Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Маятник веков

ModernLib.Net / Дыбин Александр / Маятник веков - Чтение (Весь текст)
Автор: Дыбин Александр
Жанр:

 

 


Дыбин Александр
Маятник веков

      Александр Дыбин
      Маятник веков
      Часть первая.
      Глава 1.
      Когда его спрашивали о профессии, он обычно называл себя историком. Хотя и не работал никогда по этой специальности: просто в свое время поступил на исторический - так сказать, "по призванию" - и получил, как полагается, красивенький диплом... Ну, а потом - известная история: инженеры - и те не особо нужны, а что до всяких там гуманитариев... Разве только в школу - да и то прикинут, если ты историк, насколько ты лоялен к существующему строю - разумеется, самому передовому, прогрессивному и справедливому! Ну, а то что детки станут гробить тебе нервы так это в порядке вещей: знал ведь, куда шел! Вот и работал Александр всю жизнь не там, где мог бы проявить свои способности, а там. где принимали, и где всем было в высшей степени плевать - какой он там историк! Возись себе с бумажками да получай свой "стольник", и не дай тебе Бог "высунуться" или - Боже упаси - повздорить с как ой - нибудь нервной особой трудноопределимого пола и легко определимого - по сварливости - возраста, непременно желающей поквитаться за свои постоянные личные неурядицы именно с тобой - как единственным представителем зловредного мужского племени в данном коллективе! Тем более, что ты - к несчастью - не в пример интеллигентнее ее и не умеешь этого скрывать, а, значит, "больно много о себе воображаешь!" Так и прозябал упомянутый Александр много лет. Личная жизнь у него тоже не сложилась: имел два развода, платил алименты. Детей видел редко: мамаши мешали. И неудивительно: ведь "обманул" обеих! Они то думали, что такой интеллектуал займет приличный пост и "обеспечит"! А он, негодник, получал каких - то "три копейки" да еще и строил из себя интеллигента... Да видали мы таких интеллигентов! Еще и слова грубого ему не скажи: какое - то свое достоинство блюдет! Был бы хоть из себя видный да смазливый - так ведь поглядеть особо не на что: только что не уродец! Да и не улыбнется лишний раз. не позабавит... Тоска и нужда с ним, и в перспективе ничего хорошего. Ну его, охломона! Вот и жил Александр одиноко и грустно, однако скучать не скучал: читать любил, да и писал кое - что время от времени, иногда - даже в рифму! И, в основном, на "вечные" темы: почему - то волновали его судьбы человечества, "проклятые" вопросы, философия, религия: очень хотелось уверовать в Бога - доброго, мудрого и всемогущего! И чтобы Он помог ему понять свою судьбу и как - то примириться с ней. А, может, даже в чем - то изменить ее, чтобы не приходилось и дальше влачить столь тягостно - бесполезное существование, чтобы была возможность делать что - то доброе и мало - мальски значимое! А, может быть, удалось бы "с Божьей помощью" приподнять завесы над непроницаемыми тайнами, хоть легонько прикоснуться к постижению загадок Мироздания и смысла жизни! Таким уж он был чудаком: на чей - то взгляд смешным и странным. Может быть, поэтому отношения с людьми у него, как правило, "не складывались", или складывались не лучшим образом... Но мизантропом все - таки не стал - хоть и имел для этого немалые причины... И еще одна немаловажная деталь: как писал Мопассан, "есть люди, которым действительно не везет". Вот и он был твердо уверен, что принадлежит именно к этому разряду. И правда: почему - то ему никогда и ни в чем не везло: "на ровном месте" мог споткнуться - не в прямом, конечно, смысле... То, что получалось у любого тупаря, у него, как правило, не получалось: что - нибудь обязательно мешало осуществить даже самое незатейливое начинание. Прямо Рок какой - то, да и только! А начни бороться с этим самым Роком - и препятствия посыпятся лавиной, впору будет только ахать! Все эти постоянные козни тупо - зловредной судьбы доводили просто до отчаянья, до исступления: почему, ну почему именно мне такой жребий?! Чем я хуже других, почему именно на меня легла гиблая мета? Он, в глубине души, подчас завидовал даже калекам: их все же хоть как - то жалеют... А тут - лишь ледяное равнодушие и, для разнообразия, дебильные нотации: ты, мол, сам кузнец чего -то там... и тому подобные благоглупости лишь бы отделаться и презрительно фыркнуть вослед! Событий в его жизни было мало, но во сне они случались - и нередко. А что самое интересное - во многих снах он как бы вспоминал свою профессию и каким - то чудесным образом оказывался в прошлом! А иногда - что еще интереснее - в будущем! nИ это, как он вскоре убедился, было вовсе и не снами! Глава 2. Почему - то вокруг были все бородатые. Только у совсем юнцов не было этого украшения. Женские лица были плохо видны из - за надвинутых на самые глаза платков. И фигуры надежно скрывала одежда. Люди двигались неторопливо по узенькой, немощной, извилистой улочке, состоявшей почти из одних деревянных заборов. Часто останавливались и степенно раскланивались между собой. Переговаривались вроде бы по - русски, но понимать их разговоры было почему - то нелегко. Иногда возникал стук копыт, и какой - нибудь нарядный удалец проносился верхом, обдавая всех грязью и костя последними словами зазевавшихся прохожих. Безбородый Александр привлек внимание одного из таких всадников. - Эй ты, пес! крикнул он зычным голосом. Александр не сразу понял, что слово "пес" относится к нему, и всадник замахнулся на него плетью. Александр растерянно попятился и заслонился рукой. - Ты что, басурман? - крикнул ему верховой. - По - расейски разумеешь? Александр кивнул. - Ну так живо реки, кто ты есть? Почто без бороды, как нехристь али пес какой? Александр порядком растерялся: что ответить? И медлить опасно: Этот тип, наверное, шутить не любит: того и гляди хлестнет наотмашь своей плетью, а то и потащит куда - нибудь... И тут чей - то тихий голос шепнул ему в самое ухо: - сигай, малый, в храм! - и его дернули за правый рукав. Александр обернулся в ту сторону и увидел в двух шагах церквушку. Секунда - и он очутился внутри. Вслед ему донеслась оголтелая брань, и послышался цокот копыт: у всадника, видимо не было времени его преследовать. А, может, просто поленился спешиться... В церкви был полумрак. Кроме нескольких икон с византийскими ликами, других изображений не было. Потолки были низкие, сводчатые. Горело несколько свечей. Прихожан тоже не было видно. Вдруг алтарная дверь отворилась, и оттуда появился бородач в рясе - точь в точь как и все ранее виденные им священники. А он видел их немало, так как в церкви заходил не так уж редко. Поп приблизился: - Что скажешь, сыне? - обратился он к Александру, удивленно и пристально всматриваясь. - Извините, - пробормотал тот. Священник почему - то еще больше удивился - даже отшатнулся. - Ах да, - подумал Александр, - ведь это допетровская эпоха! Обращение на "Вы" для них непонятно и дико! - Просто, отче, - смущенно проговорил он, - за мной гнались - вот я и забежал... - Украл чего? спросил священник. - Что ты, отче! Просто напугал меня какой - то верховой - не то боярин, не то опричник... При слове "опричник" на лице попа изобразились ужас и недоумение, и он быстро закрестился, бормоча какие - то молитвы. - Что ты, сыне, Бог с тобой! Псов тех лютых, слава тебе Господи, нет со времен царя Ивана! А боярам, правда, под руку не попадайся: зашибут играючи! Да ты что, первый раз на Москве? И опять Александр растерялся: врать - то слуге Божьему грешно, а что сказать? Он сам не понимал, как очутился в этом деревянном городе, похожем на деревню, почему - то называвшемся Москвой! Три - четыре столетия - шутка ли? Они и время - то считают не по - нашему, а от "сотворения мира"! Как им скажешь про двадцатый век? Сочтут сумасшедшим - посадят на цепь! А то, чего доброго, сожгут, как колдуна! Что ж: придется схитрить... - Били меня сильно, отче, и всю память мне отшибли: ничего не помню - кто я и откуда: брожу, как неприкаянный... - Ну что же, чадо: уж за что тебя там били - Бог тебе судья, а пожалеть тебя надо не то пропадешь! В звонари ко мне пойдешь? В колокол звонить, да церкву прибирать, да и все делать, что скажу... Фунт хлеба в день да каши котелок идет? Александр растерянно кивнул. - И чтоб не воровать! Ворам ноздри рвут и кнутом засекают! Постой, а как звать - то тебя - помнишь? - Звать Лександр... Ну, что ж: имя христианское... Крещен хоть? Александр опять кивнул. - А молитвы знаешь? - Знаю, батюшка! -Читай за мной! Прочли вместе "Отче наш" и еще несколько молитв - Александр их знал довольно твердо. Он заметил, что поп крестится двумя перстами - значит, Никона с его реформой еще не было... (А Иван - то Грозный, слава Богу, уже помер)! Ну, что ж - подумал он, - это или конец шестнадцатого века, или первая половина семнадцатого... Может, самая "Смута"? А ведь интересно! С этой мыслью он проснулся. Глава 3. И приснится же такое! Будто даже и не сон! Да, жить там, конечно, не сахар... И несытно, и небезопасно... А вот люди вроде бы добрее. Да и проще, искренней. А, может, лучше было бы не просыпаться? Сейчас надо вставать, одеваться, плестись на работу, с кем - то там о чем - то разговаривать - всегда о неинтересном, угрюмо копошиться, выполняя никому не нужные обязанности, потом толкаться по очередям за какой - нибудь снедью, и, наконец, притащившись устало домой, кое как подкрепившись, уставиться в "ящик". И тупо глазеть на обрыдлые физиономии знать тебя не знающих людей, пока не заснешь! И так изо дня в день, из года в год - пока не умрешь! А тот поп - вроде добрый мужик: может быть, и грамоте не больно - то учен, но так и кажется, что знает что - то самое главное: зачем он живет на земле и где благо, где зло. А спроси у меня - не скажу: буду долго и путано рассуждать о "высоких материях", много произнесу учных фраз, но все самое главное, самое важное так и пребудет в тумане! Потому что Веры настоящей нет, да и Любви - то "кот наплакал", и надеяться особо не на что! А почему? Да потому, наверно, что "жрецы" - то наши современные сами ни во что не верят, никого не любят! И каждый нутром это чует и не верит жрецам и вождям, да и ближним своим! Хорошо, если можно забыться хоть в чем - то: деньги, бабы, вино, барахло, "жигули"... Но не всем интересно! Я вот ничего такого не имею да и не стремлюсь, и, видно, нечего мне делать в этом муравейнике ущербных, равнодушных, бездуховных... Может, лучше было бы остаться в той эпохе навсегда? Но почему будильник не трезвонит? И темно... Ночь еще, что ли? Скорей бы светало, а то эта тьма прямо давит! И вдруг стало светлеть, проступили очертания предметов... Но он не узнавал привычной обстановки своей комнаты: мебели практически не было, да и стены как будто отсутствовали - со всех сторон его окружали серовато - голубые поверхности, приятно поблескивающие в ровном матовом свете. Источник этого света тоже трудно было определить: он как бы равномерно заполнял все пространство. Александр, изрядно озадаченный, довольно долго озирался - сперва лежа, потом сидя... И вот что его доконало: и лежал он, и сидел как будто в пустоте: он чувствовал упругую и мягкую опору, но видеть ее почему - то не мог! Одно из двух: или я опять сплю, или... - нет! Никаких "или"! Что за идиотская фантастика! Но если я понимаю, что сплю... - разве спящий может это понимать? От этих мыслей ему стало крайне неуютно. - Надо что - то делать... А услышу я свой голос? Надо что - нибудь сказать... - "Здравствуйте!" - произнес он нарочито - отчетливо. Со слухом оказалось все в порядке. Более того - ему ответили! Но он не понял - что: это была явно какая - то фраза, и звучала довольно приятно, в ней слышались какие - то знакомые звукосочетания, но смысл не доходил. - Кто мне отвечает? -думал он - живой ли человек, или какое - то устройство? Одно понятно: если это не "тот свет", то надо думать, что какое - то отдаленное будущее! И тут он почувствовал, что в его сознание поступает беззвучная, даже бессловесная информация. Он узнал из нее много любопытного о себе самом: что он очень архаичный индивид, и поэтому не может вести нормальный образ жизни, а, следовательно, нуждается в серьезной психофизической обработке. Что сначала предстоит выяснить причины такого его состояния, и для этого он должен ответить на некоторые вопросы. И вопросы не замедлили посыпаться... Когда ему пришлось назвать свой год рождения, последовало некоторое замешательство. Его спросили, сколько ему лет. Когда он назвал и эту цифру, воцарилось долгое молчание. Потом потребовали назвать текущую дату, и он чуть было не назвал, но вовремя удержался и сам вопросил, какой нынче год. Но ответа не понял. Тогда переспросил - какой год от Рождества Христова. После некоторой паузы ему ответили. Ответ потряс: выходило, что эта эпоха отстоит от его современности примерно на такой же период, как и та, в которой он побывал только что - но... в обратную сторону! Естественно, меня считают сумасшедшим или слабоумным! - подумал он невесело. А, может быть, у них такие случаи нередки? Вдруг это какой - нибудь эксперимент? Однако вряд ли: больно уж удивлены! Но ведь, по Эйнштейну, из дальних, космических рейсов, при достаточно большой скорости... Надо спросить! И спросил. Но на эту тему с ним не пожелали разговаривать Зато предложили решить в уме весьма головоломную задачку. Он долго морщил лоб и, наконец, довольно неуверенно сказал ответ. Но его медлительность, как видно, не устроила вопрошавших. Вопросы прекратились, но возникло ощущение, как будто у него копаются в мозгах. И вскоре пред ним как бы замелькали все события его нескладной жизни, начиная с самого младенчества. Вс это проносилось с невообразимой быстротой - и то, что постоянно жило в памяти, и то, что было накрепко забыто - и многое из этого забытого оказывалось очень значительным и важным, может быть, и самым важным в его жизни! Было там и приятное, и отвратительное, и просто - напросто ужасное, и этого ужасного оказалось вовсе не так мало! Он просто ощутил брезгливость к самому себе: - так вот какое я дрянцо! Да разве я - такой - имею право жить на свете?! И что "они" подумают!... И с этой мыслью он опять проснулся. Глава 4. О, Господи! Теперь - то где я нахожусь? - Он лихорадочно окинул взглядом окружающее пространство. Кругом были привычные атрибуты его невеселой одинокой жизни. Да еще уныло зазвонил будильник. Но ему даже в голову не пришло вставать и начинать обычную дневную тягомотину: он весь был поглощен случившимся (или приснившимся?) Да и голова просто раскалывалась. - Наверное, придется заболеть: надо же хоть как - то оклематься после всего этого! Пускай попробуют не дать больничный! - Подумал он с несвойственной ему решимостью. - Хотя надо быть полным идиотом, чтобы рассказывать кому бы то ни было об этих приключениях... Скажу, что общее состояние мерзопакостное, и это будет чистейшая правда! А пока не грех и поваляться, да поразмышлять... Что это могло быть? А вдруг именно эта, "настоящая" моя жизнь и есть сон? А какая - то из тех есть явь? Нет, не похоже: больно уж чужим я оказался и в прошлом, и в будущем! Хотя и здесь - то я не очень свой: ведь не стыкуюсь, явно не стыкуюсь с окружающей действительностью! А, впрочем, кто же с ней вполне "стыкуется"? Много ли таких? Просто многие живут "зажмурившись" - вот им и кажется, что вс "более - менее"... А на самом - то деле!... Говорят одно, думают другое, а делают третье! И считают это чем - то естественным, само собой разумеющимся! Тут ему вспомнилась мгновенная "прокрутка" его собственной жизни, и он тяжко вздохнул: - а ведь и я недалеко ушел! Да ведь иначе и нельзя, наверное: иначе в лучшем случае - "психушка"! Ну, а в тех эпохах с этим как? Неужели человек всегда "тиран, предатель или узник"? Страшновато снова попадать "туда", а все же интересно! Просто до безумия! Тем более, что опыт кой - какой уже имеется - авось не буду выглядеть столь "малохольным"! Он нехотя поднялся, кое - как привел себя в порядок, что - то съел, нетвердой походкой вышел из дому и вскоре очутился на приеме у врача. Врач - обычная для "полуклиники" усталая женщина средних лет, знавшая его, в основном, по простудам, как видно, и на этот раз ожидала услышать обычные жалобы на высокую температуру накануне вечером, на кашель, насморк и тому подобные "страдания". Но больной стал сбивчиво повествовать о том, что "голова болит", "тут болит", и "там болит", да и "ноги - то еле таскает"... - Не похмельный ли синдром? - мелькнула у нее догадка. - Так ведь вроде бы не пьющий... Да и вообще - интеллигентный человек... И симулировать, наверное, не стал бы - глаза честные... Вот нервишки, как видно, шалят! Одинокий, кажется, затюканный... Объективно - все более или менее... Что ему написать в бюллетене? Перебрав весь нехитрый набор популярных диагнозов, не остановилась ни на одном. - Ох уж эти мне интеллигенты! Захотел отдохнуть - так соври что - нибудь поскладней! А он что - то мямлит - мямлит, и при этом явно чувствует себя чуть ли не преступником! Придется подсказать! - У Вас, наверно, сон плохой... Но при упоминании о сне больной еще больше смутился: на его лице изобразилась явная растерянность - чуть ли не смятение - как будто проникли в какую - то его тайну! - Неприятные сновидения часто бывают? - Больной подавленно молчал. - Неврастеник какой - то! - подумалось докторше. А не показать ли его Евгению Кирилловичу? И через несколько минут Александр очутился в другом кабинете. Глава 5. Евгений Кириллович был редким для обычной поликлиники врачом: он привык серьезно думать на работе. Это доставляло ему массу неудобств и нареканий: очередь к нему всегда двигалась медленно, больные, и без того нервные, иногда приходили в неистовство. Но он ничего не мог с собой поделать: таким уж его создал Бог! Прозябание в "полуклинике" почему - то не убило в нем любви к своей профессии и участия к людям. В свое время, еще в институте, он подавал немалые надежды и вполне бы мог, со временем, выбиться в профессора, но... "обстоятельства"... зависть... интриги... Однако в кругу специалистов его фамилия была небезызвестна: помещал толковые статьи в специальных журналах, участвовал в консилиумах... В глубине души был не во всем согласен с самим Павловым: собаки - собаками, рефлексы -рефлексами, а пресловутая душа все же должна быть - в этом он был непоколебимо убежден! ( Из - за этого ему и диссертацию "зарезали"). Э, батенька, - подумал он, незаметно, но пристально вглядываясь в Александра: да ты, пожалуй, мой - со всеми потрохами!... Что - то в тебе есть - и очень, очень интересное: явно много интеллекта... Ну, нервишки, конечно, малость того, но главное - то, главное - не в этом: у тебя душа жива, и, в силу этого, болит! - Что, больничный не дают? - обратился он к пациенту максимально располагающим тоном. -Не волнуйтесь: думаю, что с этим у нас проблем не возникнет. Вы только поподробней отвечайте на мои вопросы: все мы чем - то, да больны! А у Вас и жизнь, как видно, не особо радостна, и что - то изнутри Вас явно беспокоит... Депрессии часто бывают? - Пожалуй, - сказал Александр. -И сейчас, наверно, она тут как тут? - Вы правы. - Вот видите - это уже диагноз... Ну, и есть, наверно, что - то, что Вас мучает, тревожит, беспокоит? Этого добра всегда хватает...- Ну, а в данный - то момент? Конечно, можете не отвечать, но очень бы хотелось все - таки услышать: профессиональный, знаете ли, интерес, да к тому же Вы мне чем - то симпатичны: вижу, что человек мыслящий и достаточно содержательный, только вот закомплексованный... Впрочем, я и сам достаточно закомплексован: это нам - интеллигентам - всем знакомо (тут он подмигнул). И уставился на Александра сдобным профессорским взглядом: уважаю, мол, и понимаю, и сочувствию - не напрягайся, будь самим собой... Александр, конечно, понимал, что это профессиональная игра, но все же несколько размяк: ведь человек действительно старается, ищет пути, как помочь... Да и специалист он, видно, неплохой, и человек достаточно приятный - повезло, можно сказать! Но разве можно взять и выложить даже ему всю правду? Тут, наверно, не о бюллетене речь пойдет, а уж наверняка о койко-месте! А, с другой стороны, кому же, если не ему? В себе носить - с ума сойдешь! Попробую, пожалуй, рассказать сугубо как о сновидениях: дам ему понять, что у меня и в мыслях нет считать это чем - нибудь реальным! И начал, заикаясь поначалу, даже замолкая временами, повествовать о происшедшем накануне. Врач слушал внимательно и с явным интересом, но нельзя было понять верит он или не верит и как он все это расценивает. Он почти не прерывал его какими - то вопросами, лишь изредка прося что - либо уточнить. Когда рассказ закончился, он заявил, что очень благодарен: все это настолько интересно... Просто, знаете ли, неизъяснимое удовольствие Вы мне доставили - честное слово! Но мне показалось, что Вы это все понимаете только как сновидения... Я не ошибся? - Нет, Вы правильно поняли... А как - же понимать иначе? - Вот это и есть самое интересное! Именно это! Ну, бред, галлюцинации можно исключить сразу: поверьте - у меня есть опыт! А можно Вас спросить: Вы твердый материалист? - Да нет, знаете ли, отнюдь... А Вы? - И я, представьте, тоже... То есть - был когда - то, как и Вы, наверно, материалистом. Но сама моя работа мне давала много материала для сомнений... Только не спешите вешать мне ярлык "идеалиста": мне кажется, что обе эти позиции примитивны и узколобы: истина же даже не посередине, она где - то сверху: нет, наверное, ни пресловутого "духа", ни осточертевшей по учебникам "материи": это, в сущности, условные понятия - они не отражают сути Бытия... Последовала некоторая пауза, и Александр решил ее использовать: заговорил о духоматерии. Да! Конечно! Конечно! Вы правы: именно она! Я рад, что Вы имеете понятие, об этом! Это ведь снимает тот "основной вопрос философии", из - за которого столько копий впустую поломано! Тут он с досадой взглянул на часы: - Эх, батенька, заговорились мы с Вами! Я ведь на приме - сейчас начнут двери выламывать! Но у нас еще будет достаточно времени: подержу Вас на больничном, сколько можно. Приходите послезавтра, лучше чуть попозже - чтоб народу было меньше. Ну, всего Вам наилучшего - душевно рад был с Вами познакомиться! Глава 6. Кто - то энергично тряс его за плечи. Временами он ощущал и увесистые тумаки. Но проснуться все никак не мог: глаза не открывались. Потом тряска на минуту прекратилась, после чего вдруг стало холодно и мокро. Тут глаза наконец разлепились, и перед ним оказалась чья - то бородища. - Ну, слава Тебе, Господи! - услышал он слегка знакомый голос и, вглядевшись, опознал "того" попа. - Я уж боялся, как бы ты во сне не помер! Как вчера заснул, повечеряв, так до самых сегодняшних сумерек не просыпался! Я и к обедне, и к вечерне сам звонил... Ну как, Лександр? болит чего? - Да вроде нет, - промямлил Александр. - Ну, и слава богу! - довольно прогудел в бороду поп. - Подымайся с Божьей помощью - вечерять будем! Мне сегодня прихожане горшок масла да яичек принесли: устроим пир! А то, небось, голодный... Тут он со скрипом отворил маленькую дверцу и сказал кому - то: - Ну, проснулся наш байбак! Идите вечерять! Раздался топот многих босых ног, и в каморку ввалилась целая орава детворы. Они были разного возраста, но одеты были одинаково: в посконные рубашки, да и похожи были друг на друга. Подбежав к Александру, они разом загалдели вперебой кто о чем. Но, в основном, каждый пытался рассказать, как они весь день его будили - так что батюшка, в конце концов, прогнал их, наконец, отсюда - уж больно они изощрялись: залезали на него все пятеро зараз, а потом даже с лавки стащили! - Ох, и брякнулся же ты - ну аки куль с мукой! - тараторили они со смехом. Но тут появилась дородная женщина в сарафане - как видно, хозяйка - неся на ухвате чугун, из которого распространялся аппетитный запах. Дети тут же кинулись к столу и расселись вокруг чугуна, нетерпеливо елозя в предвкушении трапезы. Хозяюшка беззлобно цыкнула на них и обратилась к Александру: - Что, болезный, оклемался? А уж мы то напужались: цельный день не ел - не пил, все спал да спал! Эх, сдается - не только на баб луна действует! - Луна? - переспросил Александр. - Луна, Луна, милок: ведь полнолуние сегодня! Да, помнится, хозяин мой и привел тебя аккурат в прошлое полнолуние! Вот оно что! - подумал Александр. И впрямь, наверно, можно расписание составить! И Евгений Кириллович наверняка обрадуется такой находке! Евгений Кириллович успел стать ему близким приятелем: за те почти что три недели, что он держал его на бюллетене, много у них было разговоров - и довольно содержательных: говорили, так сказать, по-русски: обо всем на свете! Тот довольно откровенно рассказывал о себе, и этим вызывал на откровенность Александра. А по поводу чудес, происходящих с ним, они договорились сразу: Александр пообещал рассказывать ему все откровенно и во всех подробностях. Его новый приятель, правда, сетовал, что не сумеет оказаться рядом с ним при очередном "сеансе": а то можно было бы и энцефалограмму снять - прибор бы он достал... И вот теперь, наверное, удастся! Настроение изрядно поднялось. Тем более, что снова появился поп и все прочли полагающуюся перед трапезой молитву. После чего началась сама трапеза. Хозяйка сперва положила из чугуна супругу в глиняную плошку, потом Александру, потом каждому из детей, и потом уж себе. Ели все с аппетитом. Вскоре дети стали ныть, прося добавки. Кто - то из них, видя, что мамаша отвернулась, попытался сам что - то выхватить из чугуна, но тут же получил по лбу деревянным половником. В конце концов все вроде бы насытились. Дети тут же захотели спать и улеглись по лавкам. Хозяйка стала убирать посуду со стола. Александр хотел помочь, но та удивленно взглянула, сказав: - Ты что, милай? Не мужеско дело! -Ну, Лександр, теперь, чай, долго не заснешь! - благодушно пробасил поп. Да и меня чего - то в сон не клонит... Оно, может, и грех полуночничать, да Бог милостив. Давно хотел тебя спросить: не вспомнил ли чего? Вижу - малый вроде честный, служишь справно, никуда не шляешься, детишки тебя любят - значит, человек хороший... Да, похоже, даже грамоте учен: в приказ бы какой мог пристроиться - ох бы как жил! Там каждый проситель чего - нибудь да принесет... Вымогать, конечно, грех, но, ежели сами несут - можно взять: жалованье - то не ахти, да и его - то редко плотют: казна - то кремлвская нонче пуста! - Почто же казна - то пуста? - вопросил Александр, надеясь помаленьку прояснить, в какой же исторический момент он угодил. - Да с чего бы ей полной - то быть? - чуть не взвыл собеседник: - ведь земля - то нища - хуже некуда! Разоряли ее - разоряли, терзали - терзали! - Кто ж терзал - разорял? - Э, милай! Ты спросил бы, кто ее не терзал, кто ее не казнил! Ну, татаре - то эти поганые были давно, да и сгинули милостью Божьей! А царь - то Иван, Грозным прозванный! Уж казнил он казнил правого и виноватого, воевал - воевал: и с Литвой, и с Ливонией, и с крьмцами, и с немцами, да и довоевался: еле Псков и Смоленск отстояли! Да Крымский - то хан на Москве побывал - всю спалил! Да что хан... Сам Иван - то ведь своего старшего сына угробил! Наследника! А младшего, Митю - то отрока, говорят, Годунов погубил - злой татарин! Подослал лихих людей его зарезать! А еще был у царя Ивана один сын - так на голову слаб: товарищ твой по ремеслу только и умел в колокола звонить! Ну, а злые - то бояре воровство по всей земле устроили, казну разграбили! А самый из них хитрый - ирод Годунов - даже царем сделался: сперва царя - глупого Феодора на сестрице на своей женил, да и всю власть себе забрал, а как Феодор этот помер - так его, татарина, на царство и венчали! (Бог - то Федору детей не дал!) Только Бог наказал и его, и нас всех за грехи его тяжкие: земля перестала родить, настал голод великий: хлеб пекли из лебеды, а бабы - ведьмы торговали на базаре пирогами с человечьим мясом. Тут и помер этот ирод не по- христиански: в одночасье, причаститься не успев! А в то время уж другой разбойник подходил к Москве: Отрепьев Гришка, самозванец! По диавольскому наущению выдавал себя за убиенного царевича Димитрия! Да еще еретиков - католиков привел с собой из Польши и Литвы, и сел на трон, разбойник! Но недолго, правда, с этими еретиками поглумился над народом нашим православным да над верой нашей святоотеческой: почитай, через полгода вся Москва поднялась по набату, ворвались наши удальцы в покой охальника: зарубили его топорами, а труп - то его окаянный в торговых рядах у кремлевской стены долго - долго валялся, и все подходили, плевали в него! А потом разложили костер да сожгли его мерзкую плоть, ну, а пепел оставшийся всыпали в пушку, да бабахнули в сторону польской земли! А когда ж это было? - спросил Александр. - Да всего ничего: года нет! - Эге, подумал Александр, - теперь понятно: как раз в "смуту" угодил! Только - только Шуйского в цари избрали, а тут вскорости и Болотников со своею крестьянской войной подоспеет! Вот так - то, милай: долго не было у нас законного царя, а нынче - появился: бояре - то нашли любезные своего, боярского государя поставили: Шуйского! А он известный прохиндей, промолвил поп, понизив голос: - сам ведь сперва поставил над Москвой этого проходимца Отрепьева, а потом сам же его сковырнул: самому, видать, на царство захотелось! Только какой он там царь! Боярского гонору много, а по хитрости - так всех чертей перехитрит, а вот государского ума ему Бог не дал: будто бы и вовсе нет у нас теперь царя - бояре что хотят, то и творят, и не найдешь на них управы: доведут народ до бунта! А, может, лучше вовсе не иметь царя, чем таких царей, как этот Грозный, или ирод Годунов, или тот же Шуйский? - нерешительно промолвил Александр. Поп опасливо взглянул на собеседника и гневно - наставительно отрезал: - Бог с тобой, еретик неразумный: что несешь?! Кто мы все без царя? Аки стадо без пастыря: волкам того и надо - те же самые бояре с потрохами всех сожрут, да разбойные люди начнут баловать во всю прыть! Да еретики - соседи живо явятся воевать нас и обращать в свою нечестивую веру! Да и не по Божьему это закону: один Бог на небе, один царь в державе! А если немилостив - это за наши грехи: молиться надо и смиряться! Ведь любая власть - от Бога! А самозванец - еретик тоже Божьей милостью на царство сел? - вопросил лукаво Александр. Вору этому, видать, сам дьявол помогал, но опять же - по Божьему попущению: без Божьей воли - то и волос с головы не упадет'! Эх, паря! Темный ты еще, видать, да глупый! Да и в вере, должно быть, не тверд! - проговорил поп с озабоченным видом. - В геенну захотел? Аль на дыбу? Александр спохватился - и вовремя: собеседник начинал поглядывать на него довольно подозрительно. - Да что ты, Отче, Бог с тобой! Кому же хочется туда попасть? Это так, в народе бают -слышал краем уха. - А ты поменьше слушай всяких дураков: народ - то у нас темный, неразумный! А ведь сказано в Писании: "глас народа - глас Божий!"- не удержался снова Александр. - Молод ты рассуждать о Писании! Я, слуга Божий, и то не решаюсь: на то богословы нам дадены, да соборы церковные, да патриархи! Да и о государских то делах не нам с тобой судить: на вс Его святая воля - понял? Все одно нас не спросят: рылом мы с тобой не вышли! И, помолчав, добавил: - а ты прямо как мой кум - из приказных: любит языком молоть - того гляди отрежут: за крамольные - то речи у нас это частенько бывает... Так вот он мне то и дело говорит, что нынешний - то царь ему не нравится: порядка, мол, совсем не стало... А вот, мол, при Иване - то царе порядок был! А я, грешный, всегда с ним собачусь: для такого - де порядка ни уменья, ни ума не надо. - лишь бы головы летели! Так любой мясник бы мог порядок навести! Как знакомо! - подумалось Александру. - Мы ведь тоже именно об этом постоянно спорим - чуть ли не до драки! - Ну, а народ - то московский как думает? спросил он у попа. - Да народ - как когда: как бояре ему насолят, так и вспомнит: "нет на них царя Ивана!" А как Годунов какой начнет хватать баламутов, да беглых, да строптивцам ноздри рвать, тогда сразу: - кровопивец, Грозный ему кланялся! Оно - то конечно: без строгости с нашим народцем не сладишь... Только разум - то нужнее! Да и сердце должно быть не каменно! Вот ведь излагает! Молодец какой! - подумал Александр. Его в нашу бы Думу: он бы многих, наверно, и там научил уму - разуму! Не говоря уж о наших мещанах озлобленных, что тоскуют по "твердой руке"! А я ведь даже его имени не знаю! - вдруг подумалось ему: вс "отче" да "батюшка" - нехорошо! Поп снова укоризненно прищурился: - Ты ведь так и не ответил мне, Лександр: ведь спрашивал - не вспомнил ли чего? Так сказывай: чей сын, откуда родом, что с тобой случилось - приключилось? А то, неровен час, стрельцы нагрянут - что им скажем? Александр замялся: - Ох, батюшка! Вспоминать - то порой вспоминаю, да странное что - то: боюсь - не поверишь! - Ты сказывай, сказывай, а там - что Бог даст! Да вспоминаю, батюшка, дома высотою с Ивана Великого, а в них - по две дюжины окон - что в высоту, что в длину - как пчелиные соты! В них люди живут. А между домами кареты железные ездят: быстро - быстро и без лошадей. А по небу железные птицы летают: большие - большие, и громко ревут, а в них люди сидят... Поп, слушая, вс больше округлял глаза, а потом замахал на него: - Свят, свят, свят! Что несешь! Ты всерьез ли? - Видишь, Отче: я предупреждал... - Ну, так вот что я тебе скажу: молись почаще! Дьявольское это наваждение! Не могут люди строить те домины, про которые ты тут болтал: Бог этого не хочет: Он и Вавилонскую башню построить не дал! А карета без лошади как может ездить? А железо как может по небу летать? - Ну, птицы - то летают... - Птицы! Птицы крыльями махают! А железную хреновину ты как заставишь это делать? - Э, батюшка! Сильный ветер подует - и ты полетишь! Можно сделать такие винты, чтоб они очень быстро вертелись и делали ветер; и большие, широкие крылья, которыми даже не надо махать, если ветер силен... И тогда лети себе! - Эх! Шалапут ты, шалапут! - Поп укоризненно вздохнул. - Башка у тебя непотребством забита: раз уж Бог сотворил человека без крыльев, то и летать ему, значит, не след! Гляди, не держи таких речей нигде, ни с кем: враз еретиком объявят да сожгут!... Помолчали... - Женить тебя надо, пожалуй, - вдруг произнес поп. - Чтоб от суемудрия отвадить! У меня средь прихожанок есть невесты - да какие! - А ты, случаем, не обвенчан ли с кем? - Александр в замешательстве помотал головой, но порядком струхнул: этого еще не хватало вдобавок ко всем чудесам! Вот уж действительно есть от чего умом тронуться! А поп, явно довольный осенившей его идеей, увлеченно продолжал говорить на эту тему. А в заключение сказал: - Только ты уж будь так ласков - вспомни, вспомни: кто ты, чей ты да откедова? А то ведь так и будешь, аки шпынь ненадобной! ... -Ну, уже, однако, вон - слышишь - петухи кричат? А нам рано к обедне вставать... - Храни тебя Господь! - он истово перекрестил "Лександра" и задул свечу. Александр нашарил в потемках свободную лавку и лег, не раздеваясь - как здесь было принято. Кругом храпели и сопели, кто - то что - то бормотал спросонья, все тело горело: наверно, клопы... Где - то вдалеке брякали колотушки ночных сторожей и заливались лаем псы. И душно, смрадно было в тесной, людной комнатенке. В общем, не спалось. Он чувствовал, что, если заснет, то проснется уже в другом времени. Но как же так?! - пронзила мысль: - ведь я же почти целый месяц жил в "своем" двадцатом - веке! А послушать их - так никуда не отлучался с прежнего полнолуния! Раздвоился я, что ли? Но тогда я должен был бы помнить обе линии своей двойной жизни, а ведь этого нет: я всегда или там, или здесь... Чудеса! Хотя само перемещение во времени - не чудо разве? Пора перестать удивляться! Интересно: попаду ли я, как в прошлый раз, еще и в будущее? Глава 7. Он уснул уже под утро, а, проснувшись, почувствовал под собой не жесткую лавку и не свой продавленный диван, а мягкую, упругую опору. - Ну, ясно: все, как и тогда: неумолимый маятник! Как и в прошлый раз, вокруг посветлело, и он увидел то же помещение. Но созерцать его пришлось недолго: часть стены напротив его куда - то исчезла, и в проеме появилась женская фигура. Лицо у "феи" было миловидное, довольно молодое. Что касается одежды, это был комбинезон: элегантный, ладно пригнанный, слегка кокетливый. Посетительница располагающе улыбнулась и, обратившись к нему по имени отчеству, поведала, что она - сотрудница какого - то там института. Александр толком не понял - какого, но сообразил, что явно имеющего отношение к исторической науке. Зовут ее Наташа - так и называйте: отчества у нас не приняты. - Вы хорошо понимаете мою речь? - Да, вполне, - ответил он. ( Речь ее, действительно, была очень понятной, но в ней чувствовалось нечто вроде акцента. Впрочем, сам этот "акцент" был довольно приятен.) - Вы хотите меня изучать? - вопросил напрямик Александр. - Если Вы не против, то конечно: Вы, наверно, тоже бы не упустили случая... А, впрочем, мы Вас уже неплохо изучили: как говорится, дело техники... А вот та эпоха, где Вы только что гостили, представляет для нас немалый интерес: ведь ваш XX век, как Вы его называете, мы неплохо знаем и по книгам, и по фильмам, и по прочим документам. Другое дело - тот, "семнадцатый": ведь не было тогда кино, звукозаписи, да и архивы были редкостью... Скажу Вам больше: Вы там очутились не без нашей помощи! Вы для нас - как бы посредник: особенности этого эксперимента таковы, что "нашего" человека невозможно послать в ту эпоху, зато можно это сделать с обитателем эпохи, находящейся как бы на полпути... Понятна Вам эта механика? - Да, пожалуй, - ответил Александр. Не техническая сторона, конечно, но сам принцип ясен. - Ну, техническую сторону Вы вряд ли и поймете, да и я, признаться, в этом не специалист: эксперимент проводится силами множества специалистов из самых разных областей науки и техники. При этом принимаются все меры, чтобы обеспечить безопасность всех его участников. А также не внести серьезных аберраций в исторический процесс. Поэтому мы и не сможем дать Вам полной информации ни о нашей эпохе, ни о всем ходе истории в течение тех веков, которые нас разделяют. Вы ведь понимаете, что для этого имеются серьезные причины? - Да, конечно, - сказал Александр. - Но все - таки хотелось бы узнать, почему именно я...- он несколько замялся - стал объектом... или, лучше сказать, ну, в общем, почему выбор ваш пал именно на меня? - Ну, видите ли...- Наташа тоже несколько замялась - я не имела отношения к этому выбору... Но критерий был таков: найти человека достаточно мыслящего, образованного, порядочного и... - она несколько смущенно улыбнулась - несколько несовместимого со своей эпохой. Ну, и некоторые психофизиологические характеристики должны были оказаться подходящими, да и образовательный профиль, и особенности социального положения... Мы перебрали множество досье - благо Ваша эпоха оставила их в изобилии (эти слова прозвучали сочувственно ) - ну, и в результате... Впрочем, если Вам это вс не по вкусу, то так и скажите: мы не хотим никого принуждать! - Она вопросительно взглянула на собеседника. - Да нет, особых возражении я, пожалуй, не имею, - ответил Александр довольно твердо. Вы, действительно, правильно учли мой интерес и к прошлому, и к будущему. Но с вашей стороны весьма по - джентльменски все - таки осведомляться о моем согласии: мы в своей эпохе к таким нежностям не очень - то привыкли! А скажите - раз уж к слову пришлось: это норма вашей жизни - всегда соблюдать интересы личности, "права человека" - как это когда - то у нас называлось? -Вы знаете,- Наташин голос прозвучал несколько виновато, - у нас сейчас критерии изрядно изменились. И такие понятия, как "права человека", сейчас имеют несколько иное содержание... Одно могу сказать: проблем у нас хватает - никакого "коммунизма", никакого "Рая на земле"... Есть довольные, есть недовольные - в общем, как и у вас! И нам во многих отношениях труднее: наша жизнь значительно сложней... и далеко не все наши проблемы легко разрешимы... В общем, нет однозначно хороших эпох, как нет и однозначно плохих! Да кому я это говорю? вдруг спохватилась она: - Вы ведь это лучше меня понимаете! Ну, а в Бога у вас верят? - брякнул Александр и тут же почему - то покраснел: уж больно как - то примитивно! Но Наташа ответила просто, хотя и с улыбкой: Да, многие верят. Хотя очень по - разному и, в основном, без излишней догматики: примерно так, как верили Кант, Эйнштейн... Вообще же религиозное чувство - это одна из самых постоянных человеческих особенностей, и лишенный его человек просто не совсем человек! А Вы знаете - проговорила она с явной гордостью - мы ведь не только в семнадцатый век проникали: похожими способами мы проникали в эпоху Христа, даже Будды! Только вот подробностей об этих изысканиях я не могу Вам сообщить: ведь я предупреждала, что не все Вам будет сообщаться... Одно могу сказать Вам, как христианину: дух этой религии жив до сих пор! Ну, а подробнее на эту тему говорить не будем - а то Вы сочтете меня еретичкой! Если у Вас больше нет вопросов, то пойдемте - я Вас проведу в соседнее помещение, где с Вами побеседуют специалисты. Думаю, эта беседа не будет для Вас неприятной! Еще единственный вопрос, - поспешно проговорил Александр, - вы в Космос далеко летаете? -Намного ближе, чем герои вашего Ефремова, Стругацких и прочих дерзких фантазеров. Да и все эти полеты - не самое эффективное средство изучения Вселенной: мы другими способами узнали о ней очень многое, но... - она с извиняющимся видом улыбнулась - о подробностях не спрашивайте! Тем более, что я и не специалист... Ну, пойдемте, пожалуй! -Можно самый последний вопрос: как сейчас оценивают всю эту нашу Перестройку и то, что за нею последовало? А также такие фигуры, как Ленин и Сталин? -Александр! Кто же разговаривает с женщиной о политике? - сказала она несколько кокетливо, Одно могу сказать; у Сталина наши историки находят как черты Ивана Грозного, так и Петра Великого. Ну, а что касается того, что больше всего волновало Ваше поколение - то есть его зверства, изуверства, страшные просчеты мы воспринимаем это примерно так же, как вы - такие же деяния Ивана Грозного: с осуждением, но без излишних эмоций: дистанция в несколько веков вс же дает себя знать! Спорят о другом: была ли от всех этих ужасов хоть какая - то польза - тут единого мнения нет. Что же касается Ленина - он, разумеется, грешен во многом, но разве невинны такие горе - правители, как императоры Франц-Иосиф и Вильгельм, премьер Ллойд Джордж, да и Николай Второй - простите - хоть и мученик, да и святой, но поменьше бы таких святых! Ну, а "эта ваша Перестройка"...- разве Вы, как историк, не понимаете, что это начало очередной "Смуты"? Смута предшествовала образованию Российской Империи, Смута ее и закончила. Англичане, турки и австрийцы тоже ведь жалели о крушении своих империй, но ведь жили после этого неплохо! Для России столь крутые повороты проходят болезненней, чем для более прагматичных, менее "закомплексованных", что ли, народов... Но все же и для не все это - в том числе и эта ваша "капитализация" - тут она поморщилась - не "конец света"! Ну, а про конец вашей Смуты не спрашивайте: он, конечно, будет, но когда - я Вам сказать не вправе! -Ну, что ж: пойдемте, Александр, пора! - произнесла она с улыбкой. -А... большая там аудитория? Я не привык... Может, еще и транслировать будут? -Не смущайтесь: вс будет нормально! Я Вам обещаю полную доброжелательность присутствующих! Но он вс же медлил... - Александр! Не подводите нас - я Вас прошу! - произнесла она просительно ободряющим тоном: эксперимент довольно дорогой, ответственный,,. И я все время буду рядом... ( Она почти нежно взяла его за руку и повела.) Глава 8. Зал, куда они пришли, был не таким уж и большим, но заполнен он был до отказа. И президиум есть, - не без иронии отметил Александр. Наташа подвела его к чему то похожему на удобное кресло между залом и президиумом и шепнула: Поприветствуйте аудиторию! Александр сделал легкий кивок в обе стороны и еле выдавил: - Здравствуйте! Очень рад! Зал в ответ, как ему показалось, одобрительно загудел. Кто - то из президиума - наверное, председатель - встал и заговорил. Но речь его была Александру не очень понятна - даже менее понятна, чем древнерусская, о которой он все же имел некоторое представление. Но Наташа принялась переводить, и все стало на свои места: он понял, что это обычный приветственный спич. А потом посыпались вопросы - самые разнообразные: и как ему нравится "здесь", и где лучше - "здесь", в своем времени или в прошлом? Особенно много вопросов было именно о нем - об этом самом прошлом. А что мог Александр о нем сказать? Ведь был он там всего два раза - и то мельком! Председателю пришлось напомнить об этом присутствующим и пообещать, что в дальнейшем, по мере накопления материала, гость сумеет лучше удовлетворить их любознательность. А пока - просьба задавать ему вопросы о "его" эпохе... И вопросам, казалось, не будет конца. Но в большинстве они сводились к выяснению того, кто и что нравится ему или не нравится и почему: "Перестройка"; сталинизм; фашизм; Ленин, Сталин; Гитлер; Черчилль; де Голль; Горбачев; Франклин Рузвельт; Николай Второй; Мао Цзе Дун; Сахаров; Ельцин; рыночная экономика; колхозы; распад Советского Союза; "свободная любовь"; атомная бомба; КГБ; частная собственность; госсобственность; евреи; китайцы; американцы; европейцы; кавказцы; демократия; партократия; монархия; цензура; марксизм - ленинизм; НЭП; коллективизация; индустриализация; приватизация; моногамия; полигамия; публичные дома; соцреализм; Октябрьская революция; свобода слова; Православие; средневековье; веротерпимость; атеизм; мистицизм; материализм; советская школа; бесплатная медицина; платная медицина; КПСС; смертная казнь; социализм; капитализм; идея равенства; свобода воли... Вопросам не было конца, но почему - то он не уставал: как видно, находился под воздействием каких - то хитрых установок. В зале постепенно началось движение: люди выходили, снова заходили, кто - то уходил совсем - наверное, прошло уже полдня, если не больше. Александр старался отвечать как можно добросовестней, но не на все вопросы мог ответить однозначно: начинал пускаться в пространные рассуждения, и это временами забавляло публику: как видно, многое в его словах казалось им наивным, а, может, и смешным. Председатель не раз останавливал его философствования, однако вежливо, тактично.
      Несколько раз возникли целые дискуссии с наиболее экспансивными оппонентами. Один раз - по поводу того, был ли двадцатый век самым чрным веком для его страны. Александр, подумав, заявил, что по сравнению с восемнадцатым, девятнадцатым - пожалуй, да. А в сравнении с тринадцатым, четырнадцатым и так далее - вплоть до семнадцатого - может быть, и нет. -Но вдумайтесь: почти сто миллионов жертв - по миллиону в год - не многовато ли? Александр парировал тем, что трудно подсчитать жертвы периода средневековья из за отсутствия статистики, но постоянные татарские набеги, многочисленные войны, голод, эпидемии, восстания, жестокие законы, да и беззакония, и смуты погубили столько жизней, что, при тогдашнем небольшом населении, процент потерь может быть вполне сравним с катаклизмами двадцатого столетия. -Нет, - возразили ему, - столь целенаправленного истребления людей никогда не было ни до, ни после Вашего столетия. Когда - то в Европе чума унесла треть е населения, но это было действие стихийных сил - как, например, и гибель Атлантиды. Для историка все же есть разница, от чего люди гибнут: если это происходит по вине людей, да не каких - то пришлых орд, а собственных правителей или других зловредных элементов из своей же нации, то амо-ральность этого процесса вопиет к потомкам, к Небесам, к самим пружинам Мироздания! Каким бы бурным ни был ваш технический прогресс, но страшного морального регресса невозможно оправдать ничем! -С этим просто аморально спорить, - с горечью ответил Александр, - но ужасы двадцатого столетия возникли не на пустом месте, а были подготовлены двумя тремя предшествующими веками: ведь именно тогда начали рушиться основы европейского традиционного мировоззрения, державшегося на христианстве: начался этот процесс вроде бы с гуманизма, а кончился в двадцатом веке ужасом, сравнимым разве только с людоедством! А все потому, что человек, как это и раньше бывало в истории, возомнил о себе и стал пренебрегать старыми установлениями, не считаясь с их разумностью: захотелось вс вдруг обновить, вопреки вековому опыту, опираясь на свой ограниченный разум - вот и сели в лужу! -В лужу крови! - крикнул кто - то. - Весь ваш двадцатый век - даже не лужа, а море этой самой крови, да и грязи! Но тут председатель спохватился и пресек дискуссию, заметив, что нельзя так разговаривать с человеком из прошлого: легко с высоты своего времени критиковать несовершенство предыдущих поколений. После этого он извинился перед Александром за бестактность некоторых своих коллег. Другой, не менее ретивый, оппонент стал упрекать двадцатой век за то, что безответственные игры с атомной энергией положили начало таким экологическим трагедиям, которые не расхлебать ни нынешней эпохе, ни последующим: -У нас есть леса, но в них нельзя войти: деревья радиоактивны! На большей части почв ничего нельзя выращивать! Наш воздух смертоносен без очистки! Наша "мертвая" вода убьет любого, кто напьется из открытых водоемов! Вы ужаснетесь, если мы покажем Вам лисицу или белку нашего столетия - так их изуродовали страшные мутации! Мы вынуждены есть только искусственную пищу, жить в искусственной среде, чтобы спастись от радиации! И опять председатель прервал эту гневную филиппику, сказав вдобавок, что двадцатый век лишь робко начал то, что впоследствии росло и ширилось, и только лишь недавно удалось переломить эту тенденцию. Александру опять были принесены извинения. Наконец, председательствующий поблагодарил его и объявил мероприятие закрытым. Из зала послышались недовольные реплики от не успевших что - то выспросить, но тот пообещал собрать все вопросы и передать "гостю". После этого они с Наташей очутились в том же помещении, где познакомились. Наташа предложила подкрепиться. Он сказал, что почему - то не чувствует голода. -Ну, это не беда, - ответила она: - не забывайте, где Вы находитесь: как говорится, "дело техники"... Сейчас я закажу трапезу на свой вкус - надеюсь, Вам понравится... И стала что -то где - то нажимать. И сразу же как будто из самой стены появились небольшие упаковки самой разной формы, от которых исходил довольно аппетитный запах. Наташа предложила брать любую из них и отправлять прямо в рот. Он взял какой - то шарик и попробовал его развернуть, но ничего не получилось. А Наташа улыбнулась и сказала, что не надо разворачивать: все это полностью съедобно. Шарик, вправду, оказался очень даже неплохим на вкус. И, вообще, вся эта пища как бы таяла во рту. Вкус ее напоминал ему какое - либо из привычных ему кушаний, но далеко не полностью. Он съел довольно много, а его опекунша - значительно меньше. - У вас, наверно, пища тоже в дефиците, - заметил он полувопросительно. - Да нельзя сказать, что в дефиците, как Вы его понимаете... Мы можем изготовить ее столько, сколько нужно. Но питаемся значительно рациональней, чем в Вашу эпоху. Да к тому же можем длительное время ничего не есть без всякого вреда, когда обстоятельства этого требуют... И усталость не чувствуем довольно долго, если это нужно - Вы, наверно, убедились в этом на себе: так интенсивно работали с аудиторией чуть ли не целые сутки! - А впросак я часто попадал? - спросил он с некоторым волнением. - Да нет, как раз наоборот: наши ученые мужи воочию убедились, что далекие предки были ничуть не глупей их самих! По моим наблюдениям,. Вы вполне понравились аудитории! - А лично Вам, Наташенька? - спросил он нарочито - игриво, надеясь разом сократить дистанцию между собой и более чем симпатичной ему женщиной. - Лично мне - тем более! - ответила она без всяких околичностей. - Только не говорите, что "и я Вам - тоже": я это и так прекрасно чувствую! И даже слегка опасаюсь... - Чего? - вопросил Александр. - Ну, того, что у вас называлось "влюбиться"... - А у вас это как называется? - Когда как - по обстановке, - ее голос сделался воркующим: - Вы одно поймите, Саша: мы ведь никогда не сможем быть наедине! Вот и сейчас за нами наблюдает столько глаз... да и все наши слова где - то фиксируются! Впрочем, в личной жизни ничего такого нет! - поспешила она пояснить, - но мы ведь с Вами на работе! - Ну, что ж, Наташенька, спасибо за предупреждение: я, конечно, постараюсь не влюбляться в Вас, пока это будет в моих силах... Боюсь, правда, что надолго их не хватит! - Какой Вы все же молодец! - произнесла она довольным тоном - наш мужчина так не скажет! - А как скажет ваш мужчина? - Он не скажет, он стелепатирует: Вам, может быть, довольно трудно это осознать, но мы, как правило, общаемся без слов - благо освоили технику телепатии. И говорить - то постепенно разучились... то есть говорим, конечно, но не на том уровне, как в Ваше время... И язык наш - увы - деградирует... И на литературе нашей это тоже отражается не очень благотворно: Ваша эпоха в этом плане просто эталон! Вы ведь тоже литератор - и довольно неплохой: мне нравятся многие Ваши стихи! А некоторые из них даже вошли в антологии... - Вы серьезно? - Вполне! - Можно будет взглянуть? - Книги у нас, как это ни грустно, давно вышли из употребления: их можно увидеть разве что в музеях... Но кассету я Вам принесу. А пока - отдыхайте! И, тепло улыбнувшись, она удалилась. Глава 9. Александр уснул сразу - как, наверное, и было предусмотрено программой. И опять, проснувшись, он узрел Наташу - все такую же приветливую и доброжелательную. - Почему у меня в "моем" времени не было такой Наташи? - подумал он с невольной грустью. - Погощу я здесь, успею привязаться к ней, а что потом? Вздыхать буду, наверно, всю жизнь, тосковать... И тут он убедился, что "они" действительно владеют телепатией: - Не грустите, Александр, - произнесла Наташа голосом, исполненным сочувствия, Вас ждет большое утешение, а, может быть - и счастье! И Вы вскоре убедитесь в этом: вспомните последние слова попа! Александру вспомнилось, что поп грозил его женить, и он безудержно захохотал: Ой, Наташа, уморили! Да, на какой-нибудь купчихе из Замоскворечья! - Ой, не могу! - продолжал он нервно хохотать: - что называется - дозрел! Буду с ней потягивать наливочку да пироги с грибами трескать, да "учить" е вожжами, ну и ежегодно - по наследничку! Наташа тоже засмеялась, но смотрела виновато и участливо, а, отсмеявшись, стала говорить вполне серьезно: - Нет, женитьбы на купчихе можете не опасаться: Вы ведь не какой - нибудь купчишка: Вы же сирота, родства не помнящий, звонарь приблудный! Женят Вас на бесприданнице, но это будет такая жена - просто золото!... Встретив его иронический взгляд, она прибавила: - Все основные события Вашей жизни "там" запрограммированы, и довольно жестко: так что вс будет именно так, как я Вам говорю. Поверьте: Вы будете вполне счастливы! - Оказывается, счастье у вас можно запланировать! У нас тоже ревностно пытались это делать, но - увы! И потом - я там такой же гость, как и у вас....Наверно, это будет как - то не по - джентльменски: что же произойдет, когда эксперимент закончится? - Вс должно быть хорошо, - ответила Наташа, - не волнуйтесь, Александр! - Но все - таки: хотелось бы понять... - Ну, видите ли...- Наташа несколько смутилась - по окончанию эксперимента Вы как бы умрете... - только не пугайтесь: это будет понарошку! На самом деле Ваша жизнь продолжится в двадцатом веке, даже в двадцать первом! И мы позаботимся, чтобы она была достаточно благополучной! - Но, Наташа! Жизнь и смерть - вещи слишком серьезные: в наше время лишь шпионы и преступники пользовались такими примами! Нет, как хотите, а мне все это слабо нравится! - Ну, а как же "Живой труп" Толстого? Или же его Протасов тоже в Вашем представлении преступник? А этот... как его? - Ну, Лопухов у Чернышевского? - Но это все - таки литература! И потом, ведь Чернышевского отправили на каторгу именно за этот его роман! А Толстого в конце концов отлучили от Церкви! Да потом - все эти литературные "герои" думали, что делают благое дело, а какое "благо" принесу я той, которую прочат мне в жены? Вдовья участь на Руси была несладкой! - Ваша щепетильность делает Вам честь... Но здесь по части этики все будет безукоризненно: судьба этой женщины и ее мужа прослежена нами весьма скрупулезно! Вы просто как бы займете место того реального человека, который действительно женился на Вашей невесте, а вскорости умер. Вы же знаете - это тогда не было редкостью: при тогдашней медицине от любой простуды, от пустячной раны можно было умереть! - Ну, а самого - то человека этого куда вы денете? - А его мы отправим в Сибирь - с казаками, к которым он пристанет в своих скитаниях. Он ведь действительно бездомный сирота - не все ли ему равно, где и с кем мыкать горе? Да ему и неплохо там будет: даже проживет дольше. А вот жены, потомства у него не будет - таким образом, и аберраций не возникнет! Ну, успокоились насчет моральной стороны эксперимента? - Вы просто соблазняете меня, как тот библейский змий... Ну, а если я все - таки откажусь? Что ж, Саша, это Ваше право... Но не думаю, что Вы нас подведете: не такой Вы человек! Да и какие у Вас могут быть основания? Конечно, если эта невеста окажется Вам неприятной -тогда другое дело: в этом случае мы Вас поймем. Но это - извините - маловероятно. - А почему Вы в этом так уверены? - Ну...- Наташа покраснела и замялась - я - то Вам, похоже, нравлюсь? Александр кивнул и промычал нечто смущенное. - Ну так вот... та самая... ну, в общем, невеста... она будет очень на меня похожа, даже имя то же самое! Тут Александр погрузился в растерянное молчание, но на лице его изобразилась нескрываемая радость. А потом они оба как - то одновременно и застенчиво заулыбались. - Чудеса, - промямлил Александр, - даже не знаю, что сказать... - Я Вас понимаю: всякий бы на Вашем месте поначалу растерялся: это, может, непривычно, может даже и пикантно, но зато так интересно! Я Вам даже несколько завидую... И так буду рада за Вас, если все получится... ну, в общем, если Вы будете счастливы с... она опять смущенно замолчала. - Я скажу Вам даже больше: ведь она - это, в сущности, я... Ну, Вы, наверно, слышали о "переселении душ" - так называемом метемпсихозе... Это вовсе не фантазии: давно научно установлена реальность всего этого! Правда, это вс довольно сложно: очень редко повторяется весь человек полностью: чаще всего воспроизводится или только внешний облик, или только внутреннее содержание. А здесь - идентичность почти стопроцентная! ... После этого долго молчали. Глава 10. А потом пришло время идти на инструктаж. На этот раз его привели не в зал, а в гораздо меньшее, но сравнительно просторное помещение, где находилось около десятка человек. Они заговорили с ним весьма доброжелательно, но в то же время и по - деловому. У него даже возникло ощущение, что он находится в каком - то разведцентре: почему - то им требовалось, чтобы он высмотрел, как укреплен Кремль, какие стены окружают Китай - город, Белый город, Черный город... Да вдобавок надо было сделать фотоснимки города и наиболее значительных строений. - Вы понимаете, что меня могут принять за колдуна и объявить связавшимся с Нечистой силой? Да отправить на костер? Его успокоили, что прибор будет замаскирован в ладанке, висящей у него на шее: надо будет слегка к ней притронуться, и снимок обеспечен. Еще один прибор запасной - упрячут в пряжку пояса. Он понял, что их интересует уровень тогдашней техники: приспособления для подъема тяжестей, устройство кремлевского водопровода, способы обработки металлов, изготовления сукон и выделки кож. Но ему также было рекомендовано побывать в книгохранилищах и постараться выяснить местоположение пресловутой Библиотеки Ивана Грозного и ее состав. При возможности - еще и сделать фотокопии наиболее интересных фолиантов. - Покажите, что Вы - грамотей, и Вас, скорее всего, пустят в книгохранилища! (Это последнее задание понравилось ему больше всего, и он обещал постараться.) В заключение его снабдили небольшим приборчиком, упрятанным в нательный крест, который должен был создавать вокруг него защитное поле на случай чьей - нибудь агрессии. Защита включалась по мысленному приказанию: нападающий должен был или споткнуться, или почувствовать робость и страх, или же испытать кратковременный паралич. Он спросил, можно ли пользоваться этим прибором в "своем" времени. - Почему бы и нет? - последовал ответ: - Вы ведь не займетесь рэкетом, не станете грабить сберкассы? Он шутливо ответил, что, если так просят - ну что ж, так и быть! Много интересного узнал он и о своем новом приятеле - Евгении Кирилловиче: - Мы сначала хотели "стереть" из его памяти Ваши рассказы, а Вас попросить не откровенничать в дальнейшем с кем бы то ни было. Но, "прощупав" его, убедились, что такой человек может быть нам полезен. Передайте ему, чтобы он хранил все это в тайне, и тогда можете быть с ним откровенным. Но ни энцефалограмм, ни прочих наблюдений он делать не должен: это может внести сумятицу в вашу науку. Потом Александр стал выспрашивать о непонятных ему обстоятельствах: например, почему его появления в прошлом "привязаны" к полнолунию. Ему сказали, что теперь будет все наоборот: он будет почти месяц "там" и только в полнолуния станет посещать "свое" и "их" время. С Луной это связано потому, что на ней, на Луне, расположены установки, без которых нельзя осуществлять манипуляции, необходимые для проведения эксперимента. Попутно он узнал, что даже в древности Луна была носительницей различных установок, чувствительно влиявших на земные процессы Только их хозяевами являлись другие цивилизации. - Инопланетяне? - полюбопытствовал Александр. - Если хотите - да. - А есть у вас с ними контакты? - Да, разумеется. Но в основном - не "личные": по "системе космической связи". - А "широкая общественность" имеет информацию об этом? - Да, имеет, но в разумных пределах. - А чем обусловлена засекреченность? - Тем же, чем и всегда - в том числе и у вас: излишняя осведомленность может повредить стабильности и нравам. Это теперь общепризнано и, как правило, не вызывает недовольства. Потом Александр спросил, кто же будет его заменять, когда он будет отсутствовать в своем двадцатом веке - в том числе и на работе? Ему сказали, что как раз и собирались приступить к этой части инструктажа. Далее ему поведали, что Евгений Кириллович в ближайшее время выхлопочет ему инвалидность, так что работать ему вообще не придется. Но материально он не пострадает: ему будут регулярно присылать достаточные суммы. - Как шпиону, - усмехнулся Александр. Его, видимо, поняли слишком буквально, и довольно долго объясняли, что от всех этих затей никто не пострадает, что игра ведется честная: любой такой эксперимент всегда предварительно анализируется в плане этики их "компетентными органами". Предусматривается также вполне надежная страховка на случаи каких либо непредвиденных ситуаций. Если же он все - таки испытывает какое - то недоверие, то пусть сообразит: любой, даже незначительный вред, внесенный в прошлое, обязательно обернется катастрофой в будущем: так что они прямо заинтересованы в обратном. Далее его предупредили, что для родных и знакомых его исчезновения будут объясняться длительными командировками: такая уж будет у него "новая" работа: он как бы перейдет в секретную организацию - "ведь секретность у вас в моде"... На его недоумение - а кто же был звонарем у попа, когда он пребывал "у себя дома", последовало крайне любопытное объяснение: попа - то ведь, как такового, давно нет! Ведь он, как и все его окружение, фактически давно не существует: как только Вы исчезли из этой эпохи, и сама она как бы исчезла: а когда Вы снова появились в ней - и все они опять возникли, да при этом в памяти у них "всплыл" нужный нам материал! Тут Александр похолодел: "ведь я для них тоже вроде как не существую... то есть сейчас, в данный момент, вроде бы и существую, но стоит отправиться в двадцатый или в семнадцатый век - и"... Ему не понадобилось высказывать вс это: телепатия у них была на высоте! Ему долго и даже сочувственно объясняли, что "для себя"-то он существует всегда и во всей непреложной реальности, а "они" для него действительно фантомы, так - как их для него еще нет! К тому же в "Книге жизни", как это у вас называется, любой индивид остается навечно: в этом смысле и царица Нефертити - непреложная реальность! ( Потому то и возможны путешествия во времени!) Да и Вы живте не в последний раз: Вам предстоит жить и в наше время! И, живя в нашу эпоху, Вы будете знать о своих прежних жизнях - в том числе и о нынешней! Более того: в семнадцатом веке Вы как бы повторяете свою прежнюю жизнь! Александр был буквально сражен всем услышанным. - Да, пожалуй, хватит информации на этот раз! - подумал он с волнением. И тут же с ним стали прощаться, а Наташа взяла его под руку и повела... Но через несколько шагов он вдруг застыл на месте. Наташа удивленно посмотрела на него. - Слушайте, Наташа... если я все правильно понял... можно нескромный вопрос? Та нерешительно кивнула. - Кто будет моей женой, когда я буду жить в этом времени? - Ну, что ж: раз уж Вы сами об этом спрашиваете - значит, догадались, - сказала она, довольно мило покраснев. - Да, Саша, Вы весьма сообразительны... Надеюсь, Вы не против? - спросила она несколько кокетливо. - Но Вам придется подождать: сперва дожить до старости в нынешней жизни, а потом прожить еще не одну, а уже потом... - Но мы, надеюсь, будем счастливы? - В общем, да, вполне... Примерно так, как были счастливы тогда, в семнадцатом! Так что, как тогда говорили, "любовь да совет"! И пусть Вас не смущает, что я тогдашняя - то есть она - почти ребенок: тогда так было принято! Впрочем, что я Вам - историку - объясняю! Так что - до встречи в семнадцатом веке! Она засмеялась, потом почему - то вздохнула, и, быстро поцеловав его в щеку, решительно взяла за руку и в следующую минуту ввела в то самое, уже очень знакомое, помещение. Он был так тронут вспышкой ее нежности, что даже растерялся. И только когда понял, что она сейчас уйдет, спросил: - Наташенька, может быть, это странно звучит, но нельзя ли мне встретиться с самим собой - раз уж мое нынешнее воплощение живет и здравствует, да еще и является самым близким для Вас человеком? - Может быть, и можно, только не на этот раз: ведь Вам уже пора покинуть этот век! "Рога трубят" - счастливого пути! - А не обижусь я теперешний, если поцелую тебя...- он замялся - будучи древним "Гомо Советикусом"? - Ну кто ж ревнует к самому себе? Но не забудьте: мы под наблюдением! Тут ее милая щечка очутилась в сантиметре от его искривленных волнением губ, и в следующий момент они нежно приникли к ней. Но долгого лобзания не получилось: через несколько мгновений его милую как ветром сдуло. Ему показалось, что у него потемнело в глазах от волнения, но это, видно, просто начал меркнуть свет. Он понял, что началось перемещение во времени: исчезло ощущение веса, тело стало будто таять, растворяться, а на душу навалился непроглядный мрак. Но не было ни страха, ни каких-то неприятных ощущений. Сколько это длилось, он сказать не мог. Потом как - то сразу понял, что находится уже в своем двадцатом веке, на своем продавленном диване. Да к тому же резко зазвонил будильник. По привычке он вскочил и начал собираться на работу. Часть вторая. Глава 1. Ему целый день не работалось, да и сотрудники поглядывали на него как - то странно... Поглядев на себя в зеркало, он сразу догадался о причине: удивленно растерянная физиономия; бегающий взгляд; небрит, нечсан, да и одет весьма неряшливо... - И отвечаю, видно, невпопад, - подумал он, - но, наверно, так и надо: все должны решить, что у меня "крыша поехала", и... Он не ошибся: вскорости ему сказали, что он должен съездить в одно учреждение привезти какие - то бумаги... и машина уже ждет! Он сразу догадался, что это за машина, но вида не подал. В сопровождении двух дюжих молодцов он сел в машину, и она тут же тронулась. В молчании доехали до "учреждения", о назначении которого нетрудно было догадаться. Там ему задали несколько формальных вопросов и предложили побыть у них две - три недели, чтобы "отдохнуть... успокоиться... подлечить нервы..." и тому подобное. - А если я не соглашусь? - спросил он "для порядка". -Если Вы разумный человек, то наверняка согласитесь. Ну, а если нет - мы силой никого не держим. Но учтите: в этом случае Вы вскорости наверняка попадете в учреждение другого типа, где царят тюремные порядки и с больными мало церемонятся. -Я хочу сначала поговорить со своим участковым врачом - хотя бы по телефону! Он сообщил фамилию врача и номер поликлиники, и через несколько минут уже разговаривал с Евгением Кирилловичем. Сказав, где находится, он дал ему понять, что должен срочно поговорить с ним с глазу на глаз. Тот обещал приехать сразу же после приема, и, действительно, вскоре они уже беседовали наедине. Александр рассказал вкратце о новых своих приключениях и попросил помочь: избавить, если можно, от "психушки" и устроить инвалидность. Отсюда я Вас, разумеется, вызволю: поручусь за Вас, скажу, что нецелесообразно... А вот "группу" Вам устроить... Ради этого обычно здесь приходится покантоваться хоть бы с месяц... Ну, да ладно: я похлопочу - и, авось, обойдется "без жертв"! После этого он долго разговаривал с кем - то из "заведения" и, кажется, договорился: Александру объявили, что передают его на попечение для всех для них авторитетного Евгения Кирилловича, но чтобы он его не подводил: во всем его слушал и выполнял все его назначения - он, мол, теперь за Вас в ответе! Александр, разумеется, дал все необходимые заверения, и они вдвоем поехали к нему домой. А дома устроили дружеское чаепитие, во время которого основательно поговорили обо всем происходящем, причем собеседник не скрывал восторга, даже зависти перед его приключениями. Уходя, он оставил ему какие - то таблетки и попросил пока не выходить из дому: будет, мол, ежедневно его навещать и приносить все необходимое, ну, и больничный, разумеется, оформит. - Отдыхайте... набирайтесь сил... осмысливайте происшедшее с Вами... ни о чем не беспокойтесь.. завтра обязательно зайду! И, тепло попрощавшись, ушел. - Стало быть, у меня новый статус: я "псих"! - подумал Александр, но не испытал от этой мысли особого огорчения. - Может быть., я даже нормальней всех прочих: сама - то страна наша нынче не что иное, как огромный сумасшедший дом! Да и в прошлом - то шизятины было не меньше... Когда ж страна "сошла с ума"? В семнадцатом году? А, может, еще раньше? Но как бы там ни было, а факт, что у нескольких поколений мозги были "сдвинуты набекрень" свирепыми идиотизмами, происходящими вокруг! Неудивительно, что при таких условиях многих здравомыслящих считали или "психами", или врагами - чьими - то агентами! Да они, в конце концов, и становились полусумасшедшими, а то и вовсе сумасшедшими из за постоянной травли! И для меня, наверно, это даром не прошло: было бы даже странно, если бы идиотизмы этой жизни не искалечили и моей психики! Впрочем, ни в прошлом, ни в будущем меня вроде бы никто за ненормального не принимает... Ну, а что до современников... Так ведь они любому диссиденту клеили этот ярлык начни я совсем недавно высказывать те свои взгляды, которые нынче у всех на устах - где бы я очутился? К счастью, мне, как и многим другим, не хватало гражданского мужества... Теперь - то его у всех стало в избытке: пинать мертвое чудовище охотников хватает! Где они все были раньше? И ведь мало кто понимает, что теперь неудобно истошно костить этот прежний режим: лежачего не бьют! Лучше бы побольше думали, что делать дальше - то есть каждому на своем месте - чтобы страна окончательно не погибла! Но думать об этом у нас не привыкли: все почему то стараются думать за тех, кто у руля, или же о том, как ухватить лишний кусок! Звереют люди на глазах, перестают походить на людей, а нет людей - нет и державы: из монстра с крошечной головкой превращается в совсем уж безголовое чудовище! - Эх, "Гомо Советикус", "Гомо Советикус"! Суждено ли тебе когда-нибудь стать просто человеком? Как это у Киплинга? Он там, помнится, обращается к сыну, призывая того соблюдать основные нравственные заповеди, а в заключение провозглашает, что тогда: "Земля тво, мой мальчик, доcтоянье, И более того - ты Человек!" Вот тебе идеолог колониализма, расового превосходства! Может быть, в действительности существуют лишь две "расы": настоящих людей и двуногих зверей? И не по форме черепов и цвету глаз они различаются, а по наличию или отсутствию Совести? А у нас ведь само это слово давно не в ходу! А вот те народы, для которых это слово не совсем пустой звук, в глубине души, наверно, и считают нас неполноценной расой - недочеловеками какими - то! И, хоть вроде мы теперь как будто спохватились: и про Бога вспомнили - в церкви начали ходить да свечки ставить, да бубнить молитвы, а ведь "Бога в сердце" вс же не имеем: клянчим у Всевышнего кусок побольше, щи погуще, лошадиного здоровья, да посмертного блаженства! Этого и первобытные дикари вымаливали у своих идолов! А многие ли просят Бога сделать их добрее, просветить их души светом Истины? Один из сотни? Или, может быть, из тысячи? Потому у нас, наверно, вс и идет прахом: не помощник нам Бог в нашей грязной возне! От всех этих мыслей Александру стало неуютно и тоскливо: - ведь жили же люди иначе в .другие эпохи! Трудно жили, скудно и небезопасно, но вс-таки чище, что ли... Нравы были проще, но и здоровее; люди были грубее, но сердечнее: какой - нибудь боярин мог огреть простолюдина плеткой, даже вовсе зашибить в сердцах, но понимал, что это - грех: и каялся, и помогал покалеченному - добровольно, а не по принуждению! Да и рубился на войне с врагом на совесть... Купцы, хоть к обманывали покупателей, но не скупились на богоугодные дела - не то что нынешние наши торгаши... Ремесленники дорожили честью мастера и стыдились халтурить. Крестьянин любил землю, на которой жил, пахал и сеял, и старался не портить ее, да и царь государь чувствовал себя ответственным пред Богом за всех своих поданных и старался способствовать их благоденствию. Ну, а взять хотя бы "моего" попа: не шибко грамотен и развит, а мораль на высоте: он сердцем чувствует, где благо, а где зло, и учит прихожан добру. И тут он вспомнил где - то слышанный рассказ, как какой - то миссионер стал допытываться не то у бушмена, не то у готтентота: что в его представлении благо и зло?, "Зло, - отвечал этот дикарь, - это когда зулусы угоняют, у меня коров". - Ну, а что такое благо? И дикарь, удивленно взглянув на "бестолкового" собеседника, объявил: - "конечно же, это когда я угоняю коров у зулусов!" В этом смысле мы стоим гораздо ближе к готтентотам и бушменам, чем русские люди семнадцатого века! - невесело подумал Александр. Ну, а эти далекие наши потомки? Трудно, конечно, судить о морали, об этике этих людей, но таких Наташ я почему то в наше время не встречал. При мысли о Наташе в сердце защемило: "хороша Маша, да не наша"... Впрочем, если правда то, о чем она со мной пооткровенничала... Хотя она и намекала на нечто пикантное: будто бы меня хотят женить почти что на ребенке... Ему вспомнилось из Пушкина: "Мой Ваня моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет..." - Нет, это будет как - то дико: что я буду делать с этакой "супругой"? В куклы с ней играть? А, впрочем, поглядим: не захочу - так не заставят же насильно! Глава 2 . Евгений Кириллович не подвел: пестовал его почти как нянька, а буквально через три недели они уже отправились на ВТЭК. Причем врач так хорошо проинструктировал "больного", что вс сошло удивительно гладко: он ушел оттуда инвалидом второй группы. Как - то грустно, правда, было и неловко, но зато переполняло чувство избавления от постылого, унизительного хомута: ведь это же - свобода, это независимость, это возможность делать то, что хочешь, а не то что тебе велят какие - то там недоумки, считающие тебя ничтожеством лишь потому, что злобная ирония судьбы их над тобой поставила! Однако он знал, что скучать без работы ему не придется: на днях предстояло отправиться в прошлое. И уже не "туристом", как раньше, а с довольно серьезным заданием. Он оповестил немногочисленных родных и еще более немногочисленных знакомых, что сменил работу, и при этом дал понять, что она связана с секретностью и долгими командировками. А, впрочем, никого это особенно не взволновало, так как и родные, и знакомые им мало интересовались: ну, есть такой чудак - поговорить о ним иногда бывает интересно, но особой пользы от него ждать не приходится: малозначительный и странный человек - не при деньгах и не при должности, без связей, ничего достать не может, никакое дельце провернуть - тем более, ну и Бог с ним: пусть прозябает помаленьку! То ли дело - Евгений Кириллович: такой приятель стоил всех остальных вместе взятых! Александр только теперь, пожалуй, осознал, как он был безысходно одинок до встречи с этим человеком и какое это счастье, когда кто - то тебя понимает. Он чувствовал, что интересен этому врачу не только профессионально, но и чисто по-человечески. Это трогало до слез и наполняло сердце благодарностью к единственному другу. Они вроде никогда не выпивали вместе, даже почему - то до сих пор не перешли на "Ты", но это ничего не значило: ведь каждый ощущал, что их соединяет нечто сильное и теплое. Евгений Кириллович выразил пожелание присутствовать при трансформации во времени: - позвольте находиться рядом с Вами в течение ночи! Александр охотно согласился. В ночь на полнолуние Александр улегся около полуночи в постель, а Евгений Кириллович пристроился рядом на стуле. Они довольно оживленно беседовали о том о см, волнуясь в глубине души и ожидая "чуда"... Но, однако, вскоре оба начали позевывать, и через некоторое время уже крепко спали. А когда за окном стало светлеть, в комнате находился уже только Евгений Кириллович. Глава 3. Странное ощущение вызывало прикосновение к древним пергаментным свиткам. И не таким уж грамотеем оказался на поверку Александр: по - гречески совсем не знал, ну, а латынь - так, с горем пополам... Даже древнерусский понимал не очень хорошо... Но, правда, русских текстов было не так много: в основном по гречески, а то и по - арабски, даже по - еврейски... Но читка текстов не была его задачей: надо было лишь определить названия и сделать нечто вроде каталога. Для этого его и нанял дьяк, ведавший кремлевскими архивами, библиотеками и прочими "крысиными угодьями", как часто выражались в этом веке. Когда его заставили, для испытания, прочесть вслух кусок какого - то греческого манускрипта, он похолодел: ведь не сумею, опозорюсь! Да еще плетей, наверно, всыплют "за нахальство"! Привел его к этому дьяку тот самый "кум попа": он был не последним человеком в каком-то приказе. Но деваться было некуда, и Александр почти что наугад, сбиваясь, заикаясь, стал произносить фразы на незнакомом ему языке, цепляясь за знакомые и полузнакомые буквы, которые находил в тексте. Лучше бы был математиком или физиком, - подумал он с досадой, - у них эти буквы в ходу! Но дьяк слушал вполне благосклонно, а потом попросил перевести. Александр, сам удивляясь своему нахальству, произнс первую пришедшую ему в голову тираду, и экзаменатор одобрительно кивнул. - Ну, что ж: годится - ты и вправду грамотей! Иди трудись да поусердней! А лениться будешь - так плетей отведаешь! А за прилежание у нас жалуют: и харчами, и суконцем, и вином заморским, и медком расейским, и деньгой серебряной. Слушая вс это, Александр сперва не мог поверить: да всерьез ли это - не дадут ли оплеуху, не огреют ли кнутом? Но вскоре понял, что сошел за грамотея потому, что - все эти дьяки, подъячие и прочие приказные не шибко грамотны, и он, сам того не желая, провел их всех за нос! Тут дьяк махнул - рукой: - иди, мол, с Богом! - и Александр, отвесив поясной поклон, уже попятился к двери, но вдруг спросил: - дозволь узнать, благодетель милостивый: те книги греческой земли, что мне переписывать надлежит, не привезены ли при великом государе Иоанне Третьем греческой царевною - его супругою?. Дьяк уставился на него с явным удивлением и нескрываемым неудовольствием: - тебе - то что до этого, холопское отродье? Ты откедова про то прослышал? Не твое собачье дело - кто чего привез к нам на Москву! Ступай, пока спина не вздулась от плетей , да впредь гляди: поменьше вопрошай, собачий сын, больших людей - целее будешь! Александр торопливо кивнул и, проговорив виновато: - прости, благодетель, спасибо за науку... не вели казнить... торопливо вышел. Кум попа, выйдя с ним вместе, стал ему выговаривать: - экой несуразной! Кто ты против этого дьяка, чтобы он разговоры с тобой разговаривал!? Да и не знает он, наверно, про те книги, - добавил он, усмехнувшись. - А вот. я тебя сведу с одним монахом - ученейший муж! Вот его и спроси! И, действительно, вскорости свел... Монаха почему - то звали отец Авель, Сразу было видно, что он праведен, умен и проницателен. С Александром разговаривал охотно, но поглядывал на него с некоторым удивлением и любопытством. Его взгляд, казалось, говорил: - не прост ты, братец, ох - не прост! Большая в тебе тайна, человече! Но с бестактными вопросами не лез - вс больше вопрошал о том, что собеседник думает о Боге, да о смысле жизни, мироздании и о судьбах Мира... Александр сперва старался скрыть, что много знает, но не удавалось, а потом и не хотелось: больно уж располагал к себе такой прекрасный собеседник - истинный интеллигент своей эпохи! О библиотеке Софьи Палеолог отец Авель знал, похваливал ее: - из-рядный кладезь мудрости, сам черпаю частенько из него - но оскудел, премного оскудел! И мыши да крысы погрызли, и огнь пожрал, и растащили многое... Да и свалено вс буреломом, в одной куче с другими писаньями, не всегда и многомудрыми... А ты - то, Александр, откуда черпал всякую премудрость? - вопросил он несколько лукаво, но по - доброму. - Ведь много, много нахватал - я в этом понимаю толк... Уж не у иноземцев ли каких? - Да, это правда: ездил - плавал я с купцами, был в ганзейских городах, с немцами учеными хлеб - соль водил: самого Нострадамуса знал... При этом имени отец Авель укоризненно покачал головой: - краем уха слыхал про того чернокнижника.- Ну, и чего он наплел - то тебе?. - Наплл немало: вс сказал, что будет аж до самого двухтысячного года от Рождества Христова. -Ну! И ты ему поверил? - Как сказать... А вдруг он и вправду провидец? - Что ж, может, и вправду... Только вот откуда этот дар - не от лукавого ли? Ведь Господу неугодно, чтобы человеки знали, что их ждт во мгле времен! Ведомо только, что когда - то будет конец света, а в последние времена придт Антихрист и затеется Армагеддон... - Не сказывал ли он, скоро ли? - быстро спросил собеседник - смущенно, почти воровато. - Нет, отче, этого не сказывал, но вроде говорил, что лет этак через триста страшные дела начнутся на Руси: царей не станет, Церковь Православная гонима будет, народ станет поклоняться лжепророкам, будут литься реки крови, правды меж людьми не станет, править будут на Руси разбойники, и длиться это будет долго : лет семьдесят с гаком... - Да, скорбно, скорбно, - тяжело вздохнул монах, - было видно, что он искренне печалится, - Но, однако, триста лет - такая даль... А ведь и сейчас на Руси много скорбного: бунташные, смутные времена! Скоро ли кончатся? - Вроде бы лет через семь... Но и после смуты долго будем бедовать: Иноземцы - католики будут нас воевать, но не одолеют! А лет через сто станет наша Россия великой державой: ее будут везде уважать и бояться! - Ну, что ж: уважать - это лепо! А бояться что ж мы, звери лютые какие? Нет! Когда тебя боятся - это плохо! - Так бояться будут кто? Еретики - католики, да лютеране всякие, да магометане поганые... - Оно конечно: мусульманская - то вера, может, и поганая, и много мы от них терпели, - проговорил отец Авель как бы в нерешительности, да и католики, и особливо лютеране - может, и еретики, а вс люди, человеки. Не велел Спаситель наш истреблять людей - каковы б они ни были: на каждом человеке - образ Божий! Александр порядком растерялся: не ожидал услышать такое от человека семнадцатого столетия! Как видно, во все времена и во всякой стране были люди, не разделявшие предрассудков своего времени - настоящие Человеки, любившие вс человечество и проливавшие свет Добра и Истины в кровавый мрак своих эпох! Наверно, такие и есть Соль Земли! Глава 4. Жить Александр продолжал у попа, которого, как оказалось, звали просто Филька. Прихожане так и говорили про него: поп Филька, хоть и видно было, что уважают. Просто - напросто простых людей, даже духовного звания, если это было "белое" духовенство, по имени - отчеству не величали, да и отчеств не было в ходу: было нечто вроде фамилий - скажем, Филька Петрухин - стало быть, Петрухин сын. В глаза же обращались к нему "батюшка" - в том числе и сама попадья. Александр, хоть и был подготовлен, но вс же растерялся, когда, впервые проснувшись после трансформации, обнаружил, что он не один: на широкой и мягко застеленной лавке, свернувшись калачиком, сладко спала миловидная русоволосая девочка - именно девочка, лет тринадцати с виду. - Неужели уже обвенчали? - подумал он с замиранием сердца. Вот так номер: "без меня меня женили!" И что ж теперь делать? Ему было трудно полностью разглядеть лицо спящей, но сходство с Наташей он сразу заметил. Тут она зашевелилась, сладко потянулась и, не открывая глаз, уткнулась своим милым личиком ему в плечо. Он невольно погладил ее по головке, после чего она нежно прильнула к нему. А через несколько минут, открыв глаза и посмотрев немного удивлнно, привлекла его к себе довольно энергично. Александру сделалось не по себе: он понял, чего от него ждут, и запаниковал: - неужели придется с ребенком... - нет! Ни за что! А, с другой стороны, что она - то подумает? Что разонравилась суженому? Или чем - то его прогневила? И как долго может длиться этот нонсенс? Да, уж воистину - вляпался! Пока в его голове лихорадочно проносились все эти смятенные мысли, ситуация становилась вс безысходнее и безысходнее. Наконец, ему удалось, запинаясь, пробормотать: - извини, мол, хворый я сегодня... Она участливо потрогала его лоб, покачала головой и, накинув сарафан, выскользнула из каморки. На весь день его оставили в покое, как "болящего", и даже дали выпить какого - то лекарства - сладкого и духовитого медового отвара с травами. "Прохворав" с неделю, он сказал и супруге, и попу, что, исцеления ради, дал зарок к жене не приближаться. Жена, потупившись, приняла это смиренно, но поп стал журить: - Не дело удумал, Лександр! Почитай, медовый месяц миноваться не успел, а ты... Негоже эдак - то супругу забижать, негоже. Да и, примечаю, вроде не люба она тебе: и не поколотил ни разу! Уж коли до баб не охоч, так в монахи бы шел! А коль оженился - изволь не дурить: ведь сам Господь сказал: "Плодитесь, размножайтесь"! А зарок твой глупой я с тебя, как поп, снимаю. А не станешь жить с супружницей - такую эпитимью наложу, что не обрадуешься! . Александр, после такого пасторского внушения, решил, что "плетью обуха не перешибешь", и придется покориться, но формально: вс равно ничего не получится. И, действительно, сперва не получалось, но вдруг как - то раз получилось... А потом - еще раз, и еще... Короче, его "семейная жизнь" помаленьку "наладилась"... Поначалу ему было здорово не по себе, а потом попривык... Глава 5. Чем больше Александр приглядывался к своей непрошенной жене - полуребнку, тем она больше его умиляла: тихая, покорная, она всегда "смотрела ему в рот", всегда беспрекословно и, как правило, охотно делала вс, о чем бы он ее ни попросил. Стоило ему заговорить чуть громче, как она тотчас робела и сжималась, будто бы ждала физической расправы. Хотя Александр никогда ее пальцем не трогал, и это ее, по - видимому, удивляло - может даже, огорчало... - Жену надо учить, - говорили ему нередко и поп, и попадья, - не то разбалуется! Но тот испытывал омерзение при одной мысли о чем - то подобном, да и поводов к таким действиям явно не видел: не колотить же за случайно разбитую плошку или пересоленные щи! Хотя прекрасно знал и наблюдал не раз, что именно за это и колотят своих жен люди той эпохи... И бедные жены изрядно побаивались своих тяжелых на руку мужей, но, похоже, все - таки, как правило, любили... - Хорошо, что я не женщина двадцатого столетия, - думалось ему частенько, - уж та бы не стерпела, да дала бы сдачи! А потом ее или забили бы до смерти, или, в лучшем случае, надолго б заперли в домашнюю тюрьму! Впрочем, надо еще разобраться - кому из них хуже: этим забитым, бесправным, изруганным бабам или моим "вьючно - сумчатым" современницам? Образованным, цивилизованным, "самостоятельным", но частенько таким несчастливым, таким одиноким! У этих муж - кормилец, и опора, и наставник, а у наших? Будто чемодан без ручки: и тащить невмоготу, и бросить жалко! И кого осчастливило "равноправие" это дурацкое? И те, и другие "качают права", а вся жизнь идет прахом! Легкомысленные браки и дурацкие разводы, безотцовщина - а разве вырастишь мужчину без отца? Вот их теперь и нету! И не так уж, видно, страшны эти оплеухи да тычки, когда есть главное: ответственность, привязанность, заботливость... Про любовь здесь мало говорят стесняются, что ли - как, впрочем, и все, кто серьезно относится к этой "материи", в любые эпохи застенчиво прятали лучшие чувства свои, но любить, похоже, умеют: им, как видно, и в голову не приходит - как это можно не любить Господом данного мужа или данную Богом жену! Он с острым любопытством искал что - то общее между этой данной ему в жены девочкой и той прекрасной женщиной из будущего, о которой частенько вздыхал... Несмотря на огромную разницу в интеллекте, их объединяла восхитительная женственность: он чувствовал, что может и любить, и даже уважать эту дико-невежественную, до смешного неразвитую полудикарку, с которой и поговорить - то было не о чм! - Может быть, попробовать обучить ее грамоте? - пришла ему в голову шальная мысль. - Давай - ка, Наталья, научу тебя книжки, читать, - предложил он ей как - то как бы невзначай. Та испуганно взглянула исподлобья (голова ее почти всегда была "опущена долу"), и произнесла затравленно и тихо: - Как прикажешь, батюшка... Только - не вели казнить - на кой мне это... Ей, наверно, представилось, что муж станет вбивать ей в голову непостижимо загадочные знаки, коими усыпаны многомудрые книжицы, с помощью палки и плетки, как это всегда делалось в те времена. - Не дал мне, бабе глупой, Бог ума, чтоб ту премудрость одолеть! Да и мужики коситься станут - позавидуют, а то и прибьют ненароком! Уж пожалей меня, родименький, аль чем тебя прогневала? - Да, права она, пожалуй, - невесело подумал Александр. -Да и что она сможет читать? Библиотек нет, книги дороги - даже и зажиточным не по карману -да и по содержанию - то, в основном, церковные: псалтырь, молитвослов... Но ведь молитвы каждому и так известны наизусть! Попробовать без книг вложить ей что-то в голову? Так не поймет, или, того хуже, поймет по - своему: уродливо, нелепо! Да и что такого уж отрадного в приобретении познаний? Ведь сказано же мудрецами: "умножающий знание умножает печаль!" И то сказать: почти все эти люди с нашей точки зрения невежественны, но ремесло свое знают неплохо, да и поведению, вполне достойному для своей эпохи, как правило, обучены, и где добро, где зло, различают не хуже, чем мы в нашем веке если не лучше! Да и вера в Бога помогает, им идти стезей добра... А у нас-то "образованных" то есть большей частью с горем пополам усвоивших крохи из школьных программ да из вузовских лекций - какой может быть профессионализм? Да любой этот ремесленник, если только он не горький пьяница, не в пример искусней в своем деле наших "образованцев"! А нравы? Хоть и диковатые, но строгие. А у нас и слово "нравственность" давненько вышло из употребления, зато эгоизм, цинизм и лицемерие видишь на каждом шагу! Да потом еще кто - то удивляется, что вс идт прахом, и ищут виновных: начальство плохое; социализм плох; капитализм не успели ввести - уже прокляли! А того не понимают, что любой "ИЗМ" будет плох, если сами люди плоховаты! И откуда ж начальству хорошему взяться, если из нашей подгнившей среды эти кадры и черпают! - Как подумать - просто неохота возвращаться "восвояси" - к этим лицемерам, лодырям, безбожникам и жуликам, а, чаще всего - просто слабакам да недотепам! Всем недовольным, никого не любящим, не уважающим и ни во что не верящим, да, вдобавок, привыкшим ждать "манны небесной" или же президента - волшебника, который мог бы накормить всех "пятью рыбами", как Иисус Христос! А чего дождутся? Да того, что станут пожирать друг друга - только и всего! Так что же? Может, попросить потомков, чтоб оставили если не у себя, то здесь? И Наталья моя через несколько лет станет ох какой женщиной! Вот, правда, детей нарожает, наверное, с дюжину: как прокормить? Ну, да выйду в приказные - жить будет, можно... Но нет - не смогу: без книг, да кино, да радио и телевидения... Без газет и журналов, театров и выставок! Без таких же, как сам, "образованных", с кем бы можно "язык почесать" о политике, сексе, науке и спорте... Без кокетливых женщин, одетых отнюдь не в салопы... Без возможности сесть в самолет да рвануть из зимы в лето... Без центрального отопления, ватерклозетов, электрических лампочек и холодильников... Без картошки, помидоров, кофе, чая, мороженого, шоколада, мармелада... Без таких привычных, хоть и многократно руганых, автобусов, троллейбусов, трамваев... Без асфальта, наконец! Его и вправду начинало подташнивать и от пареной репы, и от вечной пшеной каши, скупо сдобренной неаппетитным конопляным маслом, и от ежедневных кислых щей, в которых плавала одна капуста... Хоть какого бы куренка мне сварила, - попросил он как то свою юную супругу. - Что ты, батюшка, ведь пост теперь! - произнесла она испуганно. Он смущенно умолк: вспомнил, кстати, что постных - то дней целых двести в году! Да и "курей" - то своих у них нет - не говоря о прочей живности... А, зайдя в торговые ряды и приценившись, понял: хоть петух и стоит там всего алтын, а гусак - гривенник, да не густо этих медяков в кармане: жалованье - целковый в месяц, и тот надо выпрашивать: кланяться в ножки дьякам и подьячим... И, ежели не расположены они к тебе: подарка вовремя не сделал - ко Дню ангела его самого, и супруги, да и по иным случаям, да кланялся не всегда низко, да за зуботычины крысился - век будешь просить - не получишь! А начнешь "права качать" - так самое меньшее выгонят в шею со слу-жбы и в новую службу уже не возьмут! ... А в том далеком будущем? Ну кем я смогу быть, как не музейным экспонатом? Да и смогу ли привыкнуть к их пище из "шариков"? А, если как-то "врасту", в эту жизнь - так уже не отпустят назад: слишком много узнаю! А, впрочем, зачем мне "назад"? Чем мне дорого мое настоящее? Кто там меня любит, кому я там нужен? Я ведь, по сути, внутренний эмигрант в своей эпохе... Евгений Кириллович тоже переживет... Для детей своих я вс равно не отец--просто гость! Никакой, по сути, пользы от меня моей эпохе нет: зря болтаюсь под ногами - да и только! Разве что смог бы теперь писать какие - нибудь опусы на историческую тему - раз уж повидал, воочию седую древность. Но, наверно, получится нонсенс: "ученые мужи" подымут крик, что я "исказил"... "переврал"... Ведь я буду писать не по книжкам, даже и не по архивным материалам, а по живым впечатлениям, которые наверняка не совпадут с их книжной информацией! И как я докажу, что это они заблуждаются? Нет такого средства: высмеют, затравят! В общем, была не была: попрошу приюта у потомков! Часть третья. Глава 1. Александру иногда уже казалось, что и семнадцатый век, да и его родной двадцатый ему только лишь приснились: он настолько привык сидеть и лежать без всякой видимой опоры, а при желании - и парить в пространстве с помощью поля, природу которого уже начинал понимать; поедать всевозможные плитки, конусы, кубики, шарики; видеть на стене отведнного ему помещения, как живых, всех тех кого ему хотелось видеть в данную минуту, и говорить с ними - если те, конечно, были расположены к контакту. Чаще всех бывала расположена Наташа: возникала чуть ли не при каждом вызове. Нередко появлялась и живьем. Он тоже много раз бывал в е жилище, и затруднялся определить, с кем ему волнительней общаться: с ней самой или с самим собой - то есть с ее теперешним мужем... Ему было трудно до конца понять ту форму брака, которая была принята в этой эпохе: он подозревал, что это далеко не моногамия, да и вообще - не семья в традиционном смысле... Они ему дали понять, что он может сколько хочет находиться в их жилище - это, мол, никому не мешает. Если он или она куда - то отлучались, визуальная и вербальная связь вс равно сохранялась... Вообще, контакты в этом мире не зависели от местопребывания, поэтому не было принято спрашивать - "куда идешь"... "когда придешь"... и тому подобное. Что касается чисто физических контактов, столь значимых для людей его эпохи, то они, казалось, были минимальны . Ему объяснили, что деторождение у "них" осуществляется при помощи некоего элитного генофонда, да еще и с применением генной инженерии, достигшей головокружительных успехов. Хотя теоретически любая пара может это делать по старинке... Но такие случаи редки: это считается дикостью и осуждается. Да и связано с серьезными материальными трудностями: общество в таких случаях лишает "сумасбродов" а, вернее, "сумасбродок" многих видов помощи, предоставляемой на воспитание детей. А, чтоб такие дети не страдали, условия их содержания контролируются соответствующими органами. И, если родители не в состоянии создать приемлемых условий, то ребенка могут и "забрать" - то есть поместить в воспитательное учреждение типа интерната. При этом с незадачливых родителей взыскивали на их содержание максимум средств, оставляя лишь самый минимум на прожитие. Александра не могли не покоробить такие порядки - тем более, что ведь и дети должны были страдать от разлуки с родителями. Но потом ему вспомнилось, в каких ужасных семьях зачастую росли дети в его время, а органы опеки смотрели на это сквозь пальцы, и как редко лишали родительских прав даже самых, отъявленных забулдыг и преступников. - Уж лучше, наверное, так... - подумалось ему. А, по зрелом размышлении, он понял, что численность населения у них жестко регулируется - ведь природные ресурсы стали истощаться уже в его эпоху - и поэтому каждый член общества должен быть максимально полезен. А "незапланированное" пополнение - часто социально малоценное - для них такая же обуза, как для его современников - "дети карнавала"... Не менее разумным показалось Александру и их "брачное законодательство": в принципе любая пара могла заключить брак, но не всякая женщина могла рассчитывать стать матерью на общепринятых условиях: для этого надо было иметь достаточно высокий уровень - и культурный, и физический, в последнюю очередь материальный. Так что женихи, желавшие вкусить счастье отцовства - хоть и, как правило, условного - обычно выясняли, будет ли это возможно с данной женщиной. Не так уж часто удавалось совместить все те семейные радости, которые были так доступны людям его эпохи. Нередко приходилось довольствоваться чем - то одним: любовью к женщине или любовью к детям. Впрочем, сама - то "любовь" понималась несколько иначе, чем когда - то: ей обычно не сопутствовала ревность, в самом чувстве было меньше эгоизма, примитивных вожделений, больше уважения, духовной общности, взаимопонимания... Никого не удивляли и не запрещались групповые браки - точно так же, как и однополые... Александр довольно скоро понял, что Наташа, да и муж ее, вряд ли стали бы противиться, если бы он пожелал стать "вторым супругом", но сам был не готов к такому варианту: слишком глубоко сидели в нм традиции его эпохи. И они, как видно, это понимали: не распространялись по этому поводу, хотя, при случае, и давали понять, что "двери открыты". Впрочем, для него и это было не такой уж малой радостью... Глава 2. Пришлось ему и походить на курсы для "великовозрастных балбесов" - то есть для людей, по каким - то причинам не получившим вовремя необходимого образования. Там он узнал уйму интересного: например, что человек не сам собой произошел от обезьяны, а что его вывели искусственным путем высокоцивилизованные инопланетяне. И не исключительно от обезьян: они задействовали генетический материал от многих других форм - в том числе даже свиньи! Да и своими собственными генами, изрядно одарили... Но затея эта не имела полного успеха: в какой - то момент "недоделанные" полусапиенсы вырвались из - под контроля да и разбежались... Потому - то в людях до недавнего времени и было столько дикого, звериного, недоброго и неразумного! Теперь - то, наконец, человечество, хотя и очень относительно, приблизилось к тому,чем оно и должно было быть с самого начала: сообществу действительно разумных, добродетельных, уравновешенных существ. Но радоваться рано: еще многим поколениям хватит работы в этом направлении. Крайне впечатляли и сведения о самих этих создателях человечества: это были существа настолько более духовные, что древние люди, имевшие с ними контакты, не могли воспринимать их иначе, как богов, и были по - своему правы: ведь даже по отношению к теперешним людям это как бы полубоги - в силу своего духовного превосходства и меньшей привязанности к физической субстанции. Но есть во Вселенной существа и более высокого порядка, каковых, при желании, можно и всерьез воспринимать как объекты религиозного поклонения - что многие и делают. Это существа уже чисто духовные, вовсе не обладающие физическим телом: они составляют как бы единую духовную сущность, определяющую судьбы Вселенной, и ее - эту самую сущность - и можно - даже нужно - именовать Богом с большой буквы. Человечество было создано именно по Его воле, как это обычно и делается на всех подходящих планетах в определенный момент. Правда - не всегда вполне удачно, о чем и свидетельствует участь человека. Но все эти неудачи - временны и преходящи: человек все равно - раньше или позже - выполнит сво предназначение: станет существом вполне духовным и успешным помощником Господа Бога в осуществлении Его промысла: увеличивать общую духовность Мироздания, пока Дух окончательно не победит Материю. А победа Духа над Материей и будет означать победу Добра над Злом, разумного начала над стихийным, Света над Тьмой! Этой цели и служила миссия Христа - самая значительная из подобных миссий. И христиане вполне справедливо считают Его Богом: это действительно было явление сверхземного и сверхприродного масштаба. И, хоть человечество и оказалось неготовым в полной мере воспринять Его учение, но польза от него была огромна: это до сих пор непревзойденный эталон и в области этики, и во многих других областях! Правда, христианские обряды теперь выглядят иначе, чем когда - то: они стали проще, но, благодаря телепатии, в то же время и глубже, можно сказать эффективней... Кроме того, экспедиции в прошлое позволили получить более ясное представление о самих истоках христианской религии, благодаря чему и Новый Завет снабдили немаловажными комментариями. В целом же религиозная жизнь потомков приобрела завидное равновесие между чувством и разумом, чего в его эпоху явно не наблюдалось... Глава 3. Александр, конечно, понимал, что техника у "них" на уровне, который превышает всякую фантазию. Но хотелось узнать главное: где берут энергию, как получают пищу... Вид этой пищи наводил. на мысль, что вся она искусственного происхождения. Но оказалось, что не совсем так: никому не возбраняется "крестьянствовать" - некоторые оригиналы делают это даже без какой - либо техники: с помощью лошади, плуга, а то и сохи... Но это ни для кого не является основным занятием - всегда лишь хобби - как в двадцатом веке некоторые плавали на парусниках. Обычно несколько человек договариваются о сроках своих отпусков, чтобы сменять друг друга в течение весны и лета на какой - нибудь патриархальной ферме. И таких любителей немало: инстинкт земледелия у большинства людей генетически обусловлен. Тем более, что продукты с таких ферм высоко ценятся. Но основная масса пищи все же производится искусственным путем, и технология ее получения такова, что можно придавать ей любые вкусовые качества и питательные свойства. К тому же это несравненно дешевле, чем пахать и сеять, тем более убирать урожай. И от погоды не зависит. Да и гуманнее: не надо убивать животных. В общем, были бы источники энергии, а остальное - "дело техники"! Энергия же добывалась, большей частью, "из воды" - путем того самого термоядерного синтеза, о котором так мечтали его современники. Но даже эти отдаленные потомки не достигли совершенства в столь непростом деле: здесь было еще много проблем, связанных с эффективностью и безопасностью. К тому же уже довольно широко переходили на совсем уж экзотические способы добычи энергии, суть которых он был неспособен понять: "их" физика не "лезла в голову" - как видно, стиль его мышления был слишком архаичен... Зато их философия не содержала непреодолимых трудностей: он добросовестно ознакомился с несколькими трудами по истории философии и убедился, что принципиально нового за эти несколько веков почти не появилось - разве что заметно изменилась форма изложения: видно, правы были те, кто утверждали, что "вс умное сказали еще древние"... По крайней мере - в этой области. А вот оценки тех или иных. философов и философских школ были существенно иными, чем в его время: многие из тех, которые тогда счита-лись корифеями и чьи концепции меняли судьбы Мира, теперь ставились невысоко, а то и вовсе объявлялись шарлатанами или недоумками. Другие же, тогда малоизвестные или даже вовсе никому неведомые, равно как и преследуемые, теперь превозносились, как пророки! То же самое и с литераторами: многие "властители дум" его поколения были известны разве что специалистам по истории литературы данного периода! Зато некоторые - имена, малоизвестные при жизни даже узкому кругу и не издававшиеся, вошли в историю литературы яркими фигурами! А, впрочем, это мало удивляло: вс большое видится на расстоянии... Впечатляла их манера рисовать: карандашей, кистей в их обиходе практически не было, а "творили" на дисплеях - в основном нечто абстрактное, но почти всегда приятное для глаза. Удачные варианты тут же увековечивались на каком - нибудь материале, который мог сохраняться практически вечно. Существовал и театр, но, в основном, не профессиональный, а любительский. В основном же все зрелища смотрелись индивидуально или небольшими группами знакомцев - как правило, в домашней обстановке или в "местах отдыха" - при помощи фантастически совершенных видеокассет, создававших полный эффект присутствия в зрительном зале. Вообще же люди редко собирались где - нибудь под одной крышей - в этом не было необходимости: электроника соединяла независимо от расстояний. Да, уютно было жить в такой сверхкомфортабельной среде... Но хотелось все - таки понять, какая степень социальной справедливости свойственна этому обществу. Ему удалось выяснить, что богатые и бедные, конечно, есть, но их не так уж много: бизнеса почти не существует, так - как в экономике преобладает плановое начало. Правда, оно оптимально учитывает реальные потребности людей, и поэтому не является тупо - принудительным фактором - как когда - то при социализме. Производство настолько роботизировано, что людей в нм занято немного. Да и быт, и торговля, и связь... Так что медицина и образование, ну и наука - наиболее человекомкие сферы. А, чтобы задействовать всех трудоспособных, нагрузка на каждого работающего минимальна. Но вс же, если техника работает нормально, многие люди остаются не у дел. И не так уж редки случаи, когда некоторые "несознательные граждане" специально портят технику, чтобы хоть немного поработать - ради, так сказать, самоутверждения. И в теперешних судах таких дел не меньше, чем в его время, скажем, дел о кражах... Но система наказаний теперь сильно отличается от привычных для нас лагерей и тюряг: не принудительный труд, а принудительное безделье является главным наказующим фактором. Да и содержание под стражей почти не применяется. Но люди вовсе не стали каким - то подобием анге-лов: разрушительные свойства человеческой натуры и теперь проявляются не так уж редко: человеку, как всегда, чего - то не хватает, а, поскольку материальных проблем у него теперь, как правило, нет, то он начинает "чудить", совершая непредсказуемые поступки. Количество таких случаев растет с угрожающей быстротой, и уже угрожает стабильности общества. На борьбу с такими явлениями тратится много сил и средств, но она далеко не всегда эффективна. Другая крупная проблема - до сих пор еще разный уровень развития различных стран (здесь, в Восточной Европе, он сейчас вполне достаточный, но так было далеко не всегда). Вообще же в некоторых уголках Земли и теперь царит нужда - из-за перенаселенности, да и в силу этнических особенностей населяющих их народов: хотя эти особенности и менее заметны, чем когда - то, но они далеко не исчезли: много сохраняется патриархального в культуре и религии, во всм укладе жизни. А к так называемым "развитым странам" там обычно испытывают и зависть, и презрение одновременно. И нередко, завладев современным оружием, ставят под угрозу безопасность всей планеты. Но, к счастью, теперь таких отстало - агрессивных стран намного меньше, чем в его эпоху, и их легче успокаивать путем субсидий и прочих видов "помощи". Да и оружия теперь производится сравнительно немного, и средства обороны резко превышают средства нападения - по крайней мере, в передовых странах. Так что безответственным авантюристам из отсталых стран не так уж часто удается причинять серьезные неприятности остальному человечеству. Большую угрозу представляет их отсталая технология, изрядно загря-зняющая всю планету. Вообще за последние века уровень радиации значительно возрос. Особенно высоким он был сто - двести лет назад, когда для получения энергии широко использовался ядерный распад вместо нынешнего синтеза. И еще кое - где сохранялось атомное оружие... За последние век - полтора он заметно понизился, но на многих территори-ях еще опасно появляться без скафандра. Политическая жизнь, насколько он мог ее наблюдать, отличалась боль-шей цивилизованностью и меньшей остротой, чем в его время. Во всех цивилизованных странах царила демократия, достигшая такой зрелости, что и выборы, и парламентские дебаты, как правило, происхо-дили спокойно, но в то же время скучновато. Поэтому, как бы для развлечения публики, продолжали существовать политические экстремисты, за которыми с немалым интересом наблюдали, но всерьез не принимали. Большинство же политиков, как и избирателей, придерживалось умеренно либеральных позиций. Да и большого интереса к этой сфере в обществе не наблюдалось... Крупная собственность была акционирована, и ажиотажа вокруг нее тоже не было заметно... Александр прекрасно помнил, что в его эпоху двигателем всякого развития являлась конкуренция. При социализме правда, ее пытались заменить почетом и наградами, но довольно безуспешно (потому - то, не в последнюю очередь, и сам социализм "сгнил заживо"). А как же с этим обстоит теперь? Он довольно упорно допытывался ответа на этот вопрос, но вскоре понял, что люди этой эпохи мало озабочены данной проблемой, из чего заключил, что и конкуренции - то, как таковой, здесь не то чтобы нет, но особой напряженностью она не отличается - скорее всего потому, что на производстве "человеческий фактор" сведен к минимуму: всюду роботы, а можно ли представить конкурирующих роботов? Но вроде и стагнации не наблюдается... Наверно, дело в том, что ограниченность природных ресурсов заставляет совершенствовать технологию и без всякой конкуренции... Да и людей здесь уважают за профессионализм - стимул тоже не из слабых... А вс же проблем и здесь, как видно, не так мало... Он, действительно, уже начинал понимать, что и проблем, и трудностей, и просто неурядиц у потомков вряд ли меньше, чем у его незадачливых современников. Они просто другие, и не сразу их увидишь! (Тут Александр не без иронии представил, каким бы раем показалось "его" попу пребывание в двадцатом веке - если бы не помер со страху от картины мчащихся автомобилей и ревущих самолетов, да не проклял бы простоволосых женщин с голыми ногами и мужчин, извергающих дым изо рта - как заправские черти!) Глава 4. Надо как - то врастать в эту жизнь, - вс чаще думал Александр. До сих пор он лишь пассивно созерцал ее да уклонялся, как умел, от утомительного внимания любопытных, непременно желавших побеседовать с "живым ископаемым". Причем частенько из него пытались сделать "козла отпущения" за все грехи его эпохи. Что же касается тех, кто решал его судьбу, то они были как будто довольны им: он представил им неплохой материал и о семнадцатом веке, и о собственной эпохе. Правда, его пожелание остаться жить "у них" было явно сверх программы, и ему не сразу разрешили: долго с ним беседовали, выясняя его побуждения, потом медлили с ответом... Наконец, ему было сказано при-мерно следующее: "Само Ваше пребывание у нас допустимо, но Ваше полное и моментальное исчезновение из своей эпохи нежелательно: это было бы для Ваших современников уж слишком большие чудом!" - Но ведь у нас не так уж редки случаи, когда люди исчезают без следа: на каждом милицейском стенде висят их фотографии! - Да, такое случается, но что же здесь хорошего? - заметили ему. - Это очень печальные случаи! Знавшие Вас люди станут думать, что с Вами случилась трагедия... .Вашей милиции придется Вас разыскивать... - Я не настаиваю на таком варианте, - сказал Александр, несколько смутившись, но можно ведь, наверно, продолжить этот маятниковый процесс... С той только разницей, что в тех эпохах я буду появляться мельком- только чтобы "отметиться"... - Теоретически это, конечно, возможно, но... Это ведь стоит немалых затрат!... Александр еще больше смутился: - ну, если так - что ж делать? Извините за навязчивость. -Ну, что Вы, что Вы... Во всяком случае, немедленной депортации можете не опасаться: погостите у нас, осмотритесь... И мы к Вам присмотримся... А тем временем решим: может быть, сочтем целесообразным продолжить эксперимент... А, возможно, через нашу агентуру удастся внушить вашим современникам какую - то дезинформацию о Вас... - У них, видимо, в каждой эпохе своя агентура, - подумалось Александру. Эту его мысль моментально уловили и сказали: - да, конечно. Но мы это делаем с чисто научными целями. -А в последующие после вас эпохи вы проникаете? -Только таким же путм, как Вы - в нашу. -И насколько глубоко ? - продолжал любопытствовать Александр. - Любопытство - не порок, - ответили ему, - но, поверьте, о последующих временах мы не знаем почти ничего определенного: их обитатели неукоснительно заботятся об этом. Побывавшие "там" обычно ничего не помнят - даже века ! Остаются лишь следы на уровне эмоций, которые чаще всего положительны. Но это вовсе не значит, что "там" вс хорошо! Вам ведь у нас тоже нравится, а нам у себя - как когда... И Вы достаточно сообразительны, чтобы понять: если придется вернуть Вас "домой", то потребуется и стереть из Вашей памяти все "лишнее"... - Да, я понимаю, - сказал Александр не без грусти. - Ну вот, кажется, и договорились, - с явным облегчением произнес беседовавший с ним человек. (Александр затруднялся определить для себя его статус: по представлениям его эпохи, это был чиновник, но такое наименование не считалось особенно лестным у людей его эпохи.) "Официальное лицо" - да, пожалуй, но держалось это самое "лицо" вовсе не столь официально, как это было принято в его время: в разговоре ощущалось нечто чисто человеческое, не официальное... - Он, возможно, искренне озабочен моей судьбой, - подумал Александр с затеплившимся чувством благодарности к этому явно приятному для него человеку. Может статься, мы могли бы сделаться приятелями... Телепатия и тут не "подкачала": собеседник тепло улыбнулся и не менее тепло проговорил: - был бы рад считать Вас своим приятелем. Так что можно на "Ты" и по имени. Меня зовут Борис, а можно просто Боря... Глава 5. Боре было с виду где - то тридцать с небольшим, хотя на самом деле - чуть не вдвое больше: "они" медленно взрослели, столь же медленно старели, а жили обычно не меньше ста лет. Кое - кто доживал чуть ли не до двухсот... Но стремления прожить как можно дольше Александр у них не замечал: где - то после ста начинал пропадать интерес к жизни, люди переставали заботиться о своем здоровье и, как говорится, угасали. Сама смерть была, как правило, нетрудной - без боли и страха: уровень медицины позволял и жизнь делать долгой и безболезненной., и саму смерть лишал ее привычных неприятных атрибутов. Да и представления о "загробной жизни", в свое время будто бы "опровергнутые" недоразвитым естествознанием, давно были "реабилитированы" достигшей зрелости наукой, и "жизнь вечная" считалась чем - то само собой разумеющимся. Боря был человеком неглупым, общительным,.добрым. Он был хорошо образован - в частности, неплохо знал историю, и Александр его много расспрашивал о "промежуточных" эпохах. Тот ему поведал, что особо тяжких катастроф, наподобие мировых войн, было немного. Зато происходило бесчисленное множество не очень крупных, но довольно неприятных неурядиц "местного значения" - особенно во времена, более или менее близкие к эпохе Александра: в это время "Третий мир" был очень нестабилен, да еще и увеличился за счет обломков бывшего СССР. Что же до истории России, то она, как всегда, состояла из чередованья взлетов и падений - иногда с весьма высокой амплитудой: бесконечные ее метания от подражательства другим - как правило, весьма бездарного - к "национальной самобытности" - обычно понимаемой, как реставрация патриархального уклада, - а, время от времени, отчаянные попытки изобрести что - нибудь "эдакое", ни на что не похожее - долгое время мешали ей вступить на путь нормального развития и правильно задействовать свои огромные природные и интеллектуальные ресурсы. Социальные вопросы всегда были ее "ахиллесовой пятой": средневековость психологии, сохранявшаяся у большинства ее жителей слишком уж долго, наряду с примитивным эпигонством, издавна присущим значительной части ее "образованного" населения и столь характерным для всех вообще недоучек, пытавшихся просто так, "за здорово живешь", не напрягаясь, перенять внешние формы западной цивилизации, всегда порождали в этой стране неразбериху, вредные иллюзии, авантюризм и часто способствовали утрате собственной национальной духовности без приобретения какой - либо иной, что вело к морально - духовному одичанию. Вс это приводило, как правило, и к хозяйственной разрухе, и к политическим тупикам, а, время от времени, и к серьезным потрясениям. Из - за всего этого долго не удавалось наладить цивилизованные формы жизни и хозяйствования. Понадобились немалые усилия всего цивилизованного мира, благодарного лучшим людям России за их огромный вклад в сокровищницу общечеловеческих духовных ценностей, чтобы привить ей, наконец, настоящую цивилизованность и помочь ей стать не только духовно, но и социально, и экономически передовой страной! Достигли немалых успехов в этом плане и многие страны "Третьего мира", так что теперь цивилизованные страны бесспорно преобладают - как по населению, так и по территории. Глава 6. Александр решил осторожно выспросить у нового приятеля, говорят ли у них о пресловутом "конце Света" и вообще, имеют ли такие предсказания какую - нибудь почву. Тот ему поведал нечто очень любопытное: оказывается, они научились выявлять тех перемещенных во времени лиц, которые попадают иногда в их эпоху из довольно далекого будущего. И получать от них кое - какую информацию. Правда, держат эту информацию, как правило, в секрете, но вс же какая - то часть, бывает, и просачивается. Так вот: из обрывков этих сведений возникает впечатление, что в отдаленном будущем человечество ожидают серьезные испытания: то ли из - за истощения ресурсов, то ли из - за каких - то катаклизмов космического характера. Но, возможно, и по другим причинам - чисто человеческой природы: во-первых, у этих "гостей из будущего" наблюдается довольно серьзная деградация в плане морали, эмоций, воззрений. Правда, изредка попадаются личности поистине совершенные, которых и людьми в привычном смысле трудно называть! Но таковых - увы - совсем немного, так что возникает впечатление, что в тех отдаленных эпохах тон задают вовсе не они, а та масса, которая по каким-то причинам быстро деградирует и может, в перспективе, дойти до пещерного уровня! Во - вторых, гостей из очень далекого будущего никак не удается обнаружить: то ли они слишком уж успешно маскируются, то ли их вообще нет. Так что здесь можно предполагать и самое худшее... Кроме того, некоторые наши политологи, экономисты, социологи и прочие исследователи открыто прогнозируют значительные неприятности лет через сто: в основном вс сводится к тому, что изобилие досуга, да и сексуальная свобода до добра не доведут, и человечество начнт довольно быстро деградировать: культура и цивилизованность уже надоели многим, и у молоджи, к сожалению, вс чаще проявляются звериные инстинкты... Как видно, в человеческой природе действительно есть что - то такое, что не пересилить никакой цивилизации: так называемый прогресс загнал эти разрушительные начала глубоко вовнутрь, но они неистребимы и, время от времени, проявляются самым неожиданным образом. С этим пытались бороться всегда, а в последние века - даже с помощью генной инженерии, но убедились: как ни улучшай генофонд, да и прочие человеческие субстанции, но корень зла не столько в их несовершенстве, сколько в их физической природе: пока человек будет состоять больше чем наполовину из грубой материи, никакое ее совершенствование не изменит коренной ее природы. Для более совершенного человека требуется более совершенный "строительный материал" более тонкая материя. Только в этом случае значительно ослабнет - если не исчезнет - трагический антагонизм между "духом" и "телом", и человек сможет, наконец, стать достаточно гармоничным существом... Но именно этот - то "новый строительный материал" и негде взять, так - как в "нашем" Мире, или, как выражаются мистики, в "нашем слое Бытия" его попросту нет! А переход, переселение в другой "слой" невозможен без разрушения этого. Так что, вероятнее всего, это и должно свершиться в недалеком будущем. Не трудно понять, что с разрушение "этого" Мира исчезнет и привычное нам Время - равно как и Пространство: этим, вероятно, и объясняется отсутствие "гостей" из далекого будущего: его просто уже нет в "наших" координатах! Александр был просто заворожен всеми этими откровениями, но решил еще спросить про пресловутого "Антихриста": наблюдалось ли, мол, нечто подобное в недавней истории? И, если нет, то предвидится ли в будущем? Борис, очевидно, уже пожалел, что пустился во все эти откровения с человеком, хоть и лично ему симпатичным, но во многих отношениях далким от его эпохи, с иным уровнем восприятия... Но, сказавши "А", поневоле придется - сказать пресловутое "Б"! - Видишь ли, дорогой Александр, - начал он несколько досадливо, - для своего безбожного столетия, ты слишком уж интересуешься религиозными вопросами... Ты, наверно, мог заметить, что мы, твои. далекие потомки, во многих отношениях религиозней вас, но по - иному: у нас религия - как бы часть культуры, а не нечто особое, самодовлеющее или ниспровергаемое, как это было у вас... Поэтому в нашей религиозности меньше догматики, преклонения перед "буквой", равно как религиозного экстаза - не говоря уже о фанатизме: этого мы не приемлем решительно. А это ваше представление о "вечных адских муках"... - тут он чуть не улыбнулся, но торопливо принял серьезное выражение, - во времена Данте это было, наверно, естественным, а в вашу эпоху уже мало кто в это верил... Ну, а теперь то - сам понимаешь! - Ну, а загробная - то жизнь - существует в какой - либо форме? - Разумеется! - А можно ее как - то конкретно представить? - Это трудно: слишком уж она отличается от привычных представлений. Но ведь еще в ваше время кое - что о ней стало известно: Моуди и прочие... Мы, конечно, знаем больше, но это касается только подробностей. Ну, а что касается представлений об Антихристе... Так ведь он всегда - или почти всегда присутствовал в истории - так же, впрочем, как и Сам Христос! Кто, по - твоему, был Гитлер? Или Сталин? Впрочем, если я начну перечислять всех тех, кого сейчас принято считать воплощением этого Антихристова (или попросту антигуманного) начала, это будет слишком долго, да и тебя может изрядно шокировать: сейчас многие оценки изменились... Мы ведь посещали все эпохи и вс видели "живьем". - И Самого Христа?! - Ох, Александр, и любопытны же вы, порубежники! (Тут он торопливо объяснил, что так у них привыкли называть людей, живших на "стыке" второго - третьего тысячелетий.) - Ну, конечно же, мы постарались узнать как можно больше о Том, кого ваш Гегель назвал "Осью Мировой Истории"! И должен сказать, что ваши ревнители Веры дорого бы дали за добытый нами материал! Да! Многое, очень многое из Священного Писания блестяще подтвердилось! За исключением некоторых деталей не таких уж, впрочем, и значительных... (тут он опасливо взглянул на Александра) - я надеюсь, ты не фанатичный ортодокс в вопросах веры? - Нет, ни ортодоксом, ни фанатиком никогда не был, скорей наоборот: не мог безоглядно уверовать в "букву", всегда в чм - то сомневался - склад мышления такой: картезианский, что.ли... Даже в ересь ударялся: смел иметь свой, личный, взгляд на Иисуса и на Его миссию! На лице Бориса появился неподдельный интерес: - а... можно поподробней? Мы, знаете, тоже весьма любопытны.., тем более, что я с тобой довольно много откровенничал... - Да я не знаю, насколько это может быть для тебя интересно... -произнес Александр нерешительно. - К тому же это лишь моя гипотеза... Ну, если так уж интересно... И начал, несколько сбивчиво, излагать: - Это была личность грандиозного масштаба - явно пришедшая "оттуда". А миссия Его - в "земном", конечно, плане - заключалась, по - видимому, в приобщении всего человечества к монотеистической религии: наступил, как видно, такой исторический момент, когда язычество стало тормозом дальнейшего духовного развития. (Известно, что первая попытка ввести монотеизм была предпринята более чем за тысячу лет до этого в Египте, фараоном Эхнатоном. Но у него, однако, не нашлось преемников, и после его смерти вс это заглохло... Но существует очень интересная гипотеза, что знаменитый Моисей как раз и был одним из жрецов этой новой религии и, потеряв возможность проповедовать ее в самом Египте, насадил ее среди евреев...) Но, как бы то ни было, а монотеизм в эпоху миссии Христа имелся только у евреев (иудеев), и задача этого великого Мессии состояла в том, чтобы превратить национальную религию еврейского народа в религию мировую. Но сначала ее надо было реформировать, так - как в том виде, в каком она была на тогдашний момент у евреев, она мало подходила для широкого распространения: великое множество обременительных запретов, мелочная регламентация всей жизни верующих, а также архаические принципы типа "око за око, зуб за зуб" делали эту религию малопривлекательной для прозелитов... Иисус и предпринял поистине героическую попытку реформировать иудаизм (достаточно припомнить Его отношение к субботам), но столкнулся с фанатическим сопротивлением и духовенства, да и большинства народа. Убедившись, таким образом, что попытки реформаторства бесперспективны, Он, ради осуществления Своей Великой Миссии, пошел на величайшую жертву: самой Своей крестной смертью и последующим Воскресением (как бы загадочно - даже неправдоподобно для некоторых "трезвомыслящих" - оно ни. выглядело, но трудно допустить, что это верование возникло на совсем уж "пустом месте"!) - тут Александр вопросительно и .с надеждой взглянул на собеседника, и тот понятливо кивнул, - этим Своим Великим Подвигом и не менее Великим Чудом Он завоевал такое великое множество последователей, что действительно создал Величайшую Мировую Религию! Александр перевел дух и снова пристально воззрился на Бориса, стараясь понять, какое впечатление возникло у того от всего услышанного. Некоторое, время оба молчали. Наконец Борис спросил: - А кому - нибудь из своих современников ты пробовал вс это излагать? - Довольно редко, и с опаской... Ну, а реакция у верующих была обычно отрицательной, а вот у "ищущих веры" - значительно более приязненной... Ну, а ты - то сам что скажешь? Борис опять немного помолчал. - Ну, что я скажу? Впечатляет... Даже очень... Может быть, для правоверного христианина слишком смело: родись ты веком раньше, с тобой, может, поступили бы, как с Львом Толстым! Хоть ты и не идешь так далеко: тот, помнится, не верил ни в какое Воскресение Христа и считал Его таким же человеком, как и всякого другого! А вот у тебя - непонятно: Бог Он для тебя или, как бы сказать, сверхчеловек какой - то? - Да, ты прав, - ответил Александр задумчиво: - если бы я сам себе способен был ответить на такой вопрос, то и тебе бы, разумеется, ответил. Только вот не получается, - прибавил он со вздохом. Хотя именно такому Богу, именно в этой Его ипостаси мне всегда и хотелось молиться: так называемый Бог - Отец не вызывает у меня особо трепетной любви - скорей внушая страх, недоумение, сомнение: уж больно много на страницах Ветхого Завета всякого такого, что не очень убеждает в Его благости. Разные лукавые вопросы лезут в голову. Прав, наверно, был один мой старший современник, когда изрек: "С Верой нет вопросов, а без Веры - нет ответов"! - Вот это изречение! - с восторгом в голосе воскликнул собеседник. - Умны были твои современники! Да и сам ты, как у вас когда -то говорили, "молоток": ведь эта самая твоя "гипотеза" - пусть для кого - то она ересь, но это ведь позиция и, на мой взгляд, позиция достойная! Во всяком случае, для картезианца, каковым ты себя аттестуешь: ведь если уж держаться декартовского принципа: "Вс подвергай сомнению", то иной позиции, наверное, и быть не может... - Да, для науки этот принцип вообще незаменим: на нем она взросла! - ответил Александр. - А вот для религии... - скорей наоборот: убийственен! Так что плохи мои дела в этом плане... Борис сочувственно и в то же время ободряюще похлопал его по плечу: - Ну полно, Саша! Ты ведь тянешься "туда" - так сказать, к Небесам, и это - главное! А что не очень получается - так это не твоя вина - скорей беда: в твою эпоху мало кто и думал о "каком -то Боге", а ты - то сколько передумал! Да и перечувствовал... И, думаю, тебе это зачтется! Александр благодарно взглянул на Бориса и молча пожал ему руку. Глава 7. Помолчали, и Александр уже собрался попрощаться, но Борис неожиданно произнес: - Послушай, а как тебе понравится такая вот короткая формулировка? И он лекторским тоном отчеканил: "ЖИЗНЬ ЕСТЬ НАСИЛИЕ ДУХА НАД МАТЕРИЕЙ !" Александр слегка опешил, а потом, помолчав, произнес: - А ведь здорово! Это что - общепринятая у вас точка зрения? - Да как тебе сказать? Во всяком случае, довольно популярная: многие из тех, кому не чуждо ощущение трагизма бытия, именно так и мыслят... Вот и я не чужд такого настроения, и по ходу нашего разговора это определение всплыло как бы само собой: мы ведь говорили о религии, а для нас это прежде всего вопрос о смысле жизни! - Да! ?мкая формулировка, ох какая мкая! - Задумчиво пробормотал Александр. - А если попробовать ее раскрыть? Стало быть, Дух - активное, творческое, разумное начало - внедряется в пассивную инертную Материю, насильно преобразуя ее мертвый покой или бессмысленно - хаотическое метание в некое разумное и целенаправленное устремление! А она, как всякий мертвый материал, сопротивляется чуждой и тягостной для нее Воле - неосознанно, пассивно, но упорно: инерция, "сопротивление материала" - физика, короче говоря! И "Духу" трудно, и ей - "Материи" - то есть низшим разрядам Духоматерии - не сладко! Но иначе, вероятно, невозможна никакая Жизнь - хоть в силу этого сопротивления Материи и неизбежна смерть - хотя сам - то Дух бессмертен! - Вот именно! Вот в этом - то и весь трагизм! - отозвался Борис не без пафоса: "земная жизнь" - это прямая связь миров: не будь е - наверно бы, Сам Бог утратил бы контроль над значительною частью сотворенного: над "низшим", (или "падшим"), Миром! И ради этого идет борьба: извечная, неутихающая, подчас жестокая, та самая война, тот самый "вечный бой"! Ну, а "На войне - как на войне": страдания и гибель неизбежны! Правда, в наше время удалось существенно ослабить, пригасить трагизм борьбы, но... это стало порождать "застойные явления", как в вашу эпоху любил кое - кто выражаться... Так что мы теперь и в этом вынуждены соблюдать меру - по примеру древних! - Да! - Раздумчиво произнес Александр, - это, можно сказать, ваша своего рода теодицея! А вот как у вас считают: это самое "насилие Духа над Материей" процесс вечный: без начала и конца? - Ну, по этому поводу, насколько мне известно, единого мнения нет: вечность, бесконечность - это вс такие категории... Уж не думаешь ли ты, что Господь Бог откровеннее с нами, чем с вами? (Последние слова Борис произнес хоть и с полуулыбкой, но как будто бы всерьез) - Ведь любая философия - это, в сущности, всего лишь чьи - то мнения - как бы убедительно они ни выглядели! Другое дело Откровение свыше, то есть Религия! А последнее настоящее Откровение было даровано Иисусом Христом. Так что и для нас оно в силе! После этого долго молчали. Но в молчании этом - почти благоговейном - как будто бы Некто нашептывая им обоим, что для Господа времени нет, и что оба они -люди разных эпох, как и бесчисленное множество их современников, как и вс человечество во всех своих неисчислимых поколениях - это, в сущности, только Единый Адам, извечно предстоящий пред Извечным Господом! Эпилог. Кругом был мрак. Он не понимал, где находится и совершенно не чувствовал своего тела. Было ощущение, что он находится везде и в то же время нигде. Как видно, техника подкачала. Очередная трансформация началась привычно, как всегда, но почему-то он "завис": находился где-то вне пространства и времени. "Прямо как сам Бог", подумалось ему... И тут же мрак сменился светом. Да каким! Это был явно не тот свет, который видится на физическом плане: что-то непередаваемое, заполняющее всю душу без остатка, проникающее во все уголки сознания и подсознания! И само это сознание как будто бы расширилось самым фантастическим образом, словно обнимая всю Вселенную! Он ничего не слышал, никого не видел, но кто-то явно с ним беседовал: беззвучно, но в то же время и громоподобно! Он не мог понять, каким образом воспринимает, но воспринимал. И воспринимаемое потрясало: он мучительно пытался облечь это в общепринятые слова, но они оказывались бессильны передать и небольшую часть воспринятого! Тем не менее, на уровне человеческой речи это звучало бы примерно так: "Я Сущий. Я - Альфа и Омега. А ты - даже не инструмент в моих руках: ты - лишь материал, ты - глина, из которой я леплю, что захочу. Могу слепить нечто прекрасное, а могу - не менее прекрасное, но в глазах таких, как ты, невыносимо уродливое. У вас убогое понятие о красоте и совершенстве: всего лишь один эталон и того, и другого; а на самом - то деле их бесконечное множество! Таракан или паук не менее прекрасны, чем ваши Аполлоны и Венеры, потому что и они - Мои творения. А вы судите - рядите о том, что хорошо, что плохо, что справедливо что несправедливо, что есть благо - что есть зло, что есть счастье, что несчастье! Самонадеянные черви! Твари, обсуждающие своего Творца! Иовы неразумные! Я, видите ли, не всегда справедлив! И даже не всегда разумен! Какой то старый маразматик, самодур, тиран, жестокий, безответственный, капризный и властолюбивый! "Сына своего не пожалел - кого ж Он пожалеет?!" Эх! Ничтожные бессовестные твари! Как Мне надоело вас спасать! А ведь спасаю и буду спасать! Почти всех! Для этого и Сына Своего не пожалел! Но и тут возроптали неблагодарные! А те, которые усердно молятся и чтят Меня, Дьявола какого - то придумали! Чертей да бесов навоображали! Да сами вы черти и бесы! И отец ваш Дьявол! Как вам объяснить, что, если он и есть, то это тоже Я! Я ведь уже сказал: Я - вс! Я Альфа и Омега! Я - единственно Сущий! Вне Меня нет ничего! Но для вас это должно быть тайной! А иначе, чего доброго, и в сатанизм ударитесь! Эх вы, простаки! Я, впрочем, сам простой: вс у Меня настолько просто, что вы и представить не можете! Но вам до этой Простоты вовеки не подняться: вам чем сложнее, тем престижнее, тем умнее! А настоящий Ум - то в Простоте! В зияющей, бездонной, лучезарной Простоте! Впрочем, Сын Мой уже говорил вам: "Блаженны нищие духом!" Но вам до сих пор невдомк, что Он имел в виду на самом деле! Да и обо всех других Его и моих словах спорите тысячелетиями, а толку - чуть! Не спорить надо, а любить и верить! Только ведь не умеете: часто только мните, что умеете... Но что с вас взять? Ведь вы же только твари! Как вас не простить? А вы меня простите? Вы, высоколобые, почитающие сво мизерное знание за нечто значительное, дающее право судить окружающий Мир и Создателя этого Мира? Ведь сказал же Сын Мой: "Не судите - не судимы будете!" Опять не поняли. Вернее - недопоняли! Недотпы вы бедные! Хотя, если уж совсем начистоту, вам и полагается быть таковыми: вы - твари! Вс мало - мальски ценное - не говорю уже совершенное - только здесь , у Меня! А у вас... Ну, да ладно: если вы не совсем без мозгов - сами знаете, кто вы такие! Вот хотя бы ты: всю жизнь роптал да обижался на весь свет... А, если подумать на Меня ведь обижался, на Меня роптал! Сподобил Я тебя в других эпохах побывать - ты даже не поблагодарил. Опять роптал: в семнадцатом столетии тебе не нравилось, в свою эпоху тоже не желал вернуться - вс к далким потомкам тянуло. А почему, собственно? Да из - за их сверхкомфортного существования, в первую очередь. А чем ты заслужил такой комфорт? Страдал, конечно... Знаю, что страдал! Так ведь не ты один! Почему вы все так однозначно уверены, что страдание - зло? Что вы вообще - то знаете и о зле, и о добре? Почему - то вы решили, что познали это, съев запретный плод. Но это же была иллюзия: ворованное впрок никому не идт! Вы только возгордились мнимым знанием - и вс! А ведь наиболее мудрый из вас сказал: - "Я знаю только то, что ничего не знаю!" Вот где мудрость! Дал Я вам через Моисея Десять заповедей. Но ведь это так, "на бедность"! Вот Сын Мой преподнс вам Заповедь Любви - действительно настоящую Истину. Но вы ведь по ней не живте! Хоть и называете себя Христианами... Какие там вы христиане! Недаром люди других верований говорят вам: - "Вы убили Бога, а теперь ему же поклоняетесь!" И продолжаете убивать, вот уже две тысячи лет только это и делаете! Грешите да каетесь, и вешаете все свои грехи на Сына Моего! Да что вас распекать: знаю ведь, что бесполезно! Но поверь: Я каждого из вас жалею и люблю - не говоря уже о Сыне... Но попробуйте совместить жалость со справедливостью: ни у кого не получится! Пойми: это у вас, на Земле, не получится, а у меня на Небесах... впрочем, что Я буду Сам Себя превозносить? Сам когда - нибудь увидишь! Понимаю: хочешь поскорей немедленно, сейчас! Но извини: пока что не готов! Сколько тебе изначально отмерено - столько и должен прожить! А иначе даже тот малый порядок, что есть на Земле, улетучится! Вот в какую бы эпоху теперь тебя определить? У потомков ты пожил достаточно "не вс коту масленица"... Ну, а из прошлого в какую бы эпоху ты хотел? Вижу, вижу, что растерян. Ладно, не спеши: подумай... Александр действительно испытывал смятение: в памяти мелькало вс, что он, как историк, знал о прошлом, но все эпохи почему - то ему представлялись весьма неприглядными. И какая - то неодолимая сила тянула его дальше, дальше, в незапямятную древность, времена доисторические, чуть ли не в палеолит! Но, вообразив себя на минуту неандертальцем - свирепым, косматым, пещерным - он не успел ужаснуться, как его понесло еще дальше!... На высоком раскидистом дереве, усеянном вкусными плодами, мирно нежилась внушительных размеров обезьяна. Время от времени она лениво протягивала лапу и отправляла в пасть очередной сочный плод, потом долго и смачно его пережевывала. Она была вполне довольна жизнью. Стихотворения О скорбях отечества. О скорбях отечества. Есть Запад и Восток. Есть Юг и Север. Но есть престранный Северо - Восток: Сам черт такой ярлык ему наклеил, Что от напастей не спасет и Бог! В нас от Востока - фатализм и леность, От Севера - хандра и "рыбья кровь": Такой судьбы печальной неизменность Фатально нас ввергает вновь и вновь То в бездны озверенья и маразма, То в ложного величья тупики... От самомненья до самосарказма Дистанции у нас невелики! Не больше, может быть, глупцов, чем всюду, И здесь, у нас; но, волею судеб, Они всегда царят над прочим людом: Им - разносолы, прочим - черный хлеб! И подлецами, может, не обильней Других земель родимая земля... Но те, что поподлсй да подебильней, Веками здесь стояли у руля! Абсурд у нас - увы - закономерен: Вс не на месте, вс наоборот! Такой уж нам удел судьбой отмерен, Такой уж мы загадочный народ!
      3
      Хотя, быть может, всю эту загадку Увы - довольно просто разгадать: На Северо - Востоке жить несладко Кому он может много счастья дать? Как скупо это северное солнце! Как мало здесь плодов дает земля! И на судьбу "убогого чухонца" Нас обрекают тощие поля! Империя нас как - то выручала... Теперь же - лишь Сибирь наш "поплавок". Но недр ее богатых все же мало, Чтоб сыт был пресловутый наш "совок"! От праведных трудов не богатеют На Богом обездоленной земле: Лишь вор, ловкач да взяточник имеют Все, что душе угодно, на столе! А большинству - угрюмое терпенье, Да водки штоф, да "Боже, выручай !" Когда б не наше русское смиренье Могли бы съесть друг друга невзначай! Хоть нищих стран немало на планете, Но крест наш тем особенно тяжел, Что одиноки мы на этом свете, И, в чем источник наших бед и зол, На всей земле никто не понимает Да вряд ли кто - то хочет понимать: - Россия, мол, по глупости страдает, Не в силах смыслу здравому внимать! Не жившие на Северо - Востоке, Они вовек не смогут осознать Российской "бестолковости" истоки, И нас в свое сообщество принять!
      4
      Нам остается уповать на Бога: Пусть Он в таких местах нас прописал, Где радости и сытости немного, А вс ж не раз от гибели спасал! Полвека. Полвека - мир. Но не пуста Голгофа. Полвека - мир. Но очень странный мир: Вторая Мировая Катастрофа Воздвигла прочный Дьяволу кумир! Мы долго, тяжко, страшно воевали. За что мы клали головы свои? Надежды и иллюзии пропали Почти тотчас, как кончились бои! Почти что в тот же час неумолимо Стал новой крови требовать Ваал: Лишь ужас пред судьбою Хиросимы Вождям нажать на кнопку не давал! Но на другие кнопки нажимали: Корея; Порт - Саид; Алжир; Вьетнам... Где только за полвека не стреляли: Один Афган тьму жизней стоил нам! И новый Брестский мир мы подмахнули Под тем же Брестом - вмиг осиротев! А на Кавказе так и свищут пули, А в душах - боль, отчаянье и гнев! Империя веками созидались И в одночасье рухнула она: Эх, докатилась! Эх, довоевалась Погрязшая в безумии страна! И тех, кто чудом уцелел в окопах, Теперь мытарят горе и нужда, А в нашей кровью залитых Европах Над нами же глумятся без стыда! Война - не только "горе побежденным": Она и победителям сполна Дарует кладезь бед и мук бездонный: Вовеки будь ты проклята, война! Студное. Месяц март, но зима на Мурмане. Месяц март... но зиме и в Москве: Сводит стужей озябшие длани, Холод мысли сковал в голове! Не придет ни в апреле, ни в мае В нашу горькую землю весна, Если Бог, как когда - то в Синае, Не дарует Свои письмена Неприкаянным нашим народам, Чтоб понять им - где правда, где ложь, Где кровавый хаос - где свобода, И где жизнь, где - предсмертная дрожь! Три Кита. Три судьбоносных наших "ИЗМа": Один, похоже, - догматизм; Другой - безумье анархизма, А третий - царский деспотизм! Министр Уваров в прошлом веке Им дал иные имена, Но, хоть различны имяреки, А суть - то, все - таки, одна! Мы анархисты по природе Народность наша он и суть: Так глубоко сидит в народе Сей плевел злой, что просто жуть!
      5
      А в качестве противовеса Самодержавье - иль царизм; И, для приданья власти веса, Порядка мыслям - догматизм! Когда - то в виде православья Он был стране преподнесен, Но до казенщины, бесславья Принизил нашу Веру он! Убив живую Веру догмой, Он сам ее похоронил, И атеизмом тупо - злобным Мозги Российские пленил! И из марксизма умудрился Живую душу он изгнать: Тот так успешно омертвился, Что не хотим его и знать! Зато царизм чертополохом У нас при Сталине возрос: Доселе ни одна эпоха Не знала стольких бед и слз! Но лишь могила поглотила Навеки красного царя Анархия набрала силу, Бедлам в России сотворя! А зло, быть может, и не в "ИЗМах": Их лишь не надо раздувать... И, чтоб избегнуть кретинизма, С них спесь полезно бы сбивать! Идейность вместо догматизма; Свобода - но не анархизм; Власть не падет и без царизма, Коль переборем нигилизм!
      6
      Лишь обрести бы чувство меры, В котором Бог нам отказал, Изжить зловредные химеры, Чтоб бес вражды нас не терзал! Горе от добра. Мы пребывали в пышном саркофаге: Гнт нас давил гранитною плитой: Не допускал ни воздуха, ни влаги В тот мир теней... Расчет здесь был простой: Вс мртвое подвержено гниенью А тот режим был мертвым с давних пор И, чтоб хоть как-нибудь избегнуть тленья, Лишил сей склеп и самых мелких пор! Но вот сорвали крышку с саркофага: Сначала Перестройка, а потом... Переворот и перемена флага ! Простреленный, горящий "Белый дом"! И кислород к нам хлынул ураганом! Но, не успевши надышаться всласть, Вдруг запах тленья - стойкий, непрестанный Все ощутили - и народ, и власть! Но, поразмыслив, вскоре осознали, Что кислород полезен лишь живым, А мы жизнеспособность потеряли: Нас удушил тот свергнутый режим! Вот и пошло сплошное разложенье! И этот ужас не остановить, Коль не наступит с Богом примиренье, Коль нам Любви Христовой не привить! Как встарь воскрес уже смердящий Лазарь, И наш народ воскреснуть может вновь, Коль обретем - пусть и не все, не сразу Мы Веру, и Надежду, и Любовь! Когда поумнеем? Компрадоры, одни компрадоры: Черномырдин, Чубайс да Гайдар... Нищета, воровство да раздоры... Нет! Не держим, не держим удар! Бьет нас Запад - и бьет без пощады: Их товары страшней их ракет: Никакой не встречая преграды, С ног нас валят, ломают хребет! Конкуренция нас убивает: Предприятия наши стоят, И работники их голодают: Месяцами сидят без зарплат! И казна из - за этого чахнет: Кто ей будет налоги платить? Неужели неясно, чем пахнет? Не пора ли кошмар прекратить? При уме вс бы можно поправить: Скажем, уровень пошлин поднять: От таможни доходов прибавить, Конкурентов нахальных унять! Как ни любят у нас придурятьоя, Бесконечно в трех соснах блуждать, Но пора бы всерьез постараться Компрадорский угар обуздать! Совет его величеству. Егор не усидел и года. Степаныч мучил нас лет пять, И не было конца невзгодам, И вс катилось лихо вспять!
      7
      Но вот пришел пацан Серега В обход всех опытных мужей... Эх, царь Борис! Побойся Бога: Прогнав Степаныча взашей, Молокососа ты поставил Над разоренною страной, И бед ей явно не убавил: Тот, может, канцлер был дрянной, Но он был вс же человеком, А этот - круглый технократ! И нынче, право, не до смеха: Страна стоит у адских врат! Тебе бы не менять премьеров, А просто глубже вникнуть в суть: Тогда б нашел другие меры, Намного лучше выбрал путь! Боролся б лучше с компрадорством, Создав таможенный барьер... Но с поразительным упорством Ты диких держишься химер! Капитализм - не панацея: От катастрофы не спасет: От мониторинга Расею, Как в лихорадке, всю трясет! Ведь дело - то совсем не в "ИЗМах": Россию надо понимать: Маразм сменился кретинизмом... Начни же разуму внимать! Учился б лучше у китайцев, Чем у Европы и у США: Ведь все равно "дары данайцев" Не примет русская душа! Страна абсурда. Рабам хоть не платили, но кормили... А нам, сменив концлагерь на бедлам, Похуже рабьей жизнь определили: Не кормят и не платят - что за срам! Не отыскать в истории анналах Феномена такого - ей же ей! И можно, не кривя душой нимало, Сказать: мы впереди планеты всей! Да! Снова впереди мы: изумляем Народы всех пяти материков! И, пусть последний свой престиж теряем, Зато эффект -- смотрите - ка, каков: Ну как понять всем остальным народам Вс то, что мы храним на дне души: Крестьяне наши в сталинские годы Без всякой платы были хороши! Живуча та колхозная закалка! Живуч и принцип брежневских времен, Что, мол, платить бездельникам не жалко ... Наш странный жребий тем определен, Что издавна у многих азиатов Не труд, но блат - увы - всегда в цене! И никаким на свете демократам Брешь не пробить в сей каменной стене! Нам платят - мы работать не желаем; Не платят - пашем, лишь слегка ворча; Но вс же как - то чудом выживаем, Небесным силам жребий свой вруча! Быть может, наш абсурд угоден Богу? Иль, как сирот, Ему нас просто жаль? У нас своя - вся в рытвинах - дорога, Что вряд ли превратится в магистраль! Обвал. Без особых хлопот и усилий Жди от нашей элиты добра Обвалили нам рубль, обвалили: Боком вышла нам в рынок игра! Вновь пусты магазинные полки, Вновь обманут, ограблен народ: Проклинает судьбу втихомолку, С маргарином жуя бутерброд! Может, скоро и хлеба не станет? Иль по карточкам будут давать? Коль труба уж совсем перестанет Нас кормить, одевать, обувать? Мы ведь залили нефтью Европу, Обесценив свой главный товар; Либеральным тягучим сиропом Подпитав компрадорский угар! Нефтяные арабские страны Для России отнюдь не пример : До отказа открыв нефтекраны, Не прожить на арабский манер! Нет! Не будет у нас тех идиллий, Что дарит мусульманам Аллах: Компрадоры нам рубль обвалили: Терпим крах - и заслуженный крах! А ведь сколько у нас есть заводов, Сколько фабрик и тучных полей! Пусть у нас скуповата природа Труд заставит е стать щедрей! Нефтедоллары - сыр в мышеловке: "На холяву" учили нас жить... Мы к труду потеряли сноровку... Но не время блажить и тужить!
      8
      Не смотреть на прилавки уныло, Не о манне небесной мечтать, А, собравши решимость и силы, С Божьей помощью на ноги стать! Может, рубль для того обвалился, Чтобы благ из - за моря не ждать? Чтобы стимул у нас появился Производство свое возрождать? Новая "дубинушка". Эх! Реформы, реформы, реформы! Не полезно ли вспомнить сейчас: А какие ж реальные формы Принимали реформы у нас? И петровскую вспомнить дубинку, И совсем уж недавний ГУЛаг: Нам и палка, и кнут не в новинку: Реформатор наш, коль не дурак, Понимает, что только дубиной, Страхом смерти, бесчестья, тюрьмы Можно справиться с косной махиной Русской дремы, апатии, тьмы! (Без дубины генсек наш последний Попытался страну обновить Оказалось, что это лишь бредни: К русской редьке банан не привить!) Эх! Дубина, дубина, дубина! Эх! Кондовая матушка - Русь! Кто ж опять, по привычке старинной, Даст изведать тебе эту гнусь? Кто испытанным этим орудьем Вновь охаживать станет тебя На потеху насмешливым судьям Из Европ, что, притворно скорбя, Позлорадствуют вволю над нами: Этим варварам, мол, поделом! Мы ведь сами, своими руками На себя навлекаем сором! Кнут да плеть... матюги да дубина: Кровоточат извечно рубцы! Но не сами ль мы в этом повинныРазгильдяи, рабы, простецы? Отрезвление. Эх, державность российская наша! Эх, имперское наше ярмо! Заварили когда - то мы кашу, Удивив Провиденье само! Пол - Евразии; сотни народов; Мессианских амбиций размах: Сколько крови из нас год за годом Выпил страшный тот Молох в веках! А в итоге величья такого Очутились теперь мы на дне: Вроде рухнули рабства оковы, Не грозит и опасность извне Но "ни дна нам теперь, ни покрышки": "Просто жить", как другие живут, Мы не можем: ведь не понаслышке Нам знакомы и иго, и кнут! Кнут имперский хлестал нас веками, И привыкли холопски ловчить, Погрязая в бесчестьи и сраме: Рабской хитрости нас не учить! Но себя лишь вконец обхитрили, И давно уж сидим на мели: Сколько глупости, злобы и гнили Мы за пару веков обрели! Сколько жизней сгубили напрасно! Сколько сил расточили зазря! И теперь нам становится ясно: В голове не имели царя! Нас несла по ухабам судьбина, И болотный манил огонек: Забрели мы в такую трясину, Из которой не вытащить ног! За былое свое сверхвеличье, Горько - сладкий общественный строй Платим тем, что Смоленск - пограничье: В это трудно поверить порой! И бездарные наши реформы Нас вовеки не смогут спасти, Коль привычек и принципов вздорных Страшный груз будем в душах нести! Злодеяние. Разделив судьбу Божьего Сына В снова Бога забывшей стране, Пала жертвой ее и Галина: Силы зла торжествуют вполне! Демократкой была... Где? В России! Ну так как же е не убить? Крест всегда здесь готов для Мессии, А быдлизм наш ничем не пробить! И разбойную нашу натуру Можно только дубьем обуздать... Демократами сделались сдуру: Под кнутом надоело страдать !
      9
      Что же видим: преступники всюду, Мерзкой мафии дикий разгул: Мало - мальски приличному люду Нет житья от волков и акул! Президент... депутаты... премьеры... Не у них настоящая власть: Недотпы, жлобы, лицемеры, Средь разбоя живущие всласть! "На безрыбье" мы их набираем: Старовойтова только одна... Ей подобных убийством караемПьем потом чашу скорби до дна! Раз уж здесь погибают такие, Коль всегда торжествует здесь мразь, Что ж метать под копыта свиные Божьи перлы в вонючую грязь?! То, что немцу иль шведу здорово, То - увы - россиянину - смерть: Лишь кулак, а не доброе слово, Бесовскую уймет круговерть! Лишь когда и на север Кореи, И к китайцам свобода придет Может, только тогда - не скорее Дорастет до нее наш народ! Столица российского юга. Дон под кручами тихо струится, Извиваясь средь знойных степей... А на кручах - донская столица: Шумный город с мильоном людей! Вечно настежь ворота Кавказа; Весь он здесь - и торговля кипит: Всем торгуют - от роз до алмазов... Веселит этой ярмарки вид! А народ незлобивый, веслый, Но казачья порода крута! Часто слышится грубое слово... Только взглянешь вокруг - красота: Золотистые главы собора... Скверы, парки, большая река... А за нею - степные просторы: Даль, хранившая волю века! Нет на всм нашем Юге красивей, Изобильней, щедрей и милей: Прокормить бы могли пол-России Урожаи окрестных полей! Но не видно давно изобилья Даже здесь - в богатейшем краю: Лишь унынье царит да бессилье: Мы теряем Россию свою! Но не зря возродились казаки: Дон на подвиги снова готов... Да не сгинут в разоре и мраке Наши грады, и с ними - Ростов! "Патриот..." ("Портреты современников") Губят нашу страну инородцы! И доколе нам, бедным, терпеть Эти хитрые, злые народцы? Просто больно и стыдно смотреть, Что они сотворили о державой! Как сосут они соки из нас! Их послал нам, наверно, сам Дьявол... Но настанет возмездия час!
      10
      Мы сполна, наконец, разберемся С этой швалью: прогоним взашей! Очищенья Отчизны добьемся От сосущих родимую вшей! Ну, а можно еще и покруче Есть прекрасный у нас образец: Преотличное мыло получим Из их мерзких голов и сердец! Впрочем, это, конечно же, шутка Слабонервных берем на испуг: Пусть пришельцам становится жутко, Пусть на Запад бегут и на Юг! Что за дни золотые настанут, Коль изгоним мы всех чужаков! Заодно пусть в забвение канут Вое анналы минувших веков: Ведь гласят они, будто пришельцы Даже создали нашу страну!!?? Что всегда приходили умельцы, Помогая вести нам войну, Обучая ремеслам, наукам, Насаждая культуру у нас. .. Ах! Какая же горькая мука Беспристрастной Истории глас! Нам ее и читать неохота! И не станем вовеки внимать Говорящим, что все патриоты, Кто страну нашу любит, как мать!
      11
      О беспризорных сумасшедших. У нас был самый грандиозный в Мире, В полконтинента сумасшедший дом: Три поколенья мучились и гнили Две трети века в страшном Доме том! Но вот "психушник" рухнул в одночасье; А что же обитатели его? Остались сумасшедшими, к несчастью: Не поняли, бедняги, ничего! Они привыкли к строгому надзору, К безделью и кормежке по часам, И к главврачу дебильному, который Был болен, разумеется, и сам! Теперь нет ни врачей, ни санитаров; Нет ни решеток, ни надежных стен; Никто и никого не кормит даром... Нет! Не житье в "эпоху перемен"! Ведь нас, болезных, с детства оглупляли, Галиматью вбивая нам в мозги: Мы здравый смысл навеки потеряли, Учась из глины делать пироги! Да! Сумасшедших выпустив на волю, Их на такое "счастье" обрекли, Что нет, наверно, безотрадней доли Ни у кого из жителей Земли! Но странно: мы еще как - будто живы; Чему - то даже рады иногда; Стоят заводы и пустуют нивы... Но колбаса не делась никуда!
      12
      Нас Сам Господь, наверно, опекает: Безумным нам погибнуть не дает, В который раз из бездны извлекает В Него так мало верящий народ! Третий Рим. Неславянское, странное слово: Как Протва или, скажем, Мордва... Но все жители шара земного Произносят частенько: "Москва"! Первородством тебе не гордиться: Киев, Новгород, Муром древней, Да и Питер был долго столицей Сановитей, вальяжней, сильней... Но чужим был для русского сердца, А родной была только Москва! Бонапарту ты задала перцу... Ты сгорала не раз и не два... Жгли тебя беспощадно татары, Разоряли свои же подчас... Приключались такие кошмары, Что о них страшно вспомнить сейчас! Царь Иван и Малюта Скуратов Превратили в застенок тебя: Ты была без вины виновата, Что терпела их зверства, скорбя! А недавно в твердыне кремлевской Угнездился усатый палач: Грозовым сделал воздух московский, Главный храм твой взорвал - плачь не плачь! Он не только сносил твои храмы И безликие строил дома: Миллионам - свинца девять граммов Иль, как милость - тюрьма да сума! А преемник его умудрился Куб бетонный воздвигнуть в Кремле! Да вдобавок изрядно гордился, Что при нм на московской земле Расплодилось панельных бараков Жалких, временных, в пять этажей, Чтобы всем дать жилье одним махом... Но прогнали невежду взашей! А при новых правителях наших Ты витриною стала вконец: Всей стране - щи пустые да каша, Мерзлый хек да плохой леденец, А Столице - от пуза колбаски, Да и сладкого вдоволь дают... И жила ты почти что как в сказке, Дав властителям милый приют! Но теперь разносолов не стало: Не дает обнищавшая Русь Жировать тебе даже помалу! Но не плачь, не бунтуй и не трусь: Ведь не хлебом единым мы сыты! Пусть ты будешь бедней, голодней Только Правды у Бога проси ты: Остальное - приложится к ней! Жертвы всеобуча. Смотрят мимо - куда - то в пространство: Явно в тягость им этот урок... Школа только плодит дилетантство, И немногим идт она впрок!
      13
      Сам учитель порой недоучка; Сам директор - отнюдь не Сократ... За убогую эту получку Еще нервы потреплют стократ! Кто ж толковый пойдет в педагоги? Вот и мучают наших детей Те, которых обидели боги: Неудачники разных мастей! Есть на ком срывать зло и досаду, Есть кого равнодушьем терзать: Девять лет иль одиннадцать кряду Будут в детские души вползать Лицемерье... озлобленность... леность... Плутовская привычка ловчить... А порой - и прямая растленность... - Нет! Не школе Добру их учить! Кто ж научит? Их мамы и папы На работе с утра дотемна... Попадаются к мафии в лапы Потому и дичает страна! Может, Церковь одна лишь сумеет Их наставить на истинный путь: Божьим словом им души согреет, В море скверны не даст утонуть! Град Москов. Восемьсот пятьдесят - это много ль? Рим древнее на двадцать веков... Но, по воле предвечного Бога, Третьим Римом ты стал, град Москов!
      14
      Первородством тебе не гордиться: Киев, Новгород, Муром древней, Но вовеки пребудешь столицей Необъятной державы своей! Сколько гроз пронеслось над тобою За неполные девять веков, Но была Божья правда с тобою И хранила тебя, град Москов! Много страшного, черного, злого Уж, как видно, твой жребий таков Расцвело в тебе цветом махровым И теперь, град великий Москов ! Путь твой не был усыпан цветами, Но, в чреде предстоящих веков, Возродись для добра вместе с нами Светоч русской земли, град Москов! Отцу города. Он домашний, уютный и свойский Городской голова наш Лужков... Но дела ведет просто геройски: Расцветает при нем град Москов! Среди бедствий, нужды, разоренья Всех тех бед, что творятся в стране, Храм великий своим повеленьем Воскресил он, как в сказочном сне! И другие святыни воскресли: Он украсил, отстроил Москву... Эх! Подольше бы в мэровском кресле Нам такого иметь голову! Чтобы было где жить и работать, Чтобы наших детей, стариков Хоть слегка согревали заботой, Нам такие нужны, как Лужков! Проклятый полуостров. И снова Балканы, Балканы... И снова резня меж славян: Гноятся старинные раны, Густеет кровавый туман! Здесь Запад сражался о Востоком Ещ при начале времен; Теснили друг друга жестоко Десятки враждебных племен! Разбилось на части славянство, Когда - то придя в этот край: Кого привлекал христианский, Кого - магометовский рай... Кто Риму, а кто - Цареграду Свою поручили судьбу, Проклятье вражды и разлада Веками неся на горбу! Взрыватели всея Европы Вот участь балканских славян: Тянулись отсюда окопы К могилам бесчисленных Канн! Бездонная трещина Мира Прошла через эти края; Славянство растратило силы, Бездарно границы кроя! Неужто всех жертв было мало? Чем судьбами Мира шутить, Не лучше ль осилить Ваала, Кровавый кошмар прекратить?
      15
      Заключнные. Бритый череп, бушлат да ушанка. Многолюдный огромный барак. Щи да каша. Подъем спозаранку. Безысходность, досада и мрак. От товарищей некуда деться... Если чуть что не так - изобьют! Коллектив - превосходное средство Уничтожить душевный уют! Паханы как хотят, так и правят: Могут всех на тебя натравить... Захотят - петухом быть заставят; Взъерепенишься - могут убить! Ну, а если не "вор ты в законе"Будут пайки твои отнимать... В этом страшном барачном загоне Навсегда могут душу сломать! А попробуй пожалуйся - сразу Пожалеешь об этом - ей - ей: Будешь, как пораженный проказой! Сам запросишься в царство теней! Не боится тюрьмы уголовник: Ему Зона - родимая мать: И жратва, и чифирь, и любовник, И возможность лениво дремать... А попавшие в лагерь случайно Будто страшный увидели сон Удивленные необычайно: Как сумели нарушить закон
      16
      А его мудрено не нарушить, Невозможно всегда соблюдать: Кодекс наш вс живое задушит, Если ход ему полностью дать! - И, гонимые злою судьбою, Попадая под лагерный кров, Вот также и кормят, и поят, Ублажают "законных воров"! И выходят оттуда не люди, А трусливые твари, рабы: Кто там раз побывал - вечно будет Инвалидом злосчастной судьбы! Защитник отечества. Четверть века - ни дна, ни покрышки: Захолустье. Дыра. Гарнизон. Даже если здоровья в излишке, До отставки намается он! Вот казарма, а в ней - дедовщина: Отвернись - и как раз мордобой! Каждый третий - лентяй иль дубина, Или парень с тяжелой судьбой! И какие же все "салабоны" Нежных мам дорогие сынки! Будто с детства их нянчили бонны... Разве ж выйдут из них мужики! А за год надо сделать солдата Из такого вот - хоть расшибись, Чтобы мог потягаться и с НАТО... Вот и думай...старайся...трудись... И не восемь часов длится служба, А весь день - от темна дотемна... И святая солдатская дружба Нынче мало кому и нужна! А жена вс ворчит и вс пилит, Что работы никак не найдет, Да начальство по - черному мылит, Если рота не в ногу идет! И сорвать могут с теплого места, Да послать хоть в пески, хоть в тайгу... Только ручкой помашет невеста Скажет: ехать туда не могу! А отслужишь свои четверть века И в завхозы как раз попадешь... Гнут, уродуют здесь человека, И боится казарм молодежь! Безработный. Я всю жизнь делал вид, что работал. А режим делал вид, что платил. Было в этом противное что - то... Ну, а в общем, мне был даже мил Балаган этот дикий к странный... Только нынче - не те времена: Пробудилась страна от дурмана, Жить по - людски решила она! Вот и стал я, друзья, безработным: Ведь работать - то надо уметь! Быть порой и усталым, и потным, И желанье трудиться иметь! А у нас, может, кто и желает, Но усильям его - грош цена: Потому что лишь "дров наломает" Этот бедный "умелец" сполна!
      17
      А другой, может, что и умеет, Но зато, как Обломов, ленив, И на всех эту лень он навеет Лишь пустите его в коллектив! Что ж нам делать? Ведь нас миллионы: Жалких, лишних, ненужных людей! Изменяются жизни законы Под влиянием новых идей, Ну, а нам - лишь подачки на время, Прозябанье... тоска... нищета... О, младое и бодрое племя! Мы взываем к тебе неспроста: Нас легко презирать и мытарить, Но лежачих бессовестно бить: Дай вам Бог никогда не ударить Тех, кто хлеба не может купить! Мень. У нас немало пастырей убили, Немало богословов извели... Но всех, скорбящих на твоей могиле, Ты подымаешь к Небу от Земли! Ты был уж слишком яркою фигурой, И с лютой травлей ох как был знаком: Нам ничего не стоит, на смех курам, Подвижника назвать еретиком! А тут еще нерусский от рожденья... И злоба сатанинская визжит С погромным, черносотенным глумленьем: - Катись ты в синагогу! Выкрест! Жид! Живуч, живуч у нас средневековый, Тупой, звериный, чрный фанатизм: Скуратовы, Бироны иль Ежовы На всех печати дьявольских харизм! Быть может, нынче времена другие, Но грозным отголоском тех эпох, Что вечно будут ужасом России, Стал тот удар: кто б думать только мог?! Идут года, но тайна не раскрыта: Других проблем полно теперь в стране: Мы снова у разбитого корыта, И скорбью сыты, кажется, вполне! Кто нас спаст? Кто в эти годы злые Нам одолеть поможет злобу, лень, Унынье? - Бог, все русские святые, И, может статься, убиенный Мень! Расплата за добро. Рабина убили. И Садата - тоже: Оба миротворца - жертвы тмных сил! Что ж это творится, Всемогущий Боже? Кто из лучших смерти крестной не вкусил?! В Сталина как - будто даже не стреляли; Не Хуссейну с Мао головы снесли, А Махатму Ганди пулями достали, И Индире Ганди палача нашли! А в сорок четвертом, в памятном июле, Уцелел рейхсканцлер, несмотря на взрыв... Но не спас Всевышний Кеннеди от пули, Миротворец Пальме не остался жив! Кто спасает жизни палачам, тиранам? Почему злодеев милует судьба, Но везде и всюду - в самых разных странах Гибельна со злыми силами борьба?
      18
      Сколько их погибло и еще погибнет, Чтоб вконец не сгинул этот Мир во зле? Пусть Добра и Правды вряд ли он достигнет Вс же меньше скверны будет на Земле! Памяти П.И. Чайковского. (к столетию трагической кончины) Как рано наши гении уходят: Кто в тридцать семь, а кто - и в двадцать шесть... Судьба любые способы находит Обрушить на пророка свою месть! Стакан воды - и вот она, холера: Нет гения. Но музыка жива, А в музыке - Любовь, Надежда, Вера: Она волшебна и всегда нова! Но сколько не родилось дивных перлов, Что смертным о бессмертии гласят Великих, потрясающих безмерно: Ему ведь было чуть за пятьдесят! И Птр Великий умер в эти годы... Но, может быть, не менее велик И этот Птр: он в памяти народа Себе нетленный памятник воздвиг! Наперекор сомнениям и страхам. Под Сашу Чрного. Благодарю Тебя, о Боже, Что я ни в чем не преуспел, Что часто мне плевали в рожу, А я, как правило, терпел... Благодарю Тебя, Всевышний, Что нестандартный облик мой Порой отпугивает ближних, И вечно я для них чужой! Благодарю, о Всемогущий, Что мне фатально не везет, Что нечисть адская вс пуще Мой дух измученный грызт! Благодарю Тебя, Создатель , Что я, отмучившись, умру, И труд мой - я слегка писатель Взовьтся пылью на ветру! Прости, Господь, но муки ада Я уж изведал на Земле, А рай - не грешнику награда: Парить бы в тихой полумгле! Полт. Не знал я ощущения полета Хотя на самолтах и летал... Был бит судьбой, но вс ж не ждал чего - то Столь дикого: как кур в ощип попал!
      19
      Он подстерег во тьме - несчастный случай: Совсем нежданно в пустоту шагнул, И - уж такой я, видно, невезучий В молчании, без крика "караул", Лечу! Причм лечу довольно долго Хоть падаю лишь с крыши гаража... Нет надо мной спасительного шлка, И я не листик, что парит, кружа! Вс вниз и вниз - с хорошим ускореньем... А как хотелось бы наоборот: К небесным сферам в вечном устремленьи Душа живая сызмальства живет! Она б туда и унеслась, наверно, Коль с этажа б высокого упал... Для тела б это было очень скверно, Зато бы сразу в лучший мир попал! А так - лишь средней тяжести увечье: Больница, боль, лежанье на щите... Чудны дела и судьбы человечьи В земной юдоли, в тяжкой маяте! О Боже! Ты Один, наверно, знаешь, Зачем я совершил такой полет: Не за грехи ли кости мне ломаешь, Кладешь на душу угрызений гнет? Хотя, наверно, это тот, нечистый... А Ты лишь отвернулся от меня, И скорбный путь - сиротский и тернистый Я прохожу, судьбу свою кляня! Не смею я молить Тебя о чуде Пусть Ты и милосерд, и всемогущ, Но, видя, как кругом страдают люди, Просить ли благ земных иль райских кущ?
      20
      Мне без Тебя так страшно, сиротливо... Взывать к Тебе из бездны, как Давид? Но нет: уста сжимаются пугливо, И лишь душа от язв и ран кровит! Начало. Автол, нигрол, солярка... Бензин да солидол... Я в ямах автопарка Пристанище нашел. Мне от роду - пятнадцать: Для всех я здесь - пацан; Мне платят в день рубль двадцать; Хамит любой болван! Народ кругом простецкий: Вс водка да жратва... Жгут слух мой полудетский Похабные слова! То дрема, то запарка; Наставник - самодур; Метла, скребок, грабарка Когда же перекур? Вcю чрную работу Я должен выполнять. Нерадостно мне что-то... Но некому пенять! Учусь в вечерней школе Хожу в девятый класс. И о сиротской доле Вздыхал уже не раз. Родители - то живы, Да я от них сбежал: Отец меня глумливо Тиранил, унижал! А мать, хоть и жалела, Но не могла помочь: Ведь и сама терпела Обиды день и ночь! Мне даже мысль ужасна Вернуться в этот ад, Хотя томит всечасно Дна жизни мрак и смрад! Безрадостный и хмурый Рассветный час судьбы... Хрупка моя натура Для жизненной борьбы! Одиночество. Одиночество - славная штука, Если длится денек или два... Но тогда это горькая мука, Пред которой бессильны слова, Когда нет тебе в Мире привета, Ты не нужен нигде никому, И мучительно ищешь ответа: Почему? Почему? Почему? Коль легла эта гиблая мета На тебя приговором судьбы, Не увидишь ни ласки, ни света До архангельской зычной трубы! И твою одинокую муку Никогда и никто не поймт, Не протянет участливо руку, Слез сиротских вовек не утрет!
      21
      Будешь лить их до самой могилы, Но никто и тогда не вздохнет, Когда снимут небесные силы С тебя жизни безрадостной гнет! И забыт будешь всеми и сразу Лишь закончит могильщик свой труд, И ни разу, ни разу, ни разу На могилу к тебе не придут! Может, Бог лишь тебя не забудет: Ты ведь тоже хоть в чем - то - как Бог: Он ведь тоже вовеки пробудет Одинок! Одинок! Одинок! Святая пустота. Мир пуст. Он пуст давно и безнадежно. Он полон жизни - но не для меня: О! Если б, если б только было можно Поймать хоть искру Божьего огня! Но пусто на Земле и пусто в Небе: Куда ни взглянешь - всюду пустота! Как жить, как думать о насущном хлебе Под страшным грузом этого креста? Святая пустота! Услышь мой ропот: Что делать мне в объятиях твоих? Я не машина, не прибор, не робот... Простите за слезливый этот стих! Исповедь еретика. Я, может, был бы нехристем до гроба: Вс как - то трудно верилось мне в то, Что Бог страдал и умер в муках, чтобы Спасти людей?... - Нет, что - то здесь не то!
      22
      И разве стало в этом Мире лучше С тех давних пор? Ведь шел за веком век, Но только злей, безжалостней и круче Мытарил человека человек! В том, что есть Бог, я редко сомневался, Но так ли благ он, если даже есть? Такими я сомненьями терзался, Что иногда хотелось в петлю влезть! К тому же христианские догматы В глубокой тайне скрыты от ума: Суть троицы святой... Господь распятый... Недаром усомнился и Фома! Но перед ним был Иисус воочью, А предо мной лишь Библия была... И тут меня одной бессонной ночью Внезапная догадка обожгла: Был - или не был? Воскресал ли - нет ли? Важней другое: веровать в Добро! Творить Добро! Иначе трупным пеплом Измажет души адское тавро! Бог Иисус иль, может, символ только, Но символ веры именно в Добро! Не страшны силы зла Ему нисколько: Он - Светоч Мира! Истины ядро! Иные догмы - Истине преграды: Была б Любовь Христова - и тогда Душа получит дивную усладу: Сольтся с Иисусом навсегда! О нашей общей участи. (посвящается О.) Твоя доля - нелгкая доля, И хлебнула ты в жизни сполна: Довелось тебе, милая Оля, Выпить горькую чашу до дна! Редко счастье тебе улыбалось, Мало радостей было в судьбе: Стиснув зубы, терпеть оставалось Поражения с нею в борьбе! Но послушай: мы все инвалиды, Все порою дрожим пред судьбой, И сгораем, как в небе болиды, Коль дерзаем вступить с нею в бой! Бремя жизни - тягчайшее бремя: Мудрецы всех времн и эпох Проклинали его; было время, Когда люто страдал и Сам Бог! Он, быть может, страдает поныне Вместе с нами -своими детьми: В этой смрадной и мрачной пучине Правит зло - как его ни громи! Но не вечны все эти терзанья: Смертны мы, да и есть про запас Драгоценнейший дар - состраданье, Что способно утешить всех нас! Как ни давит судьба своей дланью С ним не страшно болеть и стареть: В безысходной тоске Мирозданья Лишь оно может душу согреть!
      23
      К Ольге Н. Не само ли предвечное Небо Ниспослало мне встречу с тобой? Ледяная и хмурая небыль Вот что было моею судьбой! Но проклюнулись всходы живые Из могилы, где Дух изнемог, И, узнавши тебя, я впервые Начал верить, что милостив Бог! И Его об одном лишь молю я, И тебя лишь о том же молю: Дай мне то, что важней поцелуев: Дай понять: наконец - то люблю! О вечном Спаситель. Пришел я человечество спасти, Пожертвовав для этого собою. Я не боюсь тернистого пути, Со злом святого, праведного боя! Пусть страшные мне муки предстоят, Но, смертью смерть поправши, я воскресну; Века веков закон мой будет свят Для всех, живущих праведно и честно! Уча Любви, и Правде, и Добру, Я открываю людям двери Рая; Настанет час - вс Зло я в прах сотру: Вернусь на Землю, грешников карая, И рухнет этот грешный Мир земной: В природе воцарится совершенство, И те, кто всей душою был со мной, Сполна познают райское блаженство! Человек. Первый блин и у Господа комом... Или слуги его подвели? Ужасаться лишь можно такому "Украшению всея Земли"! Хоть задача была не из лгких: Дух с Материей соединить! Даже высший из ангелом мог ли Свет и Тьму без накладок сроднить?
      24
      Человек - это лишь заготовка. Человек - это лишь черновик: Создан грубо, топорно, неловко Не ему созерцать Божий Лик! Иисус - идеал человека: Воплотиться сумел только раз. И погиб здесь от рук человеков Тех, которых очистил и спас! Мы недаром Его называем Божьим сыном и Богом: ведь Он, В этот ад наш сошедши из Рая, Нам явил вековечный канон: Нас такими задумал Создатель. И такими Он нас возродит: Лишь бы нам до конца не утратить Божий облик, что с Небом роднит! Монолог правоверного. Жив весь Мир милосердьем Аллаха! Магомет - Его славный Пророк! Человек - только горсточка праха. С Божьей искрой внутри; грозный Рок Превратить его может в игрушку, Для забавы шутя погубить, Сбросить в пропасть, подставить ловушку Если смертный не будет вопить Ежедневно, исполненный страха, Распластавшись смиренно в пыли, Призывая на помощь Аллаха... Так моли ж Его, смертный, моли! Ты его инструмент, да и только: Ты пред Ним даже меньше, чем раб! Страшно даже подумать, насколько Ты пред Ним недостоин и слаб! Ты - лишь копоть на Божьей лампаде; Ты лишь плесень, лишь жалкий микроб! Недостоин мечтать о пощаде: Нагрешив, ты ложишься во гроб, И та искра, что тлела средь праха Коль совсем не угасла в грязи Устремляется к трону Аллаха... Так проси Его, смертный, проси: Чтобы Он от Себя не отринул Эту искорку - душу твою, Чтобы в Ад Он ее не низринул, Чтоб она поселилась в Раю! Ах, как много там сладострастных гурий! Как прекрасен тот райский нектар! Но не все, что навеки уснули, Получают великий сей дар! Но, коль честно ты пал за Аллаха, Смело мстя необрезанным псам Не питай ни сомнений, ни страха: В тот же миг ты очутишься там! А неверным - не будет блаженства: Ведь не славят Аллу их уста... И они со своим духовенством Почитают за Бога Христа! Его славим и мы, мусульмане: И для нас он великий Пророк! Но написано в нашем Коране: Не родится от женщины Бог! Нет! Не можем мы верить в такое! Нет! Не мог бы предвечный Аллах Из Своих из надзвздных покоев Вдруг в земной наш низринуться прах!. Путь к блаженству. Бог - всемирная сущность, не личность! Он в Природе во всей растворен; Богословие - лишь околичность: Быть не может в слова претворн Этот Логос и смысл Мирозданья, Эта тайная суть Бытия... Жизнь - проклятье, источник, страданья: Победи, человек, сво "Я" '! Залечи в себе язвы желаний, В своем сердце убей суету... Откажись от любых притязаний На богатство, любовь, красоту! Нелегко это сделать - однако Облегчишь этим Карму свою, И в душе поубавится мрака, И в блаженном загробном краю Будешь долго, а может быть - вечно: Ты ведь цепь воплощений порвал! Но для этого надо, конечно, Чтобы гуру тебя наставлял... Можешь сам стать со временем гуру, Даже Буддой самим под конец Победившим земную натуру, Заслужившим Нирваны венец! В этой жизни пускай не удастсяЧто ж, в другой попытаешься раз: За старанье сторицей воздастся Исполняй Гаутамы наказ! Он из этого Ада земного Указал нам спасительный путь: Сбрось же страшного Мира оковы! Слей с самим Божеством свою суть! Избранники Бога. Да восславится Бог Иегова! Нет других во Вселенной богов! Заложил мирозданья основы Наш Господь до скончанья веков! Он нас избранным сделал народом: Чтим Его мы уж тысячи лет... Правда, взяли язычники моду Тоже славить Его...Но уж нет! Их фантазии нас удивляют: Будто сына к нам Бог присылал, И погиб он, безвинно страдая, На кресте...Будто Бог покарал Нас за это злодейское дело, Возлюбив тех, кто верит в Христа... Но сказать можем прямо и смело: Ахинею несут их уста! Да! Мы много невзгод претерпели Нас карал не однажды Господь: Нагрешить мы изрядно успели, Беззаконьем скверня дух и плоть! Был наш Храм римским войском разрушен, Нас изгнали о родимой Земли... Был суров, неприветлив и душен Воздух чуждых нам стран! Но смогли Мы везде худо-бедно прижиться, Сохранив вс сво быти Хоть плевали нередко нам в лица, Распускали хулу и вранье, Будто хитры мы, жадны, коварны, Будто смотрим на всех свысока... И должны быть еще благодарны, Что нас терпят повсюду века! Что сказать на такие упреки? Мы не хуже, не лучше других; Из невзгод извлекли мы уроки: Наш народ много истин постиг! Обижали нас часто и сильно, Но вовек мы не помнили зла, И дарили всем гоям обильно То, что мудрость веков собрала: Мы в любую культуру вносили Очень щедрый, увесистый вклад; Об одном лишь обычно просили: Чтоб давали блюсти наш уклад! И мечтали вернуться в ту землю, Что потеряна нами была... И, стремлению нашему внемля, Бог свершил это чудо! Хвала Богу нашему! Славься, Егова! Позади двадцать мрачных веков! Станем жить мы на Родине снова Без вражды, унижений, оков! Святая земля. Здесь святыни великих народов. Каждый город в Писаньи воспет. Счет времн здесь идет не на годы, А на многие тысячи лет! Малый холмик - но это Голгофа; А речушка - святой, Иордан. Все здесь просится в звучные строфы В этой самой чудесной из стран!
      25
      Глас пророков как будто и ныне Над священной землею звучит; Лишь вершина в Синайской пустыне Со времен Моисея молчит... Но не молкнет тот голос Закона, Что когда-то народу Он дал: Сколько б ни было бед и препонов, Как бы этот народ ни страдал Из Америки и из Европы, И со всех континентов Земли Он веками прокладывал тропы, Чтоб опять в Палестину пришли Те, кто в мрачные годы изгнанья Не забыли Великий Завет Что вобрал в себя суть Мирозданья И Божественной Истины Свет! Пусть, как перл, ты мала, Палестина, И числом невелик твой народ Слава Бога и Божьего Сына На земле твоей вечно живет! Холокост. Шестьдесят - это вроде бы много: За такое количество лет Жизнь подходит к концу... Но для Бога Есть лишь Вечность, а Времени - нет! И для Божьих избранников тоже Краткий миг даже тысяча лет: С Агасферовой судьбы их схожи, В Бесконечность уходит их след! И безумцы, и просто злодеи Сколько раз тщились их истребить, Но живут в этом Мире евреи Ведь народ невозможно убить! Шесть мильонов послал в крематорий Оголтелый безумный палач: Реки слз, море пролитой крови, Горы пепла - Ревекка, восплачь! Иисус! Твой народ распинали, Распинали не раз и не два, И зубами порой скрежетали: - Жаль, у них не одна голова! За Тво им распятие мстили Повсеместно две тысячи лет; Им и мртвым, лежащим в могиле, От глумленья спасения нет! И не Агнец ли Божий Израиль, Приносившийся в жертву стократ? Убиваемый Каином Авель Он всему человечеству брат! Иисусе! Глумясь над евреем, Каждый раз распинают Тебя! Но не сгинет народ Моисеев, Ныне, присно и вечно скорбя! Помоечный синдром. Нередко слышны голоса: Мир сотворн на "двойку" ! Но в Мире есть и Небеса, А есть в нм и помойка! И твердь земная - ей же ей Не дно ль вселенской свалки? Не потому ль, живя на ней, Мы так и злы, и жалки?
      26
      Но вс же Божья благодать Средь праха и средь тлена Способна перлы созидать И здесь - на дне Вселенной! Но дно есть дно - юдоль скорбей: Здесь есть все муки ада, Но нет здесь Правды - хоть убей, И нет душе отрады! Наверно, это ад и есть: На дне ему и место! Но как смогли возникнуть здесь И "Веды", и "Авеста"?! И Будда осчастливил нас Своим здесь пребываньем, И Божий Сын в великий час Спас Мир Своим страданьем! Да! Вс же Божья благодать Средь праха и средь тлена Способна звезды зажигать И в мраке дна Вселенной! У полотен Гортензии Ивановой. Нашей тусклой печальной планете Эти краски не снились вовек; Лишь с картин твоих нам они светят Воплотивший мечту человек! Ужас бездн и полт в бесконечность, И прорыв за предел Бытия, На холстах воплощенная Вечность Вот родная стихия твоя! Всех смотрящих она покоряет Без различия вкусов и вер; Праздник в каждой душе сотворяет Эта горняя музыка сфер!
      27
      Современности нашей недуги Рай творить не мешают тебе, И светил вековечные круги В твоей творческой светят судьбе! Пусть твое неземное искусство Вновь и вновь покоряет сердца, Дарит душам высокие чувства И Небесного славит Отца! Вознесение. Со свистом пронзив атмосферу, Оставив в ней пламенный след, Вознесся в предвечные сферы Чудовищной силой ракет! Всего - то врст двести иль триста, А вс здесь не так и не то: Безрадостно, жутко и мглисто Хоть Солнце и ярче раз в сто! Земля - полумесяц огромный Висит ни на чм в пустоте, А сам ты - предельно бездомный "Мир Божий" узрел в наготе: В нм нет ничего голубого, В нм краски не радуют глаз: Он весь черно - бел без покровов И грозно - враждебен для нас! Как будто не благостным Богом, А кем - то другим сотворен... И, стоит всмотреться немного Узришь Сотворителя трон! И смотрит - то ль Бог, то ли Демон Глазами предвечных светил, Тебя вопрошая надменно: - Ну, что? Твой порыв поостыл? Куда ты, комок протоплазмы, Сбежал из пробирки своей? Зачем здесь земные миазмы? Назад возвращайся скорей! Комок омерзительной слизи! Ты думал, что ты - полубог? Мечтал, что проникнешь в эллизий? Уйди: не скверни мой порог! Здесь Духа и Света обитель, И нет здесь ни Зла, ни Добра; Тебе же - Небес покоритель Обратно в пробирку пора? Над словом Ветхого Завета. Он обречн на муки. Проклят Богом, За что? Неужто лишь из - за того, Что только раз, совсем - совсем немного Нарушил волю Бога своего? Бог повелел убить всех побежденных, Не пощадив ни женщин, ни детей: И груды тел - изрубленных, пронзнных Лежат средь кровью залитых полей! Лишь одного из них - царя Агага Саул не предал смерти - пощадил: Понравилась ему его отвага... Свершить убийство не хватило сил! Вдобавок скот врагов не истребили 0пять же Божьей воле вопреки: Боялся царь народ прогневать, - или Виновны в чем - то овцы и быки?
      28
      И в гневе Бог пророку Самуилу Провозгласил свой страшный приговор... Пророк молил: - Прости, Владыка Мира, Не обрекай на гибель и позор Того, кто был всегда Тебе послушен, Кто столько раз разил Твоих врагов, Был храбр, неколебим, великодушен... Но Божий гнев не ведал берегов: Тот Бог, что не простил и Моисея, Что первенцев египетских сгубил И даже малолетних хананеев Еврейскими руками истребил Такого Бога можно лишь бояться, Но как же Его трудно возлюбить! И остается только изумляться: Как мог Он Иисуса породить?! Уж лучше б свитки Ветхого Завета Истлели в череде седых веков: В них столько тьмы, но как в них мало света! Неужто ж вправду Бог Отец таков?! Не верю! Не желаю в это верить: Бог благ - иль это вообще не бог! Столь примитивной меркой Бога мерить Лишь первобытный варвар только мог! А в наше время это просто дико... Но вот какой мне видится урок: Свойств Божьих, как и Божеского лика, Познать нельзя: непостигаем Бог! О труднодостижимом. Вершина добродетели - смиренье: Грех на судьбу крещеному роптать: Средь бед, несчастий, горестей, глумленья Он искры гнева должен затоптать! А как же: вс ведь Господом датся А, значит - лишь для пользы для твоей! Пусть хуже, чем, на каторге, живтся: Мильон терзаний, тысячи скорбей... Пусть на тебя безвинно нападают, Пусть платят злом за всякое добро Но только так, наверно, попадают В рай - это всем известно и старо! Лишь с помощью страдания спасшся Сумей его лишь радостно принять! А нет - на Небеса не вознесшься: Придтся в адском пламени стонать! И всякий твой мучитель - лишь спаситель: По - рыцарски он жертвует собой: Дарует тебе Райскую обитель, Шанс на блаженство уступая свой! Восславь же, смертный, всякое страданье, Как милость, что дарит тебе Господь: Возрадуйся в смиренном ожиданье Блаженства - пусть терзают дух и плоть! Ты должен за мучителей молиться; Добром на зло обязан отвечать; Твоя любовь должна на них излиться Не смей протестом Богу докучать! Помаешься чуть больше полувека И вечное блаженство обретешь! И стыд, позор и горе человеку, Кто скажет: - Это лишь святая ложь!
      29
      О правоте Шекспира. Наперекор всем истинам банальным, Сказал устами Гамлета Шекспир Пророчески, с прозреньем гениальным Что лишь тюрьма весь дольний этот мир! Да, он был прав - великий из великих: Земная наша скорбная юдоль, Во всех своих явленьях многоликих, Нам щедро дарит худшую из доль: Обилие несбыточных желаний, За выживанье тяжкую борьбу, Мильон терзаний, разочарований, Сковавших гнтом каждую судьбу! Тюрьма эта местами превосходна: В ней могут вкусно, досыта кормить, И можно даже, если Вам угодно, Поерничать, начальству нахамить... Но есть в ней также и подвал бездонный, В котором издеваются и бьют: Холодный, склизкий, темный и зловонный Там лишь баланду тухлую дают! . Кому - то в ней живется беззаботно, Кому - неважно, а кому - то - швах, Но узники е бесповоротно Обречены на превращенье в прах! И только это дарит им свободу: Лишь вместе с телом рушится тюрьма! И души жадно пьют живую воду, Что им дает Курносая сама! Не только о "ПИТОНе1". (Сонет) Питон могуч, но он не ядовит. Без ног, без рук обходится прекрасно... И, пусть грустит порою инвалид, Но, может статься, он грустит напрасно? Пусть отнял что - то Бог, иль недодал Ну, что ж: оглох под старость сам Бетховен... Настолько каждый и велик и мал, Насколько он судьбы своей достоин: Быть благодарным своему Творцу За радость и за горе в равной мере Вот лучший гимн Небесному Отцу, Вот ключ, что открывает Рая двери! Посильный труд, Надежда, Помощь, Братство Вот истинно нетленное богатство! Содержание Маятник веков3 Часть первая.* Часть вторая.* Часть третья.* Эпилог.* Стихотворения* О скорбях отечества.* О скорбях отечества.* Полвека. * Студное.* Три Кита.* Горе от добра.* Когда поумнеем?* Совет его величеству. * Страна абсурда.* Обвал.* Новая "дубинушка".* Отрезвление.* Злодеяние.* Столица российского юга.* "Патриот..." ("Портреты современников")* О беспризорных сумасшедших.* Третий Рим.* Жертвы всеобуча. * Град Москов.* Отцу города.* Проклятый полуостров.* Заключнные.* Защитник отечества.* Безработный.* Мень.* Расплата за добро.* Памяти П.И. Чайковского.* Наперекор сомнениям и страхам. * Под Сашу Чрного.* Полт.* Начало.* Одиночество.* Святая пустота.* Исповедь еретика.* О нашей общей участи. (посвящается О.)* К Ольге Н.* О вечном* Спаситель.* Человек. * Монолог правоверного.* Путь к блаженству.* Избранники Бога.* Святая земля.* Холокост. * У полотен Гортензии Ивановой.* Вознесение.* Над словом Ветхого Завета.* О труднодостижимом.* О правоте Шекспира.* Не только о "ПИТОНе".*
      1 Помощь Инвалидам Труд Общение Надежда

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7