- Но добру ты не принадлежишь... Каковы были твои дела до сегодняшнего дня? Зло, разврат, растление, насилие... Это все ты.
      - Человечество желает, чтобы его растлевали, насиловали его ум и его тело. Когда нет зла, оно отыскивается в добре. Людям нужно зло. Им нужен я, и ты тоже необходим им. В бушующем океане насилия рождаются единицы, что потом Господь наш испивает, как самое драгоценное вино. Люди, что истинные ценности истинного мира, впитываются, как эссенция бытия.
      - Наш Господь! Наш! - вдруг закричал я в ярости, родившейся из внутренней пустоты. - Заткнись! Я не хочу слышать тебя.
      - Да, наш Господь. Ты человек, веришь в то, что миллиарды людей на планете, принадлежат разным богам и разным верам? Бог-то один... Нет ни Ахуры, ни Ахримана. Древние, что понимали они? Они чувствовали, и простые ощущения облекли в высшие формы, что мы сейчас собираем по крупицам и в которых ищем высший мистический смысл. Зло и добро - то из чего соткан человек... Откуда ему, человеку, знать смысл происходящего зла? Может быть, оно останавливает бедствие, которое стерло бы его хрупкое тело. Зло...Зло... Да, я нес всю жизнь зло, но направлял меня Господь и он один... Быть может имя его Зурван, быть может Адонай или Кришна... Что ты знаешь? Зло... Зло есть всего лишь неродившееся добро. Непознанное... Нераспознанное.
      - Я убью тебя... Убью, потому что я человек, не понимающий зло.
      - Да, нет же... Ты простоты желаешь. Простых ответов. Хочешь быть животным, когда сам Бог дал тебе право быть равным ему.
      - У меня нет такого права.
      - Есть. Ты создан по образу и подобию его. И если чем-то не равен каждый из нашей породы, так только тем, что добро наше бессознательно, а зло неразумно... За всю свою жизнь мы так и не пробуждаемся. Как жаль...
      - Я не нахожу этого.
      - Жаль. Жаль, ибо я - "Зло" и ты - "Добро" нужны друг другу и вместе мы сможем править миром, ибо вместе мы - Бог!
      - Нет, мы слишком абсолютны...
      - Ложь. Сколько зла во имя добра ты совершил за свое короткое существование в качестве Ангела?
      - Все верно. Во мне есть зло. Но то зло духовное, не персонифицированное. И моя задача - побороть его.
      - Привести к разумной границе.
      - Быть может... Но я не могу бороться с тобой, когда рядом со мной существо обратное. Я должен убить тебя.
      - Хорошо, - понизив голос, сказал Этибар, - тогда я скажу тебе еще кое-что. В тех табличках, что достались Рзе Джабейли, есть сказание, что Ангелы Зла и Добра сойдутся и будут они как одно.
      - Ложь. Это твой последний фальшивый козырь. Вы не убили бы Рзу Джабейли, если бы это была истина.
      - Дурачок. Поэтому мы его и убили. Я не хотел, чтобы человек, который должен был бы стать Ангелом Света, прознал об этом раньше положенного срока, поэтому в свое время настоял на том, чтобы вся работа Джабейли над табличками была приостановлена, а сами они - уничтожены. Конечно, я не сомневался, что Джабейли как-то попытается провести нас. Когда впредь нашим желаниям, появился ты, и Джабейли оповестил тебя о твоей миссии, я утвердился в своих предположениях.
      - От кого вы узнали о моем разговоре с профессором?
      - От кого? - переспросил Этибар, недобро прищурив глаза. - Быть может, ты откажешься от своего вопроса?
      Он вдруг засмеялся. То был смех хорошего, милого человека.
      - Нет. Я хочу знать, - настоял я.
      - Хорошо. Эльдар. Эльдар Джабейли.
      - Ты подонок, - прошипел я.
      - На, читай, - сморщившись Этибар швырнул мне лист. - Читай и знай, твой милый друг десять лет был одним из лучших осведомителей.
      - Ложь. Подлая ложь, - простонал я, но почерк действительно был Эльдара.
      - Правда, мой бедный Тим, правда. Ты же знаешь. Эльдар одно время работал в госбезопасности. Туда так просто не попадают, впрочем, оттуда так просто не уходят тоже. Он платил за одну свою маленькую провинность...
      - Будь ты проклят!
      - Как вульгарно. Простая история добра и зла, любви и ненависти. Простая в простоте. Ты все еще ищешь точки, через которые можно было бы провести разграничительную линию? Так слушай дальше, мой наивный Тим. Профессор Джабейли тоже не был святым. Именно он засадил своего "любимого" учителя, чтобы завладеть его научной работой. И мы не тронули бы его, выполни он наше требование. Отказался, бедняга. И знаешь, почему? Он был просто одержим, особенно в последнее время, мыслью, что кто-то желает завладеть его трудами, присвоить их. Согласись, очень глупо, после стольких жертв и предательств, ради столь незначительной опасности, рисковать жизнью. Да, это еще не вся правда о твоих близких...
      - Замолчи! Замолчи...
      - Действительно, блажен, кто верует.
      - Один обман, только обман в твоих словах. Ни грамма, ни молекулы правды. Если Господь желает, чтобы я убил тебя, я сделаю это.
      - Желает? Ты похож на маленького ребенка, вдруг оказавшегося без опеки доброй матушки. Наш повелитель дал тебе право сделать выбор. Только ты, человек и ангел, Тим Арский, можешь принять решение. Решай, милый... Решай.
      - Я решил, - твердо сказал я.
      - Прелестно, только имей в виду еще одно, - лицо Этибара вдруг сделалось жестоким и безобразным, - Мила...
      - Что Мила? Ты хочешь сказать, что ее убьют?
      Этибар ничего не ответил, а только улыбнулся, и было в этой улыбке что-то такое, что заставило чаще забиться мое сердце.
      - Пусть, - сказал я, - ведь покончив с тобой, я тоже уйду в небытие. Мы с ней будем там, где свет и радость, а ты, исчадие ада, будешь гнить в зловонной луже, что породила тебя. В Аду.
      - Нет. Ада нет, мой милый... Мы уже в Аду.
      - Все, - оборвал я его, решительно сделав шаг вперед.
      - Подожди... Есть еще договор...
      - Плевать...
      - Наш мир поделен до конца... конца времен. Меняются хозяева... Мы предметы игры... Зачем нам умирать... Подожди, я скажу тебе всю правду...
      - Нет... Я хочу смерти не Ангела Тьмы... Мне нужна смерть Этибара Джангирова.
      Последние слова я выкрикнул, замахиваясь мечом. Желая защитить хозяина, ко мне метнулся телохранитель. Но слишком поспешно он сделал это, слишком стремительно было мое движение... Ударившись о пол, звякнул меч. Телохранитель взвыл, и, обхватив обрубок правой руки, бросился вон из комнаты.
      - Кажется, я напрасно торопился, - раздался знакомый мне голос. На пороге стоял Пиротехник. В руке он сжимал небольшую коробочку.
      - Что случилось? - спросил я его, не выпуская из вида дрожащего Этибара , с которым происходило странное превращение.
      - Ничего, - ответил Пиротехник, - ты заканчивай дела. Я подожду.
      - Лучше поискал бы в доме девушку.
      - Извини. Не могу. Занят, - Пиротехник сел в кресло и закинул ногу на ногу. - Я надеюсь, ты не собираешься пришить этого старикашку?
      - Как раз это и входит в мои намерения, - неслышно ответил я, не в силах поднять меч над седой теперь головой.
      - А ты, Этибар , оказывается трус. Трусливый человек.
      - Внутри которого Ангел, - сказал он, изменившись в лице. - Ты хотел убить Этибара Джангирова? Так вот его смерть...
      В руке Этибара что-то блеснуло. Он ойкнул и со стоном повалился на пол. В его груди торчал кинжал.
      - Вот и все, - сказал я то ли с грустью, то ли с облегчением, склонившись над бездыханным телом. В тот же миг что-то ударило меня, отбросило к стене. Я выронил меч. Гигантская черная птица тянула ко мне когтистую лапу. Я знал этот хищный взгляд. Зловонное тело метнулось ко мне. В последнее мгновение я откатился в сторону. Инерция теперь была врагом чудовища. Не сдержав своей силы, оно проломило стену и скрылось из глаз. Засветился меч и медленно, как невесомое образование поднялся вверх. Очертание странной фигуры возникло в воздухе. Все реальней и реальней становилось удивительное существо. Вспыхнули сапфирные звезды глаз. Сияющий ангел, расправив крылья, шагнул в пролом.
      - Ни хрена себе, - прошептал я, поднимаясь.
      Но моя мысль была недолго занята случившимся. Мила... Где Мила? В соседних комнатах ничего не было. Я быстро взбежал по лестнице на третий этаж. Запертая дверь. Да-да, кажется за ней кто-то плачет.
      - Я иду, иду! - заорал я, как сумасшедший, и с разбегу обрушился на проклятую преграду. Дверь затрещала и с грохотом рухнула вовнутрь.
      У окна стояла она.
      - Мила, Мила, - нежно прошептал я, поднимаясь на ноги. Слезы текли по ее лицу. Я подошел ближе. Что-то странное было в ее прекрасных глазах. Сколько раз, пытался я читать в них, но все безуспешно. Горем и обидой обращались те мгновения. Как долго, как тяжело выплывал я из серо-зеленого омута и полз через зловонную лужу хмельного бытия. Но потом, как сладостно я вновь нырял в изумрудно-свинцовый обманчивый омут. Теперь же я стоял и смотрел, смотрел и ждал удара о каменистую равнину дружелюбия. Я не обнял ее, нет... Я просто дотронулся кончиками пальцев до ее талии.
      - Ну, ребята, нежности потом, - раздался голос Пиротехника за спиной. У меня рука больше не держит.
      - Что не держит, бич божий? - раздраженно прошипел я, оборачиваясь.
      - Выйдем, скажу, - упорно не желал объяснить суть дела Пиротехник.
      - Пойдем, - сказал я Миле, беря ее за руку. Снова волна воспоминаний захлестнула меня, но сбить с ног я ей не позволил.
      - Быстрей, быстрей! - торопил Пиротехник.
      Неожиданно на лестнице возник Слава с автоматом.
      - Не сметь! - гаркнул он, но вдруг обмяк, улыбнулся.
      - Ребята! Мила!
      - Только не приставай к ней сегодня со своими дурацкими задачками, предупредил я его. Славик любил ставить физиков в тупик коварными вопросами из курса средней школы.
      - Подождите, я должна... я вернусь, - вдруг нарушила свое молчание Мила и бросилась наверх, в комнату, где лежал труп Этибара .
      - Постой! - крикнул я, но она уже возвращалась обратно.
      - Там такое на улице творится, - возбужденно рассказывал Слава, просто светопреставление, буйство аномальных явлений.
      - Я больше не могу держать, - закричал Пиротехник.
      - Быстрей, быстрей, - побледнев, заторопил нас Слава. Мы выбежали в разгромленный двор. Завывал ветер. Молнии расчерчивали небо корявыми лентами. Средь безумной пляски стихии два странных существа играли в неменее странную игру, ценой и целью которой была лишь смерть.
      - Я отпускаю, - голосом, не терпящим возражения, сказал Пиротехник.
      - Ложись, - крикнул Слава и толкнул Милу на землю.
      Пиротехник уронил коробочку. Дом позади нас вспух. Пламя выпорхнуло из его окон. Полетели какие-то куски. Дрогнула земля, но прежде, чем звук взрыва ворвался в мой мозг, сияющий ангел срубил голову ужасной птице. Но тело ее обратилось тьмой. Даже ночь завидовала возникшей непроглядной мгле, но та в непреодолимой жадности тянула в себя ее собственность. В черном небытии исчезли облака и звезды. Но Ангел, Ангел рванулся прочь. Казалось, не под силу сверкающим крыльям противостоять черной силе, но в последнем порыве он приблизился ко мне, и я протянул ему свою руку. Сияние сапфировых глаз... Тьма.
      Машина, оглушая просторы надрывным визгом двигателя, лавировала между скал, взбиралась на холмы и скатывалась в долины.
      - Максим Максимович, что же, по-вашему, зло? - спросил Улисс, ловко справившись с крутым поворотом.
      - Зло будет, когда вы, дорогой Улисс, не впишитесь в следующий, прошипел астролог, вцепившись двумя руками в приборную доску.
      - То будет не зло, а несчастье. Всякое несчастье, как известно, относительно.
      - Ага, вы спрашиваете об абсолютном зле?
      - А разве можно судить о свойствах вещества, не имея его в чистом виде?
      - Несомненно можно, ибо не все можно выделить в чистом виде. Зло относится к подобным, - возразил астролог, заворожено наблюдая, как скала у близкой развилки медленно наползает на правый рукав дороги. Улисс повернул налево, и двигатель натужно взвыл, втаскивая машину на гору.
      - Ошибка, Максим Максимович. По-моему, абсолютное зло - глупость...
      - Так уж и по-вашему, - проворчал астролог, - уж признайтесь, что позаимствовали мыслишку у Гельвеция.
      - Признаюсь, мысль Гельвеция... и моя...
      - Лучше иметь дочь - проститутку и сына - ефрейтора, чем любимым философом - материалиста.
      - Докатились до плебейских шуточек.
      - Как вы до примитивных определений...
      - Попробуйте возразить, что человек не настолько зол, насколько глуп.
      Но возразить Максим Максимович не успел. Машина добралась до вершины горы.
      - Ох, ты! - охнул астролог удивленно.
      - Не может быть! - восторженно воскликнул Улисс, и уже через мгновение машина летела в пропасть.
      Невообразимый грохот, созданный падением, долго носился между гор, пока устало не заснул в каком-то нецивилизованном ущелье. Пропасть же, куда сгинул автомобиль, загордилась и решила величаться Бездной. Однако, шепот, выплывший откуда-то из ее глубин некоторое время спустя, нанес немалый ущерб ее непомерному самомнению.
      "Как вам кажется, Улисс, мы достаточно хорошо сыграли свою последнюю сцену?"
      И тихий голос ответил ему:
      "Неплохо для дебютантов. Только Арский меня беспокоит. Как бы не завалил финал".
      "Я верю!" - продолжился шепот.
      "Надеюсь..." - молвил голос.
      "Люблю..." - грустно добавила Бездна.
      Боль подобна свету, ибо приходит прежде всего. Сейчас она бурила недра моего сознания. Я застонал и открыл глаза.
      - Ну, и слава Богу, - с облегчением сказал Слава. Я сидел между ним и Милой, безучастно глядевшей в окно.
      - Что это было? - спросил я, пытаясь сориентироваться по мелькающему за окном пейзажу. - Ангел? Где Ангел?
      - Балкой тебя пристукнуло, - сказал, не оборачиваясь, Влад.
      - Не верю, не верю... Все обошлось. Невероятно, - бормотал Слава. - Все живы, невредимы. Ей Богу, невероятно...
      - Ты возможно и невредим, а я вот, кажется, немного повредился.
      - Гранатомет, стрельба, Пиротехник в роли камикадзе, - продолжал удивляться свершившемуся мой друг.
      - А где Пиротехник?
      - Мы сделали крюк, подбросили его к родственникам на Дамбе, - объяснил Влад, - не парень, а золото. Талантливый. За десять минут заминировать дом. Такого бы мастера в наш диверсионный отряд в шестидесятом. А когда он отправился с дистанционным взрывателем тебя выручать - момент был особенный. Я человек, конечно, не сентиментальный, но...- Влад посмотрел на Славу и покачал головой.
      - Мины? Дистанционный взрыватель?
      - Вот такой у него волшебный рюкзачок оказался.
      - Боже мой, такую авантюру провернуть! - никак не мог успокоиться мой друг.
      - Перестань зудеть, - рассердился я, - у меня не голова, а кузнечный цех. Лучше скажи, куда мы едем?
      - В Бильгя. Там дачка моей мамы, - охотно объяснил он.
      - Ты же обещал отправить нас отсюда.
      - Сейчас четвертый час ночи. В городе стреляют. Ехать туда глупо. Поживете немного на даче, а я посмотрю, что можно сделать. Не нервничай, Тим.
      Я и не думал нервничать. Внутри была пустота, пронзаемая время от времени болевыми разрядами. Все теперь воспринималось бессмысленным, ненужным представлением. Актеры казались бездарными и глупыми.
      Не знаю, как долго мы ехали, прежде чем оказались у цели. Время потеряло власть надо мной.
      - Вот и шалашик моей мамы, - сказал Слава, когда мы остановились.
      "Скромное строение" имело два этажа, подземный гараж и зимний сад. Не менее привлекательной деталью являлся сторож, открывший нам ворота после второго гудка. Славик коротко переговорил с ним на идиш и недовольно сказал мне:
      - Он был здесь. Тот самый человек в черном. Хотел пробраться в дом, но Хаем его спугнул. Не нравиться мне это.
      - У каждого свои вкусы, - сказал я равнодушно, вываливая из автомобиля свое бедное тело, - Скорее всего это был инспектор из налогового управления. И чего хотел он найти в твоей жалкой хибаре?
      - Ты забыл, - остановил меня Слава.
      Я обернулся. В его руках был меч.
      - О, Господи...- только смог выговорить я.
      Почему? Ведь все кончено. Почему? Я испуганно попятился. Не должно быть меча... и меня, и меня тоже не должно быть. Что происходит?
      - Что с тобой? - удивился Слава. - Это же твое.
      - Да, да, конечно, - согласился я, пытаясь совладать с собой.
      - Так возьми, - он протянул мне дар Митры.
      Я нерешительно положил ладонь на рукоять. Ничего не произошло. Я успокоился. Что ж, меч вернулся к рабу. Теплый металл сросся с рукой. Вдруг он вспыхнул, изверг из себя сверкающий шар. Коснувшись моего лба, он пламенем растекся по телу.
      - О, Боже, - запричитал Слава, - пожалей, почему ты не можешь избавить меня от всех этих штучек?
      Бог не ответил ему, промолчал и я. Слова потеряли всякий смысл. Слишком большим потрясением обернулось для меня знание. Оно было хуже небытия. Много хуже... Дурной сон. Я хочу проснуться. Господи, оставь меня. Мне не нужна твоя милость. Ты жесток к своему ангелу.
      - Пойдем, Тим, пойдем, - тихо сказал Слава, беря меня под руку. Ты устал...
      Я не сопротивлялся. Повиновение - имя рабу.
      Желтые листья медленно падали на изломанную поверхность пола. Некоторые из них, застывали в воздухе, наслаивались друг на друга, складывая таинственную мозаику. Я заворожено следил за непонятным действом.
      - Ты не убивал меня, - сказало странное строение.
      - Не убивал, - беззвучно повторил я.
      - Не пугайся.
      - Профессор...
      - Ты не безумен, сынок. Не время для слабых и жалких.
      - Знаю, профессор.
      - Ты не спишь, сынок. Не время для ленивых и глупых.
      - Не сплю...
      - Я расскажу тебе. Ранним утром того дня раздался звонок в мою дверь. "Я пришел", - сказал ты так, будто бы я просил, умолял об этом. Но ничего такого не было. Я не звонил тебе. Ты выглядел уставшим и подавленным. На мой вопрос "Почему?" ответил вопросом.
      - Каким? - спросил я, ощущая внутренний трепет.
      - Ты спросил: "Что такое зло?"
      - Что вы мне ответили?
      - Ничего. Мне помешал звонок в дверь. Я пошел открывать, и вскоре был оглушен и брошен в комнату, к твоим ногам.
      - А потом?
      - Ты выхватил нож...
      - Самодельный с красной ручкой...
      - И бросился на вошедшего. Но он был ловок, этот вошедший. Ты дрался, как лев, пока не рухнул под страшным ударом. И тогда вошедший взял твой нож и всадил его в мой глаз...
      - Потом?
      - Потом тьма, ветер, листья...
      - А я? Как же я? Как я выбрался оттуда, как оказался снова в собственной постели? Почему забыл все?
      - Быть одним с листьями, отданными ветру, дождем, разбивающим зеркала луж...
      - Но как, как я оказался дома, - продолжал вопрошать я, не обращая внимания на бред странного призрака.
      - Среди желто-красных пятен, вплетенных в крепкие воздушные канаты, я видел черный камешек, ставший глыбой и глыбу, ставшую черным человеком. И неверие приходит не от незнания, а от забывания оно рождается.
      - Черным человеком, - проговорил я, разглядывая руку, липкую и тяжелую, - я вспомнил. Меня не было там. То был не я.
      - То был не ты, - хмуро повторил Рза Джабейли.
      - Черный Человек!
      - Фантастикум. Твой фантастикум...
      Крошечная комнатка. Полумрак. Окна занавешены тяжелыми шторами. Время? Утро... День... Недавно случилось что-то... Вчера? А я? Кто? Ангел тьмы? Нет. Света. Нет. Я слуга. И это не то. Ах, да! Я раб.
      - Тим, ты спишь? - послышался голос Влада.
      - Нет, - буркнул я.
      - Собирайся, я должен срочно отвезти вас в город.
      - Нет, - сказал я, - не хочу.
      Влад вздохнул и сел на край кровати - та громко скрипнула и глубоко прогнулась.
      - Это мой первый аргумент, - сказал он, скрестив руки на накаченной груди. - А вот второй: сила и слабость духа - это просто неправильные выражения: в действительности же существует лишь хорошее или плохое состояние органов тела. Так что давай, милый, поднимайся.
      С этими словами, Влад подхватил меня и поставил на ноги. Потом он размахнулся и ладонью шлепнул по моей спине - эффект был потрясающий - будто кусок кожи содрали. Влад хмыкнул и со словами "Жду в машине" вышел.
      Я нехотя оделся и спустился вниз. В гостиной, забившись в угол, сидела Мила. Наши глаза двинулись навстречу друг другу, прощупывая каждый миллиметр пути, ожидая соединения с нетерпеньем и страхом. Наконец, сделано последнее движение - смятение, граничащее с отчаяньем, радость и что-то еще рождалось и умирало в ее взгляде. Я сел рядом на самый краешек дивана.
      - Как странно. Правда? - спросил я, коснувшись ее руки. - У нас все странно. То сгорает, оставляя лишь пепел, то возрождается из праха и становится таким же, как прежде.
      - Ты ошибаешься, - еле слышно произнесла Мила, - как прежде быть уже не может.
      - Для тебя, - уточнил я, сжимаясь от сладкой боли, - а для меня - что было твое равнодушие, что будет - все одно, все как прежде...
      - Не будет, - вдруг, закрыв лицо руками, заплакала Мила.
      - А, понимаю, - усмехнулся я, поднимаюсь, - Боливар не вынесет двоих.
      Мое самобичевание прервал Влад.
      - Пора ехать, уже три часа дня, - сказал он обеспокоено.
      - Нет, дорогой, время течет иначе, - все тем же спокойным тоном юродивого произнес я, - Но какая разница. Идем. Иллюзии зовут нас.
      Влад ничего не ответил. Я не смог пробиться к его глазам, но мне показалось, что блеск оптических стекол не лишен сочувствия. Иллюзия. Оптическая.
      Мы вышли под небо, прикрытое серым одеялом облаков. Я потянулся к их пушистой материи, и они подали мне несколько капель влаги. Впрочем, последним скоро было щедро одарено все. Мы сели в машину. Дождь уютно наигрывал свой привычный мотивчик по крыше. Влад повернул ключ - стартер страстно завизжал, но двигатель не ответил взаимностью. Еще и еще раз, но результат тот же. Буркнув что-то сочное, но пристойно-неразборчивое, Влад вылез, откинул капот и долго-долго, скрытый за ним, что-то ворочал в утробе автомобиля. Потом он резко захлопнул черепную коробку авто и вернулся к нам, мокрый и злой. Некоторое время Влад сидел неподвижно, потом повернулся и хмуро посмотрел на меня. Я покачал головой, открыл дверь, вышел из машины и медленно вернулся в дом.
      Он лежал на полу, этот длинный, блестящий кусок металла, связанный со мною невидимыми оковами, не позволяющий себя забыть, требующий моего внимания и претендующий на мою любовь.
      - Гости редко оставляют здесь вещи, - послышался голос за моей спиной.
      Я обернулся. Это был сторож - старик. Маленький, сухощавый. Его седые волосы торчали во все стороны, правда, крупные залысины съели большую часть из них, но худое лицо только выиграло от этого.
      - Как быть? - спросил я у него, - Не могу так больше. Устал. Он превратил меня в девку. Я хочу оставить его.
      - Оставьте, - сказал сторож.
      - Не могу. Он часть меня. Я ничто без него.
      - Не оставляйте.
      - Но он требует от меня слишком многого.
      - Так оставьте.
      - Но...
      - Послушайте, - перебил меня старик, - послушайте старого Хаема. Многие говорят: Хаем - глупый. Но Хаем не глупый, он просто много прожил, чтобы считать себя мудрым. У нас, у евреев, есть Каббала. Одни считают, пошла она от Моше, другие - от самого Господа нашего. И говорят, кто сможет понять священные знания, записанные в древних книгах, тот узнает, как сотворен наш мир, и все тайны в нем ему откроются. Но по закону, Каббалой может заниматься только человек, достигший тридцати пяти, потому что моложе он слаб, и голова его тоже слаба. Да, Хаем знает, какая голова у молодых, старик дотронулся пальцем до лба, вздохнул и продолжал:
      - А до тридцати пяти каждый должен жить по данным нашему народу законам. Просто жить.
      - А Каббала? Так никому не удалось?
      - Нет. Жизнь человека коротка, а мудрость Бога вот какая, - старик раскинул руки, потом опустил их бессильно. - Не обижайтесь на старого Хаема, но вы так молоды. Хаем говорит вам "оставьте", Хаем говорит "не оставляйте", а вы просто живите. Живите...
      Я поднял меч, прошел к лестнице. Обернулся, и, уловив взгляд черных глаз старика, бросил короткое "Спасибо" и ринулся вниз.
      Дождь окончился. Я, не торопясь, подошел к машине и постучал по стеклу. Задремавший Влад встрепенулся, дернул ключ в замке зажигания - двигатель заурчал. Я удобно устроился на переднем сидении. "Будем жить", - сказал Влад, и машина тронулась с места.
      Через час мы были в городе. Пустые неуютные улицы, редкие выстрелы. Да, неплохие декорации для нашей печальной истории. Играем финал.
      Влад затормозил у невзрачного домика в Черном городе. В дверях нас встретил Слава.
      - Слабовато для тебя, - сказал я, рассматривая ветхую обстановку.
      - Для конспирации, - виновато объяснил он.
      - Мы снова в подполье?
      - Есть одна хорошая новость, одна - плохая.
      - Давай с плохой, - не раздумывая выбрал я, - последнее время они доставляют мне особое удовольствие.
      - Бизнес взбудоражен.
      - Ты хотел сказать "мафия"?
      - Это не существенно. Все только и говорят о резне в Мардаканах.
      - Быстренько у нас новости расходятся.
      - Это вовсе не смешно. Известно, что убил Тим Арский. Ты не знаешь такого?
      - Что-то не припоминаю, хотя, наверное, очень достойный гражданин, -спокойно ответил я.
      - Около квартиры Милы и дома ее родителей крутятся подозрительные типы.
      - Это ее поклонники.
      Мила сердито посмотрела на меня.
      - Перестань клоунничать, - рассердился Слава, - Поверь, Этибар может достать и после смерти.
      - Всегда сочувствовал тарантологам. Ты меня уже достал.
      - Ты совершенно невозможен, - устало сказал он, - Мила, лучше я с тобой буду говорить. Сегодня в семь часов от морвокзала отходит паром с беженцами. Я договорился. Для тебя и Тима уже готова каюта.
      - Нет, - не согласилась она, замотав головой. - Нет.
      - Поиграешься немного,
      Исчерпаю все слова
      И наставишь два мне рога
      С благодарностью тогда - продекламировал я с выражением и чувством.
      Славик наградил меня взглядом, в котором только слепой мог отыскать любовь и уважение.
      - Вот что, ребята, - сказал он, раздраженно, - вы можете ссориться, ненавидеть друг друга, но вас прибьют в этом городе или, что еще хуже, прознают о моем участии. Поэтому, если надо будет, я вас на паром под конвоем отправлю. Насильно. В Красноводске же, пожалуйста, скажите друг другу "ариведерчи" и в разные стороны, навсегда.
      - Мне все равно, - рассмеялся я, - но очень кушать хочется.
      - Я так понял, мы договорились, - удовлетворенно заключил Слава, - Этот факт мы сейчас отметим.
      Он открыл дверь в соседнюю комнату. Посреди нее стоял накрытый стол и за ним сидел человек. Слава растерянно посмотрел на Влада.
      - Он не мог сюда войти незамеченным, - удивлено проговорил тот, вынимая пистолет из кармана.
      - Мог, - коротко сказал я. - У нас дело. Надеюсь, не будет возражений, если мы переговорим с глазу на глаз.
      Я вошел в комнату и, закрыв за собой дверь, принялся рассматривать сидящего. На нем была странного рода одежда. Казалось, она вовсе не имела ни цвета, ни фасона. Отсутствие первого заставляло мнить ее черной, а недостаток второго, оборачивало ее невзрачным пятном. Выражение лица человека менялось каждое мгновение, что создавало впечатление о его ординарности и делало невозможным запомнить особенности.
      - Я отгадал тебя, - сказал я Черному Человеку, присаживаясь на стул.
      - И кто я? - спросил тот бесцветным голосом.
      - Ты фантастикум...
      - Так сказал Осенний Профессор.
      - Ты о ком?
      - Профессор Джабейли - Осенний Профессор. Призрак Осенней Печали незначимый и мучительный для меня. Он любил читать книги святош. Любил читать о том, во что никогда не верил. И слово это нашел в "Дьявольской натуре" почтенного Августина. Умное, однако, слово. Кичливое, как и он сам.
      - Ты дьявол? - удивлено спросил я.
      - Лишь призрак, фантом, - признался Черный Человек с горечью. - В утро моего рождения тебя хотели подставить. Устранить просто, гениально, не убивая. Списать смерть профессора. Звонил тебе не он. Ты никогда прежде не слышал его голос по телефону и поэтому легко обманулся, но тебя охраняло...Черный Человек умолк.
      - Почему замолчал? Что охраняло?
      - Не знаю. И ты не знаешь, хотя мнишь себя познавшим самое сокровенное. Тебя кастрировали тогда для спасения.
      - Что за чушь?! У меня нет никакой ущербности.
      - Кастрировали твой дух. Изъяли из него страх и неверие в собственные силы, все посредственное и обременяющее. И из всего этого слепили меня фантома, призрака, реально существующего, знающего каждый твой шаг, но ничего не могущего изменить и нигде не способного победить. Я - фантастикум твоего духа, я - гомункулус твоей посредственности. Ты спал в своей квартире, а я пришел к профессору. Вступился за него и проиграл, потому что не мог победить. Но так тебе было дано время, чтобы завладеть мечом Митры.
      - Что теперь?
      - Многие люди сделаны из дерьма, но они, счастливые, об этом не подозревают. А я знаю. И поэтому хочу умереть.
      - Зачем же... Я благодарен тебе. Вернись ко мне, живи со мною...
      - Для чего такая жертва? Ты здесь не причем. Виноват тот, кого невозможно осуждать, ибо только для него открыта тайна блага. У меня нет жизни здесь. У меня нет жизни и там, после смерти, потому что дух не проистекает из обрезков. Хочу смерти, хочу небытия.
      - Что я могу сделать?
      - Выполнить предназначение!
      - Не могу, - растерянно прошептал я. - Ты же знаешь.
      - Сделай это для меня, - зашипел Черный Человек. - Сделай. Сделай это, если не ради меня, то ради ИСТИНЫ...
      - ПАСТЫРЯ БЕДНЫХ, - подхватил я его последнее слово и, задумавшись на секунду, спросил, - Неужели ты последний аргумент стоящего над нами Бога? Неужели...
      - И ты, и ты - обрезки, - проговорил Черный Человек.
      - Хочешь сказать, что и у меня нет посмертного будущего? Тогда тем более есть смысл взять все от настоящего. Неужели ради такого убогого создания, как ты, я должен лишить жизни во многом прекрасного человека?
      Поддавшись внутреннему движению, я засмеялся, хотя и ощущал неестественность побуждения. Наконец, справившись с непонятным весельем, почувствовав невозможность быть рядом с ничем, я приказал непрошеному гостю: