- Представляешь? - сказал мой Черный. - Чтоб такая размазня правила тысячами стоющих людей!
      Я с ним согласен. Эти Факелы разве люди - позволяют себя мучить и даже не отбиваются! А этот особенно! Сам не знаю, почему я так подумал, что-то в нем есть такое - не похож он на человека. Так что, хоть я и не ответил Черному, на этот счет мы с ним думаем одинаково. Вы, Факелы... если вы хотите что-то в мире изменить... даже не управлять им, а сделать его не таким, как теперь... надо действовать по-другому. Больше года назад, с тех пор, как я стал обуздывать свой свет, я понял: люди - подлые, и ленивые, и глупые, и жадные... Да что там, можно еще много всего насчитать. У людей полно всяких качеств только не те, на которые они молятся в своих храмах, там все ложь и притворство.
      Потому-то я столько месяцев скрываю свой свет и по-прежнему говорю и веду себя как мальчишка.
      Пока мы с Черным толковали о разных разностях, мы порядком отстали, и, когда поднялись на вершину холма, другие Черные уже принялись гасить Факел.
      Мой Черный сказал мне:
      - Такой способ мы пробуем в первый раз. Обычно так поступали только с ворами, разбойниками да с теми, кто оскорбил Генерал-Уполномоченного. Ты малый смекалистый, в духе нашего времени, сейчас увидишь, как это забавно.
      Может, оно и забавно, но сперва мне стало не по себе, и я насилу уменьшил свой свет. Не так-то легко притемняться без передышки, когда ты по-настоящему взволнован.
      Черные воткнули крест стоймя между трех каменных глыб и теперь прибивали к нему арестанта. Прямо гвоздями. Ноги - к столбу, руки - к поперечине. И тут мне смутно вспомнилось: когда-то я уже видал что-то похожее - но где? Когда?
      А этот не орал и не выл. Только жалобно стонал. Не знаю, откуда Черные взяли такие огромные гвозди. Может, таскают в карманах на всякий случай... Но молотка у них нет, заколачивают гвозди прямо камнями. Нет-нет, кто-нибудь промахнется и как стукнет этого типа камнем по руке, по пальцам...
      Впрочем, он, кажется, без памяти. Свесил голову на грудь и уже не шевелится.
      Черные отошли немного и давай хохотать. А я никак не могу засмеяться, хоть и чувствую, мои спутник не сводит с меня глаз. Еще бы! Ведь он ждет, что я помогу ему продвинуться по службе...
      - Десять минут - и уже погас, - говорит он. - Крышка.
      - А почему вы сразу их не гасите? - спрашиваю, и голос у меня немного дрожит.
      - Раньше гасили сразу, - отвечает Черный. - Только надоело. Никакого интереса, смекаешь? Все одно и то же, не на что глядеть.
      Сказал и отвернулся, но я чувствую, он все равно искоса следит за мной.
      - Понятно, для тебя оно не так, - продолжает. - Ты ж еще никогда никого не гасил. Если хочешь, попробуй, я не против и наши тоже мешать не станут. И окликает своих:
      - Ребята, дадим парнишке позабавиться, пускай погасит этого типа, согласны? Учтите, он Трехвзглядный и притемняется, когда захочет и на сколько захочет!
      Тут они все обступили меня и смотрят недоверчиво. Я снял очки, чтоб видеть без ошибки, что происходит.
      Мы стоим на самой вершине холма. По небу несутся большие серые облака. Понятно, Черные облаков не видят и Солнца сквозь туман тоже не различают. Что бы они сказали, что бы стали делать, если б знали, что без очков я вижу вдаль не на два и не на три Взгляда, а на сто и даже больше? И что я притемняюсь без передышки с той самой минуты, как проснулся нынче утром, и так - каждый день?
      Они бы вырвали у меня глаза и погасили бы меня, уж это наверняка.
      - Ну, как? - спрашивает мой Черный. - Не струсишь?
      Я опять надеваю очки. Нет больше ни облаков, ни Солнца. Всюду серые сумерки.
      Распятый поднял голову и застонал. И тут я решаюсь. У меня нет к нему ни капли уважения (все Факелы дураки, чего они так легко даются в руки Черным!), - но он мучается.
      - А для чего вы надели на него шлем? - спрашиваю.
      Мой Черный отвечает:
      - Такой порядок. Чтоб не собирались любопытные.
      - Но он потерял много крови, он уже на три четверти погас! Мне интересно, что осталось от его света. Может, вы снимете с него шлем?
      - Сними сам, если хочешь, - говорит Черный.
      Он проверяет, хватит ли у меня храбрости... Ясно, меня испытывают! Ну, если он воображает, что я пойду на попятный!..
      Взбираюсь на каменную глыбу, протягиваю руку, снимаю шлем.
      Свет распятого мигает, словно в отчаянии. Он самую малость ярче нормального.
      Этот тип открывает глаза и смотрит на меня. И улыбается.
      - Да, да, - бормочет. - Дети... Пусть ко мне придут дети! - потом он стонет и опять зовет отца. Как будто отец может чем-нибудь помочь!
      Я слезаю с глыбы, возвращаюсь к своему Черному. В руке у меня зажат камень.
      - Этот будет первый! - кричу я. - А потом я и других буду гасить!
      И кидаю камень.
      Я попал в висок, и этот тип сразу перестал стонать. Голова опять свесилась, и свет погас. И можете мне поверить, не оттого, что он сам притемнился.
      - Чисто сработано, молодец, малыш! - с восхищением говорит мне Черный.
      Может, у него оставались какие-то сомнения. А теперь кончено. И Факел сразу перестал мучиться.
      - Идем прямо в училище, я им скажу, тебя обязаны принять. Согласен?
      ... Еще бы не согласен! Погодите, вот я стану офицером, войду в Главный штаб, тогда увидите, что я, Микаэль, сделаю из вашего слепого мира!
      Когда мы стали спускаться с холма, я снял очки. За крестом пылало Солнце то самое Солнце, которого другие почти не различают. Далеко-далеко я увидел Жосса и Иоланду в обнимку. Ну и ладно, мне плевать. Мне теперь не до ревности. Прощайте, ребятишки. Теперь я завоюю мир!