Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пиранья - Пиранья. Первый бросок

ModernLib.Net / Детективы / Бушков Александр Александрович / Пиранья. Первый бросок - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Бушков Александр Александрович
Жанр: Детективы
Серия: Пиранья

 

 


      Танцы в большой кают-компании протекали не оживленно и не вяло, как обычно, в общем: восемь пар колыхались в медленном танце, а поскольку дам более и не имелось, еще человек пятнадцать мужского пола, главным образом научный состав, подпирали стенку и просиживали стулья, по исконному обычаю русских танцулек притворяясь, что им ужасно скучно, неинтересно, и вообще они в глубине души только и мечтают о том, как бы отсюда слинять. Только Волчонок не выглядел скучающим, поскольку был при деле, надзирал за магнитофоном. Да вездесущий Панкратов в своем уголке глядел соколом, озаряя угол доброй улыбкой наставника молодежи, снисходительно допускающего столь безыдейные увеселения. Правда, как подметил Мазур, взгляд политического сокола частенько скользил по фигурке аспирантки Светы (что со стороны Панкратова было проигрышно во всех смыслах, ибо со Светочкой откровенно подружился Дракон).
      Мазур присел не в уголке, но и не на виду. Хорошо расслышал, как Панкратов наставительно сообщил Волчонку:
      – Нет, Сережа, ты это импортное вытье убери, есть же отличная советская эстрада...
      – Семен Иванович, это ж у меня «Генералы песчаных карьеров»,– не моргнув глазом, ответствовал Волчонок.– Фильм, сами знаете, идеологически выдержанный, о тяжелой судьбе подростков в странах капитала... Соответствующие рецензии в нашей прессе имели место быть.
      – Да? – с некоторым сомнением сказал замполит.– Не врешь?
      – Семен Иваныч, сами можете в библиотеке порыться.
      Панкратов вздохнул:
      – Ну ладно, запускай уж...
      Не дожидаясь, когда Волчонок установит бобину, Мазур встал и целеустремленно направился в тот угол, где рядом с Ириной так и вился тот, пижонистый и хлыщеватый, один из тех, кто представлял на судне чистую науку. То ли кандидат, то ли уже доктор, из вундеркиндов, в общем. Небрежно бросил ему:
      – Пардон, месье...– и, закрепляя успех, повернулся к Ирине: – Вы позволите?
      Кажется, выиграл раунд: бородатый вундеркинд не успел опомниться и предпринять контрмеры, а Ирина с мимолетной улыбкой, снова заставившей его старлейское сердце ухнуть куда-то в сладкую тоску, послушно пошла впереди него на середину кают-компании. Тут и мелодия грянула из обшарпанных динамиков, грустная, плавная, завораживавшая совершенно непонятным языком – португальским, кажется. Знатоков португальского в группе не было ни единого – слишком много времени прошло с тех пор, как островами владели «португезы», всякое их влияние давно исчезло и язык тоже...
      В мозгу у Мазура сам собой ложился на музыку чей-то доморощенный перевод, который они на базе пели под гитару:
 
Пускай опасность ходит по пятам, да, по пятам...
Нас полицаи ловят здесь и там,
и здесь, и там, и здесь, и там.
Нас генералами не зря зовут,
они себя в обиду не дадут...
 
      Ирина колыхалась в его объятиях, полузакрыв глаза, но Мазур, с женщинами, в общем, не новичок, все же не чувствовал, чтобы между ними проскочила пресловутая искра, установилась не определимая словами связь. Он был сам по себе, девушка – сама по себе, и от этого брала тоска. Чуть опустил голову, коснулся щекой ее распущенных темных волос, попытался притянуть к себе, на самую чуточку, чтобы только это было многозначительно и выломилось за пределы обычных танцевальных объятий. И тут же почувствовал, как ее тело под тонким платьем легонько напряглось – опять-таки знак, не позволивший сократить дистанцию ни на миллиметр.
      – Ира...– сказал он тихонько.
      – Что?
      – А не полюбоваться ли нам звездами? Они прекрасны в эту пору...
      – У меня в школе всегда двойка была по астрономии.
      – Вот я и постараюсь школьные знания расширить. Нет, я не в том смысле...
      – А в каком? – смешливо шепнула она на ухо.
      Мазур замолчал – она вновь ухитрилась в два счета загнать ухажера в тупичок...
      – Интересно выглядит на корабле флирт, правда? – прошептала Ирина.– Все обычные штампы моментально отпадают. Две уловки только и остались: звезды на палубе посмотреть да в каюту зайти чайку выпить...
      – Ира...
      – Ну что? Я самая лучшая на свете, да? Это у тебя эффект ограниченного пространства, да и юбок тут мало. Остынь...
      – Что с тобой сегодня?
      – Со мной? Ровным счетом ничего. Танцую вот...
      Мазур тяжко вздохнул про себя: как будто и не с ней неделю назад до рассвета целовался на палубе, как будто не этим самым ладоням позволялись кое-какие вольности... Выходит, все это ровным счетом ничего и не значило? Научится он когда-нибудь понимать женщин или это только адмиралам дано? Взять вон Свету: ведь спит с Драконом, полкоманды в курсе, а ему пятьдесят восемь, старик, как же так получается?
      – Ну что ты надулся? – тихонько засмеялась она.
      – Ничего подобного.
      – Надулся-надулся... Кирилл, я женщина взрослая. Замужем была.
      – Ну, на сколько ты там меня старше...
      – На полтора года. Но не в том дело.
      – А в чем?
      – Пацанчик ты еще, мой верный обожатель. Хочешь, прямо сейчас, на людях, вопьюсь в губы страстным поцелуем? – Почувствовав, что Мазур от неожиданности легонько отпрянул, она прыснула: – Ну вот, я и говорю...
      – Играешь ты со мной, а?
      – Ну вот, слава богу, догадался наконец... Я – молодая ветреная женщина, мне так по судовой роли положено. А тебе положено мяться, вздыхать и уныло тосковать. Умеешь? Хочешь, пойдем к тебе в каюту? Или – ко мне? Или – не пойдем, чтобы замполита зря не дразнить, он, хоть по Светкиным коленкам взглядом и елозит, службу знает четко. Бдит-с.
      – Дать бы тебе в ухо,– неожиданно сказал Мазур.
      – А вот это уже интересно,– промурлыкала Ирина.– Это уже называется – действовать в правильном направлении... Впечатление производит, а как же. Ну, дай. Только легонько.
      – Не могу.
      – Это пуркуа?
      – Нравишься ты мне чертовски.
      – Ой, как романтично... Ну, не дуйся. Может, мне надоест уже сегодня роковую женщину изображать. Мы, женщины, создания непредсказуемые. Ты лучше скажи, почему это ты, хоть я тебе и нравлюсь чертовски, вокруг француженки вился? Я, конечно, про красоточку Мадлен. Имя-то какое пошлое, стандартное до одури...
      – Вовсе я вокруг нее не вился,– сказал Мазур.– Это она вокруг нас вьется, и романтики здесь нет ни малейшей. Она ж журналистка, ей, хоть расшибись, сенсации нужно раскапывать. А какие здесь сенсации? Вот и надеется от «руссо маримано» выдоить хоть капельку того, что сойдет за новости...
      – Ага, оправдываться начал?
      – Ничего подобного. Чист я перед тобой, как слезинка. Ирин, может, все же...
      – Посмотрим,– пообещала она.– А пока, если ты не заметил, уж пару минут как быстрый танец лабают...
      – Ну и черт с ним, подумаешь...
      – И верно...
      Они колыхались в медленном танце, пока не наступил короткий перерыв. Ирина вернулась на прежнее место. Провожая ее унылым взглядом, Мазур в очередной раз назвал себя дураком, в очередной раз пообещал себе завязать с этим безнадежным делом – и, конечно, в очередной раз сообразил, что так на это и не отважится, будет по-прежнему, как она совершенно точно подметила, мяться, вздыхать и уныло тосковать...
      – А не выйти ли нам погулять, старый?
      Это, конечно, был молодой вундеркинд. Мазур не раздумывал:
      – А пожалуй что, месье...
      Стараясь не привлекать внимания излишней поспешностью, они прошли в конец коридора, где в тупичке-загогулине висел огромный красный огнетушитель, а в ведре с песком покоились во множестве скукоженные окурки.
      – Ну? – спросил Мазур вяло.
      – А не кажется ли вам, друг мой, что нам пора как следует стукнуться? – осведомился вундеркинд.
      – В каком смысле?
      – От ситуации зависит. Может, морально, а может, и по принципу «Морда-морда, я кулак, иду на сближение!»
      – Причина?
      – Старый, ну ты ж не дурак?
      – Да вроде,– сказал Мазур.
      – Вот видишь. Хоть и атеист я, а скажу тебе, как на духу: с этой девушкой я намерен дружить. Вдумчиво и углубленно.
      – А она?
      – Мы ж мужики, старый... Кто-то да должен отвалить в сторонку. У меня вот твоя кандидатура возникла...
      – Странно,– сказал Мазур.– А у меня, наоборот, твоя... Уловил?
      «Что ж ты делаешь, идиот?» – прямо-таки взвыл он про себя.
      Эту ситуацию он прекрасно знал еще по Вьетнаму. «Запомните одно,– талдычило начальство, независимо от личности и звания.– На задании ваш организм вам попросту не принадлежит. Организм ваш – казенная собственность. Избегать любых травм, как геенны огненной. Боевой пловец со сломанным пальцем, ушибленным коленом или вывихнутой рукой – балласт форменный, и не более того. А посему смотрите у меня!» Самое печальное, что начальство было кругом право: иногда слишком многое поставлено на карту. Каким бы ни был многообещающим кадром Толя Чехарин, а когда в Камране подрался с вьетнамскими летунами и всего-то лишь расшиб кулак так, что через недельку зажило бы, как на собаке,– вылетел в Союз быстрее баллистической ракеты. До Северного флота дело не дошло, но неприятностей он поимел вагон и маленькую тележку, крупно повезло парню, что вообще оставили в бригаде...
      Так что драться нельзя. И не драться нельзя. Положеньице... Мазур мог бы разделать этого пижона, как бог черепаху, но ведь возможны любые случайности, от которых виртуозное владение боевой рукопашной не спасает...
      – Позвольте, ребята? – Самарин непринужденно протиснулся меж ними, раздвинул их в стороны и дружелюбно осклабился: – Вы тут, часом, не дуэль намерены устроить?
      – А если бы? – с вызовом поинтересовался вундеркинд.
      Лаврик подкинул на ладони принесенный с собой прямоугольный сверток, тщательно завернутый в газету «Советский спорт», и в три секунды освободил его от бумаги. Обнаружился качественный, нимало не выкрошившийся кирпич темно-морковного цвета.
      Вундеркинд отступил на шаг, удивленно пробормотав:
      – Эт-то как понимать?
      – Смотри сюда,– сказал Лаврик и ловко вложил кирпич ему в руки.– Целый ведь, без подвоха? Погляди-погляди, изучи... Целый? А теперь глянь и оцени...
      Он положил кирпич на крышку высокого пожарного ящика, без замаха, без крика сделал молниеносное движение рукой. Чуть слышно скрежетнуло. Лаврик взял в ладони две половинки кирпича, продемонстрировал их бородатому доценту и грустно-ласковым тоном сообщил:
      – У меня еще плохо получается, а вот этот парень,– он кивнул на Мазура,– то же самое делает и быстрее, и качественнее, уж ты поверь моему честному слову. Ну не может он с тобой стукаться, чудило, по причине своего полного превосходства, неохота ему за тебя сидеть, научный ты наш... Ты уж к нему не липни, а? Пусть девочка сама решает. Она ж, по-моему, еще совершенно ничья, так что не стоит тут мне мушкетеров из первого тома изображать... Ну, разбежались, соколы?
      Вундеркинд молча таращился то на него, то на кирпич, то на Мазура. Разрубленный пополам кирпич был, что ни говори, аргументом весомым. В конце концов бородач, отчаянно пытаясь сохранить лицо, отступил на шажок и сказал Мазуру:
      – Это не значит, старый, что я от своих намерений касательно девушки отказываюсь...
      – Да ради бога,– сказал Лаврик.– Только чтоб без дуэлей мне... А то невыездными люди в три секунды становятся...
      Глядя вслед сопернику, удалявшемуся так, чтобы ни за что не произвести впечатления испуганного, Мазур недовольно сказал:
      – Ну, и к чему эти номера?
      Лаврик поморщился:
      – Слушай, тебя что, мало предупреждали? А рученьку бы вывихнул?
      – Да ладно...
      – Нет уж,– сказал Лаврик чужим, жестким голосом.– Ты все это прими ближе к интеллекту и не забывай, фендрик, что говоришь со старшим по званию...– Лицо у него было тоже чужое, напряженное и жесткое.– Ну?
      – Извините, товарищ капитан-лейтенант...– серьезно сказал Мазур.
      – Вот это лучше, хотя «вы» и звание были не-обязательны... Итак?
      – Слово офицера, не повторится,– сказал Мазур.
      – Совсем хорошо...– Лаврик огляделся и, убедившись в полном отсутствии посторонних, сказал уже обычным тоном: – Придется тебе, голуба, пока суд да дело, пока стоянка, на меня маленько поработать.
      – В смысле?
      – Тебе не кажется, что прелестная Мадлен болтается вокруг наших людей чересчур навязчиво?
      – Черт ее знает,– серьезно сказал Мазур.– Может, обычная журналистка. А может, ищет подходы. Тут я не спец, это уже по твоей части...
      – Так-то оно так,– сказал Лаврик.– Только куда ж мы денемся без поддержки широких слоев советского общества? В общем, если человек ищет подходы, самым выигрышным будет не пускать это дело на волю волн, на самотек, а заботливо подставить кандидатуру. Так оно гораздо выигрышнее, согласен? Вот и умница. Ты уже уловил направление моей пытливой мысли?
      – Хочешь сказать...
      – Ну да,– безмятежно признался Лаврик.– Дорогой мой старлей, на вас возложена почетная миссия сыграть живца. Помнится, она тебя, как и парочку других, в ресторан приглашала, контакт усиленно налаживала? Все, конечно, как и подобает советским людям за рубежом, героически отмели поползновения... Так вот, если она завтра опять станет вокруг нас болтаться, разрешаю поддаться на провокацию. Иди, куда ни позовет, пей вискарик, ежели угостит, в общем, плыви по течению... Между прочим, я не в самодеятельность играю. Дракон полностью в курсе, сегодня санкционировал. Уж извини, что именно на тебя пала миссия, но так уж сложилось. «Вказивка» сверху пришла, нам положено откозырять и сполнять... Справишься, дело нехитрое.
      – Но я же...
      – Все понимаю. А что поделать? – развел руками Лаврик.– Нет у меня своих людей для такого мероприятия, те, что есть, на конкретных участках пашут... Выше головы своих хлопот.
      – Ну, а если она все же – резидент?
      – В таком случае, естественно, будет тебя вербовать. Вербуйся, коли начальство разрешает. Поломайся, конечно, как семиклассница, когда ее физрук к стеночке притиснет в спортзале, попищи – мол, я не такая, я жду трамвая, я этого в жизни не делала, страшно мне... Ты ж у нас парень неглупый, а? Только не переигрывай, побольше естественности... Мелкие проколы сойдут – в конце концов, не каждый день тебя вербуют. Самое-то главное – никто тебя, орла нашего, наказывать не будет. Сорвется – так сорвется. Не Штирлиц, ежели по большому счету.
      – Озадачил ты меня...– честно признался Мазур.
      – Извини, меня тоже начальство озадачило.
      – Может, она все же журналистка без двойного дна? – вслух подумал Мазур.– Нормальная баба, хоть и старовата, годочков тридцать пять... Раскованная только...
      – Вообще хорошо,– усмехнулся Лаврик.– Масса сложностей снимается автоматически. Но скажу тебе честно: что-то у меня свербит в районе ответственного за нюх органа. Так и свербит. Словами внятно выразить не могу, а инстинкт чечетку выбивает...– Он полез в карман.– Вот тебе, кстати, полсотни фунтиков, которые стерлинги. Чтобы не выглядел совершеннейшим альфонсом. Свои, поди, все до пенсюка на адмиральскую дочку Ирочку потратил? Бери-бери, это у нас официальные командировочные, скажем так.
      Мазур неловко засунул деньги в карман, пожал плечами:
      – Самарин, это все-таки, как серпом по известному предмету...
      – Привыкай,– ухмыльнулся Лаврик.– Уж прости циника, но после этого дела тебе хар-рошая запись добавится в личный листок: участие в контрразведывательном мероприятии и проявленные при этом... Пусть даже тянем пустышку – но мероприятие-то тем не менее состоялось, а? То-то... А теперь иди себе, танцуй дальше, только, я тебя умоляю, помни, что пальчики ты беречь обязан, как пианист...
      Он поднял крышку пожарного ящика, бросил на кучу песка обе половинки кирпича, хмыкнул и подмигнул.

Глава третья
Ай люли, се тре жоли...

      С утра на судне стараниями товарища Панкратова прямо-таки нагнеталась торжественная обстановка: динамики, включенные на полную громкость, в данный момент как раз сообщали на всю прилегающую акваторию:
 
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди!
И Ленин, такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
 
      Сам же товарищ Панкратов, сияя надраенными регалиями, суетился, что твой колобок, он то исчезал в недрах «Сириуса», то вновь возникал на палубе, неутомимо напоминая всем и каждому, что товарищи мужского пола обязаны надеть галстуки, а лица пола женского – особое внимание уделить длине юбок, понятно, в сторону максимума, отличающих советского человека за рубежом приличий. Натолкнувшись на Мазура, он, видно, замотался уже настолько, что прошипел:
      – Комсомольский значок есть, а награды где?
      – Това-арищ Панкратов...– сказал Мазур тихонько.– Мне что, «За боевые заслуги» нужно было с собой прихватить? Вопреки строжайшим инструкциям начальства?
      Панкратов очнулся:
      – А? Н-да, точно... Галстук поправьте.– Он с определенным сомнением покосился на пенсне принаряженного Лаврика, явно настроенный недоброжелательно по отношению к сему нехитрому оптическому прибору. Не удержался:
      – Вид у вас...
      – Вы никогда не видели портретов товарища Луначарского в пенсне? – преспокойно осведомился Самарин.
      – А, ну да... Ладно, проходите в автобус.– Он покосился вправо и, стараясь проделать это понезаметнее, от души сплюнул : – Тв-варь такая, расстрелял бы...
      Справа, на палубе «Русалки», калифорнийский облом Драйтон прилагал все усилия, чтобы испаскудить святой для каждого советского человека праздник: вся его компашка, состоявшая из него самого, ослепительных блондинок Гейл с Моникой и четырех бездельников мужского пола, маршировала взад-вперед от носа к надстройке, причем Драйтон что есть мочи колотил в местный барабан, похожий на половинку дыни. На шее у всех алели куски материи, долженствующие, надо полагать, изображать пионерские галстуки, вся банда, включая девушек, была лишь в плавках. Мало того, по сигналу Драйтона они время от времени дружно орали:
      – Лье-нин! Парртия! Комунисм!
      И еще что-то неразборчивое, что, скорее всего, было вовсе уж исковерканными русскими словами. На Панкратова жутко было смотреть, он клокотал и кипел, как распаявшийся самовар, но прекрасно понимал, что ничего не в силах предпринять,– провокаторы не покидали суверенной американской территории, каковой согласно международным законам являлась «Русалка», мало того, вели себя так, словно и не подозревали о присутствии метрах в пяти от их корыта советского судна «Сириус»...
      – Послу напишу докладную,– жалобно пропыхтел Панкратов.– Пусть подаст ноту...
      – Не получится,– изображая полнейшее равнодушие, пожал плечами Лаврик.– Зацепки не усмотрит. Вот если бы они к нам на палубу полезли... Пойдемте?
      ...Бюст Ленина располагался в весьма живописном месте – совсем неподалеку от берега океана, под величественными пальмами. Мазур впервые участвовал в такой церемонии и поначалу увлекся, смотрел во все глаза. Самого президента островной республики так и не дождались, должно быть, занят вовсе уж неотложными государственными делами, зато на черном «Ситроене» под эскортом четырех мотоциклистов в белых шлемах и белых крагах прибыл его высокопревосходительство Арман Лажевен, губернатор острова, по здешнему обычаю соединявший в своих руках все мыслимые власти, от судебной и полицейской до таможенной и культурно-просветительской. Осанистый и вальяжный был господин, смуглый и курчавый, с четырьмя наградами на груди. Мазур таращился на него и свиту во все глаза, он так и не успел привыкнуть к весьма экзотическому облику местных жителей. Здесь, на островах, смешалась кровь африканских рабов и пиратов всех европейских национальностей, французских колонистов, английских и арабских моряков, китайцев, индийцев, мадагаскарцев. И потому проще всего было сказать, что коренные ахатинцы походили исключительно сами на себя: смуглые, курчавые, с выразительными чертами лица, то недвусмысленно напоминавших о близкой Африке, то казавшихся инопланетянами-гуманоидами с неведомой планеты. Попадались настолько красивые девушки, что мужику их даже не хотелось – трудно представить этих марсианок в прозаической постели.
      Увы, постепенно все стало оборачиваться неинтересной рутиной – сначала возложили гирлянды ярких тропических цветов советские дипломаты и губернатор со свитой, потом к бюсту с такими же гирляндами потянулись местные, потом произносили речи, гости и хозяева, потом подростки устроили длиннющий концерт с песнями и декламацией на четырех языках. Становилось все скучнее. Мазур, когда Самарин незаметно подтолкнул его локтем, переключил внимание на кучку иностранных журналистов – те тоже уже откровенно скучали, засняв все достойное внимания.
      Мадлен он отыскал взглядом довольно быстро. Она тоже, полное впечатление, умирала от скуки, лениво облокотясь на капот своего простенького зеленого «джипа», ее оруженосец-оператор, положив камеру на капот, старательно пускал кольца дыма, с той же скукой озирая многолюдное собрание.
      Конечно, она старше Мазура лет на десять. Но все равно была хороша – синеглазая блондинка в защитного цвета шортах и белой блузке, небрежно расстегнутой ровно настолько, чтобы ничего не явить нескромным взглядам, но заставить мужские мысли свернуть на избитую тропку. Добросовестно попытавшись усмотреть в ней хоть какие-то отличительные признаки разведчицы, Мазур вскоре мысленно расписался в полнейшем бессилии: он попросту понятия не имел, что это должны быть за признаки. Даже темных очков не носила. З-заданьице... Но как ее блузка обтягивает, господа офицеры, товарищ Панкратов все глаза украдкой проглядел...
      Неужели кончилось? Да, похоже, отбой. Его высокопревосходительство, чинно беседуя с советским послом, направляется к своей машине, мотоциклисты подобрались, замолотили подошвами по стартерам, произошел тот неуловимый перелом, после которого аудитория рассыпается на кучки и группки, перестав осознавать себя участниками.
      – Вперед, друг мой, вперед...– посоветовал на ухо Самарин.– Валяй со всей непосредственностью, подзадержись сначала, пока наши малость подрассосутся,– и с богом...
      Добросовестно потоптавшись у монумента, сделав вид, что увлеченно разглядывает надпись на нем и орнамент, Мазур мало-помалу отбился от потока соотечественников и взял курс чуточку левее, так, чтобы он пролегал неподалеку от «джипа». Разведчик из него был никудышный, но, с другой стороны, здесь требовалось не мастерство Штирлица, а обычная ловкость молодого мужика, с определенных пор умеющего якобы невзначай столкнуться с конкретной девушкой на улице, а там и заговорить.
      Одним словом, он топал себе, не особенно пялясь по сторонам, всем видом показывая, что бредет скучающе, без ясной цели,– и очень быстро достиг своей цели. Был замечен.
      – Сирил!
      Вот теперь можно было совершенно непринужденно остановиться. Он подпустил радушия в улыбку:
      – Здравствуйте, Мадлен!
      И с самым живейшим интересом уставился на крыло «джипа».
      – Сирил, вы меня разочаровываете,– сказала француженка.– Мы с вами третий раз сталкиваемся, и каждый раз вы, виляя взглядом, таращитесь мимо меня на мою машину...
      – Завидую,– сказал Мазур.– У нас таких нет.
      – А как же «все советское – самое лучшее»?
      Русского она не знала, но по-английски трещала не хуже Мазура, так что языкового барьера не возникало.
      – А я и не говорю, что ваша машина лучше наших,– сказал Мазур с простецкой ухмылкой.– Я говорю, что у нас таких нет.
      – А вы, оказывается, дипломат...
      – Увы,– сказал он.– Я скучный ихтиолог. Совершенно неподходящий материал для интервью.
      – Глупости,– энергично сказала Мадлен.– Хороший репортер должен сделать интервью из чего угодно.
      – Тут нет ничего для меня обидного? «Из чего угодно» – это, знаете ли, может означать нечто вовсе уж непрезентабельное...
      Оператор по имени Жиль лениво курил, совершенно не интересуясь разговором. Если он и был разведчиком, то – гениальным. Столь законченное равнодушие ко всему на свете, включая и Мазура, и свою начальницу, нужно уметь сыграть...
      – Помилуйте, Сирил! Я только хотела сказать, что интервью можно сделать изо всего. Даже из вашей скучной ихтиологии. Особенно если учесть, что на этом острове не происходит ровным счетом ничего интересного. Вчера в полиции сообщили, что, по их данным, поблизости от Баэ вроде бы была замечена шхуна контрабандистов – и на эту голую косточку дружно кинулись все мои коллеги, включая меня... Наиболее циничные засняли парочку парусов на горизонте и отослали снимки в качестве иллюстрации подлинного судна контрабандистов. Увы, мне воспитание не позволяет прибегать к подобным финтам. Скука... Даже сепаратисты куда-то подевались. Они не пытались взять вас на абордаж?
      – Мы их вообще не видели,– сказал Мазур чистую правду.– Пока неделю торчали в море, видели массу судов и суденышек, но не станешь же запрашивать у каждого, кто он такой. Пусть себе мимо плывут, так спокойнее...
      – И никакого морского змея?
      Мазур навострил было уши, но тут же сообразил, что она имела в виду, конечно же, не Колю Триколенко, а легендарное чудище из пучины.
      – Увы...– пожал он плечами.
      – Я же говорю, непроходимая скука...– грустно сказала Мадлен.– Ну хоть капельку интересного, умоляю!
      – Увы,– повторил Мазур.– Я вам могу, конечно, рассказать, как мы пытаемся обнаружить скопления рыбы вдали от традиционной шельфовой зоны, над подводными хребтами...
      – Сирил, бога ради! – она в комическом ужасе зажала уши.– По-английски эта абракадабра звучит особенно угнетающе...
      Поправив бутафорские очки, Мазур печально пожал плечами:
      – Вот видите, ничем не могу быть вам полезным...
      И этак бочком, с видом не желающего навязывать свое общество воспитанного человека, отодвинулся на шажок в сторону. И тут же остановился, услышав энергичное:
      – Подождите!
      – Да?
      – В конце-то концов...– протянула Мадлен, откровенно разглядывая его с легкой улыбкой.– Если постараться, можно сделать интервью с самым обычным советским человеком. У себя на родине он, в общем, типичен, но для нашего читателя и зрителя – предельно экзотичен... Вообще удивительно, что мы с вами вот так простецки болтаем один на один. Ваши люди – я и о «Сириусе» и вообще – от меня откровенно шарахаются, как будто я шпионка...
      – Должны же здесь быть шпионы,– сказал Мазур.
      – Ого! Масса. Учитывая, что спецслужб здесь, собственно говоря, не существует. Англичане тут, как и во всех своих колониях, поставили неплохую полицию, которая почти вся и досталась в наследство президенту, но много времени пройдет, прежде чем на ее основе местные родят контрразведку... Так что здесь вольготно разгуливает масса агентов – ваших и американских, юаровских и кенийских...
      – Покажите хоть одного,– сказал Мазур.– В жизни не видел шпиона.
      – Ну-у! Я в теоретическом смысле, Сирил. Сами понимаете, толкового тайного агента даже прыткая журналистка не вычислит... Впрочем... Ваш второй секретарь наверняка шпион. У нас где-то писали, что все вторые секретари ваших посольств – шпионы... ну, истины ради стоит добавить, что и все вторые секретари янки наверняка тоже... Вот ваш зам-по-лит – вряд ли шпион. Чересчур недалек для шпиона. Шепчут злые языки насчет во-он того индийца... Но точно никто не знает... Итак?
      – Что?
      – Вы согласны выпить кофе с представительницей империализма и дать ей совершенно аполитичное интервью? Как живет молодой советский ученый, что он хочет от жизни, нравятся ли ему блондинки?
      – Особенно синеглазые,– сказал Мазур, глядя ей в глаза.
      Мадлен чуть подняла бровь, рассмеялась:
      – Ого! Вы любопытный экземпляр, Сирил. Хотя бы потому, что не убегаете от меня с визгом: «Провокация»!
      – А я не из пугливых,– сказал Мазур.
      – Но как же инструкции? Выходить в город только группами под начальством особого человека?
      – Ну, у нас начинают на это смотреть сквозь пальцы,– сказал Мазур.– Я не говорю «смотрят», однако помаленьку начинают...
      – Приятно слышать. В таком случае едем?
      – А почему бы и нет?
      – Деньги у меня есть, не беспокойтесь.
      – У меня тоже есть деньги,– сухо сказал Мазур.– Уж на кофе хватит.
      – Вы прелесть, Сирил. С такой комической важностью это произносите... Ну, не вздумайте обижаться. Я женщина ехидная, такова работа...
      Она повернулась и что-то бросила оператору. Тот равнодушно пожал плечами, подхватил с капота камеру и побрел в глубь парка.
      – Лентяй потрясающий,– пояснила Мадлен.– В глубине души он вам глубоко благодарен. Сейчас возьмет упаковку пива и будет до вечера валяться на газоне, разглядывая студенток из колледжа искусств... По лености даже не пытаясь с ними познакомиться. Едем? – она ловко запрыгнула на место водителя.
      Мазур уселся с ней рядом. Скрежетнула коробка передач, и «джип» шустро понесся в город. Вокруг потянулись старомодные дома из красного кирпича, классически английские, невысокие, как на подбор,– согласно старому правилу, здесь отчего-то запрещалось строить здания, которые были бы выше пальм. Мазур засмотрелся на непритязательный памятный знак – глыбку красного местного песчаника, на которой был грубо высечен якорь.
      Именно на этом самом месте, если верить старожилам, двести с лишним лет назад вздернули на виселицу знаменитого пирата Оливье Левасера, он же – Ла Бюз. Восходя на эшафот, старавшийся умереть красиво джентльмен удачи, по преданиям, швырнул в толпу листок с шифром и крикнул, что все его закопанные сокровища достанутся тому, кто эту головоломку прочитает. Шифр этот давным-давно опубликован не только в западной, но и в советской печати, но что-то не слышно о счастливчиках, которым удалось бы его расщелкать. Быть может, это просто-напросто подделка. Или Ла Бюз ценил хорошую шутку, а потому заранее состряпал совершеннейшую бессмыслицу... Самарин в свое время говорил, что они у себя в нерабочее время попробовали разгрызть шифровку с помощью нехилой ЭВМ, но результат оказался унылым. Быть может, и насчет «Агамемнона» все врут? «Агамемнона» ищет не одна лишь группа Дракона – в тех местах долго утюжили море два советских корабля, «гидрологические» только по названию, а на самом деле набитые хитрой аппаратурой, способной отыскать на дне морском ту самую пресловутую иголку. Безуспешно. Может, все же не там искали? Мало ли куда мог утащить шторм потерявший управление фрегат...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4