Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слуга Дракона

ModernLib.Net / Фэнтези / Дрейк Дэвид / Слуга Дракона - Чтение (стр. 19)
Автор: Дрейк Дэвид
Жанр: Фэнтези

 

 


      – Дай мне лампу, Тайгач! – скомандовал Вонкуло.
      Фонарь, свисавший с изогнутого ахтерштевня, представлял собой деревянную конструкцию с роговыми окошками, служащими защитой от морских брызг. Названный матрос снял фонарь с крюка и поднес поближе к изделию Илны.
      – Я ничего не … – начал было Вонкуло. Затем он заорал.
      Одной рукой швырнул плетенку за борт, другой загораживая глаза.
      Тайгач в испуге отскочил, наступив при этом на флейтиста. Тот вскочил на ноги, потеряв ритм мелодии. Как следствие сбились гребцы, оттуда послышались сердитые проклятия.
      – Это неправда! – крикнул шкипер. В какой-то момент Илне показалось, что он схватится за нож. Вместо этого Вонкуло принялся яростно вытирать ладони о поручни, будто желая стереть даже мельчайшие частички того узора, что подарила ему девушка.
      – Убирайся от меня! – произнес он. – Отправляйся на нос… или за борт, мне один черт!
      Вторая трирема вплотную приблизилась к ним. На носу стоял матрос с медной трубой, он протрубил остановку. В лучах заходящего солнца медь горела подобно лунному серпу.
      – Суши весла! – крикнул Вонкуло.
      Флейтист дал три долгих сигнала, но гребцы уже и сами подняли весла. Илна заспешила к тому месту, где оставила девочку. Она быстро, но стараясь не терять достоинства, пробиралась меж канатов.
      – Он попросил предсказать ему будущее? – спросил с ухмылкой Чалкус. – И что же такое вы ему такое показали, госпожа?
      – Понятия не имею, – пожала плечами девушка, сжимая в ладони теплую, вспотевшую руку Мероты. – Это ведь был рисунок его судьбы, не моей.
      Моряки обеих трирем перекрикивались, делясь замечаниями и планами. Обсуждение грозило затянуться. Эдак луна войдет в зенит, прежде чем они придут к согласию.
      – Илна? – обратилась к ней девочка. – А ты действительно могла бы предсказать судьбу, если б захотела?
      – Знаешь, дитя, – ответила девушка, – я на собственном опыте убедилась, что жизнь довольно неприятная штука. И знание будущего лишь добавляет забот. Ни к чему это…
      – О да, девочка, – рассмеялся Чалкус. – Но мне почему-то кажется, будущее грозит значительно ухудшиться для тех, кто становится на пути этой госпожи.
      – А что насчет твоих врагов, Чалкус? – неожиданно спросила Мерота. – Что с ними происходит?
      Запевала серьезно посмотрел на девочку.
      – Вот что я тебе скажу: обычно им хватает ума заблаговременно стать моими друзьями.
      И мужчина рассмеялся. Смех его еще не стих, когда флейта протрубила сигнал причаливать. Островок смутно и даже как-то угрожающе вырисовывался в ночи.
 

* * *

 
      Хотя Шарина и не разделяла страстной любви своего брата к классикам, она тем не менее тоже прошла курс обучения у Рейзе – как способная ученица и почтительная дочь. Сейчас, пробираясь через разрушенные временем каменные постройки, девушка пыталась как-то согласовать увиденное с тем, что когда-то читала.
      Увы, безнадежно. Вроде ей припоминались какие-то намеки у Ригала в его эпической поэме «Странствия Данна» и что-то такое встречалось в альмсдоровском «Рождении богов». Но древние источники противоречили друг другу… а кое-где – как у Альмсдора – даже сами себе. Похоже, этот дворец и весь полуразрушенный город были старее самого мифа.
      Что, впрочем, не уменьшало его реальности.
      Время от времени дорогу Шарине преграждали обвалившиеся фрагменты каменной кладки. Лунный свет позволял разглядеть на них угловатые фигуры и сложный, запутанный орнамент. Но не они затрудняли путь девушке. Серьезной проблемой являлись не в меру разросшиеся деревья – они настоящей чащей покрывали то, что некогда являлось городской площадью. Порой Шарина в отчаянии останавливалась, не в силах проложить себе путь.
      Здания по обе стороны от проспекта, по которому она пробиралась, были полностью скрыты растительностью. Настолько, что при дневном свете лишь строгая упорядоченность этих зеленых холмов указывала на их искусственное происхождение. Белый лунный свет проникал меж стволов и стеблей и нет-нет да высвечивал блестящие камни в основании. Время от времени в зарослях распахивался черный прямоугольник от дверного проема. Или вдруг открывался стилизованный лик древней рептилии.
      Некогда величественный город оказался полностью разрушенным временем. От него ничего не осталось.
      Знаменитые историки – Херфа, Отшельник Пэлйч, а также Селондр в некоторых своих лирических стихотворениях описывали историю основания Королевства Островов королем Лорканом Первым. По их свидетельствам, королю в этом помогал великий маг из дочеловеческой расы рептилий. Все это произошло примерно за тысячу лет до того, как жил и писал Херфа.
      Интересно, из каких источников он и все остальные черпали свои сведения? Ну прежде всего это хроники знатных семейств, основное предназначение которых – в том, чтобы прославлять их представителей. Затем, конечно, храмовые записи – увы, слишком поверхностные, чтобы быть достоверными. К тому же эти сведения, только в более поздние времена, продублировали в камне. А до того они неоднократно записывались и переписывались поколениями малообразованных и невнимательных писцов. Потом еще имелись баллады менестрелей – слагаемые скорее с развлекательными, чем с информационными целями и приукрашиваемые для большей продаваемости.
      Ну и конечно воображение. Шарина понимала: историки Старого Королевства были обычными людьми. И как все люди, скорее изобретут фантастические объяснения непонятным фактам, чем распишутся в собственной невежественности.
      Приходится признать: все сведения о короле Лоркане, которыми располагала Шарина, не более достоверны, чем слухи, распускаемые о самой леди Шарине возницами в тавернах Вэллиса. Рассказы же о его соратнике с нечеловеческой внешностью и вовсе могли оказаться выдумкой.
      Но король Лоркан действительно существовал, доказательством тому – само Королевство Островов. И легче было поверить в наличие мага-помощника, чем представить себе, что мелкий аристократ с Хафта настолько возвеличился на фоне царившего тогда хаоса, что смог объединить Острова без помощи волшебства. И хотя встреченного на развалинах Дракона девушка не могла назвать полностью «реальным» – его нельзя, скажем, потрогать, как Кэшела, – все же значение подобной встречи трудно переоценить.
      Шарина усмехнулась. Возможно, именно Дракон раскроет ей историю основания Королевства Островов и роль Лоркана в этом событии. Она может даже попытаться напечатать свою версию. Правда, скорее всего, высоко ученые мужи Вэллиса и Эрдина отвергнут ее сочинение как наивную попытку эвгемеризма. Ну что ж, она и не претендует на роль историка.
      Какое-то движение впереди. Мышь, подумала Шарина. Но существо снова прыгнуло в дорожку лунного света, и девушка разглядела серую пятнистую жабу.
      Она являлась не единственным представителем местной фауны: воздух вокруг буквально звенел от комаров, явно нацелившихся испить крови Шарины. Еще прежде ей удалось разглядеть ящерку, скользившую по камням. Однако никаких летучих мышей. И даже птицы, которых Шарина видела и слышала в окрестных лесах, здесь, на территории заброшенного города, не нарушали тишину своими голосами.
      Девушка снова подивилась, почему преследовавшие ее аборигены побоялись пройти сквозь ворота. С ее точки зрения, данные развалины мало отличались от леса, окружавшего ее родную Барку. Но этот страх – чем бы ни вызывался – похоже, распространялся и на местных теплокровных.
      Дракон проявил своеобразное гостеприимство по отношению к Шарине, и почти наверняка гигантская птица, доставившая ее сюда, тоже принадлежала Дракону. Так или иначе, девушка дала клятву служить этому существу. И даже сейчас, обдумывая происшедшее, не могла найти лучшего выхода из той ситуации.
      Ее продолжал мучить вопрос: когда в необъятном временном пространстве существовала эпоха, в которую ее закинуло? Дракон утверждал, что они находятся на Кордине – вернее на острове, которому в будущем предстоит называться Кордином. Она видела акулью голову на шесте возле поселения. Ригал упоминал акульи головы как символ первых правящих династий на Кордине. Но Ригал ссылался на события, отнесенные на тысячелетия пошлое, не говоря уж о том, что сам Ригал умер за тысячи лет до рождения Шарины. Миф о мифе…
      Девушка улыбнулась. Пока она сохраняла способность улыбаться.
      Впереди неясно маячила глыба. В ней Шарина опознала трон который разыскивала по приказу Дракона. Поэтому она начала взбираться на гранитную скалу – тот же материал, из которого безвестные ваятели выстроили весь город: светлый, очень твердый и гладкий.
      Спинка трона и его подлокотники казались довольно низкими и довольно пологими, вместо того чтобы резко вздыматься вверх. Широкое сиденье, похоже, было вставлено в готовую конструкцию.
      После недолгого раздумья девушка двумя решительными ударами пьюльского ножа срубила ствол ротанговой пальмы, чтобы использовать его в качестве рычага. Один конец ствола она просунула в зазор между плитами и умудрилась слегка сдвинуть сиденье вперед – так, чтобы образовался захват для пальцев. Она обратила внимание на интересный факт: за долгие века корни вездесущих растений проникли повсеместно меж плитами построек – такими же гладкими и хорошо подогнанными. Но трон оставался столь же гладким и чистым, как в первый день, когда его сработали каменщики.
      Если, конечно, это были каменщик, а не волшебники.
      Дальше произошло невероятное: сиденье скользнуло вперед, как выдвижной ящик стола: без малейшего усилия, несмотря на его огромный вес. Сдвинув крышу достаточно, чтобы разглядеть предметы, хранившиеся внутри, Шарина так и оставила тайник полуоткрытым.
      Сверху лежало то, что вначале выглядело куском материи. Но, взяв ее в руки, девушка услышала характерное шуршание это оказалась змеиная кожа. По ширине она могла охватить объем толщиной с Шаринино бедро, но в длину было всего шесть футов. Девушка не знала ни одной змеи с такими размерами.
      Она разглядывала находку в лунном свете. Похоже, изначально она была пятнистая. Но когда змея скидывала кожу, та растянулась, и пятна размазались. Во всяком случае, Шарина не могла четко определить рисунок. Она даже не взялась бы утверждать, что там вообще присутствовал рисунок.
      Шарина носила нож на поясе, подогнанном на более тучную фигуру. Его длины хватило бы, чтоб дважды опоясать талию девушки, но ей не хотелось укорачивать пояс. Сейчас она расстегнула пряжку и сняла пояс. Скрутила змеиную кожу, будто это был обычный шелк, и обернула вокруг талии. Затем – поверх – вновь надела пояс.
      Ее соседи по Барке сочли бы человека в змеиной коже сумасшедшим. Но Шарине доводилось видеть и более необычные материалы в костюмах столичных красоток. Ее рассмешила мысль, что, возможно, ей суждено стать родоначальницей новой моды в Вэллисе.
      Девушка пошарила и достала второй предмет из тайника: брошку трапециевидной формы, выкованную из чистого золота. По углам имелись дырочки – очевидно, какой-то священник носил ее в качестве пектораля.
      На брошке была отчеканена голова человекообразной рептилии: возможно, Дракона или кого-то из его сородичей. Слегка приоткрытые челюсти обнажали заостренные зубы. Улыбка или оскал?
      По периметру броши шел бордюр из неповторяющихся символов – заостренных клинышков и треугольничков. Сначала Шарина посчитала их простым украшением, но более внимательный взгляд навел ее на мысль о письме. Перевести девушка не могла – да и вряд ли кто-нибудь из ее знакомых сумел бы, а предаваться бесплодным фантазиям времени не оставалось. Луна почти достигла своего зенита.
      Шарина оттянула ворот туники и опустила брошь за пазуху, она скользнула и остановилась на животе над туго затянутым поясом. Золотая штуковина – даже такая тонкая, как эта, – ощутимо оттягивала тунику. Тяжелый металл… Пожалуй, такая брошка стоит побольше, чем весь отцовский постоялый двор.
      Покончив с этим, девушка вошла в березовую рощу, преграждавшую ей дорогу к нужной арке. Деревьям удалось запустить корни в щели между плитами бывшей мостовой, но видать, не так много они вытягивали своими корнями: березки выросли довольно худосочными. И все равно, протискиваясь меж шершавых стволов, Шарина совсем запыхалась.
      Когда деревья окончились, девушка остановилась оглядеться и внезапно поняла, что практически топчется на месте. С обеих сторон – чуть впереди от нее – вздымались колонны, которые вверху соединялись изогнутой аркой.
      В отличие от всего прочего в городе, арка была изготовлена из какого-то незнакомого черного камня. Еще одна вещь (после трона), совершенно нетронутая временем. Поверх нее вились и свисали лианы, но ни одной из них не удалось внедрить свои корневища меж черных камней.
      Шарина встала под аркой. Все пространство вокруг было окутано тенями, но точно посередине лежало светлое пятно. Девушка запрокинула голову, чтоб найти его источник.
      Она обнаружила небольшое отверстие в самом верху арки. Падавший лунный свет позволял разглядеть, что его окаймлял узор, возможно, такой же, как на броши, лежавшей у Шарины за пазухой.
      Сколь ни мало было отверстие, сквозь него как раз виднелась поднявшаяся в зенит луна. Белый диск холодно поблескивал над головой. Еще мгновение и…
      Девушке показалось, она что-то увидела. Как-то раз на Овечью Ярмарку прибыл странствующий фигляр и принес с собой камеру обскура. Он поразил зрителей перевернутым изображением предметов на занавеси, размещенной позади устройства. Парень утверждал, что здесь замешано волшебство, и народ – как местный, так и пришлый – склонен был в это верить.
      Один только Рейзе объяснял необычное явление прохождением света сквозь крошечное отверстие в дне коробки. Оптический фокус, сказал он. Не большее волшебство или чудо, чем радуга в небе. Шарина верила отцу, она знала: тот не станет лгать… скорее уж, выйдет голышом на улицу и станцует джигу. Но даже она тогда подумала: возможно, и в радуге присутствует элемент волшебства, о котором ее отец даже не подозревает.
      Арка представляла собой еще одну камеру обскура, не более того. Проблема в том, что открывалась она в пустое небо, а образы, которые проецировались, были…
      Она почувствовала, что тело ее растворяется, как соль в устье реки. Казалось, она стала частицей времени, путешествующей сквозь вечность: каждый утес, каждое дерево, каждое живое существо было Шариной ор-Рейзе, а она – ими всеми. Вселенная сверкала драгоценным занавесом вокруг нее. У девушка мелькнула мысль: наверное, именно таким видится мир Илне…
      Нет, не может быть! Слишком уж здесь хорошо. Мир же, в котором жила ее подруга, наполнен болью и страданиями – это Шарина знала наверняка, как знала саму Илну. Теперь, увидев эту прекрасную вселенную, она испытывала жалость к подруге, рядом с которой выросла. Но, в конце концов, каждый сам выбирает свой жизненный путь…
      В какой-то момент ее великолепное путешествие замедлилось. Вернее, не так: время не имело смысла в нынешнем существовании Шарины, но она почувствовала, что какие-то границы замыкаются вокруг нее.
      Затем все остановилось. На мгновение девушке показалось, что она ослепла, но это было не так. Просто теперь она снова видела окружающий мир глазами – вместо того, чтобы быть самим этим миром.
      … День клонился к вечеру и было гораздо теплее, чем когда Шарина покидала развалины древнего города. В конце аллеи девушка разглядела двух-, трехэтажные здания. Там суетились, занятые своими делами, люди, одетые в килты и легкие, свободные блузоны.
      Мужчина входивший в аллею, увидел Шарину и замедлил шаги. Он нахмурился скорее недовольно, чем удивленно.
      Девушку била легкая дрожь. Она не могла припомнить детали своего переноса в эту реальность, но осталось ощущение огромного, чистого счастья от слияния с вечностью. И отсутствие этой гармонии в настоящий момент угнетало и глодало ее душу, подобно раковой опухоли. В своем путешествии она была… она была всем! А сейчас…
      Шарина опустилась на корточки, опустив голову и заставляя себя дышать медленно и глубоко. Вскоре дрожь унялась, она смогла наконец выпрямиться, ощущая некоторую неловкость от своей реакции. Хотя, чего уж там…
      Человек, которому удалось спастись из морской пучины, лежит на берегу, кашляя и отплевываясь. А ведь она тоже тонула и растворялась, угодив в поток вечности.
      По аллее, мимо нее, спешили какие-то люди, они бросали любопытные взгляды на девушку. Их говор не сильно отличался от того, что она слышала на улицах Вэллиса. Несмотря на некоторый акцент, Шарина в общем улавливала, о чем говорят местные жители.
      Она огляделась и решила: надо перевесить нож за плечо – так чтобы его скрывал свободный плащ. Похоже, здесь было не принято ходить вооруженными по улице. Пектораль по-прежнему находился там, куда она его поместила, – девушка ощущала тяжесть золота. Она сделала еще пару глубоких вдохов и приготовилась выйти из аллеи.
      И только тогда обратила внимание на здание слева от себя. Местами штукатурка обсыпалась, и Шарина могла видеть под ней все те же каменные блоки, из которых был выстроен древний город – место ее встречи с Драконом.
 

* * *

 
      Распрощавшись с Гарриком и двумя женщинами, Катчин-мельник понуро побрел по набережной. Он постоянно спотыкался, поскольку неровности каменной мостовой плохо были видны в неверном свете волшебного моста, а глаза Катчину застилали слезы обиды и разочарования.
      Что же это такое? Как могло случиться, что маленький Гаррик ор-Рейзе – мальчишка, который вырос у него на глазах, – отослал его прочь?
      Катчин слышал бормотание старухи у себя за спиной. Вдруг вспыхнул яркий свет. Внезапно удлинившаяся тень на мостовой напугала мельника. Он оглянулся через плечо и увидел, как расширяющийся конус голубого свечения охватил прогнавших его людей. Их фигуры обратились в дым, в воздухе раздалось жужжание – как от цикады, только громче. Картинка стала увеличиваться в размерах.
      Перепуганный Катчин побежал. Прибыв в Вэллис он обзавелся парой новых туфель – из красной кожи, с загнутыми носами, которые оканчивались золотыми кисточками.
      Их подметки были очень скользкими, а камни мостовой отполированные за долгие годы тысячами подошв превратились в сущий каток. Несчастный мельник поскользнулся и упал, крича от боли и злости на этот несправедливый мир.
      Свет, окружавший Гаррика и остальных, делался все ярче, не отбрасывая больше теней. Конус постепенно начал раскручиваться, выбивая камни из мостовой у своего основания. Звук все усиливался, постепенно переходя на частоты, которые человеческим ухом уже не воспринимались. Но Катчин чувствовал, как его зубы и все кости вибрировали в унисон ультразвуку.
      Задыхаясь от ужаса и тихонько скуля, он встал на четвереньки. С ума сойти! Сначала с ним обходятся, как с простым крестьянином… а теперь еще и это!
      На улице не было ни души. Солдаты, стоявшие в отдалении, не могли видеть мужчину, скорчившегося в тени здания. Дома глядели на происходящее слепыми, темными окнами, там тоже никого не было.
      А волшебная воронка, в центре которой находился Гаррик, все росла в своем вращении. Она медленно перемещалась по улице – освещая лишь саму себя и то, что мелькало внутри. С замирающим сердцем Катчин наблюдал обрывки других миров и других времен.
      От основного конуса отделилось еще три воронки, поменьше размером. Каждая двигалась своим путем, одна из них направлялась в сторону мельника.
      Мужчина вскочил на ноги и снова побежал. На сей раз, он старался двигаться осторожно – как горожанин, которому предстоит пересечь распаханное поле. Собираясь к Гаррику, Катчин надел свои лучшие одежды: короткий плащ с золотой каймой, многослойная туника темно-оранжевого цвета. Один только пояс малинового шелка обошелся ему в цену дюжины овец. Правда, он немного пострадал во время последней стирки. Дурочка Федра – жена Катчина – предпочла сделать это самостоятельно, чтоб не обращаться за помощью к Илне.
      А ведь та бы не отказалась. Поворчала бы, конечно, но сделала бы все безупречно – как всегда, когда работала с тканью. Более того, еще и швырнула бы ему под ноги предложенную оплату… В том-то все и дело. Катчин, конечно, любил деньги. Но принимать одолжение от Илны было хуже, чем расставаться с деньгами. Вот в результате и поплатился испорченным поясом.
      Мельник считал себя самой важной персоной в родной Барке. Ведь в качестве бейлифа он представлял самого графа Ласкарга! Как кто-то мог проявлять к нему неуважение!
      Порой Катчин и сам верил в байки, которые рассказывал односельчанам: что присутствовал на обедах в каркозском дворце графа (на самом деле обычно его быстренько выпроваживали после доклада младшему служащему). Беда в том, что никто другой в них не верил. А ведь он являлся самым богатым человеком в деревне. И заслуживал уважения!
      Боль в костях нарастала, становилась нестерпимой, как отчаянный заячий крик. На бегу Катчин бросил взгляд через плечо. Воронка его нагоняла! Мельник закричал, и как бы в ответ, воронка сделала пируэт, как искусный хороводный танцор.
      Мельник рванулся в сторону…
      … поскользнулся…
      … и упал в тусклое, залитое серым светом пространство. Ни цвета, ни теней… Перед ним стояла женщина в робе из беленого полотна. Лицо ее под свинцовыми белилами выглядело еще белее одеяния.
      – Где я? – произнес Катчин слабым голосом и отметил, что эхо здесь отсутствовало. Улица, мост из голубого света и магическая воронка, которая, как догадывался мельник, таки его настигла, – все это куда-то исчезло. Не было ничего, кроме женщины, бесцветной, как старые побелевшие кости. – Кто вы?.. Это вы перенесли меня сюда?
      Пронзительное жужжание тоже пропало. Здешняя серая атмосфера казалась стеной, отделившей Катчина от мира, который он покинул.
      Незнакомка подняла правую руку и легонько качнула предметом, свисавшим с указательного пальца, – это был человеческий шейный позвонок. Он висел на шнурке, сплетенном из человеческих волос. Другой рукой женщина закрутила свою страшную игрушку – сначала по часовой стрелке, затем против. Катчин смотрел во все глаза.
      – Нам есть что обсудить, Катчин-мельник, – произнесла незнакомка монотонным голосом. – Ты пойдешь со мной.
      – Япойду с вами, – повторили губы Катчина. Собственный голос показался ему безжизненным эхом. – Нам есть что обсудить.
      Женщина развернулась и медленной поступью человека, несущего гроб, направилась прочь, в серую мглу. Шейный позвонок она по-прежнему несла на пальце, раскручивая то в одну, то в другую сторону. Катчин шел следом, не в силах оторвать глаз от страшной ноши.
      Я пойду с вами, – бессознательно повторял он.

Глава 12

      Внутренний двор, в котором стояли Гаррик, Теноктрис и Лиэйн, был огромным – больше Поля Героев в Каркозе. Постройки с запада – дома или просто стены? – оказались сплошь засыпанными песком.
      – Не пойму: это город или все одно здание? – спросила Лиэйн. – С виду похоже, что все соединено между собой.
      – И то, и другое, – ответила Теноктрис. – Огромное здание, вмещающее все человечество. Строители называли его Алэ, что в переводе с их языка означает «крылья». Последний город людей.
      Несмотря на то что старая женщина бодрилась, Гаррик старался поддерживать ее при ходьбе. За то время, пока они шли, его левая рука онемела от веса колдуньи. Юноша старался дышать поглубже, но разреженный воздух не насыщал легкие. Нет, определенно нельзя позволять бедной женщине перенапрягаться в таких условиях.
      – Последний? – переспросила Лиэйн. Ее голос едва доносился: и воздух плохо проводил звук, но и девушка говорила тихо. Похоже, эта мысль ее всерьез заинтриговала. Гаррик же был слишком сконцентрирован на своих проблемах, чтобы заинтересоваться мертвым городом.
      – Смерть человечества в этом мире, – спокойно пояснила Теноктрис. – Всему рано или поздно приходит конец. Но хочу подчеркнуть: это был естественный конец – не то, что хаос возобладал над порядком и до времени прервал нить жизни.
      Она ласково сжала бицепс Гаррика и потянулась, чтобы похлопать по руке девушку.
      – Во всяком случае, мы должны постараться это понять.
      – Зло не победит, пока я жив, – заявил Гаррик вслед за королем Карусом в его сознании. Затем, рассмеявшись, добавил: – Пока хоть один из нас жив.
      Западные постройки, принесенные в жертву песку, тем не менее остановили его наступление и спасли от заносов остаток площади. Блестящие языки песка дотягивались до первой из пяти террас, вздымавшихся от центральной площадки. Но невысокий кустарник с мелкими листиками, пустивший корни в щели между плитами, заметно отличался от растительности песчаной дюны.
      Они преодолели три ступени и поднялись на первую террасу. Раньше Гаррику доводилось видеть поля, где землю поднимали и укрепляли для лучшего сохранения дождевой влаги: таким образом облегчался труд земледельцев. Но то, что он наблюдал здесь – изменение ландшафта в таких грандиозных масштабах, – было для него совершенно внове.
      Память Каруса услужливо предлагала ему образы городов Старого Королевства. Каркоза, Вэллис и еще дюжина столиц, конечно, впечатляли, но ни один из них не мог похвастаться таким памятником материальной культуры.
      По периметру площадки – примерно через каждые двадцать ярдов – стояли статуи каких-то зверей, припавших к земле, будто изготовившихся к прыжку. Многие из них были изрядно занесены песком.
      – Это львы? – с сомнением спросил Гаррик. Его смущали горбы на спинах тварей.
      – Это сфинксы, Гаррик, – откликнулась Лиэйн. – Так называемые крылатые сфинксы. Хотя летать они не умели с такими маленькими крыльями.
      Она бросила взгляд на Теноктрис:
      – Или умели?
      Юноша так и не понял, насколько серьезен ее вопрос.
      Эти статуи поставлены просто для украшения, – ответила старая колдунья, рассматривая фигуры, пока они поднимались по лестнице на следующую террасу. – Но вот люди, изготовившие их, умели летать. По крайней мере те, которые хотели. Но они бросили это занятие задолго до того, как умер последний из них.
      Гаррик от удивления даже оступился.
      – Не поверю, чтобы кто-то отказался от возможности летать.
      У себя в Барке часто, приглядывая за овцами, юноша откладывал в сторону начатую книгу и засматривался на чаек над морем. Сухопутные птички оставляли его равнодушным. Эти крохи перепархивали с места на место, озабоченные лишь собственной безопасностью и поисками пищи. Стервятники целыми днями кружили над залитыми солнцем полями, но их полеты также диктовались чувством голода – еще более очевидный факт, чем в случае с их младшими собратьями.
      А вот чайки… Чайкам принадлежал весь мир. Эти серокрылые птицы перелетали с острова на остров, устраиваясь на ночлег там, где захотят.
      – Люди, построившие Алэ, имели другие интересы, – заметила Теноктрис, оглядываясь на застывших сфинксов. – Возможно, им жилось лучше без полетов. Хотя кто я такая, чтобы судить других людей, – добавила она.
      Третью террасу окружали перила. Тучи вездесущего песка истончили их первоначальную форму. Местами середина столбиков оказалась выломанной. Тогда торчавшие обломки напоминали стремящиеся друг к другу сталактиты и сталагмиты.
      Ступеньки упирались в массивные ворота – прямоугольные, украшенные орнаментом. Очевидно, ветер дул всегда с северо-запада, потому что резьба на противоположной, защищенной стороне дверей хорошо сохранилась. Гаррик разглядывал гибкие человеческие фигуры – обнаженные, бесполые, они выполняли какой-то сложный ритуал, заключавшийся в переливании жидкости из одной емкости в другую, а затем через ее край. Их миндалевидные лица выглядели совершенно бесстрастными.
      Лиэйн, как обычно, несла с собой складной бювар. В нем она хранила письменные принадлежности и необходимые бумаги. Хотя поклажа была не тяжелее рядовой сумки, девушка остановилась, чтобы перекинуть лямку папки с правого плеча на левое. Гаррик и сам много быстрее уставал в этом разреженном воздухе.
      – Так что, Альман – последний представитель сгинувшей расы? – спросила Лиэйн.
      – Великий маг Альман бор-Халлиман жил во времена короля Лоркана, – с легкой улыбкой пояснила Теноктрис. – Устрашенный сдвигом реальности, неизбежно последовавшим за основанием Королевства, он решил удалиться в пустынное место, где ничто бы не отвлекало его от занятий. Он пришел в Алэ после того, как другие люди уже покинули город.
      Волшебница оглянулась на окружавшее их великолепие, века и века разорявшееся ветром.
      – У него есть магическая линза, сделанная из хрусталика единственного глаза Бехемоза, – добавила она. – Я хочу позаимствовать ее, чтобы разглядеть другой конец моста.
      – А захочет Альман помогать нам? – спросила Лиэйн. – Если он пришел сюда в поисках покоя…
      – Он поможет нам, потому что он человек – представитель человечества, которое сейчас в опасности, – вмешался Гаррик. – Если же Альмана не заботят больше судьбы человечества… – и юноша положил руку на эфес меча, – тогда меня не заботят желания самого Альмана.
      Покрытие на четвертой террасе сильно отличалось от грубого камня, из которого был сложен весь город. Вода! Вот что подсказывали Гаррику глаза, но он не мог не замечать песчаной поземки на этой чрезвычайно гладкой поверхности.
      – Неужто стекло? – спросил юноша вслух.
      Поверхность к тому же была скользкой, опасно скользкой. Гаррик старался ступать очень осторожно, аккуратно ставя ноги одну перед другой. Он боялся в противном случае упасть и увлечь за собой Теноктрис. Песок скрипел под его ногами.
      – Слишком твердо для стекла, Гаррик, – сказала Лиэйн. – Посмотри, за долгие годы песчаные бури не оставили ни малейшего следа на поверхности.
      Она с трудом сглотнула. В такой разреженной атмосфере горло моментально пересыхало.
      – Возможно, это сапфир, – спокойно добавила девушка. Гаррик нахмурился, пытаясь посмотреть на покрытие новым взглядом: как на любопытное создание человеческих рук, а не как досадное препятствие, которое приходится преодолевать. Поверхность казалась абсолютно гладкой: окружающие постройки отражались в ней без малейшего искажения, да и соотношение звезд в этом зеркале нисколько не изменялось по сравнению с тем, которое было на небе.
      Гаррик не мог сказать ничего определенного насчет цвета покрытия. Голубое или даже черно-голубое, но, может быть, просто в нем отражался цвет ночного неба.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41