Следующее схожее по признакам преступление было совершено через месяц на улице Авиамоторной. Жертва насилия - 10-летняя девочка. Потом - еще два сексуальных преступления в апреле и мае. Маньяк нападал на девочек 11 и 12 лет. Даже Косарев и Деев выбирали жертвы постарше. Правда, у этого маньяка почерк был более мягкий, он ограничивался раздеванием и ощупыванием. Четвертое преступление зафиксировали на все той же многострадальной улице Василия Петушкова, пятое - на Кировоградской.
      Этого преступника оперативники проверяли, еще когда разыскивали "человека в шапочке". Но Бунин по внешним приметам сильно отличался - длинные неаккуратные волосы, вытянутое лицо, крупные лошадиные зубы. Он состоял на учете в психоневродиспансере. Когда пострадавшим девочкам показали его фотографию, они сразу опознали насильника. Сыщики установили его прописку, связи, место конкретного проживания. Но возникла неожиданная трудность: все пострадавшие девочки уехали из Москвы на летние каникулы. Кто опознает маньяка и даст показания? Приходилось ждать, пока они вернутся. И тут в июле произошло еще одно аналогичное преступление на Кировоградской улице. Жертве всего 11 лет. Сыщики не медлили: Бунина задержали на его квартире. Пострадавшая девочка сразу же опознала патлатого маньяка.
      Вместо эпилога
      Мучительно долго ловили подонков Косарева и Деева. Неизвестно, какие бы еще преступления совершил Бунин. Где та грань, за которой насильники-педофилы становятся серийными убийцами - продолжателями ужасов Чикатило?
      Насильники понимают, что их не расстреляют. Но как люди, не понаслышке знающие тюремные законы, представляют, какую жизнь им устроят сокамерники. В лучшем случае - сразу же изнасилуют. И до конца срока они будут в касте самых презираемых.
      На счету Косарева 108 изнасилований. Жуткий рекорд, которого не знала Россия. Его осудили на 15 лет лишения свободы, 10 из которых ему предстоит провести в тюрьме. На счету "маньяка N 2" не менее пятидесяти изнасилований. Уголовное дело Валерия Деева в апреле 1998 года прошло последнюю инстанцию в коллегии Верховного Суда России. Приговор - 15 лет лишения свободы - оставлен без изменения.
      Бунин признан невменяемым.
      Но какой мерой измерить искалеченные детские души? Ведь это страшнее, чем изнасилованное тело. На всю жизнь останется у пострадавших девочек тяжкая психическая травма. После надругательства над дочерьми некоторым родителям пришлось менять место жительства - слухи и насмешки ранят сильнее ножа. Насильники в тюрьме. Но не исключено, что и сейчас среди нас ходят маньяки, готовые к новым преступлениям. Они ждут, когда прозвучит последний школьный звонок. Но где это произойдет, пока не знает никто...
      ВОАЧИЙ СЛЕД "ЛЕСНОГО ЧЕЛОВЕКА"
      Он жил в лесу рядом с объездной дорогой, неподалеку от шикарного "Мотель-сервиса". Никто не знал о его жилище, в котором он обитал уже два года. Лесной человек называл его "землянкой". Лес давал ему одиночество, успокоение, здесь он собирал грибы и ягоды, заготавливал дрова для самодельной печки. Но каждое утро он выходил в мир. Прихватив холщовую сумку, шел на скоростную трассу. Лесной человек собирал то, что на ходу выбрасывали из окон автомобилей "хозяева жизни", иномарки которых часто останавливались у "Мотельсервиса". Он ненавидел их, но и все же одновременно испытывал смутную признательность за эти объедки. Вот такой своеобразный симбиоз ненависти и благодарности. Это был его участок трассы, который он отстоял в кровавых поединках с такими же бомжами.
      В поисках еды лесной человек достиг совершенства. Это непосвященный думает, что продукты можно купить только в магазине. Каждое утро, сполоснув лицо водой из фляги и непременно побрившись, он выходил на дорогу. На его десятикилометровом участке можно было найти пищу, оставшуюся после торговцев арбузами, выпросить что-нибудь у шашлычников. При случае он приворовывал: вытаскивал сумку из остановившейся машины и тут же исчезал в лесу. Заканчивался его путь на кладбище подмосковной Щербинки. В том смысле, что и там у него был свой участок. Подобно коллегам, не дрогнув, собирал на могилах пищу и водку, оставленные на поминовение. Предрассудками не страдал. Мертвые свое отпили и отзакусывали, а вот живым могильные подношения пойдут на пользу. Свое место лесной человек имел и на городской свалке Подольска близ станции Силикатная. Где еще можно было разжиться? Естественно, на полях, где он выкапывал картошку, брал капусту, ну а кукуруза росла рядом.
      И снизошло на него откровение
      В прошлой жизни тридцатитрехлетний человек имел дом, профессию и, естественно, имя и фамилию - Михаил Ведюхин. Он никогда не был женатым, в свое время имел небольшую судимость. Любимым его героем в детстве был Маугли. Работал Ведюхин электриком в больнице в одном из подмосковных городов. Там же до сих пор трудятся его мать и отец, соответственно санитаркой и электриком. Они уже давно ничего не знают о сыне.
      Два года назад снизошло на Мишу откровение. Понял он, что жил дотоле неправильно, что работа и быт закрепощают человека и надо ему в корне изменить свое существование. Как и птица, человек должен быть свободным и независимым от всяких условностей и обязанностей перед обществом. Да и домашние вместе с любимчиком - младшим сыном - изрядно поднадоели ему. Их молчаливые упреки колом торчали в голове. И вот однажды, собрав котомку, прихватив топор, теплые вещи и колбасу с кефиром из холодильника, он ушел куда глаза глядят. Его не манили Галапагосские острова - Мишу вряд ли можно было назвать мечтателем. Он устал от людей. Они его раздражали. Особенно женщины, которых недолюбливал с детства. А когда вернулся, отслужив в армии, укрепился в своих позициях: его девушка, с которой он долгое время встречался, ушла к другому. После этого предательства он возненавидел весь женский пол, считая, что их порода способна лишь на обман и измены.
      Он ушел из дому, чтобы принадлежать только самому себе, никуда не торопиться и предаваться размышлениям на вечном досуге. Но вольная жизнь, которую получил Ведюхин, кроме всех приятностей, все же не освобождала от необходимых и реальных сторон бытия. И самому последнему бомжу тоже нужна крыша над головой, уголок, где можно переночевать, не обойтись без куска хлеба и глотка воды. Поэтому первым делом Ведюхин, найдя место вдали от троп, соорудил в лесу с помощью топора деревянную хижину-землянку. Потом выложил из кирпича печку, после нескольких обходов свалки обзавелся нехитрым скарбом и кухонной утварью: сковородкой, кастрюлями. Стал готовить горячую пищу. Свое жилище он утеплил, и в самые лютые морозы у него всегда было тепло. Умывался в пруду или в реке Пахре, которая протекала неподалеку. Зимой было посложнее, и когда от грязи начинало чесаться все тело, он за бутылку или после совместных добытков на свалках напрашивался в дом к какому-нибудь алкашу-полубомжу. С наслаждением принимал горячий душ, делал маленькие постирушки. Но он никогда не оставался ночевать, хотя хозяева со всей широтой пьяной души предлагали жить хоть все время. Лес притягивал его с неумолимой силой. Так бы он и умер в одиночестве, как умирают большинство бомжей - на свалке, у мусорной кучи. И родители никогда бы не узнали о его судьбе. Так бы и случилось, если б не определенные обстоятельства его незаметной жизни.
      След зверя
      2 августа в лесу неподалеку от Подольска была найдена 54-летняя женщина с признаками изнасилования. На нее было страшно смотреть: на теле насчитали двадцать семь колото-резаных ножевых ранений. Установили, что она шла собирать на поле горох. Через три недели, двадцать четвертого августа, в этом же лесном массиве нашли еще один труп. Женщине было 60 лет. Убийца изнасиловал ее, нанес восемнадцать колото-резаных ран, забрал 30 тысяч рублей.
      Кто мог совершить эти зверские преступления? По всем признакам выходило, что в Подольском районе объявился маньяк. Кто станет очередной жертвой? Убийца почувствовал вкус крови, и теперь его вряд ли что-нибудь остановит. Оперативно-розыскную группу по расследованию преступлений возглавил заместитель начальника криминальной милиции Подольского УВД Борис Смирнов. Стали отрабатывать возможную причастность к убийствам душевнобольных, лиц с психическими отклонениями, имевших судимость за изнасилования.
      Ранним утром 25 августа сотрудники уголовного розыска и участковые отделения милиции поселка Львовский под руководством Смирнова начали прочесывать лес, ближайшие окрестности. Пройдя кукурузное поле, оперативники углубились в лесной массив. И тут наткнулись на избушку. Было около восьми утра. Хозяин хижины - неопрятный длинноволосый мужчина средних лет - еще спал.
      - Подъем! - скомандовал один из оперативников.
      Мужчина вскочил, вытаращив глаза. Но еще более перепугался, когда увидел под носом удостоверение сотрудника уголовного розыска. Ему предложили проехать в УВД, чтобы ответить на некоторые вопросы.
      Задержанный назвался Ведюхиным. Глаза, скошенные к переносице, волчий взгляд. Он упрямо повторял, что знать не знает убитых, слышать слышал и в газете "Московский комсомолец" читал. Но после жесткого прессинга понял, что шутить с ним не собираются, и стал давать показания. Да и деваться ему было некуда: в хижине нашли вещи убитых женщин. Смирнову удалось найти, психологический контакт с Ведюхиным. И тот сознался, что на протяжении трех лет совершил несколько убийств. Он написал двенадцать явок с повинной - показаний по совершенным преступлениям. Согласился показать место убитого им бомжа. 14 сентября выехали в лес, и после недолгого блуждания в 150 метрах от 43-го километра Московской кольцевой дороги убийца показал: "Здесь!" И действительно, под небольшим слоем земли обнаружили полусгнивший труп мужчины.
      С Ведюхиным работали психологи из МВД России, стараясь понять причины, толкавшие его порой на совершенно немотивированные убийства. Похоже, и сам он не отдавал себе в этом отчета. Впрочем, вменяем он или нет вопрос длительной психиатрической экспертизы.
      "Я ненавидел женщин..."
      Некоторые из показаний Ведюхина явно надуманы. Говорил о преступлениях, которых не было и в помине. Чем сильно озадачивал следователей. "За что ты так жестоко расправился с женщинами?" - спрашивали его. "Я их ненавижу!"
      Кроме этих трех убийств, подтвердились еще четыре. Он охотно показывал места преступлений, иногда незначительно ошибаясь в пределах нескольких метров. В деталях, с подробностями рассказывал, как убивал. Преступления эти были из разряда висяков - нераскрытые. Вместе с таким же бомжем два года назад он убил и изнасиловал на квартире 20-летнюю девушку в Подольске. (Сейчас личность бомжа установлена.) Кроме других вещей, они выгребли все продукты из холодильника, почему первой версией было, что преступление совершили солдаты из неподалеку расположенной части. Как потом рассказал Ведюхин, с девушкой они познакомились совершенно случайно. У нее захлопнулась дверь квартиры, и она опрометчиво попросила помочь первых попавшихся. Бомжам это труда не стоило, они без слов поняли друг друга, когда открыли двери. А девушке эта "услуга" стоила жизни.
      Еще одну женщину - бродяжку - Ведюхин задушил три года назад в поселке Быковка на мосту. Просто так. Личность ее до сих пор не установлена. Два дня он с ней пил водку, а потом она что-то не так сказала. За давностью Ведюхин вспомнить не смог.
      15 апреля 1997 года в кювете, около дороги второго бетонного кольца, недалеко от садоводческого товарищества "Родина", был обнаружен труп неизвестного мужчины примерно сорокалетнего возраста. По всем признакам он тоже бомжевал, побирался на дороге. И на свою беду вторгся в зону жизненных интересов Ведюхина и посмел сказать что-то грубое в его адрес.
      Еще одно место прошлогоднего убийства подследственный показал, ошибившись на пару сотен шагов. Прежде Ведюхин не знал эти места и потому иногда плохо ориентировался.
      Жизнь бомжа полна неожиданностей и случайностей. Бомжи легко сходятся с себе подобными и так же легко расстаются. С такой же легкостью они уничтожают чужую жизнь, не испытывая угрызений совести, отправляя по пьянке на тот свет собутыльников, сожителей или сожительниц. У них убогая мораль, такая же нищенская, как их существование, но есть и свои законы и правила. Жизнь бомжа - это цепь приключений и скитаний. Бомж Вася (назовем его так) слонялся по жизни в поисках своего бомжатского счастья. Но не найдя, решил податься в родную Молдову. Шел лесами, полями. Где в деревне переночует, где - на природе. И, наверное, нюх вывел его на хижину Ведюхина. Культурно постучавшись, он попросил хозяина пустить его к очагу. Миша милостиво разрешил. На дворе накрапывал дождик, вид пришельца был жалким и несчастным. "Давай вместе поживем!" - предложил молдаванин. Ведюхин согласился. Так они жили пару дней. В то роковое утро хозяин пошел на промысел - на свалку, на которую должны были подвезти свежий мусор и отходы. А Васе наказал, чтобы тот прибрался и приготовил поесть. Вернувшись, Ведюхин увидел, что в доме по-прежнему беспорядок, чего он страшно не терпел. Но больше всего хозяина разъярило и потрясло до глубины его души, что молдаванин сидел на пеньке и преспокойненько пожирал его лапшу из неприкосновенного запаса. Осерчал Ведюхин, схватил топор и тюкнул Васю по голове. Тот завалился, выронив ложку. Труп Ведюхин утащил за ноги и зарыл неподалеку от хижины.
      Он понимал, что рано или поздно милиция доберется до него. И в лесу Можайского района соорудил еще одну хижину - конспиративную. В минуту откровенного разговора со Смирновым Ведюхин похвастал: "Если б я успел уйти в ту землянку, то вы бы меня никогда не нашли".
      А пока перед следствием стоит много вопросов. И прежде всего, какое реальное число жертв на счету Ведюхина? Какие страшные подробности вскроются в жизни человека, который ушел в лес, чтобы мстить людям?
      СУД ЛИНЧА НАД ИРКУТСКИМ ПОДРОСТКОМ
      Алика Гогуряна хорошо знали в микрорайоне возле главного парка в Иркутске. В свои шестнадцать лет он сделал классную карьеру: из сопливой уличной шпаны перешел в компанию серьезных пацанов. Пацаны "гоп-стопом" не занимались, держали на привязи киоски, палатки, в общем, по примеру лучшего друга русского народа хана Батыя получали регулярную дань. Алик был в компании самый молодой, но и самый прикольный. Небольшого росточка, пятьдесят с копейками килограммов, всегда под нищету работал. Надо, к слову, "точку пробить". Постучится, пачечку попкорна попросит. Его сразу в легкую посылают. Тут он и в кураж: "Сейчас ты мне грузовик этого дерьма привезешь!" Жлоб, конечно, устало выходил из палатки, швырял юного нахала в мокрый снег. И вот тут на "мизансцену" выходят самопередвигающиеся шкафы с пистолетами. После чего Алику разрешали идти домой, а между деловыми людьми происходил заинтересованный разговор.
      За эти дела и за преданность Алик получал деньги где-то раза в три большие, чем получала на заводе его матушка. Иногда он с легкой руки делился, но это было не часто: молодость жадна. Говорил матери, что устроился охранником в совместное американо-российское предприятие.
      Школу он забросил, когда понял, что аттестат зрелости может купить в любое время. Так ему сказал Анзор - авторитет, который со смешком кидал ему пачку мелких купюр в конце каждого месяца. Но это были хорошие деньги. И все телкиметелки из соседнего ПТУ с удовольствием принимали его приглашения на дискотеку или в бар. Алик платил, не считая денег.
      Но однажды Анзор сказал: "Ты девке в киоске два зуба выбил? И все бабки снял. Так? Тебя вычислили. Заявление в ментовке лежит. А это бандитизм. Так что рви когти!"
      Алик побежал домой, возле подъезда долго стоял, смотрел, нет ли милицейской засады. На цыпочках прошел домой, коротко нажал на кнопку звонка, ушел в тень коридора. Открыла мать. "Кто дома?" - спросил он. "Никого", - оторопело ответила мама. "На меня наезжают!" - сказал Алик и отвернулся, чтобы мать не видела нахлынувшую слезу. "Как наезжают?" - не поняла мать. "Преступники! Кто-то сказал им, что я получаю много денег, и они сказали, чтоб я шустро принес им тысячу долларов".
      Мама встала, отбросила седую прядь со лба. Подошла к окну.
      "Ты что-то недоговариваешь, Алик..."
      "Мама, клянусь твоим здоровьем, все так сказал, как было".
      "Надо обратиться в милицию".
      "Мама, о чем ты! Они скажут: эй, черные, разбирайтесь сами!"
      Мать долго молчала, потом сказала: "Ты должен уехать. Поедешь к своему дяде Ашоту. Брат твоего отца должен тебя принять. Поживешь у него, а потом видно будет". Мать русская, с отцом Алика уже давно развелась. От него осталась только фамилия Гогурян и смутные воспоминания.
      Мать взяла дорожную сумку, бросилась собирать вещи, продукты на дорогу. В целлофановый пакет положила банку брусничного и банку малинового варенья - в подарок родственникам.
      По рыхлому снегу они прошли к остановке, сели на троллейбус, доехали до вокзала. И вовремя: через десять минут после их ухода в дверь квартиры уже настойчиво звонил участковый с двумя сержантами. Пришли они еще через час, долго и безрезультатно звонили.
      Мать на последние деньги купила сыну билет до Волгограда, дала еще три сотни на дорогу до Тбилиси, поцеловала на прощание холодные щеки сына, с ужасом не увидев - ощутив мертвенную бледность Алика. "Все о'кей, мама! - сказал небрежно сын. - Как бы не сдохнуть там от тоски!" - "Что ты говоришь такое, Алик! Молчал бы! Изорвал мое сердце. Я Ашоту телеграмму пошлю, а ты вот записку от меня передай. И смотри не влезай ни в какие истории. Я ведь знаю, что ни в какой фирме ты не работал. А друзья твои до тюрьмы доведут!"
      Алик вошел в вагон, сел на плацкартную койку, напротив сидела женщина с младенцем. Она достала из объемной сумки бутылочку с соской, дала ребенку. Тот сразу схватил крошечными ручонками, жадно присосался. Алик поморщился: плотоядное чмоканье его раздражало. Поезд тронулся, но он даже не выглянул в окно, хотя знал, что мать стоит и мерзнет на перроне. Его раздражала эта опека.
      В Тбилиси он добрался на пятые сутки. На автовокзале купил билет до Ахалкалаки. Именно в этом дальнем городке у границы с Турцией жил с семьей его "любимейший" дядя Ашот, которого Алик никогда в жизни не видел, и если бы не обстоятельства, то никогда бы не увидел. Ему тысячу лет не нужны были эти многочисленные тетушки и дядюшки с сопливым потомством.
      Алик довольно быстро нашел дом Ашота Гогуряна: люди подсказали. Дядюшка, тетушка Ася, двоюродный брат Суренчик очень обрадовались его приезду, и у него даже посветлело на душе.
      В небольшом, тихом городке на юге Грузии испокон веку компактно жили армяне. Чистый воздух, горный климат, студеная река Кура - природа не обделила эту землю. С началом карабахского конфликта, который перерос в армяно-азербайджанскую войну, мужчины Ахалкалаки начали всевозможными способами вооружаться. Из глубин истории выплыло гордое имя - федоины, защитники священной родины. Потом началась война с Абхазией, и люди в гражданском, но с ружьями и автоматами стали так же привычны на улицах, как женщины с колясками. Бородатые федоины считали за право бесплатно отовариться в магазине, откушать в столовой или кафе. А на брюзжание хозяев грозно рявкали: "Мы - федоины, тебя защищаем, а ты куска хлеба жалеешь?" Но конфликтовать с ними не осмеливались.
      По ночам то тут, то там гремели автоматные очереди: федоины шалили. Патроны всегда можно было по дешевке купить у прапорщиков российской мотострелковой дивизии, которая располагалась в городе. Тем более все прапора были свои, местные ребята.
      Алик был в восторге от здешних традиций: разгульная жизнь с автоматом, вот это - по его душе. Рэкет здесь был вроде как официальным. И он стал мечтать, как бы ему достать автомат, а потом с "акаэмом" вернуться в Иркутск. Шпана бы лопнула от зависти, а нормальные пацаны бы зауважали. Но когда он заговорил об этом с дядей Ашотом, тот поднял его на смех. А потом серьезно сказал: "Не вздумай у кого-нибудь спрашивать про оружие. Сразу весь город будет знать!" Алик потускнел, и город Ахалкалаки сразу предстал скучным, тоскливым и бестолковым. Но в Иркутск дорога ему была пока заказана. Приходилось терпеть. Пошел уже четвертый месяц. Жизнь протекала скудно, не в пример быстроводной Куре...
      Но однажды город облетела недобрая новость: пропала девятилетняя девочка. Ее искали в городе и ближайших селениях, спрашивали по дворам. Нашли через три дня у моста. Маленькое холодное тело с многочисленными ранами. В этот же черный день отец девочки нашел под дверью гаража письмо. Неизвестный вымогатель требовал за ребенка выкуп в 10 миллионов рублей. Взрослый мужчина плакал и кричал так, что у соседей леденело сердце. Он не мог простить себе, что все эти дни не открывал гараж.
      Жители города стихийно вышли на улицы. Ахалкалаки не знал еще такого страшного преступления. Повсюду возникали митинги, люди требовали защитить их детей, поймать преступника, тут же голосовали и за смену руководства города и полиции.
      А правоохранительным органам известно было лишь то, что у преступника сдали нервы, поэтому он и решил избавиться от жертвы. Перед тем как убить, он жестоко изнасиловал и изуродовал девочку. Кто мог сотворить такое - местный житель или заезжий негодяй? В Ахалкалаки все на виду.
      Город бурлил. Никто не работал. Сотрудники полиции не рисковали ходить по одному, разъезжали на машинах. Люди часами стояли на центральной площади, собирались в чайных, кафе. Разговоры шли об одном и том же: страшном убийстве маленькой девочки. В жизни она была так красива, что прохожие невольно замедляли шаг, чтобы полюбоваться ею.
      Теперь она со следами пыток лежала в холодном помещении городской больницы.
      Как всякая девочка, она любила прихорашиваться перед зеркалом. Сейчас последними приготовлениями перед дорогой на кладбище занимались молчаливые санитары.
      Ашот тоже последние дни проводил вне дома. С друзьями, соседями встречались в ресторане на угловой улице. На этот раз за ним увязался его любимец - тринадцатилетний Сурен. "Пошли!" - разрешил Ашот. В ресторане он заказал две порции чахохбили, стакан вина себе и пепси для Сурена. Сидели, как обычно, одни мужчины. Разговор шел о том, как найти убийцу и какую кару для него придумать.
      "Я бы с него живьем шкуру спустил!" - включился Ашот и со стуком опустил опорожненный стакан.
      "И с моего брата Алика тоже?" - неожиданно спросил Сурен.
      Ашот побелел и со злостью прошептал: "При чем тут Алик, глупый ты мальчик!"
      Соседи, сидевшие за соседним столом, оцепенели: они услышали разговор. Поднялся коренастый бородач - Самвел: "А ну, мальчик, скажи еще раз, что говорил!"
      Сурен посмотрел на папу и прикусил губу. Ашот замахал руками: "Что ты к ребенку пристал, мы о своем говорим!"
      "Ты сказал: "С моего брата Алика тоже..."
      "Это мы о своем!" - резко ответил Ашот, поднялся и, сопровождаемый молчаливыми взглядами, вышел. Ноги понесли его домой. Жена испуганно глянула на него и все поняла. Алик стоял у окна с задернутой занавеской. Ашот подтолкнул вперед любимого Суренчика, неожиданно отвесил крепкий подзатыльник, от которого мальчик отлетел на середину комнаты. Хозяин дома ничего не успел объяснить: в дверь барабанили.
      "Открывай, это полиция!"
      "Молчите все!" - упавшим голосом произнес Ашот.
      В квартиру ввалились люди в серой форме советской милиции, правда, с новыми, шестиконечными звездочками. За ними - бородатый Самвел и вся публика из ресторана.
      "Где этот шакаленок?" - Самвел вырвался вперед. Погибшая девочка была его племянницей.
      Алик стоял за занавеской - ни жив ни мертв. Самвел вытащил его, огромной волосатой лапой схватил за чуб и поволок тщедушное тело к выходу. Но полицейские тут же оттеснили бородача, в один миг защелкнули наручники на запястьях юноши.
      Народ зашумел. "Тихо, мы его в подвал посадим, от нас не убежит". Начали обследовать дом. Все вызвались быть понятыми и только мешали действиям полиции. Алика поставили на колени, руки за спиной. Ашот упорно бубнил, что это все нелепо; тетя Ася рыдала. Суренчика отвели в соседнюю комнату и там допросили отдельно. Через несколько минут оттуда вышел лейтенант и коротко сказал своим: "На чердак". Поставили лестницу, залезли наверх. На полу, на старом матрасе заметили подтертые следы крови.
      Народ прибывал. Известие о поимке убийцы облетело город со скоростью урагана. Когда семью под усиленным конвоем вели к машинам, уже приходилось продираться сквозь толпу. В горотделе полиции всех посадили в разные камеры. Первого на допрос вызвали Алика. Но процедура не удалась. Вокруг здания в мгновение ока выросла, как нахлынувший океанский вал, огромная агрессивная толпа. Требовали начальника полиции. На крыльцо вышел его заместитель.
      Впереди, уперев руки в боки, стоял Самвел. "Давай, начальник, выводи Алика Гогуряна. Народ хочет его видеть. Пусть расскажет нам, как убивал девочку!"
      Офицер поднял руку и выкрикнул в толпу: "Граждане, разойдитесь! Все преступники получат по заслугам. Но сначала по закону должно пройти следствие, у нас много еще неясных вопросов..."
      Последние его слова потонули в гуле.
      "Что ты врешь народу! У нас смертную казнь отменили? Да? А этому гаденышу всего 16 лет. Его посадят, потом отпустят!"
      "Ты расскажи про свои вопросы родителям девочки!"
      "Это моя племянница, ты знаешь?!"
      Потом людей пытались утихомирить начальник горотдела полиции, прокурор города. Но слова о законе только распалили народ. Откуда-то из задних рядов, навесом, по-минометному, стали бросать камни. Зазвенели оконные стекла.
      В три часа дня над Ахалкалаки закружил вертолет. К нему сразу же рванулась толпа, среди людей было много с оружием.
      С борта неловко спрыгнули трое упитанных мужчин. Когда вертолетные лопасти остановились, люди сомкнулись вокруг них, как зеленая ряска на воде после брошенного камня. Один из прибывших назвался заместителем прокурора республики, другой - полковником Министерства внутренних дел, третий представлял некие административные органы.
      Прокурорский работник попытался сказать о законном правосудии, но в толпе вдруг произошло будоражащее движение, раздался дикий женский вопль. "Уходите отсюда! Улетайте!" - бородатый мужчина сделал характерное движение автоматом вверх. За ним ступили еще двое вооруженных парней. Люди подошли вплотную. А в задних рядах вдруг стихийно покатился гортанный крик, его подхватили, жуткий рев, проклятия, кулаки, поднятые над трясущимися головами...
      Визитеры, изо всех сил сохраняя достоинство, залезли по стремянке на борт, летчик резким движением задраил дверь. Центральная власть "отдала концы".
      Вертолет раскрутил серую пыль, как бы в отместку ослепив толпу, и, набирая обороты, ушел в сторону Тбилиси.
      Федоины вернулись в отдел полиции. В этом городе все знали друг друга. И молодым армянским парням, надевшим форму грузинской полиции, отнюдь не хотелось защищать "кровавую семью". Против вооруженного народа не попрешь. Тем более все свои. Договорились, что выдадут только Алика Гогуряна.
      ...Следы наручников на запястьях, подбитый глаз и распухшее ухо - это было еще не самое страшное.
      Дверь камеры открылась - с грохотом ударилась в стену. Бородачи с автоматами ворвались, схватили Алика под руки, поволокли к выходу. А там перед зданием - ревущая толпа. Ашот на коленях, с разбитым лицом. Рядом - Ася...
      "Народ, народ казнить будет!"
      С Алика сорвали одежду, последнее, что он мог осознанно воспринимать, - отца убитой девочки. У него были такие страшные глаза, что у Алика окоченела душа.
      Потом была человеческая мясорубка: удары сыпались со всех сторон. После чего под восторженный гул юного преступника кастрировали, отрезали уши, нос...
      Это был последний день, когда по всем законам надо было хоронить измаявшееся на земле маленькое тело. Пока шли последние приготовления к похоронам, на главной площади Ахалкалаки с самого утра развивалось свое жуткое действо. Еще недавно здесь на постаменте стоял памятник Ленину, к которому в торжества регулярно возлагали цветы. В одночасье не стало ни цветов, ни самого "божества". Армянская диаспора постановила сковырнуть его за ненадобностью и в соответствии с историческим моментом. Остался голый постамент. Теперь путь народу освещал фонарь на столбе. Кто-то предложил затащить преступника на этот постамент и привязать к столбу. Один из федоинов, передав автомат товарищу, вскарабкался наверх, мальчишку вмиг подняли, бросили веревку. Бородач привязал Гогуряна к столбу, скрутив руки сзади.
      Бессмысленным взглядом Алик взирал на толпу, возможно, не слыша даже истошных криков и проклятий в свой адрес. Перед экзекуцией его заставили выкурить косяк с анашой. Так, в полной прострации, он простоял четыре часа.
      Весь город вышел хоронить несчастную девочку. В процессии шли одни мужчины, а немногие женщины ждали на кладбище. Черный гроб покачивался над черными от скорби лицами... В городе назревало что-то тягостное и непредсказуемое.
      Когда приблизилась похоронная процессия, Алика освободили от пут и пинком сбросили вниз, потом привязали к автомобилю. Некоторое время он плелся за толпой, покорно принимая многочисленные удары. Его тело было в крови, лицо обезображено. Из одежды на нем остались лишь окровавленные трусы. Но ни у одного человека он не вызывал сочувствия.
      Далее процессия разделилась: убийцу повели к старой крепости, которая возвышалась на горной круче. Там догорала легковая машина дяди Ашота. Ту же участь готовили племяннику. Уже подтащили кучу досок, хвороста, на которых собирались сжечь Гогуряна живьем. Наготове был и бензин. Распоряжался Самвел. Кто-то плеснул из канистры, ярко вспыхнуло пламя. И только сейчас приговоренный почувствовал боль, с диким криком рванулся, побежал к обрыву. Но короткая автоматная очередь подрубила его.
      И тут будто сама природа ужаснулась. Рванул крутой холодный ветер, погнал тучи тополиного пуха, будто снег среди лета. Небо почернело, ударил гром, а потом хлынул все смывающий ливень.
      Федоины все же завершили задуманное: оттащили труп на доски и подожгли. Обугленное тело глухой ночью забрали родственники из деревни Белиски в нескольких километрах от города.
      Наутро многие ужаснулись, и пошел тихий разговор: теперь старая крепость будет проклятым местом. А другие твердили: это будет святое место! Надолго запомнится, и другим подонкам неповадно будет.