– Нет, - отрезал Ястреб. - Мы с тобой, как запланировали, доезжаем до Новопоглядска, и там я продаю эту замечательную картинку одному знакомому антиквару.
      – Но почему?!
      – Потому что я же сказал: там - чудище. Очень страшное и опасное. Поэтому я тебя туда с собой не потащу и одного не пущу. Жалко мне тебя. Нравишься ты мне потому что.
      – Неужели напоминаю тебя в молодости? - съязвил Пеон.
      Ястреб окинул Пеона критическим взглядом.
      – Совершенно ничем не напоминаешь. Этим, наверное, и нравишься.
      Озадачившись ненадолго, следует ли понимать высказанное Ястребом как комплимент или же совсем наоборот, Пеон чуть было не упустил из виду потенциальное сокровище. Но таки не упустил, ведь где сокровище - там и потенциальное приключение.
      – А всё-таки я думаю… - начал было он, но Ястреб вновь не соизволил хотя бы дослушать.
      – Думать - это, конечно, дело хорошее, но и злоупотреблять им не следует. А то получится, как у неправильного великана. Правильные великаны, чтоб ты знал, своего ума вообще не имеют, а живут строго по правилам. На все три случая жизни: во-первых, хватай всё, что плохо бежит, во-вторых, старый друг пищеварения не испортит и, в-третьих, люби еду только по прямому назначению. Кто эти правила выдумал - неизвестно, но для самих великанов уж слишком мудрёно сформулировано. Первые-то два они ещё понимают интуитивно, а вот третье доходит уже не до всех. Вот и получается порой, что от родительской глупости рождается ребёнок с лишними извилинами. Проявляется это не сразу: живёт себе такой урод до поры до времени, всем доволен и счастлив, а потом вдруг - бац! И всё: был ты правильным великаном, а стал никто, и звать тебя никак.
      Ладно ещё, если забьёт себе голову смыслом жизни, - великанам это набивать брюхо не мешает. Д вот был, к примеру, такой Забей - так его прямо на охоте озадачило: кого из оглушённых дубиной человечков сожрать первым. Того, который побольше, или же того, который пожирнее? Даже нам с тобой понятно, что начинать надо с того, который поближе, а Забей вот задумался и с непривычки думал так долго и так крепко, что человечки успели очнуться, Один сразу убежал, а второй оказался доктором, да не каким-нибудь педиатром, а могущественным диетологом. И наложил он на Забея самую несовместимую с жизнью диету из своего арсенала - драконовскую. Это значит: есть ничего нельзя, кроме девственниц в самом собственном соку.
      Поначалу Забей даже обрадовался - как если бы ребёнку прописали питаться одним шоколадом. Но местные жители и особенно жительницы, быстро смекнули что к чему, и вскоре во всей округе не осталось ни одной половозрелой девственницы. За одним-единственным исключением: учительница из местной школы заявила, что предпочитает быть съеденной (род свой она производила от эльфов, но, по-моему, без великанов тут не обошлось). И вот в один прекрасный день Забей, повалив частокол, ворвался в деревню, вломился в школу и сожрал училку прямо за кафедрой. Под аплодисменты класса вытер пасть журналом, рыгнул довольно - и тут же на месте издох. Острое отравление желчью… Ну что, мораль ясна?
      – Мораль-то ясна, - усмехнулся Пеон, - неясно только, куда подевался твой вездесущий Полено? Дай-ка я угадаю… он был тем самым диетологом?
      – А вот и неправильно.
      – Директором школы?
      – Я, как ты выразился, в молодости, - заметил Ястреб не без ехидства, - был гораздо сообразительнее.
      – Неужели в этой истории для него не нашлось подходящей роли?!
      – Ну почему же, нашлось. Только не в самой истории, а, так сказать, в эпилоге. Полено в то время работал в городском музее. Чучельщиком.
 
      Архитектура города Новопоглядска не изумляла, как ажурные дворцы древнего Гардограда, и не поражала, как жилые параллелепипеды Имска. Она приводила в недоумение. Здания выглядели или так, словно бы кто-то очень большой, зубастый и голодный прошёлся по улицам, откусывая отовсюду арки, портики, балконы и галереи, а порой так оттяпывая сразу по полдома, или же так, словно бы этот кто-то, оказавшийся ко всему ещё и дурно воспитанным, изверг проглоченное беспорядочной кучей. При этом даже лачуги бедняков здесь были сложены из белого камня.
      Ястреб объяснил: раньше город назывался просто Поглядск, в честь того плотника, который первым придумал пропитать древесину красной сосны особым составом. Получился замечательный строительный материал: лёгкий, прочный, негорючий. А главное, очень дешёвый до пропитки и дорогой - после. Потому как растет красная сосна только в Дремотном лесу и более нигде. Бывший посёлок лесорубов стремительно разбогател и разросся - и, само собой, для себя поглядцы строили только из красной сосны. Красивейший у них получился город: великий эстет Соловейчик даже поставил рассветный вид с балкона графского дома на восьмое место в своём списке зрелищ, которыми хотя бы раз в жизни обязан насладиться каждый ценитель прекрасного.
      Но потом Безумный император провозгласил новую эпоху - «Борьбы с пожарной опасностью», и начать было решено, разумеется, с самого деревянного города. Робкие попытки объяснить, что как раз именно это дерево не горит, не увенчались успехом: император не любил вникать в частности. Поглядск сровняли с землей, а затем возвели заново, но уже из камня (а заодно уж и переименовали). Стройматериал приходилось возить аж из-под Стрелецка, рабочих так вообще сгоняли со всего Призаморья, и многие из них не выдержали ударных условий труда - но ради блага своей родины император готов был уморить хоть всех её граждан.
      После развала империи стрельчане наконец-то смогли заломить за свой камень реальную цену, а новопоглядцы, тоже вздохнув с облегчением, послали стрельчан куда подальше. Но тут на них свалилась новая напасть: в Дремотном лесу поселилось нечто ужасное. После того как в чаще без следа сгинули три десятка лесорубов и все посланные за ними спасательные экспедиции, а следом, уже по собственной инициативе, несчётное количество отважных героев, единственным доступным источником материала для строительства новых домов в Новопоглядске остались старые дома. Вот почему город выглядит так, словно пожирает сам себя и собой же испражняется…
      – Но на сегодняшний день проблема стоит не так уж и остро, потому что всё равно население уменьшается, - с оптимизмом висельника заключил Ястреб. Они с Пеоном как раз доехали почти до самого центра. - А теперь мне налево, а тебе со мной нельзя. Уж извини, но мой знакомый антиквар незнакомцев очень не любит - такой уж он нелюдимый человек.
      – Странноватые повадки для торговца, пусть даже и древностями.
      – Обыкновенные повадки - если зайдёшь к нему в лавку в будний день с парадного входа. А по выходным каждый имеет право на странности. В общем, встречаемся через полчаса на площади. Слышишь, гудит впереди? Не заблудишься.
      Прогуливаться по улицам Пеону совсем не понравилось, и он сразу направился на площадь, в надежде, что гудит она по случаю циркового представления или ещё по какому-нибудь жизнеутверждающему поводу. Однако толпа, плотно окружавшая помост в центре площади, шумно выражала хотя и бодрые, но отнюдь не добрые чувства.
      Над помостом возвышалась железная виселица. Справа от неё стоял палач в красном колпаке, слева - человек в простом чёрном камзоле и высоких сапогах, с лицом, выражавшим суровую властность и лёгкую скуку. По краям помоста застыли вооружённые стражники. Благообразный старик в расшитой золотом мантии, выступив вперёд, остановился, сжимая в руках свиток пергамента, - очевидно, ожидая тишины. И, наконец, под самой виселицей Пеон увидел двоих юношей, в которых не без труда признал давешних Ствола и Стебля. Физиономии обоих братьев превратились в один сплошной кровоподтёк, от щегольских нарядов остались одни лохмотья.
      В душе у Пеона не обнаружилось ни сочувствия, ни злорадства. Однако саму по себе публичную экзекуцию он считал варварским обычаем, а потому решил воздержаться от участия в ней, пусть даже и в качестве зрителя. Ну вот разве что послушать приговор, а потом сразу же удалиться в один из прилегающих переулков и уже там дожидаться Ястреба.
      Толпа, меж тем, всё не утихомиривалась, и тогда на край помоста шагнул господин в чёрном. Сохраняя невозмутимость, он лишь вскинул руку ладонью вперёд - и вопли тотчас же смолкли. Сделав полшага назад, он приглашающе кивнул старику. Тот торопливо развернул свиток и принялся оглашать.
      Братья Ствол и Стебель Стоевы, как и следовало ожидать, обвинялись в грабеже и убийстве. Правда, настолько циничной, бессмысленной жестокости Пеон от них всё-таки не ожидал. Всё-таки одно дело - вымогать деньги у богатого простака и совсем другое дело - нацепив маски, врываться в дом к бедной вдове, наносить два десятка ножевых ранений её единственному сыну ради нескольких жалких монет… Однако, как следовало из приговора, оба брата под давлением неопровержимых улик сознались и были признаны виновными в совершённом в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое преступлении.
      – Итак, согласно закону, и в соответствии с волей народа… - окончание последней фразы потонуло в новом шквале проклятий, которыми народ однозначно подтверждал: да, суд не ошибся, воля его именно такова.
      На сей раз господин в чёрном не стал мешать народному волеизъявлению. По-прежнему не раскрывая рта и не выказывая никаких эмоций, одним лишь кивком, как взмахом дирижёрской палочки, он ввёл в действие палача.
      Чётко срежиссированный спектакль не оставил Пеона равнодушным. Но всё-таки он почувствовал некую фальшь - сначала почувствовал. И лишь затем понял, в чём дело.
      – Стойте! - воскликнул Пеон, но его никто не услышал.
      – Остановитесь! Я свидетель! Свидетель защиты! - во весь голос закричал он. Некоторые из тех зрителей, что теснились поближе, обернулись с недоуменными лицами, но и не подумали расступиться. И тогда Пеон, пришпорив коня, бросился прямо в бурлящую толпу.
      Он не был особенно храбрым, этот юный король, бывший прекрасный принц. Он боялся чудовищ. И людей - если, скажем, двое на одного. А массами простолюдинов он привык повелевать, так что в его поступке было больше презрения, чем храбрости. Впрочем, и про настоящих героев порой говорят, что они, мол, презирают опасность…
      Преодолев живую преграду, Пеон спрыгнул прямо на помост, оказавшись лицом к лицу с невозмутимым господином.
      – Я свидетельствую, что в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое сего месяца сего года эти двое находились в трактире «Царский рай», где я видел их своими глазами! - выпалил он единым духом.
      Над площадью в очередной раз повисла мёртвая тишина («Вроде бы никого не затоптал», - подумал Пеон.) Палач, уже успевший накинуть осуждённым петли на шеи, замер в ожидании. Господин в чёрном слегка приподнял левую бровь. А потом заговорил, обращаясь к толпе звучным, хорошо поставленным баритоном:
      – Граждане Новопоглядска! Как вы только что слышали, этот человек желает сообщить нам новые подробности ужасного преступления. Закон суров и справедлив: суд выслушает его прямо здесь и сейчас, на ваших глазах. Возможно, мы поторопились, недооценив вину этих подонков, и виселица для них - слишком мягкое наказание!
      Граждане отреагировали с предсказуемым энтузиазмом. Они завопили, взревели и принялись выкрикивать проклятия.
      Оставив их бесноваться, господин в чёрном мягко, но крепко взял обалдевшего от такого оборота Пеона под локоть и увлёк в центр помоста.
      – Нигде конфиденциальность не сохраняется столь надёжно, как посреди орущей толпы, - прокричал он, - не так ли?
      Пеон тупо кивнул.
      – Я вижу, ты человек интеллигентный. Это хорошо. И ты впервые в наших краях. Это плохо. Я - граф Первокрай. Формально председателем суда является почтенный Ухонос. Но сейчас это неважно. Итак, что связывает тебя с этими висельниками?
      Пеон сбивчиво, но со всеми подробностями изложил историю своего недолгого и не слишком приятного знакомства со Стволом и Стеблем. Только инкогнито не стал раскрывать, потому что не счёл нужным. Граф слушал внимательно, без наводящих вопросов, лишь когда впервые было упомянуто имя Ястреба, едва заметно вздрогнул и даже приоткрыл было рот, но сдержался. Дождавшись, пока Пеон закончит, он ещё выдержал небольшую паузу и лишь затем осведомился:
      – И это всё?!
      Пеон кивнул утвердительно.
      – Ты, кажется, собирался сообщить мне доказательства невиновности этих двоих. Я их не услышал. Или, по-твоему, так ведут себя честные люди? По-твоему, грабители и убийцы так не поступают?! Я не знаю, как там у вас в Залужанске, а в Новопоглядске бандитов принято вешать.
      – Я не утверждаю, что они честные люди. Но они не виновны в том, в чём их обвиняют!
      – Их обвиняют в грабежах и убийствах. Они - грабители и убийцы. Следовательно, они виновны. До сих пор им удавалось не оставлять улик. И что - по-твоему, я должен за это их отпустить? А может, ещё и наградить за отменную ловкость? Это ты называешь справедливостью?! Нет, я понимаю справедливость иначе. Справедливость и безопасность - для честных людей. А не для преступников.
      – Но наказание должно соответствовать преступлению!
      – Так тебе недостаточно?! Что ещё они, по-твоему, должны натворить, чтобы заслужить наказание? Что ж, я мог бы отпустить их. Они снова взялись бы за старое. И в новых жертвах недостатка не было бы. Но взгляни вон туда. Видишь, в первом ряду рыдает безутешная женщина. У неё нет больше детей.
      – Но ведь тот, кто убил её сына, останется на свободе!
      – Он попадётся в следующий раз. А если следующего раза не будет - что ж, тем лучше.
      – Но…
      – Ты упорствуешь. Жаль. Но я милостив. Я даю тебе последнюю возможность одуматься. Не воспользуешься - пеняй на себя. Посмотри на этих людей там, на площади. Взгляни в их глаза, жаждущие возмездия. Ты защищаешь преступников - значит, ты заодно с преступниками. Я объявлю людям, что ты - один из бандитов. Что ты явился, чтобы спасти своих подельников. Даже у подонков есть своеобразное представление о чести. Но ты попался в нашу ловушку и теперь разделишь их судьбу. За лишней верёвкой дело не станет. И это будет справедливо.
      Руки Пеона дрожали от гнева, щёки горели. Весь окружающий мир поглотило холодное белое пламя. В поле зрения осталась лишь омерзительная маска железной уверенности, непрошибаемая словами. И Пеон, исчерпав все разумные аргументы, врезал бы по ней со всего размаху, но в последний момент на плечо его легла тяжёлая ладонь, и знакомый голос хрипло проорал прямо в ухо:
      – Не надо нервничать! Этим господина графа тоже не проймёшь. Верно я говорю, господин граф?
      В одно мгновение от невозмутимости Первокрая не осталось и следа. Рот его перекосился, как от червивого лимона, - впрочем, стоял он так, что толпящиеся вокруг помоста зрители не могли видеть этой поразительной метаморфозы.
      Пеон встряхнул головой, сбрасывая наваждение. Ястреб же продолжал как ни в чём не бывало:
      – Или ты уже герцог? Давненько мы с тобой не виделись!
      – Чего тебе надо? - спросил Первокрай. Если бы не необходимость кричать, он наверняка процедил бы эти слова сквозь зубы.
      – Мне-то? - Ястреб, напротив, демонстрировал жизнерадостное дружелюбие. - Да ничего! Так, проезжал мимо, заглянул поприветствовать старого приятеля. Я, кстати, твоих родственников недавно видел. Интересовались твоим здоровьем. Я им сказал, что у тебя всё хорошо… А вот чего вы с моим оруженосцем-то не поделили?
      Граф не удостоил его ответом.
      – Я тут краем уха слышал что-то про двух братьев и какое-то убийство?.. А?.. Что молчишь, или не понял, про кого спрашиваю? Про этих вот, - Ястреб кивнул в сторону виселицы.
      Первокрай помолчал немного, размеренно вдыхая и выдыхая, а затем с видимым трудом вернул на лицо непроницаемое выражение.
      – Ты же сам понимаешь - я не могу просто так взять и снять с них все обвинения. Дело зашло слишком далеко. Приговор оглашён. Я обещал народу!
      – Не понимаю! - пожал плечами Ястреб. - С каких это пор народ стал для тебя проблемой? Он же верит всему, что тебе угодно! Ну не хочешь - не говори, что они невиновны. Скажи, к примеру, что я - Худонос собственной персоной. И Пустобрёх со мной за компанию. Вылезли из-под земли специально для того, чтобы забрать этих молодцев заживо в пекло. Ты их нам отдаёшь - и все довольны!
      И добавил, адресуясь уже к Пеону:
      – Господин граф начал торговаться. Это хороший признак, но надо держать ухо востро!
      – Ну что ж! Если ты не настаиваешь на формальной реабилитации… - овладев собой, Первокрай тотчас же нашёл способ овладеть ситуацией. - В конце концов, цивилизованные люди не должны руководствоваться примитивными инстинктами. Правосудие существует не ради мести. Наша цель - порядок и безопасность. Преступные элементы необходимо изолировать. Любым способом. Не так уж и важно, каким именно. Повесить, конечно, проще всего. Но самое простое решение - не всегда самое дальновидное.
      – Вот-вот! Были преступники - стали никто, и звать никак… Хорошо, что ты совсем не изменился! А то я уж начал побаиваться, не опознался ли часом, - Ястреб заговорщицки подмигнул. - Просто вышвырни придурков из города. Я бы на их месте возвращаться не стал.
      – Я очень надеюсь, что ни один из вас никогда не вернётся в мой город. Нет, я хочу быть в этом уверен! Полностью! Моя гуманность не беспредельна. Ты меня хорошо понял?!
      – Понял, не дурак.
      – Хорошо. Значит, поступим так. Я объявляю вас сообщниками. Раскаявшимися. В преступлениях столь ужасающих, что виселицы вам недостаточно. Четвертовать наш палач не обучен. Поэтому - отдадим вас на съедение чудищу. Стражники - надёжные люди, они доставят вас на границу Дремотных лесов. Там отпустят. Старой дорогой вдоль границы леса отправитесь в Стрелецк. Оттуда - куда хотите, но чем дальше, тем лучше. Это - моё последнее предложение. Устраивает?!
      Пеона, меж тем, снова затрясло, но теперь уже от страха. Он совершенно не понимал, зачем этот страшный человек опять занимается поиском оправданий, вместо того чтобы, в самом деле, просто взять да и вздёрнуть всех четверых при полном ободрении и поддержке толпы. Но, очевидно, Ястреб имел над ним некую тайную власть.
      – А как же наши лошади?! Осуждённым на лютую смерть полагается идти пешком! А мы, знаешь ли, в дороге поиздержались. Если и последнего лишимся - даже и не знаю, доберёмся ли до Стрелецка.
      – Хорошо. Лошади со всей поклажей будут ждать вас на постоялом дворе «У Пня». И ещё по пятьсот монет у каждого в седельной сумке. Но только чтоб никогда вас здесь больше не видеть!
      Поначалу небольшую процессию сопровождала толпа, на ходу выплёскивающая остатки агрессии. Но по мере того, как жилые кварталы сменялись полузаброшенными, энтузиазм постепенно стихал, граждане один за другим незаметно сворачивали в переулки или просто отставали, и в район бывших складов и мастерских вступили лишь Ястреб, Пеон, Ствол со Стеблем и пятеро стражников.
      Некоторое время тишину нарушали лишь стук шагов, да сдавленное постанывание братьев, да завывание ветра, да ещё загадочные шорохи, поскрипывания и позвякивания, периодически доносившиеся из остовов полуразобранных зданий. Даже Ястреб был непривычно молчалив и задумчив.
      Стражники настороженно вертели головами, а когда дорогу преградила обрушившаяся стена и пришлось идти в обход, сбились в тесную группку и вовсе перестали обращать внимание на конвоируемых. Самый молодой, дёрнувшись на очередной шорох, потянул из ножен меч. Лишь после этого сержант собрался с силами и разрядил напряжение остротой. Каламбур по поводу неаппетитного вида Ствола и Стебля получился громоздким даже по казарменным меркам, но все охотно заржали и смеялись до тех пор, пока ещё кто-то не выразил шутливое сожаление, что чудище - не дракон: сопровождать предназначенных на съедение девственниц было бы куда как веселее.
      Тут уж все стали наперебой вспоминать разные забавные случаи с девственницами, драконами и прочими чудовищами. От простых девственниц плавно перешли к принцессам, от анекдотов - к случаям из жизни. И, наконец, кто-то спросил:
      – А знаете, почему бывший Нелюдимый Волшебник с Края Призаморья теперь зовётся Добрым Волшебником из замка Зрачок?
      Стражники отреагировали с воодушевлением - видимо, спросивший считался у них хорошим рассказчиком. Тот, для порядка, слегка поотнекивался, мол, это, вообще-то, долгая история, но раз уж все так настаивают… Все заверили, что будут слушать и не перебивать, сколько потребуется.
      – Так вот, раньше этот волшебник и в самом деле был страшно нелюдимым. Таким Нелюдимым, что даже сам с собой с трудом уживался. Бывало, так на себя разозлится, что специально прольёт какао на любимую книгу. И тут же, сам себе в отместку, схватит любимую чашку - и об стену вдребезги! Ростом его Мера не обидела - так он специально дверные проёмы в замке спроектировал пониже, чтобы стукаться лбом о притолоку.
      Хуже того, фамильяры у него не приживались. Дохли или даже просто сбегали. А волшебнику без фамильяра - никак. Вроде бы, подумаешь, ну ручной зверёк, говорящая записная книжка… ну даже пусть помощник, если особенно смышлёный. А, однако, вот! Заниматься магией без фамильяра - всё равно, что пить без собутыльника. Чревато для душевного здоровья.
      В общем, хоть и не был он пока что полным психом, но к этому всё шло. И вроде бы всем на это было наплевать - кроме профсоюза. Как-никак, старейший из членов правления, кавалер прямоходящей доски почёта и прочая и прочая. Впадёт в буйство - последствий не оберёшься. Вон, скандал с Влюблённым Волшебником до сих пор ещё не повсюду улёгся. Ну, с тем, который всем подряд женщинам насильно примеривал безразмерную туфельку…
      – Точно! Вон, Корыто всякий раз, как напьётся - допрашивает жену, точно ли она там, у Волшебника в гареме, только танцу живота обучалась.
      – Ага, а потом они полночи соседям спать мешают. Сначала думали - он её бьёт…
      – Дурак он был, этот Влюблённый Волшебник. Умыкнул бы мою - я бы жаловаться не стал, ещё и спасибо сказал бы, - вздохнул сержант. - Хотя на её ногу, может, и безразмерная туфелька не налезла бы.
      – Так, ну вы совсем обратно на баб переключились, или я дальше рассказываю?! В общем, лучшие умы сели думать, что делать. Думали долго, а сделать решили вот что: подарить Нелюдимому Волшебнику нового фамильяра. Но не какого-нибудь, а такого, чтобы был его самого неуживчивей и при этом мог за себя постоять. Тогда либо волшебник перевоспитается, либо зверушка его просто сожрёт - тоже неплохо.
      Подходящих тварей в Призаморье, слава Доброхоту, водится немного: василиски, драконы да ещё, пожалуй, коренные имчане. Остановились на драконе. Как раз и повод подходящий подвернулся: юбилей Отца-основателя. По этому случаю устроили торжественное собрание, как водится - с вручением памятных подарков ветеранам. Кому достались золотые часы, кому - почётная грамота с золотым тиснением, а Нелюдимому Волшебнику - золочёная драконья уздечка. Он сразу почуял неладное, но гордость взыграла, да и не принято от подарков отказываться. Особенно если в торжественной обстановке.
      Теперь надо было как-то добираться с подарочком домой. А дракон был большой бескрылый - вроде того, с которым сражался сэр Дубина.
      – Знаем, - подтвердил сержант, - самая поганая порода. Достоинство у них одно: жрут всё подряд. А всё остальное - недостатки. Главное, умные, гады, но ловко прикидываются тупыми, когда им надо.
      – Это уже потом оказалось главным. А сначала было важнее, что на ковёр-самолёт дракон никак не помещался, а уменьшить фамильяра магией Волшебнику та же гордость не позволила. Так и вёл его в поводу до самых Белых болот.
      Ну, довёл кое-как, а дальше как? Единственная гать к острову, где стоит замок Зрачок, прогнила и затонула - так давно к нему никто не ходил в гости, а брести наугад через трясину шибко умная зверюга отказалась напрочь. Так что хочешь - не хочешь (да и лишних глаз там уже никаких не было), а пришлось Нелюдимому Волшебнику готовить уменьшающее заклинание.
      Ну что, умники, кто расскажет, как готовятся заклинания? Небось, думаете, что надо только щелкнуть пальцами, сказать «трах-тибидох», и готово? А вот и нет! Сначала надо отобрать по рецепту ингредиенты всякие, смешать в нужной пропорции, вскипятить или там выпарить, провести предварительные обряды… иногда целых несколько дней на это уходит. Получается такой полуфабрикат, вроде замороженной котлеты. А уж потом, в нужный момент, трах-тибидох! - и заклинание срабатывает.
      У любого нормального волшебника в кармане мантии всегда имеется запас таких полуфабрикатов на всякий случай. А уж у ненормального и подавно. Но есть ещё одна тонкость: чем мощнее заклинание, тем меньше оно может храниться, пока не протухнет. Само собой, уменьшающего заклинания такой силы, чтобы подействовала на драконью тушу, у Нелюдимого Волшебника с собой не нашлось. Зато под рукой нашлось всё необходимое, чтобы приготовить его прямо на месте. И вот развёл он огонь и давай чертить знаки, размахивать руками, выкрикивать мудрёные слова, швырять в котёл порошки и травы… короче, колдовал он долго и тщательно, ничего кругом не замечая. А тем временем дракон потихоньку подползал всё ближе.
      И вот, наконец, у Волшебника всё уже было готово: оставалось только показать пальцем и трах-тибидохнуть. Распрямил он поясницу, утёр пот со лба, повернулся к дракону и увидел… - рассказчик выдержал драматическую паузу, - во-первых, наставленный прямо на него драконий коготь, во-вторых, раззявленную драконью пасть, а в-третьих, услышал, как эта самая пасть проговаривает ключевое слово!
      – Трах-тибидох?!
      – Ну, на самом деле другое слово. Но, в общем, главное, что от него заклинание сработало, и Волшебник в мгновение ока сделался меньше былинки. Или даже пылинки…
      – Что-то ты заврался, - встрял самый младший из стражников. - Я его недавно видел в городе, так он был самого обыкновенного размера.
      – Да?! Ну, раз так - давай тогда сам и рассказывай, как он снова стал обыкновенным.
      Остальные товарищи дружно поддержали рассказчика, и тот, успокоившись, продолжил:
      – Другой спросил бы, как старый Ухват: неужели же всякий, кто знает ключевое слово, может использовать заклинание? А я бы ответил, что кроме самого Волшебника - только его фамильяр… Ну, да ладно. В общем, быть бы Незадачливому Волшебничку (так он теперь начал прозываться) растоптанным или же съеденным. Но тут, на его счастье, налетел ветерок, подхватил его и понёс.
      Ветерок был молодой, порывистый - летел быстро, наигрался не скоро. А когда наигрался, приземлил Волшебничка не на твёрдую землю, а на клумбу в дворцовом саду. Прямо на лепесток цветка, над которым склонилась принцесса.
      Принцессу звали Ясноглазка, и садовые прогулки ей, вообще-то, были не очень-то по душе. То ли дело верховые! А фехтование и стрельба ей нравились гораздо больше, чем танцы и вышивание…
      – Погоди-ка, это не та ли Ясноглазка, что собственноручно зарубила Чернодура?!
      – Она самая. И с великаном Наплюем тоже она разделалась.
      – Вот же крутая деваха! Я бы с такой без пряников заигрывать не стал.
      – Да она, небось, страшная, как твоя жизнь!
      – А я слышал - симпатичная, только очень уж своенравная.
      – Да заткнитесь вы уже! Нормальная девка, не корова и не швабра, всё при ней. А что не женственная - так это, как говорится, на вкус и цвет. Сама она по этому поводу не особо комплексовала, пока не влюбилась в соседского прекрасного принца, Пеона. Тот был парень гламурный, ей не чета… Но даже и тогда, вместо того чтобы зарёвывать подушку, проявила характер. Принялась прокачивать женственность. И по саду она прогуливалась не для удовольствия, а для эстетического развития.
      Так вот, сгребла принцесса Волшебничка в кулак вместе с цветком: кто, мол, такой и зачем вторгся? Не шпион ли?! Тот и не подумал отпираться, сразу же всё рассказал. Помощи, само собой, попросил. А Ясноглазка - она хоть и влюблённая была, но не дура. Просто у неё все мысли были повёрнуты в одну сторону. И предложила она Незадачливому Волшебничку вот что: она ему - убежище и поддержку, он ей - приворотное заклинание, да помощнее. Волшебничек согласился.
      Ясноглазка быстренько закупила всё что надо, доставила секретно во дворец, зазвала Пеона в гости под каким-то дипломатическим предлогом. Оставалось только уединиться с ним в интимной ситуации. Принцесса всё заранее продумала в подробностях: как заговорит о погоде, об искусстве, как предложит осмотреть замок, как он возьмёт её под руку… Только вот как она ни старалась, дальше погоды продвинуться не могла. При этом обмахивалась закрытым веером, всё время спотыкалась на каблуках и валилась всем телом прямо на Пеона - короче, вела себя как полная баба-дура. В конце концов, она просто схватила его в охапку и молча потащила в сад. А там уже Незадачливый Волшебничек засел в засаде с приворотным заклинанием наготове.
      И вот, как только парочка показалась в пределах видимости, Волшебничек наставил на них палец, и…
      – И вот за это его и переименовали в Доброго?!
      – Ты сам в Молчаливого переименуешься, или тебе помочь? - угрожающе поинтересовался сержант. - Ну, и что там дальше было?
      – А дальше получилось так, что волшебничка подвело его же собственное мастерство. Заклинание, которое его уменьшило, он сам и состряпал. А халтурить он не любил, да и не умел, - так что помимо роста и веса уменьшилось в нём вообще всё, в том числе и волшебная сила. И вот этот факт он позабыл учесть, когда готовил приворотное заклинание, - так что оно вышло сильным, но поверхностным. Ну, чтобы вам, похабникам, было понятнее, можно сказать: толстым, но коротким.
      И вот: вместо вечной высоковозвышенной любви получилась у него мгновенная вспышка неудержимой животной страсти. Так что Пеон, умопомрачившись, завалил Ясноглазку прямо на клумбу и поимел, как сумел, - а она, вся в шоке, почти и не сопротивлялась.
      А когда вспышка угасла… Ну, Пеон, вообще-то, был неплохим парнем, но, по своей гламурности, просто не представлял, что ему делать в такой ситуации. Так что он просто сбежал.
      – Ничего себе! Вот из-за таких принцев бабы и обзывают нас козлами.
      – Ты на себя-то посмотри! И потом, он же был под заклинанием.
      – Да этих баб вообще не поймёшь: то ли она не сопротивляется потому, что в шоке, то ли ей самой хочется, но стесняется…
      – Короче, как только Ясноглазка пришла в сознание, тут же пришла и в ярость. Требовать какой-то там женитьбы ей и в голову не пришло - такой уж гордый характер. Сразу объявила войну.