До сорока лет дожил, а на Дальнем Востоке впервые. Везде по-бывать пришлось – и в Европе жил, и в Азии, и на Кавказе, даже в Аф-рику судьба забрасывала. Нигде такой благодати не видал. Буйство природы.
      Симфония жизни. Для большей части России август – исход лета, его заключительный аккорд, так сказать. Здесь в августе погожие дни только наступили. Совсем недавно небо прояснилось, солнышко теплое, ласковое, доброе. Ни одного облачка на горизонте. Кусты, де-ревья и трава просохли наконец-то, нет этого тумана и соленой лип-кой мороси. Сейчас бы забыть обо всем, взять правее, к океану, иску-паться в чистой океанской волне и поваляться на рыжем крупнозерни-стом песке, отдав свое разгоряченное и уставшее тело во власть мор-ского бриза, превращающего солнечные лучи в вазелин, нет, не в ва-зелин, в крем для загара, и размазывающего, втирающего этот крем в кожу спины и плеч…
      Выкидыш оказался более выносливым, чем я думал о нем. От Хохла почти не отстает, шагает след в след, хотя у Хохла ноги вдвое длиннее. Первым я, конечно, поставил Славку, или, как его обозвал
      Носорог, Гуинплена. Славка самый мощный, за ним идти, как за тан-ком. Легко. Идем друг за дружкой, я сзади, маскирую следы как могу. Идти в тайге группой, пусть небольшой, но все же…, можно только так. Особенно, если опасаешься преследования. А оно будет, чует мое сердце, догонят – в живых не оставят.
      Куда мы идем? Все уверены – я знаю, куда нужно идти. А я не знаю.
      Сейчас главное – уйти как можно дальше от лагеря.
      Ночью мы двинулись на юг, оставив обманный след, потом под-нялись по Вонючке и пошли на север по каменному дну левого пере-сохшего притока нашей 'любимой' речушки. Так на север и идем. На обманку потратили половину ночи. У меня были большие сомнения в том, что наши возможные преследователи купятся на простейшую об-манку, но на изобретение более серьезной, времени у нас не было.
      Интересно было бы посмотреть на Японца, когда он будет док-ладывать Носорогу о нашей самоволке! А, может, уже доложил? Шум вертолета Выкидыш услышал часа два назад, еще темно было. Вез ли этот вертолет Носорога, или это была какая-то другая вертушка?
      Сей-час шесть утра. По субботам и воскресеньям подъем в девять. Так что, наше отсутствие обнаружится часа через четыре, ну может, через три. Обычно, Японец, как и любой другой инструктор, по ночам по казармам не бродит. Но кто его знает? В любом случае держаться надо поближе к густым кустам, открытые пространства не для беглецов.
      Изредка, во время нашего марш-броска я давал команду остано-виться и приказывал Выкидышу, как человеку с более тонким слухом, прозондировать тылы. Мы все замирали, а бывший Маркони шевелил своими локаторами. Потом ложился на землю и пытался уловить вол-ны, идущие по ней. Все было тихо. Один раз Выкидыш что-то уловил, и мы заняли оборону. Но это был кабан…
      Славка, казалось, совершенно не устал, шел так же быстро, как и вначале пути. Но аккуратно: веток не ломал и траву здорово не при-минал. Славка – разведчик со стажем. Тьфу ты, черт! Нужно опреде-литься с именами. Не Славка, а Гуинплен, так безопаснее для всех. Пусть другие ничего не знают. Чем меньше знаешь друг о друге, тем меньше можешь выболтать, когда тебя будут допрашивать с пристра-стием. Гуинплен. Если я в мыслях буду называть Гуинплена
      Славкой, то рано или поздно оговорюсь, и все поймут, что мы с
      Гуинпленом знакомы ближе, чем должны быть знакомы друг с другом курсанты спецотряда. Я и так уже Хохлу сболтнул лишнего.
      Выкидыш резко остановился и я ударился подбородком о его за-тылок.
      Выкидыш поднял вверх указательный палец левой руки, пра-вой он держался за ремень автомата.
      – Стоять! – тихо приказал я, и Гуинплен с Хохлом остановились.
      – Вертолет, – сообщил Выкидыш. – Сзади.
      – Точно? – спросил я. – Не ошибся?
      Выкидыш отрицательно помотал головой:
      – В нашу сторону летит.
      Я огляделся. Мы и так находились в непроходимой тайге, но я хотел отыскать место еще более кудрявое. Справа рос огромный орех лещина, обвитый виноградной лозой, под его широкую крону я усадил Выкидыша с
      Гуинпленом. Сам с Хохлом забрался в гущу кустов, рас-тущих слева, максимально замаскировав наши следы. Передернули затворы автоматов, загнав патроны в патронники, и сидели тихо, как мышки. Через пару минут и я услышал шум винтов. Посмотрел на Хохла и по тому, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих це-вье автомата, понял, что и он слышит.
      Вертушка шла низко. Листья кустов, под которыми мы спрята-лись, забились в истерике, когда она пролетела над нами. Пролетела, а потом ушла на восток, к океану. Мы сидели еще минут десять, пока шум винтов не стал едва различимым. Видимо, не заметили. Но иска-ли нас, это точно! Наша вертушка! Номеров я, естественно, не разгля-дел, но желто-зеленные полосы на промелькнувшем фюзеляже уви-дел.
      – В лагерь полетел, – тихо подал голос Выкидыш из-под лещины.
      – А может, на пляж? – попытался пошутить Хохол. – Погодка се-годня, судя по всему, классная будет.
      – Ага, – согласился Гуинплен. – Жарко будет…, судя по всему.
      Не думаю, что Гуинплен хотел Хохла зацепить, скорей всего он сам с собой разговаривал, но я увидел, как сверкнули в тени кустов глаза
      Хохла. Но сдержался Хохол. Пока держится, молодец! Нужно бы примирить их как-то, нужно бы какие-то слова найти, но я не смог, ду-мал о том, что дальше делать. Хохол подсказал:
      – Пожрать бы. Всю ночь ничего не ел.
      – А это? – Я указал на свисающую гроздь винограда. – Чем тебе это не еда? Глюкоза, фруктоза и прочая сахароза. – И я сам оторвал ягодку от грозди. Виноград был черным и без косточек, но мелким и кислым – глаз вырвет!
      – Идите к нам, – позвал Выкидыш. – У нас орехи!
      – А у нас глюкоза с сахарозой, – серьезно ответил Хохол. – Но они немного кисловатые.
      – Виноград и у нас есть, – сказал Выкидыш, – если ты его имеешь в виду. И еще на стволе грибы какие-то. Интересно, их сырыми есть можно?
      Неизвестные никому грибы есть не рискнули, да и от винограда пришлось отказаться. Мы с Хохлом перебрались к орехам поближе, и минут пять под лещиной раздавалось щелканье, хруст и наше друж-ное чавканье.
      – Слышь, Рэбэ, – спросил меня Хохол. – А орехи это пища ко-шерная?
      – Не знаю.
      – Как это, ты не знаешь? – не унимался Хохол. – Ты ж еврей.
      Дол-жен знать. Любой еврей кошерную пищу от некошерной отличать уме-ет.
      – Я – русский еврей. Да и вообще я не еврей. У меня отец еврей, а мать русская. Если бы наоборот…
      – То ты бы сейчас арабов мочил в секторе Газа. Или они тебя.
      – Я бы сейчас по миру разъезжал со скрипичными концертами. Дурак, не слушал своего папу-скрипача… Ну, все, – я встал и попра-вил автомат за спиной. – Завтрак окончен. Пора в путь-дорогу.
      И тут мы услышали эхо далекого взрыва. Потом еще одного. А потом еще три взрыва прогремели почти одновременно. Звуки взры-вов донеслись со стороны покинутого нами лагеря.
      – Пять, – сказал Выкидыш, и у него затряслись губы.
      – Пять взрывов – пять казарм, – проявил чудеса смекалки Хохол. -
      Пепец нашему лагерю.
      – Всех взорвали! – Выкидыш чуть не плакал. – Спящими.
      – А ты чего ждал? – спросил я со злостью. – Ты думал, что они будут дожидаться пробуждения двух десятков тренированных злодеев вроде нас с тобой?
      Выкидыш не счел нужным мне отвечать или не смог ответить. Лицо его застыло и стало похожим на восковую маску со стеклянными неживыми глазами. Я отчетливо увидел печать смерти на его лице и понял, что наш доблестный Викинг не жилец, что обречен он на ско-рую смерть. И еще я подумал о том, что в спецотряд Выкидыш попал совершенно случайно. Ну и дурак! Ему бы чем-нибудь мирным зани-маться, часовым мастером работать или шеф-поваром. Мы то в спе-цотряде не по случаю оказались, мы контракт подписали, как само со-бой разумеющееся.
      Судьба у нас такая. А куда нам еще, ежели не в пекло? Мы все – солдаты удачи, а удача приходит не часто. Мы не знаем, когда умрем и надеемся, что еще не завтра, но смерть уже давно нас облюбовала и только ждет удобного момента, чтобы при-брать нас к себе. Вряд ли кто из нас умрет дома в окружении членов своей семьи. Да и семей то у нас нет и быть не может. Мы сами вы-брали такую судьбу, а может, и не выбирали ни черта, может, просто кому-то нужно, чтобы по Земле бродили злые, жестокие и неприкаян-ные отморозки вроде нас, убивающих за деньги. Для баланса. В про-тивовес праведникам.
      Я прислушался к себе: жаль ли мне погибших в лагере? В зачер-ствевшей моей душе была пустота. Нет, мне не жаль их. А почему я должен горевать о их смерти? Они – не дети неразумные, они – сол-даты удачи, такие же, как мы. Только нам повезло, а от них удача от-вернулась. Минуту назад… И не обязан я себя в этом винить!
      Каждый из них сделал свой выбор. Каждый. А как нас учили? Каждый сам от-вечает за свою жизнь. Человек человеку – волк. И не Носорог нам эту истину в головы вбил, мы ее сами открыли. Давно. Когда от пуль уво-рачивались и в окопах от них прятались, когда пайку свою добывали, чтобы с голода не подохнуть, когда выбор между жизнью и смертью делать приходилось… Но, что это я? Расфилософствовался!
      Может, не пуста моя душа? Может, в ней еще не все обуглено? Может, живет еще в ней эта…как ее? Совесть. Может, я этой своей философией се-бя оправдать пытаюсь? То, что от погибших товарищей по несчастью информацию утаил? То, что оставил их умирать, а сам ушел?
      Один. Ну почему один? Вон, Гуинплена с собой увел. Хохла. Того же
      Выки-дыша…Вру! Вру сам себе. Гуинплена я взял, потому, что с его помо-щью выжить собирался. Хохла – потому, что он мне о готовящейся ак-ции рассказал. А Выкидыша – потому, что Хохол настоял…
      Так. Все. Хорош философствовать! Пора шкуры свои никчемные спасать. Я оглядел свое воинство: Гуинплен грыз орехи, смерть тех, кого мы оставили в лагере, его тревожила еще меньше, чем меня,
      Вы-кидыш продолжал стоять, как истукан. Хохол приводил амуницию в порядок и старался ни на кого не смотреть.
      – Куда направим стопы свои? – мрачно спросил он.
      – На запад. Вглубь лесного массива. Отдых через каждые два часа пути. Открытые места обходим стороной. Водные преграды фор-сируем после проведения разведки… Идем в том же порядке… Гуин-плен, вперед.
      Я шел замыкающим, маскировал наш проход и мысленно вос-станавливал в памяти карту дальневосточного побережья. Карту я бо-лее или менее вспомнил, но что толку? Где мы сейчас находимся, я не знал. На вертушке, на которой меня доставили в лагерь из Уссурий-ска, иллюминаторы были задраены железными шторками. По времени полета получалось, что лагерь расположен километрах в трехстах от
      Уссурийска и это при условии, что мы летели по прямой. Но в каком направлении? Строго на восток? На юго-восток? На северо-восток? А, может, вертолет летел зигзагом? По прямой от Уссурийска до побе-режья, если лететь на восток километров…а, черт его знает, сколько километров от Уссурийска до побережья! Я ж не географ! Да и зачем нам Уссурийск, что я к нему привязался? Нам в Уссурийск нельзя. Нас там без документов мигом задержат. А кто его знает, может, у наших, так называемых, работодателей в Уссурийске этом все схвачено? Да, скорей всего, так и есть… У нас теперь главная задача – не попасть-ся. Потом надо отсидеться где-нибудь, разжиться документами. А до-кументы либо за деньги можно получить, либо за услуги. Ясно, какие услуги мы можем предложить. И кому.
      Я посмотрел на часы – два часа прошло.
      – Братва, привал, – скомандовал я, и Выкидыш сразу отошел в сторону, чтобы я на него снова не наткнулся. Отойдя, упал как подко-шенный, отбросив от себя калаш. Видать крепился, а сам шел из по-следних сил.
      – Деньги есть у кого? – спросил я.
      Хохол посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
      – Ты че, Рэбэ? – спросил он. – В магазин решил сходить?
      – Деньги на паспорта понадобятся, – пояснил я, – когда мы до ци-вилизации доберемся.
      Самым запасливым оказался Выкидыш. Аванс, полученный при подписании контракта, он сохранил почти полностью, потратил только полтинник. У Гуинплена осталась сотня баксов, у Хохла не было ни цента, у меня двести долларов двумя бумажками и любимая амери-канцами купюра – двадцатка. Итого семьсот семьдесят долларов.
      Не густо. Но у нас есть четыре автомата и четыре десантных ножа, да
      Хохол прихватил тэтэшник, а Гуинплен – арбалет. Все это богатство на четыре липовых ксивы обменять можно.
      Гуинплен разыскал в высоком папоротнике с десяток перерос-ших и сильно червивых белых грибов. Хохол поймал ужа. Орехов и здесь было много, но на орехи охотников не оказалось. Зато тут рос шиповник, плоды его были крупные и безвкусные, но вполне шли в пищу. Разводить огонь я запретил, хоть никто и не предлагал это сде-лать, все понимали, что можно, а чего нельзя делать. Не новички. Разве что
      Выкидыш, но он вообще лежал на траве, смотрел в небо и молчал, думал, небось, какие мы сволочи.
      Тишину тайги нарушали только естественные лесные звуки, ни-чего постороннего, механического. Может быть, нас искали в другом направлении, а может быть, решили наплевать. Нет, это вряд ли…
      – Эй, Викинг, – позвал я. – Так нельзя. Нужно жрать, чтобы у тебя силы были. Станешь выдыхаться, смотри…, нам якоря и грузила не нужны.
      Выкидыш привстал на локтях и, дерзко взглянув мне в глаза, спросил:
      – А то что, пристрелишь?
      – Пристрелю. Не сомневайся, – пообещал я.
      – А что тянуть? – вскинулся, как на пружине, Выкидыш. Глаза его пылали ненавистью, по небритому подбородку текла слюна. – Давай сейчас. А может, спарринг проведем? С применением подручных. – В его руке сверкнуло лезвие тесака.
      Я и опомниться не успел, как Выкидыш оказался снова на траве, рылом вниз. Рука с клинком была заломлена назад, а на его широкой спине восседал Гуинплен.
      – Зря ты это затеял, Выкидыш, – рассудительно произнес Гуин-плен и аккуратно отнял у него тесак. – Нам покуда ссориться нельзя.
      – Отпусти, кабан, – задыхаясь и отплевываясь травой, выдавил из себя Выкидыш. – Отпусти, сказал.
      – Рыпаться не будешь?
      Выкидыш промычал что-то маловразумительное. Гуинплен по-смотрел на меня, взглядом спрашивая разрешения.
      – Отпусти, – сказал я.
      Выкидыш, тяжело дыша, встал на ноги.
      – Я виноват в твоих бедах? – спросил я у Выкидыша. Он молчал. -
      Что я сделал не так? Что ты на меня окрысился? Я тебя с собой не звал, тебя Хохол позвал. И ты пошел, а мог бы остаться. Сейчас бы уже больше двух часов находился в Раю. Хотя, вряд ли в Раю. Нам всем место в другой организации. Ее по-разному называют: ад, преис-подняя, геенна огненная. Слышал о такой организации? Там нас ждут. Там вообще всем грешникам самое место. Туда бы ты и попал.
      Ведь ты же грешник, Викинг? Конечно, грешник. Иначе, почему ты с нами? Почему ты не дома, с женой любимой и с тещей? Ты грешник,
      Викинг. Ты такой же, как мы. Ну, может, не такой же, может, твой грех меньше нашего. Но это сути дела не меняет… Ну да, мы грешники со стажем. У нас, у каждого, на совести не один десяток мертвяков. Но мы этого не стыдимся, не рвем на себе волосы, не корчим из себя праведников или раскаявшихся проституток. Какие есть, такие есть! Хохол, дай за-курить.
      Хохол протянул мне кривую мятую сигарету и щелкнул зажигал-кой.
      – Давай, Викинг так поступим, – примиряюще сказал я, без удо-вольствия затягиваясь кислым дымом. – Тех, которых Носорог со своими подручными взорвали, уже не вернешь. С этим надо смирить-ся и не рвать себе нервы. И нас пожалей, нам нервы тоже еще приго-дятся.
      Неизвестно, удастся ли выжить? Может, придется тех, других, догонять. Так что, хочешь, не хочешь, а мы не враждовать, а помогать друг другу должны. Сейчас нам надо добраться до какого-нибудь на-селенного пункта, где могут проживать нужные люди, я бандитов имею в виду, а там можешь валить на все четыре стороны. Можешь в мона-хи подаваться, грехи замаливать. Можешь в ментуру идти…