Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Зима на разломе

ModernLib.Net / Путешествия и география / Динец Владимир / Зима на разломе - Чтение (стр. 7)
Автор: Динец Владимир
Жанр: Путешествия и география

 

 


Теперь дело пошло на лад. Упрямая девчонка все еще сдерживалась, но от каждого моего прикосновения к совсем пропитавшимся смазкой трусикам ее веки чуть опускались, спинка напрягалась, и маленькие груди радостно приподнимались на миг, словно кивая в знак одобрения. Дальше притворяться было бессмысленно, она знала, что я вижу ее состояние, и от того еще больше заводилась. Как только она первый раз кончила, я стянул с ее узкой ступни одну штанину, а вторая пала без боя.

Наконец-то я мог провести рукой по самым стройным ножкам Эйлата от пальчиков до шелковой кожи по бокам лобка! Наверное, девушка думала, что трусики задержат меня на какое-то время, но их я просто аккуратно разорвал.

— Я целочка, — сдавленно прошептала Аня, и тут же снова кончила.

— Не бойся, ничего страшного, — ответил я голосом, похожим на сгущенку с шоколадом. Такого поворота событий можно было ожидать, но особой радости в тот момент мне это не доставило. Я уже готов был ворваться в ворота последней цитадели захваченной крепости, а теперь оказалось, что впереди еще одно препятствие: надо было раздеться самому и не напугать мою бедную маленькую девочку.

Выждав для приличия полминутки, я скинул футболку и кроссовки. Потом мягко, как кладут оконное стекло, опрокинул Анку на спину и стал целовать гладкую-гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Теперь она смотрела в потолок и, думая что я не вижу ее лица, закрыла глаза и расслабилась. Проклятые джинсы долго не снимались — секунды полторы, не меньше, но вот они на полу, и плавки тоже.

Несколько мучительно долгих минут я ласкал самыми кончиками пальцев ее губки и, в соответствии с Бениным наказом, клитор (мне больше нравится древнерусское название «вишенка»). Анечка, кажется, окончательно расслабилась и начала певуче выводить тихие «о-о-о» своим чудесным серебряным голоском.

Чем громче она стонала, тем уверенней чувствовали себя мои пальцы, и она, наверное, даже не заметила момента, когда к ним присоединился сам Вождь Краснокожих. Он сделал несколько разведочных вылазок, исследуя возникшие трудности, а потом уверенно, почти без нажима, избавил бедную девочку от причины всех ее страхов.

Аня встрепенулась было, но я ласково, чтобы она, чего доброго, не подумала, что ее пытаются удержать силой, обнял ладонями ее плечи, и короткий вскрик тут же оборвался, потому что мой хвостик плавно устремился вперед по ее теплой влажной норке. Они так истосковались друг по другу, что радость их встречи мгновенно смыла даже память о промелькнувшей боли.

Дав ей почувствовать всю прелесть нового ощущения, я дождался затишья между двумя волнами сладких оканий, на миг вынул хвостик и одел на него резинку.

Анечка ничего не заметила, и хорошо — с сим замечательным достижением цивилизации ей предстояло познакомиться чуть позже.

Как это здорово — наблюдать за человеком, открывающим для себя сказочный мир любви! Водить его по улицам и дворцам этого заколдованного царства, показывать звезду за звездой в уютном космосе на двоих, как будто сам создаешь заново его планеты и галактики… Вместе с Анечкой я словно впервые прикасался к любимым уголкам бесконечного мира, распахнувшегося перед нами, вместе с ней восторженно принимал все новые сокровища драгоценных россыпей. До тех пор мне пару раз приходилось открывать девушкам заветную калитку, но это были случайные знакомства, у меня не оказывалось времени проводить их в глубь прятавшейся за отпертой мною дверью волшебной страны. Теперь я вел любимую за руку, а тропинка убегала все дальше, и не было конца чудесам.

Кэп деликатно постучал в дверь каюты перед обедом. Через полчаса мне пора было на вахту. Оставив только стаксели, мы осторожно лавировали, чтобы зайти в ветровую тень рифов, не уходя с глубоководья. Существа, интересовавшие нас, не любят отмелей, они — хозяева открытого моря.

Слева лежал плоский остров Тиран, справа виднелись в знойном мареве желтые холмы Синая. Положив яхту в дрейф, я быстренько окунулся и затем долго стоял на борту с автоматом «Галиль» наперевес, пока остальные плескались в теплой воде. Акулы не появились, мы отошли подальше от острова и медленно поплыли по ветру на одном фок-стакселе, выходя из залива Акаба в Красное море.

Технология глубоководной рыбалки достаточно подробно описана Хэмингуэем, поэтому я не буду останавливаться на деталях. Сначала мы долго кружили, высматривая стаи птиц. Заметив десяток бурых олуш, раз за разом пикировавших в воду, поспешили туда и наловили летучих рыб, которых тут же пустили на наживку и успели перехватить несколько хищников, преследовавших косяк: полосатых скумбрий, синих макрелей и маленького желтоперого тунца.

Все они в свою очередь пошли на наживку, теперь уже для основной нашей «дичи».

Матросы установили на палубе специальные шезлонги с привязными ремнями, блоки для лески и поворотные устройства для удочек весом в десять кило. Наживку бросили за борт на двухсотметровых лесках, по одному крючку на каждого, находившегося на борту, кроме Ани, которая благополучно проспала от обеда до ужина.

Теперь оставалось только ждать, в крайнем случае подплывать поближе к стаям птиц. В первый день мы вообще ничего не поймали. На закате лески пришлось смотать, потому что мимо проходил косяк дельфинов-афалин. Они окружили яхту, но мы шли слишком медленно, покататься на нашей носовой или кормовой волне было нельзя, и дельфины ушли. Вскоре тучи крачек, бурых чаек и рифовых цапель потянулись к гнездовьям на Тиране (кроме птиц, на всем большом острове живет только семья бедуинов и полсотни коз). Едва дождавшись конца вахты, я наскоро окунулся и потащил Анку в каюту.

В эту ночь она распробовала новый спорт по-настоящему. Девочке приходилось учится множеству замечательных вещей. Не стесняясь, говорить мне, чего бы ей хотелось, без запинки называя вещи своими именами и чуть-чуть возбуждаясь от собственного бесстыдства. Получать удовольствие от того, как видит и чувствует ее тело другой человек (поначалу Анка оказалась довольно эгоистичной в сексе, а от этого много теряешь). Ласкать пальцем вишенку, если я до нее не дотягиваюсь.

С радостной готовностью подставлять для ласки любое место, не сдерживать блаженные стоны и крики (боюсь, на борту мало кому удавалось выспаться), не бояться играть моим хвостиком, и многому-многому другому…

На второй день мы повстречали косяк синих тунцов и наловили по две-три рыбины каждый, так что жить стало повеселее, тем более, что это редкая вкуснятина.

Стремительные двухметровые тунцы — по сути дела, теплокровные рыбы, и их мясо больше похоже на куриное, чем на рыбье. Третий и четвертый дни принесли нам по нескольку мелких желтоперых тунцов, по красивому закату и встречу с семейкой китов-финвалов, пускавших фонтаны прямо под бортом неподвижного судна (мы даже немного поплавали с ними, быстренько надев маски). Анечка бегала по яхте в купальнике, собирая восхищенные взгляды, как линза лучи, а потом вообще осталась в одних плавках, чтобы поровнее загореть.

Мы уже зашли далеко в тропики, и море было таким теплым, что по ночам, не боясь акул, мы с ней трахались прямо в волнах, привязав к запястьям страховочные лини.

Один раз во время такого купания в светящейся воде нас неожиданно окружил косяк маленьких дельфинов-стенелл, стремительно проносившихся в прозрачной толще, словно метеоры. Их следы еще долго мерцали зелеными искорками.

Пятый день оказался удачным: двое туристов поймали по небольшой меч-рыбе, а кок подцепил здоровенного черного марлина. В течение трех часов рыбка размером с одноместную байдарку раз за разом «выстреливала» в воздух, пока одним из прыжков не сорвалась с крючка.

В это время мы уже шли обратно на север, развернувшись недалеко от Хургады.

Волны в этих местах покрыты маленькими синими медузками-порпитами, а за кораблем следуют стаи буревестников. Вся остальная жизнь проходит под водой.

На шестой день, снова в виду Тирана, я едва не поймал великолепного парусника.

Они не так велики, как марлины и меч-рыбы, хотя мой экземпляр был очень крупным — метра три, не меньше. Зато красивее парусника в открытом море, пожалуй, рыб нет. Подобно марлинам, он обтекаемой формы с коротким копьем на носу, синий с черными поперечными полосками, но на спине у него высоченный плавник с глазчатым рисунком наподобие павлиньего хвоста.

Пять с половиной часов я вываживал мою добычу, сбив, как положено, пальцы о рукоятку катушки. Время от времени рыба выпрыгивала из воды, расправив «парус», и в туче брызг с грохотом падала обратно. Наконец я подтащил уставшего противника к самому борту. Теперь надо было треснуть его по голове специальным деревянным молотком, подцепить лебедкой, поднять на борт… Через несколько минут его краски померкнут, и он станет просто серым, как стальная торпеда.

Тут на корме послышались вопли «попался, попался» и все кинулись туда. Я отстегнул ремни, лег на борт и ухватил рыбину за основание грудного плавника.

Крючок торчал из-под челюстной кости.

— Угадай, что я сейчас сделаю? — обернулся я к Ане. — Только никому не говори! — и я аккуратно вынул крючок.

— Ну как? — вернулся ко мне капитан.

— Сорвался.

— Жаль. А там ребята акулу поймали.

Акула никому не была нужна, но ее все же вытащили на борт, чтобы сфотографироваться рядом, а потом кинули обратно в море.

Вечером мимо яхты с издевательским помахиванием хвоста проплыл гигантский синий марлин — метров пять, наверное, — но наживки он величественно проигнорировал. Мы бросили якорь на безымянной отмели под защитой острова, чтобы утром еще поохотиться на удачном месте.

Среди туристов была маленькая, рыженькая, ужасно азартная американочка по имени то ли Джейн, то ли Джил — уже не помню. Она буквально сгорала от желания поймать что-нибудь, но ей упорно не везло. И вот, когда мы уже сматывали лески, на ее крючок попалась шикарная меч-рыба.

Джейн начала лихорадочно крутить катушку, а мы с ужасом смотрели на ее маленькие тонкие ручки, зная, во что они превратятся к вечеру. Самое обидное, что такого размера рыбу вытащить ей все равно не удастся, а кодекс глубоководной рыбалки запрещает кому-либо еще прикасаться к удилищу.

Но рыба, вместо того, чтобы часами бороться за метры лески, развернулась и пошла в лобовую атаку на яхту. Мы думали, что она протаранит борт — такие случаи нередки, но она прошла под килем и выпрыгнула с другой стороны. На мгновение сверкающая туша застыла в воздухе — огромный хвост полумесяцем, серповидные плавники, темно-синие бока. Нам даже показалось, что мы встретились взглядом с ее глазищами-блюдцами. Леска натянулась, поскольку проходила под килем брига, а рыба завалилась набок и ударом полутораметрового меча обрубила ее.

Джил чуть не прыгнула за борт от досады, а я мысленно поздравил рыбку и, довольный, ушел в каюту — учить Анку «верховой езде».

Теперь мы надеялись, что за следующий день наловим полный трюм рыбы, но не видели даже тунцов. Я понырял немного, но риф оказался малоинтересным. После обеда мы пошли обратно в залив. С севера дул довольно резкий ветер, так что паруса мы убрали и шли на моторе.

Кэп, стоявший у штурвала, вдруг закричал:

— Вижу фонтан!

Я вскочил с палубы, на которой мы загорали (к тому времени народ даже от плавок успел окончательно отказаться), и увидел впереди наклонную струйку пара. Не успели мы оглянуться, как оказались в стаде кашалотов.

Почему-то залезть в море рискнул, кроме меня, только Рикардо — кубинец-миллионер из Майами. Сквозь стекло масок мы увидели фантастическую картину. Покрытые шрамами туши китов висели в прозрачной воде, словно странные темно-бурые аэростаты. Некоторое время они медленно парили под серебряным сводом, а потом, как колоссальные капли ртути, разом пошли вертикально вниз.

Глубина в этом месте около километра. Больше часа мы стояли на месте, дожидаясь, пока киты вынырнут. Мы надеялись увидеть гигантских кальмаров, которых они иногда притаскивают с глубины, оглушив или убив ультразвуковым лучом. Наконец они вернулись и долго отдувались на поверхности, но, видимо, их добыча была мелкой и они слопали ее прямо внизу.

В Эйлат пришли на рассвете. После долгого плавания вдоль пустынных берегов город выглядел совершенно сказочным. Арава, продолжение залива, уходила дальше на север, словно сухое русло фантастической реки.

Наверное, подумал я, Хэмингуэю бы здесь понравилось. Множество уютных кабачков, нескучная публика, а рядом — море с отличной рыбалкой. Я даже догадываюсь, что бы он сказал о городе. Эйлат, сказал бы Эрнесто, это праздник, который всегда с тобой.

— Хорошая получилась рыбалка, — подвел итог кэп.

— Что хорошего, ничего не поймали, — заныла Джейн.

— С первого раза никто не ловит. Приезжайте еще раз.

— А будет еще рейс? — быстро спросил я.

— Да, но только в мае. Можешь пока пожить на яхте.

Анка забежала домой, чтобы переодеться — она еще успевала в школу. Я старался пореже к ним заходить, потому что Роки затаил на нас с Беней злобу с тех пор, как мы его лечили, а от бультерьеров можно ожидать любой подлянки. Проводив мою девочку (неужели правда мою?), я позвонил Бене.

— Заезжай на денек, — сказал он, — потом будешь работу искать.

Я взял велосипед и покатил в Хай-Бар. На горном велосипеде ехать против ветра нетрудно. Погода была на удивление пасмурная — такой я еще в Эйлате не видел. На придорожной свалке сидело не меньше сотни орлов — степных, могильников, беркутов. Завидев меня, они разом взлетели и живым смерчем закружились над саванной, быстро дрейфуя по ветру.

До Хай-Бара оставалось километров семь, когда на севере появилась черная стена, прошитая молниями. Я свернул в долину Тимны и отчаянно помчался к будке сторожа на въезде в национальный парк.

Тимна — одно из самых интересных мест в Негеве. Здесь находятся медные рудники, разрабатывавшиеся еще египтянами эпохи Древнего Царства. На причудливых скалах в виде грибов, арок и шаров то и дело замечаешь иероглифы и наскальные рисунки.

Благодаря солям меди в Тимне попадаются горы таких цветов, каких даже в щедром на краски Негеве больше не увидишь — ярко-синие, небесно-голубые, ультрамариновые. На дальнем конце долины есть озерцо с африканскими рыбками, икру которых заносят перелетные птицы. В самой же долине днем не увидишь ничего живого, только туристов и плоских богомолов, копирующих внешний вид и манеру движения тарантулов.

Сейчас, однако, мне было не до того. Едва я укрылся под козырьком будки, как на пустыню обрушился роскошный ливень. Он свирепствовал необыкновенно долго — почти час, и в результате мне выпало зрелище, какое в Негеве увидишь раз в несколько лет: по руслам-вади бежала вода! На оставшемся до Хай-Бара кусочке шоссе мне дважды пришлось переезжать мутные потоки, катившиеся через дорогу.

Беня встретил меня с бутылкой шампанского.

— Ну, тебя можно поздравить! Есть и еще повод. Во-первых, в этом году настоящий сезон дождей, во-вторых, у рюппелей родились лисята.

Он имел в виду песчаных лисичек, они же лисы Рюппеля.

— В прошлом году они родились в марте, когда пролет коршунов, и их всех перетаскали прямо из вольеры — мы их почти и не видели. А сейчас только конец января.

— Пойдем посмотрим?

— Они из норы ночью выходят, и то редко.

Вдруг зазвонил телефон. Натан, Бенин приятель из заповедника Эйн-Геди, ехал на джипе в Эйлат, но был застигнут дождем. Воды израильские шофера боятся — нередко можно увидеть километровую пробку перед лужей, которую у нас бы никто и не заметил.

— Он спрашивает, — сказал Беня, — можно ли ему заночевать у меня на вилле, если он не прорвется в Эйлат?

— Я только что на велосипеде проехал!

— Да пусть заезжает, хороший парень.

Но Натан так и не приехал — вернулся обратно с полдороги.

— Знаешь, — грустно сказал Беня, — вот я три года здесь живу, а все равно в голове не укладывается. Неужели это те самые израильтяне, которые так лихо воевали? Если б у них хоть еврейские мозги были! Про науку я вообще молчу. У нас тут ушастые грифы не хотят размножаться — народу много у клетки шляется. Так им Ивтах с Тони Рингом пытались помочь гнездо строить!

— От Тони я такого не ожидал, — сказал я, прийдя в себя после услышанного (это все равно, что плоскогубцами помогать бабочке выйти из куколки).

— Тони? Он, когда работал ветеринаром, был в клинике ответственным за усыпление старых и безнадежных.

— Ну и что?

— А то, что у него половина собак потом оживала. Я, когда в Тбилиси жил, сам только у ветеринаров лечился и родственников водил. У хорошего ветеринара кругозор шире, чем у любого врача. А здесь им и животное не доверишь. Впрочем, и врачи… А ведь еврейское государство!

Тогда я думал, что он преувеличивает, но позже, когда лучше узнал Израиль, понял, что Беня, к сожалению, прав. Это не совсем еврейская страна. Но о грустном позже.

Ночью мы подкрались к лисьему вольеру с фонариком и успели заметить рядом с двумя парами зеленых огоньков несколько крошечных искорок — глазенки лисят.

Пришлось в темноте гнать на джипе в Йотвату за второй бутылкой.

Весь следующий день то и дело шел дождь. Я слонялся по территории, помогал Бене и Давиду, написал письма родственникам и знакомым, а прежде всего, конечно, Ирочке, по которой ужасно соскучился. Вечером Беня подбросил меня на джипе в город, и первым, кого я встретитил, был Джин-Тоник.

— Где ты пропадаешь! — радостно закричал он. — Пошли скорее!

— Куда?

— Я нашел тебе классную работу! С жильем!

Я кинул письма и открытки в ящик, вздохнул и пошел за ним.

Открытка

Вот скоро станут дни длиннее,

Растопит солнце грязный снег,

И я пробраться к вам сумею

Через разлив весенних рек.

Друзьям оставлю джип и виллу,

И ночи жаркие, увы,

И двинусь из пустыни милой

К холодной слякоти Москвы.

Прощусь с Израилем сердечно,

Но там, на севере, зато

Дерябну кое-с-кем, конечно,

А кое-с-кем и кое-что.

10. Охранник

Больше всего он жалел об этой чудесной маленькой планетке, потому что за двадцать четыре часа там можно было любоваться закатом и рассветом тысячу четыреста сорок раз…

Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

Мы с Анкой заперли дверь, ведущую с палубы «Летучего Голландца» к каютам, спустились по трапу на пирс и пошли в город. Теперь, когда я работал по ночам, а потом спал до обеда, вся вторая половина дня была в нашем распоряжении, и мы проводили ее на яхте или на Платформе. На чуть подгибающихся ножках мы заглянули в наш любимый турецкий кабачок «Атаман Скумбрий», выпили по ковшику горячего шоколада и побрели домой — Ане пора было делать уроки, а за мной должна была прийти машина со службы.

Джин-Тоник устроил меня на Автотерминал — огромную стоянку новеньких машин на южной окраине города. В Израиле очень высокие ввозные пошлины, поэтому европейским машинам народ предпочитает более дешевые японские, особенно скрипучий драндулет под названием «Субару» и маленькую спортивную «Мазду». Их доставляют морем из Японии, ставят на терминал, а потом постепенно увозят грузовиками дальше на север.

Каждую ночь, с десяти вечера до восьми утра, я сторожил автостоянку в компании кого-нибудь из трех «русских», с которыми жил в бесплатной квартирке, предоставленной нам охранной конторой. Был конец января — единственное время, когда в Эйлате по ночам бывает холодно. Мы мерзли даже в куртках, хотя как раз в этом году зима выдалась теплая. Обычно в феврале и купаться-то нельзя, а сейчас вода все время была теплее двадцати градусов. Днем нас заменяли охранники из местных. Летом, в жару, все наоборот — русские дежурят днем, израильтяне ночью.

Мне-то так было удобнее, но старого Мишу было очень жаль.

Миша приехал из Калининграда, где работал в Институте Рыболовства ихтиологом. В Израиле он все пять лет продежурил на терминале, пытаясь скопить денег, чтобы вернуться. Но где-то раз в полгода не выдерживал и все пропивал. Начальство смотрело на его запои сквозь пальцы, потому что в остальное время он, единственный из всех, ничего не нарушал и не прогуливал.

Кроме него, со мной работали Петя и Саша, отец с сыном, эстонские русские, приехавшие подработать. Эти были ребята ушлые и с юмором. Кормились они продуктами, которые в конце недели выбрасывают из магазинов — все равно за выходные испортятся. Называли они этот процесс абсорбцией.

— Я сегодня абсорбировал кило помидоров, — говорил Саша.

— Молодец, сынок! А я абсорбировал в книжном журнальчик с порнушкой. На дежурстве будет, что почитать.

Все же это было не совсем дно общества. Люди с настоящего дна на этой работе долго не задерживались. Любая работа с бесплатным жильем для иммигранта уже роскошь. Парень по кличке Цикладол, которого я сменил, продержался всего неделю — подвело подорванное токсикоманией здоровье. Еще бы, цикладол — это вам не формалин нюхать. Теперь, гуляя по городу с моими знакомыми по Хай-Бару или birdwatching'у, я то и дело шокировал их, здороваясь со всякими оборванными личностями, а мои коллеги по службе поражались, видя, как со мной раскланиваются чиновники из туристского центра.

Обычно я дежурил в паре с Мишей. Один сидел в будке у въездного шлагбаума, другой обходил в темноте двухкилометровую территорию, а через час мы менялись местами. Раз в полчаса полагалось сообщать по рации, что все в порядке. Так я сочинил свои первые стихи на иврите: «Эсрим — эсрим вэ тэша, Владимир бдикат кешер» (двадцатый — двадцать пятому, Владимир на связи). Время от времени к нам заезжал на джипе проверяющий — толстый парень с низким лбом и негритянскими губами по имени Зари. Весь кайф был в том, чтобы потихоньку покататься на одной из новеньких машин (они все стояли с ключами и бензином в баке), не попавшись при этом Зари. Одно время мы предупреждали друг друга, щелкая переключателем приема-передачи на рации, когда он проезжал под шлагбаумом, но потом он догадался, в чем дело, и теперь наши рации работали только на передачу. В будке можно было поспать, но в полглаза — подъезжавший джип с проверяющим не услышишь, и все, уволят. В общем, лично я всю ночь изнывал от скуки и дожидался рассвета.

Терминал был расположен на уступе плато, высоко над заливом, и восход солнца был настолько красив, что я готов был смотреть этот спектакль без конца. Потом нас отвозили в нашу оклеенную порнухой квартирку, и мы старались побыстрее выспаться, потому что у всех были дела в городе. Миша забивал козла с приятелями, Петя и Саша занимались различной абсорбцией, а я спешил как следует искупаться, пока не пришла из школы Аня.

В один из дней я плавал в море с Рони Малкой, которого случайно встретил на пляже. Мы сгоняли наперегонки к Платформе, огромному плоскому буйку, и уже возвращались, когда увидели внизу странную картину. Там, где раньше было песчаное дно (я уже знал на нем каждую губку), медленно двигалось нечто вроде звездного неба — ровная синяя поверхность в белых точках.

Озадаченные, мы нырнули, чтобы рассмотреть странное явление, и спустя секунду пробкой вылетели на поверхность в полном экстазе, хором заорав: «Китовая акула!»

Народ, плескавшийся вокруг, рванул к берегу, но мы ничего не замечали, только судорожно заглатывали побольше воздуха и снова раз за разом устремлялись вниз.

Акула плыла так медленно, что нам удавалось без особого усилия не отставать от нее, и, наконец, мы дождались, когда она поднимется поближе к поверхности. Тут мы ухватили ее за спинные плавники (их два) и пару секунд посидели на шершавой, как наждак, спине. Но рыбе это не понравилось, и она чуть быстрее задвигала трехметровым хвостом — этого было достаточно, чтобы напор воды сорвал нас с нее.

— У тебя есть телефон? — спросил Рони, когда мы всплыли и отдышались.

— Нет, но меня можно через Беню найти. А что?

— Мои друзья будут звонить, подтверди, что я не вру.

— А что, это такая редкость?

— О! За последние пять лет третий случай, чтобы она подплыла к пляжу. Все наши подводники мечтают ее увидеть, но здесь планктона меньше, чем на юге — сюда они почти не заходят… — он лег на спину, чтобы перевести дух.

В два я отпирал каюту, кипятил на камбузе кофе и ждал Анечку. В нашем распоряжении было семь часов. К сожалению, дарить ей серебряные безделушки я уже не мог — волшебная «зеленая дверь» исчезла, и даже заклинание «Сезам, откройся!»

не действовало. Собственно, можно уже раскрыть тайну. Разыскивая по крышам гнездо сокола, я случайно наткнулся на трещину в стене, которая вела на второй этаж ювелирного магазина. Оттуда, изнутри, кто-то периодически прятал в трещине всякие вещицы. Судя по тому, что их исчезновение не влекло за собой приезда полиции и попыток заделать стену, кто-то воровал их и до удобного момента держал в тайнике. Теперь, увы, дыру все же замуровали.

Но наши отношения с Анечкой уже не нуждались в подобной стимуляции. Девочка вошла во вкус и, едва зайдя и хлебнув кофе, тут же тащила меня в койку (хотя трудно сказать, кто кого тащил). Лишь в очень жаркие дни мы предпочитали уплывать на Платформу. До нее было метров восемьсот от берега, поэтому нам никто не мешал, разве что изредка уж очень большая волна остужала наши разгоряченные тела. Мы догадывались, что и израильские, и иорданские погранцы специально собираются к этому часу у своих наблюдательных приборов, но нам было все равно.

Никогда не забуду первый раз, когда мы заплыли на Платформу и растянулись на горячем металле. Аня вдруг поднялась на локте и стала с глубоким интересом рассматривать, как я устроен.

Дома у нее был видеомагнитофон, и она рассказывала, что иногда смотрела с подружками всякие сценки, но все же мне порой казалось, что различия между мужчинами и женщинами с трудом укладываются у нее в голове.

Вот она робко протянула руку и осторожно потрогала мой хвостик. Я замер и затаил дыхание, чтобы не спугнуть ее. До сих пор я ни разу не пытался подбить ее на минет или что-нибудь в этом роде. Захочет — сама догадается, а не захочет — тогда и научить как следует не удастся, ведь такие вещи по-настоящему здорово получаются только у тех женщин, которые сами испытывают от них удовольствие.

Хвостик, однако, замирать не собирался, и после нескольких прикосновений на лице Анечки появилось выражение детского восторга. Я терпеливо ждал, ласково поглаживая ее по тем местам, поглаживание которых она, как выяснилось, особенно любила — по соскам, бокам шеи, складочкам между бедрами и лобком.

Наконец Анка подалась вперед, робко коснулась хвостика губами и испуганно отшатнулась. В ответ я мягко провел пальцем по ее губкам и вишенке — а этот нежный маленький шарик, в полном соответствии с рекомендациями циника Бени, обладал способностью мгновенно превращать мою девочку в сладко мурлыкающего котенка. Спустя минуту она самозабвенно вылизывала и щекотала губами мой хвостик, а я, расположив ее сверху в позиции «69», играл с вишенкой, заставляя Аню громко стонать, прогибать спинку и судорожно сжимать теплыми ножками мои щеки. Представляю себе, какое воодушевление вызвала эта сцена в рядах доблестных бойцов погранвойск!

Все-таки видюшник — великое изобретение. Если бы не он, мне пришлось бы обливаться холодным потом, гадая, какую реакцию вызовет у Ани неизбежный ответ моего хвостика на столь трогательную заботу. А так я мог расслабиться, будучи уверенным, что никакие неожиданности не травмируют ее неокрепшую психику.

Почему-то Ане так понравилось «69», что она предпочитала это занятие всем остальным. То ли норка у нее была еще слишком нежная (хотя я старался вести себя как можно деликатней), то ли она вычитала где-нибудь, что это полезно для здоровья, то ли возможность подставить вишенку под мои ласки и вправду перевешивала для нее все прочие удовольствия, но иногда мне даже приходилось уговаривать ее, когда хотелось заняться любовью обычным способом. Впрочем, благодаря ежедневным купаниям, солнцу и хорошему питанию меня вполне хватало на все ее пожелания, сколько бы их ни было.

В первый же выходной мы смотались в Хай-Бар и целые сутки почти не вылезали из кровати (у Бени в трех комнатах стояло по роскошному двуспальному «сексодрому»).

Когда, наконец, мы скатали друг друга в рулончик и собрались катиться к автобусной остановке, Беня зашел в комнату и остановился взглядом на огромной куче пустых презервативных упаковок.

— Ну, аспирант, — выговорил он наконец, — быть тебе кандидатом!

Мои соседи по квартире мне страшно завидовали, и их нетрудно понять. Так уж случилось, что все сорок лет истории Эйлата город страдал от нехватки женщин.

Бедным иммигрантам и вовсе не светило. В конце концов Петя и Саша, не в силах больше смотреть на мою довольную морду, плюнули на привычную экономию и вызвали по телефону проститутку.

В дверь впорхнула молоденькая рыжая израильтяночка и с порога речитативом выпалила:

— Секс 120 шекелей за раз, минет 70, без презерватива надбавка 90%, при свидетелях еще 20%.

Мы (Миша, я и еще пятеро ребят, специально пришедших посмотреть, как все будет), вышли в соседнюю комнату, где были давным-давно оборудованы смотровые дырочки.

Петя пожадничал и потратился только на минет. Но девочка оказалась профессионалкой и обслужила его буквально за минуту. Саша расщедрился на секс, и при этом, мерзавец, уложил ее под нашу стенку, так что ничего не было видно.

— Козлы вы оба, — сказали ребята, уходя. — Пригласили в гости сексуху смотреть, а ничего не показали.

Петя и Саша так расстроились, что уехали в Эстонию. Миша ушел в запой. Я напоминал ему, что пить на жаре опасно, но он упорно наливался водкой «Кеглевич»

прямо на пляже. Теперь со мной работали парнишка по имени Петя, бывший чемпион Пензенской области по бальным танцам, и Джин-Тоник, которого выгнали за аморалку из отеля, где он служил в приемной.

С Джимми, конечно, торчать на дежурстве было куда веселее. Он один заменял целый театр. Тоник настолько привык всех дурачить, прикидываясь то американцем, то индейцем, то мусульманином, что добраться до его настоящего лица не удавалось даже самым близким людям.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11