Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Д'Артаньян – гвардеец кардинала

ModernLib.Net / Фэнтези / Бушков Александр Александрович / Д'Артаньян – гвардеец кардинала - Чтение (стр. 22)
Автор: Бушков Александр Александрович
Жанр: Фэнтези

 

 


      – Да, меня уже предупреждали.
      – Отлично. Где-то тут рыщет д'Артаньян. Атос взялся с ним покончить, но это не тот случай, когда нас способно выручить дурацкое благородство Атоса. Бьюсь об заклад, он по всегдашнему своему обыкновению полагает покончить дело дуэлью, – как будто сейчас допустимы обычные правила чести! Нет, не тот случай!
      «Ну, после таких слов моя совесть чиста совершенно», – подумал д'Артаньян, пряча письма под камзол и тщательно застегивая пуговицы.
      – Вперед, черт возьми! – энергично поторопил его молодой граф. – Письма передайте в руки герцогине… Удачи, Арамис!

Глава девятая. О разнице меж каббалистикой и наукой

      Д'Артаньян не заставил себя долго упрашивать – он нахлобучил шляпу, кивнул на прощанье графу и побыстрее выскочил из комнаты, прежде чем на него успели-таки обратить внимание эти болваны, отчего-то искренне полагавшие, что кардинала Ришелье можно уничтожить посредством дрянненьких, бегущих впереди событий виршей и детских забав с повешенными раками.
      Оказавшись на улице, он огляделся. Капуцина в пределах досягаемости взора не наблюдалось. «Черт бы их побрал, опытных шпионов, – подумал д'Артаньян. – Может, они как-нибудь ухитряются, без всякой помощи нечистой силы, следить так, что их самих вовсе не видно? Нет, в конце концов, тут не беарнские леса, где можно затаиться в кустарнике, за деревом, на ветках наконец…»
      Он быстрыми шагами направился в сторону конюшен, где дожидался Планше с лошадьми.
      Трое выскочили ему навстречу из узенького кривого переулочка так быстро, что д'Артаньян в первый миг принял их за некое подобие чертей, – но тут же спохватился: с каких это пор черти бросаются на христианина, хоть и нерадивого, средь бела дня, пусть и в насквозь еретической стране?
      И выхватил шпагу – поскольку на него уже было нацелено сразу три. У каждого к тому же были и даги, длинные узкие кинжалы. Судя по их гнусно-решительным физиономиям, эти господа, если только тут уместно столь вежливое определение, намеревались действовать вопреки всем правилам дуэли (о коих, быть может, не слыхивали от рождения). На д'Артаньяна, направляемые недрогнувшими руками, устремились сразу шесть стальных жал. Хорошо еще, что в тесном переулочке они не смогли напасть сомкнутой шеренгой и мешали друг другу, ожесточенно сталкиваясь боками, а то и клинками, бросаясь вперед с тупой яростью, вызванной, без сомнения, особо щедрой платой.
      Первое время д'Артаньян довольно удачно отмахивался своей длинной рапирой, уклоняясь и делая финты – кругообразные движения клинком. Однако, как опытный боец, он быстро понял, что дело его заведомо проигрышное: пока он стоял, прижавшись спиной к бугристой глухой стене, он был почти неуязвим, но нельзя же стоять так вечно. Рано или поздно которое-то из шести жал его достанет, потому что он лишен главного – всякой возможности маневра. К тому же под распахнувшимися плащами у двоих из них блеснули рукояти пистолетов. В горячке первых минут они забыли о своем огнестрельном оружии, но как только вспомнят… Это не дуэль, никто не будет соблюдать правила чести…
      Спасение пришло столь же неожиданно, как выскочили нападавшие. За спинами хрипло дышавших наемных убийц показалась фигура в монашеской рясе братьев-капуцинов; трехфутовая сучковатая палка, увесистая и толстенная, лишь отдаленно напоминавшая пастырский посох, с каким подобает странствовать смиренному служителю божьему, взметнулась, описала короткую дугу и соприкоснулась с затылком одного из нападавших так удачно, что тот моментально рухнул без движения. С невероятным проворством монах сунул палку меж ногами второго, отчего тот растянулся на булыжнике мостовой во всю длину с невероятным шумом, а еще через миг обрушил свое нехитрое, но страшное оружие на запястье третьему, враз вышибив у того шпагу. Убийца взвыл, как иерихонская труба, – но капуцин, уже не обращая на него внимания, схватил д'Артаньяна за рукав и поволок за собой лабиринтом кривых переулочков, мимо аккуратных домиков, каких-то бочек, шарахавшихся детей, повозок, тупичков, остолбеневавших почтенных горожан, куда-то чинно шествовавших с чадами и домочадцами… Гасконец не сопротивлялся, уже видя, что это – друг.
      Наконец они остановились перевести дыхание – и, повинуясь мановению руки капуцина, почти сразу же двинулись дальше нормальным шагом, не привлекая ничьего внимания.
      – Спасибо, святой отец… – растерянно промямлил д'Артаньян. – Вас мне послал сам господь…
      – Скорее уж один из его земных слуг, носящих кардинальские мантии… – раздался знакомый голос.
      Капюшон на миг откинулся, д'Артаньян встретил проницательный взгляд черных глаз, увидел непревзойденную хищно-удалую улыбку графа Рошфора – и тут же капюшон опустился вновь, оставив для обозрения лишь подбородок, выбритый, как и подобает смиренному монаху, не имеющему права щеголять модной бородкой вроде «рояльки».
      – Рошфор!
      – Тс! Брат Бруно, скажем…
      – Вы здесь?!
      – И не только я, – загадочно сказал Рошфор. – Вы слишком неопытны, чтобы оставлять вас одного на столь непривычной стезе… Черт меня побери, д'Артаньян, вам еще многому предстоит научиться! Когда я увидел, с каким дурацким видом вы озираетесь на улице, явно пытаясь высмотреть, не следят ли за вами, у меня сердце упало…
      – Тьфу ты, – обиженно сказал д'Артаньян. – А мне-то казалось, что я действовал очень ловко…
      – Ничего подобного, уж простите. Не унывайте, со временем научитесь многим полезным премудростям…
      – Вот, кстати, о премудростях, – сказал д'Артаньян. – Где вы научились так виртуозить посохом? Это что-то невероятное, прямо-таки сверхъестественное…
      – Ничего сверхъестественного, – усмехнулся Рошфор. – Всего-навсего бой на пастушьих посохах. Научился в Каталонии. Даже у простонародья, знаете ли, можно почерпнуть много полезного. Для тех случаев, когда противник вместо честного боя на шпагах измышляет самые подлые приемы…
      – Черт возьми! – спохватился д'Артаньян. – У наших пастухов, в Беарне, есть ведь нечто подобное! Но мне и в голову не приходило поближе присматриваться к забавам простонародья…
      – И совершенно зря, – серьезно сказал Рошфор. – Ничего, будет время, я вам покажу, на что способны в умелых руках пастушеская палка, американская веревка с петлей и даже, не удивляйтесь, обычный сапог… Насколько я понимаю, вы получили письма от Шале?
      – Да, вот они, у меня под камзолом…
      – Отлично. Эта скотина Гримо почти достиг цели…
      – Гримо?
      – Да, я видел неподалеку его характерную физиономию, которую ни за что с другой не спутаешь… Ничего, не унывайте. Главное, они наткнулись на вас достаточно далеко от «Зеленого дракона». А потому, я уверен, долго не сопоставят одно с другим, будут полагать, что рыщущий по Зюдердаму д'Артаньян и курьер герцогини де Шеврез – два разных человека. Когда они откроют, что речь шла об одном и том же, будет слишком поздно.
      – Черт побери, но Атосу скажут, что здесь – Арамис!
      – Ну и что? События должны развернуться сразу после того, как вы прибудете в Париж. Ваша задача – обскакать Атоса в прямом смысле. Ну, и вдобавок я позабочусь, чтобы этот достойный шевалье подольше не смог пуститься в путь. Даже если он догадается, что это вы выдавали себя за Арамиса, которому сейчас полагается мирно лежать в постели с раненым плечом, будет, повторяю, слишком поздно…
      – Куда мы идем?
      – Ко мне, – сказал Рошфор. – Здесь есть домик, хозяин которого мне всецело предан, там я могу быть самим собой, да и вы тоже… Нужно просмотреть письма. Чтобы и вы, и я знали их содержание – мало ли что может случиться в дороге и с письмами, и с кем-то из нас… Так что лучше предусмотреть досадные случайности… В гостиницу вам возвращаться нет смысла – слишком опасно.
      – Да там у меня нет ничего ценного… нет, черт возьми, я совсем забыл! Деньги все при мне, но в гостинице – подорожная на имя де Лэга и рекомендательное письмо к статхаудеру! Вдруг да понадобятся…
      – Не беспокойтесь, – сказал Рошфор. – Там уже нет ваших бумаг…
      – А где они?
      – Где следует, д'Артаньян. Где следует, можете мне поверить… Ну вот, мы пришли.
      Он остановился перед небольшим домиком на берегу одного из многочисленных каналов, достал из недр рясы ключ и повернул его в украшенном медными пластинами замке. Дверь отворилась. Никто их не встречал. Д'Артаньян впервые столкнулся с диковинной планировкой, присущей нидерландским домам, – все комнаты и комнатушки тут были расположены в разных уровнях, соединенные сложной системой лестниц и ступенек: домик совсем небольшой, но, право, заблудиться можно… Следуя за Рошфором, д'Артаньян поднимался все выше, пока они не оказались на чердаке, ютившемся под потемневшими от времени огромными стропилами.
      С первого взгляда д'Артаньяну показалось, что они попали в мастерскую алхимика: на железном листе в углу еще слабо курились дотлевающие угли, и над ними на треноге висел котелок с чем-то горячим, откуда пахло резко и неаппетитно. На старом столе выстроились в ряд несколько медных и стеклянных сосудов с разноцветными жидкостями – но цвета эти не вызывали у гасконца никаких привычных ассоциаций.
      – Прекрасно, – удовлетворенно сказал Рошфор, сбрасывая рясу и оставшись в обычном дорожном платье. – Корнелиус уже все подготовил… Давайте письма. Быть может, я поторопился, приказав Корнелиусу приготовить эту адскую кухню, но, судя по моему опыту, мы имеем дело с настоящими заговорщиками, матерыми, а у таких господ обычно принято использовать надежные меры предосторожности. И если человек не искушен в некоторых вещах… ну, давайте быстрее письма!
      – Черт побери! – ошарашенно воскликнул д'Артаньян, достав из-под камзола свиток и быстренько развернув его, после чего тот распался на полдюжины листов бумаги…
      Девственно чистых листов.
      – Что такое?
      – Они меня провели! – воскликнул д'Артаньян горестно. – Подсунули чистую бумагу! И пока мы тут торчим, настоящий курьер…
      – Д'Артаньян, вам еще многому предстоит научиться… – рассмеялся Рошфор. – Это и есть письма.
      Гасконец озадаченно осмотрел все листы, один за другим, покачал головой:
      – Вы шутите, Рошфор?
      – Отнюдь.
      – Но тут же не видно ни единой строчки, ни единой буквы!
      – Глядишь, и появятся… – весело пообещал граф, забирая у него бумаги. – Для начала попробуем самое простое средство…
      Он высек огонь и одну за другой зажег восемь свечей в громадном кованом подсвечнике, после чего, к превеликому изумлению д'Артаньяна, принялся сосредоточенно и старательно водить одним из листов над колышущимися огоньками, держа бумагу совсем близко. При этом он, не отрываясь от странного занятия, не оборачиваясь к гасконцу, говорил:
      – Есть особые чернила, которые, после того как ими напишут письмо, высыхают и делаются невидимыми. Иные из них проявляются под воздействием огня… но не в нашем, сдается мне, случае. Ничего, попробуем луковый отвар…
      Он аккуратно разложил лист на столе и принялся осторожно капать на него содержимым одной из склянок. Без всякого видимого результата. Точно так же не оказали никакого действия и жидкости из других сосудов, всех до единого. Наблюдая за бесплодными усилиями Рошфора, д'Артаньян все сильнее склонялся к мысли, что его самым коварным образом провели.
      Однако граф не походил на проигравшего.
      – Одно из двух, – сказал он задумчиво. – Либо буквально за последнюю неделю выдумали какое-то новое хитрое средство, что маловероятно, либо остался верный, испытанный метод, который я специально оставил напоследок, сейчас вы сами поймете, почему… Вы себя, часом, не относите к неженкам?
      – Да нет, я бы не сказал… А чего мне ждать?
      – Серьезного испытания для вашего носа, – с ухмылкой сказал Рошфор, направляясь в дальний угол чердака.
      Он принес оттуда полную самых обычных яиц корзинку и две миски. В одну, пошире и пониже, положил письмо, тщательно расправив лист, во вторую, повыше и пообъемистее, разбил первое яйцо…
      Д'Артаньян поневоле шарахнулся, зажимая нос, – от яйца шибануло невыносимым смрадом.
      – Шерт побери, – прогнусавил гасконец, по-прежнему зажимая нос двумя пальцами. – Оно ше тухлое!
      – Тухлейшее! Как и все остальные! – весело подтвердил Рошфор, крутя носом и морщась, но не прекращая своего занятия. – Между прочим, это и есть самое трудное – раздобыть дюжины три на совесть протухших яиц. Крайне своеобразный товар, его обычно незамедлительно выкидывают в отхожие ямы… Но старина Корнелиус постарался на совесть. Какова вонища, а? Шибает, как из пушки!
      – Сачем? – осведомился д'Артаньян, не решаясь отойти, чтобы не пропустить что-то интересное.
      – Зачем непременно тухлые? Боюсь, я не смогу ответить, потому что сам не знаю толком. Тут нужно быть ученым химиком… Мне, в конце концов, важно не научное объяснение, а результат. Что до результата, он всегда одинаков: в тухлых яйцах содержится некое вещество, определенным образом действующее на определенный вид тайных чернил. Вот и все. Если нам повезет…
      Высоко поддернув манжеты, он с безмятежным видом принялся тщательно размешивать содержимое миски длинной деревянной палочкой, отчего чердак заполнился столь невыносимым зловонием, что д'Артаньян едва не кинулся опрометью прочь, но героическим усилием справился с собой, любопытство пересилило брезгливость, и он даже придвинулся вплотную к столу.
      – Ну вот… – сказал Рошфор. – Думаю, достаточно…
      С загадочным видом фокусника он поднял обеими руками миску и осторожно стал лить ее содержимое в другую, стараясь равномерно распределить клейкую омерзительную массу по всей поверхности бумаги. Д'Артаньян, вытянув шею и уставясь через его плечо, даже убрал пальцы от носа, кое-как смирившись с запахом.
      – Пресвятая дева! – вскричал он, старательно, размашисто перекрестившись. – Честное слово, граф, это сущее колдовство!
      На листе стали понемногу проступать некие знаки, становясь все четче, все темнее, все разборчивее…
      – Это не колдовство, а всего-навсего наука, – сказал Рошфор убедительно. – Как видите, иногда и от господ ученых бывает польза – не все из них, как выяснилось, занимаются отвлеченными высокими материями, неприменимыми в реальной жизни…
      – Черт меня побери со всеми потрохами! – воскликнул д'Артаньян, но, присмотревшись, продолжил упавшим голосом: – Ну и что? Увидеть-то мы увидели это ваше тайное письмо, но его же нельзя прочитать. Тут какая-то каббалистика. Так и знал, что не обошлось без нечистой силы, у меня давненько были предчувствия, что добром дело не кончится, еще когда собирался в эту еретическую страну. Они тут все колдуны, вкупе с нашими заговорщиками…
      Действительно, там не было привычных букв, пусть даже складывавшихся бы в слова чужого, незнакомого гасконцу языка, – лист покрывали аккуратные ряды цифр и каких-то загадочных значков, твердо сочетавшихся для д'Артаньяна с чернокнижием и прочим письменным колдовством.
      – Успокойтесь, – усмехнулся Рошфор. – Письмо попросту написано шифром. Неужели вы ничего не слышали про шифр?
      – Ах, вот оно что… – пристыженно улыбнулся Д'Артаньян. – Слышал, конечно, доводилось. Но я думал, шифр… это что-то такое… а он, оказывается, этакий… Но тут же ничего невозможно понять!
      – По моему глубокому убеждению, на свете есть только одна вещь, которую невозможно понять, – сказал Рошфор. – Ход мыслей женщины и ее сердце. Все остальное пониманию поддается, пусть порой и с великими трудами. Что написал один человек, другой всегда сумеет прочитать.
      – Так читайте же!
      – Дорогой д'Артаньян, мне лестно, что вы столь высокого мнения о моих способностях, но сейчас и я бессилен. Ничего, мы преодолеем и эту трудность… А пока давайте сюда остальные листы. Вряд ли наши друзья из «Зеленого дракона» были столь изощренны, что каждое из полудюжины писем писали разными чернилами. Если первое поддалось тухлому яйцу, разумно предположить… Ну да, так и есть!
      Как тут же убедился д'Артаньян, остальные письма представляли собой ту же смесь цифр с каббалистическими знаками. Рошфор тщательно прополоскал их в ушате с водой, но запах все равно чувствовался. Покосившись на крутившего носом гасконца, Рошфор усмехнулся, спрятал листы себе за пазуху и взял свой могучий пастырский посох.
      – Пойдемте. Попробуем разгрызть этот орешек… а заодно и познакомитесь с крайне примечательной личностью.
      Они вышли на улицу и минут пять петляли по узеньким улочкам, удалившись от канала, зато выйдя к другому, почти совершеннейшему близнецу первого, – та же застоявшаяся темная вода, дуновение сырости, шаткие деревянные мостки, парочка отрешенных от всего сущего рыбаков, замерших над удочками…
      На сей раз, выйдя к небольшому узкому домику с островерхой крышей, Рошфор постучал медным дверным молотком. Им открыла старуха, столь полно отвечавшая представлениям гасконцев о ночных ведьмах, что д'Артаньян добросовестно повторил про себя молитву, – лицо старой карги сморщенное, как печеное яблоко, крючковатый нос смыкается с крючковатым подбородком, дружелюбная улыбка обнажает парочку желтых зубов, ухитрившихся пережить всех своих собратьев…
      Однако Рошфор вошел без малейших колебаний. Вздохнув, гасконец последовал за ним по привычному уже лабиринту лестниц, лестничек и крутых ступенек в недра домика – пока они не добрались до обширной комнаты.
      Точнее, некогда обширной. Сейчас чуть ли не все свободное пространство занимали толстенные фолианты и груды исписанной бумаги, лежавшие штабелями, кучами, чуть ли не достигавшими потолка, грозившими ежеминутно рассыпаться от легкого прикосновения локтем и рухнуть на голову неосторожному гостю, погребя его, словно снежная лавина в горах Беарна. В полной мере осознавая эту угрозу, д'Артаньян остановился на пороге, не решаясь двинуться с места без долгой предварительной рекогносцировки. Рошфор же уверенно направился в глубины бумажных лабиринтов. Впрочем, и он, откинув капюшон, зорко следил, чтобы ненароком не задеть книжно-бумажные стены и не погибнуть столь унизительной для дворянина смертью – от удара по макушке увесистыми томами…
      Кто-то тронул д'Артаньяна за локоть, и он шарахнулся было, но вовремя опомнился, замер в неудобной позе, чудом не обрушив достигавшую его макушки стену из пахнущих пыльной кожей книг.
      Перед ним стоял низенький неопрятный старичок с круглыми глазами филина и припорошенной пылью лысиной, обрамленной венчиком всклокоченных седых волос. Глаза его горели совершеннейшим безумием, а в руке он сжимал большой лист усыпанной цифирью бумаги, коим без лишних церемоний потряс перед носом д'Артаньяна:
      – Все сходится! – воскликнул он ликующе, так непринужденно, словно они были знакомы с давних пор. – Жизнеописание великого Александра Македонского укладывается в те же числовые закономерности! Число Зверя, деленное пополам! Понимаете вы, что это означает? Да посмотрите сами!
      Д'Артаньян представления не имел, о чем идет речь, но твердо помнил одно: сумасшедшим ни в коем случае нельзя противоречить, дабы не привести их в ярость…
      – Э-э… конечно… – сказал он осторожно, едва удержавшись от того, чтобы не кликнуть на помощь Рошфора. – Как же тут не понять? Все столь ясно и достоверно изложено, что завидки берут…
      Кажется, он угодил в точку – безумный старичок расплылся в дружеской улыбке:
      – Рад, сударь, встретить столь проницательный ум, пусть в сочетании со столь юным возрастом. Я в вас сразу почуял подлинного ученого… – Он надвинулся, прижал д'Артаньяна к стене и, потрясая у него перед лицом своей бумагой, горячечно заговорил: – Все прежние историки были жалкими неучами и болванами, потому что тупо заполняли свои хроники убогим перечнем событий, не подозревая о существовании Великой Системы! И только я, я один, – впервые! Вот вам подлинная хронология всех событий от Адама до наших дней! Поскольку несовершенный наш мир создан богом, но руководим дьяволом, в основе непременно должно лежать Число Зверя – 666! Лишь великая наука нумерология способна создать Систему! Если разделить Число Зверя пополам, если взять число 360, божественное число, положенное богом в основу движения земного шара, если привлечь магическое, священное число 9, мы достигнем гармонии! Тут нет места неразберихе! От завоевания Константинополя крестоносцами должно пройти ровно 333 года, а кто утверждает иначе – тот неуч, тупица и болван! Должно пройти 333 года! От завоевания Константинополя до…
      – Э-э, сударь… – осторожненько попытался вставить слово д'Артаньян. – А почему Число Зверя нужно непременно делить на два?
      – А на сколько еще его прикажете делить? – несколько обиделся старичок. – Это же очевидно! Непременно на два! Всякая империя в существовании своем не может превышать числа лет, равного сумме квадратов и кубов числа 12 – великого и фатального числа Платона. Римляне, ассирийцы и прочие воплощают это число в точности! От основания Рима до разрушения империи обязано было пройти совершенное число лет – квадрат семи и сумма семидесяти…
      – А почему? – растерянно повторил д'Артаньян.
      – Потому что эти числа совершенны, и именно ими, а вовсе не дурацким перечнем событий обязана руководствоваться мировая история! Это же лежит на поверхности!
      «Сейчас начнет кусаться, – обреченно подумал д'Артаньян. – Черт, в какой же стороне дверь, куда бежать?»
      К его великому облегчению, послышался спокойный голос Рошфора:
      – Ага, вы уже мирно беседуете? Любезный господин Скалигер, для вас есть любопытная задачка…
      – Нет ничего любопытнее цифр и чисел!
      – О том и речь, – терпеливо сказал Рошфор. – Вот тут у меня зашифрованные письма, которые…
      – Ни слова более! Давайте сюда! Так бы сразу и сказали!
      Старичок выхватил у него свиток и убежал куда-то в дальний угол.
      – Граф, – шепотом произнес д'Артаньян. – Куда вы меня привели? Это же сумасшедший!
      – Ну разумеется, – с полнейшим самообладанием ответил Рошфор. – Законченный безумец. Этого бедолагу зовут Жозеф Скалигер, он гугенот, астролог и математик… и свихнулся на том, что вся мировая история, изволите ли видеть, может быть рассчитана каббалистическими методами на основе каких-то «совершенных чисел» и манипуляций с вычислениями… Ну да вы сами слышали.
      – Зачем же мы пришли? Его нужно срочно запереть в смирительный дом…
      – Ну что вы, – с тонкой усмешкой сказал Рошфор. – Кому мешает один свихнувшийся астролог, если он не опасен для окружающих? Пусть себе забавляется с цифрами и ищет закономерности там, где их нет. Когда умрет, эту груду бумаг слуги продадут в бакалейные лавки – нельзя же всерьез поверить, что бред этого бедняги что-то значит. Однако… Д'Артаньян, он безумец во всем, кроме вычислений. Каковые, надо отдать ему должное, проделывает с невероятной быстротой. Нет такого шифра, к которому…
      Из-за груды книг выскочил старичок, ликующе размахивая письмом.
      – Вот и все, стоило огород городить! Ну конечно же, метод замещения цифрами букв французского алфавита вкупе с обозначением абзацев особыми знаками!
      – У вас получилось что-то осмысленное? – спросил Рошфор живо.
      – А? Понятия не имею, посмотрите сами. Вроде бы что-то такое складывалось, но мне это уже неинтересно.
      Рошфор взял у него бумагу и тихо прочел:
      – «Ваше высочество, господин герцог Анжуйский! Спешу сообщить, что переговоры с испанцами…» Пожалуй, это вполне осмысленно!
      – Да? – отозвался старичок без малейшего интереса. – Ну, вам виднее, а поскольку это не имеет никакого отношения к Великой Системе расчета подлинной истории, я и голову себе не собираюсь забивать этими вашими житейскими глупостями! Не мешайте, мне надо работать…
      – Милейший господин Скалигер, – вкрадчиво сказал Рошфор. – Я был бы вам весьма признателен, если бы вы подобным образом разделались со всеми шестью письмами…
      – А зачем?
      – Я дам вам целых пятьдесят пистолей, и вы себе купите много бумаги и чернил, незаменимых для расчетов… для ваших гениальных расчетов!
      – Вы, пожалуй, правы, – неохотно признался старичок. – Эти проклятые торговцы никак не хотят давать бумагу даром, сколько я им ни растолковывал значение Великой Системы для грядущих поколений… Давайте сюда ваши глупости!
      Он вырвал у Рошфора свитки и вновь скрылся за грудами книг. Слышно было, как он громко бормочет под нос о ничтожестве житейских мелочей пред лицом великой и стройной хронологии, которая когда-нибудь непременно овладеет умами всего человечества.

Глава десятая, в которой д'Артаньяну вновь приходится вспомнить об одной своей старой проказе

      Примерно через четверть часа д'Артаньян вынужден был признать, что Рошфор вновь оказался прав: выскочивший из бумажного лабиринта безумный старичок сунул им письма, сгреб пистоли и опрометью помчался назад к столу. Хватило одного взгляда, чтобы удостовериться: этот гениальный безумец – или безумный гений – вмиг расшифровал послания, не вникая в их смысл. Все планы заговорщиков были теперь, как на ладони – с точным перечнем имен, обязанностей, замыслов и привлеченных для их реализации сил. Сумасшедший астролог по имени Скалигер так и не узнал, что его усилия помогут спасти короля Франции и его первого министра…
      Уже на улице д'Артаньян сочувственно вздохнул:
      – Бедняга… Скажите мне, Рошфор, правда ли, что, как я слышал, земля круглая, как шар…
      – Но она и в самом деле круглая, д'Артаньян, – сказал Рошфор. – И представляет собой огромный шар.
      – Бросьте шутить! – воскликнул гасконец. – На всем пути от Беарна до Парижа я, уж поверьте, не заметил ничего подобного – земля везде плоская, как доска. Конечно, кое-где попадаются возвышенности и горы, не без того, но я никогда не поверю, что ехал по шару! И потом, будь земля шаром, с нее тут же стекла бы вода, свалились люди с животными…
      Улыбаясь, Рошфор сказал:
      – Даю вам честное слово дворянина, д'Артаньян, что земля – шар.
      – Ну, это другое дело, – уныло произнес д'Артаньян. – Коли дворянин что-то подтверждает своим честным словом, этому должно верить… Но я все равно не возьму в толк, как это может быть…
      – Мы об этом поговорим как-нибудь в другой раз, – сказал Рошфор. – Сейчас нам обоим пора поспешить, нужно убираться и из этого города, и из этой гостеприимной страны. Давайте поделим письма ровно пополам – на случай, если с кем-то из нас что-то произойдет. Пусть половина бумаг, но попадет к кардиналу. Нужно только поделить их так, чтобы обе половины содержали достаточно улик… Пожалуй что, я отдам вам эту… и эту… а себе возьму… да, и эту… Мы разделимся и отправимся разными дорогами – я поеду через Западную Фландрию в Лилль, а вам, пожалуй, лучше всего будет скакать в Сен-Кантен через Брабант. Знаете дорогу?
      – Да, – сказал д'Артаньян. – От Мехельна через Брюссель, а далее большая дорога идет через деревушку… как ее… ужасно смешное название… ага, Ватерлоо!
      – Вот именно. Удачи!
      Он дружески кивнул д'Артаньяну, опустил на лицо капюшон и вмиг скрылся за ближайшим углом, словно растаял. Д'Артаньян, оглядевшись в поисках шпионов, – он искренне надеялся, что на сей раз это вышло у него не так неуклюже, – пошел в противоположную сторону.
      – Эй, сударь!
      Уже наученный горьким опытом, гасконец первым делом схватился за шпагу, но по некотором размышлении решил подождать. Окликнувшие его больше походили на стражников, чем на наемных убийц из здешних притонов. Четверо с алебардами перегородили ему дорогу, еще трое выстроились сзади во всю ширину улочки, а восьмым был субъект без алебарды, но со шпагой и каким-то жезлом вроде тех, что во Франции носили некогда королевские сержанты. Все восемь были одеты в одинаковые желтые кафтаны, и перья на шляпах у них одинаково черные…
      За их спинами мелькнула вдруг знакомая физиономия, вытянутая, бледная и постная. Моментально узнав Гримо, д'Артаньян невольно выдвинул из ножен шпагу на две ладони – но слуга Атоса уже исчез в ближайшем проулке, а стражники с большим проворством, свидетельствовавшим о недюжинном опыте, склонили алебарды так, что с двух сторон образовался стальной горизонтальный частокол.
      – Черт знает что… – проворчал д'Артаньян, ладонью загнав шпагу обратно в ножны при виде этой многозначительной демонстрации. – Ухватки у вас, господа мои, в точности как у ваших собратьев в Париже, будто всех вас, полицейских крыс, где-то в одном месте натаскивают… Сударь! – громче воскликнул он, обращаясь к человеку со шпагой, некоторым образом выделявшемуся на фоне тупых физиономий. – Отчего вы мне заступили дорогу и что от меня хотите? Не кошелек ли?
      – Вовсе даже наоборот, сударь, – ответил человек со шпагой. – Мы не разбойники, а служители закона. Я – Ван Бекелар, бальи второго ранга, начальник полицейских агентов Зюдердама, а это – алебардисты из городской милиции. Вам придется пойти с нами в ратушу, и без глупостей, иначе…
      – Я иностранец! – сказал д'Артаньян.
      – Я знаю. Вас-то нам и нужно… Извольте, сударь, смирнехонько шагать в середине строя! Я не стану забирать у вас шпагу, к чему эти церемонии, но и вы уж не вздумайте дурить…
      Передние довольно слаженно повернулись на месте, так что д'Артаньян видел лишь их спины, а задние придвинулись, держа алебарды так, что их острия посверкивали в опасной близости от гасконца. Сопротивляться или бежать не было никакой возможности.
      – Ладно, я покоряюсь силе, – сказал он, двинувшись вслед за стражниками. – Посмотрим, каковы у вас тюрьмы…
      – Мы пока что в ратушу, сударь. Но оттуда и до тюрьмы недалеко, – обнадежил бальи.
      Д'Артаньян шел, не испытывая особенного беспокойства. Еще в Париже Рошфор ему кое-что рассказывал о нравах здешней полиции, не менее продажной, чем в Париже, а то и поболее. Старший бальи, глава всех служителей закона, принадлежал обычно к одной из местных богатых фамилий, выкладывал за свое тепленькое местечко кругленькую сумму – и, как легко догадаться, с надеждой быстро эти денежки вернуть. Пачкать руки, занимаясь самолично грязными делишками, он не желал и обычно передавал свои полномочия этому самому бальи второго ранга – сплошь и рядом личности сомнительной, со столь скверной репутацией, что перед ним закрывались двери домов всех мало-мальски добропорядочных буржуа. Мало того, у жителей Нидерландов имела хождение уже не раз слышанная д'Артаньяном поговорка: «Продажен, как бальи».

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45