Генерал Розекранс и «Кровавая река»

Нельзя сказать, что Юг был полностью деморализован поражениями у Геттисберга и Виксберга, хотя чувство внезапного оглушения, безусловно, было. Но вскоре оно сменилось страстным желанием взять у янки реванш, скорее, немедленно сокрушить их! Ли после Геттисберга на такой удар был не способен: ему требовалось время, чтобы пополнить армию после страшных потерь, а главное — восстановить ее боевой дух, развеянный в прах залпами с Кладбищенского хребта. Но такой «удар-реванш» жаждал нанести командующий Теннессийской армией мятежников Брэкстон Брэгг. Намечен был и объект удара — Камберлендская армия северян во главе с нашим старым знакомым — Розекрансом.

Этот «спящий» генерал около полугода избегал решительных действий и только после настоятельных требований Хэллека неспешно двинулся 23 июня к городку Таллахоме, где были сконцентрированы основные силы Брэгга. По своему обыкновению Розекранс действовал пассивно, не использовал ряда возможностей нанести противнику серьезный урон. Если бы в первые дни этого «наступления» Розекранс был поактивнее, он, возможно, сумел бы прорвать фронт мятежников, не говоря уже о более раннем времени, когда его наступление помогло бы Гранту быстрее овладеть Виксбергом. Позднее, 10 августа, Линкольн писал Розекрансу об этой ситуации:

«Мне казалось, что тогда для Вас был самый подходящий момент атаковать Брэгга… Со всей искренностью позвольте сказать: мне так кажется и до сих пор»[1].

В результате мятежники, не неся почти никаких потерь от «комариных укусов» авангардов Розекранса, отступили в район важнейшего стратегического пункта на всем этом участке фронта — крупного города и железнодорожного узла Чаттануги. Город находился в острой излучине реки Теннесси, делавшей его почти неприступным, тем более что с востока подступы к нему контролировали вершины Енот, Дозорный и Миссионер. И все же Розекрансу удалось переправить армию через Теннесси вдали от батарей Чаттануги и зайти городу в тыл. Брэггу пришлось 7 сентября оставить Чаттанугу и отправиться навстречу северянам. Из Виргинии к нему вот-вот Должны были прибыть подкрепления во главе с опытным Лонгстритом, и Брэгг ждал только их.

Утром 18 сентября виргинцы начали прибывать в расположение армии Брэгга, и он решил начать сражение, не дожидаясь подхода всего войска Лонгстрита. Северяне к тому времени создали мощный оборонительный рубеж к западу от ручья Чикамога, а армия Брэгга еще днем того же 18 сентября переправилась через этот ручей и на глазах у северян стала развертываться для атаки. Розекрансу ничего не оставалось, как принять вызов. Бой, в котором участвовали примерно 57 тыс. северян и 59 тыс. южан, начался утром 19 сентября у западного берега Чикамоги (в переводе с одного из индейских наречий — «Кровавая река», иначе — «река Смерти». Это название стало поистине роковым для обеих армий).

Первым в атаку пошел корпус генерала-северянина Джорджа Томаса, но спешившиеся кавалеристы Н. Форреста отразили удар и сами перешли в контрнаступление. Томас бросил вперед еще две дивизии и, казалось, сумел сломить сопротивление противника. Но тут в дело вступили виргинцы Лонгстрита. Бой был яростным, противники не раз сходились в рукопашной. Введя в сражение дополнительные силы, Брэгг сумел потеснить левый фланг обороны северян, хотя сопротивлялись те с завидным мужеством. Участник боя, доброволец иа Индианы капитан Дж. Кэрнехэн вспоминал, как дрались его товарищи: «Они утратили всякое понятие об опасности и о мощи атакующих. И лишь это полное безрассудство наших солдат помогло нам удержать оборону»[2]. В первый день сражения удача явно благоприятствовала южанам, но все же северяне устояли.

За ночь к месту сражения прибыли остальные части Лонгстрита, и утром 20 сентября Брэгг двинул их в атаку на корпус Томаса. Но тот стойко выдерживал все удары противника. Именно после отчаянных схваток этого дня Томас получил прозвище Чикамогский Утес. И все же после нескольких часов героического сопротивления его отряды начали отходить. Перепуганный Розекранс по принципу «тришкина кафтана» начал перебрасывать части с места на место. Эта суета кончилась роковой ошибкой; объезжая позиции, командующий обратил внимание на небольшой зазор между дивизиями Вуда и Брэннана. Небрежно указав на это место майору Бонду из своего штаба, Розекранс сказал: «Передайте Вуду, чтобы он закрыл эту брешь»[3]. В результате, отойдя в сторону примерно на полмили, дивизия Вуда образовала не ту, мнимую, а самую настоящую брешь!

И вскоре прямо к этому участку вышли пехотинцы Лонгстрита. После некоторых колебаний, вызванных опасениями, что северяне заготовили какую-то дьявольскую ловушку, прямо в брешь были одна за другой брошены семь дивизий южан. 30 тыс. солдат, ворвавшись туда, подобно реке, прорвавшей плотину, растекались в разные стороны. Буквально за 10—15 минут практически весь фронт северян рухнул. Дивизии ван Клеве и Брэннана были почти полностью перебиты либо взяты в плен. Многие солдаты побросали оружие и бежали куда глаза глядят. Даже отчаянные усилия дивизии Филипа Шеридана, будущего героя войны, не могли спасти положения. Попыталась было преградить путь наступавшим кавалерия Митчелла, но мятежники вскоре смяли и ее.

Вспоминая эти страшные часы, генерал-северянин Г. Трастов писал: «Все пришло в смятение. Ни единого приказа нельзя было услышать в грохоте бушевавшей битвы. С дикими воплями конфедераты мчались вдали, на своем левом фланге. Казалось, что они побеждают повсюду… Беглецы, раненые, ящики со снарядами, охрана, санитарные повозки запрудили узкие тропинки…»[4] Поток отступавших, в основном устремившийся к Ровиллу, вскоре увлек за собой незадачливого командующего и всю его штаб-квартиру.

Особенно тяжелое положение создалось на левом фланге северян, где продолжали держаться солдаты Томаса. Глядя на их отчаянное сопротивление, некоторые из бежавших сумели преодолеть страх, вернуться и присоединиться к товарищам. А на соседнем холмике Снод-грасс держали оборону истекавшие кровью остатки дивизии Брэннана. Мятежники, подтянув орудия, расстреливали оборонявшихся чуть ли не в упор. Генерал-южанин Д. X. Хилл вспоминал позднее: «Я никогда не видел такого плотного слоя тел убитых федералистов, разве что перед полузатопленной стеной во Фредериксберге»[5], о которой мы уже знаем. Как раз в те минуты опьяненный успехом Лонгстрит произнес фразу, сразу ставшую знаменитой: «Они бросили в бой своего последнего солдата, но и он уже бежит»[6]. Катастрофа Камберлендской армии казалась неминуемой.

Розекранс и начальник его штаба Джеймс Гарфилд в это время во весь опор скакали к Чаттануге. Услышав, что позади вдруг разом стих шум боя, генералы остановились. В полной прострации Розекранс сказал: «Скачите назад и найдите генерала Томаса, если он еще жив. Прикажите ему прикрыть отступление вместе с солдатами Грэнжера»[7]. И Гарфилд отправился исполнять казавшееся ему уже бессмысленным приказание. Этому генералу была уготована необычная судьба: 4 марта 1881 г. он вступил на пост президента США, но спустя всего четыре месяца был смертельно ранен на перроне вашингтонского вокзала бродягой и неудачником, решившимся столь громко покончить счеты с жизнью.

Но отчего же стих шум у Чикамоги? Возможно, когда мы расскажем об этом, у многих из тех, кто интересуется историей, возникнет ассоциация со знаменитой битвой при Ватерлоо 18 июня 1815 г. Тогда, как известно, генерал Груши, отправленный Наполеоном преследовать прусскую армию фельдмаршала Блюхера и из-за нерасторопности потерявший ее, услышал со стороны Ватерлоо шум гигантского сражения. Подчиненные Груши генералы умоляли его срочно идти туда или хотя бы отпустить с ними часть войск. Но педантичный Груши отвечал, что не может нарушить приказ императора. И именно в эти часы солдаты Наполеона, ценой невероятных усилий уже почти сломившие сопротивление английской армии герцога Веллингтона, были разгромлены внезапно ударившими им во фланг частями Блюхера.

Шум чикамогского боя слышал и генерал Г. Грэнжер, 6-тысячный корпус которого Розекранс приказал укрыть в кустарнике милях в двух к северу от места сражения. Грэнжер еще с 10 часов утра видел толпы беглецов, в панике растекавшихся по окрестностям. А когда Грэнжер увидел в подзорную трубу, что к месту боя едва ли не бегом движутся новые отряды мятежников — это были последние подразделения Лонгстрита, только что выгрузившиеся из поездов, — он воскликнул: «Я иду к Томасу, есть у меня приказ или нет!»[8]

Примерно в это время Томас, чувствуя, что мятежники вот-вот уничтожат их, бросил своих солдат в контратаку, которая волей-неволей оказалась штыковой: патроны кончились почти у всех. И здесь произошло одно из тех удивительных совпадений, которыми так богата история. Именно в момент контратаки Томаса на поле боя появился корпус Грэнжера, нанесший сильнейший удар по правому флангу мятежников. Теперь уже их войска были в замешательстве, а порыв северян, горевших желанием рассчитаться за гибель товарищей, казалось, был неудержим. Но вскоре наступательный пыл северян стал угасать, да и мятежников по-прежнему было больше, и вот они уже сами пошли в атаку. Снарядов и патронов, чтобы встретить их, не было. Тогда Грэнжер, вместе с Томасом руководивший обороной, отдал приказ — примкнуть штыки и контратаковать. Начальник его штаба Дж. Фуллертон вспоминал об этом: «В одно мгновение они были на ногах и пошли вперед, чтобы встретить эту атаку. Противник обратился в бегство. И столь стремительной была эта контратака, что один полк с незаряженными винтовками и пустыми патронташами прорвался сквозь ряды противника, которые, сомкнувшись в тылу этого полка, поглотили его, подобно отхлынувшему приливу»[9]. Отчаянно сопротивлялись и другие части северян, продолжавшие бой.

Но все же, понимая, что сражение в целом проиграно, Томас со всеми мерами предосторожности стал отводить войска с поля боя. Уже в темноте он закрепился на хребте Миссионер, а в течение 21—22 сентября разрозненные части северян собрались в Чаттануге, по-прежнему остававшейся неприступной крепостью. В двухдневном сражении у «Кровавой реки» армия Розекранса потеряла 16170 человек, в том числе 1657 убитыми; мятежники потеряли соответственно 18454 и 2312[10]. Хотя потери южан и оказались в целом большими, общественное мнение Севера было в какой-то мере нокаутировано известиями с Чикамоги. Ну, а для мятежников, людские ресурсы которых были уже на исходе, это выходило далеко за рамки только морального удара.

Наступил критический момент: неприступная Чаттануга в то же время оказалась и ловушкой для попавших туда северян. Огромная армия Брэгга обложила город с трех сторон, а с четвертой северяне были отрезаны от внешнего мира бурным течением Теннесси. Это был первый и единственный случаи в ходе войны, когда большая армия северян попала в осаду; мятежники же были в таком положении много раз. Теперь же, заняв господствующие над городом высоты, установив там орудия и поместив отряды снайперов, южане ждали, когда голод и прочие лишения вынудят осажденных выбросить белый флаг.

В дело вступает Улисс Грант

Руководство Севера приняло срочные меры по спасению гарнизона и жителей осажденной Чаттануги. Вечером 23 сентября президент провел совещание, на котором было решено безотлагательно направить к Чаттануге 11-й и 12-й корпуса Потомакской армии под общим командованием Дж. Хукера, и вскоре почти 20-тысячное войско отправилось к Чаттануге. Уже в конце сентября первые его подразделения стали прибывать в Бриджпорт — основную базу снабжения гарнизона и жителей Чаттануги. Оттуда к осажденным приходилось пробиваться по раскисшим из-за распутицы дорогам, путь преграждал также горный массив Уолдеи. На обозы с продовольствием, шедшие к Чаттануге, постоянно нападали кавалерийские отряды мятежников, особенно «отличался» отряд Джозефа Уилера.

В этих условиях политическое и военное руководство страны обратило свои взоры к Гранту, блестяще проявившему себя в операции по захвату Виксберга. Генерал еще с 4 сентября лежал в госпитале: инспектируя войска и Новом Орлеане, он ездил на новой для себя лошади, которая вдруг понесла, споткнулась и, подмяв под себя Гранта, сломала ему ногу. Однако, узнав о катастрофе при Чикамоге, прикованный к постели Грант приказал связаться по телеграфу с Шерманом (тот замещал его во главе Теннессийской армии) и поручить ему немедленно двинуть к Чаттануге четыре дивизии. А вскоре и сам Грант получил приказ от Стэнтона прибыть в Кейро «при первой же возможности». С незалеченным переломом Грант отправился туда, но в Кейро его ожидало новое загадочное распоряжение Стэнтона — следовать в Луисвилл, на север штата Кентукки.

К удивлению Гранта, по пути, в Индианаполисе, в его поезд «подсел» сам Стэнтон. Он предложил Гранту принять командование новым огромным округом — Миссисипским, который, по сути дела, вобрал в себя весь западный фронт (кроме окрестностей Нового Орлеана, где командовал генерал Н. Бэнкс). Гранту предоставлялось право самому решить вопрос, останется ли Розекранс во главе Камберлендской армии или же его сменит Томас. Грант без раздумий выбрал Томаса и телеграфировал ему в Чаттанугу об этом, одновременно приказав держаться во что бы то ни стало. Томас лаконично ответил: «Я буду удерживать город, пока мы не умрем с голоду»[11]. Когда на утреннем разводе 19 октября солдатам осажденной в Чаттануге армии огласили приказ о смене командующих, они, забыв об уставе, выбежали из строя, подняли радостный галдеж, выкрикивали здравицы в честь «Чикамогского Утеса».

А Грант, сразу же после встречи со Стэнтоном выехавший в Чаттанугу, прибыл туда к вечеру 23 октября. Явившись прямо в штаб Томаса, где как раз происходило совещание, командующий предложил немедленно составить и осуществить план хотя бы частичного снятия блокады, пока солдаты и население не начали умирать с голоду. Такой план уже был у начальника инженерной службы Камберлендской армии, генерала Уильяма Смита по кличке Плешивый (непереводимая игра слов: по-английски слова «плешивый» (bald) и «смелый, дерзкий» (bold) звучат одинаково, а в написании разнятся только одной буквой; называя лысого Смита «Плешивым», шутники намекали и на его архиосторожность). Заключался этот план в наведении в излучине реки Теннесси двух переправ, по которым в город смогут пройти обозы с продовольствием и застрявшее в Бриджпорте войско Хукера. Подготовка к прорыву осады велась стремительно. По приказу Гранта Смит (он был назначен командиром всей операции) делал все необходимое, в частности на командных постах в армии Томаса были сделаны ете некоторые перестановки. По инициативе генерала У. ле Дука спешно сооружался колесный пароход, для чего среди жителей города отыскали немало плотников, столяров. К утру 26 октября (т.е. за двое суток) неуклюжее сооружение, гордо названное «Чаттанугой», было готово к началу операции. И она прошла успешно! Днем 26 октября части Хукера выступили в поход. Отбросив небольшие соединения мятежников (самонадеянный Брэгг был убежден, что со стороны Теннесси северяне атаковать не решатся), войска Хукера к ночи уже прятались близ переправы Келли, где, по сути дела, и началась боеваz фаза операции.

В ночь на 27 октября 12 тыс. солдат Хукера (остальные 8 тыс. находились в Бриджпорте для охраны этого важного пункта) вместе с 1,5 тыс. солдат Томаса, приплывших из Чаттануги на 60 лодках-понтонах, стремительно атаковали пикеты мятежников на переправе, разогнали их, и всего через час (!) понтонный мост был готов. Столь же решительно другой группой северян была захвачена переправа Брауна (находясь и основании излучины, которую делала река Теннесси, эти переправы резко сокращали путь в Чаттанугу из Бриджпорта), что, по сути дела, и явилось частичным снятием осады с Чаттануги.

Спустя несколько часов, днем 27 октября необычайно длинный обоз вошел в Чаттанугу; и фургонах было продовольствие, боеприпасы, свежее обмундирование… Спасенные от голодной смерти солдаты назвали открывшуюся трассу «крекерной дорогой», отдав дань самому популярному продукту в своем рационе. Взбешенный Брэгг в ближайшую же ночь попытался ликвидировать «крекерную дорогу», но северяне отбили натиск. Забавно, что в критический момент прямо на мятежников бросилось… огромное стадо обезумевших от шума сражения мулов: их как раз неподалеку перегоняли в Чаттанугу. Ночь была темной, и мятежники, приняв устрашающий грохот тысяч копыт за атаку мощной кавалерийской группы, пустились наутек, побросав винтовки и орудия.

Создание «крекерной дороги» было своего рода переломом не столько в ходе чаттанугской кампании (хотя и в этом тоже), сколько в настроении армии северян, порядком уставших и от чикамогской битвы, и от последующей осады. Грант писал в мемуарах: «Тому, кто не видел этого своими глазами, трудно осознать всю степень облегчения, принесенного этим (созданием дороги. — С. Б.). Вскоре солдаты были добротно одеты и хорошо накормлены. Было доставлено множество боеприпасов, повсюду царила бодрость, исчезнувшая много недель назад. Ни офицеры, ни солдаты более не чувствовали себя обреченными. Жалкий и инертный вид наших войск, столь бросавшийся в глаза раньше, исчез в мгновение ока»[12].

Отметим и другое: методически возраставшее сопротивление северян, все большая осознанность их действий не просто против обидчиков-южан, как в начале войны, но против врагов родины, посягнувших на ее территориальную целостность, вносили неуверенность в ряды мятежников. Когда еще в конце чикамогской битвы подчиненные Брэгга требовали «добить» противника, он отказался, удрученный неслыханными потерями. Брэгг отвечал им отказом и тогда, когда уже в начале осады его генералы настаивали на штурме Чаттануги. По-видимому, следует признать правоту Брэгга в обоих случаях: северяне, особенно в укрепленной Чаттануге, были не настолько слабы, чтобы позволить легко расправиться с собой.

Тем не менее ропот в армии Брэгга возрастал, настроение генералов передавалось офицерам, а от них — и солдатам. Генералы Лонгстрит, Букнер и другие направили даже письмо президенту Дэвису, требуя сместить Брэгга. Взволнованный президент лично прибыл 9 октября в расположение армии, побродил по окопам, осмотрел укрепления, но так и не решился уволить старого приятеля. Более того, к изумлению генералов-«жалобщиков» он в их присутствии попросил Брэгга путем диалога разобраться во взаимных претензиях. Дэвис явно надеялся, что генералы не решатся на открытый спор и проблема «испарится». Но после короткой заминки Лонгстрит, а за ним и остальные заявили Брэггу в лицо, что он не способен управлять армией и вести наступательные действия. Дэвис, однако, так и не внял их просьбам, заметив лишь, что коней, мол, на переправе не меняют. С тем и уехал.

А мстительный Брэгг ничего не забыл и 4 ноября отослал 20-тысячный корпус Лонгстрита к г. Ноксвиллу, который не так давно заняла Огайская армия северян во главе с Э. Бэрнсайдом. Со стороны, конечно, это можно было принять за обычную (даже отчасти оправданную) переброску сил, но все понимали, что Брэгг попросту убрал строптивого соперника. Позднее, 22 ноября, он отправил вслед за Лонгстритом и корпус другого «жалобщика», Букнера, после чего в его собственном распоряжении остались лишь 40 тыс. человек. Правда, уже на следующий день те части Букнера, которые еще не успели погрузиться в вагоны, пришлось срочно вернуть прямо со станции, потому что… Но расскажем все по порядку.

Планируя операцию по деблокированию Чаттануги, Грант ожидал прибытия Теннессийской армии Шермана. Сам он тоже не терял времени: внимательно осматривал укрепления города, залезая даже в траншеи, вносил поправки в никуда не годные карты местности, наконец, не утерпев, написал приказ об общем наступлении, оставив в нем лишь два пропуска — день и час атаки.

Кстати, Хэллек, узнав, что корпус Лонгстрита отбыл к Ноксвиллу, сразу же потребовал от Гранта решительных действий. Тот чисто формально отдал приказ Томасу атаковать южан 9 ноября, отлично зная, что у Томаса почти нет тягловых лошадей для артиллерии, а атаковать укрепления южан без орудий было бы самоубийством. И действительно: именно этим Томас и мотивировал свой отказ атаковать.

Во время одной из бесчисленных поездок Гранта по позициям произошел забавный эпизод. Заехав в расположение крайнего западного пикета обороны, выдвинутого к месту впадения в Теннесси речки Чаттануги, Грант в одиночку направился к берегу. Командир пикета северян, заметив его, закричал: «Охрану командующему!», но генерал недовольно отмахнулся — обойдусь, мол, без охраны. А в нескольких метрах от него, с западного берега узенькой Чаттануги, кто-то из солдат пикета мятежников в шутку тоже выкрикнул: «Охрану командующему Гранту!» И тут произошло неожиданное: услыхав имя Гранта, из палаток высыпали солдаты-южане и без всякой команды, встав по стойке «смирно», отдали генералу традиционный в армии США салют. Растроганный Грант ответил им тем же[13]. Конечно, эта сценка говорит прежде всего о необыкновенной популярности Гранта, но и напоминает о том, что это была, пожалуй, последняя крупная война нового времени, и которой еще сохранялись отголоски былых рыцарских баталий. Впрочем, и жестокости на полях сражений гражданской войны в США тоже хватало; например, мятежники не раз проявляли ее, расправляясь с попавшими к ним в плен солдатами-неграми.

К 15 ноября 17-тысячная армия Шермана, проделан фантастический марш в 675 миль по железным дорогам, на судах, а нередко и по грязному месиву осенних дорог, прибыла в Бриджпорт и почти без отдыха двинулась к Чаттануге. Тепло встретив старого друга, Грант предложил Шерману оригинальный план: имитировать «уход» из Чаттануги якобы и направлении Ноксвилла для помощи осажденному Бэрнсайду. А на самом деле Шерману предстояло повернуть назад и возвратиться к Чаттануге уже с северо-востока, чтобы неожиданно для мятежников нанести оттуда удар по их укреплениям. Для верности Брэггу были подброшены «дезертиры», добросовестно рассказавшие все, что поручил им Грант: в городе, мол, продолжается голод, войско Шермана и вовсе оказалось нечем кормить, вот его и пришлось отправить в Ноксвилл. Именно по получении этих «сведений» обрадованный Брэгг решил избавиться и от Букнера, послав его все в тот же Ноксвилл.

Итак, Грант теперь мог заполнить пропуски в приказе о наступлении: против 40-тысячной армии Брэгга у него была 61 тыс. опытных ветеранов Шермана, Томаса, Хукера. Выполняя приказ командующего, Шерман, пройдя некоторое расстояние по западному берегу Теннесси, переправился обратно к стремительно двинулся к Чаттануге. На рассвете 23 ноября его части вышли к северной оконечности хребта Миссионер и почти без боя заняли ближние траншеи мятежников, бежавших при виде возникшей неизвестно откуда огромной армии.