– Очень приятно! – а про себя подумал – «ну и имечко».

– Мне тоже приятно, – серьёзно ответил Ананий, – скажи мне, Андрюха, кто был за Анной Иоановной? Елисавета аль Екатерина?

– Это ты русских императриц имеешь в виду? – изумился Кораблёв.

– Дак, а кого же? – спокойно ответствовал Ананий. – Я сейчас про них читаю. Только вот память иногда подводит.

– Так, так, дай вспомнить… За ней был Иоанн VI Антонович, а потом уж и Елизавета.

– Чтой-то я не помню такого Антоновича.

– И не мудрено! Он маленький был, только родился – его сразу на престол. Но через год свергли и в Шлиссельбургскую крепость заточили.

– Эх, бедняга! Так-то вот, не всегда царём хорошо быть…

– Ну, я пойду, – попрощался Андрей.

– Ты это, заходи, чего надо будет.

– Спасибо!

Кораблёв направился дальше. «Надо же, – думал он, – какие нынче любознательные пастухи пошли. А ведь я насилу вспомнил, кто за кем из царей идёт, хотя изучал».

В одном из подвальных помещений князь оборудовал себе небольшую лабораторию. Он сделал вытяжку, специальные ящички для кислот и щёлочей. Привёз из города несколько спиртовок, колбы для перегонки, водяные холодильники и термометры, – все необходимые вещи, чтобы ставить опыты. Фёдор Петрович был дипломированным химиком, закончил Казанский университет. Учился он неплохо, но химия никогда не занимала полностью его сознание. Он любил и литературу, и историю, поэтому не остался на кафедре университета, а предпочёл заниматься делами своей усадьбы, следить, как ведётся хозяйство. Тишина и размеренность деревенской жизни как нельзя лучше способствовали уединению с книгой, или недельку-другую поработать над какой-нибудь химической реакцией, поставить эксперимент, а потом обменяться данными с коллегами. В делах по управлению усадьбой князю помогал Лука Фокич, образованный крестьянин, сообразительный, хваткий, непьющий и относительно честный. Князь знал, что управляющий берёт немного сверх оговоренного, но Фёдор Петрович надеялся со временем добиться, чтобы управляющий сам понял – князю всё известно и нужно повиниться. Вообще Фёдор Петрович и сам держал контроль над своим хозяйством, поэтому оно давало стабильный доход. Князь придерживался того нехитрого принципа, что коли Бог ссудил ему родиться помещиком и дал определённое богатство и знатность, так и надо этот талант использовать по-Евангельски, то есть приумножать. А приумножение он видел в том, чтоб честно жить, стараться сделать жизнь крестьян лучше, обращаться с ними по справедливости, образовывать их. А иначе для чего он сам получил образование и воспитание?! В своих кругах он слыл немного чудаком, но лишь немного. Да и то в основном среди тех, кто столоверчением занимался и к месту и не к месту по-французски изъяснялся. Многие серьёзные люди с князем знакомство водили, и даже советовались. Поддержку всегда находил князь и в своей супруге. Елизавета, создание с виду хрупкое и утончённое, внутри была характера нешуточного. Хорошей фамилии, унаследовавшая также приличное состояние, мужа своего любила искренне. Конечно, князю приходилось вывозить её в свет и за границу. Но делал он это с удовольствием. Посещение новых мест было ему интересно. Возвратившись к себе в усадьбу он всегда недельку-другую приходил в себя, размышляя над увиденным.

На следующий день Анисий Самюэлевич открыл им хранилище с невыставленными экспонатами. Хранилище занимало две подвальные комнаты. Здесь были собраны мебель, несколько картин, немного одежды, в основном крестьянской. В шкафу лежали пачка почти испорченных временем и небрежным обращением фотографий, несколько икон и папки с бумагами. В общем, вещей оказалось немного. Серафима принялась за фотографии, а Андрей занялся папками. В них нашёлся подробный инженерный план усадьбы, по которому её строили до революции. В остальных папках лежали перечни экспонатов, строительные сметы, какие то квитанции, старые книги отзывов. Серафима, закончив с фотографиями, отправилась осматривать дворовые постройки. Кораблёв под вечер обнаружил ещё один чертёж, явно не относящийся к усадьбе. Это был проект церкви. На этом работа с бумагами была закончена.

Когда Серафима с Андреем вышли за ворота усадьбы, их уже ждал Костик. В дом идти не хотелось. Погода стояла прекрасная, и они отправились на берег речки, там уселись на подмостках для полоскания белья и стали обсуждать своё предприятие. Из всего получалось, что единственной стоящей находкой, которая как-то могла приблизить их к поиску сокровищ, оказался план усадьбы. Если промерить все расстояния и сравнить их с нанесёнными на чертеже, то можно будет найти несоответствия и попытаться обнаружить тайник. Этим займутся Костик с Серафимой. Андрей будет опрашивать местных жителей.

Работа по измерению усадьбы оказалась занятием очень хлопотным. Во-первых, нужно было перевести все единицы измерения с дюймов в сантиметры. Во-вторых, сами измерения территории усадьбы, всех закоулков и построек были делом нудным и долгим. Причём необходимо было вычислить очень небольшие отклонения, для чего требовалась точность. В общем, работы Серафиме и Костику хватало. Андрей же начал с того, что поинтересовался у Бенеславского, где могут жить потомки прислуги Бельского. Анисий Самюэлевич назвал ему два дома в Чистых Прудах и один в соседней деревне Лыково.

– У нас, в Прудах местных дворов пятьдесят. Остальные дачники скупили. А в Лыкове – там двора три местных, домов десять заняты дачниками, остальные – опустевшие, брошенные. Жители деревень кто в леспромхозе работает, кто в магазине, кто в сельской администрации. Сейчас магазинов пооткрывали достаточно, растёт торговля. К нам со всех окрестных деревень как в центр съезжаются за покупками. Как было при барине, так и теперь – наша усадьба центральная. Остальные деревни, можно сказать, умирающие. Не хочет народ, за редким исключением, здесь оставаться. Правда есть некоторые чудаки, которые к нам из города приезжают и остаются…

– Что за чудаки?

– Да погуляй, увидишь. Может быть, и не чудаки они вовсе, просто необычно, чтоб из города в деревню переезжали.

Для того, чтобы встретиться и поговорить с людьми, подсказанными Бенеславским, у Кораблева ушло два дня. День он потратил на то, чтобы обойти Чистые Пруды. Дачников действительно было много, они обустраивали купленные дома. Кто побогаче, возводили каменные пристройки, или совсем сносили дом и выстраивали новый. Иногда размеры этого сооружения не сильно уступали барской усадьбе. Кто победнее – вычищали за прежними хозяевами жилище, перепахивали огородик и отпаивали детей молоком. На некоторых домах виднелись спутниковые антенны.

Бабушка Лукерья оказалась внучкой поварихи князя. Она угостила Андрея квасом и долго пыталась понять, чего же он от неё хочет. Пришлось раз пять в самое ухо прокричать ей причину своего визита. Лишь тогда бабушка уразумела суть и прослезилась. Ей было лет восемьдесят. Вся сгорбленная, ходила она, опираясь на две палочки. На подоле – цветастая заплата. Говорила на удивление чётко и разумно. Рассказала про то, что её бабушку чуть не сослали в лагерь, за то, что работала у князя. Но так как она действительно отлично готовила, её помиловали и даже оставили на прежней должности готовить еду для руководителей коммуны. Про князя и его семью она много рассказывала, – что были хорошие, к прислуге относились уважительно. А вот вещей или бумаг – ничего потомкам не просили передать. Только вот ложка серебряная сохранилась от столового прибора. Её бабушка под страхом смерти для потомков сохранила. Лукерья принесла ложку и показала Андрею.

Дед Тимофей, правнук конюха барина, оказался моложе Лукерьи лет на двадцать. Был он крепкий, загорелый до черноты и весёлый. Про барина мало что помнил, зато целый час рассказывал про семейную реликвию, которую его дед и отец сохранили тайком от новой власти. Это была полная упряжь барской тройки. Последнее время Тимофей, когда играют свадьбу, запрягает в эту упряжь лошадей и катает молодожёнов. Этим, кстати, и бюджет свой поддерживает. Его и в райцентр приглашают. А как же?! У кого ещё такую упряжь найдёшь?

Второй день Андрей провёл в Лыкове. Идти туда было четыре километра. Дорога асфальтовая только до половины, потом щебёнка. За километр до деревни и вовсе полузаросшая травой грунтовка, как будто кто-то сначала хотел проложить путь цивилизации в эту деревню, а потом махнул рукой. Когда-то Лыково было, по-видимому, большим селом. Многие дома, окна в которых сейчас заколочены досками, выглядели ещё крепкими. Хотя попадались и полуразрушенные. В отличие от Чистых Прудов, где до каждого дома был уложен асфальт, здесь приходилось передвигаться по тропкам. Везде, кроме небольших площадок около жилых домов, буйно росла высокая, давно некошеная трава.

Андрей присел на лавочку. Жарко. Полдень. У кого бы спросить, где здесь живёт Аркадий Сомов?

Надо заметить, что часть деревеньки располагалась на небольшом пригорке, который переходил в более крутой подъём, на вершине которого виднелась полуразрушенная церковь. Андрей решил пойти осмотреть её.

Церковь заросла высоченной травой и кустарником. Крыша местами провалилась. Крестов не было. Кусты росли даже внутри. Кораблёву захотелось перекреститься, и он сделал это. Даже по сторонам не стал оглядываться. Ну и что, что увидят?! Только пришлось вспомнить, как накладывать на себя крестное знамение по-православному. Внутрь церкви Андрей пробираться не стал, вернулся в деревню.

Заметив, что над одним из домов из трубы идёт дым, подошёл и постучал в окно. Спросил, где живёт Аркадий Сомов. Узнал, что через дом. Аркадий оказался рыбаком, и Кораблёву пришлось ждать, пока он проверит на реке «морды». Наконец появился хозяин – невысокий, сухощавый, глаза с прищуром, в руках полиэтиленовый пакет. Присев к Андрею, протянул руку, поздоровался. Затем вывалил из пакета сомёнка и пару окуней. Ещё живые рыбы на солнце в зелёной траве смотрелись необычайно красиво.

– Вот что получается, когда из деревни жизнь уходит, – проговорил Сомов, оглядевшись. Потом он терпеливо выслушал Андрея. – Про барина я ничего не знаю. Родитель мой на войне погиб. Деда не помню. Правда мать рассказывала, что на барина работала. Так здесь почти все на него до революции работали.

– Понятно, – без оптимизма проговорил Андрей.

– А нынче вообще всё сельское хозяйство разрушили. Ох, пожалеют потом!

Рыбак пригласил Андрея выпить по стаканчику самогонки, но тот отказался.

Кораблёв побрёл обратно. «А красивая, наверно, раньше была деревня», – подумал он. Андрею почему-то представились аккуратные крестьянские избы, пролётка с барином. Бородатые мужики, весёлые крестьянские дети в сарафанчиках и домотканых штанах. Бело-голубая церковь на холме, благовест. Он дошёл до речки, наклонился к воде и вспомнил, что в детстве, когда его возили к бабушке в деревню, там была похожая речка, и они из неё пили. А сейчас он побоялся пить из этой чужой речки, но посидел около неё немного на корточках, умылся. Пить отправился к колодцу, около которого заметил светловолосую девушку, одетую в спортивный костюм. На ногах у неё были калоши. Девушка как раз поднимала ведро с водой. Андрей помог ей вытащить ведро и попросил плеснуть ему немного в руки. Девушка смутилась.

– Зачем же в ладони, я вам кружку принесу!

– Лучше давайте я вам вёдра донесу!

Они пришли к ещё крепкому дому, вошли в калитку, где их встретила белая с рыжим кошка, и прошли в сени. Кораблёв поставил вёдра на лавку и присел на ступеньку. Девушка принесла кружку, и он маленькими глотками напился холоднющей и очень вкусной воды.

– Как вас зовут?

– Ксения.

– Меня Андрей. – Кораблёв сидел, и ему не хотелось уходить. – Вы что, так здесь и живёте?

– А что в этом такого? – девушка посмотрела на него большими, серо-голубыми глазами. Теперь смутился Кораблёв, подумал, что в его вопросе прозвучало некоторое высокомерие, и поспешил исправиться.

– Значит, мне повезло! Я как раз разыскиваю местных жителей, которые могут что-либо рассказать о князьях Бельских. Я историк.

– Извините, меня бабушка ждёт! Может быть ещё воды?

– Нет! Нет! Благодарю! Не буду задерживать. Может быть, к вам можно прийти как-нибудь в другой раз? Когда будет время.

– Может быть.

– Тогда до свидания!

– Всего доброго!

Кораблёв подумал, что надо быть внимательнее в словах, и зашагал в Чистые Пруды.

Костик и Серафима поджидали его с ужином. Свежая молодая картошка, ветчина, зелень, молоко. Наевшись, они стали подводить итоги своих поисков. По всему выходило, что к цели своей они почти не приблизились. Костик и Серафима промеряли почти всю усадьбу. Несоответствий не выявили, но измучились порядком. Технического образования Костика и художественного глазомера Серафимы при этом хватило, чтобы понять, что такие нюансы, как отделение для тайника они выявить не смогут. Во всякие потайные комнаты не верится. Но они, конечно, доделают свою работу до конца. А потом что? Брать лопаты и рыть землю? Или с аквалангом в пруд нырять?

На завершение работы по обмерам ушло ещё два дня. Правда, Серафима стала чаще отвлекаться на рассматривание вещей своих предков. Она ходила по усадьбе, осматривала комнаты. Один раз, не смотря на нарушение музейных правил, она примерила шляпку и посидела в кресле. Перешагнув через ограждающую ленту, Сима долго вертелась перед прабабушкиным зеркалом, прикладывая к себе поочерёдно несколько платьев. Костик и Андрей, застав её за этим занятием, долго наблюдали, невидимые для Серафимы. Многозначительно переглянувшись, они пожали плечами, улыбнулись друг другу и пошли продолжать упражнения с рулеткой.

Но вот вся усадьба промерена, все вещи осмотрены.

– Что дальше делать будем? – задал интересовавший всех вопрос Костик.

– Не знаю. – Серафима прищурилась на клонившееся к закату солнце.

В это время через калитку в музей-усадьбу протиснулась уже знакомая Андрею фигура со всклокоченной головой и в фирменных спортивных брюках, плохо сочетавшихся с грязноватыми кирзовыми сапогами.

– Вечер добрый! Не помешаю?! – мужик подошёл к скамейке, где сидели ребята, присел на бордюр клумбы, ни мало не смущаясь, что на штанах может остаться след от побелки.

– Ананий, местный пастух! – представил его компаньонам Андрей.

– Очень приятно! – вежливо сказала Серафима. Костик еле заметно кивнув головой.

– И мне приятно, – Ананий закурил. – Зачем вам рулетка? – спросил через некоторое время, увидев лежащий около Костика измерительный инструмент. – Вы же вроде историки? А так получается что-то вроде геодезистов!

– Вы поразительно начитаны, – съязвил Костик, не взирая на предостерегающие взгляды товарищей.

– Чего? – не расслышал Ананий, и, ладонью образовав около уха что-то вроде локатора, нагнулся в сторону Костика.

– Да ничего! – буркнул тот.

– А-а… – пастух был добродушен от природы и не замечал язвительности собеседника. – Знатный барин был, – продолжил он, – любили его крестьяне. Сказывали, частенько по избам ходил, как люди живут интересовался. Кого из детей подкормит, кого приоденет. Кому лекарство принесёт. С мужиками любил поговорить. Не превозносился. Даже совета спрашивал.

– А вы откуда это знаете? – спросила Серафима.

– Старики сказывали. А я с детства историей интересуюсь, мне только дай, что историческое почитать.

– Это точно, – подтвердил Андрей.

– А вот в церковь князь всё в Лыково ездил. Там у него батюшка был в приятелях. Бывало после службы он всё к нему в гости. А тот сюда, к барину в гости наезжал. Здесь у нас тоже была церковь, каменная, с печкой. Но её взорвали большевики. Вместо неё памятник поставили. Наверное, видели, в центре. – Сказав это, Ананий ушёл.

– Странный какой-то – буркнул Костик.

– Давайте съездим в Лыково, – предложила Серафима.

– Андрей же там был. Лучше позагораем, вон погода какая стоит! – Костику явно надоело искать сокровища.

– Я церковь хочу посмотреть.

– Кстати, план какой то церкви я видел, когда просматривал бумаги, – вспомнил Андрей.

– Надо проверить, может быть, это та самая церковь? Придётся тебе, Костик, ещё рулеткой поработать. – Девушка похлопала его по могучей спине.

На следующий день они нашли чертёж, о котором говорил Андрей, и направились в Лыково. Проехали прямо к церкви и остановились на лугу. Костик начал натягивать тент, а Серафима с Андреем решили обойти вокруг храма.

Девушка шла за Андреем, который прокладывал дорогу в зарослях кустарника. Обогнув разрушенный храм, Андрей увидел свою знакомую, которая напоила его водой, и мужчину лет пятидесяти. Они, стоя друг от друга шагах в двадцати, косили траву. Андрей поздоровался.

– Здравствуйте! – почти одновременно ответили девушка и мужчина.

– Решили сенокос устроить?

– Хотим траву около церкви выкосить. И сенокос не помешает, хоть скотины нынче почти нет. – Миролюбиво ответил мужчина.

– Что, в деревне уже и коров не держат? – спросила Серафима.

– Очень редко. Кому молоко то пить?

– Детям.

– Разве ж будешь для этого корову всю зиму кормить или козу?! А чтоб дачников напоить и двух коз на всю деревню хватит. Да и в магазин всё привозят.

Косцы, устав, присели на свежескошенную траву.

– Вы зачем пожаловали? – спросил мужчина.

– Я историк, изучаю родословную Бельских. Серафима – внучка князя!

– Да ну?! – удивился мужчина. – Меня, кстати, Иван зовут.

– Меня Андрей.

– А пойдёмте к машине. У нас и компот есть, и еда! – предложила Серафима.

Костик растянул тент и поджёг в складном мангале угли для шашлыка.

Андрей рассказал, за исключением ненужных подробностей, зачем они приехали в эти края. Иван очень увлёкся его рассказом и то и дело задавал уточняющие вопросы. Ксения же тихонько сидела и молчала. Даже глаза редко поднимала. Костик присел у костра, время от времени вращая шампуры и поправляя угли. Серафима развернула мольберт и принялась рисовать церковь.

Полуденный зной сменился тёплым безветренным вечером. Андрей давно закончил свой рассказ и теперь беседовал с Иваном. Оказалось, что тот всего лишь несколько месяцев назад продал городскую квартиру и переселился сюда на постоянное жительство. По образованию математик, преподавал в вузе. Чем будет заниматься в деревне, ещё не решил. Самое главное – это было уехать от городской суеты. Что деревня прокормит, Иван не сомневался, а бытовые запросы у него самые скромные. Пока же обживает купленный дом, ходит в лес и знакомится с новыми соседями.

Ксения помогла Костику снять куски мяса с шампуров в большую тарелку, и все принялись за еду. Серафима слегка возбуждённая и очень довольная присоединилась к ним. По всей видимости, то, что появилось у неё на холсте, вполне удовлетворяло художницу. Во вместительном багажнике машины оказалась и упаковка пива. Все, кроме Ксении и Костика, открыли по банке, и Андрей провозгласил тост за знакомство.

Домой они вернулись, когда совсем стемнело.

На следующий день встали позже обычного. Завтракали не спеша. Парное молоко на столе уже стало привычным, как и белый хлеб с вареньем к нему. Оставшееся время решили посвятить отдыху. Найти сокровища вряд ли удастся. Ребята поняли это и успокоились. Серафиме захотелось рисовать. Она давно не испытывала такого вдохновения, и упускать момент совсем не собиралась. Поэтому Костик должен был снова везти её в Лыково. Тому эта идея также нравилась. Наконец он мог спокойно позагорать. А ещё Костик заприметил недалеко от церкви петляющую в поле речку, и надеялся поймать там какую-нибудь рыбу. Андрей собирался полистать документы в усадьбе. Может, ещё что-то для диссертации подберёт.

Серафима рисовала, а Костик, убедившись, что его телескопическая удочка шире речки раза в три, решил просто искупаться. Это оказалось также непросто, и он с трудом нашёл место, где ему вода была хотя бы по грудь. Но его настроение удивительным образом поменялось, и всё стало представляться прекрасным. Серафима нашла, наконец, себе занятие и не заставляет его заниматься ерундой. Погода отличная. И воспоминания детства нахлынули. Он вспомнил, как также купался у бабушки в деревне. И рыбу самодельной удочкой ловил. Маленьких окушков, которых потом отдавал кошке. Как бы в подтверждение его дум на берегу возникла белая кошка, но, поняв, что от большого голого человека, распластавшегося от берега до берега ждать нечего, исчезла. «Хорошо!» – Костик вылез на скользкий берег, немного запачкав ноги глиной, и пошёл к машине.

– Симочка, ты пить не хочешь?

– Хочу.

Он отнёс ей бутылку минералки и немного постоял рядом, любуясь, как на холсте вырастает церковь, новая, только что построенная, белая с голубым.

Потом он заметил Ивана, вчерашнего знакомого, присевшего на лавочку около своего дома, и направился к нему. Удачно начавшийся день продолжился ещё более успешно. Иван предложил сыграть в шахматы, на что Костик тут же согласился. Оба оказались любителями этой игры. Иван приехал не один, а с супругой – миловидной, моложавой, круглолицей женщиной. Звали её Валентина. Она часто улыбалась, поправляла рыжеватые волосы и через каждые полчаса подогревала им чайник. Устроившись за самодельным столиком под двумя огромными липами, игроки, кроме чая с бубликами, кушали сало с чёрным хлебом и свежими огурчиками. Потом ещё играли часа четыре. Костик даже не сразу заметил Серафиму, которая встала около него со сложенным мольбертом, наблюдая за их шахматным сражением.

Завидев издали княжескую коляску, крестьяне положили грабли и встали в рядочек около дороги.

– Низкий поклон вам, ваше сиятельство! – за всех сказал старичок в суконной рубашке, подпоясанный верёвочкой. В его бороде и в волосах было сено, видно он метал стог.

– Кланяемся! – также согнулись в поклоне остальные, в большинстве ещё сильные, молодые женщины, привыкшие к тяжёлому физическому труду, одетые в простые, удобные для работы сарафаны. Были среди них и дети, – два остриженных под горшок подростка и девочка лет семи. У болезненно худой девочки на голове венок из одуванчиков. Звали её Нюша. Работать девочка не могла, и мать брала её с собой в поле, чтобы она просто подышала воздухом, или сходила в соседний лес за ягодами. Девочка, видя, как все работают, тоже пыталась помочь взрослым, но стоило ей взять грабли в ручёнки, и немного погрести сено, как у неё начинала кружиться голова, и она опускалась без сил. Княгиня вышла из коляски, подошла к девочке.

– Как дела, Нюшенька?

– Плохи мои дела, ваше сиятельство. Бабки говорят, умру скоро.

– Что ты, Нюшенька, – княгиня присела около неё и ласково заглянула ей в лицо. – Мы с князем тебе доктора привезём, он тебя вылечит.

– Правда, привезёте?

– Правда! А пока вот тебе гостинец. – Княгиня вынула из сумки баночку монпасье.

– Благодарствуйте! – девочка поклонилась и протянула княгине букетик из веточек земляники. – А это вам, вы добрая!

– Ах ты, милый, чудесный ребёнок! – прослезилась Ели завета. Она достала из сумочки пятак и дала девочке.

– Благодарствуйте, – снова поклонилась та. – Я теперь на эти деньги свечку куплю и угоднику Николе поставлю, чтоб мне не умереть. И вам, ваше сиятельство, чтоб Бог помог.

Тут девочка побледнела, и подошедшая мать подхватила её на руки.

– Давайте к нам в экипаж, – воскликнул князь.

– Не надо, благодарствуйте, – заспешила в сторону мать. – Обойдётся, обойдётся.

Княжеская чета двинулась дальше.

Костя и Сима, вернувшись из поездки, обнаружили у дома свежую поленницу, а на столе ужин. Андрей спал на печке. Когда ребята вошли, он проснулся и стал потягиваться.

– Нет слов! – развела руками Серафима.

– Молодец, старик! А то всё мне приходится хозяйничать! – Костик поёжился, так как плечи заметно обгорели.

– Где пропадали? – Андрей спустился с печки, сел за стол.

– С Иваном в шахматы играл. Он, оказывается, женат.

– Я церковь рисовала. А ты?

– Посидел в усадьбе, посмотрел кое-чего. Потом домой пришёл, дровишек наколол.

– На диссертацию то насобирал? – Костик набил рот картошкой и пытался втолкнуть туда ещё солёный огурец.

– Может, и насобирал, – как-то неопределённо ответил Андрей.

Кораблёв и сам всё чаще возвращался мыслями к своей диссертации. Бенеславский помог хорошо. Оказывается, старик мечтал стать учёным, историком, но судьба сложилась так, что всю жизнь просидел в этой усадьбе. Но времени зря не терял и потихоньку своим бисерным почерком делал записи, систематизируя имеющиеся материалы, подбирал историческую литературу. Всё это он собирал в картонную папку с тесёмками, которую теперь передал Андрею, смущаясь и, одновременно, чувствуя глубокое удовлетворение. По привычке в этот ответственный момент он пустил слезу. И теперь у Кораблёва набиралось материала на добротную диссертацию. Оставалось только сесть и написать её. Но почему он не чувствовал полного удовлетворения? Об этом ли мечтал, когда хотел стать историком? Он мечтал об открытиях, сенсациях, зарубежных конференциях. А тут? Очередная работа, которая потом также, как и материалы для неё, ляжет в пыльный архив!

Так рассуждал Андрей, сидя на крыльце. Мимо прошла бурёнка и протяжно промычала. Затем, словно испугавшись чего-то, корова диким полугалопом пронеслась по обочине сквозь кусты репейника. Показалась старушка-хозяйка, резво семенящая за ней с хворостиной в руке. Корова и хозяйка свернули в калитку. Проехала девушка на велосипеде. На багажнике, упакованные в целлофановый пакет и прижатые жгутом, лежали кирпичики ржаного хлеба. Через руль перекинута авоська. Девушка остановилась поправить свою поклажу. Кораблёв узнал Ксению и окликнул её.

– Привет!

– Привет! – Ксения была одета всё в тот же спортивный костюм, но вместо косынки на голове одета кепка, а на ногах вместо галош – кроссовки.

– Куда это ты столько хлеба накупила?

– У нас не каждый день привозят. Сами едим, корове даём.

– С коровой, поди, хлопот много?

– Хватает.

– Работаешь?

– В медицинском институте учусь. А за коровой бабушка ухаживает, она у меня крепкая ещё. Ну, мне пора, – Ксения села на велосипед и покатила дальше.

Кораблёв вернулся в дом. Прошёлся по избе. Взгляд его упал на раскиданные Симой вещи и на аккуратно сложенные Костикины брюки. Улыбнулся. Но вот перед ним вновь возник тот полузабытый, но ещё тревожащий его образ. Она присела на ступеньку, перекинула тяжёлые тёмные волосы на одну сторону, закуталась в них как в шарф. Потом исчезла. Андрею вновь стало тоскливо, он почувствовал себя ничтожным человеком, неудачником. Он снова вышел покурить.

Осторожно, озираясь и противно тряся головой, во двор вошли две курицы. Одна белая, другая пеструшка. За ними гордой походкой шёл петух. В его расцветке преобладали жёлтые тона. Курицы бочком-бочком обошли Андрея и поспешно пробежали в огород. Петух угрожающе смотрел на Кораблёва, но приблизиться опасался. Наконец, тоже ушёл. Андрей усмехнулся. Эта простая деревенская картина немного подняла ему настроение.

На следующий день снова поехали в Лыково. Погода на удивление хороша – ни облачка на небе.

Сима после этюда с церковью приступила к портрету Анания, пасущего стадо. Затем хотела написать ещё несколько портретов – Ксении, её бабушки.

Ксения и Серафима незаметно нашли общий язык. Они и сейчас ворковали о чём-то. Сима накладывала краски на картон, а Ксения стояла рядом и смотрела.

Костик нашёл новую забаву. Он кормил пасущихся неподалеку на лугу бурёнок хлебом, и когда те касались его ладони огромными влажными ноздрями, смеялся от удовольствия.

Андрей и Иван расположились за столиком под двумя тенистыми яблонями, пили квас и разговаривали.

– И всё-таки, Иван, как это ты решился?

– Как, как? Так вот и решился!

– Вообще всё продал и уехал? И даже прописку сменил?

– Прописку сменил. Квартиру свою трехкомнатную продал, а дочери двухкомнатную купил. На остальные деньги дом здесь приобрёл. А что? Внуки будут, сюда растить привезёт, на свежий воздух!

– Наверное, сомнений много было?

– Были. Но слишком уж надоели эти пробки, загазованность, стрессы! Это же абсурд, когда в городе днём пешеход быстрее автомобиля движется! И знаешь, – задумчиво сказал Иван, – конечно, не только в пробках дело. Мне уже под пятьдесят, и всю свою жизнь я прожил в городе. Работал в исследовательском институте. Растили дочь, ездили летом на море, ходили в походы. Ну, как многие из нашей, так называемой, советской интеллигенции. У тебя, извиняюсь, кто родители?

– Да тоже из этой, из интеллигенции. Мать – биолог, кандидат наук. А отец – инженер. Был ведущим инженером на оборонном заводе, который даже без названия, один номер. Умер три года назад от инфаркта. Мама пока работает. У неё тема какая-то интересная, медицинская. То ли биодобавки, то ли…

– Царство Небесное батюшке твоему, как звали то?

– Павел Владимирович.

– Упокой Господи душу раба Твоего Павла, прости ему согрешения вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное! – Иван встал и, произнося эти слова, перекрестился и поклонился церкви, которая располагалась от его дома метрах в двухстах.

– Отец мой, думаю, был неверующим. Во всяком случае, в церковь не ходил и про Бога со мною никогда не говорил.

– Я тоже был неверующим, а пять лет назад пошёл и окрестился. Может быть, поэтому сейчас и здесь.

– А что, нельзя быть верующим в городе?

– Конечно, можно. «Где родился, там и сгодился» – гласит русская пословица. Я долго думал перед тем, как решиться на этот шаг.

– Почему же решился?

– Крестился я скорее интуитивно, а не осмысленно, хотя уже в летах и должен был сначала досконально изучить предмет. Но суть я понял. Потом стал читать Евангелие, святых отцов, ходить в храм, и во мне понемногу стал меняться взгляд на происходящее вокруг.

Кораблёв никак не ожидал такого поворота в их разговоре и поэтому слушал собеседника с возрастающим интересом.

– Я задумался над тем, почему люди закатывают землю асфальтом, строят торгово-развлекательные центры, перегораживают реки плотинами, а потом жалуются, что экологическая обстановка ухудшается, что здоровье слабеет.