Но Элий – ничтожный карьерист, а главный виновник всему – Руфин. Император знал о величайших открытиях Триона, знал даже, что цепная реакция осуществлена. И что же он сделал? Скромно промолчал и позволил отцам-сенаторам расправиться с Трионом. Приближаясь к цели, Трион становился смелым, отдаляясь, делался трусом. Сейчас цель была очень далеко. Что осталось у Триона? Подобие свободы и подобие работы.

– Ненавижу Дециев, – прошептал Трион. – Пусть они все сдохнут!

Трион перевернулся на кровати и уставился в окно. Сквозь виниловые жалюзи лился белесый свет. Давно рассвело. На улице жара. Академический городок опустел. И научные работники, и слушатели академии давным-давно в лабораториях и учебных корпусах. Один Трион лежит в своей клетушке и бессмысленно смотрит в потолок. Что дальше? А дальше ничего. Пустота. Десять лет прозябания. Нет, он не выдержит. Он, умевший из всего делать открытия, из рекламного плаката или из простого сита. Наблюдая, как повар сцеживает отвар через сито, Трион придумал диффузный метод получения урана-235. Увидев огромную рекламу с увеличенными точками от растров, он понял, как получить сетки для этого самого диффузного метода.

Но в аморфном благополучии творчеству нет места.

Трион всегда считал демократию фальшивой греческой придумкой, чуждой человеку. В детстве он зачитывался Тацитом – его околдовывала неограниченная власть. Чтобы творить так, как творил Трион, нужен тиран или хотя бы явная угроза неотвратимой катастрофы, вполне заменяющая тиранию. Только тиран позволяет творить что угодно, даже безумие. С каждым месяцем, с каждым годом Трион убеждался в этом все больше. Он надеялся, что тирания осуществима. У Рима была угроза в виде далекого варвара Чингиса, а Руфин попытался сыграть роль тирана. Но не сумел. Не хватило ни сил, ни фантазии. Тирания – это амальгама на лучшем аквилейском зеркале, амальгама, которая позволяет зеркалу отражать мир. Без тирании талант превращается в простое стекло, сквозь него удобно смотреть на мир, но увидеть отражение собственного лица можно лишь случайно. А тирания позволяет смотреться в зеркало с утра до ночи и любоваться собственным величием… Зеркала… Догадка мелькнула, но Трион не позволил ей ни за что зацепиться. Он больше не творит. Он прозябает, подчиняясь воле сената.

Таких, как Элий, надо душить в детстве, чтобы они не смели навязывать людям свою невыносимую, пресную, серую добродетель. Придурок сделался Цезарем, и настанет день, когда его провозгласят императором. Неужели Трион доживет до этого дня?!

Трион в ярости грохнул кулаком в стену.

Тут же дверь отворилась, и в щель просунулась голова фрументария.

– Что-то случилось? Не идешь в лабораторию?

– Не иду! Я никуда не иду! – простонал Трион.

Голова скрылась. Трион поднялся и направился в ванную комнату, прихватив с собой бутылку фалерн-ского вина. Наполнил ванну до краев и погрузился в воду. Полежал немного. Потом достал из-за шкафчика стило и тетрадь. Принялся писать.

Почти без помарок. Половина тетрадки была исписана…

«Цезарь, – мысленно обратился физик к своему врагу, – неужели ты думаешь, что можешь лишить Триона возможности сделаться богом и превратишь его в жирный неподвижный ноль, плавающий в теплой ванне?»

Трион положил тетрадь на бортик ванной и задумался. Записи он скоро восстановит. Это уже третья тетрадка; которую он заполняет, что дальше? Искать покровителей? Или надеяться, что Руфин, оправившись от страха, попытается помочь? Нет, на императора надеяться глупо. Бежать в Бирку? Вики примут его с распростертыми объятиями – наверняка они слышали про исследования Триона. Надо полагать, что боги виков не так щепетильны, как Олимпийцы, а сами вики не так законопослушны, как римляне. Подумаешь, приказ богов! Люди во все времена лишь делали вид, что уважают их мнение, и спокойно обделывали свои дела, грешили, подличали, травили друг друга. И боги им в этом не мешали. Трион может сделать открытие, оттолкнувшись от любой мелочи. А что если оттолкнуться от самих богов? Что тогда создаст Трион? Куда он затолкает богов? В Тартар? В латри-ны? В старый пыльный чулан? Ха-ха! Вот образ… образ пыли… На мгновение Трион задремал, потому что когда открыл глаза, увидел перед собой человека в красно-серой форме вигила. Хотя человек загорел до черноты и обрил голову, физик узнал гостя. Перед ним был бывший префект претория Корнелий Икел, обвиненный в убийстве Цезаря и в покушении на жизнь Элия.

– Тебя тоже послали заниматься оптикой? – ухмыльнулся Трион.

– Надеюсь, ты не собираешься до конца дней торчать здесь, выполняя поручение Цезаря?

– Разве Цезарь мне что-то поручал? – вполне искренне удивился Трион. – Не помню такого.

Икел не стал препираться, присел на край ванны и сказал спокойно:

– Я всегда тебя терпеть не мог, Трион. Но у нас общий враг. И общее дело.

Так что собирайся и уходим, – Икел швырнул ему простыню из махрового хлопка. – Подальше отсюда.

– Ты похищаешь меня? Ну что ж, я буду вынужден подчиниться. Можно, я напишу записку Цезарю и сообщу, что меня уводят силой? Это согреет его добродетельное сердце.

Не торопясь, Трион вылез из ванной. Ему хотелось подчеркнуть свою независимость. И еще надо было забрать спрятанные за шкафчиком тетради.

Трион открыл дверь из ванной, и едва не упал, споткнувшись о тело лежащего фрументария. Бывший префект претория посчитал забавным бросить труп к ногам академика и полюбоваться его испугом. Но Трион не испугался. Зачем ему бояться за другого? Трион отнесся у трупу как к огромной ненужной кукле – раздраженно и брезгливо. От трупа тоже можно оттолкнуться. К примеру, подумать о бомбе, которая будет поражать в основном живые организмы. То есть людей. Они будут валяться, как саранча после опыления посевов ядохимикатами, а Вечный город останется нетронутым. А потом, когда трупы разложатся, Трион вступит в Рим завоевателем. В единственном числе.

– Ты можешь вновь создать свою бомбу? – спросил Икел.

– А разве я создавал бомбу? – опять принялся изображать неведение Трион.

– Ты занимался ураном.

– Ураном? Богом? Как это, объясни.

– Ты делал бомбу, – сказал Икел зло.

– Не помню. Видно, после оптических опытов память моя ослабла.

– Вспомнишь. Когда доберешься до места. Бывшие сослуживцы помогут.

– Они согласились? Ну конечно, согласились. Ведь они не занимались оптикой.

– Их убедят, будь покоен.

– А ты умеешь убеждать? Вижу, вижу, умеешь. Ты будешь командовать физиками, как гвардейцами. Я отправлюсь с тобой только ради того, чтобы посмотреть на это. Первая когорта ядерщиков стройсь! Смирно! На сборку котла дается три минуты!

От этих слов нельзя оттолкнуться. Они пусты, как шелуха. Надо подумать о чем-нибудь другом…

– А деньги у тебя есть? Мои исследования стоят оч-чень дорого, смею тебя заверить, – поинтересовался физик.

– У меня есть кое-что получше денег.

– Я и не знал, что есть что-то лучше денег.

– Я привезу тебя в мир, где любое твое желание будет исполнено.

– Надеюсь, это не Олимп и не арена Колизея. Все остальное подойдет.

О боги, какое счастье. Он опять может думать и может творить! Мысли бурлили в его мозгу тысячами пузырьков. Он сделается богом – вот мысль, которая вдохновит его на что угодно.

«Виню себя – не виню?» – этим вопросом Норма Галликан задавалась по несколько раз на дню. И всякий раз отвечала: «Не виню». Но ответ не удовлетворял, и вопрос возникал вновь. «Никого даже не отправили в карцер», – этого довода хватало еще на час. «Во всем виноват Трион!» – последнее заклинание действовало дольше других. Защита заканчивалась универсальным аргументом: «Иначе поступить было нельзя». В библиотеке, разбирая книги, Норма неожиданно замирала, и вновь звучал вопрос: «Так ты виновна?» – «Все виноваты», – приходил ответ неведомо откуда. Трион виноват, он хотел разрушить мир. Она виновата, ибо разрушила лабораторию Три-она. Этот ответ все чаще возникал в мозгу, как некая математическая формула.

И эта формула позволила Норме успокоиться. Она вновь стала интересоваться работой и кокетничать с охранником – то есть рассказывала ему о строении атома и атомного ядра, нейтронных пучках и Z-лучах. Охранник слушал с каменным лицом и на вопрос:

«Понятно ли?» всегда отвечал: «Разумеется», после чего Норма предлагала поступить ему в Афинскую академию, на кафедру физики. Но охранник вежливо отказывался, ссылаясь на свой возраст и троих детей.

«Так виню или не виню?» – вновь спросила себя Норма, отворяя дверь в дом и уже собираясь войти в атрий. Но что-то ее остановило. То ли блик света на стене, там, где блика в принципе не могло быть, то ли оброненный на пол шарф, то ли… Она отступила. Ее авто все еще стояло на улице в трех шагах от вестибула.

Охранник забеспокоился и вышел из машины. Норма продолжала пятиться. Не оставалось сомнения: ее ждали. Элий обманул. Обещал жизнь и отдал приказ убить. Все будет стерто: Трион, его люди, и даже память об их открытии. Чтобы никогда впредь… Нигде… Норма была уже возле авто, когда из дома выскочил человек в черном. В свете фонаря блеснул вороненый металл пистолета. Охранник успел лишь расстегнуть кобуру, когда раздался выстрел. Охранника швырнуло на капот машины. Норма завизжала. Еще один выстрел. Мимо! Норма кинулась в тень портика. Третья пуля угодила в колонну. Осколок мрамора оцарапал руку. Из-за угла вывернула патрульная машина вигилов.

– Трион все равно покарает тебя! – крикнул убийца, ныряя в машину Нормы.

Авто рванулось из переулка. Тело охранника отшвырнуло к стене.

Трион… Норма едва не закричала. Трион… Значит… Что это значит, она боялась даже подумать. Кто ее выдал? Или Трион догадался сам?

«Трион, я тебя не боюсь!» – хотела она крикнуть убийце. Но рот пересох.

Сердце отчаянно стучало в горле, затворяя слова.

Норма Галликан привалилась спиной к колонне, не в силах сдвинуться с места. Ясно, что ее защитило клейменное Вером желание. Густая красная лужа растекалась на мостовой вокруг неподвижного тела. Отец троих детей погиб вместо нее. Чудес не бывает. Кто-то должен был умереть. Фортуне все равно – кто.

«Трион хотел разрушить мир. Норма разрушила лабораторию Триона». Это формула Нормы Галликан. Только куда ее записать? В какоиучебник?

Таблин Цезаря в Тибуре был куда просторнее и украшен богаче, нежели таблин в доме Элия в Каринах. Норма теребила платок и притворялась, что плачет. На самом деле слез не было. Норма редко плакала. Вот и сегодня она подносила к сухим глазам сухой комок виссона. Стрелки старинного настенного хронометра приближались к шестому часу ночи. То есть скоро полночь. Когда-то отсчет дневных часов начинался с рассветом, а сутки – в полночь. Никого почему-то не удивляло подобное несоответствие. Изобретение механических часов привело время к одной точке отсчета. Все решила не логика, но технология.

Норма не могла отвести взгляда от хронометра. Почему до сих пор нет никаких известий?! Элий ходил по таблицу взад и вперед. Его неровные шаги лишь усиливали тревогу. Фрументарий приоткрыл дверь, шепнул несколько слов на ухо Цезарю и исчез. Зазвонил телефон. Элий снял трубку, выслушал. Хронометр ожил и отбил три четверти. До полуночи осталось пятнадцать минут. Элий повернулся к Норме.

– Пятерым удалось бежать. В том числе Триону. Двое убиты. Одного не оказалось дома, когда за ним пришел человек Триона. Сейчас этого физика перевезли в надежное место и держат под усиленной охраной. Одного похитителя вигилы застрелили. Так что нам он ничего не расскажет. Кто устроил побег, пока неизвестно. Ясно одно: Трион хочет собрать ученых вместе и продолжить начатое.

– Лучше бы нас всех убили, – прошептала Норма.

– Если боги не сделали этого, значит, ученые не виновны. При испытаниях постоянно взрываются летательные аппараты, однако конструкторы остаются невредимы. За мысли никто не судит – гласит римское право.

– Вряд ли боги руководствуются в своих поступках законами римского права.

Но Трион перехитрил богов. Его приборы создавали «шум», который не позволял богам и гениям следить за нашей работой.

– Да, я знаю, Z-излучение дает тень невидимости. Вы занимались недопустимыми исследованиями, и в то же время сами исследования служили вам щитом. Очередной парадокс.

– Как в любом парадоксе, все дело в тонкости обмана. Боги боятся не только Z-лучей. Некоторые виды электромагнитных волн, вполне безопасные для человека, заставляют их слепнуть. В лаборатории Триона повсюду стояли приборы, генерирующие излучение определенной частоты. В них начало. А зонтик Z-излучения – это потом.

Элий остановился, будто наткнулся на невидимую стену. Долго молчал.

– Такие приборы запрещены законом Империи, – выдавил он наконец. – Это государственная измена. В отчете комиссии о них не было ни слова. Безнаказанность Триона объяснялась только Z-лучами.

– Значит, пока ты выступал в сенате, кто-то очень могущественный велел уничтожить «глушилки». Теперь уже не доказать, что люди Триона намеренно скрывали свои замыслы от богов.

Неужели Руфин замешан в урановом деле? Теперь понятно, почему он так легко уступил доводам Элия: пока Цезарь твердил о милосердии, император обделывал свои делишки.

– Руфин помог сегодня ученым бежать? – спросил Элий и сам ответил: – Нет.

Руфин мог убить Триона, но не стал бы выпускать физика на свободу.

– Все изменилось в мире. Старые запреты вряд ли действуют… Если так… если Трион может… то… и мы…– она запнулась.

– То мы – что? – Элий посмотрел на Норму в упор.

Норма почувствовала, что не может выдержать его взгляд, и опустила глаза.

– То может быть, и нам стоит попытаться на благо Рима создать бомбу? Я бы могла попробовать… Мой племянник, очень способный юноша, также изучал ядерную физику…– она замолчала и вопросительно взглянула на Элия. – Ведь это я первой высказала гипотезу о том, что при бомбардировке ядра урана нейтронами происходит деление ядра.

– Благодарю от себя лично и от имени Великого Рима, – с нескрываемой издевкой отвечал Элий. – Но свою бомбу ты создавать не будешь.

– Глупо. И к тому же не ты, Цезарь, решаешь подобные вопросы.

– В данном вопросе сенат со мной солидарен. Стоит Риму создать какое-нибудь оружие, и через год-другой оно появляется у наших противников.

– А что если бомба появится на год-другой раньше у виков?

– Наша задача – помешать Триону. Подумай, что мы можем сделать.

– Что можно сделать, – Норма пожала плечами. – Триона сложно остановить.

Главное – перекрыть ему доступ к урану. – Ничего более удачного на ум пока не приходило. Но если Трион так успешно увел из-под носа охранников своих людей, то почему бы ему не завладеть и необходимым сырьем?

– Урановая, руда надежно охраняется, – отвечал Элий.

– Только тот уран, что изъяли из лаборатории в Вероне. Но Трион может добыть руду в Конго. Надо…

– Я уже отправил людей в Конго. Руководство компании Верхней Катанги предупреждено. Будем надеяться, что мы не опоздали и доступ к оксиду урана перекрыт. Но у меня такое чувство, что Трион не будет искать оксид урана в Конго.