то есть в нашем понимании вообще нет. Десятки тысяч туристов прибывают в страну через границу, которая открыта круглосуточно. Для людей, едущих сюда потратить свои деньги. И государство не хватается за голову, считая, что пролетает мимо кассы.

А с виду — люди как люди, некоторые даже рыжие.

Так или примерно так я рассуждал, мерно покачиваясь в кабинке подъемника. Подходила к концу вторая неделя пребывания в этом раю. Впечатлений была масса, и по большей части положительных. Да что там, приятных впечатлений.

Мы прошли по нескольким альпинистским маршрутам, только представьте — по Альпам! Катание на горных лыжах и сноуборд, а вечером в каминном зале к нашим услугам имелся небольшой бар с весьма разнообразным ассортиментом. И уж конечно, непременные снежки. Вместе с нами отдыхала группа немецких туристов, и наши девочки пользовались огромным успехом. Впрочем, их фрау тоже побывали в кое-каких наших номерах. Что ж, друг для друга мы были экзотикой. Что никак не отразилось на целостности нашей милой компании, и в снежных баталиях мы выступали единым фронтом.

Хохочущие и разгоряченные, мы ввалились в холл пансиона. Хозяева, пожилая семейная пара, с напряженными лицами стояли перед экраном огромного, с метр по диагонали «Панасоника». В двадцати километрах к северу сход лавины накрыл автобус с детьми. Комментатор что-то возбужденно лопотал, то и дело поворачиваясь и указывая куда-то за спину. На экране тут и там мелькали спасатели. На миг показали перевернувшийся и полузасыпанный автобус с выбитыми стеклами.

— Юр, ну куда ты собрался, и здесь хорошо ведь. — Танюша, одна из наших девчонок, озвучивала мое желание взять напрокат автомобиль, попутно комментируя и мучаясь жутким любопытством.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… и вообще, переводи давай. — Как я уже сказал, церемонии у нас были не в ходу.

— А с тобой можно?

— Нет, — отрезал я, но тут же передумал, представив попытки что-то объяснить, не владея немецким, — хорошо, поехали.

— А вот и не хочу. — Она показала язык, но я знал, что крючок проглочен, и направился в гараж.

Лавина сошла в семнадцать пятьдесят три, и я решил, что часа хватит. Как всегда, не рассчитав время выхода и получив снежком в широко распахнутый рот. Но это были мелочи. Труднее было оттянуть Таньку от ее немецкого бойфренда и убедить пошпрехать, ничего при этом толком не объяснив. Но дело сделано, и не очень новый, по местным меркам, конечно, «Фольксваген» выезжает из гаража.

— Танюша, спроси меня, какое сегодня число.

Она покрутила пальцем у виска, но послушалась. Противным таким голосом:

— Юрок, а с утра сення какое было, пятнадцатое? А?

— Да не, родная, двадцотоё ужо. — Так вот, издалека, я попытался убедить ее в своей нормальности, прося протестировать на предмет твердой памяти. — Тань, тебе может показаться, что я буйный, но ты не верь. Просто погоди часок, и всё должно разъясниться. Ладно?

— Буйных мы не держим, Юра, — ответила она, и это было хорошо.

11

— Скажи им, что предчувствие. — Я заходил уже на третий круг, и происходящее начинало надоедать.

— Говорят, что их жизнь проходит среди лавин и не каким-то иностранцам их учить.

Крыть было нечем, кроме мата, а матом делу не поможешь. Это дома крепкое словцо могло служить аргументом в споре. Мы вышли на улицу.

Руководитель местной школы, владелец небольшого автопарка… в мэрию нас не пустили, сказав, что у господина мэра выходной. «Нарезать круги» я начал в кабинете начальника пожарно-спасательной команды, каждый раз выдвигая всё новый аргумент, не возымевший действия. Про предчувствие — это я, конечно, погорячился малек. Этим их, рационалистов и прагматиков, не прошибешь. К чести начальника спасателей, он принял мое заявление всерьез, долго куда-то звонил, но потом потерял ко мне всякий интерес. Мало ли по свету бродит сумасшедших?

Автобус выезжал из городка, и мой разгоряченный мозг не придумал ничего лучше, чем пойти на обгон и подставить зад «Фольксвагена» под передний бампер громадины. До лавины оставалось семь минут…

Переночевал в камере, а наутро меня встречали всем пансионом:

— Привет Виктору Талалихину!

Да уж, прославился, мать твою. Меня пригласили в кабинет начальника полиции.

— Не знаю, откуда вы узнали, как смогли почувствовать, но весь город у вас в долгу. Мне доложили, что вы предупреждали о лавине за час, но никто не решился поверить.

— Ну, там, у себя дома, я люблю ходить по горам, и чувства… — Я покрутил в воздухе раскрытой ладонью. Таня переводила, сделав страшные глаза.

— Мы знаем… спасатели просчитали ситуацию на компьютере. Лавина шла всего шесть минут, но автобус как раз попадал в интервал. В общем, спасибо вам. В нашем городке отныне вы всегда желанный гость.

Мы пожали друг другу руки и вышли из здания полиции.

В оставшиеся три дня не произошло ничего примечательного. Немцы уехали на следующий день, и баталий устраивать стало не с кем. Правда, приехали туристы из Швеции, но то были люди степенные, в возрасте. Представить их катающимися по снегу и пригоршнями пихающими его друг другу за шиворот было невозможно.

Мы с Инной проводили ребят и посадили на самолет «Швейцарских авиалиний». Надо сказать, что ни она, ни я не делали попыток к сближению, установив в отношениях какое-то шаткое равновесие. Немецкие парни восторженно цокали языками и вовсю пялились, но она умела эдак посмотреть… Хотя как будто она считалась моей пассией, но я рассматривал эту перспективу лишь умозрительно. Да и то дальше поцелуя не загадывал. Вот с ее сестрой Раей было проще, но видите, как оно повернулось.

— Дамы и господа, мадам и мсье, наш самолет совершит посадку в аэропорту имени Шарля де Голля через двадцать минут. Просим не курить и пристегнуть ремни.

Голос стюардессы повторял фразу на всевозможных языках, а меня словно током ударило. Ну конечно! Де Голль, кажется, дважды президент Франции, руководитель сопротивления, но самое главное, человек, благополучно переживший множество покушений. И ни единой тебе царапины. Вам это ничего не напоминает?

Самолет тем временем зашел на посадку, и мы потихоньку продвигались к таможенной стойке. А я оценивал шансы человека, обладающего даром сделать успешную карьеру. Шансы по сравнению с обычными людьми, надо сказать, огромные. И вольно или невольно в голове возникал вопрос: а много ли человек потерпят конкурента на пути к такой замечательной штуке, как власть? Тем более власть абсолютная, пусть даже в одной отдельно взятой стране. Утешало то, что Шарль де Голль жил давно и риска засветиться перед ним не было ну просто никакого. Но тема для размышлений была весьма и весьма интересной…