Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева

ModernLib.Net / Документальная проза / Чертопруд Сергей / Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева - Чтение (стр. 24)
Автор: Чертопруд Сергей
Жанры: Документальная проза,
История

 

 


В 1957 году советская военная разведка начала реализацию операции «Великая ракетная деза». Ее цель — продемонстрировать руководству США отставание в ракетной сфере. Западу настойчиво внушалось через действия сотрудников ГРУ, публикации в специализированных закрытых изданиях, технические мероприятия и через Пеньковского, что советские межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) имеют существенный недостаток. Неточную систему прицеливания. Поэтому их нельзя использовать в качестве средства поражения пусковых шахт американских ракет. Обман раскрылся случайно только в 1968 году. А до этого времени американские пусковые установки были беззащитны.

Тогда какую информацию реально мог передать Янг?

Во-первых, результаты неформальных бесед, часто за бутылкой коньяка, со своими многочисленными знакомыми, например с членом ЦК КПСС Виктором Чурае-вым — правой рукой и близким помощником Н. С. Хрущева, двумя помощниками С. С. Варенцова, генерал-майором А. Позовным и полковником В. Бузиновым, более чем со 170 офицерами ракетных войск и артиллерии, а еще с И. Серовым — руководителем «Аквариума». Правда, и эти материалы не получили высокой оценки аналитиков ЦРУ.

Во-вторых, материалы из спецбиблиотеки Главного ракетно-артиллерийского управления (ГРАУ) ГШ. Правда, неясно, кто позволил ему, на протяжении нескольких лет, пользоваться этим спецхранилищем. Было два объяснения этому.

Либо большинство документов было доступно многим другим сотрудникам ГРАУ и они были не столь секретными, как это пытаются представить западные авторы.

Ведь Пеньковский пытался писать научные статьи. И тогда причина допуска к этим материалам легко объяснима. И значит, они не имели высокого грифа секретности. По официальной версии, он не только мог работать с ними в отдельном помещении, но и выносить их во время обеденного перерыва домой.

Либо ему просто позволили брать их почитать. И значит, кто-то был заинтересован в том, чтобы Янг документально подтвердил достоверность сообщенных им сведений.

Согласно официальной версии, иностранного шпиона первыми обнаружили сотрудники 7-го управления КГБ. Во время планового наружного наблюдения за женой сотрудника английского дипломата был зафиксирован ее контакт с неизвестным мужчиной. Это произошло в конце 1961 года. Примерно через десять месяцев его арестовали. Эта версия достаточно подробно описана в многочисленных изданиях. И ее можно считать достоверной.

Если бы не один маленький нюанс. Пеньковский был обречен с самого начала. Еще до того, как он начал передавать на Запад секретную информацию. Есть три варианта объяснения того, почему Алекса разоблачили только в начале 1962 года.

Первое — это его высокое положение в обществе и сбои в работе органов контрразведки. Собственно, на этом строится официальная версия.

Второе — кому-то был нужен именно такой человек, которого можно было использовать в качестве тайного «канала» для оперативной связи с правительством США. Просто в Кремле была группа высокопоставленных чиновников и военных, которые боялись, что очередная авантюра Хрущева может закончиться третьей мировой войной.

Третье — это оперативная игра, которую затеяла контрразведка КГБ и (или) сами военные (операция «Великая ракетная деза»). Коллега Янга подполковник Попов в течение полугода работал под контролем КГБ. Когда в комитете сочли, что он полностью выполнил возложенную на него задачу, то его официально арестовали, а через несколько месяцев расстреляли по приговору суда.

А теперь о причинах, которые могли ускорить разоблачения Алекса.

Восемь человек, а это уже раскрытые советские агенты, могли сообщить о появлении Янга. Даже не назвав его имени, они могли значительно сузить круг подозреваемых лиц.

Неосторожное поведение самого Пеньковского. Суммы, израсходованные им на сувениры своим московским друзьям, превышали его официальный доход. Одна из причин провала многих агентов.

Его тесное общение с бизнесменом Г. Винном, которого советская контрразведка считала британским агентом. Об этом ей, скорее всего, сообщил Д. Блейк, чей непосредственный начальник завербовал этого бизнесмена. Поэтому сотрудники 7-го управления КГБ очень тесно «общались» с иностранным гостем. Даже водитель автомашины, на которой ездил Винн по Москве, был сотрудником «наружки».

Многочисленные контакты с армейскими офицерами и повышенный интерес к информации, связанной с их служебной деятельностью. Любой из них мог сообщить особисту о странном интересе друга.

Еще одна причина провала — сами американцы и англичане. Первая связная Пеньковского в Москве Д. Чизхолм была «установленным» сотрудником британской разведки. В 1956 году ей вместе с супругом пришлось срочно уехать из Германии. Слишком грубо они работали. Да и Д. Блейк, который в то время тоже был в Германии, сообщил куда следует об этой шпионской парочке.

Нужно учитывать еще и фактор непрофессионализма многих участников операции. Например, Д. Чизхолм до последнего дня была уверена, что КГБ следит только за ее мужем. На самом деле, даже по официальной версии, в течение двух недель наружное наблюдение велось за ней круглосуточно. Это еще до того, как был зафиксирован ее контакт с Янгом. Ее регулярные посещения антикварного магазина и кулинарии каждую неделю в одно и то же время, а потом посещения подъезда жилого дома могли насторожить наружное наблюдение. Тем более, что в магазине она каждый раз находилась не более трех минут. И таких эпизодов было множество.

О. Пеньковского расстреляли в 1963 году. История про то, как его живым сожгли в печи крематория, — еще один миф. Г. Винн был приговорен к восьми годам лишения свободы. Через год его обменяли на советского разведчика Г. Лонсдейла, который действительно работал в сфере научно-технической разведки. Двенадцать сотрудников СИС и ЦРУ, работавших в Москве под дипломатическим прикрытием, были высланы из Советского Союза.

И. Серов был понижен в звании и уже больше не руководил «Аквариумом». С. С. Варенцов тоже был понижен в звании и его карьера закончилась. Большинство офицеров — приятелей Пеньковского — были переведены служить из столицы в отдаленные гарнизоны.

Вне зависимости от того, что именно сообщил Янг ЦРУ и СИС, он навечно войдет во всемирную историю тайной войны. Был ли он пешкой в игре советских спецслужб или ему просто везло? Точный ответ на этот вопрос продолжает храниться в секретных архивах ГРУ и ФСБ. Одно ясно, образ «гениального супершпиона» — красивый «шпионско-героический» эпос. Рассказ о том, что тогда происходило на самом деле, еще ждет своего часа.

«Информация, которую добывал Пеньковский и доставлял Винн, несомненно, привела к величайшему моральному поражению каждой стороны, участвовавшей в „холодной войне“, — решению Хрущева вывести свои ракеты с Кубы. И это единственный факт, который не вызывает сомнений[569].

При этом никто в открытой печати не может назвать количество высланных из Англии офицеров советской разведки, которые работали по линии «X», или разоблаченных агентов, которые добывали западные технологии. Говорить о том, что таких инцидентов не было в тот период — это неверно. Правда, причиной их возникновения был не О. Пеньковский, а другие предатели. Выходит, что все установочные данные, которые передал Пеньковский на Запад, могли лишь испортить карьеру этим людям, сделав их «невыездными», либо облегчить работу западным контрразведкам по их идентификации.

Другой перебежчик, который в 1962 году в США добровольно предложил свои услуги ФБР, — сотрудник нью-йоркской резидентуры КГБ А. И. Кулак (Федора). Споры о нем не утихают до сих пор. Одни считают его агентом-двойником, внедренным КГБ в спецслужбы США, другие убеждены в том, что он был искренним в своем стремлении работать на ФБР.

Он работал в Нью-Йорке под прикрытием аппарата советника по науке и технике Постоянного представительства СССР при ООН. В марте 1962 года, оказавшись в состоянии личного кризиса, нередко переживаемого мужчинами среднего возраста, он пришел в местное отделение ФБР и предложил свои услуги в качестве «перебежчика на месте». Так на жаргоне работников американских спецслужб называют агентов, которые не спешат перебираться на Запад, а решают вести двойную жизнь.

Переданная им информация позволила выявить несколько советских агентов в США и детали некоторых операций, которые КГБ проводила в Нью-Йорке. В качестве вознаграждения ФБР регулярно выплачивало ему небольшие суммы денег, которые он хранил в бумажном пакете под кроватью. Информация Федоры была очень важной — директор ФБР Д. Э. Гувер направлял ее в Белый дом. Правда, из-за подозрения шефы контрразведки ЦРУ Д. Энглтона ЦРУ на каждой подборке документов, полученных от этого агента, ставила штамп «Информация получена от источника, чья надежность не доказана».

Это наложило определенный отпечаток на отношение к Федоре со стороны ЦРУ и ФБР. В 1968 году он уехал в Москву и прекратил^ все контакты с американцами[570].

Снова в Нью-Йорк Кулак приехал в середине .1971 года в должности атташе по науке при советском представительстве в ООН и находился там до февраля 1977 года.

В 1980 году Кулак попал под подозрение. Расследованием занималась группа из пяти человек — трое из Управления «КР» (внешняя контрразведка) и двое из Управления «Т» — начальник и его заместитель, но у ПГУ не было ни единого факта, доказывавшего предательство Кулака. На всякий случай его зачислили в действующий резерв и направили в химико-технологический институт на должность начальника отдела. А через год и вовсе отправили в отставку. Когда он скоропостижно скончался от рака в 1983 году, дело было закрыто, а его портрет и боевые награды были помещены в музей ПГУ.

И только в 1985 году после вербовки О. Эймса в деле Кулака была поставлена точка. Правда, в ПГУ решили не выносить сор из избы. О предательстве Кулака даже в самом ПГУ были проинформированы далеко не все заместители начальника разведки, а его награды тихонько убрали из музея и передали в Президиум Верховного Совета СССР.

В биографии Кулака есть один эпизод. В конце 1964 года, через два года после вербовки американцами, он был награжден сразу двумя орденами — Красного Знамени и Красной Звезды. Обычно их давали за вербовку особо ценных агентов или проведение отдельных операций.

Операций с участием Федоры в тот момент не проводилось, по крайней мере, американцы о них бы рассказали даже после разоблачения агента. А ценные агенты? Кто их мог позволить завербовать? Если с Федорой ФБР делилось информацией, то она была малоценной и получить за нее две награды невозможно. Вероятно, с самого начала его сотрудничество с американцами шло под контролем советской контрразведки. Тем более в тот период ей требовались победы (разоблачены двое сотрудников ГРУ Попов и Пеньковский, плюс к этому провалы по линии внешней разведки).

Тогда почему в начале 80-х годов А. И. Кулак попал под подозрение коллег из Ясенево? Если принять изложенную версию, то скорее всего было принято решение не раскрывать его истинную роль в операции советской внешней разведки. А его отставка в 1982 году? Возможно, ему пришлось расстаться со службой по состоянию здоровья: возрасту (60 лет) и шесть ранений на фронте. Плюс рак. Хотя, повторю еще раз, это только версия.

Подполковник КГБ Ю. И. Носенко мог бы много рассказать об участии американских бизнесменов в операциях отечественной научно-технической разведки. Эти люди имели неосторожность посетить в начале 60-х годов Советский Союз и были завербованы КГБ. Он пытался, но в ЦРУ отказались его слушать и в течение нескольких лет считали «подставой» КГБ.

Судьба сына министра судостроительной промышленности, члена ЦК КПСС и Героя Социалистического Труда, заслуживает отдельного рассказа, особенно за период с 1962 по 1974 год. Дело в том, что все эти годы в ЦРУ не могли ответить на простой вопрос — настоящий ли он перебежчик или это провокация КГБ. Поиски ответа, который можно было бы получить в течение нескольких недель, спровоцировали настоящую войну. В ходе «боевых действий» Носенко регулярно подвергался пыткам, в течение нескольких лет находился в полной изоляции, операции наиболее важного подразделения ЦРУ (советский отдел) были практически парализованы, а репутация многих высокопоставленных и профессиональных сотрудников этого ведомства безнадежно погублены. Их всех обвинили в том, что они работают на КГБ. И хотя доказать ничего не удалось, все равно большинство из них вынуждены были покинуть это учреждение.

Понятно, что в такой ситуации никто не прислушивался к слабому голосу гостя из-за «железного занавеса», и его информацией смогли воспользоваться только через несколько лет. А ведь он рассказал очень много.

С 1953 года он служил в различных подразделениях 2-го главного управления (ВГУ — аналог современного ФСБ) КГБ СССР. Сначала в 1-м отделе, сотрудники которого вели, в частности, контрразведывательную работу по американским дипломатам, аккредитованным в Москве.

В 1955 году он был переведен в 7-й отдел ВГУ, который вел контрразведывательную работу среди туристов, бизнесменов и ученых, посещавших Советский Союз, в первую очередь, американцев и англичан. К 1962 году он достиг должности заместителя начальника одного из отделений 7-го отдела ВГУ и получил звание капитана. Другое его достижение — он стал собутыльником влиятельного начальника ВГУ генерала Грибанова, от которого ему удалось узнать немало секретов. Почти как у Пень-ковского. А еще он полюбил западный образ жизни и мечтал покинуть «социалистический рай».

Первую попытку он предпринял в 1960 году. Возвращаясь из командировки на Кубу, Носенко трое суток провел в Амстердаме вместе с приятелем — резидентом советской внешней разведки, которого незадолго до этого выслали из США. Он надеялся, что голландская контрразведка фиксирует все контакты «установленного» разведчика и обязательно обратит внимание на его постоянного спутника. Даже не на человека, а на пакет, который постоянно таскал с собой. В нем были совершенно секретные документы, полученные советским резидентом в Гаване от Ф. Кастро. Они предназначались для Че Гевары, который в то время путешествовал по странам Восточной Европы. В пакете были копии личной переписки между Н. С. Хрущевым и Ф. Кастро по поводу советской военной помощи Кубе. Правда, по непонятной причине пакет так и не попал в голландскую контрразведку и благополучно был доставлен в Москву.

Вторая попытка была более удачной. В середине марта 1962 года Носенко на три месяца был командирован в Женеву в качестве офицера безопасности советской делегации на конференцию по разоружению. И 5 июня 1962 года он установил контакт с представителями ЦРУ в Швейцарии.

Первоначально Носенко не хотел перебираться на Запад. Тогда бы ему пришлось оставить за «железным занавесом» свою семью. Да и встречаться в Москве со своими новыми «друзьями» он не хотел. Слишком высокий уровень у его коллег из 1-го отдела ВГУ и 7-го управления (наружное наблюдение) КГБ.

Советский отдел присвоил новому агенту псевдоним Фокстрот, который позже в целях конспирации был заменен на Бармен и еще позже на Донор. ФБР окрестило его «Сэмми».

Почему 20 января 1964 года Носенко решил все-таки уйти на Запад — это остается загадкой и до сих пор. В ту зиму он вновь прибыл на очередную сессию конференции по разоружению. Причем не с пустыми руками. С собой он привез информацию более чем о 300 оперативных сигналах. К тому времени он уже занимал пост заместителя начальника 7-го отдела ВГУ и имел звание подполковника. Тогда он еще не знал, что шеф контрразведки ЦРУ Д. Энглтон уже вынес ему свой приговор: «Провокатор, который работает под контролем КГБ».

Мы не будем подробно останавливаться на причинах, на основании которых был вынесен категорический вердикт. Достаточно сказать, что главную роль в этом сыграл другой советский перебежчик — майор Голицын из резиденгуры КГБ в Финляндии. Этот человек сумел внушить шефу контрразведки ЦРУ «генеральную теорию дезинформации». Во-первых, основная идея Голицына — конфликт между Советским Союзом и Китаем — мираж. На самом деле две державы продолжали дружить. Во-вторых, наличие высокопоставленных советских агентов среди руководителей западных спецслужб. В-третьих, все перебежчики, которые будут опровергать утверждения Голицына, — провокаторы КГБ. И им нельзя доверять. Самое интересное, что Д. Энглтон поверил в этот бред.

Обо всем этом Носенко узнал значительно позже, а пока он сообщил данные на нескольких крупных западных бизнесменов, включая француза, западного немца и израильтянина, которые имели связи на высоком уровне и регулярно выполняли задания КГБ. Потом было подсчитано, что перебежчик предоставил данные на 238 американцев и приблизительно на 200 граждан других стран, которые в той или иной степени были объектами оперативной заинтересованности КГБ. Говоря другими словами, большинство из этих людей рассматривалось в качестве потенциальных объектов вербовки. Хотя это не значит, что всем им предложили сотрудничать с КГБ. Например, Носенко смог назвать только 75 случаев таких попыток в отношении американских туристов и бизнесменов[571].

Однако эффективно воспользоваться этой информацией ФБР и ЦРУ смогли только в 1968 году. Понятно, что за шесть лет многие агенты просто уничтожили все следы своей шпионской карьеры. Поэтому большинство разоблачений Ю. И. Носенко не стали причиной громких скандалов.

Еще один агент, чья карьера могла бы сложиться более удачно, был офицер ГРУ Никнэк. Он проинформировал ФБР и ЦРУ о двух десятках операций в разных странах — США, Великобритании, Франции, Швейцарии, Греции, Индонезии и Японии. Правда, переданные им материалы в течение нескольких лет пролежали в одном из сейфов внешней контрразведки ЦРУ.

В ФБР он фигурировал как Никнэк, в ЦРУ — как Морин, а в ГРУ — как сотрудник оперативно-технического управления ГРУ Н. Д. Чернов. В начале 60-х годов он был командирован в США на должность опертехника нью-йоркской резидентуры. Был завербован ФБР. До своего отъезда в Москву агент провел ряд встреч с американцами и передал им таблетки для тайнописи, применяемые в ГРУ, и ряд фотокопий материалов, которые оперативные офицеры ГРУ приносили ему в лабораторию для обработки. При этом американцы требовали от него фотокопии тех материалов, на которых были пометки: «НАТО», «Военное» и «Совершенно секретно».

Переданные Черновым материалы были весьма ценными для американской контрразведки. Дело в том, что, переснимая документы, полученные резидентурой ГРУ от агентуры, агент передавал сотрудникам ФБР их названия, фотографии титульных листов и номера документов. Это помогало ФБР устанавливать личность агента. Так, например, он занимался обработкой секретного «Альбома управляемых ракетных снарядов ВМС США», полученного от агента ГРУ Дрона, и передал копии этих материалов ФБР. В результате в сентябре 1963 года Дрон был арестован и осужден на пожизненное тюремное заключение.

Также по наводке, полученной от Чернова, в 1965 году в Англии был арестован агент ГРУ Бард. Им оказался Ф. Боссард — бывший офицер королевских ВВС, работавший инженером в британском исследовательском центре управления ракет, которого завербовал И. П. Глазков. О важности для ФБР агента Никнэка говорит тот факт, что отдел разведки ФБР ввел в заблуждение британскую контрразведку (МИ-5), приписав сведения о Боссарде, полученные от Чернова, другому источнику — Топхэту (Д. Ф. Полякову).

Еще один агент — доктор Д. Мартелли, который в 1962 году стал сотрудником Кулхлимской ядерной лаборатории в Англии. О нем сообщил А. И. Кулак, но тогда данных было слишком мало для идентификации шпиона Он был арестован, но в ходе судебного процесса его оправдали.[572]

В Москве Чернов до 1968 года работал в оперативно-техническом отделе ГРУ в фотолаборатории 1-го спецотдела, а потом перешел в международный отдел ЦК КПСС на должность младшего референта За время работы в фотолаборатории ГРУ Чернов обрабатывал поступавшие в Центр и направляемые в резидентуры материалы, в которых содержались сведения об агентуре.

Эти материалы, общим объемом свыше 3000 кадров, он передал сотрудникам ФБР в 1972 году во время зарубежной командировки по линии МИД СССР. Имея на руках дипломатический паспорт, Чернов без особого труда вывез за границу в двух упаковках экспонированные пленки.

После 1972 года Чернов, по его словам, прекратил свои отношения с американцами Но это и неудивительно, так как в это время он начал сильно пить и был изгнан из ЦК КПСС за пьянство и подозрение в утере секретного справочника, в котором содержались сведения обо всех нелегальных коммунистических лидерах. С горя Чернов запил еще сильнее, пытался покончить с собой, но остался жив. В 1980 году после крупной ссоры с женой и детьми он уехал в Сочи, где ему удалось взять себя в руки, а затем поселился в подмосковной деревне и начал заниматься сельским хозяйством.

Но после ареста в 1986 году генерала Полякова Черновым заинтересовались в Следственном управлении КГБ. Дело в том, что на одном из допросов в 1987 году Поляков заявил «Во время встречи в 1980 году в Дели с сотрудником американской разведки мне стало известно, что Чернов передавал американцам тайнописи и другие материалы, к которым имел доступ по роду службы». Впрочем, вполне может быть, что сведения о предательстве Чернова были получены от О. Эймса, завербованного весной 1985 года.

Так или иначе, но с этого времени Чернова стала проверять военная контрразведка, однако никаких доказательств его контактов с ЦРУ обнаружено не было. Поэтому никто из руководства КГБ не находил в себе смелости дать санкцию на его арест. И только в 1990 году заместитель начальника отдела Следственного управления КГБ В. С. Василенко настоял перед Главной военной прокуратурой на задержании Чернова.

Его арестовали и осудили в сентябре 1991 года на 8 лет за шпионаж. Следствие по делу предателя велось в Следственном управлении КГБ крайне поверхностно, с ошибками и просчетами. Возможно это одна из причин низкого срока наказания. Но и его Чернов не отбыл. Через девять месяцев был помилован и вышел на свободу. А вот один из преданных им советских агентов, который передал огромный объем материалов по американским системам наведения ракет, был приговорен к 21 году тюрьмы[573].

Согласно выдержке из судебного дела Чернова, по его вине в 1977 году был осужден на 18 лет тюремного заключения за шпионаж в пользу СССР командующий войсками ПВО Швейцарии бригадный генерал Ж. Л. Жанмер. Он вместе с женой был завербован ГРУ в 1962 году и активно работал до самого ареста. Мур и Мэри были выявлены на основании поступивших в швейцарскую контрразведку данных от одной из иностранных разведывательных служб. При этом, как отмечалось в прессе, информация исходила от советского источника.

В Великобритании с помощью материалов, полученных от Чернова, был арестован в 1972 году младший лейтенант ВВС Д. Бингем. Он был завербован офицером ГРУ Л. Т. Кузьминым в начале 1970 года и в течение двух лет передавал ему секретные документы, к которым имел доступ на военно-морской базе в Портсмуте. После ареста он был обвинен в шпионаже и приговорен к 21 году тюрьмы.

Наибольший урон от предательства Чернова понесла агентурная сеть ГРУ во Франции. В 1973 году ФБР передало полученные от Чернова сведения, касающиеся Франции, своим коллегам из этой страны. В результате розыскных мероприятий, проведенных французской контрразведкой, была раскрыта значительная часть агентурной сети ГРУ, которой руководил С. Фабиев.

Промозглым ноябрьским вечером 1961 года полковник ГРУ Д. Ф. Поляков встретился на одной из нью-йоркских улиц с сотрудником ФБР, с которым накануне его познакомили на дипломатическом приеме и передал ему информацию о шифровальщиках и шифрах[574].

После отъезда из Нью-Йорка в 1962 году он последовательно работал в центральном аппарате ГРУ и в зарубежных резидентурах в Бирме и Индии. В 1962—1969 годах он занимал пост военного атташе в Рангуне. До 1973 года служил в Москве, а затем снова командировка за рубеж. На этот раз в качестве военного атташе в Нью-Дели, потом Москва и снова Нью-Дели с конца 1979 по ноябрь 1980 года. В Москве он заведовал секретной библиотекой ГРУ и руководил факультетом в Военно-дипломатической академии[575].

В 1974 году Д. Ф. Поляков (Топхэт, Бурбон, Дональд и Роум) получил допуск к перечню секретных технологий, за которыми советская военная разведка охотилась на Западе. «У меня захватило дух, — вспоминал позднее Р. Перл, помощник министра обороны США при президенте Р. Рейгане. — — Мы обнаружили наличие 5000 советских программ, использующих западные технологии для повышения их военного потенциала». Именно Поляков помог Перлу убедить Р. Рейгана ужесточить контроль над продажей военных технологий Запада Советскому Союзу[576].

А вот воспоминание офицера советской внешней разведки, который в течение нескольких лет работал вместе с Поляковым за границей: «Полковник был военным атташе. Среднего роста, негустыми темными волосами, зачесанными назад, и острым, настороженным взглядом, внешне он даже был похож на Пеньковского и положительных эмоций у меня не вызывал. Но не внешней вид определяет человека, о нем судят по его делам. Поляков ничем особым не выделялся. Правда, самомнение у него было высокое.

Однажды после одного из приемов в посольстве мой сокурсник по академии пригласил меня на чашку чая. Был он помощником военного атташе и жил в одном доме с полковником. Наши жены были еще в Союзе, ожидали, когда спадет жара в тропиках. Поляков, увидев нас, напросился в компанию. Был он весел, оживлен, много шутил, рассказывал анекдоты. Мы хорошо выпили, полковник под конец нашей импровизированной вечеринки из своей половины дома принес какой-то особый, по его словам, дорогой заморский напиток. Выпили и его, не заметив ничего особенно. Полковник явно «поплыл», и Василий, его заместитель, попробовал отправить его спать. Но тот отказался и даже обиделся на него. Я, поняв, что пора и честь знать, стал собираться домой. Тогда Поляков предложил последний бокал на дорожку. Мы встали, а полковник стал говорить тост. Он говорил долго, путано, я уловил только то, что он желает нам всем и себе, конечно, долго и счастливо жить. Внезапно он остановился, повернул лицо ко мне, его глаза были навыкате и излучали дикую злобу. Он выплеснул содержимое своего стакана мне в лицо, я остолбенел и моментально протрезвел. В голове проскочила мысль дать ему в челюсть, но рассудок не позволил этого сделать. Я с ненавистью, но и с любопытством смотрел в его глаза. И здесь произошло неожиданное: полковник обмяк, в глазах злоба и ненависть уступили место животному страху, он опустился на колени и стал умолять о прошении. Я, буркнув, что на пьяных не обижаюсь, уехал домой.

На следующий день я зашел к Василию и спросил его, что он думает о поступке своего шефа. Василий был в недоумении и растерянности, совершенно не понимая этого поступка. После моего отъезда Поляков, по его словам, сразу же ушел к себе и на работу до сих пор не приезжал. Я же рассудил так, что полковник дико боится и ненавидит КГБ, зная, что я из КГБ, он решил отыграться на мне, выплеснув эту злобу на меня.

Зайдя к офицеру контрразведки, я поинтересовался его мнением о Полякове. Тот ответил, что это осторожный человек, к нам относится резко отрицательно, но подозрительных моментов в его поведении не отмечалось.

Через несколько дней я встретил Полякова в посольстве. Он был любезен, о случившемся не напоминал. И я сделал вид, что простил его и ничего не помню, но в душе у меня где-то копошился червь сомнения: что-то здесь не так, уж слишком он боится КГБ и, видимо, решил, что я приглядываюсь к нему, слежу за ним.

Поляков был опасным, коварным и ловким врагом. Не чета Пеньковскому. Он долго скрывал вторую жизнь, жизнь изменника, долго мучился, дрожал, боялся своей тени, но продолжал делать свое гнусное дело. Ну и кончил тем, чем кончают все предатели, роковой точкой в конце жизненного пути Иуды.

По характеру Поляков был вспыльчив, холоден, расчетлив. В последние годы перед арестом был замкнут, часто грубо отзывался о подчиненных и коллегах по работе. У него не было близких друзей и товарищей. Он постоянно боялся провала и не общался с опытными сотрудниками спецслужб, боясь вызвать у них какое-либо подозрение в свой адрес»[577].

Говорить о том, что он работал в первую очередь из идейных соображений — это не совсем верно. Он был большим ценителем охотничьего оружия и однажды попросил своих знакомых из ЦРУ подарить два дорогих ружья, которые он собирался увезти в Москву. «Мы предупреждали, — вспоминал позднее сотрудник американской разведки, который регулярно встречался с Д. Ф. Поляковым, — что их появление у него может вызвать подозрение и он просто не сможет объяснить факт их приобретения. Но в конце концов он настоял на своем, и мы купили ему ружья»[578].

Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Полякова Д. Ф. к исключительной мере наказания за шпионаж и контрабанду. 4 марта 1988 года Президиум Верховного Совета СССР отклонил прошение о помиловании и 15 марта того же года приговор был приведен в исполнение[579].

В 1981 году на контакт с французской разведкой вышел подполковник В. И. Ветров, помощник начальника отдела Управления «Т» (научно-техническая разведка) ПГУ КГБ.

Агент французской разведки В. И. Ветров

«Подполковник-инженер Ветров В. И., 1932 года рождения, русский, член КПСС с 1960 года, образование высшее. В органах госбезопасности с 1959 года. (…).

С 1976 года Ветров В. И. работал в Главном управлении КГБ СССР. За короткое время освоил новый для него участок работы. К выполнению служебных обязанностей относится творчески и с инициативой. Принимал активное участие в общественной жизни коллектива. Дважды избирался членом партийного бюро отдела. В последний год является военным дознавателем».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34