Запланированный ребенок

Каждое место на нашей планете имеет свою историю, и небольшой городок Грэнтем в графстве Линкольншир, расположенный в 180 километрах к северу от Лондона, не исключение. С первого дня своего основания в далеком 1463 году город являлся промежуточным пунктом во время путешествия на север. Через местные отели и таверны прошло немало людей самых разных сословий – от торговцев сукном до крупных землевладельцев, от обычных сановников до королей.

В 1642 году в десяти километрах к югу от города родился один из крупнейших ученых Соединенного Королевства – Исаак Ньютон. Первые шаги в образовании будущий отец классической механики сделал в грэнтемской грамматической школе, навсегда связав свое имя с этим небольшим городком. Свою лепту в историю города внес и Оливер Кромвель, именно из Грэнтема начавший победоносное шествие против роялистов.

После учебы великого физика и военных действий лорда-протектора для Грэнтема настали тяжелые времена. И хотя внешне все оставалось без изменений, что-то случилось с душой города. Положение стало настолько удручающим, что один из местных клерков грустно заметил:

– Это узкий городишко, построенный на узких улочках и заселенный узкими людишками.[1]

Не считая местной церкви Святого Вольфрама с ее высоченным шпилем (размеры последнего были настолько внушительны, что известный критик Викторианской эпохи Джон Раскин, проезжавший однажды мимо города на поезде, не поленился снять перед шпилем свой котелок), Грэнтем впал в летаргический сон унылого однообразия и бездействия. Даже промышленный бум середины XIX века, в результате которого появились железные дороги и было построено несколько крупных заводов по производству паровых двигателей и сельскохозяйственной техники^{1}, печально сошел на нет в конце прошлого столетия. Комментируя ситуацию, корреспондент «Sun» не без сожаления воскликнул:

– Определенно, это один из самых скучных городов в нашей стране![2]

В целом данное выражение недалеко от истины, хотя именно «скучному» Грэнтему в XX веке суждено будет стать одним из самых феминизированных городов Туманного Альбиона. 27 ноября 1914 года в отделении местной полиции начнут работать первые в Британии женщины-полицейские. А чуть больше чем через 10 лет в Грэнтеме появится ребенок, полностью изменивший представление о женщине, как о «слабом поле».

Не последнюю роль в этом сыграли Беатрис Стефенсон и Альфред Робертс. Беатрис родилась в Грэнтеме 24 августа 1888 года в обычной викторианской семье. Ее отец Дэниэль Стефенсон служил гардеробщиком в бюро находок на местном вокзале; мать, урожденная Фиби Краст, работала портнихой на одной из фабрик. Беатрис пошла по стопам матери, также посвятив себя швейному ремеслу.

Меньше чем через полгода после безвременной кончины своего отца (в декабре 1916 года) мисс Стефенсон вышла замуж за Альфреда Робертса. Высокий белокурый красавец с голубыми глазами, Альф родился в скромной семье сапожников, ведущей свою родословную из Уэльса. С детства он отличался чрезмерной амбициозностью, волевым характером и незаурядным умом.

Однако об этом немного позже. Главным было то, что, несмотря на внешние и внутренние различия супругов, брак Робертсов оказался удачным. Всего через два года после свадьбы, скопив достаточно средств, Альфред купил небольшой двухэтажный домик, расположенный в самом начале оживленной улицы Норт Пэрейд, и открыл собственное дело. Въезд в дом нового хозяина ознаменовался появлением на двери следующей вывески:

А. РОБЕРТС

Бакалейщик и торговец продовольственными товарами

Знаменитый датский бекон

Самые лучшие сорта чая и кофе

Все наши товары высокого качества и по разумным ценам

Доставляем заказы во все части города

Мы к вашим услугам в любое время

Удовлетворение гарантируем

Магазин достойных товаров[3]

Двухэтажный особняк оказался единственным недвижимым имуществом мистера Робертса. Поэтому, разместив на первом этаже прилавки с провизией, второй пришлось превратить в собственное жилье, немного скромное даже по меркам 1920-х годов. Семья Робертсов оказалась лишена не только привычного английского садика, но и куда более важного удобства – водопровода. Горячей водой мылись только раз в неделю, наполняя старую кадку на задворках лавки. Умывались обычно холодной водой, ею наполняли металлические тазы, которые ставили в двух крохотных спальнях на втором этаже.

Как бы там ни было, но именно в этих скромных апартаментах и появилась на свет в мае 1921 года первая дочь четы Робертсов Мюриель. А спустя еще 4 года, в 9 часов утра 13 октября 1925 года, родилась их вторая дочь Маргарет.

Сегодня это может показаться странным, однако двухэтажный магазинчик Робертсов не произведет большого впечатления на будущие поколения. Дом, ставший свидетелем рождения британского премьера, не превратится ни в музей, ни в место паломничества для бесчисленных туристов. В 1980-е годы он будет слегка перестроен и превращен в ресторан, который просуществует относительно недолго. После его закрытия опустевшие комнаты отдадут хиропрактикам, располагающимся там и по сей день. А для любителей баронессы Тэтчер, периодически посещающих Грэнтем в надежде отыскать секрет ее стойкости, останется лишь мемориальная доска, скромно напоминающая о давних событиях октября 1925 года.

Как видно из данных фактов, ни место, ни эпоха, ни люди, принимавшие участие в появлении Маргарет, – ничто не предвещало тех ярких событий, которым суждено будет выпасть на ее долю. Хотя нашлись и те, кто, оставшись неудовлетворенным столь банальными фактами, предложил мысль о благородном происхождении будущего премьера.

– В случае с Маргарет все дело в крови. Говорю же тебе, все дело в крови, сомнений нет, – заметит однажды Гарольд Эмери в беседе с Аланом Кларком^{2}.[4]

В 1980-е годы был очень популярен слух о якобы имевшей место любовной интрижке между матерью Маргарет и одним из представителей местного аристократического рода Броунлоу. Последние жили в знаменитом Белтон-хаусе, расположенном всего в пяти километрах к северу от Грэнтема, и любили принимать участие в городских делах. Так, в 1924–1925 годах пятый лорд Броунлоу был мэром города. Аналогичную должность спустя десять лет занимал и его сын, шестой барон Броунлоу, главным советником которого служил не кто иной, как отец нашей главной героини Альфред Робертс.

Были и другие версии. Так, наиболее рьяные исследователи пытались убедить всех, что бабушка Тэтчер по материнской линии Фиби Краст работала горничной в Белтон-хаусе и не смогла устоять перед обаянием Гарри Каста – известного дамского угодника и еще одного представителя семейства Броунлоу. Больше всего данное предположение удивило леди Диану Купер, жену известного британского политика Даффа Купера и незаконную дочь Гарри Каста. Ведь тогда британский премьер приходилась ей племянницей.

Данная версия была быстро подхвачена любителями сенсаций. Кто-то даже уловил необычное сходство внешности Маргарет с портретами молодой леди Купер. Другие обратили внимание на то, как похожи фамилии Каст и Краст. Что, если Броунлоу при появлении на свет бастардов видоизменяли свою фамилию Каст, добавляя к ней всего одну букву? Третьи шли еще дальше и пытались доказать всему миру, что Альфред Робертс вел свое происхождение не от обычного сапожника, а все от тех же обитателей Белтон-хауса.[5]

Версии, версии, версии… Несмотря на разнообразие, все они были оригинальны и неправдоподобны. Во-первых, так до сих пор и не найдено ни одного доказательства, что Фиби Краст действительно работала в Белтон-хаусе. Что же до ее фамилии, то она очень популярна в Линкольншире. Чего стоит хотя бы тот факт, что в год рождения Фиби было зарегистрировано появление на свет еще десяти младенцев с такой же фамилией. Вряд ли все они были незаконнорожденными отпрысками семейства Броунлоу. Сомнительным выглядит и происхождение от четвертого лорда Броунлоу Альфреда Робертса, родословная которого известна более или менее подробно.

Если же говорить о самой идее найти источник будущих успехов «железной леди» в ее происхождении, то она не так уж и плоха, как может показаться. Только обратить внимание следует не на поиск голубых кровей, а на личность отца. Выходец из бедной семьи, Робертс относился к тому редкому типу людей, про которых говорят: «Он сделал себя сам!» Не обошлось, конечно, и без везения. Сын потомственного сапожника, Альф наверняка бы провел всю жизнь в обувной мастерской, если бы не врожденная близорукость.

Едва ему исполнилось двенадцать лет, как его отправили в Грэнтем – сначала учеником, а затем и управляющим в небольшую бакалейную лавку. После начала Первой мировой войны двадцатидвухлетний Робертс одним из первых запишется на фронт. Однако ему так и не суждено будет понюхать пороха. Альфа снова подведет (или спасет) плохое зрение. И хотя он еще пятнадцать^{3} раз будет подавать заявку на фронт, окулист местной медицинской комиссии останется непреклонным, вынося каждый раз один и тот же вердикт: «Не годен!»

Перед Альфом развернулись мрачные перспективы. За работу платили копейки, жить приходилось в съемной комнатушке, а отсутствие образования перечеркивало и без того призрачные шансы выбиться в люди. Другой бы опустил руки, но только не Робертс. Обладая маниакальной бережливостью, отец Мэгги принялся практически на пустом месте создавать свой собственный капитал. Получая всего четырнадцать шиллингов в неделю, он платил за жилье двенадцать, один тратил на себя и один откладывал.

Жесткой экономии подверглись не только деньги, но и время. Каждая свободная минутка шла на самообразование. Став завсегдатаем местной библиотеки, Альф штудировал одну книгу за другой, словно губка впитывая в себя непреложные истины. Как позже утверждала его дочь, он знал практически все:

– Однажды я спросила его, что такое «фидуциарная эмиссия», – он знал! А «золотой стандарт» – он знал![6]

Альфреда считали самым начитанным жителем Грэнтема. Хотя были и те, кто смотрел на его познания с изрядной долей скептицизма.

– И когда только он находит время на книги, пропадая все дни напролет в своем магазинчике? – вопрошали завистливые умы.[7]

Как бы там ни было, но положительный результат не заставил себя долго ждать. За несколько лет денег накопилось достаточно, чтобы купить одну из лавочек на Норт Пэрейд и открыть собственное дело. Робертс разработал собственную систему, взяв под контроль все аспекты своей жизни. Каждый шажочек вперед, каждое действие тщательно продумывалось и последовательно выполнялось. Даже время рождения Мюриель и Маргарет было не чем иным, как хорошо спланированной акцией. Едва расписавшись, Робертсы сразу решили, что детей должно быть только двое, а их последовательное появление должно происходить с четырехлетним промежутком, чтобы накопить достаточно средств и сил для их воспитания. Так оно и произошло: спустя четыре года (месяц в месяц!) после свадьбы родилась Мюриель, а еще через четыре – Маргарет.

Создав прочный семейный тыл, Альф продолжил укрепление собственных позиций в бизнесе. Вскоре были куплены два соседних здания, а также открыт еще один магазин в полутора километрах от Норт Пэрейд на Хантингтауэр-роуд. Бакалейные лавки пользовались хорошей репутацией у местных жителей, а грэнтемский альманах напротив имени Альфреда сделал следующую заметку: «Лавочник и торговец продовольственными товарами. Если вы покупаете товары у Робертса – вы покупаете лучшее. Норт Пэрейд и Хантингтауэр-роуд, Грэнтем».

Считая прибыль от торговли недостаточной, Альфред открыл на территории своей лавки на Норт Пэрейд почтовое отделение. Очень дальновидное решение, если учесть, что именно в почтовых отделениях располагался популярный среди населения Почтовый сберегательный банк.

Со временем Альфреду и этого стало не хватать. На этот раз он решил заняться политикой. В 1927 году его избрали членом городского совета.

Деятельность на новом поприще сложилась для Робертса удачно. Сначала он возглавил Финансовый комитет, затем последовательно занимал посты президента Торговой палаты и Ротари-клуба, директора Строительного общества Грэнтема и Сберегательного банка доверия, члена правления школы грамматики для мальчиков и девочек, а также председателя Ассоциации образования для рабочих. В годы Второй мировой войны Альф занимался решением социальных вопросов, а также строительством в Грэнтеме знаменитой сети «британских ресторанов»^{4}.

В 1943 году отец Маргарет был избран олдерменом^{5} Грэнтема, а спустя еще два года занял пост мэра города. В период его правления основные силы были направлены на ликвидацию ущерба, причиненного военными действиями. В городе началось строительство дорог и зданий, запущены новые социальные программы, которые включали в себя развитие образования, оздоровительных учреждений, а также поддержку организаций, заботящихся о детях. На первое же место была выдвинута проблема жилья. Альфред всегда видел в строительстве новых домов ключ к созданию здорового общества.

– У нас никогда не будет счастливого города, пока у нас не появятся счастливые семьи. А счастье семьи невозможно без достойного места для проживания, – заявил он в одном из своих выступлений.[8]

Работа на посту мэра стала пиком в общественной и политической карьере Альфа. А особенность пика, как известно, заключается в том, что за ним начинается спад. Закат карьеры Робертса произошел в 1952 году, когда лейбористы, получив в городском совете долгожданное большинство голосов, избрали нового мэра.

Альф был потрясен, но не сломлен. Выступая с прощальной речью, он нашел в себе силы быть объективным и благородным:

– Прошло почти девять лет, как я стал главой города. Сегодня мне приходится оставить эту должность.

Здесь Альфред выдержал паузу, а затем решительно добавил:

– У меня не осталось ни медалей, ни почестей, лишь непередаваемое чувство внутреннего удовлетворения.

Послышались аплодисменты, но отец Маргарет еще не собирался заканчивать. Набрав как можно больше воздуха в легкие и устремив взгляд в небо, он прокричал, отчетливо произнося каждое слово:

– Господь! Храни Грэнтем навеки![9]

После завершения торжеств Альф признался близким:

– Да, я упал с высоты, но мне повезло – я приземлился на ноги. Что бы ни говорили, но я был внутренне готов и тогда, когда меня пригласили на эту должность, и тогда, когда прогнали прочь.[10]

В отличие от своего отца, Маргарет переживала гораздо сильнее. Пройдут годы, и, вспоминая данные события в одном из своих интервью, Тэтчер не сможет сдержаться и заплачет перед телевизионными камерами. На дворе шел 1985 год – очень сложный в карьере самой Маргарет, поэтому неудивительно, что, увидев в тот день слезы британского премьера, многие задали себе вопрос: «А не о себе ли плачет „железная леди“?»

Какой бы ни была истинная причина этих слез, Альфред Робертс занимал особое место в мировоззрении Маргарет. Он был для нее кумиром и волшебником, от прикосновения которого вещи начинали играть новыми оттенками и приобретали новый смысл. Даже скромные комнатушки над лавочкой обладали своей особой привлекательностью.

– «Жить над магазином» – это гораздо больше, чем просто фраза, – заметила как-то Тэтчер незадолго до своего семидесятилетнего юбилея.[11]

Именно здесь впервые и намного раньше своих сверстников юная Мэгги стала постигать премудрости экономики и финансов. Все эти фундаментальные понятия – доходы, расходы, ценовая политика и импорт товаров, – а также бесчисленные факторы, влияющие на спрос и еженедельную выручку, стали ей знакомы практически с детства.

– Меня часто упрекают, что я читаю проповеди о ведении домашнего хозяйства, – скажет она одному из гостей во время торжественного банкета в ноябре 1982 года. – Но я не возражаю. Ведь именно эти простые примеры могут спасти финансистов от банкротства, а страну – от кризиса.[12]

Не меньшую роль, чем бизнес, на формирование Маргарет оказала и сама личность Альфреда Робертса. Обладая широким кругозором и большими познаниями в различных областях, он требовал того же и от своих детей.

– Каждую неделю мы ходили с отцом в библиотеку, – вспоминает баронесса. – Как правило, мы брали две книги – «серьезную» для нас и какой-нибудь роман для мамы.[13]

Маргарет еще не исполнилось и десяти лет, а она уже зачитывалась недавно опубликованным трудом Джона Страчи «Предстоящая борьба за власть», по полочкам разложившим последствия коммунизма. Также ее настольными книгами стали сборники речей Черчилля, бестселлеры Роберта Локарта «Пушки или масло», Дугласа Рида «Ярмарка безумия» и Рихарда Кребса «За пределами ночи», посвященные проблеме нацизма и распространению фашистской идеологии. Что же касается литературных предпочтений, то здесь царил Редьярд Киплинг, перед поэтическим творчеством которого «железная леди» и сегодня готова снять дамскую шляпку.

– Впервые я познакомилась с творчеством Киплинга, когда он умер^{6}, и сразу же была очарована его поэмами и рассказами. Как и голливудские фильмы много лет спустя, он открыл мне новый мир романтических возможностей, лежащих далеко за пределами Грэнтема.[14]

Считая чтение недостаточным, Альфред заставлял свою младшую дочь посещать всевозможные лекции, а также периодически устраивал дома различные коллоквиумы по вопросам международных отношений и последним новостям в мировой политике. Наслушавшись таких бесед, Маргарет будет единственным учеником в школе, знавшим в годы Второй мировой войны, какие участки подвергаются бомбардировке военно-воздушными силами Соединенного Королевства. Когда же учительница удивленно спросит ее: «И откуда тебе это только известно?» – Мэгги с гордостью ответит:

– Всякий раз, когда по радио объявляют о налете наших бомбардировщиков, мы достаем атлас и отмечаем это место.[15]

День за днем Альф продолжал открывать перед Маргарет мир с его неписаными законами и правилами. Когда его дочь захочет пойти на танцы, он прервет ее нравоучительным тоном:

– Никогда не делай чего-то только потому, что другие поступают так! Сначала составь собственное представление о том, что собираешься сделать, и уже затем убеждай других следовать за тобой.[16]

В другой раз он скажет ей:

– Жизнь – вещь серьезная! Она словно знаменитая притча о десяти талантах. Если у тебя, Мэгги, есть какие-то таланты, то зарывать их в землю – страшный грех. Запомни на всю жизнь: твой долг – совершенствовать себя, прилагать к любому делу максимум усилий, соревноваться с другими.[17]

Это короткое слово «долг». Именно оно станет той осью, вокруг которой будет вращаться мировоззрение будущего премьер-министра. Уже спустя годы она признается:

– Начиная с младенчества понятие долга очень глубоко укоренилось в моем подсознании.[18]

Пустая трата времени считалась одним из самых страшных грехов в семье Робертсов, поэтому каждое мгновение необходимо было заполнить деятельностью. Так, закончив с уроками, Мэгги спускалась вниз и помогала своим родителям – фасовала сахар, чай, кофе, раскладывала сухофрукты, чечевицу, горох и другие крупы.

– Это великое чувство напряжения – всегда быть чем-то занятым, – признавалась она одному из своих биографов. – Необязательно, что это должна быть какая-то полезная работа – беседы, обсуждения или игра на пианино. Главное – что-то делать. Праздность – это всегда растрата, потеря. Очень важно прожить свою жизнь ради какой-то определенной цели.[19]

С годами Тэтчер превратится в неутомимого адепта теории «перманентной работы». Она искренне будет считать, что отдых и релаксация лишь сбивают с ритма и расшатывают трудовую дисциплину. В одном из своих интервью Маргарет признается:

– Многие работают для того, чтобы жить. Я же живу, чтобы работать![20]

За все одиннадцать лет премьерства у нее так и не будет полноценного отпуска. На пасхальные каникулы 1984 года Тэтчер захватит с собой доклад в три тысячи страниц о планах строительства третьего аэропорта в Лондоне. На Рождество 1986 года она примется штудировать доклад о развертывании атомной энергетики. Маргарет так никогда и не научится отдыхать, боясь упустить из рук нерв жизни и остаться не у дел.

– Я никогда не забуду, как застал ее однажды в два часа ночи на рабочем месте переписывающей черновик какого-то банального письма обычному избирателю из Сандерленда, – удивлялся один из ее помощников в конце 1970-х годов.[21]

Труд, долг, но необходим был еще один элемент, который скрепил бы наставления отца в единое целое. Им стала религия, всегда занимавшая одно из важнейших мест в жизни Альфреда Робертса.

– Я родилась и выросла в практичной, серьезной и глубоко религиозной семье, – вспоминает баронесса о своем детстве.[22]

В течение почти пяти десятилетий Альф был проповедником-мирянином местной методистской церкви на Финкин-стрит. Чем бы он ни занимался – политикой, чтением проповедей или развитием собственного бизнеса, – он всегда руководствовался строгими нормами морали и честности.

– Я почти всем обязана моему отцу, – признается Тэтчер в одном из своих интервью.

– Что же вам запомнилось больше всего? – поинтересуется журналист.

– Честность и последовательность собственных действий. Сначала вы определяете, во что верите, затем начинаете это отстаивать. И ни о каких компромиссах в данном случае не может быть и речи.[23]

Посещение церкви было одним из самых важных элементов в воспитании подрастающего поколения. Каждый вторник Маргарет ходила в приходской швейный кружок, а по пятницам – на встречи Союза методистов Грэнтема. Что же касается воскресенья – единственного выходного в семье Робертсов, – то это вообще был особенный день. Любые праздные занятия и развлечения, которые и так-то не особенно приветствовались в семье, теперь находились под строгим табу. Посещение кинотеатра, игра в карты, даже чтение газет – на все был наложен суровый запрет. Это относилось и к работе, не считая, конечно, приготовления пищи да составления бухгалтерского баланса, на него просто не хватало времени в обычные дни. Все воскресное время посвящалось церкви, которую Мэгги посещала четыре раза: в десять утра воскресная школа, в одиннадцать часов богослужение, в половине третьего игра на фортепьяно, а с шести часов обязательная вечерня.

Сознавал ли в те дни Альфред, какую цену придется заплатить его младшей дочери за столь суровое воспитание? Скорее всего, нет. Он искренне желал своим детям счастья и прививал им лишь те навыки, которые помогли ему самому превратиться из помощника лавочника во владельца собственного бизнеса и мэра города. Однако, поставив «практичность, серьезность и религию» во главе угла, Альф неосознанно лишил дочерей чего-то более важного.

Что скрывает миф

В феврале 1975 года Маргарет готовилась возглавить партию консерваторов. Теперь, как никогда, ей необходима была «правильная» история ранних лет своей жизни. Она не блистала ни происхождением, ни учебой в частных привилегированных школах, тем не менее окружающие должны были четко понять, что ее добродетели – практичность, трудолюбие, верность политическим традициям – формировались именно в детстве. Откуда берут начало другие черты характера «железной леди», например ее агрессивность и неприятие чужого мнения, об этом она решила умолчать. Хотя ответ и здесь кроется все в том же детском периоде.

Как у любого человека, у Тэтчер были свои комплексы. Например, чувство беззащитности, возникавшее в результате постоянного соперничества с сестрой за внимание родителей. Свою роль сыграло и то, что она родилась девочкой. Сохранились данные, что Альфред и Беатрис своим вторым ребенком хотели видеть мальчика. Так что Маргарет прикладывала дополнительные усилия, чтобы если не оправдать, то хотя бы не разочаровать обоих родителей.

Мэгги не зря уделяла рассказам о своей жизни в Грэнтеме так много времени и сил. Читая и слушая ее бесчисленные интервью, невольно приходишь к мнению, что подобное обилие информации о таком незначительном на первый взгляд промежутке времени имело своей целью не рассказать правду, а скрыть ее еще глубже. Как это ни странно, но излишняя строгость Альфреда в воспитании младшей дочери лишила ее очень важного – чувства семьи. Маргарет же пыталась убедить всех в обратном:

– «Жизнь над магазином» предоставляет детям уникальную возможность видеть родителей намного чаще обычного, – говорила она в середине 1990-х годов. – Я видела своего отца за завтраком, ланчем, полдником и ужином. У нас было гораздо больше возможностей для беседы, нежели в других семьях. И я всегда благодарна ему за это.[24]

В действительности у Альфа и Беатрис было достаточно много работы, и они не могли собираться за столом так часто, как об этом говорила Маргарет.

Не лучше обстояло дело и в отношениях между сестрами, хотя Тэтчер и утверждала, что, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, они «очень, очень близки».[25] На самом деле они были^{7} слишком разные, и если между ними и правда существовала какая-то близость, вряд ли она имела столь осязаемый характер. К тому же их пути редко пересекались. Мюриель уехала в Бирмингем в 1938 году учиться на психотерапевта. Когда же она вернулась в 1943 году, Грэнтем покинула Маргарет.

В 1949 году они снова сблизятся. За Мэгги тогда ухаживал фермер Уилли Каллен, однако она предпочла остаться одной, чем навсегда похоронить себя в его поместье в Эссексе. Уже расставаясь с Уилли, Маргарет познакомит его со своей сестрой. С другой мисс Робертс Каллену повезет гораздо больше, и они поженятся уже на следующий год.

На этом в принципе отношения между сестрами и заканчиваются. Маргарет посвятит себя политике, Мюриель – разведению хрюшек. Когда же в 1975 году Тэтчер возглавит консервативную партию, сделав свою сестру объектом повышенного внимания для журналистов, то Мюриель обратится к ней за советом:

– Маргарет, как мне себя вести с прессой?

– Поступай, как и мой муж, – помалкивай! – ответит в характерной для себя манере лидер тори.[26]

Правда, одно интервью у Мюриэль все-таки удастся взять.

– Как у вас складываются отношения с младшей сестрой? – поинтересуется корреспондент «Daily Telegraph».

– Маргарет очень теплый и великодушный человек. Мы общаемся по телефону примерно раз в неделю.

Здесь Мюриель сделает небольшую паузу. Затем, опустив глаза вниз, тихим голосом добавит:

– Хотя это больше достижение последнего времени.[27]

Тем самым недвусмысленно даст понять, что их отношения далеки от «очень, очень близких».

Нормальные отношения в семье стали не единственным, чего лишился будущий премьер в ранние годы. Зажав Маргарет в узкие рамки, Альфред не оставил ей времени думать ни о плохом, ни о хорошем. Будучи постоянно чем-то занята, Мэгги редко могла испытать состояние невинной беззаботности, столь характерное для детского возраста. Вместо этого постоянно приходилось что-то делать или учить. Пройдут годы, и Тэтчер ничего не останется, как идеализировать свое детство.

– Мне повезло, у меня было удивительное воспитание, – настаивала она в 1982 году. – Да, было тяжело, очень тяжело, но зато оно было правильным.[28]

Однако в глубине души Маргарет не могла не понимать, что Альфред порой явно перегибал палку.

– Что бы там ни говорили, но посещать церковь четыре раза по воскресеньям – это уж слишком, – признается она в редкую для себя минуту откровенности.[29]

Не становилось легче и от маниакальной бережливости ее отца. Хотя накопление денег иногда и способствует жизненному успеху, немногие могут точно определить, где заканчивается бережливость и начинается скупость. Не мог этого сделать и Альфред. Уже зарабатывая хорошие деньги, он продолжал экономить практически на всем. Несмотря на все просьбы детей, Альф так и не разрешил им разбить около дома маленький садик, завести собаку или даже просто купить велосипед. Прежде чем что-то приобрести, все тщательно обдумывалось, взвешивалось и в конце концов отвергалось.

Бывали, кончено, и исключения. После продолжительных колебаний в 1935 году в семье появился радиоприемник фирмы Philips.

– Никогда не забуду тот день, когда мой отец совершил эту грандиозную покупку! – с дрожью в голосе вспоминает баронесса. – Жутко нервничая, я пробежала практически весь путь от школы до дома, чтобы услышать радионовости.[30]

Самым же сильным детским впечатлением станет поездка в Лондон, когда Маргарет исполнилось двенадцать лет. Словно Алиса, попавшая в незнакомую, но притягательную Страну чудес, она зачарованно бродила по Оксфорд-стрит, кормила голубей на Трафальгарской площади, каталась на спине индийского слона в зоопарке и с замиранием сердца слушала звон гигантского Биг-Бена. Прошла она и по Даунинг-стрит, однако знаменитый комплекс зданий оставил ее равнодушной. Другое дело разноцветные витрины, необычно одетые туземцы с других континентов, а также самое старое в мире метро, по которому Мэгги, несмотря на запрет родителей, рискнула-таки прокатиться.