В середине поля под деревом стоял мужчина с поднятыми вверх руками, словно молящийся Светлым. Толпа собралась вокруг него полукругом, ближе всего дети, по внешнему краю взрослые. Голоса накатывали, точно океанские волны на берег, но Френа не узнала песню или молитву, которую они произносили.

– Что они все-таки делают?

Верк не ответил, и на его лице появилось напряженное выражение, когда он принялся разглядывать толпу.

– Какому богу молятся крестьяне? – Даже девушка из города должна была бы знать такие вещи. – Священному Веру, наверное? Он ведь бог бурь.

Продолжая рассматривать толпу, Верк пробормотал:

– Не Веру, госпожа. И они не крестьяне.

– Тогда священному Укру?

Все знали, что ее отец посвящен в таинства священного Укра, потому что никто не мог стать таким богатым без благословения этого бога. Покровитель процветания и изобилия, Укр помогает крестьянам и купцам.

– Возможно, они просят Укра, чтобы он держался в стороне, – пробормотал Верк. – Но скорее всего они обращаются к священной Нале. Поворачивайте, госпожа! Это зрелище не для вас. Возвращайтесь назад – немедленно!

– Ты не имеешь права мне приказывать!

– Останови ее! – взвыл Альс, который догнал их и резко развернул колесницу.

Толпа заметила ее и повернулась, наблюдая за ее приближением. Мужчина под деревом не обращал на нее внимания… и был совершенно обнажен, только глаза прикрывала повязка. Он был подвешен за запястья к ветке так, что ноги едва касались земли. Все его тело покрывала кровь, как будто его сильно избили.

– Что это такое?! – крикнула Френа.

– Поворачивайте назад, госпожа! – рявкнул Верк.

– Я никуда не уеду, пока не пойму, что здесь происходит! И что делают те люди?

Три человека копали яму в земле.

– Скажи ей, что черные волосы – дурной знак! – пронзительно завопил Альс.

– И черные онагры! Уезжайте отсюда, госпожа, если вам дорога жизнь. Они думают, что вы хотите его спасти.

– Я и хочу! Какое преступление он совершил? Кто объявил вердикт священного Демерна? Неужели эта яма – могила?

– Естественно, могила! – крикнул Верк. – Не останавливайтесь!

В толпе послышались крики, и к ним бросилось несколько человек.

– Напомни ей, что случилось с ее матерью! – завизжал Альс.

– Я не уеду! – Френа вцепилась обеими руками в рукоять тормоза; колесница дрогнула, замедлила ход, подняла тучи красной пыли, и Френу швырнуло на плетеные поручни. – Они же его убивают! Скажи им, кто я такая. Я хочу знать, что они делают с этим человеком и чем он заслужил…

– Мисси! – рявкнул Верк таким тоном, какого она от него еще не слышала, вырвал у нее рукоять тормоза и прижал его ногой. – Ваш отец поклялся богом, что насадит меня на кол, если я сегодня не доставлю вас домой целой и невредимой. Вам придется взять на себя управление колесницей, или это сделаю я.

Поскольку руки у него были длиннее, он потянулся мимо нее и схватил поводья Мрака, затем быстро взял кнут из специального гнезда и со знанием дела опустил его на спину Ночи. Онагр громко завизжал, но помчался вперед, и колесница начала разворачиваться.

Толпа взвыла и бросилась в погоню.

– Этого человека обвиняют в сглазе, госпожа. Подозреваю, он наслал проклятие на овец, чтобы у них не рождались ягнята, или задержал дождь. – Что-то ударило стражника по шлему. – Они отошлют его назад к Древнейшей, которая направила его сюда, и чьей слугой он является. – Постепенно колесница набирала скорость. – Хорошо, что мы все от него избавимся.

Толпа побежала. Они хотели разделаться с ней, как те головорезы, что убили ее мать. Черные волосы – знак Древнейшей. Чушь, разумеется. Просто флоренгиане темнее вигелиан, а Френа унаследовала от матери темные волосы и смуглую кожу. Люди мчались с дикими криками. Она не разбирала слов, но их ненависть не вызывала сомнений. Стая деревенских собак уже догнала колесницу, псы бегали вокруг, громко лаяли и щелкали зубами. Ночь и Мрак вздрагивали и пытались их лягнуть.

Окровавленный грязный мужчина под деревом был вигелианином, а не флоренгианином, значит, вовсе не цвет его кожи и волос стали причиной расправы. Возможно, он действительно хтонианин, Избранный Древнейшей.

В воздухе свистели камни, чудом не задевая Френу. Она все еще не различала слов, которые выкрикивала толпа, однако в животных воплях явно читались ярость и угроза. Френа взвизгнула, когда камень угодил ей в плечо.

– Альс! – завопил Верк. – Прикрой меня слева!

Он швырнул кнут Френе и выхватил меч.

Она хлестала онагров, криками заставляя их бежать быстрее. Упрямые животные отвлекались на собак, лягались и кусались, вместо того, чтобы броситься вперед и оторваться от преследования.

– Я все равно не понимаю! – сказала Френа как можно спокойнее.

Древнейшую, Госпожу Мрака, звали Ксаран, но это имя произносили вслух только во время священных ритуалов, чтобы ненароком не призвать ее в мир. Избранные были ее посланниками, и считалось, что они творят зло. Однако представить себе, что несчастный подвешенный несет в себе зло, было невозможно. Как невозможно поверить и в то, что эти люди вершат правосудие Демерна.

– Он принадлежит Древнейшей. – Верк принялся кричать на онагров, одновременно прикрывая Френу от камней и палок, отскакивавших от металлических пластин его доспехов и боков колесницы. – Он ее слуга. Ему завязали глаза, чтобы он не призвал зло, а еще засунули в рот кляп, чтобы не произнес заклинание. Его отправят назад, положив лицом вниз и засыпав землей. Вы хотите разделить с ним могилу, госпожа?

Верк тыкал в онагров мечом, чтобы те бежали быстрее, но камни и палки попадали и в них. Дружно издав возмущенный вопль, животные помчались вперед.

Рука Френы кровоточила, и она знала, что скоро там появится громадный синяк. Если один острый камень может причинить такую боль, что же пришлось вынести тому мужчине под деревом? Или ее матери, которую прямо возле дома захватила банда неизвестных людей и избила так, что она умерла через несколько дней? По крайней мере ее не похоронили заживо! Кровь и рождение, смерть и холодная земля…

Разъяренная, вопящая толпа преследовала две колесницы, которые, подпрыгивая на ухабах, с грохотом устремились прочь от проклятого Биттерфилда. Самые резвые юноши начали сокращать расстояние между ними, кое-кто сжимал в руках заостренные палки. И хотя они были тощими полуголыми пастухами с развевающимися на ветру космами, Френа предпочла бы убегать от стаи голодных котомедведей. Все знали, что безумие насылает священный Эриандер, а не Древнейшая, но жажда крови и ненависть в глазах этих юношей были чистым злом. К счастью, онагры решили бежать, а не сражаться, и понеслись изо всех сил. Теперь лай и укусы собак только подстегивали их, заставляя мчаться вперед.

Альс несся слева от их колесницы, но преследователей он не интересовал. Им нужна была девушка с черными волосами, темными глазами и смуглой кожей. Даже жители Скьяра считали это дурным знаком, и Френу много раз публично проклинали на улицах города; здесь, в деревне, люди были еще более суеверны.

Их путешествие превратилось в настоящий кошмар, приятная прогулка обернулась необходимостью спасать свою жизнь бегством. Она снова опустила кнут на спину онагров. Двое юношей уже почти догнали колесницу и хотели схватить Френу, третий бежал рядом, оставаясь вне досягаемости Верка и пытаясь ударить его палкой. Верк отбивал атаки, но колесница постоянно качалась и подпрыгивала на неровной дороге, и защищаться было очень непросто. Если им удастся палкой раскроить Френе голову, она разделит могилу с тем мужчиной.

Ее потянули за развевающееся платье, но Верк был не настолько занят верзилой, бежавшим рядом, и заметил это. Он сделал резкий выпад, противник закричал и, истекая кровью, упал на землю.

Их начали догонять взрослые мужчины с длинными шестами, они были гораздо опаснее, поскольку пытались сломать колеса или ноги онаграм, при этом оставаясь вне досягаемости мечей.

Однако даже выносливые деревенские жители не в состоянии сравниться с онаграми. Один за другим люди отставали, без сил падая на землю. Когда последняя собака исчезла, Френа оглянулась назад, на растоптанное поле пшеницы, и убедилась, что погони больше нет. Значит, ей ничто не угрожает и она может дать волю ужасу. Измученные онагры перешли на шаг.

– Все закончилось. – Верк обнял ее за плечи.

Неожиданно Френа поняла, что плачет. Она не знала, что потрясло ее больше – собственная слабость или его наглость. Но она позволила ему обнимать себя, поливая слезами металлические пластины кольчуги.

Колесница остановилась.

– Я вела себя как настоящая дура. Я тебя не послушалась. Извини. Я очень благодарна тебе и Альсу.

– Мы просто исполняли долг, госпожа. А заодно спасали собственные шкуры.

Она с трудом сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони, заметив, что отвратительно дрожит.

– Моя мать… С ней было два стражника, когда на нее напали.

– Этого я не знал, – проворчал Верк. – И что с ними произошло?

– Неизвестно. Сбежали, наверное.

– Пустобрехи не достойны даже объедков со стола.

Она высвободилась из его рук.

– Мой отец щедро вас наградит.

– Счастливый конец не оправдывает плохое начало, – нахмурившись, проговорил Верк.

– Ты прав. Ему лучше не знать.

– Ай-ай! Онагры не слишком разговорчивы, а вот Альс… Альс!

Альс безвольно висел на перилах колесницы, и брат бросился к нему на помощь.

Холмы, отделявшие озеро Скьяр от Океана, когда-то славились своими лесами и высокими болиголовами. В Аркане было записано, что надменные смертные использовали дерево для строительства домов, которые гораздо больше подходили богам, и священный Демерн убрал все деревья до тех пор, пока люди не научатся смирению. Очевидно, этого еще не произошло, потому что Светлые не вернули деревья. Выжженные голые склоны годились лишь для горных коз, а единственным напоминанием о былом величии служили остатки громадных корней, вросших в камни.

На перекрестке Верк остановил колесницу и стал ждать, пока его догонит Френа. Он вез Альса, чью руку раздробило ударом шеста. и, хотя Верк перевязал ее ремнем от ножен, Альс страдал от страшной боли – его лицо посерело, раненая рука распухла и побледнела.

От перекрестка одна дорога шла вдоль холмов, другая спускалась вниз, к берегу, где узкая полоска ровной земли поражала своей яркой зеленью. Дальше до самого горизонта раскинулось синее озеро; над ним собирались штормовые тучи, похожие на плесень на старом хлебе.

– Там есть ранчо, где выращивают онагров, называется «У Каньона».

– Да. Оно принадлежит отцу.

Френа устала и еще не пришла в себя после случившегося в деревне. Ее мысли то и дело возвращались к разъяренной толпе крестьян и их жертве, она спрашивала себя, успели ли его закопать. Он в самом деле Избранный или так же, как ее мать, ни в чем не виноват?

– Альс очень страдает от этой тряски, – сказал Верк. – И онагры устали. Если мы оставим их там, я отвезу вас домой, а завтра вернусь и приведу подмогу.

Обычно Альс начинал громко протестовать при малейшем намеке на то, что ему придется расстаться с братом. Сейчас у него даже на это не осталось сил.

– Его отсутствие заметят, – сказала Френа. – Если доберемся до города, отвезем его в дом Синары. – Заодно она бы залечила и рану на своей руке. Цена для дочери Хорта Вигсона не имела значения. – Я бы не хотела попусту беспокоить отца.

У него и без того столько забот!

– А еще меч, госпожа, – добавил Верк. – Стражник, который роняет дорогой бронзовый меч и забывает его поднять, – плохой стражник.

– А мы не можем заехать куда-нибудь и купить такой же?

Молчание. Верк уставился на нее, и по необъяснимой причине она вдруг покраснела до самых корней волос. Как он смеет так на нее смотреть!

– Ай-ай! – произнес он наконец. – Мне сегодня крупно везет.

– В каком смысле?

– Когда ваш отец меня нанимал, он заставил меня поклясться на Аркане, что я доложу ему, если кто-нибудь предложит мне подарок. Он же в свою очередь поклялся в храме Укра, что даст мне в три раза больше. Теперь я получу три меча?

– Что? По-твоему, я даю тебе взятку?! Да как ты смеешь меня обвинять…

Но он посмел, и Френа действительно пыталась его подкупить. Она отвернулась, не в силах смотреть в его холодные глаза. На себя она злилась гораздо больше, чем на него.

– Давай как можно быстрее отвезем Альса на ранчо.

Альсу дали настойку опия и уложили в постель, уставших онагров увели кормить и поить. Френу с почестями, полагающимися дочери Хорта Вигсона, проводили к столу. Отдохнув, она выехала на свежих онаграх, Верк снова был ее пассажиром.

– Я не пыталась доставить тебе неприятности, Верк, – сказала она, глядя на дорогу. – Просто я не хочу, чтобы отец зря волновался.

– Миледи добра, – ответил он таким ровным голосом, что она не могла понять, потешается он или говорит серьезно. – Я знаю одного стражника, который не сумел спасти господина, и его жена приказала его выпороть. Печальное было зрелище.

– Уверена, отец не станет тебя пороть. Я бы с радостью ничего ему не говорила. Он ужасно расстроится.

Он будет в отчаянии. Хорт, который теперь редко куда-либо выбирался, в юности проделал тяжелое путешествие через Границу, к Флоренгианской Грани. Задолго до вторжения Стралга, когда на это мало кто решался. Дорога в те времена была намного опаснее, чем сейчас. Хорт вернулся с бесценными товарами, положившими основу его благосостоянию, но еще он привез с собой жену, Паолу Апицеллу, единственную любовь его жизни. Предполагалось, что у богатого мужчины непременно должны быть любовницы, иногда младшие жены, но для Хорта других женщин не существовало, даже после смерти Паолы, хотя с тех пор прошло три года. Слуги ни разу не упоминали о том, что у него кто-нибудь появился. Жестокое, бессмысленное нападение на улице Скьяра убило ее. Отец не должен узнать, что такая же толпа чуть не разорвала его дочь.

– Я сказал, не подумав, госпожа. Как мы объясним отсутствие Альса? – спросил Верк. – Мой брат не слишком умен, но я его люблю и не хочу, чтобы его выпороли.

– Хватит говорить о порке! Никто никого не порет в Скьяре. Он выпал из колесницы, когда сломалась ось.

Ложь во спасение, без злого умысла, только затем, чтобы защитить отца от ненужных волнений.

– Да, тогда накажут конюха, который закреплял колеса.

Френа возмущенно открыла рот и снова закрыла. Наверное, он прав. Все эти разговоры о наказаниях были ей в диковинку. Она никогда не задумывалась о жизни, в которой случаются подобные вещи.

– Это моя вина. Я ехала слишком быстро, и колесница Альса перевернулась, налетев на камень.

Лицо Верка, покрытое золотой щетиной, наморщилось, словно он пытался сдержать улыбку.

– Разве хороший стражник позволил бы вам такое безрассудство? Меня посадят на кол, как пить дать!

– Прекрати! Ты прекрасно знаешь, что отец никого не наказывает без суда.

– Сорок плетей для человека моего возраста, – грустно проговорил Верк. – Но кто считает? Суд все равно постановит, что могучий стражник выдержит и больше, а кто потом возьмет его на работу с такими шрамами?

– Гром напугал онагров Альса, и они понесли. Такое может случиться с кем угодно.

Верк с серьезным видом кивнул.

– Хозяин посчитает сломанную руку достаточной карой. Но я не должен был подпустить вас к тем крестьянам, так что придется мне упасть ему в ноги и молить о пощаде.

– Это же моя вина! Я не позволю тебя наказать.

– Миледи добра, – повторил Верк, но без особой убежденности в голосе.

Когда они подъехали к тому месту, где река Скьяр брала свое начало из озера, Френа передала вожжи Верку. Вскоре по обеим сторонам пропасти появились высокие стены, которые назывались Ворота Веру. Там на бесчисленных каменистых островах расположился крупнейший торговый город Вигелии. Когда река разделилась на дюжину резвых речушек, дорога свернула от берега и повела через Первый мост к Колокольному Звону, самому высокому острову Скьяра. Вскоре воздух стал слишком сырым и горячим, и Френа почувствовала себя, как рыба в густой похлебке. Верк выбрал Верхнюю дорогу к Желтому Молоку.

Весь Скьяр состоял из бесчисленного множества мостов. Некоторые нависали над водой, соединяя скалы, извиваясь и вздыбливаясь, точно змеи. Другие, веревочные, на которых кружилась голова, повисли между каменными шпилями. А еще были узенькие мостики из простых досок, и такие, по всей длине которых стояли двойные ряды лавок и домов.

От Желтого Молока к Змеиной Шкуре и Яйцу…

Некоторые острова были широкими и относительно плоскими, другие высокими и скалистыми, с прилепившимися к их бокам и вершинам домами, похожими на грибы. Жители города считали, что любой камень, возвышающийся над поверхностью воды, годится для того, чтобы стать фундаментом, пусть даже для обычной пристани у моста, а если таких камней оказывалось три или четыре, на них вполне можно было возвести дом.

От Яйца к Излучине Лимпет…

Скьяр представляли его люди: плотники, шорники, ткачи, писари, пивовары, купцы, грузчики, священники, медники, красильщики и самые разные мастера. Среди них нередко встречались веристы в накидках, Свидетельницы в белых одеяниях, настриане в зеленых плащах и последователи других легко узнаваемых культов. Кроме того, в столице наверняка имелись представители религиозных общин, которые не требовали определенной одежды.

Скьяр был невероятно древним городом и одновременно вечно молодым, построенным из дерева по старейшим законам судостроения. Год за годом его изводила гниль, землетрясения, зимние бури или случайные пожары. Френа провела в Кирне совсем немного времени, однако заметила, что Скьяр изменился: Треугольник сгорел до самого основания, между Овечкой и Сотами наконец открыли новый мост.

Воздух был липким и затхлым, пропитанным запахами еды, отбросов и большого количества людей.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что крестьяне будут просить священного Укра не вмешиваться? Он ведь и их бог.

Верк пожевал губу, ловко маневрируя между прилавками маленького рынка и следя за тем, чтобы Мрак и Ночь не прокладывали себе дорогу при помощи зубов.

– Я плохо подумал, мне не следовало так говорить, госпожа.

– Отвечай!

Он мельком посмотрел на нее, затем снова уставился вперед.

– Умоляю, позвольте мне не отвечать. Хозяин и так не одобрит мою болтливость.

Значит, между ними вновь появится секрет – между ней и слугой в доспехах с металлическими пластинами.

– Обещаю, я ничего ему не скажу.

Ночь выбросила вбок копыто, толкнув какую-то пухлую матрону на ее спутниц; тут же раздались громкие угрозы и ругань. Верк оказался великолепным знатоком непристойностей. Френу удивило, что, когда все улеглось, он вернулся к ее вопросу.

– В трудные времена у крестьян голодают дети, госпожа. Да и в хорошие за урожай дают не слишком высокую цену. Городская мышь всегда питается лучше деревенского быка.

– А какое это имеет отношение к Укру?

– Говорят, Укр присматривает за своими почитателями.

– В смысле?

– Понимаете, госпожа, – вздохнув, сказал он, – чтобы выжить, крестьянам приходится брать еду в долг. Те, у кого она есть, дают ее тем, кому ее не хватает. А потом они требуют долг назад и получают землю за гроши. Крестьянин становится крепостным, а его детей ждет еще более жалкая участь… так говорят, – добавил он, метнув в нее короткий взгляд.

Френу передернуло.

– Хочешь сказать, так поступает мой отец?

– Никак нет, госпожа! Ай! Стражник, который говорит, что охраняет чудовище, – плохой стражник, верно, госпожа? Кто же будет ему доверять?

Он явно над ней потешался, и Френа не решилась ответить, чтобы не выставить себя еще большей дурой. Никто из слуг до сих пор не осмеливался говорить с ней так откровенно. Верк показал ей совершенно новый взгляд на отца и, разумеется, на нее саму.

Вверх по Крутому мосту к Великому, еще выше к Отваге Оссы, над мачтами корабля к Мертвому Звонарю, потом к Живому Звонарю и по почти отвесной дороге к Храму…

– Ты действительно не знаешь, зачем отец за мной послал?

В дощечках о новых конюшнях, которые он прислал ей меньше шестидневки назад, не было даже намека на это.

– Он не поставил меня в известность, госпожа. Люди говорят, что рты умеют болтать, но не хранить секреты.

– То есть, до тебя доходили слухи?

– Ничего подобного, – твердо ответил Верк. – Даже мышь не пискнула.

Решение возникло неожиданно. Дощечка, которую отец прислал в Кирн, была с трещиной, как будто ее обжигали поспешно.

– Вчера… к отцу кто-нибудь приезжал вчера?

Верк помолчал и ответил:

– Никто, за кем он приказал бы мне присматривать, госпожа.

Его молчание стало чем-то вроде ключа к тайне. Он подталкивал ее, словно дал слово о чем-то не говорить, но хотел, чтобы она задала правильные вопросы.

– Ты сопровождал его куда-нибудь?

– Я – нет. И Альс тоже.

Тогда кто?

– Он выходил из дома?

Следующая пауза была похожа на отказ отвечать. Колесница медленно проехала по всему Ловцу Угрей, прежде чем стражник заговорил.

– Ходят толки, что выходил, госпожа.

Френа задумалась над следующим вопросом. Сколько их еще у нее осталось?

– Без своих любимых стражников?

– Вообще без стражников.

Она подумала: «Ай-ай», – это оказалось заразно.

– Но он никогда не выходит один!

Верк пожевал губу и в конце концов произнес:

– Ну, были еще веристы.

– Веристы?

– С полосами сатрапа. Позже они доставили его домой. Целым и невредимым.

– Рада слышать! – Френа не помнила, чтобы дворец когда-нибудь посылал веристов за ее отцом. Едва ли сатрап Эйд имеет отношение к этому возмутительному происшествию. Здесь явно приложила руку его жена, Салтайя Храгсдор, истинная правительница Скьяра и Вигелии. – А отец их ожидал?

– На рассвете? Да к тому же, они сорвали ставни и убили сторожевую собаку! Любой другой человек лежал бы в своей постели, но вы же знаете хозяина, он никогда не спит…

– Там было сражение? – вскричала она.

– Ай-ай, нет! Стражники не связываются с веристами, госпожа. Таков закон… мы даже не должны пытаться вступать с ними в драку.

Верк сгорал от стыда и ярости. Он и его товарищи оказались совершенно беспомощными. Ее отец говорил, что человек должен быть либо слишком глупым, либо отчаянно храбрым, чтобы вступить в гильдию стражников, потому что для веристов непосвященный с мечом хуже красной тряпки для быка. А если они решат с ним разделаться, он именно в красную тряпку и превратится.

Почему отца вчера вызывали во дворец и почему он послал за ней?

С Ловца Угрей они перебрались на Болтушку и дальше покатили по Колокольчику; Френа оказалась в знакомой обстановке, среди привычных запахов смолы, рыбы и соленой воды, грохота тележек, запряженных быками, криков морских птиц, скрипа лебедок. Между домами мелькали мачты и паруса. Переливающиеся хрустальные ручейки пресной воды, вытекающие из озера, делились и объединялись, становились шире, соленее и в конце концов превращались в каналы для кораблей – вонючие, грязные дороги к Океану.

Когда она была маленькой, их дом находился улице Рыбьи Потроха, на острове Краб, выходившем прямо в Океан. Они жили на верхних этажах, а отец держал бакалейную лавку внизу – хотя к тому времени, когда ее детские воспоминания стали более осмысленными, он уже владел соседними кварталами и расширил дело. На месте того дома давно стоят склады.

Год за годом Хорт Вигсон прибирал к рукам все больше и больше, удваивая и утраивая свое состояние и количество людей, которые на него работали. Все, к чему он прикасался, обращалось в золото. Теперь он владел всем островом Краб, кроме одного причала в северо-восточном углу. Ему принадлежала большая часть Колокольчика, прилегающего к Крабу на западе, и благодаря этому он контролировал Райский Приют, естественную гавань, настолько надежную, что она давала ему серьезные преимущества перед конкурентами. Год за годом он разрушал хибары и лачуги, строил новые склады, расширял свой особняк. Даже крошечный клочок земли в Скьяре стоил целое состояние, а окна его дома выходили в собственный сад. Он привез в него уже взрослые деревья и собирался разбить здесь зоопарк. Его жилище превосходило великолепием дворец сатрапа Эйда.

Когда онагры въехали на мост, соединявший Колокольчик с Крабом, Френа нарушила затянувшееся молчание.

– Высади меня у двери, а сам сразу же возвращайся к Альсу, Верк. С тобой ему будет лучше.

Верк удивленно на нее посмотрел и чуть не сбил с ног женщину, которая несла кувшин с водой на голове. Та сразу принялась его бранить.

– Завтра, – продолжала Френа тем же спокойным и уверенным голосом – так она по крайней мере надеялась, – ты привезешь Альса к Целителям на Болтушке. Я велю Тринвару, чтобы он отправил туда кого-нибудь с золотом и подождал вас. А сегодня вечером я расскажу отцу, что произошло, и постараюсь убедить его, что это моя вина. Обещаю, – проговорила она, почувствовав недоверчивое выражение на своем лице. – Думаю, у отца сейчас есть заботы посерьезнее, чем потерянный меч и царапина у меня на руке.

– Миледи добра, – сказал Верк.

Он не стал спорить, значит, она нашла правильное решение.