Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пять столетий тайной войны

ModernLib.Net / Историческая проза / Черняк Ефим / Пять столетий тайной войны - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Черняк Ефим
Жанр: Историческая проза

 

 


В Англии вторая половина XIV в. прошла под знаком войны Алой и Белой розы — борьбы между двумя ветвями королевского дома — Ланкастерами и Йорками за королевский престол (1455—1485 гг.). В этой кровавой междоусобной борьбе были совершены все мыслимые преступления, часть старой феодальной знати была истреблена.

Секретная служба в годы войны получила не виданное прежде развитие. Владевший с 1485 г. короной дальний родственник Ланкастеров Генрих VII Тюдор долгое время чувствовал себя очень непрочно на престоле. Чтобы иметь исчерпывающую информацию о всех своих врагах, он создал крупную разведывательную организацию.

Судя по свидетельствам иностранных послов, люди, состоявшие на секретной службе Генриха VII, делились на четыре группы. Первая группа — секретные агенты, которыми обычно были резиденты (английские дипломаты или купцы), занимавшие сравнительно высокое положение в той стране или области, где они проживали. Ко второй группе принадлежали «информаторы» — обычно люди из низших слоев общества, нанимаемые для добывания каких-либо определенных сведений. Третью группу составляли профессиональные разведчики, которым поручалось систематически следовать за определенными людьми, выявлять их связи, если нужно — организовывать их похищение. К четвертой группе относились профессиональные шпионы, обычно прикрывавшиеся какой-либо респектабельной профессией — священника, лекаря, писаря или другой, дававшей предлог для переезда с места на место и обеспечивавшей им доступ в круги, которые обладали нужными сведениями.

Ренессанс разведки

Эпоха Возрождения — это и ренессанс разведки. То было время формирования сильных национальных государств, создания абсолютных монархий, которые обладали материальными ресурсами, позволявшими им вести крупную политическую игру в масштабах всей Европы. В эту эпоху рождается политика, свободная от религиозных, моральных или каких-либо других сдерживающих начал, принимающая в расчет только реальные интересы. Проводниками ее были прежде всего испанские, французские, английские короли, сыгравшие особо большую роль в создании национальных государств, образование которых настоятельно диктовалось всем ходом социально-экономического развития.

Укрупнение политических органов национальных государств способствовало борьбе господствующего класса феодалов с внутренними и внешними врагами, расширяло географические рамки активности дипломатии этих держав. Римский престол повсюду имел своих агентов. Иностранные государства платили Риму той же монетой. Так, например, секретарь папы Адриана VI (1522—1523 гг.) Чистерер был шпионом посла императора Карла V.

Функции разведки в узком смысле слова менялись от времени и места. В условиях разобщенности стран, частого отсутствия дипломатических и торговых связей разведка должна была собирать не только секретную, но и всю нужную информацию о той или иной стране, вплоть до географических данных, материалов о политическом устройстве и т.д. Задачи разведки были самыми различными. Старались разузнать о численности и вооружении войск, о состоянии казны, о размерах и направлении внешней торговли, о соотношении сил различных придворных клик, о богатстве и влиянии государственной церкви и о многом-многом другом. Сложность добывания информации порой заключалась в отдаленности страны, в бесчисленных опасностях, подстерегавших путешественника на море и на сухопутных дорогах, незнании чужого языка, отсутствии возможности передать полученные сведения на родину. Нередко разведчик выполнял функции, которые в последующие столетия становились обязанностями посла, консула, купца, журналиста, ученого — географа, этнографа или экономиста.

Часто разведка использовалась для того, чтобы не допустить установления дипломатических отношений между двумя вражескими государствами. Для достижения этой цели пускались в ход самые различные средства — от дипломатических интриг до применения яда и кинжала. В 1525 г., потерпев поражение при итальянском городе Павии, французский король Франциск I попал в руки своего главного соперника — испанского короля и одновременно германского императора Карла V Габсбурга и был отправлен в Мадрид. Мать Франциска, во время его отсутствия выполнявшая обязанности регентши, решилась на ловкий шаг — вступить в соглашение с могущественным турецким султаном Сулейманом, который уже не раз воевал против войск Карла V в Венгрии. Однако установить связь с Константинополем было не так-то просто: люди императора получили указание любой ценой перехватить посланцев французской королевы. Агенты Габсбурга уничтожили нескольких курьеров, но одному из них, графу Франджипани, удалось достигнуть турецкой столицы и вручить Сулейману послание из Парижа. Так были сделаны первые шаги к франко-турецкому союзу, оставившему столь важный след в политической и военной истории Европы.

В XVI в. вошло в систему содержание постоянных послов при иностранных дворах. Посольства стали центрами разведывательной работы и контршпионажа. Нередко дипломаты передавали друг другу добытые секретные новости. Так поступал, например, испанский посол при английском короле Генрихе VII. Самое интересное, что в обмен на новости, которые он получал от испанских дипломатов в других странах, его снабжали секретной информацией об Англии не только придворные, но и сам… Генрих VII. Англия тогда еще жила в мире с Испанией. Уже при Генрихе VIII испанский посол для добывания информации не раз прибегал к испытанному приему — уплате пенсий влиятельным придворным.

Быстрое развитие в XVI в. приобрело и искусство контршпионажа. Еще в 20-е годы кардинал Уолси, министр Генриха VIII, и Гаттинара, министр испанского короля и германского императора Карла V, действовали просто. При подозрении иностранного посла в шпионской деятельности они приказывали перехватывать его депеши. Через 10 лет при другом министре короля Генриха VIII — Томасе Кромвеле пошли еще дальше: письма после их захвата копировали и посылали по назначению. А во второй половине XVI в. научились так вскрывать конверты, что адресат и не догадывался, что они успели побывать в чужих руках.

Входила в обычай и шифровка депеш. Еще в 1466 или 1467 г. выдающийся деятель итальянского Возрождения Леон Баттиста Альбер-ти по просьбе римского папы написал трактат о криптографии. Первое время шифры были несложными: каждая буква заменялась каким-либо определенным знаком.

Разгадать такой код оказывалось делом нетрудным, если знать язык, на котором было написано зашифрованное письмо. Поскольку частота повторения определенных букв в каждом языке — величина постоянная и легко определяемая, не составляло труда выявить наиболее часто встречающиеся знаки, их буквенное значение, а потом определить и все остальные буквы. Нередко шифры не менялись в течение долгого времени, хотя они уже были давно разгаданы противником. Шифры XVI в. были иногда достаточно сложными, и их разгадывание превращалось в головоломку даже для специалистов в последующие столетия. Так, код, использовавшийся Микелем, венецианским послом в Англии в годы правления Марии Тюдор, был расшифрован только через три с лишним века, в 1868 г.

Дипломатическим курьерам приходилось пересекать территорию третьих государств, правительства которых часто не могли избежать искушения познакомиться с секретной почтой, доставляемой иностранному двору. Поэтому посольские донесения приходилось посылать в нескольких экземплярах различными путями в надежде, что хотя бы одно достигнет назначения. Зная о перехватывании донесений, послы часто посылали депеши с заведомо ложными сведениями для дезинформации противника, заранее, разумеется, уведомляя об этой уловке свое правительство.

Возрождению разведки в немалой степени способствовало открытие Америки. Испанцы из своих владений в Новом Свете вывозили огромное количество золота. Купцы и авантюристы других европейских стран горели желанием присвоить хотя бы часть из этой сказочной добычи. Соблазн был велик, и первыми поддались ему французские купцы и судовладельцы. Вскоре после завоевания испанцами Мексики французы начали организовывать пиратские налеты на корабли, перевозившие золото из Америки в Испанию. Французский корсар Жан Флери сумел перехватить многие сокровища последнего императора ацтеков Монтесумы, попавшие в руки Кортеса и других испанских конквистадоров. Для борьбы с французскими корсарами Мадриду пришлось завести во французских портах Ла-Рошели, Нанте, Дьеппе и др. тайных лазутчиков для получения известий об отплытии пиратских кораблей и о планах корсаров. Дурные примеры заразительны: по пути, проложенному французами, через некоторое время последовали пираты из Англии и других стран. Так что работы для испанских шпионов с годами все прибавлялось… Еще более тесно переплетались тогда пиратство и шпионаж в Средиземном море в ходе многолетних войн между западноевропейскими государствами, особенно Испанией и Османской империей.

Теплая «Компания Иисуса»

На протяжении средневековья только церковь имела свою разветвленную разведывательную сеть почти во всех странах Европы. Правда, секретная служба не выделялась как особая организация. Просто весь аппарат церковной иерархии постоянно собирал информацию о положении на местах. Эти сведения суммировались церковными чинами, управлявшими духовенством определенной области и страны, и пересылались в Рим. Информация шла сразу по нескольким каналам. Во-первых, по цепочке, которая начиналась от приходского священника и кончалась римским папой; во-вторых, через монашеские ордена; наконец, от специальных уполномоченных папы, будь то послы-нунции, направлявшиеся в различные католические страны, или другие представители римского престола.

Возможности сбора информации были почти неограниченными. Если сельский священник мог детально ставить в известность свое духовное начальство о настроениях деревень, входивших в его приход, то духовник того или иного монарха был в состоянии дать не менее подробный отчет о положении дел при дворе и планах этого государя. Эффективным средством получения сведений была исповедь.

Конечно, огромная машина, снабжавшая Рим нужными известиями, работала не без перебоев, особенно связанных с конфликтами, которые нередко возникали у пап с высшим духовенством отдельных стран. Однако в целом римский престол оставался вплоть до эпохи Возрождения самым осведомленным правительством тогдашнего христианского мира относительно положения дел в других государствах и странах.

Чрезвычайно важным орудием для выпытывания сведений, которые желала получить церковь, оказался аппарат инквизиции, особенно в Испании, где она получила наибольшее развитие. Система слежки за «еретиками» (а в склонности к ереси подозревалась значительная часть населения страны, и вообще мало кто был огражден от возможности быть зачисленным в разряд подозрительных), требования доносить на соседей, на знакомых, даже на родных, многочисленные аресты и допросы под пыткой — все это давало инквизиции возможность получать сведения не только об уклонении от «истинной веры», но и обо всем, что хотелось узнать святым отцам.

Однако еще большую роль в развитии церковной разведки сыграл основанный в первой половине XVI в. орден иезуитов — «Компания (Общество) Иисуса», как они себя называли. Орден был создан прежде всего для борьбы против успехов Реформации. Членами ордена становились, как правило, тщательно отобранные люди, обученные беспрекословному, слепому повиновению вышестоящим лицам (по выражению основателя ордена Игнатия Лойолы, каждый иезуит должен был быть подобен трупу в руках духовного начальника). Иезуит к тому же был обучен всем приемам духовного воздействия на верующих мирян и всем уловкам, позволяющим пускать в ход и оправдывать любые средства борьбы — ложь, клевету, яд или кинжал убийцы.

Устав и правила иезуитов были специально направлены на то, чтобы превратить их в ревностных проповедников и агентов католицизма, при этом нередко агентов тайных или действующих с помощью создаваемой ими секретной службы. Очень часто исповедник короля или глава иезуитской семинарии был по существу — употребляя термины последующей эпохи — резидентом, которому подчинялась обширная сеть осведомителей, или главой шпионской школы. Да, школы, готовившей не столько проповедников, сколько священников, прослушавших курс общих религиозных и специальных разведывательных «наук» и ставших вполне подготовленными шпионами или диверсантами. Часто проповедник и разведчик совмещались в одном лице. Иногда иезуитский шпион обходился и без «проповеднического прикрытия».

Агентами ордена могли быть как его члены, так и светские лица. Как правило, сами иезуиты действовали лишь как тайная направляющая сила, пытаясь совершать наиболее темные дела чужими руками. Порой лазутчики «Общества Иисуса» строили козни прямо на территории противника, в других случаях они действовали исподтишка, через подставных лиц, сами оставаясь в католических странах, вне досягаемости своих врагов.

Так поступали, например, иезуиты, создавшие свои шпионские центры в занятой испанскими войсками части Нидерландов (в последней трети XVI и начале XVII в.). Иезуитские разведчики могли поддерживать то короля против знати, то знать против короля, даже разжигать народные волнения, тайно или явно проповедовать тираноубийство — в зависимости от целей, которые в данный момент и в данной стране преследовал орден.

Иезуиты приветствовали и поддерживали попытки установления в Европе господства одной (конечно, католической) державы, считая, что создание подобной универсальной монархии будет сопровождаться торжеством католицизма над Реформацией. Во второй половине XVI и в начале XVII в. орден поэтому всеми силами поддерживал притязания испанских и австрийских Габсбургов на европейскую гегемонию. «Общество Иисуса» нисколько не считалось с тем, что подобная перспектива серьезно нарушала интересы других католических государей, дружественно относившихся к иезуитам, и что успеха этих планов страшился даже римский папа Сикст V (он боялся превратиться в простого духовного вассала испанского короля). К началу XVII в. выявился крах великодержавных планов Филиппа II и его преемников, а Тридцатилетняя война (1618—1648 гг.), по сути дела, покончила с притязаниями на гегемонию, которые продолжала выдвигать австрийская ветвь Габсбургов. Тогда иезуиты перенесли свои симпатии на Францию, в свою очередь начавшую претендовать на господствующее положение на Европейском континенте.

Помимо разведывательной службы иезуитский орден имел и свою контрразведку. Она не была особой организацией — обязанность вылавливать вражеских лазутчиков в собственных рядах обычно лежала на всех иезуитах. С течением времени ордену пришлось опасаться не столько агентов противника в собственном лагере, сколько перебежчиков. По мере того как все более разоблачалось истинное лицо ордена, увеличивалось и число иезуитов, на верность которых орден не мог вполне полагаться, и даже тех, кто открыто покидал его ряды. Особенно опасными были, впрочем немногочисленные, иезуиты, которые не только порывали с прошлым, но и выступали с разоблачением тайн ордена. Именно в отношении них и начинала действовать иезуитская «контрразведка».

Так, в протестантской Голландии стали выходить направленные против ордена сочинения бывшего иезуита Петра Ярриге. Не имея возможности покарать отступника, иезуиты вначале ограничились сожжением его изображения, а также полемическими трактатами. На сторону Ярриге немедленно встали протестанты, и полемика значительно больше повредила, чем помогла, иезуитам, привлекая общее внимание к его разоблачениям. Тогда по приказу генерала ордена словопрения вдруг были прекращены, а в Лейден, где проживал Ярриге, отправилась тайная делегация во главе с отцом Понтелье с целью побудить бывшего коллегу вернуться в «Общество Иисуса». Переодетые иезуиты привезли Ярриге бумагу за подписью генерала, содержавшую полное прощение за все его грехи. Ярриге раскаялся, вернулся в орден и написал опровержение на свои прежние еретические сочинения.

Однако противники иезуитов утверждали, что все это было лишь комедией, разыгранной для сокрытия следов преступления. По этой версии, иезуитские посланцы убили или похитили Ярриге, которого никто из посторонних с тех пор не видел. Иезуиты сообщили, что Ярриге мирно скончался в иезуитской коллегии ордена в Тюле (во Франции), уважаемый и любимый своими духовными братьями. Но вполне вероятно, что его убили или сгноили в темнице еще за два десятка лет до объявления даты «официальной» смерти.

Иезуиты разделили весь мир на области — провинции. Глава иезуитов такой области — провинциал — обычно руководил и секретной службой в этом районе.

Иезуитская разведка была организатором десятков успешных заговоров, восстаний, убийств из-за угла, бесчисленных дворцовых интриг, в ходе которых обделывались важные политические дела, заключались и разрывались союзы между государствами, утверждались у власти или низвергались те или иные придворные клики. Иезуиты прямо или косвенно участвовали в наиболее известных политических убийствах конца XVI — первой половины XVII в.

Разведка и Реформация

В Англии при Генрихе VII поредевшие ряды феодальной аристократии пополнились новой знатью — выходцами из горожан, которые возвысились на королевской службе. Именно новое тюдоровское дворянство, начавшее огораживать поля своих земельных владений, сгоняя крестьян с насиженных мест, стало переходить к новым методам ведения хозяйства. Эта знать поддержала сына Генриха Тюдора — Генриха VIII (1509—1547 гг.), когда он, порвав с римским папой, провозгласил себя главой англиканской церкви, распустил монастыри и конфисковал их огромные земельные владения, а также поместья многих дворян, остававшихся верными католицизму. Основная часть этой богатой добычи попала в руки новой знати. Они имели теперь сильнейшее основание опасаться реставрации католицизма, которая повлекла бы и возвращение земель их прежним собственникам.

Семейные дела первого главы англиканской церкви оказались очень запутанными. Генрих был женат шесть раз. Правда, не все его супруги разделили судьбу жен Синей Бороды. Тем не менее две из них взошли на эшафот, обвиненные в супружеской измене, и браки с ними были признаны недействительными. С остальными король без труда добивался развода. Короче говоря, права на престол после его смерти у наследников были весьма неопределенны, давая возможность соперничавшим фракциям выставлять своих кандидатов. Несколько лет королем был его сын-подросток Эдуард VI (1547—1553 гг.), а потом престол перешел к старшей дочери Марии, которая реставрировала католицизм, но побоялась потребовать у новых владельцев конфискованных земель возвращения их римской церкви. После смерти Марии на трон в 1558 г. вступила Елизавета I Тюдор, повернувшая государственный корабль опять в сторону протестантизма. Она была дочерью Генриха VIII от брака с Анной Болейн, одной из казненных им жен.

Шпионаж взяли на вооружение лидеры враждующих верований. Таинства религии не раз вместе с тайнами разведки входили в арсенал тайной войны. Реформация и контрреформация почти неизменно сопровождались реформами секретной службы. Поколение, при котором произошла Реформация, первоначально выдвинуло малоубежденных ее сторонников среди дворянства, которые не руководствовались бы соображениями непосредственной выгоды, будь то участие в расхищении монастырских земель, придворная карьера или то и другое вместе. Сам же идеолог и руководитель Реформации архиепископ Кранмер больше всего верил в необходимость беспрекословного повиновения воле монарха. Когда он, глава англиканской церкви, в правление королевы Марии Тюдор был приговорен к сожжению на костре, то даже в ночь перед казнью мучился сомнением, умереть ему протестантом или католиком.

Однако как раз преследования протестантов при Марии, вызвавшие волну эмиграции из Англии, продемонстрировали появление людей, для которых преданность новой вере и ненависть к папизму вошли в плоть и кровь, впрочем, нисколько не принижая в их сознании и роли протестантизма в отстаивании материальных интересов людей, отмеченных, как они, «божьей благодатью». Именно к таким людям, по энергии, по уверенности в себе и правоте своего дела нисколько не уступавшим иезуитам, штурмовому отряду католической реакции, и принадлежало большинство руководителей разведки Елизаветы I. В этом одно из объяснений ее успехов. Среди этих людей первое место принадлежало Уильяму Сесилу, получившему титул лорда Берли.

Возвышению Берли предшествовала пора его обучения как государственного деятеля. На Уильяма Сесила, простого линкольнширского дворянина, обратил благосклонное внимание еще Генрих VIII в последние годы своего царствования. Сесил умело отстаивал идею королевского верховенства в делах церкви. После смерти старого короля Сесил стал фаворитом герцога Сомерсета, регента при малолетнем короле Эдуарде VI. Гибель Сомерсета на плахе не повредила Сесилу, продолжавшему состоять членом Тайного совета во время всевластия герцога Нортумберленда и пользоваться его доверием. Уже в это время обязанностью Сесила считалось поддержание непосредственной связи с английскими послами при иностранных дворах. Дни, последовавшие за кончиной Эдуарда VI, стали испытанием, которое, казалось, невозможно было преодолеть даже такому ловкому и проницательному политику, как Сесил. Не было безопасного пути, любой образ действия таил смертельную угрозу. Отказываться поддерживать новый порядок престолонаследия значило навлечь на себя ярость Нортумберленда. Подчиниться его требованиям было равносильно государственной измене в случае крайне вероятной победы Марии Тюдор. Сесил подписал закон о поправках в порядке престолонаследия, но только как свидетель и успел перебежать на сторону Марии и получить полное прощение за свое вынужденное подчинение мятежнику-герцогу.

Королева Мария охотно включила бы Сесила в число своих ближайших советников, если бы он решительно связал себя с католической партией. Однако здесь снова сказалась его дальновидность. Сесил не верил в прочность католической контрреформации, которая явно противоречила интересам буржуазии и большей части джентри, выходцем из рядов которого он являлся. Поэтому Сесил счел за лучшее держаться в некотором отдалении от нового правительства, не навлекая, впрочем, гнева Марии Тюдор. Он внешне в некоторой мере начал соблюдать обряды католической церкви, чтобы его возможно было принять за вставшего на путь раскаяния грешника. Позднейшие апологеты Сесила из числа историков прошлого века, стараясь подыскать благовидное оправдание оппортунизму своего героя, считали, что он, быть может, склонялся к адиафоризму — направлению в германском протестантизме, которое не придавало значения католическому обряду и было готово сохранить его ради примирения церквей. Как отмечал еще тогда же знаменитый историк Маколей, Сесил если и был адиафористом, то только для самого себя, впоследствии без колебаний отправляя в тюрьмы и на эшафот за верность католической обрядности. Пока же Сесил умело уравновесил этот адиафоризм, который смягчал недовольство католиков, умеренной оппозицией в парламенте, привлекавшей к нему симпатии ревностных протестантов, даже тех, кто предпочел изгнание или костер отречению от своих убеждений. Другие за оппозиционные речи оказывались за решеткой, Сесил сумел и здесь остановиться у опасной грани. Он поддерживал контакты с опальной тогда сестрой королевы принцессой Елизаветой, следовавшей его советам, не лишаясь милостей самой Марии, выполняя со своей обычной оборотистостью различные ее поручения. Свои переходы на сторону победителя Сесил облекал во внешне пристойные, благовидные формы, чтобы не портить репутацию и не возбуждать подозрения, что он замышляет новые измены.

Впрочем, Елизавете с самого вступления ее на престол в 1558 г. Сесил стал служить не за страх, а за совесть. На протяжении 40 лет, вплоть до своей смерти, он был фактически первым министром королевы, все равно — на посту ли государственного секретаря или лорда-канцлера, или, впоследствии, лорда-казначея. Вместе с тем его влияние не всегда было решающим: оно заключалось скорее в единстве взглядов и целей, в умении угадывать желания Елизаветы и отступать, когда дело доходило до ее предубеждений, чем в попытке навязывать свою точку зрения королеве. Сесил предпочитал подводить ее самим ходом дел, иногда специально направляемых им, к принятию мер, которые он полагал целесообразными. Впрочем, часто все его усилия разбивались о почти болезненное стремление Елизаветы откладывать принятие важных решений, особенно если они были связаны с реальными опасностями и значительными расходами. Случалось иногда, что бесконечные промедления оказывались наилучшей политикой — само развитие событий приводило к нужной цели, без всяких усилий и затрат со стороны королевы. Но обычно Сесил в конечном счете не только оказывался прав, но и добивался проведения наиболее выгодного, по его мнению, политического курса.

В поведении Сесила трудно отыскать высокие нравственные начала. Максимум, что можно было сказать о нем: без особой нужды он не предавал друзей и доверившихся ему людей, не жертвовал государственными интересами в пользу собственных, и к, 300 имениям, находившимся в его владении к концу жизни, он мог бы добавить еще немало других, если бы столь же бесцеремонно залезал в государственную казну, как некоторые из его предшественников и преемников на посту лорда-казначея.

Однако в то же время Уильяма Сесила никак нельзя просто отнести к распространенному типу политических хамелеонов, наделенных только недюжинными способностями к интриге. Это был государственный деятель, всеми своими интересами, мировоззрением и психологией связанный с господствующими классами тюдоровской эпохи. Сесил не принадлежал к людям, способным открывать новые политические горизонты. Он был противником крайностей протестантизма, в которых инстинктивно ощущал опасность для позиций крупнособственнических классов, для той расстановки сил, власти и влияния, которые воплотились в дорогих ему политических порядках елизаветинской Англии. Осторожность Сесила чуть ли не вошла в поговорку. Обычно он был сторонником сдержанности неторопливости в делах. Нередко поступки министра даже его коллегам казались полумерами, хотя в тех случаях, когда самыми безопасными оказывались наиболее решительные шаги, он умел действовать быстро. Это вполне отражает и историю английской секретной службы, которой Сесил заправлял на протяжении четырех десятилетий, когда стоял во главе елизаветинского правительства. Вступив на трон, Елизавета сразу же изъяла разведку из ведения Тайного совета, которому она подчинялась еще с правления Генриха VIII, и передала в подчинение Се-силу. Он руководил секретной службой сначала лично, а потом черездру-гих министров, с которыми, правда, порой ему случалось и расходиться в оценках политической обстановки.

К числу наиболее активных разведчиков первых лет правления Елизаветы, несомненно, относится Николае Трокмортон. Современники полагали, что он недаром был тезкой Николо Макиавелли, фамилия которого считалась в XVI в., да и позднее, синонимом черного коварства. Сэра Николаев не без оснований называют предшественником и в известном смысле учителем ближайшего помощника Сесила — Френсиса Уолсингема, о котором будет много говориться на последующих страницах. Сохранился портрет Трокмортона, написанный в то время, когда он стал видной фигурой в мире дипломатии: рыжие волосы и борода, скошенные в сторону зоркие глаза, в которых затаились напряженность и раздражительность, вот-вот готовые перейти во вспышку неудержимого гнева. Пышный костюм — тогда недаром говорили, что придворные носят целые имения на своих плечах, — украшает длинная цепь, на конце которой укреплен кулон — камея с подвесной жемчужиной.

В жизни и карьере Николаев Трокмортона отразились сложные процессы английской социальной и политической истории бурного XVI столетия. Это была эпоха ломки и созидания, когда сложно переплетались старые и новые лояльности — феодальным вождям и короне, соперничавшим претендентам на престол, когда приверженность религии вступала в конфликт с верностью стране, когда политические столкновения зачастую побуждали к обращению за помощью к врагам государства, когда ломались традиционные союзы и рождались внешнеполитические комбинации, отражающие новые интересы, идеи и устремления. Ветви разросшегося рода Трокмортонов посылали своих сыновей едва ли не во все политические группировки — от крайних пуритан до фанатичных католических заговорщиков. Нередки были и измены старому знамени, переход на сторону победителя, за который жадно выпрашивались милости — земли, деньги, государственные синекуры.

Отец Николаев сэр Джордж тоже одно время склонялся к поддержке католического лагеря, но одумался, испросил прощение и в награду за возвращение на путь лояльности получил немалую толику конфискованных монастырских земель. Они послужили прочной материальной основой приверженности многих Трокмортонов государственной англиканской церкви. Положение семьи еще более укрепилось, когда их родня Екатерина Парр стала последней по счету женой Генриха VIII.

Четвертый сын Джорджа Трокмортона (в семье было 7 сыновей и 11 дочерей) Николае начал еще с юных лет делать придворную карьеру, сразу обогнав в этом и своих многочисленных братьев, и других родственников, стал приближенным Эдуарда VI, сумев удержаться на поверхности в бурных водах придворных интриг. Герцог Нортумберленд подозрительно относился к Николасу из-за его близости к юному королю. В последний момент Николае Трокмортон успел перебежать в лагерь Марии, получить полное прощение и даже награды от новой королевы. Он, видимо, совсем не был склонен к крайностям в религии и политике, столь характерным для многих его родственников, хотя очень походил на них бурным темпераментом. В 1554 г. Николае Трокмортон попал в Тауэр, где в это время была заключена и младшая сестра Марии — будущая королева Елизавета.

После двухмесячного нахождения в тюрьме 17 апреля 1554 г. Николае Трокмортон предстал перед судом по обвинению в государственной измене, который обычно в эту эпоху был торжественно обставленным юридическим спектаклем, формальной процедурой с заранее определенным исходом, преддверием на пути к эшафоту. Однако в деле Николаев Трокмортона судебная машина не сработала — кажется, единственный раз за все тюдоровское столетие английской истории!

Прокурор обвинял Трокмортона в том, что он был, по сути дела, разведчиком повстанцев Уайета, пересылая им информацию из Лондона.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13