Глава 1

Все началось с того, что Гомер написал восьмой гимн. Конечно, Виктор Антипов не верил в злонамеренность слепого поэта, но все же легкое чувство досады у него возникало всегда, когда он вспоминал этого античного автора. Впрочем, все по порядку.

В большинстве историй присутствуют одно начало и один конец. В этой же конец, несомненно, один, а вот начал несколько. Если ставить их в списке по хронологии, то на первом месте окажется уже упомянутый гимн, за которым последует глиняная амфора, студенческая практика, тяга к вину и несчастный случай. Не будь хотя бы одной из этих вещей, то, разумеется, ничего бы не произошло. Но, конечно, имеет смысл выбрать самое простое из всех начал.

Итак, летним солнечным днем студент пятого курса геолого-географического факультета государственного университета Антипов принимал участие в раскопках. Считалось, что ему повезло. Об этом месте много говорили в то время. Совершенно неожиданно неподалеку от небольшой деревушки Вареновка, расположенной между древним Танаисом и гораздо менее древним Таганрогом, обнаружился древнегреческий храм. А точнее – его развалины. Как они до тех пор оставались не замеченными местными жителями, никто не мог предположить. Причем что удивительно, сельчане даже не находили никаких подозрительных валунов, которые бы человеку с воображением напоминали мрамор по той простой причине, что это и был мрамор. Не было ни валунов, ни статуэток, ни черепков… ничего! И вот в один замечательный день обнаружились руины храма в прекрасном состоянии. Любознательный человек может поинтересоваться: разве бывает прекрасное состояние у руин? – и будет совершенно искренен в своем недоумении. Но любой археолог с полным на то основанием заявит, что все что угодно может быть в прекрасном состоянии, если приносит пользу. Нашел черепок, в котором с трудом угадываются первоначальные очертания, но удачно опубликовал информацию о находке, – черепок, несомненно, в прекрасном состоянии. Обнаружил тот же черепок, но редакция отвергла статью, – увы, состояние находки оставляет желать лучшего. Так устроен наш мир. В нем не найти среди красивых вещей то, что никому, совершенно никому не приносит пользы.

Вряд ли стоит описывать, что началось в газетах и на телевидении. Опытный читатель легко представит это все сам. На то место сразу же устремились толпы репортеров, туристов, ученых и охотников за сокровищами. Однако Южный федеральный университет героически встал на защиту богатств, которые, как ожидал декан исторического факультета, должны были принести неувядаемую славу его заведению. Губернатор с областной думой настолько прониклись происходящим, что никакие убеждения, включая самые что ни на есть материальные, не смогли поколебать их решимости охранять означенный храм. Впрочем, злые языки поговаривали, что материальные убеждения были слишком малы по сравнению с тем, что рассчитывалось извлечь из этого места в дальнейшем. Но оставим подобные слухи на совести тех, кто их распускал. В честность государственных мужей нужно верить слепо и безоговорочно, а иначе страна ослабнет и станет легкой добычей для тех, чьи государственные мужи действительно мало воруют.

В результате всех этих перипетий перспективный студент, почти аспирант, Антипов оказался на передовой, сжимая в руках ценные орудия своего труда: детский пластиковый совок и метелку.

– Ну что, покопаем еще немного? – спрашивал его друг и сокурсник Сергей, щурясь под ярким солнцем и с грустью взирая на несколько тенистых деревьев вдали. – Или пойдем распишем пулю вон в тот лесок?

Часы показывали начало второго. Стояло самое пекло. На огромном поле, заросшем травой, суетились группки людей, одетых в короткие майки или распахнутые рубашки. Головы наиболее предусмотрительных из них украшали широкополые шляпы. А в рюкзаках не только предусмотрительных, но и рациональных личностей покоились упаковки аспирина. Они были предназначены для тех напарников, которые о шляпах не подумали. Рациональность этих людей заключалась в том, что лекарство занимает меньше места, чем запасной головной убор, который мог бы использовать приятель.

«Конечно, распишем пулю!» – хотелось воскликнуть Виктору. Но он этого не делал, потому что знал, что вопрос – риторический. У них элементарно не было третьего участника, но зато имелся профессор, сидящий на удобном раскладном кресле под большим зонтом и зорко наблюдающий за ходом работ. Антон Афанасьевич никак не подходил на роль третьего. Он был первым во всем. А особенно – в списках авторов статей, к которым нередко не имел вообще никакого отношения. Нет, пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и интеллигентным лицом, одетый в светлую рубашку и брюки, не годился в качестве партнера по преферансу. Но зато у него были другие достоинства: еще никто не слышал, чтобы дипломники авторитетного Антона Афанасьевича проваливались на защите.

– Лучше пойдем попьем воды из колодца, – предложил Виктор. – А то наши фляжки совсем теплыми стали.

– Так мы же пили минут пять назад, – резонно заметил приятель.

– Жара… Что поделать? Хорошо, что не послушал твоего совета и не налил во фляжку пива. Пить теплое пиво на солнцепеке – сомнительное удовольствие. Тут бы и легли прямо на какой-нибудь могильничек после такого. – Антипов поправил на носу очки от солнца.

Он, в отличие от курносого Сереги, гордился своим римским носом. Пожар тайного чувства раздували девушки, расточая ему комплименты.

– Ладно, сейчас. Закончим вот этот кусок и пойдем. А то Афоня будет возмущаться.

Виктор лишь вздохнул в ответ, осторожно обкапывая какой-то камень. Профессор, он же Афоня, мог решить, что они сачкуют, – и тогда пиши пропало. Им бы пришлось торчать здесь и на выходных, в то время как остальные группы археологов, коих наблюдалось сейчас около десятка, отдыхали.

– А говорят, что английские профессора сами копают, – с надрывом прошептал Сергей. – И в статьях себя на последнее место ставят.

– Так то англичане… У них все не как у людей.

– Да, – согласился партнер по несчастью. – И машины не по той стороне дороги ездят. Никакого представления о правильном… О… ого… Смотри! Что это?!

Виктор тут же бросил копать. Звуки «о!», «ого!» и «смотри!» были ему знакомы с детства. Они требовали немедленной реакции в виде «да!», «вот это да!» и «а она в нашем доме живет?».

К сожалению, на этот раз привычный ответ дал сбой. Антипов просто не знал, что сказать. Его приятель наткнулся на бело-серую плиту, которая на удивление легко сдвинулась, обнажив под собой пустоту.

– Что там, Серега?

– А фиг его знает, – пробурчал тот, бесстрашно засовывая в пустоту руку. – Какой-то лаз.

– Лаз? Точно лаз?

– Помоги-ка мне больше сдвинуть. А то дальше не идет.

Оба студента навалились на плиту. Она сразу же дрогнула, не выдержав дружного натиска, и еще больше подалась в сторону. Перед археологами предстало зияющее отверстие без дна.

– Ого, – повторился Сергей. – Да тут фонарь нужен.

В жизни каждого человека бывают удачные находки. Некоторые из них никому показывать не хочется, а вот другие, например рифмы или рассказы, иногда просто требуют поделиться ими со всем миром и как можно скорее, невзирая на то, пойдет это миру на пользу или нет. Загадочное отверстие, скорее всего, относилось к последней категории.

– И Афоня тоже нужен, – буркнул Виктор и, обернувшись к сидящему профессору, изо всех сил завопил самым уважительным криком, на который только был способен:

– Антон Афанасьевич! Идите сюда! Мы кое-что нашли!

Тот не заставил себя ждать – видимо, ему порядком наскучило сидение без дела. Резво вскочив на ноги, профессор быстро засеменил к месту раскопок.

Серега между тем засунул голову в отверстие и пытался осмотреться. Не было видно ни зги.

– Что тут у вас? – поинтересовался приблизившийся профессор, слегка запыхавшись.

– Да вот, – отодвинулся в сторону Виктор, чтобы не загораживать обзора своему наставнику. – Лаз какой-то.

– Лаз? – поразился тот. – Какой еще лаз? Он куда-то ведет?

– Не знаем еще, Антон Афанасьевич. Пытаемся выяснить.

– Ну-ка назад! Сергей, назад! Кому сказано? Нечего совать голову неизвестно куда.

– Да не видно же ничего, Антон Афанасьевич! – отозвался молодой археолог, разочарованно приподнимаясь над отверстием.

– Вот-вот! Не видно, а голову прямо в темень засунул. А ну придавит там тебя что-то? Эх, молодежь! Опыта никакого, а энергия так и хлещет.

Студенты промолчали. У них не было сомнений в том, что Антон Афанасьевич обладает огромным опытом. Вот только копать не хочет. Хотя, может быть, потому и не хочет, что опыт не велит.

– Виктор, беги за фонарем. Он в моей машине в багажнике. Там же возьми веревку, пару касок и противогазы. Вот ключи.

Антипов не позволил себе удивиться такой запасливости профессора, а бросился к машине, припаркованной почти в полукилометре от места раскопок. Хотя причины удивляться были. Ну вот, казалось бы, зачем могли понадобиться противогазы и каски, если ясно, что раскопки поверхностные? Виктор ни за что бы не догадался их захватить. А профессор догадался.

Студент пробежал мимо других групп, которые уже отрывались от своей работы, чтобы выяснить, что же нашла команда Антона Афанасьевича. Из этих копателей Виктор почти никого не знал. На раскопках работали несколько независимых групп, каждой из которых руководил либо преподаватель, либо научный работник.

Подойдя к профессорской машине, студент открыл объемный багажник с твердым намерением быстро взять самое необходимое и устремиться обратно. Увы, достаточно было бросить лишь один взгляд на содержимое, чтобы понять, что этот план в кратчайшие сроки неосуществим. Багажник был полон. Если до сих пор Виктор имел высокое мнение о запасливости профессора, то сейчас это мнение скакнуло до небес. Чего там только не было! Палатка, разнообразные инструменты, скалолазное снаряжение, несколько больших и маленьких фонарей, множество вещей непонятного предназначения и, что окончательно добило молодого человека, акваланг.

Задаваясь вопросом, зачем же Афоне понадобился акваланг во время явно сухопутных раскопок, Виктор пытался отыскать порученные ему вещи. С большим трудом, но это удалось. Обратно пришлось возвращаться под тяжестью ноши: моток веревки и противогазы не были легкими. Впрочем, любопытство придавало дополнительные силы.

Когда студент вернулся к загадочному отверстию, рядом с находкой уже скопилось множество людей. Профессор с какими-то двумя седовласыми учеными степенно обсуждали, что бы это могло быть. Студенты не отставали от них и не только вели беседу в своем кругу, но еще пытались встрять в разговор мэтров.

– Думаю, что это ход в какое-то сохранившееся помещение, – говорил один из ученых.

– Оно слишком низко расположено, – спорил с ним другой. – Опора храма сейчас должна быть лишь чуть ниже уровня земли. А вот несущую систему мы как раз раскапываем. Те рухнувшие колонны например.

– Тогда это подвал!

Оба – и его оппонент, и Антон Афанасьевич – энергично покачали головами, не соглашаясь.

– Подвал? Это же нонсенс! – заметил профессор. – Греки не делали таких подвалов в храмах при строительстве.

– Не делали, да. Но его могли пристроить позже.

– Позже? Немыслимо! Нарушение всей структуры храма! Да и зачем?

– Коллеги, не будем спорить. Нам нужно сначала выяснить, кому вообще этот храм принадлежал. Какому богу был посвящен. Может быть, существовали какие-нибудь нюансы.

– Никогда не слышал о таких, – скептически ответил Антон Афанасьевич, но спорить прекратил.

– Может быть, это не храм, а гробница? – подал голос один из студентов, щуплый человечек в кепке.

Три мэтра посмотрели на него как на идиота и отвернулись.

– Нужно посветить в отверстие – и все будет ясно. Может, это просто расщелина.

– Сейчас посветим, – успокоительно сказал профессор. – Виктор! Ты уже вернулся?

– Да, Антон Афанасьевич.

– Все нашел?

– Да. Вот фонарь.

Большой фонарь, весьма напоминающий прожектор, перекочевал в руки наставника.

– Ну-ка расступитесь немного…

На памяти Виктора это был первый случай, когда Антон Афанасьевич изменил собственным принципам и решил хоть что-то сделать своими руками. Профессор включил фонарь, нагнулся над отверстием и просунул руку внутрь. За его спиной тесно столпились желающие поскорее увидеть, что же таится внутри таинственного лаза.

– Ну-с… – протянул профессор. – Похоже, что стена… Да, точно стена, заметна кладка. Ага, вот еще одна стена. Комната не очень большая… Так-с… есть свод!

– Свод? – отозвался один из седовласых оппонентов.

– Свод, точно свод. Поздравляю, коллеги, это все-таки подвал.

– Пустой? – задал кто-то интересующий всех вопрос.

– Не совсем. Там что-то есть, но не могу рассмотреть.

– Что? Позволите мне? – взволновался тот же самый оппонент.

– Пожалуйста. – Профессор выпрямился и протянул тому фонарь.

Седовласый ученый осторожно нагнулся и просунул руку внутрь отверстия точно так же, как это делал Антон Афанасьевич.

– Хм… Плохо видно, – через какое-то время сказал он. – Может быть, спустим кого-нибудь вниз?

– Опасно, – покачал головой профессор. – Надо бы все изучить сначала как следует.

– Но у нас же есть снаряжение.

– Да. Есть. Ладно… попробуем.

– Антон Афанасьевич! Можно я? – тут же протиснулся вперед Серега.

– Ты? – Взгляд, устремленный на добровольца, был в высшей степени скептическим. – Нет, милый мой, учиться нужно было лучше. Пойдет Виктор. Антипов, согласен?

– Да… Конечно, Антон Афанасьевич!

– Не торопись только. Спешить некуда, – осадил его профессор. – Сейчас мы тебя обвяжем веревкой как следует. Под мышками. А ты пока надевай противогаз и каску.

– Зачем противогаз, Антон Афанасьевич?

– Тихо! Не спорь. Никто не знает, что там. Столько лет помещение было полностью закрыто. Если ты заметил, я даже голову внутрь не просовывал, когда смотрел. Безопасность – прежде всего!

– Да, Антон Афанасьевич.

Вздохнув, Виктор начал натягивать на себя противогаз. То ли размер был неподходящий, то ли так и было задумано, но он налезал с трудом. Профессор придирчиво проверил результат, потом помог своему ученику надеть каску и закрепить ремешок под подбородком.

– Слушай внимательно, Антипов. Мы тебя просто опустим вниз, ты осмотришься – и сразу же выдернем обратно как рыбку. Понял?

– Да, Антон Афанасьевич. – Слова из-за надетого противогаза превратились в какое-то мычание.

– Ты там ничего не будешь трогать. Вообще ничего. Только смотреть. Ясно?

– Ясно, – пробурчал студент.

– Фонарь держи двумя руками во избежание соблазна.

– Может быть, ему сразу камеру дать, чтобы снимал? – спросил один из ученых.

– Потом снимем. Пусть осмотрится сначала. Готов?

– Да, Антон Афанасьевич.

– Начали!

Виктор осторожно присел на край отверстия, свесив ноги вниз. Веревку держали четверо самых крепких мужчин, выбранных из числа собравшихся. Приподняв студента, его начали осторожно опускать вниз. Он сжимал в руках фонарь и тщательно всматривался в глубь лаза, несмотря на то что противогаз явно мешал.

– Достаточно глубоко? – Голос профессора доносился с поверхности. – Видно что-нибудь?

– Да, – промычал Виктор как можно громче.

Он совершенно не боялся висеть вот так в темноте. Напротив, жгучее любопытство охватило его. Когда еще удастся выступить в роли первопроходца? Тем более что речь шла о настоящем древнегреческом памятнике. С самого детства Виктор мечтал о чем-то подобном. Конечно, его приключения должны были происходить не в России, а в опасных джунглях Африки или в загадочных горах Южной Америки, но для начала вполне годился и родной край. Именно тягой к приключениям можно было объяснить выбор им профессии. Он бы с удовольствием стал даже не географом, а археологом, но, увы, в ближайшем университете не имелось такой специальности. А для того чтобы учиться в другом месте, у Антипова не было денег.

– Так что ты видишь?

– Амфоры, – ответил Виктор.

– Что?

– Амфоры!

– Ничего не слышу! Ты осмотрелся?

– Да!

– А… Тащите его обратно!

Четверым здоровым мужикам не составило никакого труда выдернуть худощавого студента из лаза, словно рыбку из проруби, и даже протащить некоторое расстояние по земле. Виктор встал сначала на четвереньки, а потом выпрямился в полный рост. На него были устремлены любопытные взгляды. Серега просто изнывал от нетерпения, но не решился расспрашивать приятеля раньше профессора. А Антон Афанасьевич не торопился. Он помог студенту снять каску и противогаз. Аккуратно сложил последний и только после этого степенно поинтересовался:

– Ну и что там?

– Амфоры, Антон Афанасьевич. Везде амфоры! Разного размера! Некоторые стоят у стен, некоторые просто валяются на полу…

– Подожди, Антипов. Ты сначала стены и свод опиши. Они прочные?

Виктор энергично помотал головой:

– Нет. Совсем непрочные. По своду вообще идет несколько больших трещин. Да и слышал я что-то… Неприятные звуки. Словно вот-вот потолок рухнет.

– Ясно, – вздохнул профессор. – Нужно будет заснять там все как можно быстрее. Похоже, растревожили мы помещение. Все поняли? Туда ни ногой!

Он обвел суровым взглядом присутствующих. Никто не стал с ним спорить.

– А с амфорами что? Только они, и все?

– Да, Антон Афанасьевич. Они. Только там еще табличка есть с надписью. Над амфорой, стоящей отдельно. Я не разобрал все. Но кое-что прочитал.

– По-древнегречески?

– Да.

– Вот поэтому я тебя, Сергей, туда не послал, – поучительно заметил профессор. – От тебя пользы никакой. А Антипов языки знает. На факультативы ходит.

Виктор скромно стоял, глядя в сторону. Он знал древнегреческий. Даже чуть лучше, чем требовала программа. Языки ему давались особенно хорошо.

– И что там написано? – спросил профессор, отрывая обличающий взгляд от тунеядца Сереги. – Много слов разобрал?

– Не очень, Антон Афанасьевич. Лишь пару строк. «Смелый оплот городов, щитоносный, медянооружный, сильный рукой и копьем…» Дальше неясно. В пыли все.

– Гомер, – сразу же сказал один из седовласых ученых.

– Восьмой гимн, – подтвердил второй. – К Аресу.

– Это что же выходит? Его храм, что ли? – поинтересовался профессор.

– Все может быть, коллега. Все может быть. Хотя странно, что в таком месте.

И сразу разгорелся следующий спор относительно того, принадлежал ли храм древнегреческому богу войны. Профессор защищал эту точку зрения, а оба его оппонента, сплотившись, утверждали, что надпись еще ничего не доказывает. Нужно найти хоть одну статую.

Между тем Сергей мягко оттер Виктора в сторону. Тот, повернувшись боком, вслушивался в горячий шепот приятеля:

– А там точно только амфоры? Больше ничего нет? Ни золота, ни… ничего?

– Точно, точно, – негромко ответил Антипов. – Все заставлено амфорами. Табличка еще эта – и все.

Лицо Сергея выражало крайнюю степень разочарования. Он мог допустить, что Виктор не рассказал о чем-то профессору, но ему-то, старому другу, нельзя было не выложить совершенно все. Внезапно догадка озарила его лицо.

– Слушай, а что в этих амфорах-то?

– Не знаю, – с недоумением сказал Виктор. – Может, масло, а может, вино или что-то еще.

– Вот! – Сергей торжествующе наставил палец на приятеля.

– Что «вот»?

– Вино!

– И что?

– Вино, Виктор, вино. – Сергей произнес имя друга с ударением на последний слог.

– Да, вино.

– Но ведь его можно пить!

– Пить?

– Да! Представляешь, вину больше двух тысяч лет! Сможем ли мы такое еще попробовать? Это ведь единственный шанс в жизни!

– Серега, ты чего? Оно перебродило давно. Должно быть, в кислятину превратилось. Или в уксус даже! Смутно припоминаю, как читал что-то о том, что происходит со старым вином…

– А может, и нет. Ты подумай! Какой шанс!

– Ты вообще свихнулся, да? Даже если оно и не испортилось, как мы его достанем? Сейчас туда опустят камеру, снимут все. Потом пошлют кого-то укрепить свод, а затем извлекут эти амфоры строго по описи. Мы их можем больше не увидеть.

– Хм… Ты недооцениваешь старого комбинатора, Виктор. Поверь мне. Мы попробуем это вино сегодня же.

– Что ты задумал? – В голосе Антипова прозвучала опаска. Он знал, что Сергей способен на бесшабашные авантюры. Его последняя выходка – вывешивание из окна аудитории простыни с шифрованной надписью «Военная каф. 5 балл. – 150 у. е., 4 балл. – 100 у. е., 5 балл. без захода на экз. – 250 у. е.» – вызвала большой резонанс. К счастью, никто так и не нашел автора затеи. Зато все ответственные лица сошлись во мнении, что суть послания была явно клеветническая, направленная на то, чтобы опорочить облик военных, потому что означенный облик просто не позволял им брать так мало.

– Ничего особо опасного, Виктор. Расслабься. Риска – ноль. Все пройдет как по маслу.

Антипову не нравилось, когда приятель утверждал, что риска нет. В большинстве случаев это означало, что степень «безбашенности» авантюры превышала все допустимые пределы.

– Я вполне мог бы прожить и без этой кислятины, – ответил он.

– Ты – да. Но я – нет! – последовал безапелляционный ответ. – Неужели не поможешь своему другу?

Эта фраза все и решила. Дальнейшее Антипов вспоминал впоследствии с содроганием и огромным сожалением. Если, конечно, это можно назвать «воспоминаниями».

Приятели сначала познакомились с охранниками участка. Потом дождались, когда все археологи разойдутся, и, сообщив охране, что кое-что забыли около дыры, направились туда.

Уже стемнело, перекопанная земля была плохо освещена, но это нисколько не поколебало решительности Сереги. Фонари над местом раскопок не предусматривались, поэтому друзья двигались буквально на ощупь, освещая себе путь небольшим фонариком-брелоком. Так, спотыкаясь, они достигли отверстия, ведущего в подвал храма. Виктор даже опасался, что они туда провалятся, но обошлось.

– Ну что, я полезу? – с воодушевлением спросил Сергей, вытаскивая из-за пазухи стянутый где-то моток троса.

– Нет, – ответил Виктор. – Там есть два места, где можно запросто удариться головой. Полезу я. Жаль только, что противогаза нет и каски. Мало ли что.

– Да ты вообще как Афоня стал! Такой же осторожный. Не нужен там противогаз. Это же понятно. Я полезу, если боишься.

– Давай трос, буду обвязываться, – буркнул Виктор. – Ты меня вытянешь хоть?

– Спрашиваешь! Ты, главное, руками цепляйся за что-нибудь, а ногами отталкивайся. Все путем будет. Хватай первую попавшуюся амфору – и сразу назад.

– Понятно, что сразу. Не собираюсь там рассиживаться. – Антипов опустил ноги в отверстие. – Давай упирайся. Погружаюсь.

– Иди-иди, все в порядке. – Серега для устойчивости расставил ноги, упершись в огромный частично выкопанный мраморный блок.

Виктор скользнул внутрь. Приятель не подвел – трос держал крепко. Сжимая в руке фонарик-брелок, Антипов медленно спустился вниз. У него мелькнула мысль, что сначала нужно вытащить амфору, а потом уже подниматься самому. Он принялся развязывать трос, чтобы прикрепить к нему добычу.

Резкий звук, доносящийся откуда-то сверху, привлек его внимание. Еще во время первого посещения подвала он заметил, что свод непрочен. Теперь же, глядя на осыпающиеся мелкие камни, Виктор подумал, что ошибся в своих предположениях. Свод был очень непрочен. И грозил рухнуть в любую минуту. Похоже, что «разгерметизация» или его посещения доконали строение.

Виктор заторопился. Сорвав трос, он бросился к первой попавшейся амфоре, схватил ее за горлышко, не отряхивая пыли, и стал привязывать к тросу. Ему нужно было буквально три-четыре минуты, чтобы вытащить сосуд, а потом и самому вылезти. Но их у него не оказалось.

Сначала от свода откололся один крупный кусок камня, от которого Виктор увернулся, затем другой, потом третий, а потом рухнул весь потолок. У студента не было шансов. Но, перед тем как один из этих кусков проломил ему голову, Антипов увидел обостренными чувствами в тусклом свете фонарика, как трескается та самая большая амфора, стоящая под надписью о щитоносном оплоте городов…

Глава 2

Тяжела жизнь лесоруба. Эта простая мысль появилась у Виктора первой, когда он пришел в себя. Антипов не смог даже сначала понять, откуда она взялась. Он лежал на спине и смотрел в глубокое синее небо в обрамлении зеленых веток высоких деревьев. Кругом было тихо и спокойно. Он бы так лежал еще долго, не думая ни о чем и наслаждаясь ощущением безмятежности. Но чей-то грубый хриплый голос развеял очарование момента.

– Сын, ты пришел в себя? – спросил голос. – Я-то думал, что все уже. Хоронить тебя собирался.

В поле зрения Виктора возникло бородатое загорелое лицо, испещренное глубокими морщинами.

– После такого мало кто выживет. Тебе повезло! – продолжал голос. – Теперь будешь долго жить.

Антипов еще не мог толком собраться с мыслями, но его состояние все же позволило понять: происходит что-то не то. Лицо человека, нависшего над ним, было знакомым и незнакомым одновременно. А язык, на котором тот говорил, не имел никакого отношения к родному языку Виктора, но одновременно с этим был понятен.

– А что произошло? – спросил Антипов, с трудом размыкая губы. К его удивлению, он говорил на том же самом языке, на котором с ним общался бородатый человек.

– Ты не помнишь? Дерево ведь на тебя упало! Думал, что конец. Глянул сначала – а ты и не дышишь. Начал вытаскивать – задышал! Повезло, что и говорить.

– Дерево? На меня упало дерево? Но я думал, что… – Виктор не стал продолжать. В его мыслях царил хаос. С одной стороны, он отчетливо помнил, как рушился свод храмового подвала, с другой – воспоминание о дереве действительно имело место. В этом воспоминании он с отцом вышел поутру из деревни, слегка углубился в лес и дошел до поляны, где росли деревья нужной высоты, требующиеся заказчику. Эта двойственность воспоминаний сбивала с толку, хотя молодой человек отчетливо осознавал, что он – именно Виктор Антипов, студент-географ, а не сын лесоруба Ролт, на которого упало какое-то дерево.

– А ты двигаться-то можешь? – спохватился бородатый. – С хребтом-то у тебя все в порядке? Не сломан?

– Вроде не сломан, – с сомнением выговорил Виктор, шевеля ногами и поднимая руки. Но лучше бы он этого не делал. Потому что, глядя на кисти рук, выступающие из рукавов какого-то зеленого балахона, обнаружил, что руки-то не его.

– Встать можешь? – спросил лесоруб.

– Может быть, и могу, – ответил Антипов. Он попытался приподняться, но тут же откинулся назад. В голове зашумело.

– Э нет. Не получается что-то. Все кружится.

– Тогда лежи, – произнес бородатый. – Я тебя поволоку домой.

Почему-то Виктор знал, как это все будет происходить. У них была волокуша, которую использовали для транспортировки стволов, очищенных от веток. На нее-то и собирался погрузить Ролта Кушарь – человек, считающий себя его отцом.

Антипов видел, как лесоруб суетится на поляне. Тот собрал топоры и пилу, расстелил большую прочную мешковину и, обхватив лежащего за плечи, перетащил его на волокушу.

Когда они покидали злополучное место, какой-то шепот, словно легкий летний ветерок, пронесся по поляне. Его услышал не только Виктор, но и Кушарь. Лесоруб остановился и с недоумением оглянулся. Потом, пожав плечами, направился дальше. Антипов же молчал. Да и что он мог сказать? Ситуация запуталась еще больше – ведь шепот был на древнегреческом: «Придешь в себя – возвращайся. Вот сюда».

Похоже, попытка подняться доконала Виктора. Пока он лежал неподвижно, его ничто не беспокоило, но, приподнявшись, уже не мог толком двигаться. Малейшее изменение положения тела отзывалось резкой головной болью и головокружением. Транспортировка на волокуше не была самым мягким средством передвижения, поэтому Антипов страдал. Он закрыл глаза и с трудом удерживался от того, чтобы не стонать, когда его тело преодолевало очередной ухаб. Иногда Виктор погружался в забытье, и это слегка облегчало его муки.

Последний раз он утратил связь с окружающим миром на подходе к замку, а пришел в себя уже дома. То, что это был как бы его дом, Антипов понимал. Точнее, дом человека по имени Ролт. По какой-то загадочной причине память этого парня была к услугам Виктора. И, видимо, тело тоже. Но в остальном студент точно знал, что он – это он. Антипов осознавал свою личность, а вот личности Ролта не было.

Кушарь сгрузил ношу на низенький деревянный топчан, прикрытый набитым сеном матрасом. Уловив момент, когда его сын откроет глаза, поинтересовался:

– Воды дать? Пить хочешь? Или есть?

– Нет, не нужно, – вымолвил Виктор.

Когда голова лежала неподвижно, его самочувствие не было столь плохим: все неприятные ощущения постепенно уходили.

– Ну как хочешь, – ответил Кушарь, немного постоял, глядя на сына, и двинулся к выходу.

Антипов остался в одиночестве в небольшой и единственной комнате деревянного дома. У его ног располагалась глиняная печь, справа – добротные стол и стулья, а у изголовья – второй топчан. Этот дом Кушарь построил собственноручно сразу после того, как при пожаре в прежнем жилище погибла мать Ролта вместе с младшим братом. Тогда, лет восемь назад, еще до пожара, они жили по-другому. Кушарь нормально зарабатывал, не пил, вместе с ним трудилась парочка помощников. Он с разрешения барона продавал бревна плотогонам, которые сплавляли их по местной речке Узберке, а также обеспечивал древесиной самого владельца этих лесов, не забывая делиться с ним выручкой. Денег семье хватало. К тому же помогало домашнее хозяйство, управляемое умелыми руками матери Ролта. Несчастный случай изменил все.

В голове Виктора царила путаница. И дело было не в полученной травме. Студент никак не мог понять, что происходит. Сошел ли он с ума? Или, наоборот, вернулся в свой «ум», а все остальное, что было с ним в другом месте, можно считать ненормальным? Эта двойственность поначалу заставила его паниковать.

«Ну и кто я теперь? – думал Антипов. – Сын своих родителей, которые неизвестно где и наверняка скорбят о погибшем, или милое, но дикое дитя лесоруба, который, кстати, тоже скорбит? Удивительное совпадение. Нет, я не иронизирую. Чего уж тут. Говорят, что черный юмор помогает от того, чтобы не слететь с катушек окончательно. Мне тогда юмор требуется почернее. Что там у меня в запасе есть из самого черного? Глазовыколупывательница? Это какой же странный тип мог придумать такое слово? Еще более нездоровый, чем я. Нет-с, господин Фрейд, самолечением заниматься не будем».

Он пролежал несколько часов, не в силах даже двинуться, мучительно размышляя о том, что приключилось с ним и следует ли доверять своим глазам. Чуть не свихнулся, но ничего определенного решить не мог. Виктор просто не знал, о чем думать. Сначала он был самим собой, а потом превратился в другого, хотя и остался прежним. Такое любого поставит в тупик. Он бы с удовольствием обратился к услугам врача, но память Ролта подсказывала ему, что никаких врачей здесь нет. То есть они есть, конечно, но не здесь, а там. За второй крепостной стеной. А Ролт – не такая уж важная птица, чтобы ради него беспокоиться. Через некоторое время бессмысленных раздумий Виктор решил подойти к вопросу философски и пока что смириться со сложившимся положением. До лучшей поры.

Вообще же сын лесоруба был забавным человеком. Эдаким поселковым дурачком. Его никто не уважал, никто не принимал всерьез, над ним подшучивали и подтрунивали, а он, будучи совершенно беззлобным, никак не отвечал. Хотя, принимая во внимание силу рук, ответить бы мог, да еще как!

Виктор провалялся на топчане два дня. Отец приносил ему питье и еду, но главная проблема заключалась не в этом, а в деревянном ведре, стоящем в углу комнаты и заполненном водой. Иногда Антипову нужно было добираться до этого ведра, и тогда весь смысл его существования сводился к тому, чтобы не упасть по дороге туда или обратно. Никто, кроме отца, не приходил к нему, да и Ролту было некого ждать.

На третий день он почувствовал себя значительно лучше. Настолько, что смог без всякого головокружения встать и пройтись немного по комнате. Это обнадеживало. Подвижность внушала позитивные мысли о том, что удастся разобраться в происходящем.

«Подумать только – я двигаюсь! Иду, и почти ничего не болит. Какая радость. Пустяк, а так приятно. – Антипов был даже в чем-то горд собой. – Похоже, у меня перед Ильей Муромцем большая фора. Тот пошел в тридцать три, а мне еще… кстати, а сколько мне? Было двадцать два, а Ролту, наверное, семнадцать. Задачка! Может быть, суммировать и разделить на два – а, господин Архимед?»

Придерживаясь за шероховатое дерево стены, Виктор выбрался наружу. Он уже знал, что увидит. От дома вела дорога, проходящая мимо таких же лачуг. Во время дождей эта дорога размокала и превращалась в непролазную грязь. Местность можно было принять за деревню, если бы не один нюанс: все эти дома стояли между двумя высокими каменными крепостными стенами – наружной и внутренней. Наружная отделяла поселения замка от внешнего мира, а внутренняя ограждала самую главную часть – донжон, где жил владелец, сиятельный барон ан-Орреант и его ближайшая свита. Простым смертным туда так просто не попасть.

Светило солнце. Почти такое же, как в тот день, когда друг Виктора нашел злополучный ход. По дороге по направлению к дому Ролта двигалась какая-то компания.

«Наружники», – догадался Антипов.

Все плебейское население замка Орреант делилось на две неформальные категории: наружников и постельничих. Они терпеть не могли друг друга, хотя занимались, казалось бы, общим делом – обслуживали господ и дружину. Наружники презрительно называли постельничих чистоплюями, а те, не оставаясь в долгу, потешались над сиволапыми. Лесорубы были наружниками, к тому же представителями одной из самых неуважаемых профессий. Хуже быть только золотарем или жителем деревни, расположенной вне стен замка. А вот некоторые профессии постельничих, например личный лакей барона, ценились очень высоко. Постельничие жили за внутренней стеной замка, а наружники – между стенами.

Когда компания подошла поближе, Виктор обнаружил, что знаком с людьми, ее составляющими. Два парня – Виронт и Террок, и две девушки – Ханна и Ранька. Явление Ролта не укрылось от их внимания. И если девушки и Виронт предпочли демонстративно не заметить сына лесоруба, то Террок просто расплылся в радостной и издевательской улыбке.

– Смотрите! Дурачок-то наш выздоровел! А отец говорил, что он очень плох!

Террок, сын кузнеца, широкоплечий черноволосый молодец, был одет, по меркам наружников, очень хорошо. Поверх холщовой рубахи с красной вышивкой красовалась толстая кожаная куртка – гамбесон. Такая поддевалась под кольчугу. Она отражала давнюю мечту кузнечного подмастерья – стать воином. Но Ролт знал, что от этой мечты Террока отделяет пропасть, а именно – экзамен, в котором каждый претендент на должность рядового дружинника должен был продержаться хотя бы минуту против одного из десятников. У Террока, несмотря на физическую силу, шансов на это не было, а барон Алькерт ан-Орреант, будучи здравомыслящим человеком, приказал сына кузнеца воинскому делу не обучать. Замку требовались не только бойцы, но и ремесленники. Если бы Террок каким-нибудь чудом смог выдержать экзамен – тогда другое дело. Барон сдержал бы слово, данное прилюдно, что любой выстоявший в схватке положенное время станет дружинником.

Виктор стоял, привалившись спиной к дверному косяку. После трех дней вынужденного постельного режима его одолевала слабость. Меньше всего на свете хотелось что-то отвечать. Тем более что, по представлениям Антипова, Террок в своем умственном развитии ушел недалеко от дурачка Ролта.

«Так, интересно, и почему идиоты всегда ходят в компании из трех человек? – неожиданно подумал Виктор, наблюдая за разворачивающейся сценой с оттенком легкого раздражения. – В соседней группе в универе был один… тоже с тремя приятелями, потом в том переулке месяц назад четверо… но те все были полудурками. Н-да. Похоже, открывается новая закономерность. Может быть, если с идиотом будут лишь двое, он перестанет быть идиотом? Любопытственно рассуждаете, несостоявшаяся звезда археологии».

– Чего молчишь, лесник? – надрывался сын кузнеца. – Привык разговаривать лишь с белками? Ха-ха-ха. Поговорил бы с друзьями детства! Или тебя так по голове дерево ударило, что все слова позабыл? Все три слова! Ха-ха-ха.

– Пойдем, – потянула крикуна Ханна, миловидная девушка с озорной челочкой, свисающей на лоб, играющая среди молодежи наружников роль первой красавицы при отсутствии других претенденток на это звание.

Однако Виктор не мог не признать, что красные и синие ленты в волосах в сочетании с расшитым со вкусом сарафаном ей идут. Еще ему было известно, что Ролту Ханна очень нравилась. Но где он сейчас, этот Ролт? Куда вообще уходят люди, когда их место занимает кто-то другой? Место на работе, в семье или в сердце любимой женщины. Человек умирает или просто исчезает. Скоро, а иногда очень скоро, появляется его сменщик. Антипову всегда был любопытен этот момент. Где человек? Остался он прежним или тоже стал чьим-то сменщиком? А те, кто умер, получается, не смогли не только остаться, но не сумели найти кого-то, кого им нужно сменить? Виктор закусил губу, чтобы прогнать неожиданные и лишние мысли.

– Пока, лесоруб! Похоже, ты совсем больной из-за удара!

– Пока, кузнец, – вздохнул Антипов. – Похоже, что ты – тоже больной. Но я-то скоро выздоровлю…

Виктор не знал, что побудило его высказаться. Может быть, взгляд Ханны и память о чувствах сына лесоруба, может быть, что-нибудь другое, но непоправимое случилось – образ прежнего Ролта был разрушен.

Ранька, толстая хохотушка, неуверенно хихикнула, словно боясь поверить своим ушам. Виронт недоуменно нахмурился, а Террок замер с открытым ртом. Ролт никогда ему так не отвечал.

– Да ты что?! – Несостоявшийся воин пришел в себя через пару минут. – Да ты со мной?! Ты что сказал?!

– Кузнец не должен быть глухим. Иначе он не услышит, что за его спиной о его уме говорят люди, – ответствовал Виктор.

Он, конечно, мог бы промолчать и на этот раз, тем более что чувствовал себя неважно. Но – увы, молчание в подобной ситуации шло вразрез с характером студента. Антипов не сдерживался, если кто-то хотел его оскорбить, а отвечал той же монетой и даже больше – запоминал обиду и обидчика, а потом, изыскав возможность, наносил еще один издевательский удар. Виктор был злопамятен, но мстил своеобразно – выставляя недруга на посмешище.

– Что?! – взревел Террок.

– Хотя нет, ум кузнеца – не интересная тема для обсуждения, – продолжал рассуждать Антипов. – Людям не нравится говорить о том, чего нет.

Террок хрипло взревел, вены на его лбу надулись. Он шаркнул ногой и, пригнувшись, словно молодой бычок, бросился на обидчика.

Очень просто предположить, чем бы закончилось дело, если бы Террок добежал. Виктор, хотя и обладал силой лесоруба, о рукопашном бое имел лишь самое отдаленное представление. Как и Ролт. Да и тело находилось сейчас не в лучшей форме. Вообще же было очень глупо задирать верзилу, когда резкие движения все еще причиняют неудобство. Антипов это знал, но с собой поделать ничего не мог. Промолчать, когда тебя оскорбляют на глазах у девушек? Немыслимо. Виктора уже не раз били за то, что он не сдерживал своего языка в неподходящей ситуации. Но это ничего в нем не меняло. Такой уж он был человек.

Но на этот раз Антипову определенно повезло. И дело было не в Виронте, который безуспешно попытался остановить своего приятеля. Виронт догадывался, что строгий барон кровавой драки, возможно, с членовредительством, в пределах замка не попустит. Достанется всем – и участникам, и свидетелям.

На счастье Виктора, да и всех присутствующих, из-за угла показался Кушарь. Может быть, он стоял за домом некоторое время, прислушиваясь к разговору, – кто знает? Но его неожиданное появление было очень своевременным.

– Погодь-ка, – сказал отец Ролта, выставляя вперед мозолистую руку.

Террок натолкнулся на нее головой, еще раз всхрипнул и замер.

– Ишь разогнался, – проворчал Кушарь, слегка толкая верзилу, отчего тот отступил на пару шагов. – Ты чего это на больного-то? Ролт только-только оклемался. Еще ходит и говорит плохо.

– Хорошо говорит! – взвизгнул Террок. – Ты не слышал еще! Так говорит, как Нартел!

– Плохо говорит. Плохо, – повторил Кушарь с убеждением. – И не Нартел, а господин Нартел. Не тебе, губошлепу, так называть менестреля господина барона. Иди-ка отседова.

Террок распрямился, бросил взгляд, полный ненависти, на Виктора и зашагал к своей компании. Несмотря на то что кузнец стоял на социальной лестнице выше лесоруба, Террок был просто подмастерьем. Не ему спорить с Кушарем. Будь он полноправным кузнецом или, еще лучше, воином – тогда другое дело. Но Террок знал свое место. Это знание вбивалось в него, как и во всех остальных плебеев, с раннего детства.

– А ты иди в дом… – Кушарь обернулся к сыну и посмотрел на него прищуренными глазами. – Давай-давай. Рано еще тебе расхаживать.

Виктор не стал спорить. Он добрел до двери, толкнул ее и вошел внутрь дома. Кушарь последовал за ним и аккуратно задвинул за собой большую деревянную щеколду, которой раньше на памяти Ролта никогда не пользовался.

Повернувшись к сыну, лесоруб несколько минут молча разглядывал его так, словно увидел впервые. Потом, сделав два шага, тяжело опустился на стул, стоящий у стены.

– Ты стал другим, – просто сказал Кушарь, теперь глядя куда-то в сторону. – После того как ты малость оклемался, я сразу понял: что-то не то. А когда услышал, что ты наболтал подмастерью кузнеца… ты не мог так говорить раньше.

Виктор знал, что лесоруб прав. Ролт действительно с трудом извлекал из себя связные фразы. Ну не повезло парню: родился умственно отсталым.

Антипов вздохнул. Кушарь ждал ответа. Молодой человек многое дал бы за то, чтобы самому знать этот ответ. Еще когда он лежал пластом, он твердо решил, что не будет вести себя, как Ролт. Это казалось слишком отвратительным для неуемного характера Виктора.

«Вот и приплыли, господин Миклухо-Маклай, – подумал студент-географ. – А казалось, что плавание только начинается. И чего я плести должен? Что сам не знаю, кто таков? Или что родился на самом деле не здесь, а… непонятно где? Кушарь точно не поймет. И никто не поймет. Маги разве что. Но с ними мне пока встречаться несподручно до выяснения всех, так сказать… Что-то Ролт уж слишком их боялся. Ну ладно, попробуем как-то выкрутиться, а дальше видно будет».

– Я это… не знаю… отец. Раньше все было как в тумане, а потом, когда дерево упало на меня, пришла какая-то ясность. В мыслях.

За неимением лучшего объяснения Антипов решил все списывать на травму. Здравый смысл и знания Ролта об этом мире подсказывали ему, что лучше повременить с откровениями. А то, не ровен час, попадешь в руки мага. Необразованному сыну лесоруба маги внушали ужас. Его голова была забита ужасными и нелепыми историями и слухами.

– Ясность? – повторил Кушарь.

– Да-да, отец, ясность. Раньше было как: стоит о чем-то подумать – и как бы сразу засыпаешь. А сейчас думаешь и думаешь… могу думать часами об одном и том же. А слова… так и льются.

«Ну вот, господин Мюнхгаузен, и проникновенная речь. Дешево и сердито. То есть кратко и убедительно. Я бы и сам поверил в такую правдивую чушь. Может, мне романы писать?»

– Ты… правду говоришь?

– Ну конечно, отец! Спрашиваешь! Ничего, кроме правды.

– Хм… Помню я, как Ертоха-плотника балкой пришибло. Так он, наоборот, в дурачка превратился. А раньше-то был разговорчивым. С девками особенно.

– Видишь, отец? Если можно туда, то можно и обратно.

– Да… наверное.

– Я так думаю, что голова очень сложно устроена, отец. По ней стоит ударить – и человек меняется. Ухудшается обычно. Но если ухудшаться некуда, то может и улучшиться!

– Ты чушь-то не пори.

– Не буду, отец.

– Ишь разговорился.

Кушарь еще долго ворчал, но Виктор знал, что опасность миновала – версия принята. Антипову было очень любопытно, как лесоруб пытался поначалу объяснить сам себе происходящее. Ведь наверняка у того имелась какая-то гипотеза – уж очень целеустремленным он выглядел. И эта задвижка… Да, странно. Память Ролта ничего не подсказывала.

Весь вечер Виктор провел в доме. Ему было о чем поразмыслить. Он оказался в месте, где до этого никогда не был, но, с другой стороны, обладал почти полной информацией обо всем. Замок барона, один из многих в округе, контролировал довольно большой участок земли. Сколько точно, Ролт не знал. Господское семейство было велико, впрочем, как и гарнизон замка. Леди Наура, жена барона Алькерта ан-Орреанта, родила троих детей: двух мальчиков и девочку. Плюс барон усыновил еще двоих мальчиков – детей своих дальних родственников, которые погибли при штурме их замка. Старшему из наследников было около двадцати, а младшему – восемь.

Военная мощь замка состояла из нескольких рыцарей и около двухсот солдат. Ролт не умел считать, но Виктор на основе его воспоминаний прикинул примерное число. К воинам можно было отнести и двух магов, живущих при замке: старого ун-Катора и его ученика ан-ун-Укера. Последний, выходец из знатной дворянской семьи, остался без крова над головой в силу тех же самых причин – нападения врагов. Обычное дело для сурового времени, в котором оказался Антипов. Хотя баронство ан-Орреант входило в состав графства ан-Трапера, налицо имелась феодальная раздробленность в своем самом ужасном проявлении. Сосед мог сражаться с соседом, не обращая никакого внимания на общего сюзерена. Граф иногда был способен остановить бойню лишь одним средством – подвести собственные войска и насильственно «замирить» противников.

Виктора чрезвычайно удивило то, что Ролт, все досконально зная о жизни замка, не владел почти никакой информацией о мироустройстве. Планета называлась Штерак, и вокруг нее вращались солнце и звезды. Вот и все. На этом скудные познания сына лесоруба были исчерпаны.

Антипов даже набросал примерный план своих действий. Он, конечно, интересовался миропорядком, но не настолько, чтобы забыть о самой главной задаче – выяснении того, что произошло. Виктор собирался аккуратно разведать обстановку, может быть, даже собрать больше информации о магах, которых так боялся Ролт. И конечно же нужно было выяснить, почему в местности, где все говорят на тальском языке, в каком-то лесу раздался шепот на древнегреческом. И как раз на той опушке, где студент пришел в себя, обнаружив, что он уже некий Ролт. Виктор прежде полагал, что родная речь в чужом краю означает лицо, с которым можно поговорить, а вот древнегреческая указывает на человека, которого не грех и послушать.

Глава 3

Ларант, верховный жрец Зентела, бога виноделия, торопился на встречу. Он почти бежал. Его белоснежная мантия развевалась при ходьбе, а зеленый шарф из тончайшего шелка упорно пытался слететь с шеи, и Ларант был вынужден придерживать его. Жрец двигался вдоль белых мраморных колонн, увитых виноградом, мимо фонтанов, освежающих воздух мелкими брызгами, мимо служек, согнувших спины в подобострастных поклонах.

Пройдя через анфиладу комнат, жрец подошел к самому важному, заветному помещению в Главном Храме, расположенному за закрытыми деревянными дверьми, покрытыми тончайшей резьбой. Около дверей стояла сар-стража. Трое с двойными мечами за спиной и щитом на руке. Казалось бы, обычный человек не может использовать два меча и щит одновременно, но сар-стража могла, и еще как. Одна рука держала щит, а вторая – меч, как и Длань мага. У некоторых наиболее могущественных сар-воинов Длань могла работать даже с тяжелой палицей, что было предпочтительнее меча. Палица проломит даже зачарованные доспехи, не позволяющие Длани проникать через них.

– Господин! – Охранники поклонились.

Но поклон этот не был глубок. Ларант знал, что там, за дверью, находится их истинный господин. А он, верховный жрец, – здесь так, носитель титула. Главный распорядитель, управляющий в отсутствие истинного хозяина.

Из-за двери доносился чудесный голос. Пение. Ларант знал, кто поет. Издавать такие нежные и звонкие, гибкие и высокие звуки мог только один человек.

Верховный жрец приблизился к двери, и стража распахнула перед ним створки. Войдя, он оказался в просторном помещении. В воздухе витал запах благовоний. Посредине находился еще один фонтан, в котором плавали золотистые рыбки. На бортике фонтана сидел светловолосый юноша. Его прекрасное лицо было неподвижно, а в равнодушных глазах отражалась рябь на воде. Рядом с ним стояла миска с крупным жемчугом, и юноша лениво перебирал жемчужины, доставая их пригоршней и медленно бросая обратно.

Напротив юноши, по другую сторону фонтана находился полный певец Перуча, кастрат, чья развитая грудная клетка вздымалась. Он только что остановил свое пение, которое превосходило по высоте любой из женских голосов, а по нежности – любой из мужских.

– Господин! – Верховный жрец, в свою очередь, согнулся в поклоне.

– Ты заставляешь меня ждать, – бесстрастным голосом произнес юноша. – Я послал за тобой уже давно.

– Простите, господин! Это все бестолковый гонец. Он искал меня в Храме, а я был в купальнях.

– Иди, Перуча. – Юноша взял одну из жемчужин и протянул руку.

Полный певец резво обежал вокруг фонтана, опустился на колени и поцеловал кисть, принимая жемчуг.

– Иди, иди. Время заняться делами.

Кастрат попятился, чтобы выскользнуть из комнаты. Он ступал неслышно по мозаичному полу, а его грациозные и плавные движения казались не свойственными тучному человеку.

– Ну что же, поговорим с тобой теперь, – сказал юноша, провожая глазами певца.

– Я счастлив служить моему господину, – тут же отозвался жрец, не оглядываясь на закрывшуюся дверь.

– Знаю, Ларант, знаю. Ох, как мне неудобно в этом теле. Словно тебе в тесной одежде.

– Да, господин. – Жрец поклонился. Он знал, что хозяин переходит к делу только после небольшого вступления.

– Что «да»? Ты вообще хоть раз тесную одежду надевал? – Юноша произносил теперь слова нарочито грубо, но даже это не могло изменить впечатления, что говорящий равнодушен.

– Нет, господин.

– Так надень попробуй, а потом уже соглашайся.

– Да, господин.

– Но зато у этого тела слух хороший. Знаешь, стоит потерпеть ради Перуча.

– Да, господин.

– Я подарю тебе попугая. Будешь его обучать.

– Да, господин.

– Замолчи.

Жрец тут же согнулся в очередном поклоне и замер. Вступление завершено. Теперь нужно ожидать важного.

– Вот и молодец. А теперь слушай. К нам пожаловал гость. Давненько их уже не было, я даже успел отвыкнуть. Остальные, думаю, тоже. В Эфире пробой, Ларант. Ма-аленький такой. Но все же заметный. И как раз на моей территории. Где-то на северо-востоке отсюда. Точно не знаю. А так – все как обычно. Гость слаб. При нем наверняка человек. И поступить с ними нужно как обычно.

Юноша вновь начал перебирать жемчужины. Они мерно падали в корзину. За исключением звуков этого падения и журчания фонтана, больше ничего не было слышно.

– Почему ты молчишь, жрец? – спросил юноша после длительной паузы, недоуменно взглянув на собеседника.

– Не было приказа говорить, господин, – почтительно ответил Ларант, который использовал молчание для лихорадочного и панического обдумывания сложившейся ситуации, чтобы предугадать, куда лично его она может завести.

– И что, тебе не интересно что-нибудь спросить?

– Интересно, господин.

– Тогда спрашивай!

– Что, господин? – Информация взволновала жреца, у него разом похолодели руки, но эмоций нельзя было показывать.

– Ларант, если ты сейчас же не докажешь мне, что не годишься в учителя к попугаю, сегодня сюда войдет другой верховный жрец.

– Он опасен? – тут же отреагировал Ларант. Только теперь пришло время задавать необходимые вопросы. Если бы жрец начал делать это ранее, то заслужил бы еще большее неудовольствие хозяина. Ларант хорошо усвоил правила игры, общаясь с этим существом.

– Кто опасен?

– Гость, господин.

– Нет, пока что нет. И если ты поторопишься и сделаешь все как нужно, опасен он не будет.

– Он созидатель или разрушитель?

– Наконец-то хороший вопрос, Ларант. – По губам юноши скользнула холодная улыбка. – Но ответ мне неизвестен. Скорее первое. Таких гостей несколько десятков. А вот вторая категория включает в себя лишь два вида: Смерть и Войну. Эти опаснее, гораздо опаснее. Но верю, что первое, Ларант.

Жрец выпрямился, ему удалось немного справиться с волнением и упорядочить мысли. Пока ситуация выглядела не очень плохо. Ларант не был таким служакой, каким хотел показаться. Просто ему приходилось угождать капризному богу, который славился быстрым изменением своего настроения, несмотря на кажущееся равнодушие. Нужно каждый раз ходить по грани, но… лучше так, чем иначе. Свою должность Ларант занимал уже пять лет, и это о чем-то говорило.

Жрец знал, что имеет в виду его господин, когда говорит о гостях. Ларант сам раньше никогда с гостями не встречался, но читал о них в книгах, существующих в единственном экземпляре. Читал в Большой библиотеке при храме Нера, Отца богов. Там было сказано, что гости бывают разные и долг каждого жреца – вовремя выявить их. Сначала уничтожить Посредника, а потом отдать непрошеную Сущность истинным господам этого мира.

За последние два тысячелетия гостей было около четырех десятков. Как правило, они были созидателями, поэтому расправиться с ними не составило никакого труда. Лишь в двух случаях пришла Смерть и в одном – Война. С этими пришлось повозиться. Обе Смерти сумели даже убить нескольких жрецов, а Война оказался настолько ловким, что сформировал отряд из каких-то разбойников. К счастью, сар-страже одного из местных богов удалось быстро уничтожить Посредника, а потом расправиться и с немногочисленными адептами. Вмешательства господ даже не потребовалось.

Теперь же Ларанту предстояло проявить себя. Следовало быстро раскинуть сеть. Он, конечно, понимал, что Сущность сразу отыскать не удастся, а вот Посредника – вполне возможно. К тому же время у жреца было. Примерно полгода-год до того, как Посредник сумеет хоть что-то сделать. Но все равно Ларант был бы признателен за любую информацию, которая может облегчить его поиски и заработать расположение богов.

– Господин, а как быстро найти человека?

– Опять правильный вопрос, Ларант. Ты радуешь меня. Найти человека просто, очень просто. Вот скажи, кого бы я взял с собой, если бы возникли… определенные обстоятельства и мне пришлось бы скрыться?

– Меня, мой господин?

– Вот именно, Ларант. Тебя. Или другого верховного жреца. Так же поступают и гости. Берут или верховного жреца, или приближенных к ним. Кого же еще брать? Только один решил взять отшельника. Из-за его веры, конечно. Ну и поплатился – этого Посредника мы нашли почти сразу же. Уже через месяц, кажется. Фанатик. Могло ли быть иначе?

– Господин хотели сказать, что мне будет просто отыскать Посредника, потому что он похож на меня?

– Ты молодец, Ларант. Просто молодец. – Похвала выглядела искренней. – Конечно, будет похож. Теперь подумай, что ты сделал бы на его месте, – и он в твоих руках. Посредник будет действовать так же, как и любой верховный жрец. Вы ведь все одинаковы, Ларант. Боретесь за власть, рветесь к вершине, держитесь за место зубами… ты думаешь, я ни о чем не знаю? Знаю. И вера ваша – так себе. Живо переметнетесь, если предложат кусок пожирнее.

– Господин! – Руки, начавшие было теплеть, вмиг похолодели снова, а по спине полился липкий пот.

– Не спорь со мной, Ларант. Я уж навидался верховных жрецов. Но Посредник не может изменить гостю, иначе погибнут оба. Все это отлично понимают.

– Я не такой, господин! – Это был один из немногих случаев, когда хитрый жрец решился пойти против приказа, рассудив, что промолчать еще хуже, чем возразить.

– Ну может быть, ты и не такой, – бесстрастно бросил юноша.

Ларант с трудом сдержался, чтобы не вздохнуть с облегчением. Нужно было побыстрее задать какой-нибудь вопрос, лучше понелепей, чтобы отвлечь хозяина от подобных мыслей.

– Господин, человек, Посредник может быть магом?

Юноша запрокинул голову и звонко рассмеялся:

– Ларант, ты удивляешь меня. Разве маг позволит с собой такое сделать? Там, может быть, Посредник и был магом, но не здесь. Однако если мы дадим гостю много времени… очень много, то он может попытаться сделать из Посредника мага. Но на это уйдут годы. Конечно, мы не станем столько ждать.

– Да, господин.

– Посредник прежде всего начнет плести интриги. Сначала мелкие, а потом покрупнее. Будет тяготеть к золоту, богатству, почестям, женщинам… Не спорь, Ларант! Я все знаю. Сам в бой никогда не пойдет, но пошлет вместо себя кого-нибудь, с кем потом, возможно, даже не расплатится. Или расплатится лишь обещаниями. С удовольствием предаст своих союзников ради мелкой выгоды. Ему чужды понятия дружбы и любви. Он – интриган и политик. Бесчестная, лживая личность. Будет скрывать свои истинные желания за благородными фразами. Станет утверждать, что служит от всего сердца своему богу, или даже людям, одновременно подгребая под себя богатство. Как и все вы, Ларант. Не спорь! Но других у нас нет и быть не может.

В душе у жреца бушевала буря. Он знал, что господин прав, и это знание доставляло огромное беспокойство. Получалось, что хозяин совершенно не верит в его преданность. А значит, может избавиться от него в любой момент и заменить кем-то. Но одновременно понимает, что этот «кто-то» будет подобием Ларанта. Поэтому если жрец не станет совершать ошибок и понапрасну злить господина, то замены не произойдет. Такие все.

– Но почему вы взяли бы с собой верховного жреца, если понимали, что Посредника так легко найти? – решился человек задать опасный, но важный вопрос.

– Ларант, другие миры не похожи на наш, – снисходительно пояснил юноша. – На это вся надежда. К тому же кого еще брать? Больше некого. Вы связаны с нами, а мы – с вами. Так все устроено. Кстати, тебе может и повезти – тогда найдешь обоих очень быстро.

– Как повезти, господин?

– Гость может оказаться настолько наивным, что прикажет Посреднику обратиться к местным жрецам в поисках помощи. Так было пару раз. Поэтому ты постарайся не спугнуть. Никто ведь не знает, что мы уничтожаем гостей. Мало кому известно даже об их существовании. Пусть так и будет.

– Да, господин.

– И вот еще что, Ларант. Удвой количество жертвоприношений мне. Человеческих. До тех пор, пока мы не расправимся с гостем. Так будет спокойней, больше силы. И сделай это тайно.

– Да, господин.

Утро встретило Виктора криками детворы, бегающей по дороге рядом с его домом. Поворочавшись на неудобном топчане, он открыл глаза, моргнул несколько раз и решительно встал на ноги.

«Вот и новый день в деревне, товарищ агроном, – подумал он. – Надо выйти в поле, окинуть взглядом посевы и начать выполнять план по урожаю. Прежде всего – украсть зерно у соседнего колхоза, иначе не выполнишь… О, какая чушь лезет в голову».

Выглянув в небольшое окошко, затянутое мутной пленкой – налимьей кожей, Антипов обнаружил, что утро далеко не раннее. Видимо, отец решил не будить его, считая все еще больным. Но Виктор чувствовал себя отлично.

Его взгляд упал на стол. На нем что-то стояло, покрытое белым полотенцем, одной из немногих вещей, оставшихся от матери Ролта. Студент осторожно заглянул под полотенце. Там обнаружились краюха хлеба и глиняный кувшинчик, наполненный молоком. Кушарь был заботливым отцом даже несмотря на пристрастие к вину.

Быстро прикончив завтрак, Виктор вышел на улицу. По сравнению со вчерашним днем, на ней царило оживление. Пара телег, груженных сеном, ехала в противоположных направлениях, около десятка детей бегали туда-обратно с веселыми воплями, трое солдат в кольчугах неторопливо брели куда-то, держа на плечах тяжелые копья. Один из них, седобородый крепыш, завидев Антипова, приветливо махнул ему рукой. «Дядька Пестер», – немедленно отозвалась память Ролта. Виктор изо всех сил замахал двумя руками, демонстрируя радость. Пестер, ветеран многих сражений, знал Ролта с самого детства и относился к нему очень хорошо. Его привычка дарить Ролту пряники по праздникам не претерпела никаких изменений по мере взросления сына лесоруба. Для Пестера тот оставался маленьким мальчиком, лишь по иронии судьбы выглядевшим взрослым.

Но сейчас Виктору было не до сентиментальных размышлений. Он собирался навестить то самое место на опушке. Где был Кушарь, Антипов не знал, но догадывался. Либо отправился в лес, чтобы пометить подходящие стволы, либо околачивается в трактире. Второе вероятней.

«А что, пометить стволы – удачная мысль, – подумал Виктор. – Пусть Ролт этого не делал самостоятельно, но знал ведь, как надо! Мне, конечно, все стволы до лампочки, но ведь нужно что-то сказать на выходе из ворот замка. Интересно, сколько еще придется врать? Наверное, очень и очень много. Но ничего, вон один немецкий барон врал, врал и прославился в веках. Потому что делал это с размахом. Может быть, и мне врать с размахом? Но разве кто-нибудь тут оценит? Ролт даже не умел читать, да и все его знакомые тоже».

Прихватив небольшой топорик, Антипов направился туда, где, по мнению сына лесоруба, должны быть ворота замка. Он шел мимо коричневых домов, покосившихся и не очень, мимо большой казармы, во дворе которой всегда находилось несколько солдат, и мимо колодца, к которому выстроилась очередь людей с пустыми ведрами. Там же была и Ханна.

Поколебавшись, подойти к девушке или нет, Виктор решил все же подойти. После того как ему исполнилось двадцать, он очень редко испытывал робость перед противоположным полом. Разве что суперкрасавицы могли заставить его сердце биться чаще еще до момента знакомства. Уверенному в себе мужчине женская красота обещает счастье, а неуверенному говорит о том, что счастье достанется другому.

Ханна заметила Ролта, но не подала виду, а лишь краем глаза наблюдала за тем, как он приближается.

– Привет, – обратился Антипов к девушке, остановившись так близко, что мог отчетливо рассмотреть слегка вьющиеся темные волосы. – Как поживаешь? Поменяешь ведро на топор? Смотри – почти новый.

Ханна развернулась и посмотрела на собеседника широко раскрытыми глазами. Она просто не знала, как себя вести. Ролт, стоящий перед ней, настолько отличался от прежнего Ролта, что девушка с трудом собралась с мыслями.

– Привет, – тихим голосом ответила она. – Ведро мне нужно. Чтобы воды набрать.

– Я тебе его одолжу тогда после обмена, – сообщил Виктор. – А ты со мной за аренду ведра топором расплатишься.

Ханна слегка нахмурила черные брови. Смысл сделки от нее ускользал.

– Ты шутишь, да? – неуверенно спросила она.

– Почему шучу? Если ты добавишь еще один поцелуй, то я, так и быть, дам тебе ведро в вечное пользование.

– А ну пошел, охальник! – закричала стоящая рядом женщина средних лет, замахиваясь на Виктора коромыслом. – Ты смотри! Средь бела дня такое предлагать!

– Ухожу, ухожу. – Антипов резво отпрыгнул в сторону. – Видишь, Ханна, эта милая женщина посоветовала с тобой о поцелуе договариваться вечером. Так что до встречи!

И Виктор покинул колодец, оставляя за спиной изумленных зрителей. Увы, он знал, что его шансы невелики. Помимо Террока, за Ханной волочились еще несколько солдат из гарнизона, и это было уже серьезно. Сын лесоруба занимал слишком низкую ступень на социальной лестнице, чтобы соперничать с ними.

Антипов бодро зашагал по направлению к воротам. Рядом с ними дорога превратилась в мостовую – барон заботился о комфортном выезде из донжона. В целом Виктора очень интересовал вопрос – почему деревянные строения не заменили каменными. У Ролта имелось любопытное воспоминание, прочно вошедшее в память со времен раннего детства: осада замка. Тогда неведомый противник использовал требушеты. Забавное такое орудие, навесом метающее шары, сделанные из какого-то весьма горючего материала. Разумеется, их поджигали перед выстрелом. Вот это было веселье! Сгорело все, что могло сгореть. К счастью, людей во внешних домах не оставалось, поэтому потери были не очень велики, но все буквально задыхались от едкого дыма. Дышать можно было только в подвале донжона. Атаку отбили, но неприятные воспоминания остались. Потом дома отстроили. Снова деревянные, с соломенными крышами.

Внешние ворота крепости были стандартны. По крайней мере, Виктор представлял их себе именно так. Двустворчатые, темные, окованные железом и часто ремонтируемые. Барон заботился о защите замка. Сейчас ворота были закрыты. Но Ролт знал, что можно выйти через небольшую калитку в них.

Он подошел поближе. В нос ударил запах конского навоза – из ворот недавно выехало несколько повозок, оставив отметины. У калитки за раскладным походным столиком, расположенным не на мостовой, а на траве, сидели двое стражников в серых накидках. Они играли в кости. Еще один стоял на своем посту на стене между зубцами и, опершись на копье, вглядывался в даль.

Стражники вели интеллектуальную беседу.

– Слушай, Панта, а вдруг трехрукий тебя палицей по башке вдарит? Что ты будешь делать? – спрашивал невысокий крепыш, собирая заскорузлыми руками кости, чтобы положить их в рассохшийся стаканчик.

Другой, явно длиннее, даже несмотря на то что они оба сидели, отвечал, оживленно жестикулируя:

– Да чего тут делать-то? Увернусь и попробую достать его копьем.

– А ну как промахнешься? Трехрукие – они ловкие. Сам знаешь. А палица-то за твоей спиной.

– Ну… тогда быстро отпрыгну в сторону и попробую еще раз ударить.

– А если он тоже развернется? – продолжал настаивать крепыш.

– Тогда я отступлю.

– Но придется опять от палицы уворачиваться.

– Слушай, Нарпен, а почему ты на его стороне?! – возмутился долговязый.

– На чьей? – удивился тот.

– Трехрукого. Мы же с тобой служим одному господину. Вот подкрадись к трехрукому сзади и ударь его копьем!

В этот момент оба соблаговолили обратить внимание на Виктора, скромно стоящего неподалеку.

– А тебе чего, недоумок? – с неприязнью поинтересовался крепыш. Нарпен издавна недолюбливал сына лесоруба. Казалось бы, без видимых причин.

– Мне нужно в лес, – просто ответил Виктор.

– Зачем?

– Зарубки сделать.

Антипов старался говорить кратко, чтобы не выбиваться из стиля Ролта. Стражники – не подмастерье кузнеца и не женщины у колодца. С ними лучше не враждовать. Конечно, Виктор – отчаянный парень, но не настолько, чтобы нарываться на явные и неотвратимые неприятности.

– А отец знает? – присоединился к разговору долговязый.

– Он меня туда и отправил. Нужно выполнить заказ господина барона. – На этот раз кратко высказаться не удалось.

«Убедительное вранье – залог не только материального благосостояния, но и физического здоровья, – подумал студент. – Интересно, это вот съедят или нет? Не побегут же в самом деле к хозяину спрашивать».

Стражники съели.

– Проходи, – недовольно буркнул Нарпен, вставая из-за стола, чтобы отодвинуть засов на калитке. – А если ты потеряешься и нас пошлют на поиски, то я тебя так отделаю, что еще долго никуда пойти не сможешь.

– Постараюсь не потеряться, – вежливо ответил Виктор, которого так и подмывало ляпнуть что-нибудь, описывающее в полной мере суровый быт стражников.

– Постой-ка, так ты выздоровел полностью? – поинтересовался долговязый, когда Антипов был уже совсем рядом с воротами. – Твой отец рассказывал, что ты надолго слег, а люди говорят, что ты странный какой-то стал.

– Я был странный. А стал нормальный.

«Моя история уже известна всем. Быстро. Хотя чего удивляться – в замке все друг друга знают. И говорить им больше не о чем. Мало что происходит. Зачем мне быть в центре обсуждения, если сам еще ничего не понимаю? Может, их отвлечь как-то от этой темы? Донжон поджечь, что ли? Это надолго займет их внимание, господин факир».

– Правда поумнел, что ли?

– Нет, еще не очень.

– Ну ладно, иди давай. Пошевеливайся, ворота закрывать надо.

Виктор оказался за пределами замка в первый раз после своей болезни. Казалось, что он переступил невидимую черту: раз – и все, что напоминало о плохо сделанных строениях, непривычных запахах и непонятных людях, куда-то исчезло. Остались лишь поле и отблески солнца на еще не успевших высохнуть капельках росы, притаившихся в яркой траве.

«Почти как дома, – подумал Антипов. – То же небо, та же растительность, да все то же. Если не оборачиваться и не смотреть под ноги. Любопытно, какая здесь климатическая зона? Как на юге России? С другой стороны, на лесостепь похоже. Тогда в целом холоднее будет. А мостовую, подобную этой, видел лишь в детстве. Ехал по ней на велосипеде по дурости. Приходилось сжимать зубы, иначе они стучали сильно. Сразу понял, почему продвинутые велосипедисты носят шлемы с ремешками. Чтобы мышцы челюстей отдыхали. А здесь что носят, интересно, если едут на телеге по этому вот?»

Он резво вышагивал по дороге, крутя головой и пытаясь вобрать в себя новые впечатления. Память Ролта сообщала, что тут в принципе безопасно. Разбойников поблизости от замка нет, и соседские солдаты тоже не показываются. Баронскую собственность грабят, конечно, но это касается лишь дальних деревушек.

Виктор знал, куда нужно идти. То место находилось относительно недалеко. Нужно было пройти через поле, потом найти тропинку и углубиться в соседний лесок. Сразу за большим и старым дубом резко свернуть вправо – и до поляны рукой подать.

Лес тоже выглядел как обычно. Шорох веток под ногами, пение птиц, шелест листвы – здесь воспоминания Виктора и Ролта были едины. Молодой человек начал свой путь неспешно, но постепенно ускорялся. Любопытство вело его. Какое-то смутное чувство подсказывало, что он непременно найдет на опушке если не все ответы, то хотя бы их часть. Любопытство вообще заставляет людей делать многое, это – ненасытное пламя: чем больше бросаешь в него дров, тем ярче оно разгорается и больше требует.

Глава 4

Поляны бывают разные. На некоторых удобно отдыхать, на других – заниматься любовью, на третьих – выращивать картошку, а на четвертых – говорить по-древнегречески. По сути, чем поляна хуже аудитории в университете или еще какого-нибудь другого места? Даже лучше. Ведь в аудитории мало кто сможет вырастить картошку.

Виктор четко представлял себе все преимущества поляны перед всеми другими местами и помещениями. Потому что медленно брел по ней и приговаривал:

– Кто тут? Тут есть кто-нибудь? Или никого нет? А если никого нет, то зачем я хожу, как умалишенный, и что-то бормочу? Вдруг кто-нибудь услышит. Нет, нужно продолжать. Если услышит, тогда здесь точно кто-то есть, и получится, что я уже не буду умалишенным. Кто тут?

Излишне напоминать, что его проникновенная речь была именно на древнегреческом, познаниями в котором он очень гордился.

В ответ колыхались деревья, протягивали к нему свои мохнатые лапы и, казалось, шептали что-то в унисон. Должно быть, древний лес с удивлением вслушивался в незнакомые слова. Солидный дятел, сидящий неподалеку, прекратил свою работу и внимательно наблюдал за странным человеком, наматывающим круги по поляне. О чем думала эта птица? Пыталась решить, хищник ли перед ней? Или просто была рада посмотреть хоть на что-то, выделяющееся из привычной картины?

– Эгей! Есть тут кто-то, кроме меня? Докажи чем-нибудь, что ты здесь есть. Нет, не так. Лучше докажи, что я здесь есть.

На десятой минуте Виктор подустал. Он уже перестал ходить по кругу, а медленно добрел до центра опушки и уселся на траву.

«Ну-с, путешественник между мирами, что будешь делать? Сидеть тут и ждать непонятно чего? Предчувствия подвели тебя, господин оракул. Похоже, предсказаниями тебе на жизнь не заработать. Разве что будешь предсказывать те события, до которых точно не доживешь. Так делали все уважающие себя люди».