Танки противника, набирая скорость, все ближе и ближе подходили к нашей обороне. Появилась авиация, развернулась и пошла в пике, сбрасывая бомбы и обстреливая наши танки из пушек. Слабосильная ЗПР открыла огонь: результата он не дал, но психологическое воздействие на летчиков произвел – их удары не всегда были точны. Вслед за авиацией на позиции 3-го батальона навалились танки. Младший лейтенант Х.М.Прохоренко вплотную подпустил «Пантеру», со второго выстрела подбил ее, а после третьего попадания вражеский танк встал и задымился. Танк Прохоренко засекли, и вскоре бронебойный снаряд пробил его башню насквозь, а попавший в борт второй снаряд завершил свое черное дело. Танк охватило пламя, весь экипаж погиб… Тяжелый бой продолжался, но вскоре, потеряв 3 танка, 2 БТР и оставив на снегу десяток трупов, противник отошел. С нашей стороны также было подбито три танка.

Комбриг оценил выгодный и очень важный рубеж перекрестка дорог и перебросил сюда танки 2-го батальона, свой резерв и опергруппу. Фактически он собрал все, что осталось от бригады, в один кулак и лично возглавил его. Противник, проведя небольшую перегруппировку, предпринял новую попытку сбить бригаду с занимаемого рубежа. В бой были брошены танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры и пехота. Их активно поддерживала авиация. Район обороны бригады стонал и содрогался от разрывов бомб, снарядов и мин. Очертя голову враг лез на нас, стараясь во что бы то ни стало захватить этот важный узел дорог, но жалкие остатки нашей бригады дрались насмерть. Встретив яростное сопротивление, противник откатился назад, оставив на поле боя 2 танка, 3 БТР и много трупов. Но и от бригады осталось всего 6 танков…

Не добившись успеха, противник начал обходить бригаду, развивая успех на восток и север. Создавалась угроза нашего окружения. На активные действия у бригады не было сил, и комбриг принял решение: оставаться на прежнем рубеже, занять круговую оборону и биться до последнего. Другого выхода не было.

Во время боя вышла из строя радиостанция РСБ; связь с корпусом оборвалась. Комбриг направил в штаб корпуса донесение с офицером связи Салтыковым. В донесении он просил разрешения отойти на линию обороны стрелковых войск. Не зная обстановки в бригаде, комкор в это же время направил в бригаду своего офицера связи с приказом: «До наступления темноты прочно удерживать занимаемый рубеж, а ночью внезапно атаковать и захватить Шербогард». Но офицер связи корпуса заплутал и не смог пробиться в бригаду.

Разведчики вели активную разведку и докладывали комбригу, что противник из Херцегфальва повернул на восток и север. Он как одержимый рвался к Дунаю! На исходе дня небольшая колонна танков с пехотой еще раз атаковала нас, пытаясь сбить бригаду с перекрестка дорог. Не добившись успеха, танки противника обошли наши позиции слева и заняли Надь. Во второй половине дня 19 января вражеские танковые части достигли Дунапентеле, а к утру 20 января вышли к Дунаю. Войска 3-го Украинского фронта были рассечены на две части. Создалась очень сложная обстановка.

Наша бригада была в тяжелом положении. Она была отрезана от главных сил корпуса, от своих тылов и собственного штаба. Танков и пехоты было очень мало, соседей не было, радиосвязь с корпусом отсутствовала. Офицеры связи в большинстве случаев нарывались на противника и погибали. Противник забил все дороги танками, артиллерией и пехотой. Свирепствовала его авиация. Расширялась полоса прорыва. Бригада оказалась в тылу врага. Действовать приходилось на свой страх и риск. И, к чести Чунихина, он не дрогнул, выстоял и тем фактически спас бригаду.

К нашей великой радости, к району обороны подошли 2-й батальон 32-й мотострелковой бригады и 1000-й истребительно-противотанковый полк, у которого осталось всего 2 самоходных артиллерийских установки. По радиостанции РСБ командира этого полка Чунихин связался с комкором. Не выслушав комбрига и не поинтересовавшись обстановкой, генерал-майор Говоруненко отругал его за потерю связи, выразил неудовольствие действиями бригады, после чего подтвердил приказ, который не смог доставить офицер связи корпуса. Полковник Чунихин терпеливо выслушал несправедливые упреки комкора и убедительно доказал, что в сложившейся обстановке такой приказ невыполним и что нет смысла оставаться на прежнем рубеже в отрыве от своих войск. После короткого раздумья комкор нехотя согласился с Чунихиным и приказал занять оборону на новом рубеже, чтобы не допустить продвижения противника на Перкату.

Ночью бригада снялась и направилась в указанный район. К этому времени противник овладел хутором и Перкатой. Комбриг доложил обстановку и получил приказ выйти в район Шарошд, где мы должны были занять оборону. В бригаде оставалось всего 4 танка, 4 САУ СУ-85 и около 60 автоматчиков.

Весь день 20 января противник развивал наступление. Особенно упорные бои развернулись за Секешфехервар. Противник обошел его и пытался любой ценой захватить важный стратегический пункт. Но это ему не удалось, здесь стойко оборонялись 21-й и 133-й стрелковые корпуса и 18-й танковый корпус. Командующий фронтом принимал решительные меры, чтобы не допустить выхода противника к Дунаю.

Весь день бригада простояла в роще севернее Шарошда. Вновь нарушилась связь с корпусом, и комбриг нервничал. Убыли, разыскивая штаб корпуса, офицеры связи. Неопределенность положения давила. Единственную радость доставили нам ремонтники, направившие в батальон два восстановленных танка. Наконец связь с корпусом была установлена, и комбриг получил приказ: «Выступить в Элесаллаш. В Элесаллаше занять оборону и прикрыть левый фланг обороны корпуса».

Подошел корпус. Полковник Чунихин получил распоряжение передать оставшиеся танки и самоходные артустановки 110-й танковой бригаде. Но во время передачи танков противник неожиданно силами 6 танков с пехотой на БТР атаковал нас из Сорваша. Танкисты не были готовы к бою, и в их действиях проявились замешательство и растерянность. В воздухе повисли десятки осветительных ракет. Противник ворвался в район обороны бригады. Завязался ожесточенный бой. С большим трудом комбриг восстановил порядок и организовал отпор противнику, но удержать перекресток дорог не смог. Потеряв 3 танка, наша бригада отошла…

К исходу 21 января обстановка на 3-м Украинском фронте была все еще сложной. Противник продвигался вперед, на Будапешт. Вражеские танки вышли к Дунаю и, расширяя полосу прорыва, ударили по нашим тылам. Лавина обозов, тыловых колонн армий, корпусов, дивизий, бригад хлынула на переправы в Дунафельдвар, Эрчи, Байя, Чепель. У каждой скопились тысячи машин и повозок. Авиация противника беспрепятственно бомбила их, издеваясь над беззащитными людьми и машинами.

Вместе с корпусными тылами к переправе у Эрчи подошли и тылы нашей 170-й танковой бригады. У переправы творилось что-то невообразимое: смешались машины и повозки с ранеными, горючим, боеприпасами и другим имуществом. Со всех прилегающих дорог напирали новые колонны, подгоняемые страхом нападения немецких танков и авиации. Каждый пробивался к переправе и старался быстрее перебраться на другой берег. Кругом шум, крик, отборная ругань!

Комендант переправы, в расстегнутой шинели, с пистолетом в руке, охрипшим голосом кричал, еле сдерживая одних, угрожая другим и пропуская на переправу третьих. Слабосильные, старенькие катера таскали громадные паромы через разлившийся бурный Дунай. Страх и беззащитность подгоняли людей. Каждый ловчил, обманывал, напирал, но комендант был неумолим. Ему каким-то чудом удалось вначале переправить раненых, и уже затем он начал переправу тылов. На очередной паром погрузились минометчики, потом дошла очередь и до наших батальонов. Саша Чащегоров прорвался к коменданту и получил у него паром. Мы погрузились и только отвалили от берега, как увидели, как на противоположном берегу взлетел на воздух паром, подорвавшийся на плавучей мине. Жуткое зрелище потрясло всех. К счастью, паром со штабом и тылом батальона пересек Дунай и благополучно причалил. Бойцы быстро разгрузились, наблюдая страшную картину только что случившейся трагедии. В воде плыли трупы людей, лошадей; санитары вытаскивали их из воды. Раненым оказывали помощь, мертвых хоронили. Следом за тылами 2-го танкового батальона переправились тылы остальных батальонов и бригады. Затем одной колонной через Дунафальдвард они направились в район Элесаллаш.

На станцию Элесаллаш прибыл эшелон с 19 танками Т-34, которые комбриг все передал в 3-й танковый батальон. Капитан Отрощенков разгрузил танки и сосредоточил батальон в хуторе в 4 километрах восточнее Элесаллаша. Из прежнего офицерского состава в батальоне остался только Васадзе. Требовалось заново готовить и сколачивать батальон, но времени для этого не было. Штаб батальона быстро провел боевой расчет, дозаправили танки, загрузили боеприпасы, и в ночь на 23 января батальон выступил и занял оборону на рубеже «Северная окраина Фельше-Позменд – Кокошчи – Егерь». Сюда же вышел и штаб бригады.

Во второй половине дня в бригаду прибыло 15 новеньких самоходных установок СУ-76. Эту машину танкисты видели впервые и отнеслись к ней скептически. Слабая броневая защита и маломощная пушка не дали ей путевку в жизнь. Она внезапно появилась на фронте и так же внезапно сошла со сцены, успев получить прозвище «зажигалка». Но сейчас 2-й танковый батальон был преобразован в самоходно-артиллерийский. Появилась непривычная организационная структура батальона: три батареи по 5 самоходок. Сразу возникли сложности в обеспечении горючим, боеприпасами и запасными частями. Тем не менее к утру 24 января батальон занял оборону правее позиций 3-го танкового батальона. Буквально на следующий день в бригаду прибыл эшелон с танками Т-34. Наконец и наш батальон был полностью вооружен. Так за короткий срок бригада была укомплектована техникой и личным составом и вновь стала боеспособным соединением. 26 января наступательные возможности противника иссякли и создалась возможность окружения его прорвавшихся к Дунаю соединений. 170-я танковая бригада получила задачу наступать в направлении Херцегфальв.

Уяснив задачу, оценив обстановку и рассчитав время, Чунихин принял решение и объявил его офицерам штаба и командирам батальонов и отдельных рот. После этого он выехал на местность для работы с командирами подразделений. Пасмурным, неуютным январским днем с небольшой господствующей высотки, прикрываясь чахлой рощицей, штаб бригады приступил к организации наступления.

Начразведки Гусак доложил характер обороны противника, указал расположение опорных пунктов, огневых точек на переднем крае и в глубине и ближайших резервов. Затем комбриг уточнил задачи 1-го и 3-го батальонов и порядок использования самоходок – они побатарейно были приданы батальонам, а одна батарея была оставлена в резерве комбрига; ей были указаны рубежи развертывания для прикрытия флангов бригады. Было организовано и взаимодействие между батальонами и соседями. Особое внимание было уделено действиям 3-го танкового батальона по овладению Херцегфальвом, а затем развитию его успеха 1-м танковым батальоном в направлении Мелькут, Мейвельде, Н.Перката. В заключение совещания начштаба доложил порядок организации управления и связи.

Убедившись, что задачи поняты, комбриг предоставил возможность и время для работы на местности комбатам с комротами, а последним – с командирами взводов и танков. Для общего руководства он оставил с ними майора Новикова, большого эрудита, грамотного и знающего офицера. Такая предметная, показательная работа была настоящей школой для молодых, безусых командиров батальонов и рот, помогая им вырабатывать твердые командирские навыки. Не всем в корпусе нравился стиль и метод руководства полковника Чунихина. Его за глаза часто называли «либералом» и «демократом». Больше ценился культ силы, грубого напора. Именно поэтому нашего комбрига обходили наградами и воинскими званиями. Но зато в самый опасный момент комкор всегда бросал на угрожаемое направление именно нашу бригаду, и комбриг всегда с честью выполнял поставленные задачи.

В нашем танковом батальоне роль комбата впервые исполнял капитан Клаустин. Комиссар Климов и я, как начальник штаба, старались ему помочь. Рана на моей ноге еще не зажила окончательно, и я ходил, опираясь на палку.

В ночь на 27 января бригада начала выдвижение и заняла исходные позиции для наступления. Сюда же прибыли 1114-й зенитно-артиллерийский полк и батарея самоходных установок 363-го тяжелого гаубичного артиллерийского полка.

По сигналу комкора бригада перешла в наступление в направлении Кокащд, Мелькут, Н.Перката. Все три бригады корпуса во взаимодействии с пехотой 133-го стрелкового корпуса успешно начали громить противника. Наш батальон пока двигался во втором эшелоне, а 3-й батальон ворвался на юго-восточную окраину Херцегфальва и во взаимодействии с другими бригадами корпуса овладел этим важным населенным пунктом. Именно в этот момент для развития успеха комбриг ввел в бой наш 1-й танковый батальон. К исходу дня мы вышли в район в 1 км восточнее Н.Перкаты и здесь встретили организованное сопротивление танков, артиллерии и пехоты противника. Кроме того, на минных полях подорвались четыре наших танка, однако быстро спустившаяся темнота скрыла их от огня противника и помогла нам вытянуть и восстановить танки.

С утра 28 января 1-й и 3-й танковые батальоны возобновили наступление. Встретив упорное сопротивление, наш батальон стал обходить Н.Перкату с севера. 3-й батальон с полком 68-й стрелковой дивизии подошел к юго-восточной окраине Н.Перкаты и неожиданно нарвался на сильный огонь танков. Батальоны откатились назад. Подъехал комбриг с опергруппой, уточнил на месте обстановку и организовал новую атаку. После ожесточенного боя часть села удалось захватить, но полностью выбить противника из Н.Перкаты не удалось.

29 января из Адони вышла колонна вражеских танков и БТР, и разведчики обнаружили ее только при подходе к Н.Перкате. Чунихину пришлось срочно перенацелить часть сил бригады для борьбы с этой колонной. В темноте развернулся ожесточенный бой. Воспользовавшись подкреплением, противник из западной части села атаковал потрепанные части 68-й стрелковой дивизии, смял их и вышел на дорогу, ведущую на Дунапентеле. Создалась угроза удара во фланг и тыл нашей бригаде. Бой принял сложный и опасный характер. Наш танковый батальон частью сил отбивался от противника в Н.Перкате, а основными силами отражал атаку танков из Адони. 3-й танковый батальон продолжил бой в селе, а частью сил, резервом прикрывая фланг и тыл бригады, уничтожал противника, атакующего из Н.Перкаты на Дунапентеле.

Ожесточенный бой продолжался и ночью, в непогоду. Противник дрался отчаянно. Его танки с пехотой и БТР настойчиво атаковали позиции нашего батальона. Выкрашенные в белый цвет вражеские танки ночью сливались с местностью и упорно лезли вперед. На снегу застыли и горели уже 4 танка противника, но роты отбивались с трудом… Надо отдать должное немецким солдатам и офицерам, это были хорошие вояки и в единоборстве всегда доставляли нам много неприятностей и потерь.

Комбриг с опергруппой выдвинулся к 3-му танковому батальону. По пути он наскочил на немецкую колонну из 5 танков и 4 БТР. Отвернув в сторону, под покровом темноты он пропустил колонну, а прибыв к Отрощенкову, приказал немедленно послать вдогонку роту и уничтожить противника. Старший лейтенант Васадзе быстро догнал вражескую колонну, пристроился к ней в хвост и открыл огонь с близкого расстояния. Началось замешательство, паника. Оказать сопротивление противник не смог. Он потерял 3 танка и 2 БТР, но остальные сумели улизнуть в Дунапентеле. Рота Васадзе без потерь вернулась обратно, что очень повысило всем настроение. Угроза удара в тыл бригады была ликвидирована.

Бой продолжался всю ночь. Почерневшие от копоти и усталости, танкисты не заметили, как ночь перешла в день. Обе стороны дрались неистово, неся большие потери. В Н.Перкате и вокруг нее образовалось настоящее кладбище погибших солдат и офицеров, подбитых и сгоревших боевых машин. На участке обороны бригады, перед северной и восточной окраинами, догорали 13 танков, 11 БТР и 26 автомашин противника; 9 танков и 6 самоходок потеряли и мы…

Сдав свои позиции 86-й стрелковой дивизии, 170-я танковая бригада вышла в район Рожа-Кишгалом. Наш батальон с батареей СУ-76 получил задачу перерезать и оседлать шоссе Дунапентеле – Адонь, но, подойдя к шоссе, наткнулся на организованное сопротивление противника. Завязался бой. После стремительной атаки батальон уничтожил противника, захватил участок дороги южнее Талиан и Радыга и занял оборону. В этом бою мы потеряли два танка.

Противник стремился не допустить окружения вышедшей к Дунаю группировки своих войск. Он вел активные, маневренные бои, удерживая и улучшая занимаемые позиции. 1-й танковый батальон нашей бригады, оседлав дорогу, с трудом сдерживал вражеские атаки из Дунапентеле на Адонь. На помощь нам майор Новиков привел танковый батальон 181-й бригады и организовал круговую оборону. В эти напряженные дни в районе боевых действий все смешалось – день, ночь, наступление, оборона. Трудно было разобраться, где свои войска, а где чужие. Разведчики сбились с ног, уточняя обстановку. Приказы и боевые распоряжения командиров корпуса и бригады не всегда поспевали за развитием событий, и батальоны часто действовали по своему усмотрению. Обе стороны дрались ожесточенно, продолжая нести большие потери.

В ночь на 30 января полковник Чунихин снял батальоны и повел их на Мелькут. Мы с ходу атаковали и овладели Кени Веним, не останавливаясь, выбили противника из Мелькута и подошли к Киш Веним, где оборонялась пехотная рота, усиленная двумя танками и шестью БРТ. Наш батальон развернулся и атаковал, и вскоре танки ворвались на окраину деревушки. Противник не выдержал и отступил. Батальон с ротой автоматчиков и батареей СУ-76 занял оборону в Крешка, перерезав дорогу Адонь – Н.Перката, а 3-й батальон с танкодесантной ротой и батареей СУ-76 занял оборону в километре юго-западнее высоты 188, перерезав дорогу Дунапентеле – Н.Перката. Оборону строили методом опорных пунктов и засад. Возглавлял ее майор Новиков. Капитан Отрощенков основные силы сосредоточил в стороне от дороги, а у хутора выставил засаду в составе взвода САУ, одного танка и взвода автоматчиков.

Стояла тихая, зимняя, безоблачная ночь. В бледных лучах луны искрился снег. Изнывая от усталости и неудобства, дремали в машинах танкисты и самоходчики. Страдали от холода автоматчики. Вдали послышались шум моторов и лязг гусениц. Прислушавшись, мы подготовились к бою. Вскоре, как призраки, на шоссе появились танки и БТР с пехотой и артиллерией. Они осторожно шли из Дунапентеле на Н.Перкату. Первым открыл огонь танк младшего лейтенанта Круглова, затем послышались более глухие и слабые выстрелы самоходок Худякова и Чернового. Сразу вспыхнули два танка и БТР противника. От неожиданности вражеская колонна расстроилась, но, сообразив, что перед ними небольшие силы, немцы быстро оправились, развернулись и атаковали засаду. В неравном бою были подбиты танк Круглова и обе СУ-76, засада перестала существовать… Капитан Отрощенков, получив доклад от засады, привел батальон в боевую готовность и достойно встретил потрепанную колонну противника. Потеряв еще 5 танков и 20 автомашин, враг отошел, остатки его сил отступали по полевым дорогам. После этого боя комбриг получил задачу овладеть городом Адонь, и утром 31 января бригада перешла в наступление. Во второй половине дня в 5 км южнее Адони мы встретили упорное сопротивление, и батальоны закрепились на достигнутом рубеже. Подошли машины с боеприпасами и горючим. В расположениях батальонов курились кухни. Люди иззябли и были рады горячей пище.

Штаб бригады остановился в хуторе. Комбриг принял решение: «Используя разрывы в обороне противника, под покровом темноты выйти к Адони. 3-му танковому батальону наступать вдоль дороги Дунапентеле – Адонь и атаковать город с юга. 1-му батальону обойти Адонь и атаковать с северо-запада. Разгромить гарнизон в городе и занять круговую оборону. Атака в 05.00». Майор Дроздов и капитан Кочелапов быстро оформили решение и с офицерами связи отправили его в батальоны.

Началась подготовка к наступлению. Наш батальон расположился в чахлой рощице, и Леша Рыбаков отыскал неказистый одинокий домик. Здесь жила семья бедного батрака, где в одной комнате размещались горница, хлев, кухня и спальня за занавеской, куда забилась насмерть перепуганная, немолодая, очень полная хозяйка. Ее почему-то сразу окрестили «тетя Еля». Мы предлагали ей поесть, но она отказалась от ужина, продолжая сидеть в своем убежище. После морозного дня, усталости и хорошего ужина нас разморило в тепле. Глаза слипались, клонило ко сну. Леша Рыбаков заснул мгновенно: он поразительно хорошо умел отключаться и так же быстро включаться. Задремали и мы с Клаустиным, а вот капитан Климов, закончив писать политдонесение, встал, оделся и на ходу бросил: «Пойду посмотрю, как устроились люди, проверю охрану и отдых солдат. А вы поспите, с утра предстоит трудный бой». В этом был весь Климов – это действительно был заботливый, душевный человек, живший для людей и ради людей и не заботившийся о себе.

Передышка оказалась короткой. Под окном затарахтел мотоцикл, и в избу с шумом и морозом ввалился офицер связи бригады Сережа Салтыков. С размаху он бросил на стол пакет: «Получай приказ, комбат, и пошевеливайся!» Рыбаков смахнул со стола остатки снеди и разложил карту, комбат вскрыл пакеты и вслух прочитал приказ. «Что есть для комбрига?» – заспешил Салтыков. «Ничего. Задача ясна, – ответил Клаустин. – Адью!» Салтыков исчез так же шумно, как и появился.

Уяснив задачу, комбат определил, что самое сложное в ней – ночью, по бездорожью, вовремя выйти на северо-западную окраину Адони. Важно не блудануть, значит, нужен хороший проводник. Выбор пал на Рыбакова, но он неожиданно заупрямился: «Почему опять я? Разве ротный сам не сможет вывести свои танки?» – «Может, Леша, но мы сейчас не можем, просто не имеем права рисковать. Смоляков толковый офицер, однако мы мало его знаем, а ты прошел по дорогам войны днем и ночью от самого Сталинграда, хорошо ориентируешься по карте и на местности, вот и помоги ему», – убеждал Клаустин продолжавшего протестовать Рыбакова.

Размолвку просто и буднично разрешил комиссар Климов: «Леша, успокойся, я пойду с тобой…» Вот удивительная была способность у человека, – одним словом, одной фразой разрешить проблему, разрядить напряженную обстановку, сомнение, обиду, вселить уверенность!

Усиленная рота Смолякова с Климовым и Рыбаковым скрылась в ночной мгле, уходя в трудный путь. Резкий, холодный ветер гнал поземку, луна скрылась, низко опустились облака. Танки двигались по бездорожью, на ощупь, медленно, стараясь выдержать направление движения. Комбат со штабом и резервом шел следом, сверяя и контролируя движение по карте.

Проснувшись под утро, я услышал за занавеской, где все время сидела тетя Еля, какую-то возню и ее стоны. Одним из командиров танков у нас был Алексашин, крепыш небольшого роста. Позже, когда взяли Адонь, мы спрашивали его: «Что же ты там с ней делал? Она же такая страшная!» Но он говорил: «Нет, она ночью красивая!» Хохотали мы от души.

Фашисты считали, что в такую погоду мы вряд ли будем наступать ночью, и просчитались. К 5 часам утра 1 февраля батальоны бригады подошли к Адони и подготовились к атаке. В городе было тихо, только горланили петухи и лаяли собаки. В воздухе периодически зависали осветительные ракеты. Командир и штаб бригады следовали по дороге Дунапентеле – Адонь за 3-м батальоном и при подходе к Адони получили донесение: «Батальоны вышли на указанные позиции и готовы к атаке». Это обрадовало комбрига. Появились и разведчики, и капитан Гусак сообщил: «Гарнизон небольшой, танков немного, и, похоже, фрицы нас не ожидают».

В 05.00 приданный бригаде зенитный полк открыл огонь по наземным целям, и бригада перешла в атаку. Немцы всполошились, в воздух полетели сотни осветительных ракет. Начался жаркий бой на улицах. Сложно и тяжело вести бой ночью, особенно в городе. Основные силы противник сосредоточил на южной окраине города. 3-й танковый батальон с автоматчиками сразу наскочил на подготовленную оборону и хорошо организованную систему огня, и темп его атаки упал. Наступая вдоль дороги, рота Васадзе попала под губительный перекрестный огонь. Один за другим были подбиты два танка, теперь их в роте осталось только пять. Но левее атаковала рота старшего лейтенанта Мохова: здесь оборона была слабее, и рота успешно продвигалась вперед, ворвалась в город и завязала уличные бои. Продвигаясь с боем по узким улочкам, танкисты выходили на юго-западную окраину Адони.

Еще более успешно наступал наш батальон. Выход на северо-западную окраину оказался неожиданным для противника. Батальон развернулся, стремительно атаковал и с рассветом вышел к центру города. Это решило успех всего боя: противник дрогнул и отошел по дороге на северо-запад, нам не удалось закрыть ему путь отступления. Адонь был взят, и комбриг получил приказ занять оборону. Расставили танки, самоходки, определили позиции автоматчикам. В городе было тихо, пустынно, – жители попрятались в домах и не выходили. Командование бригады и батальонов, проверив боевые порядки, разрешило экипажам и автоматчикам передохнуть, выставив охранение.

В дом, где расположился наш штаб, во второй половине дня прибежали два подростка – дети хозяина дома. Они рассказали, что видели, как из леса северо-восточнее Адони выдвигается большая колонна танков с пехотой. Клаустин не сразу поверил мальчуганам. Но неожиданно начавшаяся мощная стрельба подтвердила их слова. Разведчики бригады и батальона просмотрели сосредоточение и выдвижение танков, и контратака немцев застала батальон врасплох. Танкисты под огнем занимали места в танках и сразу вступали в бой. Отбивались, кто как мог. Город ожил. Стрельба шла отовсюду. Попрятавшиеся фашисты и мадьяры из домов и с чердаков оказывали помощь своим контратакующим танкам.

На ходу одеваясь, мы выскочили из дома и перебежками, падая и поднимаясь, с трудом добрались до танка комбата. Клаустин и Рыбаков заскочили в танк. Я, Климов и парторг Сидолако стояли рядом у сарайчика, стараясь разобраться, откуда ведет огонь противник. Я был одет в английскую шинель без погон, а замполит, старый танкист, всегда носил кожаную куртку и танкошлем. Видимо, поэтому снайпер выбрал его… Я увидел след трассера выпущенной пули, а в следующее мгновение она попала в живот комиссара, разорвав на вылете его бок. Климов охнул и осел. Я и Сидолако подхватили его под руки и с трудом уложили на трансмиссию танка. Раненый был в сознании и сквозь зубы с трудом процедил: «Тяжело… внутри все горит… больно…» Потом он сказал: «Наверное, это все. Я только вас прошу, у меня двое сыновей, найдите и помогите им». Надо сказать, что его адреса у нас не было, и после войны мы, сукины сыны, не удосужились порыться в архиве бригады, найти его адрес и хотя бы написать им… Это не делает нам чести.

Затем комиссар впал в забытье. Колесниченко наложил ему тугую повязку, которая сразу пропиталась кровью. Я стоял над телом комиссара на трансмиссии и не заметил, как наводчик стал разворачивать орудие назад, чтобы отстреливаться отступая. Чтобы избежать удара, в последний момент я схватился за ствол танковой пушки и повис на нем над землей. Помню, что очень испугался, что сейчас упаду и попаду под танк, который меня раздавит. Ребята начали колотить по башне, танк остановился, там разобрались, в чем дело, довернули пушку, и я опять оказался на трансмиссии.

Положение батальона было критическим: противник разорвал боевой порядок батальона и продвигался к центру города. Отстреливаясь, мы отходили к центру города. Прикрывая наше отступление, в бой вступил батальон Отрощенкова, но и он не смог остановить наступление врага. К вечеру бригада оставила Адонь и сосредоточилась в лесу южнее города. Мы подсчитали потери, они были большие – 2 танка, 3 самоходных орудия. Похоронили убитых, отправили в тыл раненых.

С подходом 110-й танковой бригады мы вновь выбили немцев из города и по приказу комкора бригады заняли в нем круговую оборону. Остатки противника поспешно отходили в северо-западном направлении, на Бешньо.

Всего в боях за Адонь бригада потеряла 8 танков и 4 самоходных артиллерийских установки СУ-76. Наученный горьким опытом, штаб бригады организовал активную разведку в северном и северо-западном направлениях, а комбриг приказал комбату автоматчиков капитану Яковлеву прочесать район обороны бригады. Выполняя приказ, автоматчики на северо-западной окраине Адони наткнулись на ужасную картину. В переулке стоял изрешеченный пробоинами и сгоревший танк лейтенанта Писарева. Недалеко от него стоял подбитый и обгоревший «Тигр», чуть дальше – разбитое противотанковое орудие. Рядом, в сарае, обнаружили труп зверски замученного Писарева…

2 февраля бригада совершенствовала оборонительные позиции в городе, восстанавливала подбитые и неисправные танки. Кроме того, мы продолжали хоронить убитых… 3-й танковый батальон передал оставшиеся танки в наш батальон и вышел в резерв. На должность замполита прибыл старший лейтенант Дмитрий Денисович Юров – бывший парторг батальона обслуживания Академии бронетанковых и механизированных войск[18].

В конце дня бригада получила задачу – наступать за 110-й танковой бригадой. Выступили мы ночью и к утру вышли в район перекрестка дорог в 1,5 км севернее Сольгаэтохаза, где заняли оборону. Около двух суток бригада стояла на месте, уничтожая мелкие отходящие и блуждающие группы противника. Затем мы снялись с занимаемых позиций и 4 февраля сосредоточились на западной окраине Шарошда. Здесь комбриг получил задачу наступать в направлении Детрица и ударом с северо-востока овладеть городом Аба. Увязав взаимодействие с пехотой и артиллерией, 5 февраля бригада перешла в наступление. Противник на отдельных рубежах оказывал сопротивление, а при нашем подходе к Детрицу немцы открыли сильный огонь из танков и орудий. Пехота залегла, но Калустин развернул батальон и повел его в атаку, и тогда пехота поднялась. Мы с ходу овладели Детрицом: противник, потеряв один танк, два орудия и несколько десятков пехотинцев, откатился на Аба. Преследуя отходящего противника, наш батальон подошел к городу и к исходу дня захватил его.