Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алмазные нервы - Алмазная реальность

ModernLib.Net / Бурцев Виктор / Алмазная реальность - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Бурцев Виктор
Жанр:
Серия: Алмазные нервы

 

 


      Оказалось, это Абе сидит рядом в напряженной позе.
      – Мой генерал, с вами все в порядке? Я сел, растирая лицо обеими руками:
      – Да, Аб, все нормально. Я заснул… Который час?
      Я ничего тебе больше не скажу, Аб.
      Я видел бога. Я знаю, что все мы умрем.

5. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ

Специальный военный корреспондент

      Большой тяжелый грузовик шел впереди. Из-под тента кузова на меня таращилось несколько черных физиономий и пара белых. Все курили, притом, как я чуял по долетающему запаху, отнюдь не простые сигареты.
      Я ехал в открытом бронетранспортере. Рядом на дырчатом железном сиденье подскакивал Войт и что-то бормотал себе под нос. Федор сидел сзади, в грузовом отсеке, на каком-то тряпье. Он был изрядно пьян еще со вчерашней ночи, но я на это смотрел сквозь пальцы.
      На коленях я держал маленький юаровский автомат «пигмей», который выиграл в покер у страшенного испанца в «Обезьяне». У испанца истек контракт, и он ожидал подходящую компанию для возвращения домой, коротая время за картами и выпивкой. Когда игра подходила к концу, он навалился мне на плечо и, дыша в лицо жуткой химией, пробормотал:
      – Вали отсюда, писатель! Вали скорее. Ты думаешь, у них тут их черножопые маршалы командуют? Э-э… – Он погрозил мне пальцем. – Мы тут все пешки! Пешки! Шестерки! Двойки! Потому оставь надежду всяк сюда входящий!
      – Стой, стой, – сказал я на испанском. – Что за история?
      – У-у-у! Это совсем плохое дело. Так что бери мой автомат и вали отсюда, вали, писатель! Вали скорее!
      С этими словами он рухнул под стол и больше оттуда не появлялся.
      Сейчас «пигмей» лежал у меня на коленях, и я был рад этому приобретению. Таскать тяжелую автоматическую винтовку не хотелось, а пистолет – это все-таки пистолет. Кстати, точно такой же был у клерка во время перестрелки в банке. С этой перестрелки все, собственно, и началось…
      Над головой с истерическим криком пронеслась какая-то яркая птица. Сидевший на противоположной скамье негр что-то сказал своим соседям, те расхохотались. Их ехало с нами девятеро, все чернокожие, жизнерадостные, беспрерывно жующие легкий наркотик кустарного производства под названием «бамба». Один дремал, положив голову на приклад тяжелого пулемета ХМГ – их в большом количестве продавали в Африку американцы со своих старых армейских складов.
      До передовой было достаточно далеко, и нам в Шапуту предлагали проделать этот путь на вертолете. Большой пятнистый Ми-37 китайской сборки улетал прямо с крыши пресс-центра, но я отказался, а за мной, помявшись, отказался и Войт. Хотелось прокатиться. Сорок минут на трясущейся тарахтелке или несколько часов по джунглям – есть разница?
      Для меня – огромная.
      В джунглях, скажу я вам, я чувствую себя на порядок лучше, чем в Новой Москве.
      Здесь, во многих километрах от передовой, подстерегает гораздо меньше опасностей, нежели на улицах большого города, тем более такого нелепого и непредсказуемого, как Новая Москва. Леопард, бегемот, крокодил, любая змея ведут себя осторожно, и их поведение можно предугадать.
      А как предугадать поведение человека с микрочипами в мозгу?
      Как предугадать поведение наркомана, объевшегося Д-8 или «спринтера»?
      Как предугадать возможность разборки между двумя молодежными группировками?
      – Эй, приятель! – окликнул я того, что комментировал полет птицы. – Слушай, а в тылу часто нападают?
      – А как же! – с готовностью ответил тот, сверкая зубами. – Спецотряды коммандос. Три дня тому назад комендантскую роту так расчихвостили! Там, правда, были в основном немцы да арабы из Джибути и Омана, а из них вояки известно какие.
      – А из кого хорошие? – полюбопытствовал я.
      – Китайцы, русские, арабы из Ирака, курды, – стал перечислять пехотинец.
      – Кубинцы, мексиканцы, – добавил его товарищ, тощий и длинный, с большой золотой цепью на шее.
      – Насчет мексиканцев я бы поспорил, – возразил мой собеседник. – Хараре из-за них только и сдали.
      – Хараре все равно бы сдали, – буркнул тот. – Зато когда нас прижали у Нгулы, только мексиканский батальон и пробился. Я им по гроб жизни благодарен.
      – Ну и будь благодарен, а я при своем мнении останусь. Так вот, журналист, – продолжил он, обращаясь ко мне, – тут все вояки в принципе неплохие. Вот только зачем мы все это делаем? Теоретически эту войну нельзя назвать ни освободительной, ни захватнической ни с одной стороны… Я раньше был преподавателем истории в университете, я знаю, о чем говорю. Идет позиционная возня: сдали город – взяли город, наступили – отступили. Шахматы. Даже не шахматы, в шахматах фигуры исчезают с доски безвозвратно, а здесь – возвращаются в подлатанном и освеженном виде. Разбили корпус или дивизию – тут же появляются наемники и чехарда продолжается. В самых удобных местах, при самом идеальном стечении обстоятельств ни разу не было серьезных прорывов. В прошлом августе мы имели все шансы потерять столицу, и что же? Нкелеле свернул наступление. Вот вы журналист, вы можете это объяснить?
      – Отсутствие резервов, боязнь оторваться от частей снабжения, ремонтных баз… – предположил я. – В конце концов, усталость…
      – Полноте, – махнул рукой негр. – Мапуту лежит перед вами, 13-й и 40-й армейские корпуса бегут без оглядки, бросают технику. Но Нкелеле развернулся и отправился восвояси, чтобы опять продолжать позиционные бои. Еще одна интересная деталь: за всю историю боевых действий ни разу не было мирных переговоров на высшем уровне. Нет, капитаны и даже полковники иногда высылали парламентеров и обсуждали всякие мелочи: забрать раненых, сдать стратегически не важную деревню… А маршалам это не нужно. Маршалы играют в шахматы.
      Негр вздохнул и сунул в рот новую порцию «бамбы» из полиэтиленового пакетика. Я подождал, что он еще скажет, но собеседник иссяк и даже, кажется, задремал, срубленный наркотиком. Тогда я достал из рюкзака захваченную из России книжицу Киплинга и углубился в чтение.
      Место расположения штаба 2-го армейского корпуса появилось из джунглей неожиданно. Вначале послышалось утробное урчание моторов, потом показалась островерхая бамбуковая башенка с неизменным пулеметчиком, а затем и зеленые штабные шатры. Грузовик сопровождения покатил дальше, а наш бронетранспортер описал изящную дугу на утрамбованной глине плаца и остановился возле шестиколесной ракетной установки.
      Я спрыгнул с машины. Войт, потягиваясь, последовал за мной, а Федор, так и не оклемавшийся после вчерашнего, вяло потащил пожитки.
      Первое, что бросилось мне в глаза, – большой рукописный плакат на одном из шатров. Крупные русские буквы ярко-зеленого цвета гласили:
 
«Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Африку,
В Африку гулять!
 
 
В Африке акулы,
В Африке гориллы,
В Африке большие
Злые крокодилы!»
 
      Стишок показался знакомым, но с таким же успехом мог быть и творением местных умельцев из числа русских наемников. Я хохотнул. Хихикнул и Федор, а Войт попросил перевести. Я перевел, тот ничего не понял.
      – И где тут гориллы? – спросил он. – Последнюю гориллу вывезли на Мадагаскар семь лет назад, я читал в газетах. И акулы… Бред какой-то. Акулы в океане. А отсюда до океана очень далеко.
      – Вы скучный прагматик, Войт, – сказал я.
      Деловитый сержант – они, кажется, составляли основную часть мозамбикской армии, ибо кишели повсюду – велел нам идти к помначштаба подполковнику Сплинеру. Тот оказался симпатичным мулатом со щегольскими усиками.
      – Журналисты? – не слишком одобрительно спросил он, потягивая мутноватый сок из стакана и разглядывая наши документы. – Ищете сенсаций?
      – Работаем, – поправил я.
      – Из России? – Он несколько переменился. – У нас много ваших парней. Ладно, работайте. Найдите себе место в палатке, где свободно, и живите… Насчет еды не беспокойтесь, насчет выпивки – тоже. Все вопросы – к капитану Нуйоме, найдете его в штабе.
      Возле штабной палатки на щите был укреплен большой портрет маршала Ауи. Благообразного вида негр, убеленный сединами, не слишком-то и черный, европеоидные черты… На груди, как водится, ряды орденов. Тем не менее человек с виду вполне цивилизованный, с покойным королем Махендрой не сравнить…
      Под щитом стоял часовой в парадных белых ремнях и с надраенным карабином. Тут же висел мозамбикский флаг, а рядом – чуть пониже – флаги союзников: Кении, Танзании, Сейшел, Мадагаскара, Малави и Ботсваны. Из них по-настоящему воевали только Кения, Танзания, Малави и Ботсвана. На Мадагаскаре, который бог оградил водой, устроили даже заповедник, чтобы сохранить погибающие в мясорубке войны виды животных. Я слышал, что японцы вложили в это мероприятие очень солидные деньги. Хотя японцев это не оправдывает: они сейчас везде вкладывают очень солидные деньги, взять ту же войну… Весь флот адмирала Кеньяты-Джуниора сошел с японских стапелей. Флот тот, правда, почти что не воюет, потому что в джунгли крейсер не затащищь, но сам факт показателен.
      Поймав за портупею очередного сержанта и вручив ему денежку, я устроил наше трио в просторной и пустой палатке, только что установленной. Двухъярусные кровати, походные столики и стулья, даже переносное стерео в углу. Хорошо живут при штабе! Капитан Нуйома, которому вверили наши бренные тела, отсутствовал, но сержант пообещал, что сообщит ему о нашем появлении.
      Пока мы с Войтом обосновывались на новом месте, Федор сновал по штабному городку и собирал новости. Вернувшись и благоухая местным просяным пивом, которое военные скупали и экспроприировали у гражданского населения, он доложил:
      – Наступления пока не ожидается, до передовой восемь километров, жрать дадут через три часа, вечером выдадут сухой паек.
      – Вольно, – велел я. – Пиво нормальное?
      – Бурда, – скривился Федор. – Чисто для ознакомления. Как наша бражка.
      – Не пил ни разу, – сознался я.
      – Да я сам случайно попробовал… Местные-то все трескают, они народ привычный.
      – Смотрите, паук, – сказал Войт, с ужасом указывая в угол. Там сидела волосатая тварь.
      Федор тут же выскочил из палатки и поймал рядового-негра.
      – Ерунда, господин, – сказал рядовой, без опаски хватая паука за длинную суставчатую лапу. – Хорошая еда. Я возьму?
      Мы милостиво разрешили ему забрать мерзкое создание, после чего Войт глубокомысленно заметил:
      – Было бы неплохо узнать, что тут готовят.
      – «Солдат удачи» писал, что малавийцы частенько едят человечину, – сказал я, опускаясь на стул. – Думаю, армия Мозамбика тоже может стрескать пару убиенных врагов.
      – Враки это все, – покачал головой Войт. – Это Фергюсон писал, я его знаю. Он и был-то в Найроби, до фронта не доехал… Подцепил какую-то заразу от девки в отеле… Никого тут не едят, скорее всего.
      – Значит, мы будем первыми, – заключил я.
      Три часа мы бродили вокруг палатки. Вернее, бродил я: Войт возился с камерами, а Федор, как и положено хорошему солдату, спал в тени на надувном матрасике.
      Насколько я представлял себе карту военных действий, сейчас мы находились на территории бывшей Замбии или нынешней Малави. Скорее первое. Двум странам – Зимбабве и Замбии – не повезло, потому что они выступили в роли поля боя для двух противоборствующих группировок. За Хараре, столицу Зимбабве, в свое время шли кровопролитные бои. Защищали город верные режиму тогдашнего президента Ионы войска, которым ничего не оставалось – они оказались между двух огней. Замбия отделалась несколько легче – ее попросту разделили пополам, введя военное управление на аннексированных территориях, но потом начались бомбардировки и государства не стало. Медные рудники превратились в лунные пейзажи, антропологический музей в Ливингстоне с трудом успели вывезти какие-то восторженные идиоты из ЮНЕСКО, потеряв более десятка человек, а на Луанду кто-то из воюющих – до сих пор неизвестно, кто именно это был, – сбросил под шумок бактериологическую бомбу с вирусом гриппа Кафуэ. Население частично вымерло, частично разбежалось, и сейчас в эту местность вообще никто не совался. Эпидемии по странному стечению обстоятельств не случилось, чего медики до сих пор объяснить не могут. Прививки от гриппа Кафуэ нам, кстати, сделали. Это было очень больно.
      По ветвям акаций скакали мелкие птички. Неподалеку довольно мелодично распевал голый до пояса чернокожий солдат, обхаживая артиллерийское орудие. Я призвал на помощь свои оружейные познания – вроде бы старая британская L-118.
      Африка собрала по миру все старье, которое пылилось на армейских складах. БМП и БТР конца прошлого века из Словакии, Польши, ЮАР, США и Египта; британские легкие танки «Скорпион», украинские Т-54, Т-55, Т-62 и Т-72, румынские «Грады», вертолеты AS-350B и AS-532 из Франции, SA-316B из Нидерландов, штурмовики А-37 из США, F-5 из Канады, МВ-326 из ЮАР, МиГ-21 из Израиля, американские транспортники С-130В… Покупались, конечно, и новые, и сверхновые образцы, но в основном воевали на антиквариате. И у той и у другой стороны имелось и тактическое ядерное оружие, но в его наличии никто признаваться не хотел.
      Мимо трусцой пробежало отделение коммандос в маскировочной форме, с КОРами, рацией дальней связи, с автоматами на толстых потных шеях. Скорее всего, киберы. Хотя процент киберов в войсках не так уж высок, была на этот счет публикация в «МК». Среди самих африканцев их и так не очень уж много, а киберов-наемников берут в основном в спецчасти либо в техобслуживание.
      – Пора есть, – сказал Федор, не открывая глаз.
      – Пора так пора, – согласился я.
      Он проводил нас в столовую, расположившуюся под навесом в окружении цветущих низкорослых кустиков. За длинными столами сидели солдаты и офицеры без особого разделения на касты. Среди них я заметил несколько русских, которые встретили наше появление довольно индифферентно. Ничего удивительного – земляков в Африке собралось достаточно, чтобы не радоваться каждой русской морде.
      Обед оказался обильным и вкусным: бобовый суп, бифштекс с картофелем и овощами, сок. Спиртного за столом никто не пил, очевидно, этим занимались в свободное от обеда время.
      Отобедав, мы с Войтом пошли искать капитана Нуйому. Он вышел нам навстречу из палатки: лет тридцати пяти, с длинными волосами, заплетенными в жесткие косички, ниспадающие из-под форменного берета, с маленькой маузеровской кобурой на ремне. Выслушав наши приветствия, он сухо кивнул и жестом пригласил войти в палатку. Там оказалось уютно: была даже книжная полочка с рядами томиков на португальском и английском. Среди авторов я заметил Лумумбу, Нето, Душ Сантуша. На стене висел прикрепленный скрепками стереопортрет незнакомого мне старенького седого негра в очках.
      – Прошу вас сесть, – чинно сказал капитан.
      Мы разместились на складных стульчиках, а он тем временем извлек из-под койки бутылку виски «Торонто Клаб» и пластиковые стаканчики.
      – За встречу, – предложил он, с треском скручивая пробку.
      Мы с Войтом переглянулись.
      Второй тост последовал сразу за первым. Только-только мы проглотили содержимое стаканчиков, как Нуйома налил снова и провозгласил:
      – За победу! Пусть старый бабуин Нкелеле умоется кровью и грязью!
      Выпили и за это. Закуски не было. Капитан скомкал стаканчик, бросил его в угол и спросил, сверкнув белками:
      – Зачем вы приехали?
      – Писать о войне, – сказал Войт.
      – А что о ней писать? Вам в Европе всегда было интересно смотреть, как дерутся недочеловеки? Мы для вас всего лишь гладиаторы, не так ли? Я знаю, что у вас там работают тотализаторы: возьмет Нкелеле Булавайо к будущей пятнице или же нет? Какими будут официальные потери при штурме Зомбы? Делайте ставки, белые господа!
      – Бог с вами, капитан, – отмахнулся Войт. – Я лично этого никогда не одобрял.
      – И все-таки мы гладиаторы, – пробормотал капитан, не слушая, и я стал подозревать, что Нуйома немного не в себе. – В Древнем Риме мы сражались на аренах. Сегодня арена – весь юг Африки, вся ее добрая половина… На севере устраивать арену опасно – ракеты все-таки не мечи и не копья, могут залететь и туда, куда не положено…
 
Пусть мы ответим:
«Здесь!» —
Когда нас позовет Возрождение мира.
Пусть мы станем дрожжами —
Без них не взойти белому тесту.
Ибо кто внесет оживляющий ритм
В этот мертвенный мир
Машин и орудий?..
 
      – Кто это написал? – спросил ошеломленный Войт. – Вы?
      – Африканский философ, поэт и политик, член Французской академии, первый президент Республики Сенегал Леопольд Сенгор, – с гордостью сказал капитан.
      – Ну, насчет орудия и машин я бы поспорил… – буркнул Войт, глядя сквозь откинутый полог палатки на рычащий танк, разбрасывающий из-под гусениц ошметки жирной земли.
      – Это ваши машины и ваши орудия, – парировал капитан. – Вы продаете их нам, вы учите нас их строить.
      – К чему весь этот спор? – поинтересовался я. Нуйома улыбнулся:
      – Разминка. Вы – люди образованные, журналисты. Будете скучать – вспомните про меня, захотите поговорить – придете. Я философ, окончил Принстон, потом Вест-Пойнт, а практиковаться негде. Даже слушателей найти тяжело. Эти старые мысли о всеобщей африканской идее… Знаете, сейчас они никому не интересны. Виртуальность, наркотики, кибершпионаж, борьба корпораций… А у нас либо до сих пор купают детей в бычьей и слоновьей моче из-за отсутствия воды, либо объедаются синтетическими антидепрессантами в ночных клубах Йоханнесбурга и Лагоса. Африка расслоилась. НЕКи и НЕРвы с одной стороны и дикие племена – с другой.
      – Простите, если перебил вас, но я про арену… Мне уже говорили нечто подобное. И не раз, – заметил я. Капитан кашлянул:
      – Я действительно так думаю. Я атеист, но какая-то высшая сила явно вмешивается, и это не обязательно Господь Бог. Либо деньги, либо мифическое Мировое Правительство, либо искусственный интеллект…
      – Искусственный интеллект? – Я даже привстал.
      – А почему бы и нет? – улыбнулся Нуйома. – Смотрите – два лагеря, два военных союза. Почему Танзания воюет на нашей стороне, а Ангола – на стороне Нкелеле? С таким же успехом могло быть наоборот… Почему империя соблюдает нейтралитет и лишь продает оружие обеим сторонам? Почему Замбия и Зимбабве не захотели участвовать в сваре и пали первыми, причем их уничтожили беспощадно? Сотни вопросов. Я уж не говорю о вещах, недоступных пониманию людей военных, получивших соответствующее образование. Стратегии как таковой в этой войне не существует, это я утверждаю как выпускник Вест-Пойнта. Поэтому я, наверное, до сих пор капитан, хотя знаю вчерашних лавочников и мясников, дослужившихся за три года до полковников. Сам Ауи был посредственным бригадным генералом, пока не случился этот чертов переворот. Теперь на него молятся. А те, кто не молится, все равно за него воюют, потому что, если не воевать за него, придется воевать за Нкелеле.
      – Уезжайте в Европу.
      – Многие уехали в Европу. Профессора, инженеры, даже политики. А из Европы многие едут сюда. Странный круговорот… Я согласен, в России сегодня жить опасно и плохо, но здесь не лучше! Способов заработать и в Европе хватает… Кстати, о заработках: вы не задумывались, откуда берется столько денег на войну? Еще один вопрос, не имеющий ответа…
      Капитан помолчал.
      – А я… Я здесь потому, что мне интересно, чем это кончится. Завтра я еду на передовую с инспекцией, могу взять вас с собой. Посмотрите, что такое война. Что-то вроде летнего лагеря для бойскаутов, и только.
      – Хорошо, мы поедем, – кивнул я, – Надолго?
      – Давайте думать, что навсегда, – сказал Нуйома и отхлебнул прямо из бутылки.

6. МОЗЕС МБОПА

Бывший лидер группировки «Независимые черные»

      Проснулись все-таки не все.
      В спальный мешок к долговязому шведу Гунару Торбьерну заползла гадюка. Погреться захотела, сволочь. Судя по всему, он ее придавил во сне… Умер, даже не проснулся, дыхание перехватило. На его лицо смотреть было страшно.
      Солдаты зарывали тело молча. Косились на меня, словно это я ему гадюку подсунул. Дерьмовая ситуация, ничего не могу сказать. Пока еще все тихо, но если не произойдет значительных изменений, можно будет ожидать выстрела в спину. К тому же сержант очухался. Пока молчит, сапогами песок топчет и на конвоиров глазенками зыркает. Надо было его расстрелять по закону военного времени, но ничего, успею. Наверное… Хотя, впрочем, какая разница? Ну не я его убью, а мозамбикские обезьяны… Ну и что? Одно досадно, что я этого уже не увижу…
      Я повернулся к отряду:
      – Подтянись, макаки! Живее, живее!!! Впереди вода!
      Ничего не изменилось. Парни действительно измотались… Даже моя выдумка о воде не помогает…
      Впрочем, почему выдумка? Впереди действительно озеро. Ньяса. Большое пограничное озеро.
      Зато за ним Малави, северную часть которой прочно удерживают войска Анголы. Порт Нкхата Бэй. В порту бесчисленное множество шлюх, наркодилеров, наемников и прочего человеческого мусора, который всегда скапливается там, где воюют.
      Вот только до Нкхата Бэй нам так же далеко, как и до неба. До неба даже ближе.
      Некстати вспомнилось, как в подготовительном лагере армии Анголы пьяный капитан-инструктор сказал мне:
      – Когда вы окажетесь в районе Камбулацици, обязательно выщелкнете один патрон из обоймы. Он вам очень пригодится… Дело в том, что тамошние племена приноровились жрать пленных живьем… Достижения современной медицины! Там целые бараки таких вот… объедков. И все живы, правда не скажу, чтобы здоровы. Ха-ха-ха…
      Капитан был уже пьян, но продолжал прикладываться к бутылке. Питье в него уже не лезло, а он все пил, пил, пил… Ноги отказывались держать тело, желудок выворачивался наизнанку, а капитан все накачивался дешевым пойлом.
      Когда я видел его в последний раз, он, раскачиваясь, стоял в очереди за новой бутылкой синтетической мексиканской текилы. И плакал…
      Ирония судьбы заключалась в том, что именно на Камбулацици мы и идем. Точнее, должны идти, если я что-то понимаю в ориентировании на местности. Оттуда можно будет добраться до Чипока, малавийского порта на озере Ньяса…
      Я тяжело вздохнул. Все это верно только в том случае, если тот жалкий кусок пластика, который мы считаем картой, не врет, а мое знание местности не подводит меня.
      – Живей! – Мой крик поднимается куда-то вверх, к палящему солнцу, и падает оттуда на головы моих людей. – Живей…
      Сколько их осталось?
      Я присмотрелся к жалкой группе, бредущей по песку. От отряда осталось пятнадцать человек, считая меня, Абе и арестованного сержанта, который плетется в арьергарде, сопровождаемый двумя молчаливыми немцами. Не густо, некого даже вперед послать…
      Мы продрались сквозь кусты и начали подъем на пологий склон холма, густо поросшего ржавой растительностью с зелеными, еще не выцветшими проплешинами. На вершине виднелась небольшая рощица. Место для привала.
      Склон. Последние метры… Вершина. Несколько деревьев и три больших камня, здоровенных куска гранита.
      Я еще успел порадоваться, что ветер дует нам в спину… Дурак.
      Оказалось, что деревья растут довольно густо, и на плато, которое образовывала вершина холма, расположилась целая роща. Привыкшие к яркому солнцу саванны глаза не позволяли увидеть что-либо в тени. Прохладная темнота…
      Я не чувствовал опасности. Ее и не должно было быть. В тылу у противника. В области, где и в лучшие-то годы плотность населения составляла от двух до десяти человек на квадратный километр.
      Все началось, когда последний солдат, кстати, это был мой сержант, вошел в тень.
      Казалось, пули посыпались сверху, как перезрелые кокосы с пальмы. Наверху оглушительно загрохотало, посыпались срезанные ветки деревьев, листья, мусор… Кто-то закричал, как заяц.
      Передо мной, метрах в пяти, земля вздыбилась, брызнула огнем, горячим дымом и осколками…
      – Назад! Все назад! – закричал я, перекрывая грохот автоматов, и закашлялся.
      Рядом со мной кто-то вскрикнул, чужая кровь ударила меня по лицу.
      Подхватив упавшего солдата, я продолжал пятиться, одной рукой поливая кроны деревьев над нами из укороченного «Калашникова». Пули с визгом срезали ветки, пронзали листья и улетали в прозрачное небо…
      Когда мы скатились вниз по склону холма и залегли, я обнаружил, что троих уже нет, включая того, которого я нес. У парня была пробита голова.
      Отовсюду слышалась ругань, бессильные проклятия.
      Предупредительный Абе что-то сунул мне в руку.
      – Что это? – спросил я, утирая лицо.
      – Список, мой генерал.
      – А… Хорошо… – Я не совсем понимал, про что он говорит.
      Оказалось, что это список с именами тех солдат, что остались в роще.
      Леон Крафт, Аурелио Лопес, Курт Лефберг.
      Два немца и мексиканец отправились к дьяволу только потому, что я недооценил ситуацию. Замечательно, черт побери!
      – Отряд ждет ваших приказаний, мой генерал…
      Приказаний… Я сплюнул:
      – Абе, на карте этот участок – пустыня. Тут нет никаких баз, постов, тут нет никаких деревень, тут, черт побери, нет ни одного человека… Не должно быть. Потому что ни один идиот не будет загонять сюда военную часть. А здешние туземцы еще только-только луки осваивают… Впрочем, что я тебе это объясняю? Дай мне Коваленко.
      Абе убежал.
      Странная ситуация. Большая часть отряда в целости, нас никто не преследует… Хреново организованная засада, малочисленная и плохо вооруженная. И ко всему прочему – бессмысленная.
      Если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что где-то в этой роще прячется некий военный объект. Или не военный, а гражданский, но стратегически важный…
      Последнюю мысль я отмел. Стратегически важный объект так не охраняется. Разве что только какая-то тыловая точка, может быть, локальная радарная станция с обленившимися вконец радистами и охраной. Вот эти могли бы с перепугу выставить в охранение две пулеметные точки, что, в общем-то, не так уж и глупо. Особенно если учесть тот факт, что персонал станции может вызвать подмогу и все, что нужно, – это продержаться некоторое время и удержать нас на приемлемой дистанции.
      – Мой генерал?.. – Это Коваленко.
      Щуплый такой русский, но выносливый, как трактор. Казалось бы, в чем душа держится, а нет, прет на себе портативную установку огнеметания, в просторечии «пустоту», и ничего. Не жалуется.
      Кстати, «пустота» у нас единственное, что уцелело после неудачного штурма той ракетной базы. И Коваленко единственный ее оператор. Остальные так и лежат где-то в истоках реки Замбези.
      – Нужна стена огня перед нами. Ветер нам в спину. Думаю, что проблем с фронтом пламени не возникнет. Понял?
      – Понял, мой генерал. – Коваленко хитро прищурился. – Но мы под горой… А «пустота» – оружие, для которого предпочтительна прямая линия… Понимаете?
      – Понимаю… – Мерзавец. За кого он меня держит? – Но если стены огня не будет через десять минут, я погоню всю эту ораву обезьян под пулеметный огонь, а ты пойдешь первым. Так что постарайся…
      Коваленко облизнул губы. Эта его привычка меня страшно бесила.
      Я встал и отошел в сторону. Что-то как будто осталось незавершенным…
      – Да, вот еще что… Коваленко?!
      – Я!
      – Через одиннадцать минут, если в глубине леса то, что я думаю, тут будет спецкоманда по уничтожению. Понимаешь, про что я говорю?
      Коваленко побледнел и начал в спешном порядке расставлять сошки «пустоты», накручивать верньеры. Перед ним загорелось голографическое изображение поражаемой местности.
      «Пустота» – это изобретение полубезумного русского специалиста-оружейника Пелевина. Богатый как Крез, он вывесил на орбиту специальный спутник, работающий только на его установки и защищенный от постороннего вмешательства целым сонмом устройств. Благодаря этому спутнику тактический огнемет ПУстОта в любой точке земного шара получал по защищенному каналу связи реальные данные о местности, доступной к поражению.
      Ни одно государство мира, за исключением, кажется, Китая, «пустотный» спутник не глушило, поскольку он был один, а «пустота» использовалась во всех армиях мира. Кроме Китая.
      Разобраться в устройстве огнемета было практически невозможно. Любая попытка разобраться в деталях приводила к самоуничтожению агрегата. Уникальность этого оружия заключалась в том, что производство его велось на независимых территориях, вне государственного права, на орбитальной станции, под личным контролем изобретателя, в штучном порядке по специальному заказу. В использовании огнемет требовал обученного персонала.
      Все это делало «пустоту» довольно дорогостоящей штучкой. Дорогостоящей, но оправдывающей затраченные деньги.
      Откуда у воюющих в Африке такие бешеные деньги, чтобы обеспечить свои войска массой «пустот», являлось загадкой номер один для всех спецслужб мировых сверхдержав. Почти в каждом полку армии Анголы, да и Мозамбика, наверное, тоже, на вооружении стояла хотя бы одна «пустота».
      Позади меня зашипел всасываемый заборниками огнемета воздух.
      Коваленко потребовалось всего три навесных заряда, чтобы выполнить мое указание.
      Когда в дыму и пламени, черные и закопченные, как черти, расстреливая мечущийся в панике персонал, мы ворвались в помещение станции, внутри уже все было готово к эвакуации.
      Строго по правилам уложенные железные ящики с информацией, рюкзаки цвета хаки без слов сообщили мне, что худшие предположения подтвердились, скоро тут высадится десант.
      Мне в глаза бросился болтающийся на одном из вещмешков белый мохнатый медвежонок с оторванным ухом, что придавало ему исключительно боевой отчаянно-решительный вид. Зачем он здесь? В качестве талисмана? Подарок? Или на станции были дети?..
      Этого я так и не узнал. Та часть персонала станции, которую не расстреляли мои солдаты, ушла по подземным переходам. Догонять их в темноте незнакомых переходов, туннелей и пещер, которые помнили еще доисторические времена, было полным безумием. На всякий случай я приказал завалить вход в катакомбы и занялся осмотром станции.
      Небольшая станция, немного ретранслятор, немного шпион, немного корректировщик огня. Последняя функция не использовалась ввиду значительной удаленности от фронта. Частичка электронного щита Мозамбика. Полувоенный объект. Этим, кстати, и объяснялась та тупость, с которой была организована засада.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5