Капитан Кронджейгер откинулся в кресле, закинул ногу на ногу и сжал нервные пальцы на колене. Его худое лицо искривилось в угрюмой гримасе. Он обратился ко мне убийственно вежливо:

– Так, значит, ваш героизм состоял в том, что вы не сообщили полиции об убийстве, случившемся ночью, а затем хранили молчание на протяжении следующего дня, что в результате привело к тому, что малыш Гейгера имел возможность совершить сегодня вечером очередное убийство?

– Так это выглядит, – признал я. – Я был в довольно затруднительном положении и, вероятно, о чем-то забыл, но приходилось думать о том, что прежде всего мне необходимо охранять свою клиентку, а кроме того, нельзя было предвидеть, что парень будет стрелять в Броуди.

– Это может предвидеть исключительно полиция, Марлоу, – иронически заметил Кронджейгер. – Если бы сразу узнали о смерти Гейгера, то книги из его квартиры никогда не оказались бы в квартире Броуди. Сопляк не пошел бы по следу и не застрелил бы его. Кстати, дни Броуди и так были уже сочтены. Так обычно бывает с людьми этого типа. Тем не менее жизнь есть жизнь.

– Согласен, – сказал я. – Но скажите это своим полицейским в следующий раз, когда они застрелят перепуганного мелкого воришку, убегающего по улице с украденной сберкнижечкой.

Уайльд резко ударил обеими руками по крышке стола.

– Хватит, – прервал он. – Почему вы, мистер Марлоу, так уверены, что Тэйлор застрелил Гейгера? Даже если оружие, из которого застрелен Гейгер, находилось в кармане Тэйлора или в его машине, нет уверенности, что именно он был убийцей. Револьвер мог подбросить, скажем Броуди, являвшимся фактическим убийцей.

– Физически такая ситуация возможна, но психологически абсолютно неправдоподобна, – возразил я. – Слишком много случайных совпадений, для этого нет никаких оснований, если принять во внимание характер Броуди и его девушки или же планы, которые лелеял Броуди. Я разговаривал с ним очень долго. Он был мелким бандитом, но наверняка не убийцей. У него два револьвера, но ни одного из них он не носил с собой. Он искал способ вклиниться в дело Гейгера, о котором знал все благодаря своей девушке. И он рассказал мне, что долгое время следил за Гейгером, чтобы узнать, кто его прикрывает. В это я верю, но верить в то, что он застрелил Гейгера для того, чтобы заполучить его книжки, убежал с компрометирующим снимком, который Гейгер сделал с Кармен Стернвуд, а потом подбросил револьвер в машину Тэйлора и наконец столкнул эту машину в океан – это значит предполагать чертовски большое стечение случайных обстоятельств, слишком обширное, чтобы они могли быть истинными. У Тэйлора был мотив, – ревность, – и была возможность убить Гейгера. Без разрешения своих хозяев он взял пренадлежащую им машину. Застрелил Гейгера на глазах у девушки, чего никогда не сделал бы Броуди, даже если бы действительно был убийцей. Не представляю себе, чтобы кто-либо, имеющий с Гейгером чисто торговые дела, мог сделать что-то подобное. Тэйлор, наоборот, – мог. Его заставил сделать это компрометирующий снимок Кармен Стернвуд.

Прокурор Уайльд кашлянул и посмотрел на капитана Кронджейгера долгим взглядом. Кронджейгер издал что-то наподобие фырканья. Уайльд спросил:

– Что это за дело с этим прятаньем трупа? Не вижу в этом никакого смысла.

– Вероятно, это сделал тот малый, – сказал я, – хотя он еще и не сказал ничего по этому поводу. Броуди не переступал порога дома Гейгера после того, как тот был застрелен. Парень, вероятно, вернулся в то время, когда я отвозил домой Кармен. Естественно, он боялся полиции, ведь он же гомосексуалист. И, наверное, считал удачной мысль спрятать труп до тех пор, пока не заберет все свои вещи. Как свидетельствовали следы на ковре, он выволок труп через главный вход и положил его в гараже. Затем упаковал все, что принадлежало ему и вынес это. И только позже, ночью, прежде чем труп окостенел, в парне заговорила совесть, что он не поступил так, как надлежит, по отношению к своему возлюбленному. Тогда он вернулся, затянул его обратно в квартиру и уложил на кровать. Естественно, все это лишь мои предположения.

Прокурор Уайльд кивнул.

– Сегодня утром он отправился в магазин, как будто ничего не случилось, но наблюдал, что будет дальше. Когда Броуди велел отослать книжки, парень разузнал каково место их назначения. Тогда он пришел к выводу, что этот человек именно из-за книжек убил Гейгера. Возможно, ему было известно гораздо больше о Броуди и о его девушке, чем те ожидали. Как вам кажется, Ольс?

– Мы узнаем это, – ответил Ольс. – Но это все равно не поднимет настроения капитана Кронджейгера. Его угнетает тот факт, что все произошло прошлой ночью, а он узнал об этом только сейчас.

– Думаю, я найду способ справиться с этим, – кисло произнес капитан, бросил на меня быстрый взгляд и тотчас отвел глаза.

Прокурор Уайльд стряхнул пепел с сигары и сказал: – Ну ладно, покажите нам эти экспонаты, Марлоу.

Я опорожнил карманы и выложил на стол свой улов: три векселя, визитку Гейгера, предназначенную для генерала Стернвуда, снимки Кармен, голубой блокнот с зашифрованными фамилиями и адресами. Ключи Гейгера я еще раньше отдал Ольсу.

Прокурор Уайльд осмотрел это все, все время пыхкая сигарой. Ольс тоже прикурил одну из своих коротких сигар и сидел, спокойно пуская клубы дыма под самый потолок. Капитан Кронджейгер облокотился на стол, разглядывая то, что я разложил перед прокурором.

Уайльд постучал пальцем по трем, подписанным Кармен, векселям и сказал:

– Думаю, что это были только пробные шары. Если бы генерал Стернвуд выкупил векселя, это было бы доказательством того, что он опасается чего-то намного худшего. Вот тогда Гейгер и прикрутил бы гайки. Вы знаете, чего боится генерал Стернвуд? – посмотрел он на меня.

Я отрицательно покачал головой.

– Вы рассказали нам все, со всеми подробностями? – спросил прокурор. – Я опустил только несколько моментов, сугубо личных. И хотел бы и в дальнейшем сохранить их в тайне лично для себя.

– Посмотрим, – сказал Кронджейгер и прочувствованно откашлялся.

– Почему? – спокойно спросил прокурор.

– Потому что мой клиент имеет право на защиту перед лицом любой власти, вплоть до суда присяжных. У меня есть лицензия, разрешающая мне работать частным детективом. Мне кажется, определение «частный» имеет какое-то значение. У Голливудской полиции на расследовании два убийства, оба уже раскрытые. В обоих случаях известен убийца и мотив. В руках полиции находится также и орудие убийства. Но шантаж не должен выплыть наружу до тех пор, пока названия определенных организаций замешаны в этом деле.

– Почему? – снова спросил Уайльд.

– Ладно, – сухо сказал Кронджейгер. – Мы в восхищении, что можем почтить частного детектива за его геройские действия.

– Я хотел бы вам что-то показать, – сказал я. – Встал, вышел из дома и взял в машине книгу, отобранную у клиента Гейгера. Водитель в мундире стоял возле машины Ольса. Парень сидел внутри, удобно развалясь на сиденье.

– Он сказал что-нибудь? – спросил я.

– Послал меня кое-куда, – сказал полицейский, сплюнув. – Но я пропустил это мимо ушей. Пусть выговорится.

Я вернулся в дом, положил книжку на стол Уайльда, – развернул бумагу, в которую она была завернута, и раскрыл ее на титульном листе. Капитан звонил по телефону, стоявшему на другом конце стола. Когда я вошел, он положил трубку и сел.

Уайльд просмотрел книгу с каменным лицом, закрыл ее и подсунул капитану. Тот открыл ее, просмотрел две-три страницы и резко захлопнул. На щеках у него выступили большие красные пятна.

– Взгляните на штемпелек с датами на внутренней стороне обложки, -посоветовал я.

Капитан снова открыл книгу и неохотно спросил:

– Ну и что?

– Если будет необходимо, я засвидетельствую под присягой, что эта книга из магазина Гейгера. Блондинка по имени Агнесса тоже признается, какого рода делами занимался магазин. Для любого, у кого хоть немного соображает голова, ясно, что магазин был лишь предлогом, прикрытием для совершенно иного рода деятельности. Голливудская полиция, позволяющая ему процветать, должна руководствоваться какими-то особыми соображениями. Осмелюсь предположить, что суд присяжных захочет прояснить эти соображения.

Прокурор усмехнулся.

– Суды присяжных действительно иногда ставят такие болезненные вопросы... – сказал он. – Пожалуй, в напрасном усилии понять, почему наши города именно таковы...

Капитан Кронджейгер вдруг вскочил и нахлобучил шляпу.

– Я тут один против троих, – проворчал он. – Я возглавляю Отдел убийств. То, что Гейгер занимался порнографической литературой, меня не касается. Но должен признать, что это дело выставит в плохом свете также и мой отдел, если газеты возьмутся перемывать косточки. Чего вы, собственно, господа, хотите?

Уайдальс посмотрел на Ольса, который спокойно произнес:

– Я хочу передать вам арестованного. Идемте.

Ольс встал. Капитан дико посмотрел на него и вышел из комнаты. Ольс направился вслед за ним. Когда дверь закрылась, прокурор забарабанил пальцами по крышке стола и направил на меня свой светлоголубой взгляд.

– Вы должны понять, что чувствует полицейский, когда вынужден затушевать нечто подобное. Возможно, вам придется дать показания...

Даже с занесением в полицейский протокол. Несмотря на это, я надеюсь, что мне удастся объяснить каждое из этих двух убийств отдельно друг от друга и не вмешивать в дело имени генерала Стернвуда. Вы знаете, почему именно я не оттаскал вас за ухо?

– Нет. Я ожидал, что вы оборвете мне оба.

– Сколько вы зарабатываете на всем этом?

– Двадцать пять долларов в день и расходы.

– Или на сегодняшний день, это составило пятьдесят долларов и несколько центов за бензин?

– Что-то около этого.

Прокурор склонил голову на одно плечо и суставом мизинца потер подбородок.

– И за эту сумму вы готовы вызвать на себя гнев половины всех полицейских нашего штата?

– Я делаю это без особого удовольствия, – ответил я. – Но как, черт возьми, я могу поступить иначе? Я взял это дело. А продаю то, что имею, чтобы зарабатывать на жизнь. По крайней мере, ту толику смелости и сообразительности, которой наградило меня провидение, и готов бороться до конца, не обращая внимания на последствия, чтобы защитить своего клиента. То, что я столько сказал сегодня вечером, не испросив позволения генерала, противоречит моим принципам. Если речь идет о затушевывании дел, то я сам был полицейским, как вам известно, господин прокурор. Это делается повсеместно в каждом большом городе. Полиция обычно очень принципиальна, если так называемый любитель стремится что-то затушевать, а сама делает это через день, чтобы удовлетворить своих друзей или кого-то, имеющего влияние. Я еще не уладил дело окончательно. Все еще веду его. И в дальнейшем тоже буду действовать так, как действовал, естественно, если это будет необходимо.

– Пока капитан Кронджейгер не лишил вас лицензии, – буркнул прокурор. – Вы сказали, что несколько деталей дела, носящих личных характер, сохраните в тайне. Они очень важны?

– Я все еще не закончил своей миссии, – сказал я и посмотрел ему прямо в глаза.

Прокурор Уайльд улыбнулся открытой улыбкой ирландца.

– Я хотел бы кое-что сказать тебе, мой мальчик. Мой отец и генерал Стернвуд были большими друзьями. Я сделал все, что позволяет мне положение, а может быть и больше, чтобы оградить старика от лишних неприятностей. Но рассчитывать на это в будущем невозможно. Две его дочери рано или поздно вляпаются во что-нибудь такое, чего нельзя будет скрыть, особенно эта сладенькая белокурая девица. Их никуда нельзя пускать без надзора. По-моему старик сам виноват во всем этом. Мне кажется, он понятия не имеет, что представляет собой нанешний мир. Есть еще одна вещь, которую я хотел бы с вами обсудить, пользуясь случаем, что мы здесь один на один и можем не соблюдать официальности. Ставлю доллар против канадского цента, генерал опасается, что его зять, бывший контрабандист, каким-то образом замешан во всем этом и, нанимая вас, надеялся получить подтверждение, что это не так. Как вы полагаете?

– То, что я слышал о Ригане, не позволяет думать о нем, как о шантажисте. Ведь у него было теплое гнездышко у Стернвудов, а он, несмотря на это, ушел.

– Насколько теплым было это гнездышко, ни вы, ни я не знаем, – сказал прокурор. – Он принадлежит к тому типу мужчин, которые не любят излишнее тепло. Генерал говорил вам, что разыскивает Ригана?

– Он мне сказал, что хотел бы знать, где Риган и как его дела. Он был очень привязан к нему. Его огорчило то, как он ушел, не сказав ему даже «до свидания».

Прокурор поглубже уселся в кресле и сморщил лоб.

– Вот как, – изменившимся голосом сказал он и протянул руку к предметам, лежавшим на столе, отложил голубой блокнот Гейгера, а остальные вещественные доказательства придвинул ко мне.

– Все эти вещи можете взять назад, – сказал он. – Они меня не интересуют.