Райлер перевел дух. Слова давались ему с большим трудом.

– А почему вы просто не ушли от него? – несколько ошеломленный неожиданным словесным потоком Райлера, только и нашелся Мартин.

Райлер ответил не сразу:

– Знаешь, как ни странно звучит, моя мать любила его. Она терпеливо и покорно сносила все издевательства и этим лишь больше раззадоривала моего отчима. Я никогда до конца не мог понять ее. По настоянию Павлевски я окончил летное училище, и окончил с отличием, но все, что я услышал от него, было: «Твареныш, что ты пытаешься доказать мне? Такие непонятно чьи ублюдки, как ты, только позорят имперскую форму! Ты думаешь, что хоть что-нибудь собой представляешь?» Впрочем, на людях он был неизменно вежлив и корректен, что провоцировало еще большие вспышки гнева, когда мы оставались наедине. «И знаешь, щенок, ты будешь теперь всегда со мной рядом, чтобы я мог все время приглядывать за тобой! – шипел он мне в лицо. – И только вздумай взбрыкнуть, ведь ты знаешь, что я сделаю тогда с твоей матерью-шлюхой!»

Райлер опять замолчал ненадолго, собираясь с силами.

– А потом, уже во время войны с энергами, чужие полностью переиграли Павлевски в битве. Это был тяжелый удар по его самолюбию. Овер-канцелярия давила на него, требуя немедленного положительного результата, и тут еще я имел неосторожность указать на несколько промахов непобедимого до этого флай-командора, причем сделал это во время совещания в штабе.

Не знаю, было ли это последней каплей, но он взбесился. Наорав на меня при всех офицерах, Павлевски как будто утратил вместе со своим лощеным самообладанием остатки разума. Он стал бросать на энергов все большие и большие силы, бездумно жертвуя тысячами жизней и совершая одну ошибку за другой. Тогда-то я и отказался вместе с дюжиной других офицеров его штаба выполнить очередной самоубийственный приказ. Павлевски пришел в ярость и отправил нас на расстрел, но, к счастью, овер-канцелярия вовремя заинтересовалась происходящим на передней линии фронта, и флай-командор был по-тихому, чтобы не портить репутации Империи, смещен с должности.

Через неделю он застрелился. Это удалось замять, смерть Павлевски преподносилась как невосполнимая потеря для Империи в боях с чужими. Энерги получили свою порцию проклятий, а овер-канцелярия тут же воспользовалась моментом, чтобы даже такое неприглядное событие использовать по максимуму в пропагандистских целях, успешно пряча концы. И мне было вручено предписание о переводе сюда.

Райлер глубоко вздохнул.

– А самым тяжелым после всех этих событий было получить письмо от матери, где она обвиняла одного меня во всем происшедшем.

Эта ночь была очень долгой. Примерно в полночь аптечка на очередной запрос замигала красным огоньком, что означало полностью выработанный ресурс. И еще часа через два действие обезболивающих прошло, и Райлер стал бредить.

Временами он затихал и лежал в забытье, но большую часть времени он метался, стесненный узким пространством капсулы, и кричал. Мартин каждый раз вздрагивал от этого неожиданного крика, полного боли, и тщательно пытался не обращать на него внимание. Выходило не очень. Иногда Райлер скатывался на несвязное бормотание, и Мартин ловил себя на том, что напряженно вслушивается в редкие различимые слова, пытаясь уловить смысл. После исповеди флай-лейтенанта Мартин чувствовал себя как-то странно и неуютно.

К утру Мартин был полностью разбит. Неожиданный переход на ночной образ жизни давал о себе знать, и крики умирающего неподалеку человека тоже вносили свою немалую лепту. У Мартина складывалось впечатление, что часть страданий Райлера каким-то образом перенеслась на него и теперь он сам словно мучается от боли во всем теле.

В течение всего следующего дня Мартин, не обращая внимания на жару, бродил кругами вдали от их лагеря, лишь бы не слышать флай-лейтенанта. В голове его было пусто, и он даже уже не вглядывался в небо, как раньше, ожидая прибытия помощи. Что бы там ни случилось, надеяться на чудо явно не приходилось.

– Уходи, – вечером уже не приказал, а попросил Райлер, – только лазерник мне оставь.

Мартин не стал спорить и молча положил оружие рядом с флай-лейтенантом. Постояв немного, он хотел что-то сказать, но ничего подходящего не пришло на ум. Поэтому он просто коротко кивнул и, резко повернувшись, размашисто пошагал по направлению к базе.

«Плохо, что лазерник беззвучный», – пришла ему в голову дурацкая мысль после первых же нескольких километров. Звук в пустыне был бы хорошо слышен, и не пришлось бы сейчас идти в таком напряжении, гадая, в какой момент Райлер примет решение. Может, прямо вот сейчас. Или сейчас.

Мартин остановился и понял, что не может уйти вот так, в неведении. Какая-то извращенная сила непреодолимо тянула его назад, чтобы удостовериться, что да, все, нет больше человека по имени Рональд Райлер, а на его месте лежит лишь несколько килограммов гниющей органики. «Лазерник может и пригодиться», – придумал он оправдание для самого себя и быстро, чуть ли не бегом, направился обратно к лагерю.

И что непонятно, по мере приближения к месту боя ноги Мартина замедляли шаг сами по себе, и последние несколько минут он практически силой заставлял тело двигаться. Наконец, ругаясь про себя, он застыл буквально в паре метров от разбитой капсулы, затаив дыхание и напряженно прислушиваясь.

Было тихо. Мартин громко сглотнул и выругался уже вслух.

– Мартин? – услышал он тихий голос и рванулся к капсуле.

На него смотрели виноватые глаза флай-лейтенанта. Он беспомощно улыбнулся и с трудом приподнял руку с неуклюже зажатым в ней лазерником. Пальцы распухли от ожогов и не позволяли воспользоваться оружием.

– Вот, – как-то не к месту сказал Райлер. Выражение его глаз сменилось на отчаянно просительное.

Мартин отвел взгляд.

– Нет, – глухо сказал он.

Райлер молчал, и Мартин чуть ли не кожей ощущал напряжение застывшего перед ним человека.

Подняв голову, он опять встретился с глазами Райлера, неотрывно глядящими на него. Флай-лейтенант протянул ему оружие, и Мартин загипнотизированно взял его, отстраненно отметив теплую и липкую рукоять.

А Райлер наконец-то устало прикрыл глаза.

Запись Тадеуш запорол.

Появление блондинки настолько выбило его из колеи, что пришлось потратить не один час на создание хотя бы чего-то отдаленно похожего на энергичное выступление главы государства. Волосы при этом Лапек измусолил себе так, что в перерывах гример просто сбивался с ног, восстанавливая нужный облик.

Наконец финальный результат удовлетворил всех, и выжатый досуха Тадеуш побрел в свою комнату. От былой бравады не осталось и следа, и вся эта затея с заменой представлялась ему каким-то абсурдным сном. Лапек даже пару раз сунул руку в карман, чтобы удостовериться, что печать и в самом деле там. Брелок был на месте, но облегчения это не приносило, скорее тревожило его еще больше.

Почему Безликий притащил эту девчонку именно сейчас? Что это – непонятная длинная провокация? Но зачем? Тадеуш и так находится в полной его власти. Или это просто финальный удар перед его ликвидацией? Просто игра кота с мышью перед тем, как оборвать ее мучения? Вопросов было много, а ответы упорно не желали появляться на поверхности. Тадеуш в очередной раз нащупал печать, и ему почему-то страстно захотелось ее куда-нибудь выкинуть.

Например, в озеро. Пусть Безликий помучается, доставая ее со дна. Если вообще найдет, конечно. Утеря цифровой печати наносила непоправимый удар по репутации, и восстановление ее было делом тяжким и хлопотным. Тадеуш даже не смог вспомнить, когда последний раз хоть у какого-нибудь государства случалось такое чрезвычайное происшествие.

Точно, если что, он просто ее выбросит. Спроси кто сейчас у Тадеуша, когда наступит это «если что», ответить он явно бы затруднился.

Кинув быстрый взгляд на бесстрастное лицо охранника у двери, Лапек сел к терминалу и стал ждать выхода в эфир своей записи. Несколько часов у него еще оставалось. Как его собирались похищать неизвестные «доброжелатели», оставалось для Тадеуша загадкой. Дом был набит охраной, периметр тщательно контролировался, и подобраться сюда незамеченными вряд ли вообще возможно. Это при том, что все прибывающие транспорты с орбиты наверняка проходили жесткий досмотр, то есть до поверхности планеты тоже еще надо было как-то добраться.

Тадеуш опять покосился на охранника. Плюс эта здоровая тень, что следует за ним по пятам. Опять же непонятно, что у него за инструкции в случае нападения. Может, он просто возьмет и пристрелит Тадеуша, просто так, на всякий случай, если будет происходить что-нибудь неладное. Лапек вздохнул и попытался расслабиться – гадать все равно не имело никакого смысла, оставалось только надеяться на то, что подбросившие коммуникатор люди в курсе всего происходящего. И что их план продуман и безупречен. В конце концов, речь шла о внедренном шпионе, а он-то должен был сообщить все подробности содержания Лапека.

Наконец открытый канал Империи начал трансляцию обращения. Тадеуша вдруг неприятно поразил незнакомый потухший человек, который, сидя в имперском кресле, говорил какие-то заученные слова, изредка невнятным движением проводя по виску. Да, так плохо он еще никогда не играл.

В любом случае это наверняка его последний выход на сцену.

Трансляция закончилась, и Тадеуш замер, вцепившись в стул. По крайней мере нужный знак он подал (и подал неоднократно), и теперь оставалось только ждать. Вот, правда, непонятно только чего.

Минуты тянулись еле-еле, неохотно складываясь в часы. Напряжение, охватившее Тадеуша, возрастало все больше и больше. Несмотря на мысленный приказ расслабиться, который он твердил себе снова и снова, его побелевшие руки все так же сжимали край стула.

Охранник у двери переменил позу, словно к чему-то прислушиваясь. В его ухо уходил проводок коммуникатора, и по нему сейчас явно шла информация. Вот он зачем-то кивнул, словно подтверждая услышанное, и его правая рука потянулась к оружию на поясе.

«Все», – сердце Тадеуша ухнуло куда-то вниз, пропустив удар. Глаза его неотрывно смотрели на руку охранника.

– Печать у тебя? – услышал он.

– Что? – От неожиданности того, что его сторож заговорил, до Тадеуша даже не сразу дошел смысл вопроса. Он вскинул голову и уставился на охранника.

– Печать у тебя? Покажи! – Тадеуш зачарованно вытащил руку из кармана с маленьким качающимся брелоком.

– Да, есть! – подтвердил кому-то охранник по коммуникатору. Он опять замер на секунду и потом резко бросил Тадеушу: – Давай, двигаемся!

Тадеуш продолжал сидеть, не в силах подняться. Ноги неожиданно отказались повиноваться ему, и он замер, не в состоянии сдвинуться ни на миллиметр.

– Быстрее, тьма тебя накрой! – Охранник рванул его за рукав. – Нет времени рассиживаться!

Он пинком открыл дверь, волоча за собой кое-как передвигающегося Тадеуша. Коридор был пуст, и это прибавило Лапеку решимости. Быстро, но осторожно пробираясь, они добрались до выходящей на улицу двери с расположенным рядом огромным окном.

А за окном шла бойня.

По всему периметру сновали темные стремительные тени, смазываясь и оставляя после себя лежащие человеческие тела в имперской форме. Мелькали вспышки тяжелых лазерников, изредка перемежаемые огоньками резаков.

«Каратели!» – похолодел Тадеуш.

Непонятно каким образом севший здесь транспортник стоял практически около дома, чуть-чуть промазав мимо озера.

– Ближе держись! – подстегнул охранник Тадеуша, нажимая что-то у себя на поясе. Мир вокруг них неожиданно исказился, приобретая какие-то ломаные очертания, как будто бы их накрыло гигантской призмой. И складывалось ощущение, что из окружающих предметов выкачали все теплые краски, заставив их потускнеть и как-то съежиться.

– Выходим! – Голос охранника тоже звучал как бы издалека, сквозь вату. – Не вздумай отстать!

Тадеуша не нужно было упрашивать. При виде зачистки он впал в какой-то транс и беспрекословно, как кукла, исполнял все команды своего проводника.

Они шли по широкой дуге, тщательно огибая поле сражения и время от времени застывая на месте. Несколько раз лазерный луч, казалось бы, должен был прошить их насквозь, но буквально в полуметре непостижимым образом менял траекторию, словно соскальзывая с некой окружающей их поверхности.

– Стой! Двигаемся! Медленно. Стой! – Слова охранника падали одно за другим, и Тадеушу уже начинало казаться, что эта пытка никогда не кончится.

Неожиданно перед ними вырос входной люк транспортника.

– Быстро! Внутрь! – Охранник впихнул Тадеуша и ловко ввинтился следом за ним. Не давая Лапеку опомниться, он потащил его по коридору направо, одновременно деактивируя укрывающий их защитный механизм. Мир неожиданно вновь стал прежним, насыщенным, и у Тадеуша мгновенно закружилась голова.

Охранник резко остановился и открыл неприметную дверь.

– Сюда! – Тадеуш по инерции влетел внутрь. Дверь за ним захлопнулась, и послышался лязг запора, а потом удаляющиеся быстрые шаги.

Комнатка была небольшой. Посередине стояло одинокое кресло, в которое Тадеуш тут же рухнул, переводя дух. Последний час представлял собой что-то нереальное, как будто бы он смотрел развлекательный канал про бравые приключения имперцев. Вот только смотрел почему-то изнутри, сам участвуя в этой безумной постановке. Тадеуш вытер со лба выступивший пот и сунул руку в карман. Печать по-прежнему была там, и теперь это уже как-то успокаивало. По крайней мере он был еще нужен, иначе его провожатый просто бы пристрелил его в комнате и забрал печать. Вот только уверения незнакомцев о грядущей свободе пока смотрелись не очень правдоподобно. Что ж, может, он и сменил одну клетку на другую. Но само осознание того факта, что этим он досадил Безликому, радовало его безмерно.

Что-то кольнуло его в спину. Тадеуш дернулся и тут же почувствовал, как все тело наливается свинцом. Точно такие же ощущения, как тогда, в далекой молодости, когда его усыпили и перевозили на эту планету. Перевозили, чтобы сделать Императором.

Если бы кто-то мог наблюдать за транспортником со стороны, то увидел бы удивительное зрелище. Воздух вокруг корабля словно бы сгустился, потускнел, и через несколько секунд огромный корпус почти бесследно исчез, оставив только интенсивно помаргивающий синими всполохами контур. Которые, впрочем, вскоре тоже практически пропали.

Вот только наблюдать за этим уже было некому. Каратели закончили с охраной особняка и рассредоточились по территории, а некоторые из них в это время прочесывали сам дом, и исчезающий транспортник их нисколько не волновал. Волновало зачистку лишь то, что их детекторы еще сообщали о наличии человеческих особей поблизости. Особей, подлежащих немедленной ликвидации.

Очнулся Тадеуш совсем в другом месте. Кресло вроде бы осталось тем же, но помещение точно было другое. Оно больше походило на комфортабельную каюту на каком-нибудь престижном коммерческом шаттле. Тадеуш немало повидал их в рекламных роликах, убивая время за терминалом во время своего «правления». Он попробовал пошевелить рукой – с трудом, но она подчинилась. Действие снотворного еще не прошло до конца, и мысли в голове неспешно ворочались, не желая выстраиваться в связную картину.

Стремительный побег, зачистка, расправляющаяся с охраной, печать: образы мелькали перед глазами, устало прикрытые Лапеком. «Пора бы уже моим похитителям и объявиться», – всплыло у него в голове.

– Здравствуйте, Тадеуш, – раздался тихий голос. Голос, который заставил Лапека вздрогнуть, так как он был просто до ужаса знаком. Голос, который всегда доводил его почти до паники.

Голос Безликого.

Где он бросил лазерник, Мартин даже не вспоминал. Следующие трое суток слились для него в один тяжелый пеший переход. Ночью Мартин брел, увязая по щиколотку в песке, а днем зарывался в какое-нибудь укрытие, как и в первую ночь, и, зачем-то сжав военный медальон флай-лейтенанта, проводил жаркое время в некоем полузабытье.

На третьи сутки он вышел к восточному бункеру базы.

Этот бункер был самым слабым звеном среди их укреплений. Построенный по давно устаревшему прототипу, он был оборудован только одной лазерной турелью и по степени защищенности представлял собой скорее усиленный блиндаж. Турель могла обслуживаться всего лишь одним оператором, и попасть на дежурство в восточный бункер среди стрелков базы считалось наказанием. Сутки в одиночестве в тишине подземного помещения заставляли сходить с ума от тоски и безделья.

Бункер был пуст. Мартин внимательно осмотрел спящий компьютер турели и попробовал связаться с базой через коммуникатор. Дежурный не отвечал, и Мартина посетило какое-то неприятное чувство, что он остался последним живым человеком на этой пустынной планете. В прямом смысле слова заставив себя выбраться наружу из прохладного помещения, он кинул прощальный взгляд на равнодушно уставившуюся в воздух турель. По крайней мере бункер был цел и в боях явно не участвовал, что, впрочем, никак не могло объяснить отсутствие там оператора.

Мартин пожал плечами и направился дальше по направлению к базе. Близость цели непонятным образом придала ему сил, и он прибавил шагу.

База также была пуста. Это Мартин понял практически сразу, как только вступил на территорию за защитный периметр из бронепластин. В обычный день тут и там можно было услышать человеческую речь, рев транспортных моторов, словом, целый набор звуков, сопутствующих военной жизни. Сейчас же тут стояла тишина, лишь подчеркиваемая ритмичным гудением силовых генераторов и установок искусственного климата, и тишина эта была какой-то гнетуще напряженной. Звук шагов Мартина отчетливо разносился по территории, и он, сам того не замечая, стал стараться ступать потише.

Разрушений, на первый взгляд, тоже не было заметно. Вдалеке на взлетной полосе виднелась пара москитов, увидев которые, Мартин почему-то приободрился. По крайней мере как минимум еще два пилота добрались до базы в целости. Правда, это опять-таки не добавляло ясности в происходящее.

Даже если предположить неожиданную срочную эвакуацию всей базы, то как минимум москиты бы хозяйственные интенданты точно уволокли с собой. Военная техника в Империи никогда не бросалась, и все, что могло передвигаться, стрелять и летать, тщательно хранилось для нужного случая. И к тому же при эвакуации база консервировалась, и Мартин бы так просто сюда вообще не попал.

Заглянув по пути в казармы и также никого внутри не обнаружив, он направился к штабу. Даже если там пусто, то можно будет попробовать связаться с внешним миром через выделенную линию командующего базой. Или хотя бы с расположенным в нескольких километрах гражданским городком – уж он-то точно никуда не делся. Старый Сэмми изрядно удивится, увидев его в целости и сохранности. Представив себе лицо старого пройдохи, Мартин непроизвольно улыбнулся. И наверняка там, в городке, знают причину столь неожиданного запустения.

Штаб встретил его распахнутой заклинившей входной дверью и все той же пугающей тишиной. Побродив по коридорам, Мартин безрезультатно потыкался в закрытые двери. Как ни странно, запертые офицерские кабинеты добавили ему уверенности – это уже походило на планомерную, а значит, вполне допустимую эвакуацию. Он и сам не заметил, как по коридорам добрался до неприметной двери Гнусмана. Взявшись за ручку только ради проформы и ожидая увидеть привычное красное «в доступе отказано», Мартин неожиданно обнаружил, что дверь не заперта.

Кабинет был пуст. То есть пуст вообще, там не было ни мебели, ни легендарного двухметрового сейфа овер-майора с его секретами. Не было ничего, и белые голые стены неприязненно сверкали в холодном свете ламп.

Не было ничего, если не считать лужи засохшей крови на полу, что тянулась прерывающимся следом по направлению к двери, как будто бы по полу волокли что-то тяжелое.

Весом и размерами, к примеру, со стандартный армейский тюк с расходными материалами. Или с человеческое тело.

Мартин обнаружил, что, пока открывал дверь, даже забыл дышать, и, выдохнув, поспешно выскочил из штаба. Ничего не оставалось, как только опять тащиться по жаре в город, и тьма накрой, если он и там никого не найдет… Мартин оборвал себя на этой мысли. Следовало обязательно забежать в казарму и взять свой старый табельный лазерник. До, так сказать, выяснения обстановки.

За те полчаса, что он бродил по штабу, в казарме, казалось бы, ничего не изменилось. Но после кабинета овер-майора взгляд Мартина стал автоматически цепляться за всякие мелочи. Вот сдвинутая койка, как бы сдвинутая небрежно, но по уставу ей вроде полагается стоять прямо. Стояла ли она так четыре дня назад? Или нет? А вот на полу рассыпанные сигареты, часть из них раздавлена. Сколько они так лежат?

Некоторые койки застелены, некоторые расправлены. Этот бардак давно никого не волновал в их казарме, но Мартин почему-то всегда старался держать свое место в порядке.

А сейчас его постель была вся перевернута, как будто бы там кто-то изрядно порезвился. Или что-то искал.

Мартин осторожно, стараясь не выпускать из виду входную дверь, приблизился к своему шкафчику. Не глядя, он набрал личный код доступа и аккуратно открыл дверцу. Лазерник лежал на месте, и Мартин облегченно перевел дух, сразу вцепившись в оружие и почувствовав себя немного уверенней. Только тут до него дошло, что секунду назад он был близок к какой-то необъяснимой иррациональной панике. И что его левая рука опять почему-то стиснула медальон флай-лейтенанта. Мартин почти неприязненно посмотрел на него и решительно сунул на полку.

И сразу же снова напрягся. Он всегда оставлял свой собственный медальон в шкафчике, не то что под влиянием какого-то суеверия, а просто отдавая дань традиции. И медальон этот небрежно валялся там в уголке столько, сколько Мартин вообще владел этим шкафчиком.

А теперь его не было.

Мартин так же аккуратно закрыл дверцу. На базе явно творилось что-то непонятное, и ему это не нравилось. Надо было срочно двигать в город.

Накопившаяся усталость исчезла без следа, и Мартин мягко, стараясь держаться около стен, направился к выходу с территории базы. На секунду ему захотелось взять москит и домчаться до городка за несколько секунд, но он переборол это желание. Пеший он будет более незаметен.

Вокруг было все так же пусто и тихо. Мартин, вертя головой во все стороны и пытаясь смотреть одновременно на триста шестьдесят градусов, бросил быстрый прощальный взгляд на здание штаба. И каким-то боковым зрением уловил даже не движение, а как бы его отблеск в районе окна на втором этаже. Мгновенно застыв и вжавшись в прохладу стены, он уставился на штаб и несколько долгих секунд до боли всматривался в окна, боясь моргнуть и пропустить то, что привлекло его внимание.

«Показалось, – подумал Мартин, – нервишки-то точно придется подшаманить у медиков после всего… этого. И компенсацию потребовать. И отпуск». Мысли метались в голове, как стая растревоженных птиц.

В окне первого этажа отчетливо мелькнула тень, сопровождаемая тусклым огоньком, мигнувшим и сразу же погасшим.

Мартин беззвучно выругался. Он же только что был там, внутри! Разве что кто из офицеров, потревоженный его попытками открыть дверь, выбрался наружу и теперь ходит, ищет источник беспокойства? Может, все-таки была эвакуация, точнее, она еще в процессе? И какой-нибудь патруль оставлен для пригляду за неупакованным еще имуществом?

Мысль была дикой, имперцы никогда так не поступали, но по крайней мере хоть какое-то рациональное зерно в ней присутствовало. Мартин почувствовал струящийся по ресницам пот и наконец-то сморгнул. Почему-то вспомнилась кровь в кабинете Гнусмана и давящее ощущение чего-то неправильного в здании штаба.

Возвращаться туда решительно не хотелось.

Внутри, как и ожидалось, было пусто. Мартин, осторожно просочившись в здание, сразу же двинулся в то крыло, где видел (или все-таки, тьма их всех накрой, показалось?) что-то в окне. Ни людей, ни теней, ни каких тебе огоньков. «Пусто, как в кармане у пропойцы», – некстати вспомнил Мартин поговорку Старого Сэмми.

Какое-то шестое чувство, присущее всем опытным пилотам и позволявшее им удачно избегать неприятностей в воздухе, прямо-таки надрывалось, предупреждая о непонятной опасности. Вот только откуда она исходила, понять было решительно невозможно.

«Нет, все, – подумал Мартин, – немедленно в город». Он отчаянно нуждался в информации.

И тут этажом выше отчетливо раздался резкий скрежет, как будто бы кто-то провел железным прутом по стене. И уж это-то точно была не галлюцинация.

Мартин застыл на секунду, сосредоточенно прислушиваясь, и, проклиная все на свете, с лазерником на изготовку стал медленно продвигаться к лестнице, ведущей наверх. Буквально на каждой ступеньке он замирал, чутко прислушиваясь, но вокруг было по-прежнему тихо.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.