– Предки моего народа были вынуждены совершать вооруженные рейды на северо-восток и северо-запад в поисках пищи и снаряжения – в развалинах можно было найти самое необходимое. Но с каждым десятилетием находок становилось все меньше, а враждебных мутантов и вооруженных хомо – все больше. Выжившие люди тоже помаленьку вылезали из своих подземных бункеров на поиски трофеев, неуклюжие, одетые в тяжелые противорадиационные костюмы. Предки воевали с ними, и порой довольно успешно. До тех пор, пока не снизился радиационный фон и люди не построили крепости. Они сменили свои костюмы на кольчуги и бронежилеты из подземных складов – и нам пришлось несладко. Среди нас было мало воинов. Женщины рожали редко, и в основном на свет появлялись уроды, неспособные держать оружие. И однажды люди, выжившие в Химках, Долгопрудном и Мытищах, выбили нас из лесов за МКАД, обратно на зараженную землю Москвы.

Сейчас остатки моего племени скрываются на северных болотах, понемногу вымирая от ядовитых испарений. А немногочисленные воины вроде меня ходят в эти проклятые места за добычей, порой воюя с дампами и осмами за кусок мертвечины…

Всё это было очень трогательно, но содержимое фляги мутанта убило во мне всю способность сопереживать кому-либо. Иными словами, по барабану мне было и то, что случилось сегодня, и то, что произошло много лет назад. Фактически я уже спал, когда до моего сознания дошли слова Сталка:

– Дампы умеют находить черные Поля Смерти. Очень редкие поля. Более того, они научились их перемещать, затаскивая в свои дома-крепости. Черное Поле делает старые вещи новыми, как-то двигает их назад по линии времени. Мы узнали об этом совсем недавно и теперь выслеживаем дампов, чтобы…

Сон слетел с меня моментально.

– Ты говоришь, черное Поле? – перебил его я, приподнимаясь на локте.

– Да, – кивнул ворм, немного удивленный моей реакцией.

Так… Многое становилось понятным… На базе маркитантов, которую нам всё-таки удалось захватить во второй раз, торговец паленым коньяком говорил о восстановленных продуктах. Да и оружие со снаряжением у них выглядело новым, будто только с конвейера. Значит, они тоже знали о черных Полях Смерти, умеющих возвращать вещам первозданный вид, а биологические объекты забрасывать в далекое прошлое по линии эволюции. Бедная маленькая Рут, которая сейчас бредет где-то вслед за своим могучим братом, глядя на мир наивным взглядом новорожденного…

– Логово дампов здесь, неподалеку, слева от дороги. Бывший хлебозавод, из которого люди перед самой Последней Войной сделали дом для торговли.

– Торговый дом. Или бизнес-центр, – машинально поправил я, думая уже о другом.

– А дампы сделали из него крепость, – продолжил мутант. – Я много думал, как попасть туда, – у нас очень много старых вещей, которые хорошо бы сделать новыми. Но я один, а дампов…

– Здесь твои соплеменники? – перебил его я.

– Соплеменники придут, как только появится то, ради чего стоит прийти, – туманно ответил ворм.

Но меня уже интересовало другое:

– Как думаешь, отряд, который я уничтожил, из этой крепости?

– Эта крепость держит весь район, – хмыкнул Сталк. – Конечно, они оттуда. Постой, неужели ты решил пойти за арбалетчиком в одиночку? Мудрецы моего народа говорят, что дампы не нападают на опасных врагов типа жука-медведя или бронированной машины, что пролетела по дороге вчера. Но одинокий путник для них легкая добыча. Что не сделал один отряд, сделают три. Или пять. Их там сотни, хомо, и тебе с ними не справиться.

– Я пошел спать, Сталк, – сказал я. – Мудрецы моего народа говорят, что утро вечера мудренее.

Ворм, зараза, оказался пунктуальным. Судя по моим «Командирским», растолкал он меня ровно через два часа. Мог бы и скидку сделать на свой трёп, благодаря которому мой сон уменьшился минут на двадцать. Не сделал. Ну и ладно. Зато мой запас информации к размышлению пополнился изрядно.

Может, дело было в напитке ворма, а может, просто мой здравый смысл победил легкое расстройство рассудка, накрывшее меня после смерти жены. Во всяком случае, свои положенные час сорок проспал я как убитый, а после пробуждения моя голова вновь работала как прежде, четко и ясно.

– Спокойной ночи, Сталк, – хмыкнул я, рассмотрев в свете костра осоловелые глаза мутанта. Видать, приняв на свои неширокие плечи тяготы и лишения караульной службы, ворм облегчал свою нелегкую долю, время от времени прикладываясь к заветной фляге.

– Е-панчу дашь п-подстелить? – поинтересовался мутант, с трудом поднимаясь на ноги.

– Чего тебе дать? – переспросил я.

– Епанч-чу, – выговорил ворм, ткнув пальцем в сторону расстеленной плащ-палатки.

– Не, земляк, перебьешься, – сказал я, накидывая на плечи солдатский брезентовый плащ с глубоким капюшоном. – Дождь того и гляди снова пойдет, а топливо для костра ты всё пожег. Так что пойду я, дровишек поищу. Неподалеку как раз деревяшки какие-то валялись.

– Ну и ладно, – сказал ворм, зевая. При этом его гигантская челюсть опустилась чуть не до груди. – Мы и на земле привычные.

Он и вправду улегся на землю, позвякивая кольчугой, свернулся, словно железный кот, – и моментально захрапел. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Винтовку я надежно припрятал в кустах – в карауле она без надобности. Для моей задумки – тоже. Туда же определил и рюкзак вместе с плащ-палаткой. Не то чтобы я зажал «епанчу», просто пока не шибко большим корешем был для меня пришлый ворм, попахивающий отнюдь не французским одеколоном. Это товарищу по оружию не западло отдать последнее, а каждому бродяге личные вещи одалживать – уж извините. Замаскировав схрон, я вернулся, быстро снял растяжку, осмотрелся и, не обнаружив ничего подозрительного, нырнул в темноту.

Кстати, темнота была относительной. Луна скупо просвечивала через свинцовые тучи, полностью закрывавшие звезды. Но мне хватало и этого. Спасибо биоинженерам, потрудившимся над моим телом, – в темноте я видел довольно неплохо. Вполне достаточно, чтобы не сломать себе шею в развалинах, скрытно перетекая от какой-нибудь замшелой бетонной плиты до громадного осколка кирпичной стены, чудом не рассыпавшегося от времени.

Здание, о котором говорил Сталк, я узнал сразу. Мы проезжали мимо него на БТРе. Темный, мрачный, почти полностью сохранившийся параллелепипед, выделяющийся на фоне руин. Судя по моему прошлому опыту, именно в таких любят селиться дампы.

Они и расселились. Иначе с какого перепугу им ставить у входа часовых? Две темные фигуры маячили возле П-образного входа, и я был готов поставить свой АК против копья руконога, что это именно мои старые знакомые, лишь с первого взгляда так похожие на людей. Стены здания покрывал какой-то мутировавший мох, фосфоресцировавший в лунном свете. И на фоне этой мерцающей стены часовые смотрелись как бесформенные тряпичные пугала, сбежавшие с кукурузного поля.

Я потихоньку, не спеша подкрался поближе. Угу. Стоят столбом, в десяти метрах друг от друга. У одного алебарда, у второго арбалет. С некоторых пор арбалетчиков я серьезно недолюбливаю, потому решил начать с того, что слева.

Обогнуть пост по дуге было несложно – вокруг валялось полным-полно габаритного мусора. Не озаботились дампы расчисткой сектора наблюдения и обстрела. А зря.

Короче, через четверть часа я уже сидел за бетонным обломком, в двух метрах позади арбалетчика. И прикидывал, как мне половчее отправить его в мир вечного помоечного счастья.

Это с первого взгляда может показаться, что снятие часового – дело несложное. Подошел сзади, сунул правую руку вражине под подбородок, положил ладонь на левый бицепс, «защелкнул замок» – и через минутку задушенный противник тихо-мирно отъезжает в Край вечной войны. Правда, есть одно «но». Отъезжая, он непроизвольно опорожняет кишечник. И надежды на непромокаемость вражьих штанов обычно не оправдываются, а памперсы караульные как назло не носят. Короче, не люблю я этот вариант. И как раз для таких эстетов, как я, второй есть, покрасивше. Его часто в кино показывают, ибо зрелищно.

Опять же, подкрался сзади, зажал рот глухому тормозу, не расслышавшему твоих кошачьих шагов берцами да по кирпичной крошке, запрокинул голову, давя большим пальцем на корень носа, – и ножом раздолбая по горлу.

Правда, то, что красиво в кино, в жизни имеет нюансы. А именно – сиплый посвист воздуха, выходящего из легких через прорез, а также бульканье крови в перерубленной трахее. То есть факторы демаскирующие, особенно в ночной тиши. Плюс добавим фонтан крови, ежели по неосторожности задеть сонную артерию. Плеснет под давлением, и, по закону подлости, прямо неопытному убийце в морду. Опытный тоже сначала зажмет рот, но ударит клинком под основание черепа или под лопатку, а после подержит немного, дожидаясь, пока жертва не перестанет сучить ногами.

Однако этот вариант тоже не люблю. Хошь не хошь, а потом все равно рука и нож в кровище. Не то чтоб неприятно, мы и не к такому привычные. Скользко. Нож даже с рукоятью из рифленого резинопластика все равно норовит из руки выскользнуть. И потом, если что на спуск жать осклизлым пальцем не комильфо. И следы опять же за тобой зловеще-багрово-демаскирующие тянутся, словно ты маньяк какой-то из фильма ужасов… Короче, не моё.

По мне, оптимально следующее. Подошел, левой ладонью тихонько за челюсть взял, одновременно вражью пасть прикрывая, правую на затылок положил, повернул резко – и сложил труп на землю, следя, чтобы он не очень активно агонизировал. То есть, двигаясь по инерции следом за сворачиваемой головой, надо успеть своим коленом надавить на бедра врага. При достаточной сноровке в пяти метрах стоять будешь – не услышишь. А в десяти – и подавно.

Короче, я так и поступил. Выскользнул из-за укрытия, подкрался – благо земля была под ногами, а не битый кирпич, – протянул руки, ухватил арбалетчика за голову как положено, рванул, поворачиваясь всем телом для придания движению должной мощи… И офигел моментально и бесповоротно, осознав, что в руке у меня зажат оторвавшийся фрагмент нижней челюсти дампа.

Как там у классика? «Все прогнило в дампском королевстве?» Как-то так. То есть еще в древности сталкивались люди с похожей проблемой, полуразложившиеся стражники и там встречались. Только вот, что с ними делать, классики не писали. Я бы запомнил. У меня под такие вещи память о-го-го как заточена. Но нет, не было там инструкций на актуальную тему. Поэтому пришлось импровизировать.

На меня из-под прикрывавших голову тряпок смотрели тусклые, ничего не выражающие глаза. Из нижней части лица на грудь дампа лилось что-то черное – небось кровь напополам со слюной. Но мутанта утрата существенного куска нижней челюсти никоим образом не волновала. Помимо арбалета, который еще надо было взвести, у бедра караульного болталось что-то типа боевой косы с сабельной рукояткой. Вот за этой хренью он, бросив арбалет, и потянулся. Странно, что не заорал, призывая подмогу, – наверно, решил лично отомстить за утраченную часть портрета. Что мне, несомненно, на руку.

Клинок косы был уже почти занесен над моей головой, доля секунды – и опустится резко, со свистом рассекая воздух… Но я оказался быстрее, приняв, наконец, нестандартное решение.

Когда у тебя в руке зажат осклизлый обломок кости, а тебя в это время собираются зарезать, то волей-неволей первобытные инстинкты вылезают наружу. Никто не учил меня орудовать чужими челюстями – своими предпочитаю, причем желательно над вкусной и здоровой пищей, – но на этот раз я удивил сам себя. А именно: перехватив поудобнее острый костяной обломок с тремя чудом оставшимися зубами, я со всей дури воткнул его туда, откуда взял – правда, под другим углом. Снизу вверх. Прямо в открытое нёбо дампа.

Кость вошла легко, видать, ее хозяин прогнил изнутри изрядно. Дамп издал горлом нечто нечленораздельное, но боевую косу из руки не выпустил, просто замер на мгновение, осознавая произошедшее. Вот ведь сука! У самого кость в горле, причем своя собственная, а он воевать лезет. Ну н-на тебе, воин, еще раз, да по тому же месту!

Сделав шаг назад, я сделал резкий мах ногой вверх, словно рассекающий удар по яйцам бил. Но стучать дампу в колокола было опасно – вдруг они уже отвалились, и мутант, ничего не почувствовав, начнет кромсать меня своей косой. Потому бил я беспроигрышную «коронку», не раз выручавшую меня в сложной ситуации. А именно – в подбородок носком берца, вернее, его окованным сталью рантом. Штука сногсшибательная в прямом смысле этого слова, даже для тех, у кого подбородок отсутствует.

Хрясь!

Я прямо почувствовал, как челюсть дампа вошла в мозг хозяина. Гнилая голова резко откинулась назад, и мутант грохнулся навзничь. Его ржавая коса взлетела вверх, описав в воздухе замысловатый крендель, и упала уже где-то далеко за моей спиной. Далеко потому, что я уже несся ко второму караульному, на бегу выдергивая из ножен «Бритву».

Кабы получилось убрать первого дампа по-тихому, второй, скорее всего, даже не чухнулся бы. Потому как стоял далеко, всем весом повиснув на своем копье. Небось дрых стоя, как любой другой караульный всех времен и народов, причем неважно, что у него в руках – какое-нибудь средневековое пырялово, винтовка или плазмоган далекого будущего. Один хрен будут клевать носом на посту, чудом не стекая вниз по древку или стволу. Извечная проблема рано встающей и вечно невысыпающейся охраны.

Короче, было у меня несколько секунд для того, чтобы максимально сократить расстояние. В своем мире знавал я одного парнишку из Молдавии, мастера метать не только любые ножи, но даже строительные уголки с расстояния десять метров, попадая при этом в виноградный лист. Я – не он, я другое хорошо умею. Да вот только шуметь огнестрелом у порога вражьей цитадели, мягко говоря, неразумно. Вот я и бежал огромными прыжками, сокращая расстояние… и чувствуя при этом – не успеваю.

Дамп оказался шустрым. За то короткое время, пока я проводил пластическую операцию над его товарищем, копейщик успел очнуться от комы, сориентироваться на местности и принять решение. Правильное или нет – пока не знаю. Во всяком случае, орать и звать подмогу он не стал, как и его товарищ, решив обойтись своими силами. Наверно, проспал нашу дуэль и тоже решил, что одинокий хомо – не слишком серьезная проблема для того, чтобы звать сородичей на подмогу.

Приняв стойку, достойную резца Родена, дамп широко размахнулся, готовясь метнуть в меня копье. Уверен, зараза, что не промахнется. И ведь правильно уверен. При достаточно сильном броске хрен я отобью его двухметровую металку. И с линии броска уйти не успею, так как сам бегу по этой линии, и расстояния между нами – метра четыре, не более…

Ковбои в каком-то кино, помнится, весь фильм так стрелялись. Кто быстрее – тот и прав. Вот мы с дампом и отработали так же, как те коровьи пастухи с «Кольтами». Он копьем, а я «Бритвой», особо не надеясь на попадание, – попробуй попади ночью, да еще на бегу. Метнул «на контур», метя в верхнюю часть туловища. Авось хоть рукоятью в башку попадет, нож-то у меня тяжелый…

Не знаю, как я, а дамп попал, хоть я и попытался одновременно с броском ножа уйти в сторону… Получилось неважно. Я почувствовал, как левое плечо рвануло назад, и как в том плече словно натянутые веревки рвутся…

Ох, как плохо! Пока не больно, как и от любого ранения холодняком, не задевшим крупный нервный узел. Но скоро будет мне небо в бриллиантах королевской огранки! Через полминуты примерно, до того как мозг осознает масштабы разрушений и примется сигнализировать о том, как всё хреново. Будто я без него не знаю…

Когда стрелять не рекомендуется, это не значит, что автомат становится бесполезен. Особенно старый добрый АКМ с деревянным прикладом и стальным затылком, которым в случае большой надобности можно уделать противника не хуже, чем окованной железом дубиной. Что я и сделал, добежав до застывшего на месте копьеносца и зарядив ему прикладом в обмотанный тряпками торец.

Оказалось, можно было и без этого обойтись. Дело в том, что дамп застыл на месте, пытаясь вытащить из горла мою «Бритву». Получалось это у него неважно – клинок застрял в шейных позвонках. И тут я со своим автоматом… В общем, не получилось у мутанта ничего. Грохнулся он навзничь так же, как его напарник минутой назад. И как-то так получилось, что «Бритва» оказалась у дампа в руках, а отделенная от тела голова покатилась, подпрыгивая на кочках. В общем, бывает. Трофей достал, а головы лишился. Типично жизненная ситуация.

И тут я заскрежетал зубами, грозя мерзким звуком переполошить обитателей мрачного здания. До мозга доперло, что плечо у меня распорото не на шутку, и он включил сигнализацию. Предполагаемое бриллиантовое небо возникло перед моими глазами незамедлительно. Я закусил губу, накинул на себя ремень, перебросил автомат за спину и буквально выдернул из наплечного кармана шприц-тюбик. Торгаш на базе маркитантов бил себя пяточными мозолями в грудь, клянясь, что в шприце чистый морфий. Очень надеюсь, что барыга не наврал, а то ж я не поленюсь прошвырнуться на досуге на северо-запад и рассказать, как мне было весело этой ночью. С наглядными примерами, которые возникают незамедлительно, если ударить по брехливой голове чем-нибудь тяжелым.

Сделав укол, я только мельком глянул на плечо, прежде чем экстренно наложить на него бинт. Сказать, что там всё неважно, – лучше промолчать. Копье конкретно распороло средний пучок дельтовидной мышцы, удивительно, что рука еще двигается. Но это ненадолго. А если копье было нестерильным, да та нестерильность попала в рану, то и совсем труба. В условиях этого гостеприимного мира проще приставить ствол к подбородку и нащупать большим пальцем спуск автомата. Но это всегда успеется. Прежде я должен убедиться, что все арбалетчики в этом здании отправились охотиться на небесных хоммутов в Край вечной войны.

Странная все-таки зверюга человек. Вот накрыло меня горе нереальное, от которого в петлю влезть – раз плюнуть. Но как только начинается вокруг меня активная резьба по плоти, в том числе и по моей, так остается только сама цель, без признака сторонних эмоций. То есть жену мою убиенную жаль, конечно. Но не до слез, соплей и иных выделений, характерных для рода человеческого в таких случаях, а до холодной ярости, при наличии которой мозг работает четко, ясно и бесперебойно, всё ради цели моей – может, для кого и безумной, а для меня сейчас единственно важной.

Кто-то скажет, сидя под кондиционером и потягивая пиво из холодильника, – вот, мол, дурак, один против толпы полез ради мести. Человека-то не вернуть, а своя задница всегда роднее чужой… Ага, дурак я и всегда им был. Как и все, кто идет на войну, понимая, что и пристрелить может, и горло перерезать, и кожу с живого снять медленно при допросе. И как те, кто рискует влюбиться в девчонку без памяти, осознавая, что однажды могут ее потерять. Но когда такой дурак, вдобавок войну прошедший, а то и не одну, вдруг свою любовь реально теряет, никто его действий последующих понять не сможет, даже он сам. А вот убийцы той любви поймут и прочувствуют непременно. Такая вот у нас, дураков, на всю голову контуженных, парадоксальная философия…

Вход был свободен. Ну я и пошел, стараясь не обращать внимания на то, как дергает плечо при каждом ударе сердца. Не на это сейчас надо внимание обращать, поважнее есть темы для заострения внимания. Потому как, если внутри вражьей цитадели будешь отвлекаться на собственные болячки, их тебе немедленно организуют дополнительно целый вагон и маленькую тележку.

А обстановка была, надо сказать, запоминающаяся. Помнится, клыкастый нео по имени Грок рассказывал про крыш-траву, благодаря которой не рушатся от времени дороги и здания. Мол, врастает такая трава в бетон или асфальт и поддерживает его корнями. На кой оно надо траве – вопрос. Может, от непогоды бережется, а может, что-то вкусное в бетоне нашла и теперь оторваться не может, заполняя щели и полости своими корнями.

Грок говорил о мелком растении, но в этом здании поддерживающая стены флора разрослась не на шутку. Может, крыш-трава экстремально отъелась на суперкалорийном бетоне, а может, это просто разновидность ее какая-то, Новым людям не известная…

Все стены были увиты длинными, гибкими корнями от пола до потолка. Пол устилал сплошной ковер из фосфоресцирующего мха, дававший загадочную мерцающую подсветку этому жутковатому друидскому интерьеру. Жутковатому потому, что между корней были пристроены черепа. Разные. С тремя глазницами – явно шамовские. С двумя, похожие на человеческие, но отливающие металлом, – не иначе местные эльфы пару киборгов отловили. Узкий череп с двумя ротовыми отверстиями… Похоже, осму не поздоровилось. Вот еще жуть какая-то, а не черепушка, навевающая неприятные воспоминания о встрече с потолочником…

Но такой экзотики здесь было немного. Гораздо чаще встречались черепа знакомых форм, когда-то принадлежавшие нео… и моим соплеменникам. Слабо отличимые друг от друга. Все-таки, как ни крути, но нео – наши прямые потомки, в отличие от живых машин уничтожения, созданных в прошлом учеными по заказам военных.

Я стоял в громадном холле среди длиннющих корней, свешивающихся из непроглядной темноты потолка, – и, забыв про боль, напряженно вслушивался в тишину. Слабо шевелящиеся корни тихонько шелестели, терлись друг о друга и о стены, но бросаться на меня вроде не собирались. Не та порода. В отличие от хищных растений, кто чем промышляющих снаружи, эти, похоже, жрут что дадут… или что принесут в жертву. Избалованные то есть. Ладно, учтем.

Сквозь тихое шебуршение корней я услышал какой-то звук, доносящийся из глубины здания. Похоже на шум водопада. Декоративный, что ли, остался со времен незапамятных? Корни сохранили чудо невиданное? Да нет, вряд ли. Последний искусственный водопад стопроцентно сдох в этих местах, как только перестали работать насосные станции Мосводоканала. Значит, не дизайнерский изыск мастера, давно умершего от лучевой болезни, а что-то другое…

Это и вправду было другое. Отдаленный шум становился все ближе, превращаясь в многоголосое гудение большой толпы. Угу. Это мне совсем не с руки. Навалятся кучей – и на этом моя месть закончится. Значит, мы пойдем другим путем.

Кто ищет, тот всегда найдет. Другой путь представился в виде лестницы, ведущей на второй этаж. Как раз что-то похожее я и высматривал, с ходу отвергнув несколько лифтовых шахт, забитых слабо шевелящимися щупальцами живых корней. Лестница – оно во все времена надежнее, нежели пользование лифтом. Того и гляди застрянешь, или в пустой шахте с остатками давно сгнившей кабины очнувшиеся корни придушат за здорово живешь.

По лестнице я крался крайне осторожно, хотя светящийся мох исправно глушил шаги. Береженого берегут хорошие привычки, а боги помогают тем, кто сам может себе помочь. Одним словом, безопасности много не бывает…

А второй этаж-то оказался разрушенным. От пола остался только чудом не рухнувший вниз узкий обломанный козырек с торчащими из него прутьями арматуры. Тянулся тот козырек вдоль всей стены, теряясь в хитросплетениях корней. Конечно, не особенно удобно стоять на таком огрызке, опасаясь, что он вот-вот обвалится. Зато видно весь первый этаж как на ладони. Меня же снизу не видать. Мох здесь не рос, а корни, болтающиеся чуть впереди медузьими щупальцами, давали густую тень. Короче, идеальное место для наблюдения за тем, что внизу делается.

А посмотреть, кстати, было на что.

Внизу находился огромный зал первого этажа, логическое продолжение холла. Наверно, в прошлом он был разделен перегородками на кабинеты, офисы и служебные помещения. Ныне же от гипсокартонных и стеклянных стен не осталось ничего. Уцелели только бетонные опорные колонны, упирающиеся в жалкие уцелевшие остатки потолка второго этажа и густо увитые корнями крыш-травы.

Внизу же, между этих колонн, беспокойно колыхалось живое, смрадное болото. Две или три сотни дампов стояли плечом к плечу, синхронно бормоча невнятные слова то ли молитвы, то ли заклинания. Это бормотание я и слышал, приняв его за шум водопада. Что именно произносили полусгнившие губы мутантов, понять было невозможно. Да, впрочем, какая разница? Небось просят своего бога не карать, помогать, защищать и одаривать всякими кунштюками при жизни и после смерти, предлагая взамен покорность и обожание. Тем более что далеко дампам ходить было не нужно – бог находился не в эфемерно-эфирных высях, а прямо тут, на полу, в центре зала.

Мне хорошо было видно со своего места, что именно заставляло дампов послушно повторять одни и те же слова, слегка покачиваясь в религиозном трансе. В стены и колонны были натыканы чадящие смоляные факелы, от которых медленно, но верно расползались в стороны гибкие корни, напуганные близостью к открытому огню. Живые тряпичные куклы хорошо постарались, чтобы все присутствующие видели предмет их поклонения.

Прямо по центру зала расположилось пятно, занимавшее площадь около четырех квадратных метров. Ну казалось бы, клякса и клякса, мало ли кто что пролил на фосфоресцирующий мох. Но даже мне со своего места было видно – от пятна вверх лился черный свет. Сложно, наверно, понять такое, как свет может быть черным? Получается, может. Объяснить сложно, такое видеть надо…

Пятно, будто бесформенный фонарь, излучало совершенный, абсолютный мрак, в котором тонуло всё, даже свет ближайшего факела. На высоте около двух метров мрак постепенно рассеивался, и сквозь серую муть уже можно было разглядеть противоположную стену зала, по которой словно в ужасе метались черные тени.

Дампы опасливо стояли в нескольких метрах от Поля Смерти. Лишь один, повыше других, облаченный в самые нарядные тряпки, переминался в непосредственной близости от него, периодически протягивая к объекту поклонения длинные руки. То ли вождь, то ли шаман, знающий немного больше других о свойствах пятна и оттого такой смелый. Я видел, как пятно медленно протянуло к служителю культа ложноножку, но тот вовремя сделал шаг назад. Ложноножка осталась на месте, вслед за ней неторопливо подтянулось остальное пятно. И снова неторопливый выпад Поля Смерти. И вновь вождь-шаман делает шажок назад, не прекращая раскачиваться из стороны в сторону, бормотать и протягивать руки к своему жутковатому божеству.

Без сомнения, это был танец, причем наполненный каким-то своим смыслом, для меня непонятным. Понятнее было другое…

Служитель культа вдруг взвыл тонко, протяжно… Толпа качнулась назад и расступилась, пропуская двух дампов, волочащих за собой третьего. Этот третий, судя по безвольной, мотающейся туда-сюда голове, находился в отключке. Он был полностью обнажен – наверно, тряпки были здесь в дефиците – и я невольно поморщился. Обезображенное чудовищными язвами тело напоминало освежеванный и изрядно подгнивший труп. А еще у него были перебиты колени и голеностопные суставы – только в этом случае стопы могут быть вывернуты под такими немыслимыми углами.

Палачи бросили тело в паре метров от пятна и почтительно попятились. Причем сделали они это довольно резво. Было понятно, что близость к божеству не доставляет им особого удовольствия.

Поле Смерти дернулось в их сторону – и остановилось, словно в нерешительности. Ага. Похоже, оно реагирует только на движущиеся объекты, и валяющийся в коме полутруп ему без надобности.

Но длинный служитель культа был иного мнения. Он плавно переместился к жертве и без лишних церемоний со всей дури пнул ее ногой в ребра.

Покалеченный дамп вздрогнул и застонал. На месте удара прорвалась изъязвленная кожа, показался желтый обломок ребра. На утоптанную землю полилась струйка черной крови.

Пятно отреагировало мгновенно. Несколько ложноножек разной длины выпростались в направлении жертвы и довольно шустро потащили за собой всё Поле Смерти. На шамана-то они реагировали гораздо более вяло. Похоже, как и многие в этом мире, источник черного света обожал живую кровь.

Дамп, окончательно пришедший в себя, вдруг разом забыл о боли и страданиях. Его расширенные от ужаса глаза я увидел даже с высоты второго этажа. В них плескались отраженные языки пламени факелов и невыразимый ужас живого существа, осознающего близкую, ужасную и неотвратимую смерть. Дамп попытался ползти, судорожно перебирая руками, но пятно оказалось проворнее. Две ложноножки захлестнули сначала стопы несчастного, потом колени… Изъязвленное тело извивалось, пытаясь вырваться, но его неотвратимо засасывало в столб черного света…

Прошло меньше минуты, прежде чем искаженное невыразимой мукой лицо исчезло в непроглядной черноте. Шаман торжествующе взвыл, толпа дампов подхватила вой.

Но радовались они рано.

Из Поля Смерти вывалилось наружу нечто несуразное, похожее одновременно и на человека, и на рыбу. Голова без шеи с выпученными глазами, конечности намного короче и толще человеческих, полутораметровое тело покрыто чешуей, кисти рук превратились в плавники… Мне сразу вспомнился школьный курс биологии, когда старенькая учительница рассказывала нам, сопливым хулиганам, о кистеперых рыбах, далеких предках человека. Тогда эта информация воспринималась весело: «Васька, ты от уклейки произошел, поэтому такой тощий и дохлый». Сейчас же, глядя на уродливое существо, становилось немного не по себе. Так вот кем могла стать маленькая Рут, если бы чуть дольше просидела в черном Поле Смерти…

Но замотанный в тряпье служитель культа не растерялся. Видимо, ситуация была для него привычной. Он присел, словно пауэрлифтер, делающий становую тягу с тяжелой штангой, подхватил рыбочеловека снизу за спину и, крякнув, швырнул его обратно.

Прежде чем скрыться в непроглядном мраке, несчастное существо издало вопль, от которого у меня мурашки по коже побежали. Вот гады, что делают! Своих скармливают этой пакости! Чужим же головы рубят и вставляют их в стены меж корней. Интерьер украшают, дизайнеры тряпочные. А что останется, Полю Смерти скармливают. Ладно…

Я уже давно приметил группу дампов с арбалетами за спиной. Если приглядеться, то мутанты кучковались не абы как, а согласно типу оружия, которое у них имелось при себе. Самая малочисленная группа – меченосцы, небось самая что ни на есть элита. Эти стояли ближе всех к Полю Смерти, хотя при этом очень зорко следили, чтобы задние не сильно напирали, пытаясь рассмотреть подробности жертвоприношения. Не ровен час, толкнет любопытствующий, и сам отправишься в черный свет, превращаться в какую-нибудь первобытную пакость. Оттого любопытные порой незаметно огребали – кто локтем в нос, а кто и яблоком меча под дых, причем весьма точно, что свидетельствовало о неплохой боевой подготовке мечников. Впрочем, стоящие сзади старались их не задевать, предпочитая тихо гундосить, раскачиваться и приобщаться к божественному. Быть как все, одним словом.