Рассядемтесь, и все пойдет в порядке,

Коли благим угодно небесам.

Столкуемся, а то не будет толку.

В согласии мы без труда покончим

Свои дела, коль то угодно небу,

А там, угодно или нет, не знаю.

Альгарроба, у вас язык фальшивит.

Поосторожней надо говорить.

Приятно ль слушать эти ваши речи?

«Угодно небу или нет». Ну, право!

Уж если вы да умничать начнете,

Так все у вас навыворот выходит.

А все же я хороший христианин

И верю в бога крепко.

И прекрасно;

Чего же лучше?

Если же проврусь,

Так признаюсь, что гусь я деревенский.

Не всяко слово в счет…

Довольно спорить!

Бог грешникам погибели не хочет;

А пусть живут да каются.

Ну, что же!

И я живу и каюсь, и уверен,

Что небо может все, чего захочет;

Никто ему препятствовать не смеет,

Особенно, коль дождик…

С облаков ведь,

Альгарроба, дожди-то, а не с неба.

О черт возьми! За тем ли мы собрались,

Чтоб брань да перекоры заводить?

Альгарроба и рта не смей разинуть,

Сказать ему ни слова не дают.

Redeamus ax rem[3], сеньор Пандуро

И сеньор Альгарроба, тратить время

Не будем на пустые перебранки.

Да разве мы для скучных препирательств

Сошлися здесь? Куда как хорошо:

Как только лишь Пандуро с Альгарробой

Сойдутся вместе, тотчас между ними

Поднимутся и бури и волненья

Из тысячи пустых противоречий.

Сеньор Песунья говорить изволит

До чрезвычайности правдиво. Обратимся

К занятиям, к избранию алькальдов

На следующий год; и надо нам

Таких избрать, чтоб не могли в Толедо

Забраковать[4], а только утвердили.

Вот для чего мы здесь и собрались.

У нас теперь четыре претендента:

Хуан Беррокаль, Франсиско д'Умильос,

Мигель Харрете, Педро де ла Рана,

Солидные, значительные люди,

И управлять сумеют не в Дагансо[5],

А даже в самом Риме.

У романцев.[6]

У вас своя программа? Так, ей-богу,

Я дело брошу.

Наш письмоводитель,

Мне кажется, зовется Эсторнудо[7],

А он возносится и подымает нос.

Но успокойтесь, больше я ни слова.

Найдется ли во всей земной округе…

В какой «округе»? В «круге» бы сказали.

Премудрый наш Пандуро, — было б лучше.

Во всей вселенной, я хотел сказать,

Нельзя найти таких людей премудрых,

Как наши претенденты.

Да, я знаю,

Что Беррокаль имеет превосходный

Инстинкт.

Да в чем инстинкт?

Он очень ловок

Расценивать и пробовать вино.

В моем дому он пробовал однажды

Вино в бочонке и сказал, что пахнет

Вино и деревом, и кожей, и железом.

Когда бочонок кончили, нашли

На дне его лучинку и кусочек

Какой-то кожи и железный ключик.

О редкое искусство! Редкий ум!

Кто знает столько, может управляться

В любом из всех испанских городов.

Мигель Харрете, вот орел!

А в чем?

Стрелять из арбалета.

Меток он?

Да так-то меток, что не будь левша он,

Так не было б в окрестности житья

И воробьям.

Ну, это для алькальда

Почти необходимое искусство.

Что вам сказать о Франсиско д'Умильос?

Он вычинит ботинки, как портной.

А Педро де ла Рана… ну, уж память!

Сравниться с ним нельзя; он помнит песню

О славной в древности собаке Альбы

Всю слово в слово, без одной ошибки.

Мой голос за него.

И мой.

А я

За Беррокаля.

Я ни за кого,

Пока не убедимся в их уме

И знании законов…

Это можно.

И средство есть: велите их покликать,

И бакалавр сеньор Песунья может

Задать экзамен им, он дело знает.

Сообразясь с их знаньем, мы увидим,

Кого из них на должность посадить.

Ей-богу, вот прекраснейший совет!

Такой совет, что даже для столицы

Годится. Потро-медики[8] в столице,

Так пусть у нас потро-алькальды будут.

«Прото», сеньор Пандуро, а не «потро».

Вы, Альгарроба, самый злой фрискал.

Фискал, а не фрискал.

Ах, боже правый!

Какой несносный этот Альгарроба.

Экзаменуют же и брадобреев,

И кузнецов, портных, и есть экзамен

Подлекарям и прочей разной дряни;

Тем более для звания алькальдов

Экзамены необходимы. Кто же

Окажется на эту должность годным,

Тому давать бумагу; пригодится

Она вперед ему: с такой бумагой,

Да в белой рамке, бедный человек

Между народом будет уважаться,

Как золото. У нас такой повальный

Неурожай на умных-то алькальдов,

Особенно в местечках небольших.

Отлично сказано и очень дельно

Задумано. Зовите Беррокаля,

Посмотрим мы, далеко ли хватают

Лучи ума его.

Входят Беррокаль, Умильос, Харрете, де ла Рана.

Четыре претендента:

Умильос, Рана, Беррокаль, Харрете

Явилися пред нами; вот они.

Добро пожаловать, покорно просим!

Почтенье вашим милостям от нас!

Пожалуйте, садитесь; места много.

Я сяду и подумаю.

Да все

Мы, слава богу, думать-то умеем.

О чем, Умильос, думать?

Вот о том,

Что выбор наш так долго затянулся.

Не нужно ли принесть вам индюков,

И мусту виноградного в кувшинах,

И старого вина в больших бочонках,

С бурдюк величиной? Скажите только,

Уж мы свое усердие приложим.

Не нужно взяток здесь! У нас решенье

Единогласное: кто больше годен

Окажется в алькальды, тот и будет

В алькальды избран и провозглашен.

Согласен.

Тоже.

Вот и в добрый час!

И я согласен тоже.

Равномерно.

Итак, экзамен!

Ну, пускай экзамен!

Читать умеете, Умильос?

Нет;

И не найдется в целом нашем роде

Ни одного такого вертопраха,

Чтоб он учиться стал химерам этим,

Которые мужчин до угольков[9],

А женщин до дурных домов доводят.

Читать не знаю; но зато другого,

Получше чтенья, знаю очень много.

А именно?

Четыре службы знаю

Церковные на память, и читаю

Четыре раза или пять в неделю.

И с этим проситесь в алькальды?

С этим

И с тем еще, что, добрый христианин,

Сенатором могу быть римским даже.

Прекрасно! Ну, а вы, сеньор Харрете,

Что знаете?

Читать, сеньор Песунья,

Умею я, но только что немного:

Вот на складах сижу четвертый месяц,

А через пять дойду и до конца.

Помимо этой грамотной пауки,

Умею плугом управлять отлично.

И подковать умею в три часа

Быков четыре пары самых бойких.

Здоров во всех суставах; я не глух,

Не слеп, и нет ни насморку, ни кашлю.

Хороший христианин, как и все,

И из лука стреляю, точно Туллий[10].

Способности большие, для алькальда

Необходимые.

Какие знанья

У Беррокаля?

Я на языке

И в горле содержу свое искусство;

Отведывать и смаковать на свете

Искусника другого нет: имею

Во рту своем поболее полсотни

Оттенков вкусовых по винной части.

И с этим вы хотите быть алькальдом?

Хочу, и очень. Стоит мне набраться

От Бахуса — сейчас мои все чувства

Настроятся, и, кажется, Ликурга

Могу учить писать его законы

И с Бартуло пересыпать.

Потише!

В совете мы.[11]

Ну, что ж, я не притворщик

И не свинья, а только говорю,

Что не уважить прав моих попробуй,

Так выкину я ваш кабак в окошко.

Угрозы нам? Клянусь моею жизнью,

Они не страшны, сеньор Беррокаль.

Какие знания у Педро Рана?

Я Рана[12] и пою довольно плохо,

Но все-таки я объяснить желаю

Характер свой, не ум конечно. Если

Алькальдом буду я, сеньоры, палку

Побольше приберу[13], а не простую:

Дубовая иль буковая будет,

В два пальца толщины, чтоб не ломилась

Под тяжестью приятной кошельков

С дукатами и прочих разных взяток,

Иль просьб, иль обещаний, или ласки,

Тяжелых, как свинец, и незаметно

Отягощающих, пока не сдавят

Как плечи, так и душу. Я прибавлю,

Что буду обходителен и ласков,

Порой суров, но грозен никогда.

Не оскорблю бездельника-бродягу,

Которого поставят предо мною

Его поступки. Более обидны

Судейские презрительные речи,

Чем мягкие, хотя бы заключался

В них более жестокий приговор.

Не должен властный забывать учтивость,

Не должен пред склоненной головой

Судья являться гордым и надменным.

Ей-богу, песенка лягушки нашей

Получше будет песни лебединой.

В ней сотни мыслей самых цензориных.

Катона цензорина[14]; справедливо,

Сеньор Пандуро.

Вот опять привязка.

Покуда нет, а будет, коль придется.

Не будет никогда. Что за привычка

Ужасная к раздорам, Альгарроба!

Не очень громко вы, сеньор писака!

Какой писака, фарисей!

Клянуся

Святым Петром, безмерный беспорядок!

Да, я шутил.

И я шучу.

Довольно,

Не нужно больше шуток, черт возьми!

Кто лжет, тот лжет.

Кто правду говорит,

Тот правду.

Правду.

Ну, на том и кончим.

Наобещал-то много Рана, только

Далеко это. Коль получит вару,

Так должен стать иным он человеком,

Чем был доселе.

Это очень верно

Сказал Умильос.

Я еще скажу,

Что если вару мне дадут, увидят,

Что я не изменюсь, не подменгось.

Так вот вам вара, и предположите,

Что вы алькальд.

Вот славно! Палку дали,

Да только левую.

Да как же так?

Не правда, что ль? Хоть за версту, так видно

Что левая; глухой, немой увидят.

Даете палку левую, так как же

Хотите, чтоб судил я право?

Дьявол

Вселился в Альгарробу. Где видали

И слыхано ль когда о палках левых?

Сеньоры, здесь у двери ждут цыгане?

Цыганочки хорошенькие с ними.

Сказал я им, что некогда, что дело

У ваших милостей, а все ж нейдут,

Все просятся сюда, чтоб вашу милость

Повеселить.

Пускай войдут; посмотрим,

Быть может, пригодятся к торжеству

На праздник Тела; я распорядитель.

Пускай войдут!

Пускай войдут скорее!

По нраву мне они.

Не прочь и я.

Цыгане ли они? А то, смотрите,

Останемся, пожалуй, без носов.

Они идут без зова. Вот они.

Почитание приносим

Мы рехидорам Дагансо,

Людям ловкости примерной,

Людям здравых рассуждений,

Искусившимся в уменье

Править так свое судейство,

Что снискали уваженье

Христиан и даже мавров,

И как будто небо дало,

Небо звездное, скажу я,

В вас Самсонов по наукам,

А по силе Бартулосов.

Истории тут много, в этой песне.

Цыгане и цыганки несравненны!

Немного жирны только.

Эй, sufficit![16]

Как меняется погода,

Как меняются листы,

Что зимою отпадают,

А весной опять живут,

Так и мы меняем танцы

И в коленцах и в каданце;

Переменчивость у женщин

Не диковина давно.

Да здравствуют рехидоры Дагансо,

По виду пальмы, хоть в душе дубы!

Хороший стих, ей-богу!

И со смыслом.

Я напечатаю, чтобы осталось

Воспоминание о нас в века

Веков, аминь.

Молчите, если можно.

Многие вам лета!

В кругообращеньи

Пусть для вас счастливо

Дни бегут за днями.

Чтобы вам на свете

Жить и не стареть,

А вашим садочкам

Вечно зеленеть.

Бури-непогоды

Пусть несутся мимо,

Пусть вас обвевают

Нежные зефиры.

Да здравствуют рехидоры Дагансо,

По виду пальмы, хоть в душе дубы!

Мне, в частности, не нравится припев.

А вообще недурно.

Помолчите!

Я песочек потопчу[17]

Полегонечку, так;

Я песочек потопчу

Потихонечку, так!

Ну музыканты! Так и подсыпают

За песней песню.

Дьяволы-цыгане.

Я по твердой земле

Потопчусь посильней,

Знаю, что любовь моя

Похоронится в ней;

Счастье жизни всей моей

Потоптала любовь

Так тихонечко.

Сеньоры рехидоры, доложу вам:

Ведете вы себя, как негодяи:

Да разве правят краем, черт возьми,

Между гитар, танцоров и веселья?

Схватить его, Харрете!

Я схватил уж.

Попону дайте! И, клянусь вам богом,

Летать ему высоко, негодяю,

Бесстыдному, невеже, грубияну,

Нахальному.

Послушайте, сеньоры!

Сейчас вернусь с попоной для качанья.

Смотрите, говорю вам, я пресвитер!

Пресвитер? Ах, негодный!

Я пресвитер,

Иль в первом постриженьи, все равно.

«А вот посмотрим», — говорит Аграхес.[19]

Да Граха нету здесь.

Найдется грач

И выклюет тебе язык и бельма.

Скажи, несчастный, что за черт вселился

К тебе в язык? И кто тебя подвигнул

Юстицию упреком оскорбить?

Да разве ты правитель в государстве?

Твоя работа: колокол да требник;

Не тронь властей; они уж сами знают

Свои дела, получше нас с тобой!

Не хороши — молись, чтоб бог исправил,

А хороши — чтоб бог хранил для нас.

Святой, блаженный Рана человек!

За мной не станет дело.

Все беритесь!

Не отставать, цыгане и цыганки:

Качай, друзья!

О господи, помилуй!

Смотрите, рассержусь, так будет плохо

За эти шутки от меня. Клянусь

Петром, что всех постигнет отлученье[20],

Которые держались за попону.

Довольно, стойте! Не казнят вконец,

Чтоб бедному раскаянье оставить.

Измят совсем. И уж теперь напредки

Зашью свой рот двойной сапожной дратвой.

Вот именно, лишь только то и нужно.

Цыгане, вы домой ко мне придите;

Поговорить хочу.

Пойдем с тобой.

До завтра выборы; сберемся рано

Поутру мы, а голос мой за Рана.

Запеть, сеньоры?

Что-нибудь запойте!

Таких певцов, как Рана, поискать.

Поет и ловко в уши напевает.