Он вошел в подъезд около семи, лишь мельком взглянув на большой черный автомобиль, стоявший тут же. Поднялся на второй этаж, полез в карман за ключом. И тогда же обернулся на шорох. От стены неожиданно отделилась тень, шагнула к нему. Дмитрий Павлович непроизвольно отпрянул.

– Пригласите на чашку чая? – вежливо спросил знакомый голос. И тут же, выходя на свет, недавний знакомец Дмитрия Павловича улыбнулся. – Нет-нет, это не бандит и не вор. Не бойтесь. Это всего-навсего я. Одинокое существо, которое бродит по свету. Знаете, ни родных, ни близких. Одни коллеги да боязливые просители.

Дмитрий Павлович был в замешательстве: он никак не хотел, чтобы Полина и этот сумасброд пересеклись. А Принц отвел полупальто и вытащил из потайного кармана круглую породистую бутылку.

– Армянский коньяк – пять звездочек. Французский не припас, увы. Не в обиде, надеюсь?

Дмитрий Павлович все еще пребывал в шоке. То ли все это было форменным издевательством, то ли он спал, то ли этому человеку от него было что-то нужно. Только что? Дружелюбный незнакомец тем временем в очередной раз расшаркался перед ним:

– Я видел, с какой миной вы пили дешевый портвейн, эту отраву, и мне было больно за вас, честное слово. Но на всякий случай, – он забрался свободной рукой за другой полог, – я прихватил и водочки. – Он смело выудил «Русский стандарт». – Не возражаете? Закуска-то, надеюсь, у вас найдется?

«Что же ему от меня нужно? – лихорадочно думал Дмитрий Павлович, уже вылавливая рукой в кармане ключ. – Вот так запросто набиваться в гости к незнакомым людям, да еще ночью…»

– Так как же насчет закуски, уважаемый Дмитрий Павлович? – с улыбкой переспросил Принц.

– Кильки в томате, – ответил Савинов, – пойдет?

– Кильки в томате – это божественно!

– Но только на часок, вы меня простите, – предупредил его Савинов.

– На часок, на часок! – с радостью заверил его Принц.

Гость в дорогом пальто, лучезарно улыбаясь, уже наступал на Дмитрия Павловича, пока тот отпирал дверь. Принц легко сбросил пальто в узкой прихожей, размотал белый шарф, вновь сверкнув булавкой, но на этот раз изумрудной; разулся.

– Можно пройти? – спросил он.

– Конечно, Принц, – сказав это, Дмитрий Павлович улыбнулся.

– Не забыли? – усмехнулся гость, проходя в комнату.

– Куда уж тут!

Вскоре бутылки чинно встали плечом к плечу на журнальном столике, из холодильника хозяином была извлечена банка килек в томате, нарезан хлеб и остатки лимона. А вместе с этим на столике появились и широкие бокалы, хранившиеся для особых случаев. Их выход на маленькую сцену вызвал одобрительный кивок гостя.

– Вы говорили, что вы журналист? – прохаживаясь по комнате, разглядывая пыльные репродукции на стенах, проговорил гость. – О чем сейчас пишите?

– Так, об одном меценате, которому здорово повезло, – усаживаясь в кресло, проговорил Дмитрий Павлович. – Садитесь, прошу вас… В провинции родился художник – гений, как теперь говорят о нем искусствоведы всех стран и континентов…

Замолчав, он прицелился глазами на бутылку: она была хороша. Принц сел напротив и, зацепив вилкой помятую кильку, положил ее на ломтик черного хлеба. Гость поднес бутерброд к нервным ноздрям и сладко зажмурился.

– Продолжайте, – пропел он, – продолжайте, Дмитрий Павлович…

Хозяин открыл коньяк, разлил его по бокалам и продолжал:

– Писал он себе картины, никуда не выезжал. Человеком он был, мягко говоря, странным. Одним словом, не от мира сего. И вот однажды в провинциальном городишке оказался по своим делам бизнесмен средней руки. А помимо прочего – любитель искусства. Так сказать, бизнесмен нового типа.

– О, я это очень хорошо понимаю, – кивнул Принц. – И что же дальше?

– Как рассказывает в своих опубликованных воспоминаниях счастливчик, все случилось весьма курьезно. Была весна, апрель, полдень. Федор Игнатьев, этот самый меценат, возвращался на казенной «Волге» – через предместья – в город. На восемьдесят шестом километре он остановился – решил выкурить сигарету. Вышел на обочину, отыскал дорожку, прошел по ней метров сто. Речка-гадючка, еще подо льдом. И там, недалеко от берега, увидел большую папку, альбом. Брошенный, как видно, недавно, потому что едва только стал намокать по краям. Игнатьев его поднял. И вот он, перст судьбы! Открывает Игнатьев папку, а там акварели. Подмоченные, кое-где испачканные. Но разве может испачкать грязь настоящее искусство? Он увозит папку домой и уже там раскладывает листы на полу. На следующий день Игнатьев едет на станцию Барятинскую, идет первым делом в библиотеку и спрашивает: чьи это могут быть рисунки? И старая библиотекарша ему отвечает: ой, а не Илюши ли они Инокова? Есть у нас такой странный мальчик, художник. Посмотрите в читальном зале, там есть несколько его работ. Игнатьев заходит в читальный зал, смотрит на одну из стен и сразу понимает: это он! Через четверть часа Игнатьев уже в маленьком дворике, который охраняет однорукий гипсовый пионер. Он заходит в подъезд трехэтажного дома, почти барака, звонит в дверь номер один. И открывает ему… сам мастер. Как все просто: мальчишка отобрал плохие на его взгляд работы, отнес их и выбросил, как обрывок бумаги. В сердцах, конечно. Но художникам, особенно гениям, такие выходки свойственны. Игнатьев купил у художника все работы! – Савинов выпил коньяк залпом. – Правда, Илья поначалу противился, но меценат убедил его: мол, полотна не должны храниться в маленькой комнатушке автора, это – преступление перед Богом и людьми, и на них должен смотреть весь мир. Он пообещал юноше устроить выставку. Решающую роль в торге сыграла мать Инокова, Зинаида Ивановна, женщина простая и глупая. То ли наладчица, то ли фасовщица. Она даже не представляла, какого родила сына! Она скорее приняла бы за последнего дурака их богатого гостя, чем признала бы в сыне гения. А получив деньги, о каких не смел и мечтать, юноша пришел в восторг. Накупил холстов, красок, кистей и с новым жаром принялся за работу. Через год бизнесмен приобрел у Инокова новую партию картин. Потом – еще одну. Выставки художника устраивались в «большом городе», откуда приехал бизнесмен, – в нашем городе. Первая была в салоне «У Анны», вторая – уже в городской художественной галерее. И каждый раз Игнатьев привозил и самого автора. Но тому не нравился большой город, и он почти тотчас же уезжал обратно – домой, где в тишине и покое мог работать. В один из приездов художник влюбился – на своем вернисаже. Это была прекрасная девушка лет двадцати, Вероника Постникова. С белыми волосами до ягодиц. Она, в свою очередь, была влюблена, по-детски, в его картины, но как к мужчине была к Инокову равнодушна. Одним словом, безответная любовь!

Прервавшись, Савинов плеснул себе и гостю коньяку. Принц не сводил глаз с собеседника. Они чокнулись, выпили, и Дмитрий Павлович продолжал:

– К тому времени хитрец меценат составил с художником закрепленный юридически договор: ближайшие десять лет все картины, написанные художником, будут принадлежать ему. И заплатил за это юноше немалые деньги. У Инокова с матерью появилась квартира в большом городе, хорошая мастерская… Я вас не утомил своим рассказом?

– Ничуть, – проговорил Принц, серьезно слушая хозяина. – Продолжайте, я весь внимание.

– За месяц до подписания договора, на который меценат подтолкнул художника всеми хитростями, он отослал несколько работ мастера в Америку, в одну из самых престижных галерей, к некоему Биллу Андерсу. И вот этот самый Билл Андерс вскоре отписал скромному российскому коллеге, что, возможно, за «его» художником великое будущее. И лет этак через десять работы Инокова будут стоить баснословных денег. Художника несомненно ждет признание; живи он в цивилизованной стране, он бы получал огромные гонорары за свои работы. А после смерти он вошел бы в сонм богов от искусства! Более того, Билл Андерс приехал в Россию, в Москву, отложив поездку в Лондон. Самолет, на котором он должен был лететь в Англию, разбился. Иноков просто-напросто спас ему жизнь! Известный искусствовед Ковальский поддержал Андерса, официально назвав Инокова гением. Андерс предложил перепродать контракт с Иноковым ему. Игнатьев вначале воспротивился, но потом согласился. – Хозяин дома хитро улыбнулся. – И вот почему. Иноков попал в кабалу, и в нем произошел надлом. Да и юная женщина, эта Вероника Постникова, сыграла в истории немалую роль. Художник перестал работать. Меценат уговаривал его, увещевал, все бесполезно. Потом творческий взрыв – целая серия картин, полных кошмаров, мучительных сновидений, где вместо ангелов, прежде так любимых художником, появляются бесы. Именно тогда Игнатьев – этот чертов хитрец! – и перепродал спешным образом Инокова Андерсу. Но эти двое даже не успели познакомиться. Помешала смерть художника. Иноков повесился в своей городской квартире, так и не дослужив новому хозяину свой кабальный срок. Другими словами, надул его. Андерсу досталось от Инокова немного. Кто не прогадал от смерти художника, так это Игнатьев. Более тысячи работ осталось у него. Что до картин Инокова, к тому времени они стали широко известны за границей, возросли в цене десятикратно. Часть их меценат продал, купив в Берлине и Париже по весьма респектабельной галерее, другую часть оставил себе. Вот такая счастливая судьба одного и весьма печальная другого. – Савинов плеснул в бокалы коньяк. – Неужели вы никогда не слышали об этой истории?

– Слышал, – неожиданно признался Принц. – Тем более, что работы Инокова экспонируются во всех галереях мира. (Слушая его, Дмитрий Павлович оживленно кивал.) В прошлом году я был проездом в Нью-Йорке и в музее современного искусства, представьте, натолкнулся на подсолнухи Инокова. Я был приятно поражен: целый зал – золото под синими небесами! И ангелы парят над ними, – воодушевленно улыбнулся он. – А вы… были в Нью-Йорке?

Савинов тоже улыбнулся – он не ожидал такого вопроса:

– Увы, Принц, не был.

– А в Венеции? Не проплывали мимо Дворца дожей?

– И мимо Дворца дожей не проплывал.

Опустив глаза, его гость понимающе кивал.

– И с вершины пирамиды Хеопса полмира не обозревали…

Савинов пожал плечами:

– Что тут скажешь – не обозревал.

– Жаль, очень жаль! А ведь именно вы, Дмитрий Павлович, – Принц цепко посмотрел в глаза хозяину квартиры, – больше других достойны этих крохотных сюрпризов от жизни. Но вы всегда недооценивали себя. Боялись, прятались от себя же. Сколько лет – и все впустую! А я так и вижу вас, уважаемый Дмитрий Павлович, в дорогом смокинге, с астрой в петличке, окруженного богатыми людьми и прекрасными женщинами!

Видно, коньяк приятно пробрал не только Савинова, но и его гостя. Следующие четверть часа, развалившись в кресле, Принц развивал тему. Он говорил о том, что видит Дмитрия Павловича то на собственной яхте, то в роскошном особняке где-нибудь на Ривьере. А также в окружении художников, писателей и «прочего великолепного творческого сброда, без которого жизнь оказалась бы скучной!». Мыльные пузыри так и летали вокруг Савинова, кружили и с шумом лопались у самого носа.

Дмитрий Павлович даже стал морщиться. Он уже то и дело поглядывал на часы – время их посиделок подходило к концу. Еще минут сорок, и придет Полина. Пора было вежливо выпроваживать богатого говоруна.

– Кстати, не ваша ли это статья? – метко подметив с десяток машинописных листов на рабочем столе, спросил Принц. – Разрешите взглянуть? – И, не дождавшись ответа, встал и подхватил их пальцами. – А где же заголовок?

– Еще не родил, – откликнулся Савинов.

Бесцеремонность гостя, беззаботного путешественника, начинала ему докучать. Тем более, что тот полноправным хозяином прохаживался по его комнате и, точно редактор, цепко проглядывал текст.

– Вы меня еще раз простите Принц, но я жду гостей, – еще через минуту признался Савинов.

– Даму? – не отвлекаясь, спросил Принц.

– Вы угадали – даму.

– Позвольте догадаться – эту девочку из питейной, Полину? – оторвался от чтения гость. – Значит, вы меня послушались?

– То есть?

– Кажется, это я вам посоветовал пригласить к себе ладную девочку Полю… Хорошо провели ночь?

Савинов начал было сердиться:

– Ну, знаете, Принц, это уже мое дело.

– Простите, Дмитрий Павлович. Но смею догадаться по вашему лицу, что хорошо. Это я понял, едва мы сели друг против друга. И очень славно. Я рад за вас. Значит, я угодил вам…

– Что это значит – угодил? – нахмурился Савинов.

– Ну как же? – все еще держа в руках статью, удивился Принц. – Я, как вы помните, предложил вам помощь – по жизни, или на один день, ночь. «Да Бог с ней, со всей жизнью, – скептически усмехнулись вы. – Пусть будет ночь». Что ж, вы совершили поступок, как я вас учил, и прошли в дамки. У вас ко мне не может быть претензий – я выполнил свое обещание.

Дмитрий Павлович даже привстал от удивления:

– Вы что же, заплатили Полине деньги? Я не верю.

– И правильно, Дмитрий Павлович. Как вы могли обо мне такое подумать? Очень нехорошо, крайне нехорошо…

– Тогда я в толк не возьму, о чем вы говорите.

– А вот это очень плохо. И самое главное – обидно!

Все это стало Савинову надоедать. «Заморский выскочка» точно и впрямь издевался над ним!

– Как бы то ни было, Принц, я жду ее. Она придет через полчаса. Простите, что мне еще раз приходится просить вас уйти, но у нас был уговор.

Незнакомец с чувством глубокого сожаления отрицательно покачал головой:

– Полина не придет. – Он хитро улыбнулся. – Ни через полчаса, ни через час.

Последнюю реплику Савинов пропустил мимо ушей.

– Почему же это не придет?

Усаживаясь обратно в кресло как ни в чем не бывало, Принц развел руками:

– У нее простуда. Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, ничего страшного. Прохватило на сквозняке. Я так и вижу, как с полчаса назад, между мойкой и залом, она пощупала лоб – и он оказался горячим. Полина вспомнила, что весь день у нее была слабость. А сейчас она смотрит на градусник. Ого, да у нее температура! Градусов этак тридцать восемь, – гость искоса взглянул на хозяина квартиры, – ну, хорошо, хорошо, тридцать семь и восемь. Сейчас она решает, что лучше отлежаться дома, но вначале ей следует позвонить вам и предупредить, что она не придет. Вот она подходит к служебному к телефону и набирает ваш номер: первая цифра… пятая, седьмая…

На диване ожила телефонная трубка. Дмитрий Павлович быстро поднялся, взял ее.

– Алло… Да, милая… Заболела?.. Температура? Тридцать семь и восемь… Да, конечно… Ты уверена?.. Хорошо, милая, выздоравливай… Да, буду ждать. Целую нежно. До свидания…

Савинов посмотрел на Принца, тот с сожалением развел руками.

– Кто вы? – спросил Дмитрий Павлович. Он стоял перед гостем с трубкой в руках, не зная, как ему быть дальше, что предпринять. – Кто вы?..

Принц хищно улыбнулся:

– Так и подмывает сказать: «Волшебник»!

– Мне не нравятся ваши игры, – твердо сказал Савинов.

– А мне – напротив, – откликнулся гость. – Скажите честно, – кивнув на машинописные листы, он снисходительно улыбнулся, – вам очень дорога эта бездарная писанина?

– Простите?..

На этот раз гость пренебрежительно тряхнул рукописью и весело повторил:

– Вам и впрямь так дорого вот это?

– Послушайте…

– Дмитрий Павлович, ваш рассказ был превосходен, потому что вы говорили то, о чем думали. В вашем рассказе была страсть и здоровая человеческая зависть, – доставая из кармана зажигалку, Принц поморщился, – но эта писанина – ложь! Слюни и ложь! – Он разочарованно покачал головой. – Впрочем, какая разница, статейка вам все равно больше не пригодится!

И, к великому изумлению Савинова, гость щелкнул зажигалкой и подпалил листы с одного края.

– Что вы делаете?! – шагнув к нему, изумленно спросил Савинов. – Вы с ума сошли, у меня нет черновика! Я за нее гонорар должен получить!

Он протянул руку, но гость ловко отдернул листы.

– Доверьтесь мне, Дмитрий Павлович, и расслабьтесь, – устало протянул Принц, наблюдая, как пламя расползается по бумаге, как она, темнея, закручивается в черные свитки. – Эти события уходят в прошлое. В безвременье. Я отпускаю их туда с легким сердцем. Меценат Федор Игнатьев, художник Иноков, миллионер Билл Андерс еще придут к вам, но в другом обличье. В каком – это будет зависеть от вас, как и эта ночь, проведенная в девушкой Полиной! Только от вас!

Дмитрий Павлович смотрел, как исчезает ненавистная ему статья. Но глядя, как превращаются в пепел строки, он испытывал непонятное для себя облегчение.

– Что же дальше? – хрипло спросил Савинов.

Принц бросил дымящиеся уголки бумаги с пепельной бахромой в пустую тарелку.

– Вы сами знаете, что. Еще лет восемь, десять, и ваша жизнь медленно покатится к закату. Через десяток лет вам надо будет представлять собой нечто большее, чем вы есть сейчас, чтобы на вас клюнула даже такая простушка, как эта Полина. И ни одного дня нельзя будет вернуть! Ни одной минуты! Это же те прекрасные алмазы, которые вы теряете безвозвратно. И каждый последующий – более дорогой, бесценный. Кто не умеет их ценить – тот и сам гроша ломаного не стоит. Таких людей – большинство, смею вас уверить. Но когда-то вы, Дмитрий Павлович, умели ценить эти брильянты. А потом потеряли веру. Сошли с дорожки и двинулись с толпой. Подумайте, как вы жили и как живете? Бездельничали, диссидентствовали. Ораторствовали впустую. Кому это было нужно? Вас обманули, обошли. Вы потеряли свою королеву. Шляетесь по забегаловкам. Я не зря говорил о яхтах и особняках! Они рядом – протяни руку. Частные галереи в европейских странах. Вы сами хотели стать художником – не получилось. Но у вас есть другой талант – вкус, чутье, ум! А с ними может появиться возможность открывать гениев миру. Скажите мне, что вы не мечтали занять место Федора Игнатьева, и я уйду сейчас же. И никогда больше не встану у вас на дороге!

Дмитрий Павлович не сводил с гостя глаз.

– Я хотел стать художником, но не говорил вам об этом. Так все-таки… кто вы такой?

– Вчера вы угадали. Я – Принц. Это мое настоящее звание. Имя. Прозвище. Ни больше ни меньше. О владениях своих я вам рассказывать не буду. Думайте сами, что хотите. Боюсь напугать!

Голова Савинова шла кругом. Но гость его поостыл, плеснул в свой бокал остатки коньяка, залпом выпил его.

– Да вы садитесь, Дмитрий Павлович, – гость прихватил с блюдца дольку лимона. Вопросительно и одновременно весело взглянул на открывшего было рот Савинова. – Садитесь, в ногах правды нет.

– Что же вам нужно взамен, Принц? – усаживаясь на край дивана, спросил хозяин дома. – Наверное, как обычно, что бывает в таких случаях?

– Вы о душе? – поднял брови его гость. – Ничего подобного, уверяю вас! Никаких документов, никаких подписей кровью. – Положив дольку лимона на язык, Принц разжевал ее и отчаянно сморщился. – Просто хочу сделать подарок человеку, который его заслуживает, – объяснил он. – Я ведь меценат! Кстати, Дмитрий Павлович, вы скоры на подъем?

– А что такое?

– Предлагаю не тянуть время и отправиться туда, – он сделал ударение на этом слове, – немедленно.

– Это куда же – туда?

– Пошевелите мозгами, Дмитрий Павлович… Куда вы сами хотели попасть последние годы. И точно осознали это, когда вам стала известна история о меценате и художнике.

– А что же, машина времени неподалеку?

– Ну, вы же видели мой «мерседес», он сойдет. Если бы вы жили в веке этак восемнадцатом, я бы посадил вас на вороного коня – позади себя. А поскольку на дворе двадцать первый век, и нам отставать от него негоже. Разве я не прав?

– Наверное, правы… Значит, вы предлагаете мне прокатиться?

– Вот именно. Одевайтесь.

Дмитрий Павлович взглянул на стол, где стояла початая бутылка «Смирнова». «Нужно выпить еще, и немедленно, – думал он, – чтобы окончательно не повредиться в уме или не дать в морду этому проходимцу с изумрудной брошью».

– И вот что, – укоризненно проговорил гость, – вам надо поменьше пить. Когда все начнете заново, не увлекайтесь этой пагубной страстью. Алкоголь и дело несовместимы!

– Ценный совет… А как же Полина?

– А вам разве жаль ее потерять?

– Возможно.

Принц скорчил недоверчивую гримасу:

– Не играйте со мной – дело-то бестолковое.

– Хорошо, не жаль… Если, конечно, я получу взамен что-то большее.

– Конечно, получите. Надо только постараться.

Принц встал, расправил плечи.

– Я иду одеваться. Торопитесь, Дмитрий Павлович, торопитесь. Мы должны оказаться на месте ровно в полночь. Знаете, век веком, а традиция – традицией.

Савинов поднялся за ним, но, не сделав и двух шагов, остановился:

– Послушайте, все это смешно…

– Ни в коем случае, – отозвался Принц уже из коридора, – все очень серьезно!

– Куда же мы сейчас поедем?

– Куда мы поедем вместе, это неважно. Лучше спросите, куда поедете вы, когда наши дороги разойдутся. Себя спросите… Все будет так, как вы пожелаете. – Принц бодро, фальцетом, затянул отрывок из «Риголетто» – «Сердце красавицы». Но оборвал себя так же быстро, как и начал. – Вы окажетесь там, где вам подскажет оказаться интуиция… Я уже в пальто!