– Я не мог втянуть вас туда, где вы уже находились, – тихо сказал он, глядя на нее жестко и зло.

С минуту Темперанс колебалась. Он это серьезно? Но потом снова заметила блеск в его глазах и с трудом удержалась от улыбки.

– У вас хватит мужества справиться со мной?

На манер клоуна в цирке, она принялась преувеличенно жестикулировать, словно от злости, стараясь не упасть назад, широко расставив ноги и вращая ступнями, чтобы свободнее двигаться.

Поднявшись, Джеймс сначала вел себя так, будто делал все возможное, чтобы устоять на ногах. Руки перестали походить на лопасти маслобойки, но он продолжал то и дело ими взмахивать. Он хорошо катался. Темперанс это увидела только сейчас. И даже потеряй он намеренно равновесие, все равно бы не упал. Когда она была маленькой, ей не было равных, но сейчас она поняла: попадись ей тогда одиннадцатилетний Маккэрн, пришлось бы устраивать нешуточные соревнования.

Они находились в противоположных концах залы, а между ними дети, которые не сводили с них глаз и не произносили ни слова. Темперанс чувствовала, что они боятся. Настоящий ли это спор? Или взрослые снова притворяются?

Темперанс взглянула на Джеймса и увидела, что он быстро двигает подбородком. Она поняла, что он хочет ей сказать.

– Я убью вас! – закричала она, пару раз сильно оттолкнулась и помчалась к нему.

Правильно ли она поняла его жест? Поймает ли он ее, или она вылетит в окно? Но она верила ему.

За секунду до того, как она должна была врезаться в него, она сгруппировалась, втянула голову, выставила, одну ногу вперед, затем выкинула вверх руки и пронеслась у него между ног. Джеймс схватил ее за запястья – одно молниеносное движение, он поворачивается, и вот они катятся вместе в противоположном направлении, Джеймс едет спиной, держит поднятые руки Темперанс, а вся она на одном ролике катится у него между ног.

Когда Джеймс остановился у противоположной стены, Темперанс не шевелилась. Голова у нее все еще была опущена, нога поднята, а мышцы чуть не кричали от боли. Но дети не издали ни звука.

– Дети здесь? – прошептала она Джеймсу.

– Они напуганы, – ответил он шепотом.

И тут Темперанс услышала, как один ребенок захлопал, а затем по зале прокатился рев хохота и аплодисментов.

Через несколько минут они начали стихать, и тогда Джеймс взял ее под руки и поставил на ноги. Она боялась упасть и не шевелилась, потому что не привыкла к такой нагрузке и боялась, что трюк не удался.

Стоявшая рядом Грейс прошептала с изумлением:

– Я никогда не видела ничего подобного! Вы тренировались?

– Нет, – ответила Темперанс, держась за спину, – мы просто...

Она осеклась и посмотрела на Джеймса. Его окружили дети, у каждого в руках по паре коньков, все они стояли в ожидании, что он поможет их надеть.

– Мы просто...

От ответа Темперанс спасли входящие Эппи с сестрой с первыми четырьмя подносами, полными еды. Завизжав, все кинулись к подносам, в том числе и Грейс, а Темперанс вместе с Джеймсом остались в дальнем конце залы.

Темперанс не знала, что сказать. Вообще-то, все, что сейчас произошло, было чересчур интимным.

– Какая программа на следующий воскресный урок? – спросил он, и оба рассмеялись – неловкость исчезла.

– У вас есть растирание для лошадей? – спросила она, потирая синяк.

– Мне оно не нужно. Я пасу овец в горах, поэтому...

В этот момент один ребенок потерял равновесие и врезался Джеймсу прямо в спину. На сей раз он упал, не притворяясь, хватаясь за Темперанс и увлекая ее за собой – она свалилась на него сверху.

Конечно, дети решили, что это продолжение представления и с набитыми ртами стали снова над ними смеяться.

Темперанс сползла с Джеймса и посмотрела на него, поверженного, сверху вниз.

– Ну? – спросила она весело.

– В конюшне, на третьей полке, справа. Но сначала снимите с меня эти штуковины.

Улыбаясь, Темперанс наклонилась и при помощи ключа, висевшего у нее на шее, сняла с Джеймса коньки, а когда он сел рядом, сняла и свои. Сейчас зала гудела – все дети надели коньки и усердно толкали друг друга. Постоянно кто-нибудь падал, и вслед за этим неизменно следовали взрывы хохота.

Встав, Джеймс обнял Темперанс за плечи.

– Как вы думаете, без нас здесь будет скучно?– спросил он, стоя на одной ноге.

Она посмотрела на детей – что они только не делали, гоняя на коньках: визжали, смеялись, ели...

– Думаю, нет, – ответила она.

– Пойдемте, – сказал Джеймс, – я знаю, где можно взять бутылочку вина, немного сыра и прилечь на мягкое.

Его рука лежала на ее плече, а она обвила своей рукой его за пояс. Другую руку она положила на его твердый плоский живот. Обычно, если мужчина предлагал ей вино и «мягкое местечко», она бежала от него куда подальше, а если он продолжал настаивать – пользовалась стальным острием зонтика, чтобы удержать его на расстоянии.

– Звучит замечательно, – ответила Темперанс и помогла хромающему Джеймсу выйти из залы.

«Мягким местечком» оказался стог сена, не очень чистый, зато «вино» и «сыр» именно бутылкой вина и головкой сыра. Никаких стаканов, фарфоровых тарелок и свечей: только еда.

Едва они пришли на сеновал, где пахло конями и кожей, Джеймс присел на стог сена и стянул с себя рубаху.

– Вот здесь, – сказал он, протянул ей бутылку вина и показал на свое левое плечо.

Темперанс поняла, что он просит растереть его.

Что ей делать? Сказать ему, что достоинство не позволяет ей распивать вино вдвоем с мужчиной из бутылки? Что она неловко себя чувствует наедине с полуголым человеком? И не слишком ли глупо прозвучат такие заявления, если всего десять минут назад она каталась у него между ног?

– Чего же вы ждете? – нетерпеливо спросил он.

– Что сейчас сюда ворвется мамочка с угрозой оторвать мне голову, – ответила Темперанс.

Джеймс посмотрел на нее так, что было ясно: он прекрасно понимает, перед каким сложным выбором она сейчас находится.

Она не взяла бутылку – нужно сохранить здравый и трезвый ум – налила на ладонь растирание и начала массировать ему плечо. Его большое, широкое, сильное плечо. Гладить его по теплой, гладкой, загорелой коже.

Что ж, подумала Темперанс, пытаясь сдержать чувства рассудком, она вновь проходила испытание похотью. Еще раз. Нужно научиться преодолевать себя. Она не поддастся своим низменным потребностям и...

– А как насчет поваляться в сене? – спросил Джеймс, глядя на нее из-под опущенных ресниц.

Темперанс удалось рассмеяться, и напряжение вновь исчезло.

– Расскажите о своей первой жене. Если вы никогда ее не любили, почему тогда женились на ней?

Он скривился.

– Экономка слишком настойчиво интересуется вещами, которые ее не касаются.

– Ее также не касаются развлечения детей из вашей деревни, но она этим заинтересовалась!

– Да-а? Когда я вошел, мне вы показались не слишком развлекательной. Наоборот, казалось, что вам очень хочется убежать и спрятаться. Аи! Осторожней с ногтями!

– Простите, – притворилась искренней Темперанс. – Если хотите сами продолжать растирать себе плечо, только скажите.

– Нет, не хочу. Ниже, да, да, вот здесь!

Он прикрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями, и она поняла, что сейчас нужно либо уходить, либо чем-то очень быстро отвлечься.

– Итак, вы мне рассказывали о своей жене...

– Нет, это вы совали нос в мои дела, я же вам ничего не рассказывал!

Темперанс убрала руки с его обнаженной спины.

Джеймс немедленно начал рассказ, а Темперанс продолжила растирание.

– Я был влюблен в деревенскую девочку, но мой отец отправил меня в Лондон и соблазнял красивыми женщинами. Я не выдержал и женился на одной из них. На той, которую выбрал он. А потом привез ее сюда. Рассказывать в принципе нечего, кроме того, что, все два года нашего супружества она каждый день рыдала.

– Что же с ней случилось?

Джеймс помолчал и взглянул на висевшие на стене лошадиные сбруи.

– Однажды безлунной ночью она попыталась сбежать. Вскочила на одного из моих беспокойных коней и, как я думаю, собиралась в Мидлей, но заблудилась, – он понизил голос, – повела коня через скалу, и оба свалились в море.

Темперанс не удержалась от ненужного вопроса.

– Это было самоубийство?

– Нет! – резко ответил Джеймс. – Я не хочу, чтобы в этой семье было еще одно самоубийство, у нас и так греха хватает!

– Но ваша бабушка не кончала жизнь самоубийством! – выпалила она и тут же зажала рот рукой в ужасе от своей болтовни.

Секунду Джеймс молчал.

– Ладно, – тихо произнес он, – кто еще, кроме вас, сует нос, куда не просят?

Он еле сдерживался. Он не повысил голоса, но Темперанс понимала, что Джеймс не шутит.

– Вы немедленно расскажете мне о том, что вам известно о моей бабушке!

Но Темперанс не собиралась пугаться.

– Мне казалось, вы не любили ее. Разве не вы называли ее Великой Транжиркой?

Джеймс поднялся и взял свою рубаху.

– Я очень любил ее, несмотря на ее ошибки. Она всегда была очень добра ко мне. А теперь расскажите мне, что вам известно.

Темперанс ничего не хотела рассказывать и очень жалела, что не удержала язык за зубами. Но по лицу его она видела, что просто так он ее не отпустит.

– Сядьте, – сказал он, кивая на стог сена.

Темперанс повиновалась, присела и молчала, пока он расшнуровывал шнурки ее ботинок.

– У вас, наверное, создалось впечатление, что в этом доме никогда не было счастья, – произнес он, стягивая с нее ботинок.

Темперанс вздохнула, соглашаясь. Азартные игры. Убийство. Месть. Да, дом не похож на обитель счастья.

– Я знаю, что деревенские любят поговорить о моей семье, а особенно Грейс. Вы хотите... – он кивнул на ее ногу в чулке.

Она не знала, что ответить, стесняясь приподнять перед ним юбку и распустить подвязки. Может, сказать ему, чтобы он отвернулся? Вдруг ей дико захотелось вытянуть ногу и...

Но Джеймс решил эту задачу, он отвернулся и ждал, пока она распускала оба чулка и скатывала их. Она засунула их в карманы. Когда с чулками было покончено, Джеймс встал на колени перед ней и взял в свои большие руки ее маленькую ножку.

– Я знаю, что вы наслышаны об игре, смертельной вражде, отравившей поколения, но...

– Мне никто не рассказывал о смертельной вражде, – с интересом произнесла она. – Хотелось сложить все кусочки головоломки в одно целое.

Джеймс сильнее сжал ее лодыжку и покачал головой.

– Могила моей бабушки не освящена, это не дает мне покоя. А вы знаете что-то о ее смерти! Что именно?

– Ее убил ваш дедушка! – ответила она, еле дыша и ожидая взрыва.

Но взрыва не произошло. Вместо этого Джеймс открыл бутылочку с растиранием и стал втирать жидкость ей в лодыжку.

– У старика был дикий нрав, – заметил он.

– А сколько женщин он выбросил в окно? – спросила Темперанс, пытаясь немного поднять ему настроение.

Джеймс взглянул на нее с кривой усмешкой.

– Немного. Итак, сейчас вы мне расскажете все, что вам известно, а также откуда у вас такая информация.

И Темперанс нарушила свое слово хранить тайну...

– Их поженили насильно, – сказал он, растирая ей лодыжку, – и они оба ненавидели друг друга.

– Как вы и ваша жена, – тихо вставила Темперанс.

– Да, – бесцветно ответил он. – Но их брак был браком без любви с самого начала, и им ничего не хотелось, лишь бы побольнее ударить друг друга. Он играл, а она тратила.

Темперанс взглянула на него с интересом.

– А где все, что она купила?

Джеймс хмыкнул.

– Только не говорите мне, что вы поверили в эту старинную легенду и где-то в этом доме спрятаны сокровища Аладдина!

– Я думала... – обескураженно произнесла Темперанс.

Он вернулся к растиранию.

– Что вы думали? Что нам вместе стоит начать разбирать стены и искать? Неужели вы думаете, что этим не занимались мой дед и мой отец? И что мы с братом потратили не один день на поиски сокровищ?

– Но Грейс рассказала, что ее муж нашел счета за те вещи, которые купила ваша бабушка, серебряные вещи и даже золотые статуи работы Челлини!

Джеймс молчал, массируя ей лодыжку, и чем дольше он молчал, тем чаще билось ее сердце. Она обожала в детстве «Остров сокровищ».

– Какие счета? – тихо спросил Джеймс.

Темперанс глубоко вздохнула, пробуя успокоиться.

– Не знаю. Какая теперь разница, раз сокровищ нет? Но ведь ваша бабушка потратила все состояние, чтобы оно не досталось вашему деду, и не сказала перед смертью, куда спрятала...

Она не закончила свою мысль, потому что Джеймс схватил ее за плечи и поцеловал в губы. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился бесконечно...

Но Джеймс слишком быстро оторвался от нее. Он был очень удивлен.

– Чем бы вы ни занимались в жизни, но уж точно не поцелуями!

У Темперанс сразу пропало все хорошее настроение, и она сбросила его руки.

– Это потому, что мне вовсе не хочется целоваться с вами!

– Неужели? – хитро спросил он, наклоняясь к ней, взял ее рукой за подбородок и заглянул в глаза. – Я вас обидел?

– Разумеется, нет! – ответила она с наигранной наглостью. – А вас вообще что-нибудь кроме секса интересует?

Он уставился на нее. Он явно не привык слышать от женщины такие слова.

– Я думаю о нем постоянно. У меня не клеится работа, если я одновременно не представляю, что бы я сделал в постели с женщиной. Я думаю о том, что...

Она понимала, что он дразнит ее, но их разговор зашел слишком далеко.

– А вы не забыли о счетах вашей бабушки? Эй!..

Джеймс схватил ее за руку и потащил в дом. Он, казалось, забыл о том, что она не обулась, и Темперанс, ступив на камни и что-то хлюпающее, ясно ощутила свои босые ступни. Хорошо, если бы под ее ногами оказался не конский навоз, думала она, пока он тащил ее в дом.

Темперанс укутала ноги юбкой и зевнула. Всю ночь она до раннего утра помогала Грейс делать шляпы. Весь день она провела в ожесточенных роликовых схватках, а сейчас, к вечеру, ей предстоит разбираться с домовыми книгами вместе с человеком, который заявил ей, что она не умеет целоваться.

– Ничего, – уже в семнадцатый раз повторил Джеймс.

Их окружали домовые книги, начиная с 1762 года.

– Окажись эти книги в Америке, их бы отправили в музей, – сказала Темперанс, снова зевая.

– Если хотите спать, идите! – произнес Джеймс, но было ясно, что, если она уйдет, он перестанет ее уважать.

Она вытянула босые ноги и похрустела пальцами. Шести свечей было очень мало, и в старой библиотеке было темно, как в пещере.

– Все-таки странно, что ваша бабушка никому ничего не сказала. Никто не ожидает смерти, и все равно мы составляем завещания. Несчастный случай может произойти с нами когда угодно. А если еще учесть нрав вашего дедушки...

– Но ведь все произошло случайно! Никакого убийства. Он не стрелял.

– Да, но мне интересно, кто первым вытащил пистолет. И разве ваш дед не угрожал оружием?

– Напомните мне, чтобы я никогда не ездил в Америку, – рассеянно отозвался Джеймс, в пятый раз пролистывая книгу. – А Грейс знает, что Гэви сделал со счетами, которые он нашел?

– Она не говорила. Спросите у нее сами. Вы отлично знаете, где ее спальня! – выпалила Темперанс и замерла.

Почему она это сказала? Джеймс не поднял головы.

– Вы уже не в первый раз демонстрируете свою ревность к Грейс. Вы уверены, что не хотите у нас остаться?

– Ревность? Не смешите меня! И в Нью-Йорке меня ждут. Слушайте, я пошла спать. Мы поищем, что вы там собираетесь найти, завтра утром, – произнесла она, поднимаясь. – Как жаль, что ваша бабушка не любила вас так сильно, как вы ее, и не поведала вам, что и куда положила!

– Матерь божия... – тихо сказал Джеймс.

Повернувшись, Темперанс увидела его широко раскрытые от изумления глаза.

– Она дала мне колоду карт.

– Она покупала великие произведения искусства, а своему дорогому внучку выделила только колоду карт? Она вас случайно не перепутала с вашим братцем-игроком?

– Она велела мне спрятать карты от моего деда и Колина подальше, иначе они отобрали бы колоду и проиграли бы ее, потому что это очень важная колода, – тихо произнес Джеймс.

– Дай она вам другую вещь, вы бы играли с ней и затерли, но карты вы спрятали и сохранили, да?

От затеплившейся надежды у нее пропало всякое желание спать.

– Они в коробке в моей комнате, – прошептал Джеймс.

Темперанс бросилась к двери одновременно с Джеймсом. Они оба подбежали к выходу и вместе попытались пройти. Темперанс толкалась изо всех сил, пытаясь оттиснуть Джеймса из дверного проема, в котором оба застряли.

Через несколько минут тщетной борьбы она посмотрела на Джеймса. Он улыбался своей кривой ухмылочкой, глядя на нее сверху, уперся грудью в ее грудь и забавлялся, не пропуская ее вперед.

Сузив глаза, она посмотрела на него угрожающе. Он расхохотался, отступил и дал ей пройти.

– У вас плохо получается развлекать детей, но вам отлично удается развеселить меня.

Темперанс, не отвечая, побежала вверх по лестнице к нему в спальню. При входе она остановилась, он был за ее спиной. Темперанс заглянула в спальню, затем обернулась.

– Если вы посмеете до меня дотронуться, то всю следующую неделю я буду вам в еду подсыпать песок!

– Я знаю, как вы целуетесь, поэтому не беспокойтесь! – ответил он и быстро прошел мимо нее в спальню.

Темперанс медлила у двери, нахмурившись. Она еще не сталкивалась с мужчиной, который бы мог так ее разозлить. Ей хотелось развернуться, уйти к себе и лечь спать. Пусть сам разгадывает тайны своей семьи!

Но потом она увидела, как Джеймс зарылся в большой старинный сундук, который – она была уверена – какой-нибудь средневековый предок привез с собой из крестового похода, поэтому она вошла в комнату и заглянула ему через плечо.

– Вот! – воскликнул он, вытащил маленькую коробочку и подошел к кровати. – Принесите, пожалуйста, свечу!

Одна из «девочек», Эппи, а может, ее сестра, зажгла одну-единственную свечку в его спальне, и Темперанс пронесла ее через всю комнату. Сгорая от любопытства, она, не колеблясь, взобралась на спинку кровати, поставила свечу в оловянном подсвечнике на толстое бархатное покрывало и посмотрела на карты в руках Джеймса.

– Я не рассматривал их много лет, – сказал он. – Бабушка дала мне их, когда мне исполнилось девять лет, за год до своей смерти.

Он говорил тихо, а балдахин, под которым они сидели, словно отъединил их от всего остального мира. И вдруг все ее раздражение куда-то ушло. Она словно увидела перед собой малыша, который рос среди азартных игроков и с дедушкой, обладавшим адским нравом.

– Она сказала, что они очень ценные, и я должен хранить их всю жизнь.

Он посмотрел на Темперанс – их отделяли всего несколько сантиметров.

– Еще она сказала, что они – мое будущее. Я думал, что это гадальные карты, но не знал, как ими пользоваться.

Джеймс разложил карты на кровати, и сердце Темперанс забилось чаще. Он раскинул их таким ровным полукругом, что она поняла, – в его руках карты не впервые в жизни.

Она рассмотрела колоду. Обычные карты. Красно-белая рубашка с замысловатым узором. Совершенно ничего интересного.

Темперанс разочарованно посмотрела на Джеймса. Он улыбнулся ей, снова посмотрел на карты и медленно перевернул одну из них.

На карте было изображено бриллиантовое ожерелье. В углах стояли символы туза бубей. На другой карте, которую он перевернул, оказался символ тройки червей. На ней был изображен маленький золотом херувим.

Темперанс взяла карту и поднесла ее к свече. Джеймс улыбался ей так, словно ждал, пока она додумается до чего-то.

И ее внезапно осенило... Одним движением руки она перевернула весь веер карт. На лицевой стороне она увидела ювелирные украшения и серебряные блюда.

– Господи! – вздохнула Темперанс. – Вы считаете, что это именно те вещи, которые она купила?

– Я всегда так думал, но у меня не было доказательств. Поэтому меня так заинтересовали счета, найденные Гэви.

– А за все эти годы вы ничего не обнаружили?

– Пару раз мы находили похожую посуду, вроде той, что нашли вы, но ничего больше. Когда мы впервые показали ее дедушке, он разбил ее. После того случая мы хранили в секрете все наши поиски и все, что находили. Он не любил напоминаний о жене.

– Интересно, почему? Из-за чувства вины?

Она взяла одну из карт и посмотрела на нее. Там было нарисовано кольцо с сапфиром в обрамлении четырех бриллиантов.

– А где она могла все хранить? – задумчиво спросил Джеймс.

– Этот вопрос я бы задала вам. Ведь вы лорд, а я гостья.

Он улыбнулся и взял другую карту, изображавшую маленькую бронзовую статую, возможно, античную.

– Вот она, опись имущества, теперь только осталось найти товар.

– Она что-нибудь еще оставляла? Может, карту? Подумайте хорошенько!

Он понимал, что она подшучивает над ним, и все равно засмеялся. Сокровище было частью его детства, а с тех пор как он стал лордом, все мысли у него занимала работа. Собрав карты и положив их в коробочку, он сказал:

– Ну, пока к сокровищам мы не приблизились ни на шаг.

В этом «мы» было что-то особенное, и она внезапно вспомнила, что они одни в доме, а остальные спят. В его комнате, на его кровати они сидели совершенно одни.

Темперанс быстро соскочила на пол.

– Думаю, на сегодня нам достаточно! Она наигранно зевнула. На самом деле сон давно как рукой сняло.

Джеймс с неохотой поднялся.

– Да. Вам завтра ехать в Эдинбург, поэтому лучше лечь спать.

– В Эдинбург? – переспросила Темперанс.

– Вы говорили, что собираетесь с Грейс купить для дома кое-какие вещи.

– Ах, да, конечно! Магазины!

Она совершенно забыла о своей выдуманной цели их поездки в Эдинбург. Завтра состоится тайный обед, на котором они с Грейс наденут шляпы.

– Мне тоже нужно кое-что: табак, известковый опрыскиватель для овец, пара волчьих капканов, пара метров сбруи для лошадей.

Лицо Темперанс все больше вытягивалось.

– Волчьи капканы?

– Обязательно. Возьмите повозку и пару мужчин. Ведь вам все равно понадобится повозка, чтобы перевезти продукты.

– А волчьи капканы тоже относятся к работе экономки?

– Возможно, вы правы. Наверное, мне стоит поехать с вами. Смена обстановки пойдет мне на пользу. Посмотрю себе брюки и...

– Не надо! – сказала она, пытаясь придумать причину, по которой он не может поехать.

Но она слишком мало спала, чтобы так быстро сообразить.

– Не надо брюк? Понимаю, почему женщина хочет видеть меня с голыми коленями, и если вы настаиваете...

Темперанс так сильно устала, что не могла придумать ничего лучшего.

– Мне неинтересно, во что вы одеты, но со мной вы не поедете. Я хочу отдохнуть от вас хотя бы один день. Никаких капканов. И овечьих сбруй. И...

– Опрыскивателей. Для овец. Сбруй для лошадей.

Она видела, что он снова дразнит ее, и сомневалась, собирался ли он вообще ехать в Эдинбург. Насколько она успела его узнать, он скорее прогуляется по колючей проволоке босиком, чем проведет один день в городе. А еще она сомневалась в том, надевал ли он брюки хотя бы раз. Или белье, раз уж на то пошло.

Она подошла к двери, но он остановил ее.

– Спасибо за то, что вы сделали сегодня для детей, – мягко проговорил он. – Вы очень добрая.

Она постаралась скрыть свой румянец удовольствия от его похвалы.

– Пожалуйста. Они очень хорошие, мне самой понравилось.

– И мне! – ответил он с таким мальчишеским воодушевлением и задором, что она засмеялась.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, а если мы не увидимся до вашего отъезда, то удачных покупок!

Она опять собралась открыть дверь, но снова обернулась.

– Джеймс, а что случилось с той деревенской девушкой, в которую вы были влюблены?

– Моя мама пожалела ее и отправила в школу в Глазго. Я слышал, что она позже вышла замуж за пожилого человека.

Темперанс почудилась горечь в его голосе.

– Спокойной ночи! – повторила она и пошла к себе.

Через несколько минут она уже крепко спала.

– Мы сделали это! – воскликнула Темперанс, откидываясь на жесткую спинку в повозке.

– Это вы сделали! – мягко ответила Грейс, держа вожжи в руках. – Я не имею к этому никакого отношения.

Но Темперанс не обратила на ее слова никакого внимания.

– Вы помните, как на нас посмотрела та чопорная дама, когда с нами прощалась? Как будто она выиграла что-то, правда? «Дом Грейс»! Завтра о вас узнает весь Эдинбург!

– Не обо мне, а о вас, – настойчиво повторила Грейс. – Я ничего не сделала.

– Конечно, всего лишь самые красивые шляпы, которые я видела, а так больше ничего!

– Это ерунда. У многих людей есть талант. Бренда рассказывает чудесные истории, а Лилиас делает ликер из морских водорослей, но они ни гроша не зарабатывают своим умением.

– Для этого нужно всего лишь немного смекалки.

– Нет, – торжественно произнесла Грейс, – нужно верить, что ты можешь создать в этом мире что-то свое, а у нас в деревне так думать не умеют, – она понизила голос. – И если вы уедете, я не знаю, что с нами станет.

– Ну-ну, – пробормотала Темперанс, смутившись от похвалы Грейс. – Давайте лучше подумаем, как нам скрыть наше дело от Маккэрнов. Я подозреваю, что Хэмиш не будет поощрять женщину, зарабатывающую деньги, особенно такие, какие можете заработать вы. Я столько раз видела подобное в Нью-Йорке! Начинаешь помогать какой-нибудь бедняжке с мужем-бездельником и детьми на руках заработать и прокормиться, а потом, когда она встает на ноги, самолюбие мужа страдает, и он запрещает ей работать.

– Вы думаете, Джеймс будет против? – спросила Грейс, не выпуская вожжи из рук.

Было уже темно, путь им освещала только луна, но лошади отлично знали дорогу в стойло.

– Вы знакомы с ним лучше, чем я, – ответила Темперанс, нахмурившись.

Ее явно тянуло к этому человеку. Но ведь это еще не конец света...

– Нет, – ответила Грейс. – Я просто делила с ним ложе, но я ни разу не видела, чтобы он разговаривал с кем-нибудь так, как разговаривает с вами.

– Правда? – спросила Темперанс, отворачиваясь и пряча улыбку. – Но ему не следовало бы вышвыривать женщин через окно или угрожать им убийством!

Грейс изумилась.

– Убийством?

– Да он просто болтун! Жаль, что вас не было при этом! А вы уверены, что хотите заниматься шляпами в деревне? Моя мама могла бы подыскать вам отличный маленький магазинчик в Эдинбурге.

– Нет, спасибо! – твердо ответила Грейс. – Не забывайте, что я выросла в этом городе. Если я сейчас туда перееду и там умру, то кто позаботится об Элис? А здесь...

– Да, – тихо сказала Темперанс, – я понимаю. Она родилась здесь, поэтому у нее есть дом.

Вот что ей действительно нравилось в Маккэрнах: они всегда держались вместе и никого не забывали. Даже Грейс, любовница лорда, такой же член семьи, как и любой другой Маккэрн.

Из-за поворота показался старый каменный дом. Когда Темперанс впервые увидела его, в нем горела единственная свеча. Но сегодня свет горел во всех окнах.

– Что-то случилось, – пробормотала она, выхватила вожжи из рук Грейс, закричала на уставших лошадей и, схватив длинный хлыст, огрела тонкой кожей их загривки.

Темперанс не заметила, что Грейс откинуло назад и ударило о сиденье повозки. Она вскрикнула. Но думать о боли некогда – нужно срочно за что-то ухватиться, иначе она вылетит из повозки на дорогу. Шляпа упала ей на лицо, поэтому она ощупывала край повозки. Наконец она подняла шляпу и увидела силуэт Темперанс в лунном свете. Она стояла в повозке и была похожа на картинку с цирковой афиши, виденную однажды Грейс: там тоже со свистом стегали лошадей хлыстом.

Увидев, как быстро они приближаются к дому, Грейс поняла, что они сейчас разобьются. Она свернулась калачиком, готовясь к удару, и попыталась втиснуться между краем повозки и сумками.

Но перед столкновением Темперанс напряглась и натянула вожжи. Грейс была уверена, что лошади встали на задние ноги.

Не дожидаясь, пока они остановятся, Темперанс соскочила с повозки и побежала в дом.

Трясясь от страха и адской гонки, Грейс вылезла из повозки и пошла следом.

Дорогая мамочка!

Уже поздно, я умираю от усталости, но должна тебе рассказать о том, что сегодня случилось. Прости, что я не заглянула к тебе, когда была с Грейс в Эдинбурге, но у нас была масса дел, а времени очень мало.

Шляпы Грейс прошли на ура! Нас заметили, на нас обратили внимание, и сейчас у нее контракт на пошив двадцати пяти шляп без ограничения в сроках. Я сказала хозяйке магазина, что очень сложно достать нужное количество старой ткани, из которой Грейс шьет шляпы, поэтому хозяйка подняла цену, предложенную ранее, вдвое. А если вспомнить километры пропадающих у Джеймса портьер, то Грейс может шить шляпы до скончания века.

Когда мы вернулись домой, в каждом окне горел свет. Если бы ты знала, как скромно живут Маккэрны, ты поняла бы, как это необычно. Я дрожала при одной мысли о случившейся беде, поэтому схватила вожжи и стегнула коней. Помнишь, как однажды папа учил меня стоять в повозке и бить хлыстом? Один-единственный раз я продемонстрировала тебе то, чему научилась, а потом мы приводили тебя в чувство нюхательными солями!