ГЛАВА 1

…Но прежде чем что-то сказать, Ковальчук стоически дождался, пока проектировщик Милена со свойственной ей в смятении разбалансированностью движений не соберет со стола всю свою макулатуру – чертежи, графики – и не вынесет свою дерзкую задницу в тесной юбке вон из кабинета. Задница у нее на поверку была как пудинг, да еще в растяжках (однажды выпал случай убедиться), и все же каждый раз он, словно онанист-первокурсник, обжигался взглядом об эти чарующие полусферы, даже чувствовал приход легкого дурмана, как после хорошего глотка эспрессо. Возможно, поэтому он до сих пор не уволил эту кретинку.

– Сергеич, я вот по какому. Как там насчет? – Михаил Ковальчук, президент и, собственно, владелец корпорации «Дорстройсервис», разметался на широком подоконнике у распахнутого окна и лениво наслаждался с приличной высоты картографическим видом Москвы. Он курил, стряхивая пепел за окно; перед глазами в плавящемся августовском мареве парили пики сталинских высоток.

Пробравшийся минуту назад в кабинет мужчина за шестьдесят с необычайной для его старого лица плотной подтянутой фигурой приблизился, едва заметно подволакивая ногу, и занял пышное, в стиле барокко кресло посетителя.

– Я провел определенную работу, – мрачно, по-деловому отвечал он, кольнув хозяина кабинета своим сухим плесневелым взглядом. – Есть результаты. Но прежде я хотел бы знать…

Анатолий Сергеевич Руфф – начальник службы безопасности «Дорстройсервиса» – запнулся, подбирая нужные словесные конфигурации. Бывший спецназовец ГРУ, он имел два ранения, контузию, бездну заслуг перед Родиной и хорошие пенсионные доплаты. В свое время он блистал в охране Гусинского, затем выполнял особые поручения Березовского, а теперь – окончательно состарившиися, затертый предприимчивой «молодежью», – работал всего-навсего на Ковальчука – бизнесмена хамовато-размашистого, но с неразборчивой родословной.

Анатолий Сергеевич не интересовался благами и моральной стороной дела, был искренне предан нанимателю, ничего не боялся и существовал лишь своей работой, остро нуждаясь в ней, как в последнем оплоте исчезающего смысла жизни. А еще поддерживал приятельские отношения со многими друзьями-отставниками, выходцами из самых разных спецслужб, каждый из которых до сих пор пасся возле какой-нибудь кормушки и обладал тем или иным потенциалом. Верные не только новым хозяевам, но и старому офицерскому братству, эти «пенсионеры» неизменно приходили друг другу на выручку. И начальник службы безопасности «Дорстройсервиса» нередко использовал этот важный, если не основной ресурс.

– Но прежде я хочу знать, что вы подразумеваете под словом «нейтрализовать»? – Анатолий Сергеевич сместил свою упругую бойцовскую массу в сторону шефа и понизил голос: – То есть по полной программе или как?

Михаил Ковальчук выкинул за окно окурок, задрал ногу в модной брючине на подоконник, стянул роскошный черный ботинок и недовольно пошарил пальцами внутри:

– Восемьсот евро, твою мать!

Примерно тридцати трех лет, неказистого роста, но отполированный до блеска, ладно подкачанный и артистичный, Ковальчук хотел казаться лощеным франтом, секс-символом и одновременно олигархом. Носил все самое дорогое и последнее, уделяя особое внимание часам и обуви. Возможно, со стороны он и выглядел бы таковым, если б не отталкивающие черты лица и злобное лукавство, особенно подчеркнутое глубоко посаженными глазами и раздвоенным подбородком. Однако стоило к его внешности привыкнуть, да еще понять, насколько она обманчива, и всякого неизменно засасывало в орбиту его энергичной незаурядной личности.

– Я имею в виду, – решил уточнить Анатолий Сергеевич, – вы хотите его физически устранить?

Хозяин кабинета едва не выронил ботинок:

– Сергеич, да ты в своем уме?! Это же мой лучший друг!

Ковальчук натянул ботинок, с трудом затолкнув пятку, легко соскочил с подоконника и ринулся к бару. Не спрашивая, он нацедил посетителю рюмку коньяка, а себе плеснул в пивной бокал минеральной воды из пузатой бутылки синего стекла.

– Надо просто вывести его из игры на время проведения тендера. Мягко, без криминала и какого-либо членовредительства. И чтобы некого было за это винить. Чтобы так вышло, что он сам во всем оказался виноват.

– Мягко – это как? – Анатолий Сергеевич залпом выпил коньяк – не моргнув глазом, будто воду, – и аккуратно поставил рюмку. Кружочки лимона на блюдце лишь лизнул взглядом.

– Придумай что-нибудь! Сегодня пятница – уже в понедельник последнее заседание комиссии. Главное, чтобы он не явился на заседание… А его жополизы сами ни за что не справятся!

В кабинет заглянули уши-локаторы парнишки лет двадцати, который тут же продемонстрировал пачку документов. Ковальчук поспешил беззвучно, одними губами выразительно послать его на три буквы. Парнишка извинился униженно-глуповатой улыбкой и исчез, кротко прикрыв за собой дверь.

– Послушай, Сергеич! – Ковальчук жестом предложил добавить коньяку, но начальник службы безопасности отказался каким-то едва уловимым, но внятным движением мускулатуры лица. – Нам позарез надо! От этого зависит будущее «Дорстройсервиса»! Если сумеем его задвинуть – проект точно наш. И потом уже никакая гандонина не вмешается! Мы сорвем весь банк! Ты вообще представляешь, что такое бюджетное финансирование? Это такая, бля, халява! Стоит только один раз хапнуть по-крупному – и ты в раю! Это будет вечный кайф! Тебя, кстати, это тоже касается!

Анатолий Сергеевич лишь недоверчиво, с ледяным равнодушием откинулся в кресле: мол, на хрена мне «вечный кайф»?..

Человека, которого требовалось «нейтрализовать», «задвинуть», звали Дмитрий Черезов, по-студенческому – Димка, Димон, а с третьего курса МАДИ (Московского автодорожного института) – Демон. Когда-то Миха Ковальчук и Демон вместе заканчивали эту «шарагу», вместе слонялись по аудиториям, вместе прогуливали, пьянствовали, фанатели за «Спартак», шкодили, дрались. А еще вместе подрабатывали в автосалоне, торговавшем «темными» машинами, и сообща толкали на Митинском рынке ворованные магнитолы. Одновременно и влюблялись, причем исключительно в неразлучных друг с другом подружек, а однажды у них даже случилась одна любовь на двоих. Задушевные друзья, они не рассорились из-за юбки: по очереди ходили на свидания, а потом по очереди трахали свою избранницу, бросая жребий из трех партий в «очко».

И все пять курсов страстно, неудержимо мечтали стать крупными бизнесменами и получить доступ ко всем радостям жизни.

Оба, несмотря на выстраданные попрошайничеством и родительскими взятками оценки, а также невероятные ухищрения, предпринятые для успешной сдачи дипломной работы, впоследствии действительно сделались владельцами процветающих предприятий. Миха за семь лет ухитрился воздвигнуть (правда, не без помощи властных полномочий папы-депутата) целую дорожно-строительную корпорацию с гигантскими объемами работ и колоссальными оборотами. Стал современным, жестким, прагматичным воротилой-предпринимателем. Фирма Демона, тоже связанная с прокладкой и ремонтом дорог, оказалась поскромнее, но со временем у нее выкристаллизовался имидж предприятия, которое при наименьшей смете и вменяемых сроках гарантирует хоть какое-то качество.

Так получилось, что после окончания МАДИ друзья почти не встречались. Отношения постепенно девальвировались. Каждый занимался своим делом, сутками пропадая на объектах, месяцами отсутствуя в командировках.

В бизнесе они не пересекались – строящихся и требующих восстановления дорог на всех хватало. По крайней мере до тех пор, пока Министерство транспорта не объявило тендер по выбору компании, которая будет строить один из участков новой трассы Москва – Санкт-Петербург. Эта трасса должна была стать альтернативой существующей автодороге, давно не справляющейся с транспортными потоками, и гарантировала участникам строительства «вечный кайф» до 2020 года.

Поначалу в министерские кабинеты набежало «всякой твари по паре». Целый год нагнетался психоз: яростная борьба мнений, взглядов, технологий, связей. Интриги подставы, хлесткие разборки, информационные войны, интеллектуальные схватки служб безопасности… Но вот на многочисленных предварительных этапах отсеялись не только все случайные «дворняжки», но и десятки авторитетных компаний, и настало время плей-офф. Всего две фирмы – «Дорстройсервис» Михаила Ковальчука и «Альфстрой» Дмитрия Черезова – должны будут в понедельник предстать перед высокопоставленными чиновниками и в последний раз изложить все свои расчеты и аргументы. Комиссии предстояло на месте определить победителя тендера, с которым министерство немедленно подпишет инвестиционное соглашение.

За этот год Ковальчук и Черезов несколько раз виделись в коридорах и кабинетах государственных учреждений, а недавно ужинали в приватном кабинете ресторана «Чайна Клаб». С час вспоминали былое, а потом еще два часа препирались. Миха предлагал другу то деньги, чтобы отступился, то малую долю в будущем проекте, то слияние фирм на взаимовыгодных, но крепко подвыпивший Демон, какой-то совсем чужой и неожиданно заносчивый, на это лишь посмеивался: «Пусть победит сильнейший!»

Эх, где ты, прежняя запредельная дружба? Когда из одной бутылки в подъезде, когда одна любовь на двоих! Когда на допросе у следователя по поводу краденой магнитолы каждый, не сговариваясь, берет вину на себя, выгораживая товарища!..

– Ты не думай, Сергеич, что я такая сволочь, пидорас и т. д. и т. п., – спохватился Ковальчук. – Я ему как брат, никому в обиду не дам! Но он сам виноват – чего полез? Самый умный, бля? Ты пойми, здесь без вариантов!

– Я все понимаю, – хладнокровно кивнул Анатолий Сергеевич (хотя получилось как-то двусмысленно) и вдруг расправил массивные плечи: – Мне порекомендовали одного человечка…

Ковальчук, немного раскрасневшийся, вернулся на подоконник и принялся ловко складывать бумажный самолетик:

– И?

– В общем, это очень серьезный тип, – продолжал Руфф. – В своем роде единственный специалист. Выполнит любую, самую ювелирную работу… Что еще? Работает один, по собственной специфической программе.

– Ты с ним разговаривал? – Хозяин кабинета запустил самолетик с высоты пятнадцатого этажа.

– У меня нет с ним прямой связи. Мне его «подвели» по моим каналам через третьи руки… Общается только через Интернет, да и то по обходным каналам. Я интересовался: он вроде из наших, из бывших, а там черт его знает… Говорят, таинственная личность, никто его в глаза не видел. Но рекомендации блестящие. Вроде как к нему целая очередь стоит. Думаю, он глубоко залегендирован, живет обычной жизнью какого-нибудь работяги или офисной крысы, на работу ходит. Возможно, это вообще женщина…

– Хм, интересно! – Ковальчук закрыл окно, прибавил обороты кондиционера и сел напротив посетителя.

– Но… – Анатолий Сергеевич вежливо отклонил звонок своего сотового. – Но только не знаю, стоит ли с ним связываться? Очень дорого. Может, сами чего придумаем?

– Дорого – это сколько?

Начальник службы безопасности взял со стола Ковальчука бумажку и вывел на ней довольно крупную цифру, показал. Затем бумажку порвал, а клочки сунул в карман своего пиджака.

Ковальчук заскрипел зубами, выказывая недовольство, но затем вскочил и извлек из сейфа за зеркалом несколько рублевых пятитысячных пачек в банковской упаковке.

Попутно глянул на свое отражение, оценив прическу и весь вид.

Вернувшись на место, шлепнул деньги на стол:

– Времени нет. В понедельник заседание. Надо срочно! Только чтобы все как я сказал!

Анатолий Сергеевич презрительно и даже вроде с ненавистью прищурился на пачки. Взял гнетущую паузу сомнения. Вскоре, впрочем, у него в голове выстроилась четкая логика действий:

– Думаю, он сегодня же приступит к работе.

ГЛАВА 2

В городке Староуткинске застыло душное августовское лето. Сонное безлюдье, привязанная к колышку коза на косогоре, черные, как уголь, шавки разлеглись в тени у продмага. Скучно, неулыбчиво.

По неряшливой дороге, осторожно преодолевая глубокие выбоины, проследовал МАЗ с прицепом, до отвала груженый зерном. В последний момент, как водила ни ловчил, прицеп подпрыгнул на «лежачем полицейском», неизвестно на кой ляд здесь установленном. Просыпалась толика ценного груза. Как только МАЗ отъехал, на дорогу выбежала баба с веником и совком. Тщательно подмела зерно, ссыпала в пакет и скрылась за калиткой частного дома. До следующей машины.

На соседней улице в кирпичной трехэтажке с покосившейся и исписанной подъездной дверью происходило нечто любопытное. Из распахнутого окна второго этажа вырывались обрывки шансона и бодрый людской галдеж – судя по всему, там собралась задушевная компания.

Так оно и было. В комнате за накрытым столом теснился калейдоскоп лиц, а во главе восседали двое загорелых парней, преисполненных воинственного достоинства. Один постарше другого на несколько лет.

– Аизанька всю жизнь об этом мечтала, – напористо вещала широкая в кости женщина, заметно измотанная непростой жизнью. – А сколько слезок проплакала! Она уже в первом классе так рисовала! Директор школы ее рисунки на конкурс посылал… Целыми днями все сидит, рисует. Или фигурки лепит из пластилина. Откуда это у нее? Я говорю, доча, поди погуляй, вон погода кака! А она – мама, отстань, не хочу! Вы картоху-то ложьте – остынет! И куру берите!.. Сережа, наливай!

Женщина, как и многие за столом, строчила малопонятными словами, да вдобавок «окала» и резко повышала тон в конце фраз.

Один из парней, который постарше, – бывалый, с расплющенным носом, с тяжелыми побитыми руками, – взялся за бутылку водки, пошел гулять горлышком по стопкам. Проворно, ни капли мимо.

Сама Лиза сидела здесь же и явно сердилась на мать, которая, подчинившись традиции, не только навязала эти глупые проводы, наделав новых долгов, но еще и срамила теперь перед родственниками и соседями. Лизе едва исполнилось шестнадцать – светловолосая, худощавая, фигуристая. За это лето она из подростка окончательно оформилась в девушку и неожиданно для всех расцвела поразительной русской красотой.

Ее родные братья Сергей и Вовка замучились колошматить парней Староуткинска, оберегая «малую». Сергей уже два раза отсидел по мелочи, изрядно наблатыкался, набрался от уголовников всяких жестокостей. А Вовка с его жилистым упорством, презрением к боли и маниакальной мстительностью никогда не отставал от старшего брата. Вместе – озлобленные, пьяные, вооруженные сообразно ситуации – они были авторитетны и непобедимы.

Побитые парни вставали с земли, утирая кровь, шли зализывать раны, но через неделю, подталкиваемые какой-то силой свыше, вновь искали встреч с Лизой. И опять сталкивались нос к носу с беспощадными братьями. Они не знали, что сексуальные формы Лизы и ее ошеломительная красота обманчивы, что она до сих пор невинна даже в помыслах и живет лишь своим тонким и тайным миром загадочных художественных образов…

В сумочке у Лизы, помимо драгоценной тетради с набросками и всякой мелочи, лежал билет на поезд до Москвы. Для девушки, никогда не покидавшей пределы области, это был не просто клочок бумаги, дающий право на проезд, а словно золотой ключик, позволяющий покончить с опостылевшим затворничеством, одним махом перепрыгнуть через десять границ пространства и бытия.

Эта далекая Москва постоянно довлела над ее разумом. Лиза всю сознательную жизнь мечтала оказаться в этом сумасшедшем эпицентре изобилия, инакомыслия, культуры и искусства. Иной раз ей казалось в отчаянии, что Москва – это только миф о большом и светлом городе Счастья, городе небожителей, придуманный для того, чтобы староуткинцы не теряли надежды, цеплялись за существование. Но теперь – сомненья прочь: вот билет, и из него решительно значит, что по истечении нескольких суток она должна увидеть Москву и сказка превратится в реальность.

В столице Лизу готовилась встретить тетя Маша – мамина двоюродная сестра, уже лет пятнадцать как москвичка. В последние годы она тяжело болела, страдала частыми и необъяснимыми обмороками, но теперь вроде поправилась и сама предложила родственникам погостить у нее недельку. Она покажет ей город, Красную площадь, а главное – свозит Лизу в Московский художественный институт имени Сурикова, где девушке надо все хорошенько разузнать, чтобы на следующий год поступить на факультет скульптуры.

За семейным завтраком скрепя сердце решили купить только один билет на поезд – Лизе. У Сергея – подписка о невыезде, Вовка – комбайнер, сейчас самая уборка, а на матери работа, подработка, квартира, огороды. А денег как всегда – кот наплакал…

– Говорит, поеду в Москву, хочу стать художником или, это самое, скульптором, – продолжала бахвалиться Лизина мать, обильно закусывая после выпитого. – Сама все в компьютере сыскала, в школьном. Позвонила в Москву, справилась, что к чему…

– Да разве женщин в скульпторы берут? – изумился подслеповатый Васильич из двенадцатой квартиры. – Там же, глянь, сила нужна мужская!

– Да где у вас сила-то?! – мощным голосом заклеймила старого выскочку Лена Ивановна с автобазы. – Вспомнил тоже! Ни сверху ни снизу! На бабах только все и держится!

Хмельной стол одобрительно загудел.

В комнате на фанерных полках действительно стояли разной величины фигурки людей, животных и сказочных существ, которые Лиза «ваяла» сама, руководствуясь исключительно интуицией. Пластилиновые, соломенные, деревянные, глиняные… Помимо фигурок, на стенах аккуратным рядком висели, пришпиленные кнопками, карандашные наброски и акварельные рисунки. Несмотря на откровенное любительство, и в «статуйках», и в картинках явственно просматривался самобытный дар их автора.

– А каки она стихи пишет! – вдруг спохватилась мать Лизы. – Прямо душа плачет! Доча, прочитай про «Мечты» или про «Розовую лошадь»!

– Мама! – На глазах у девушки выступили слезы.

– Мать, отлепись от Лизки! – с градусом в голосе заступился Сергей. – Чего до… дободалась? Она и так вся на стрёме!..

Расплескали еще по стопке. Внимание присутствующих уже невозможно было удержать в русле официального повода.

– На черта мне этот сад и эти яблоки! – басисто объясняла неопределенному кругу лиц Лена Ивановна. – Продавать, что ли, я их пойду? Кто у меня эту кислятину купит? Легче закопать!..

– Нефрит – дело очень серьезное! – настойчиво втолковывал Васильичу его сосед по столу – доктор местной больнички. – Тем более хронический!

ГЛАВА 3

Из одежного шкафа, куда Черезов спрятался, сквозь щелочку между дверцами хорошо были видны ее точеные контуры, истерзанные диетами, опрятная головка с собранными на затылке черными волосами, чудесные маленькие ушки и очаровательный изгиб скулы…

Демон поежился от удовольствия. Какое изящество, какие пропорции! Какая порода, какое качество! Как он прав! Как гениален его выбор!

Молодая женщина недоуменно огляделась, не обнаружив в залитом солнцем кабинете его бессменного обитателя. Она присела на кожаный диван – в облегающем платье, элегантно скосив ноги, – притянула со столика журнал и зачастила глянцевыми страницами. Потом ей бросилась в глаза открытая коробка с шоколадными конфетами. Взяв одну, она благоговейно ее понюхала, но положила обратно.

Черезов улыбнулся. Пора бы уже осуществить свой замысел… Но он продолжал стоять на полусогнутых в шкафу, задевая головой вешалки и пожирая глазами свою избранницу. Помимо желания – тугого, пронизывающего, которое неизменно возникало в ее присутствии, – он сейчас переживал восхищение, гордость за себя и несокрушимую уверенность в завтрашнем и даже в послезавтрашнем дне.

– Ладно, Димочка, выходи! – Брюнетка остановила лукаво-искристый взгляд на одежном шкафу. – Дома в прятки поиграем.

Демон выскочил из шкафа и, бросившись перед молодой женщиной на одно колено, предъявил грандиозный букет роз.

– О-ля-ля, мадемуазель Галина! Позвольте мне, вашему преданному поклоннику, в честь вашей редкой красоты вручить этот скромный букет! – сказал он по-французски всего с несколькими несущественными ошибками.

Галя давно привыкла к эксцентричности Черезова и каждую секунду ждала от него очередной милой выходки. И все же этот безрассудный букет поразил ее воображение. Впрочем, сие не помешало ей обратить внимание поклонника на допущенные промахи, особенно в произношении.

Она закончила нижегородский иняз и в совершенстве владела английским и французским. Года три назад Демон, в очередной раз заглянув в Европу и вновь намучившись со своим позорным немецким и бесполезным электронным переводчиком, решил все же зазубрить какой-нибудь европейский разговорник. Например, французский. Появилась Галина, в прошлом – стюардесса «Аэрофлота», менеджер иностранного отеля, переводчица инофирмы, а ныне – частный учитель французского языка, почасовик.

Языковой кретинизм Демона казался неизлечимым, но бестолковщина сразу же закончилась, когда отношения преодолели барьер сугубо деловых. Цветы, рестораны, духи, нарастающая чувственность, первые сексуальные опыты. А затем подарки, курорты, вожделенная близость, борьба с многочисленными настойчивыми конкурентами, пагубные любовные переживания. Через полгода Галя переехала из съемной комнаты к Черезову, стала сотрудницей его фирмы, а два месяца назад согласилась выйти за него замуж. И попутно они продолжали штудировать столь грациозный и мурлыкающий французский.

– Нет, правда, милый, обалденные цветы! – Галина бережно положила букет на столик. – Я представляю, сколько они стоят!

– Боюсь, что даже и не представляешь! – Демон, весьма собой довольный, сел рядом, положил ладонь на ее промежность и тут же обжегся пробежавшим сквозь пальцы разрядом шквальных ощущений.

– Как с тендером? Ты готов? Помощь не нужна? – Галина мирно сдвинула его руку к колену.

Дело не в том, что в кабинет заходят без стука, как здесь принято.

Ничего страшного, все все знают и почти все через две недели явятся к ним на свадьбу. Просто Демон легко может завестись, и тогда придется в разгар рабочего дня запираться, опускать жалюзи, потому как напротив окна, и как-то снимать его напряжение. А весь офис в это время будет перешептываться, хихикать, и телефоны начнут разрываться…

Черезов и сам убрал руку. Участие его фирмы в строительстве новой трассы Москва – Санкт-Петербург было единственной темой, которая занимала его даже больше, чем Галя и ее чудесная спинка с бешеной эрогенной линией вдоль позвоночника.

– Спасибо, все тип-топ! В понедельник я приду на комиссию, скажу: «Эй, привет, парни, это я, Дмитрий Черезов!» – и получу эту гребаную дорогу. Факт! Это будет мой свадебный подарок!

– Кому? Себе? – Ее улыбка в сочетании с искристым взглядом – вот на что он безоговорочно купился, когда впервые ее увидел.

– Нам! – нашелся Демон.

– Милый, ты уверен, что этот твой бывший друг Ковальчук не выкинет какой-нибудь новой гадости?

Черезов оторвался на телефонный звонок и долго выделывал перед каким-то чинушей фразеологические реверансы.

– Миха? А что он может сделать? – Демон вернулся в лоно общения с Галиной. – Со своей громоздкой бюрократической структурой он не в состоянии дать конкурентоспособную цену. Я уже не говорю о качестве. Он нахапал подрядов, сам по уши в кредитах, да к тому же набрал одних гастарбайтеров. В Калининградской области уже сорвал все сроки, подставил всех, кто лоббировал в министерстве его интересы. Ему этого не простят! Так что в понедельник мне достаточно просто нарисоваться, и победа за мной!

Галя все-таки не удержалась – взяла из коробки конфету и с церемонией гурмана отправила ее в рот. Шоколад на языке поплыл, смешиваясь со слюной и остро щекоча рецепторы. Вместе с шоколадным вкусом по всему телу разлилась торжественная благодать.

– О боже, я сейчас кончу! Эти конфеты надо было назвать «Экстаз»! – Она закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.

– Подожди! А как же я? – подскочил Черезов и сейчас же возмутился на французском: – Эй, мсье Шоколад! Это моя женщина, я не допущу измены! Дуэль! Извольте принять вызов! Будем драться до последней капли шоколада!

Галя подавилась смехом. Демон не выдержал, под шумок прильнул к ней и с неуемным желанием облобызал ее лакомое ушко, не забыв наслюнявить завитки и глубины ушной раковины. Ее передернуло от удовольствия.

О эта маленькая брюнетка! Как много она для него значит! В ее присутствии и без того великолепный летний день кажется во сто крат великолепнее! Разве случайность, что она появилась в его жизни? Нет, это Судьба!

Она – символ всех его эротических грез, мечтаний, всех достижений! Она – дорога в его будущее, она теперь – непреложный и наиважнейший компонент всего его бытия!

Она для него – словно та радуга в облаках, которую он видел вчера!

Галине двадцать пять. Она молода, свежа, чертовски привлекательна. Через неделю она поедет домой, в Нижний, а ко дню регистрации вернется. С мамой и кучей родственников. А потом свадьба: в старинной усадьбе, с официантами, концертной программой и приглашенными звездами. С буйным фейерверком и прочими сюрпризами…

Внезапно в кабинет ввалилась целая группа сотрудников Черезова. Толкающиеся, возбужденные, переглядывающиеся, да еще с рулонами чертежей наперевес, они явно принесли хорошую, а может быть, даже отличную новость…

В штаб-квартире «Альфстроя» по давней традиции царила атмосфера демократичности и веселого командного духа. Все началось лет шесть назад, когда Демон арендовал по бартеру полэтажа в здании обанкротившейся швейной фабрики и при помощи подвижных перегородок быстро переоборудовал его под офисное помещение. Здесь Демон и его первые наемные работники трудились сутки напролет, поглощая декалитры кофе, уничтожая горы еды, частенько пьянствовали, ночевали, отмечали праздники и даже играли свадьбы. Несколько прелестных детишек были зачаты на скорую руку в комнате отдыха.

Поначалу Черезову льстило ощущение равенства, коллективизма; но однажды, уже изрядно разбогатев и заметно возмужав, он решил положить этому конец. Началась дисциплинарная чистка: борьба с опозданиями, панибратством, кажущейся праздностью. Появились злобные администраторы и секретарши. Но в итоге, потеряв нескольких ценных сотрудников и ничего не добившись, он сдался.

Демон любил не только жить на широкую ногу, но прежде всего эффективно экономить, поэтому за все это время в офисе «Альфстроя» мало что изменилось. Тот же зал, заставленный столами, те же полупрозрачные перегородки.

Разве что собственный кабинет пришлось хорошенько отделать в представительских целях. Не изменился и коллектив – весь тон по-прежнему задавали «старики». Но сейчас Демон ясно понимал, что он и сам такой, что это его фирменный стиль, что за кажущейся обстановкой разложения дисциплины и всеобщего паразитизма в действительности – за редким исключением – стоит кропотливый творческий труд, который неизменно приводит к блестящему результату. Попадая под влияние коллективного разума, люди забывают обо всем на свете и работают лишь на одну главную идею: благополучие компании. Его компании.

Вошедшие покосились на цветы, задвигали стульями, бесцеремонно рассаживаясь.

– Дмитрий Александрович, а у нас идея! – с таинственной улыбочкой сообщил Женя Корнев. И добавил не без кривляния: – Мы, конечно, очень извиняемся!

Женя – светлая голова, идеолог большинства проектов, но иногда он просто одолевает своей беспардонностью и своими заморочками – как кость поперек горла.

– Что еще за идея? – Черезов скорбно проводил глазами ускользающую из кабинета Галину.

– По поводу тендера…

ГЛАВА 4

Некоторые думают, что «Останкино» со всеми своими телеканалами – это только знаменитая телебашня. И недоумевают, где там они умудряются втиснуться, все эти телекомпании, телепередачи, тележурналисты… На самом же деле «Останкино» – это прежде всего нескольких внушительных зданий телецентра. Вот где находится головной мозг всеобъемлющего и всевластного вещания. Отсюда изначально посылаются сигналы на всю страну и на добрую часть мира, разлетаются при помощи множества изощренных технических средств на тысячи километров, попадают в каждый город, городишко и населенный пункт, в каждую квартиру и частный дом. В каждый телевизор и в голову всякого, кто имел неосторожность к нему пристраститься. Горе любой другой информации, идеологии, образу жизни! Этот сигнал, заботливо упакованный в феерическую обертку, безжалостно уничтожает все на своем пути, пожирает время, мозги, вытравляет всякую индивидуальность. Самый великий мистификатор за всю историю человечества, он заставляет сломленного и обездушенного индивидуума верить и поклоняться только одному богу на этой земле – волшебному экрану.

В круглосуточной столовой телецентра «Останкино» растворились очереди, опустели столы, обеденное время вроде бы миновало, но похожий на модель красавчик – загорелый, с усиками, слегка небритый, в модной рубахе навыпуск – никуда не торопился. А все из-за того, что прямо перед ним елозила на стуле по-своему сногсшибательная особа лет тридцати, крашеная блондинка: нервно чередуя глотки кофе с сигаретными затяжками, она говорила ему такие вещи, от которых его то и дело бросало в жар.

– Романчик, ты не подумай, что я какая-нибудь шлюшка-извращенка! Это один мудак про меня всякий понос распускает. Типа Ленусик со всем «Останкино» переспала. Я ему не дала, вот он и бесится!

Руки у нее заметно дрожали – должно быть, после бурной ночи.

– Я и не думаю, – неубедительно буркнул красавчик.

– Нет, конечно я могу быть шлюшкой и извращенкой. Я уже давно не девочка! Но только с любимым человеком. Например, с тобой. С тобой я на все готова, только позови…

Она расплескала кофе, выругалась матом и принялась промокать салфетками лужу на столе.

В реалиях историю Ленусика знали все, включая и красавчика, который сейчас прилежно ее выслушивал. Она попала на телевидение случайно, когда ее, семнадцатилетнюю девчушку, приметил в зрительских рядах во время записи телепередачи один мелкий администратор. Ленусик приехала в Москву из Ростова поступать в медицинский, но вместо экзаменов целую неделю провела с малознакомыми парнями. Пили крепкий алкоголь, курили траву, тусовались с гитарой на Старом Арбате. За пять часов до поезда «Москва – Ростов» ей подарили приглашение на съемки музыкальной программы, и она, счастливая, явилась в телецентр «Останкино».

Администратор порвал билет на поезд, отвез девушку к себе и накачал содержимым своего бара, не забыв подбросить ей в бокал какую-то таблетку. Воспользовавшись беспомощным состоянием юной гостьи, он изучил ее тело со всех сторон и, к своему разочарованию, обнаружил, что она, несмотря на несовершеннолетие, уже давно не обладает теми качествами, которые столь ценятся в таких вот девочках. И все же воспользовался ею: жестко, разнообразно, многократно… А на следующее утро Ленусик уже трудилась в одной из студий телецентра и даже лучисто улыбалась. Приготовить кофе, нарезать бутерброды, сбегать в аппаратную, позвонить туда-то и сказать то-то, позвать из столовой Гарика…

Однажды утром администратор навис над унитазом в надежде опустошить переполненный после сна мочевой пузырь и вдруг почувствовал внутри своего натертого половыми излишествами дружка дикую резь. Триппер!.. Он избил девушку, таскал за волосы по всей квартире, но когда синяки сошли, все же сводил к знакомому венерологу…

Через полгода один из начальников выкупил Ленусика у администратора за тысячу долларов и перевез ее чемоданчик на съемную квартиру. Он не спаивал, не издевался, не бил, не интересовался местами, напрямую не предназначенными для любовных утех, а рассматривал, бережно нежил, вылизывал всю, плакал. Оказался импотентом. В телецентре девушка продолжала заниматься примерно тем же, но теперь администратор оказался как бы в ее подчинении…

Потом был какой-то директор, за ним другой директор, далее начинающий камерамен Гарик, а затем Ванечка – знаменитый ведущий той музыкальной передачи, на запись которой она тогда попала. Ванечка возил ее в клубы, дарил подарки, знакомил с приятелями.

Все на него пялились, восхищались, вешались ему на шею – телезвезда! Помимо жены, он поддерживал связь еще с несколькими молодыми особами, и это не считая фанаток от четырнадцати до двадцати пяти, которые всегда были под рукой. Иногда Ванечку крепко заносило, и он подолгу гулял в чудовищных компаниях, пил ящиками, нюхал кокаин и одалживал Ленусика друзьям-бандитам и всяким мутным личностям…

Спустя два года в студию во время съемок зашел Бергольц – совладелец телеканала, которому принадлежала музыкальная передача, – и увел Ленусика с собой. Потом болтали, что взамен он подогнал Ванечке джип и заключил с ним новый, еще более головокружительный контракт.

К тому времени девушка уже поняла, что обратного пути в Ростов нет, что без телевидения она не сможет, а будущее накатывает так неотвратимо, что остается лишь слепо отдаваться лихим обстоятельствам. Поэтому отнеслась к переменам безропотно, с мазохистским смирением, хотя и проплакала две недели в тяжелейшей тоске – любила Ванечку.

Пятидесятилетний Бергольц разодел девушку в Третьяковском проезде, заставил перекраситься в блондинку, поселил у себя на второй даче в закрытом поселке на берегу водохранилища. В телецентре у Ленусика, несмотря на ее молодость, появился целый кабинет, да еще и с секретаршей в придачу.

В последующие несколько лет она расправится и с администратором, и с его начальником, и с директорами. И даже добьется закрытия музыкальной передачи, в которой блистал Ванечка (тот быстро опустится до мрачных наркоманских притонов и навсегда сгинет). Пощадит только Гарика, с которым время от времени будет проводить сладкие ночи и испытывать под напором его похотливой страсти необычайно сильный, улетный оргазм.

Примерно раз в три года Бергольц менял любовниц, причем разделываться со старыми и подбирать новых ему всегда помогала жена – виртуозная интригантка, давно состарившаяся, успокоившаяся и невероятно хитроумная женщина. Ленусик после пребывания при своем покровителе около трех лет однажды явится без приглашения на светский раут, где и столкнется нос к носу с женой Бергольца. Поведет себя глупо, что-то наговорит…

Бергольц не вышвырнет ее на улицу, а бережно передаст в руки своего зама, бывшего комитетчика Игоря Львовича, сопроводив сделку подробными наставлениями. Тот лишь возьмет под козырек и примет Ленусика с распростертыми объятиями.

Он купит ей уютную квартиру в ближайшем Подмосковье, новенькую иномарку со страховкой, будет брать с собой во все заграничные командировки и платить огромную зарплату. Они будут ссориться и мириться, интриговать друг против друга, исследовать сексуальные извращения и сообща осуществлять различные телевизионные проекты, предпочитая рублевой безналичке черный нал в долларах. Со временем Игорь Львович вычислит камерамена Гарика и надолго запрячет его за решетку по ложному обвинению…

С тех пор прошло еще пять лет. Не было уже на телевидении ни Бергольца, ни Игоря Львовича, была только Ленусик, успевшая сменить по нисходящей два десятка офисов телекомпаний. В коридорах и барах телецентра ее видели то с престарелым начальником средней руки, то со спившейся бывшей звездой, то с подающим надежды симпатичным безмозглым юнцом. Свободная, более-менее обеспеченная, она теперь старалась выжать все до капли из своей стремительно увядающей внешности. В поисках новых ухажеров и спонсоров, тусовки и развращенных удовольствий она всегда находилась в привычном для себя амплуа профессиональной соблазнительницы. Конечно, Ленусик была уже не столь молода и привлекательна, как раньше, но для курносеньких новичков и нищих неудачников – таких, как этот красавчик, – все еще ярка, сексуальна, желанна…

К ним подошел толстяк в бейсболке с родимым пятном в полщеки:

– Ромео, тебя дядя Вова ищет! Чего по мобиле не отвечаешь?

– Что ему надо? – красавчика перекосило. – Опять некому сгоревший ларек снимать?

Толстяк пожал плечами:

– Я на твоем месте сходил бы. Он не в себе малек…

Ромео затушил сигарету, поднялся:

– Извини, Ленусик!

Она приподняла бровь, надула губы:

– И что, это все? Прошла любовь, завяли помидоры? Позвони мне годика через три, только не забудь.

Ромео застопорился. Она давно его преследовала, а он давно ее хотел, но сомнения каждый раз останавливали его. Не навредит ли ему эта связь? Не окажется ли он заложником в руках этой известной останкинской сучки? Реальной властью она нынче не обладает и помочь ему вряд ли чем-то сможет, но вот другие «варианты» распугает. А ведь он так много сделал для того, чтобы подобраться к Татьяне Владимировне с ОРТ…

– А ты чего сегодня вечером делаешь? – разродился наконец Ромео. – Может, поужинаем?

– Уау, пять баллов! – встряхнуло блондинку. – Конечно, поужинаем, заюля! Я откажу всем своим олигархам, пусть домой пиздуют. Хоть раз в жизни жен порадуют, детей понянчат. Но только если будет продолжение…

– Посмотрим… – Он уже пожалел о своей слабости. – Я тебе позвоню. Оке?

– Да, мой принц! Я буду ждать! Только обязательно позвони!..

Пять минут спустя Ромео топтался перед дядей Вовой – непосредственным начальником – и всем своим надувшимся видом выказывал независимость и накопившееся за годы работы недовольство.

– А чего ты здесь из себя Михалкова-Кончиловского строишь? – Дядя Вова поднял злые глазенки. – Чего ты такого в жизни сделал, чтобы я перед тобой тут стелился?

В кабинетике сидели еще трое. Переглянулись, отправились покурить.

– Я из себя строю Романа Зеленкова! – приблизился Ромео, вспыхнув сочным оливковым взглядом. – Который с детства мечтал стать тележурналистом! Который способен делать большие материалы и работать в прямом эфире! А не про бабочек в полседьмого утра в записи! Который рано или поздно добьется своего, как бы его некоторые крючкотворы ни динамили!

Дядя Вова не пошевелился, только на висках выступили вены.

– Я никого не динамлю, – ровным металлическим голосом сообщил он. – Каждый получает то, что заслуживает. Тем более что надо мной еще директор, вице-президент, президент и двадцать один соучредитель. Ты молод, неопытен, у тебя все впереди. Не спеши, придет и твой час.

Дядя Вова в свое время поднялся на детских телепрограммах, когда вся детвора страны величала его «дядей Вовой». С тех пор в телецентре «Останкино» его иначе и не называли. К тому же почти никто не помнил его отчества.

– Когда?! Я сейчас хочу! Мне потом на фиг не надо! Мне уже двадцать семь!

Ромео без спроса сел на расшатанный стул и принялся обмахиваться папкой. В кабинетике, несмотря на мощный вентилятор, было душно.

– Все вы приходите сюда за славой, – вздохнул дядя Вова. – Подавай вам стендапы, прайм-тайм, «Порше Кайены», толпы поклонниц. А работать кто будет? Кто про бабочек будет рассказывать?

– Слава на халяву мне не нужна. Я готов сам, вот этими руками, – Ромео предъявил свои гладкие ладони и тонкие пальцы с ухоженными ногтями. – Но ни единого шанса! Разве это справедливо? Да я лучше дворником устроюсь, чем такое унижение. Думаете, я не вижу, что надо мной все смеются?

Дядя Вова не спешил отвечать. Этот красавчик давно его достал. Каких-либо талантов в нем пока не проглядывалось, а вот гонора – на три Бондарчука.

В помещении сгустился некий горьковатый привкус – должно быть, с улицы навеяло. Ромео показалось, что это запах безнадежно упущенных возможностей, запах тления всех его надежд, которыми он жил и дышал последние годы.

– Смеются дураки, а умные понимают, – зловеще выдавил дядя Вова. – Не хочешь, пиши заявление по собственному. Дворники стране тоже нужны. А мы как-нибудь переживем.

Он кинул подчиненному чистый лист бумаги.

Ромео побелел, к глазам подступили слезы. Отыграть назад? Извиниться? Сослаться на усталость? Но мокрая ладонь уже сжала ручку, уже побежали по девственной целине листа лихорадочные строки.

Он поставил число и подпись, положил заявление перед руководителем.

– Я могу идти?

– Секундочку…

Дядя Вова принялся копаться в бумагах, делая вид, что ищет нужный документ. Но в действительности он натужно соображал, силясь представить, какая реакция за всем этим последует. Все получилось слишком спонтанно, на эмоциях. Ведь по правде совсем не он решает, кого принять или уволить. По крайней мере без согласования с вышестоящими он никогда не предпринимал ничего подобного. Кроме того, Ромео в последнее время часто хвалят, с интересом наблюдают за его работой. Сам Бергольц когда-то заявлял во всеуслышание, что этот красивый мальчик далеко пойдет, дайте срок. А еще говорят, что ему симпатизирует Татьяна Владимировна. А это такая весовая категория, не только в физическом смысле, но прежде всего в управленческом, что не приведи господь с ней рассориться…

– Я легко могу пустить твое заявление в оборот… – сообщил дядя Вова и выкроил вескую паузу, верно, чтобы помучить. – Но не буду этого делать. Мне просто жалко все то время, которое я на тебя потратил… Ладно, сделаем так: в понедельник поедешь в интернат. Там благотворительная акция. Подарки, спонсоры, то, се, потом концерт Будут из мэрии, еще шведы. У тебя прямое включение десять минут, в «Горожанах». Иди к Хаустовой, все выясни, подготовься. Покажешь класс – замолвлю за тебя словечко. Нет – катись ко всем чертям в дворники. А заявление твое пока сохраню…

Ромео проглотил слюну, не сразу нашел ответ.

– Потрясающе! – Он даже встал со стула. – Невероятно! Боги услышали мои молитвы!

– Боги здесь ни при чем. Поверь, им на тебя глубоко насрать. У тебя сейчас только один бог – это я. Так что не подведи меня! Ступай.

– Я не подведу! – Ромео был уже у двери. – Я все сделаю по высшему разряду!

– Постой, – дядя Вова посмотрел на него в упор вязким, пронимающим взглядом. – Совет бывалого хочешь? Не связывайся ты с Ленусиком. Она тебя в морской узел завяжет и скажет, что так и было. Всю жизнь тебе поломает.

– Она мне задаром не нужна! – отмахнулся Ромео.

Он вышел в коридор, с силой выдохнул весь воздух, какой был в легких…

В курилке пускал плотные кольца толстяк с родимым пятном на щеке.

– Ну что там дядя Вова? Нагнул тебя по полной?

– Кто кого еще нагнул, – Ромео прикурил от его сигареты.

Ему позвонили, он отошел в сторону и поднес сотовый к уху:

– Да? Узнал… Понимаю… Хорошо… Я все понял…

ГЛАВА 5

В испанском ресторане «Эль-Паттио» гремели посудой, выкрикивали корпоративные тосты, хлопали дверью туалета и с голодной решимостью толпились на входе в надежде все-таки получить столик.

Женя Корнев трещал без умолку, растопырив сросшиеся лохматые брови, и Черезов мысленно уже делал себе харакири: нашел кого пригласить пообедать, дурак! А как было бы душевно, если б вместо этих ноздрей с торчащими из них пучками жестких волос он наблюдал маленькие ушки, украшенные милыми сережками, и очаровательный изгиб скулы… Увы, Галина никак не может: ее ждет тренерша в «Уорлд Класс», а затем еще салон красоты. Пришлось отпустить ее с работы и распрощаться с ней до вечера.

– …Следующим слоем кладем вибролитовый асфальтобетон, – жужжал Женя сквозь спагетти во рту, продолжая безжалостно мотыжить мозги Демона, – который, как вы знаете, обладает высокой плотностью и водонепроницаемостью. Дальше – высокощебенистый асфальтобетон, который придаст поверхности повышенную устойчивость и шероховатость. В итоге мы получаем сверхустойчивое дорожное полотно. А, классно? Между прочим, в России такие технологии еще не применялись…

При всей актуальности темы Демон ну никак не мог сосредоточиться на сверхустойчивом полотне. Может быть, впервые мысли о Галине, о предстоящей свадьбе, о будущей семейной жизни волновали его несоизмеримо больше, чем все остальное. Да, если тендер будет проигран, это повлечет за собой печальные последствия. Должно быть, его сожрут мстительные враги. И бывший дружбан Ковальчук наверняка приложит руку… Но зато у Демона есть акции «ВББ» на бешеные миллионы…

– А затраты? – все же вяло поинтересовался Черезов. – Это выйдет примерно на тридцать процентов дороже.

Он затушил в переполненной пепельнице сигарету и недовольно покрутил головой в поисках официантки. Персонала в ресторане вроде в избытке, но все какие-то неуловимые, хоть арканом притягивай.

Демону позвонили. Номер не определился. Он ответил, но на другом конце, малость помолчав, отключились.

– На четырнадцать, Дмитрий Александрович, – поправил Женя, скорее всего даже не ощущая вкуса уничтожаемых им спагетти. – По моим прикидкам, где-то на четырнадцать процентов дороже! И в любом случае предложения этого хваленого «Дорстройсервиса» мы легко переплюнем.

– Но до понедельника мы ничего не успеем. Потребуется новое технико-экономическое обоснование. Это минимум две недели. Факт!

– Можете не беспокоиться!.. Я закажу еще пепси?.. Мы тут с ребятами решили поработать в выходные. В авральном режиме, как говорится. Даже Анька согласилась. Если вы не против. К понедельнику все будет готово. Только потребуются ваши консультации – мы будем вам звонить.

Женя шумно всасывал макароны, жадно запивая пепси, и уже посадил на свою белоснежную рубашку жирное томатное пятно. Впрочем, вряд ли он понимал, как смешно выглядит со стороны. А с пятном будет рассеянно ходить до тех пор, пока кто-нибудь не сжалится над ним и не скажет… Надо бы его тоже женить…

– Звоните, ради бога, сколько хотите! А в воскресенье я к вам, может быть, сам подскочу на пару часиков.

– Отлично! – Женя обрадованно пошевелил кустистыми бровями.

Он помахал случайной официантке, но та нарочито не глядела в их сторону – наверное, не желала обслуживать чужой столик…

Последние несколько минут Черезов краем глаза ощущал человека, который стоял на улице и смотрел сквозь окно внутрь ресторана. Сначала его это не беспокоило, но странный тип все не уходил. В конце концов Черезов насторожился. Вот и Женя несколько раз удивленно посмотрел за окно. Демон решил разглядеть незнакомца, но человек исчез.

– Кто там стоял? – спросил он Женю.

– Кто стоял? Где?

– За стеклом. Только что!

– А-а. Бомж какой-то. Проголодался, наверное…

– Я сейчас. – Демон швырнул салфетку и отправился в туалет.

По пути он возмущенно бросил администратору:

– Будьте добры, пришлите официанта к тому столику! Мы по нему очень соскучились…

В туалетной комнате Черезов приблизился к писсуару, расстегнул ширинку. За его спиной в закрытой кабинке кто-то находился. Он вдруг почувствовал, что его начинает одолевать страх. Конечно, в кабинках частенько кто-то закрывается, на такие пустяки глупо обращать внимание. Но этот звонок, потом человек за окном… Возможно, хотя бы на время тендера ему следовало бы нанять личную охрану…

Демон пустил струю, принялся рассматривать рекламный листок на стене: «Упаковка с огоньком… Зажги огонь любви… С проблемой эректильной дисфункции сталкиваются 52 % мужчин старше 40 лет…»

Зазвонил телефон. «Больше не буду отвечать на неопределившиеся и незнакомые номера!» – подумал Черезов и свободной рукой достал мобильник. Галчонок!

– Димочка, что делаешь? – Ее голос преобразил пространство, остановил время и обдал сладкой цветочной волной, которую она сегодня источала.

– Писаю.

В кабинке за спиной едва слышно усмехнулись.

– Что? Не расслышала. – Случались в ее интонациях такие интимные нотки, которые пробирали почище любой «упаковки с огоньком».

– Обедаю в ресторане.

– Без меня?! Вот так вот! Нельзя на секундочку тебя оставить! И кто она?

Галя учащенно дышала – наверное, шла по беговой дорожке.

– Она? – Демон стряхнул в писсуар последние капли. – «Она» – Женя Корнев. Вряд ли тебе, ма шер, «она» сможет составить конкуренцию! По крайней мере, пока не приведет в порядок свои брови и нос.

– Это уж точно! – Галина смеялась.

Черезов сполоснул руки, придерживая телефон плечом, покосился на закрытую дверь кабинки и вышел…

За столиком он обнаружил наевшегося до отвала Женю с увеличившимся в два раза пятном на рубашке и пепельницу, которую им так и не удосужились поменять.

– Ужин при свечах? Вдвоем? – Демон, продолжая общаться по телефону, отвернулся вполоборота, чтобы Корнев не грел уши. – Это уже интересно! А джаз-клуб, Филатовы?

Попутно он поглядывал на дверь мужской уборной в надежде увидеть того, кто прятался в туалетной кабинке.

– Милый, к черту Филатовых! – Галина впервые отказывалась от встречи со своей лучшей подругой и ее мужем.

– Они будут названивать…

– А мы отключим телефоны. И вообще, давай забаррикадируемся в квартире и проведем в ней все выходные. Повеселимся на полную катушку! И много-много оргазмов… Согласен?

Черезов почувствовал, как у него краснеют уши, безвольно размяк, растекся по стулу. Он давно мечтал о подобном, но все эти долбаные гости, увеселительные мероприятия и «культурные программы» не оставляли шансов. А ему хотелось простого человеческого счастья: любить Галину, любить не наскоком, не опаздывая, не «на ходу», не пятнадцать минут перед сном, как обычно, а исчерпывающе долго, сколько угодно времени. Любить безбрежно, бесконечно, безраздельно. Она будто прочитала его мысли!

Он промычал в ответ что-то необыкновенно трогательное.

– Короче, – Галину, похоже, позвали, – ты всего купи, только побольше, а я приготовлю. И вина прихвати… Извини, у меня тренировка начинается! Чмок! Она отсоединилась.

– Так вот, – сразу же включился Женя, не давая опомниться, – я тут подумал… Надо в понедельник им принести сразу два технико-экономических обоснования. Старое и новое, которое мы за выходные подготовим. Они кипятком будут писать!

– Молодец! – Демон ухитрился поймать взгляд официантки и показал ей издалека, что нужен счет. – Если мы получим эту дорогу, придется тебя в Таиланд послать за счет фирмы…