Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант (№10) - Фиговый листочек от кутюр

ModernLib.Net / Иронические детективы / Донцова Дарья / Фиговый листочек от кутюр - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Донцова Дарья
Жанр: Иронические детективы
Серия: Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант

 

 


Дарья Донцова

Фиговый листочек от кутюр

Глава 1

Июнь в этом году выдался отвратительный. На небесах кто-то решил, что немного дождика на земле не помешает, и открыл кран с водой. Первого, второго, третьего и четвертого числа ливень стоял просто тропический, ни одного просвета в тучах. Тот, кто открутил кран, очевидно, лег спать или просто забыл о том, что водопровод работает.

Пятого июня вечером Кирюшка простонал:

– Если завтра продолжится потоп, я просто сойду с ума!

– Тебе это не грозит, – хмыкнула Лизавета.

От тоски Кирюша перестал ловить мышей и подставился:

– Почему?

– Потому, – мигом заявила обрадованная его ошибкой Лизавета. – Нельзя лишиться того, чего никогда не было. Я имею в виду твой ум!

Обозленный Кирюша швырнул в девочку горбушкой батона и не попал. Лиза не осталась в долгу и шлепнула его посудным полотенцем. Через секунду они уже вовсю дрались на террасе, в разные стороны разлетались газеты, продукты, вещи. Истосковавшиеся без долгих прогулок собаки, истошно лая, носились вокруг «воинов». Я поспешила ретироваться с поля битвы на второй этаж и затаилась у себя в спальне, укрывшись одеялом. Кирюша и Лиза просто извелись от постоянного пребывания в доме. Они-то надеялись гонять на велосипедах, лазить по деревьям, купаться в пруду и строить шалаши, а пришлось лежать на диване, тупо пялясь в телевизор, который, как назло, не показывал ничего хорошего.

Если разобраться, на даче, даже благоустроенной, в дождливую погоду тоска. Наверное, поэтому Лиза и Кирюшка без конца ругаются, спорят, а когда аргументы заканчиваются, переходят к прямым боевым действиям. Призвать их к порядку невозможно, разобраться, кто виноват, тоже.

Стоит только в сердцах воскликнуть: «Лиза, отстань от Кирилла!» – как девочка, плавно въехавшая в подростковый возраст, кричит: «Ага, он первый начал, вечно ты его защищаешь!»

С надутыми губами она так хлопает дверью о косяк, что наши собаки подскакивают на диванах и начинают гневно лаять. Справедливости ради следует отметить, что Кирюша, если мой укор обращен в его адрес, поступает точно так же. Не знаю, каким образом другие женщины, у которых в семьях имеются те, кого немцы зовут backfisch[1], сохраняют психическое здоровье, мне же частенько хочется схватить Кирюшку с Лизаветой за шиворот и столкнуть лбами. От этого поступка меня удерживает только хорошее воспитание. Моя мама, оперная певица, говорила:

– Интеллигентный человек обязан всегда держать себя в руках.

Впрочем, у нее был только один ребенок, девочка, то бишь я, болезненная, тихая, просидевшая все детство и юность за арфой. Именно на этой самой даче, где сейчас дерутся Кирюша и Лиза, я молча коротала часы у стола, вырезая куколок из бумаги. Подруг у меня не было, велосипед родители не хотели покупать, боясь, что дочь упадет и расшибется, а хлопать дверью о косяк на замечание родителей мне просто не приходило в голову.

Один раз я попыталась было заняться воспитанием Кирюшки с Лизаветой и произнесла сакраментальную фразу:

– Вот когда я сама была маленькой, дети вели себя совершенно по-другому…

Сладкая парочка перестала драться, повернула ко мне разгоряченные лица и обрушила на голову незадачливого «Макаренко» гневную отповедь.

– В твое время, Лампа, – заорал Кирюшка, – дети ходили строем, в одинаковой одежде, не имели компьютера!..

– И видика, – подхватила Лизавета. – Ужас! Каменный век! Естественно, старики издевались над детьми, как хотели.

– Сама говорила, что тебе разрешали смотреть телик только двадцать минут в день, – хихикал Кирюша.

– И косу велели заплетать до десятого класса!

– Просто рабовладельческий строй!

– А на лето вам задавали читать Горького!!!

– Он совсем не такой уж плохой писатель, – пискнула я.

– Отстой, – хором сообщили Кирюша с Лизаветой и упоенно продолжили драку.

Я в глубокой задумчивости ушла в свою комнату. Естественно, талантливого прозаика-самоучку нельзя сравнить с Диккенсом, но, с другой стороны, это ведь не комиксы о жизни Покемонов, которые обожает Лизавета, а литература, призывающая…

Так и не додумавшись, куда зовет школьников Горький, я приняла решение: хотят драться – на здоровье, мешать не стану. И теперь, лишь только в доме начинают летать столы и стулья, я преспокойно удаляюсь к себе, отвечая на любые негодующие вопли:

– Сами разбирайтесь.

Под оглушительные крики, доносящиеся с террасы, я стала мирно засыпать, веки потяжелели, наши мопсихи Муля и Ада залезли ко мне под одеяло и навалились на спину теплыми, совершенно шелковыми боками. Я хотела спихнуть обнаглевших собачек, но не было сил, Морфей окончательно затянул меня в свое болото.

Внезапно раздался оглушительный треск. Я подскочила на кровати. Ей-богу, это уже слишком! Они что, решили разломать дом? Я встала, надела тапки, халат, и тут вновь донесся жуткий грохот.

– Блин, – завопил Кирюша, – спасай животных, Лизка, беги за Лампой! Землетрясение!

Схватив Мулю и Аду, я ринулась по лестнице вниз. Ступеньки ходили под ногами ходуном. Сейсмологическая активность в Подмосковье? В поселке, который расположен совсем рядом со столицей? Да быть такого не может. Но раздумывать было недосуг, половицы тряслись, как под током, стены шатались. Сунув по дороге под мышку кошку Пингву, я вылетела в сад; там уже, поливаемые дождем, стояли Кирюша и Лизавета.

– Что случилось?! – проорала я, пытаясь смахнуть с лица воду.

– Не знаем! – крикнули в ответ дети, и в ту же минуту, издав оглушительный скрежет, наша дача сначала завалилась на один бок, потом рухнула, превратившись в кучу обломков и битого стекла. Мы остались под дождем, в тапках и домашней одежде.

– Ох и не фига себе! – закричала Лиза. – Что это было?

– Не знаю, – ошарашенно ответила я.

– Нас подорвали чеченские террористы, – высказал предположение Кирюша.

– Не мели чушь, – отмахнулась Лизавета.

Испугавшись, что они сейчас начнут драться на остатках того, что еще десять минут назад было пусть не новым, но очень уютным домом, я быстро сказала:

– Ну-ка, давайте сообразим, с чем мы остались.

Через секунду стало ясно: все животные с нами. Я выволокла мопсих Мулю и Аду, прихватив по дороге кошку Пингву. Кирюшка вытащил стаффордширскую терьериху Рейчел и кота Клауса. Лизавета спасла киску Семирамиду и двортерьера Рамика.

– Так, – облегченно сказала я, – вроде потерь нет!

– Жаба Гертруда! – взвыл Кирюшка. – Бедняжка! Она погибла в мучениях.

Слезы потекли по его курносому личику.

– Ну, успокойся, – забубнила, шмыгая носом, Лизавета. – Жабы, они знаешь какие живучие, вылезет.

– Она не сумеет жить в природе, – рыдал мальчик. – Я ей даже мух ловлю, сама не умеет!

Лиза помолчала и тоже заревела. В этот момент в кармане моего халата началось шевеление. Я сунула туда руку и выудила совершенно живую, здоровую и довольную жизнью Гертруду.

– Лампа, – заскакал по жидкой грязи Кирюшка, – дай я тебя поцелую, ты спасла Гертруду, нет, какая ты умная! Умнее всех!

Я скромно улыбнулась. Может, я и впрямь умнее всех, только, ей-богу, не понимаю, каким образом жаба оказалась в кармане. Я ее абсолютно точно туда не клала, может, она впрыгнула сама?

Поежившись под ледяным, совершенно не летним дождем, я вздохнула. Животные все спасены, но никто не вспомнил о деньгах, документах или хотя бы о куртках с ботинками, и сейчас мы представляем собой живописную группу: Кирюша в рваных шортах и футболке, запачканной шоколадом, Лиза в голубом платье-стрейч без рукавов, и я в халате. На ногах у детей резиновые шлепки, мои конечности украшали хорошенькие розовенькие тапочки в виде зайчиков. Правда, сейчас они больше походили на две половые тряпки невразумительного цвета. Сердясь на себя за непредусмотрительность, я довольно резко велела:

– Пошли к Редькиным.

Макар Сергеевич Редькин, генерал в отставке, является председателем правления нашего дачного городка. Бравый вояка отлично знал моих родителей, к тому же у него огромный дом и взбалмошная семья: дети, невестки, внуки, родственники всевозможных мастей. По участку Редькиных бегают три собаки и две кошки, нашим животным там будут рады, а еще у Макара Сергеевича тринадцатилетний племянник Егор и пятнадцатилетняя дочка Нюша. Генерал, самозабвенный бабник, гордится тем, что никогда не изменял женам. Кстати, это правда. Макар Сергеевич просто бросал надоевшую супругу и заводил новую спутницу жизни, поэтому в его детях и внуках можно запутаться, к тому же возникла странная ситуация: последняя его дочь, Нюша, младше первых внуков…

Но мне наплевать на моральный облик Макара Сергеевича. Главное, у них полно ребят, значит, Лизе и Кирюшке мигом принесут подобающую одежду, скорей всего предложат переодеться и мне.

– Давайте, – поторопила я детей, – вперед и с песней.

Мы зашлепали по жидкой глине. Рамик и Рейчел, обладатели длинных, мускулистых ног, неслись по грязи словно вездеходы, этим собакам плевать на непогоду. Рейчел, как все стаффорды, полная пофигистка, а Рамик не испытывает никаких комплексов. Вот мопсихи недовольно ворчали, сидя у детей на руках. Опустить их на землю было невозможно, мигом лягут и откажутся идти; кошки тоже негодовали и время от времени издавали сдавленное фырканье, особенно возмущалась Пингва.

– Ёксель-моксель, – прогремел Макар Сергеевич, увидав на ступеньках своего дома нашу компанию, – вы что, из плена вырвались?

Я стянула с ног «зайчиков», швырнула их под крыльцо и пробормотала:

– Почти.

– Что случилось?

– Вы не поверите!

– Нашу дачу подорвали чеченские террористы! – гордо заявил Кирюшка.

– … – сказал генерал, – врешь!

– Дом рухнул, – вздохнула я, чувствуя дикую усталость, – весь развалился.

– Анька! – заорал Редькин.

На террасу высунулась его последняя жена, моя одногодка.

– Ой, Лампа, привет! Хорошо, что заглянули, только пирог вынула из духовки, будете?

– Да!!! – взвизгнули дети.

– К … матери плюшки! – взвился Макар Сергеевич. – Объявляю осадное положение. Всем приготовиться к эвакуации! Сухой паек и смена белья! Анька, собирай детей. Ленка, Сонька, Ритка, сюда, шалавы!

Выскочили невестки.

– Живо, живо, – распоряжался генерал. – Закрыть окна, обеспечить запас питьевой воды, керосин, свечи и спички.

Невестки разинули рты. Лена ошарашенно спросила:

– Папа, ты с крыльца не падал?

– Молчать! – грохотал генерал. – Во вверенном мне поселке факт терроризма налицо!

Аня тяжело вздохнула:

– Марик, надень дождевик, сапоги и сходи лично посмотри, что случилось. Юра, Сеня, проводите отца. А я пока всех переодену и накормлю.

Генерал, который неизменно оказывался под каблуком у каждой жены, тут же притих и вполне мирно сказал:

– Твоя правда, кисонька, нужно провести разведку на местности.

Стоит ли говорить, что следующие три дня в поселке только и судачили о нашей даче. Макар Сергеевич развил бурную деятельность. По участку, где еще недавно высился дом, носились какие-то люди, размахивающие бумагами, а генерал, словно Наполеон, управлял процессом. В среду Макар Сергеевич заявил:

– Иди сюда!

Я вылезла из гамака и в сопровождении мопсов явилась в генеральскую светелку на первом этаже.

– Садись и слушай, – велел старик. – Вот заключение комиссии.

Чем дольше он читал, тем больше у меня отвисала челюсть.

Алябьево, где разместились наши дачные владения, застраивалось в 60-е годы. Никита Хрущев, тогдашний главный человек Страны Советов, любил военных, а мой отец, хоть и был доктором наук, профессором и академиком, имел на плечах генеральские погоны, работал на военно-промышленный комплекс. Никита Сергеевич был человек широкий, совершенно не жадный, поэтому, когда военные попросили себе кусок земли под дачи, генсек велел нарезать им ее столько, сколько они хотят. В результате участки тут у нас такие, что мы даже не знаем, что находится в лесу за домом. Да еще наш надел оказался последним на линии, за ним опушка, а далее – просто чаща, в которой, как уверяет Кирюшка, водятся волки.

Долгие годы в поселке жили только свои, продать или купить дачу в Алябьеве было невозможно, но затем времена переменились. Сейчас тут появилось много новых красивых особняков. Честно говоря, старые дома смотрятся возле них убого. Один из таких дворцов возник и около нашей дачки, на опушке возле леса. Дом стоит очень близко от нас, впритык к забору, мы еще недоумевали, отчего хозяева не поставили его чуть подальше. С новыми соседями мы познакомиться не успели. Прошлой осенью, когда мы уезжали в город, на опушке росла высокая, в пояс, трава, а когда в этом году в конце мая прибыли, чтобы открыть новый дачный сезон, обнаружили высоченный бетонный забор и выглядывающую из-за него крышу, покрытую красивой красной черепицей. Из-за забора, больше похожего на заграждение от бронетехники, не доносится никаких звуков, только видеокамеры иногда поворачиваются с легким шуршанием, когда кто-нибудь подбегает к бетонным блокам совсем близко, а по ночам ярко вспыхивает свет прожекторов. Местное «сарафанное» радио утверждает, что там живет карлик, без семьи, разъезжающий по дому в инвалидном кресле. Услышав в первый раз эту версию, я оторопела и удивилась:

– Почему карлик?

– Такой уродился, – развела руками главная сплетница, вдова генерала Лялина, Марья Гавриловна.

– Отчего в инвалидной коляске? – не успокаивалась я.

– Так он мафиози, – охотно принялась растолковывать Марья Гавриловна. – Что-то они там не поделили, и ему прострелили ноги.

На мой взгляд, она несла дикую чушь, но Лизе с Кирюшкой эта версия пришлась по вкусу.

И вот теперь выясняется, что именно из-за пристанища безногого карлика мы лишились нашей любимой дачки.

– Вот, – тыкал мне в нос кипой бумаг Макар Сергеевич, – тут всё, смотри, почва в поселке…

Минут через двадцать до меня дошла суть дела. Не стану мучить вас подробностями, объясню вкратце. Оказывается, милая опушка с густой травой возле леса превращалась в болото. Новые хозяева осушили его, но дом поставили на «твердом» месте, поэтому здание оказалось почти вплотную придвинуто к нам. Огромное, трехэтажное, с бассейном, оно потребовало тяжелого фундамента, да еще бетонный забор, гараж на четыре машины, домик садовника… К несчастью, именно на границе наших участков обнаружился дефект почвы. Место оказалось не таким «твердым», как считали новые жильцы, и в один далеко не прекрасный момент получился перекос земли. Может быть, все бы и ограничилось легким наклоном нашей дачи, но длительные дожди сделали свое черное дело, и бревенчатое сооружение рухнуло.

– Это они виноваты, Ларионовы, их предупреждали, что дом надо ставить поодаль, нет, не послушались! И что вышло, мать их с музыкой, – злился Макар Сергеевич. – Вот сейчас он сюда явится…

– Кто? – я продолжала ничего не понимать.

– Да ты чем слушаешь, ухом или брюхом? – взвился генерал. – Хозяин идет, Ларионов Глеб Лукич. Ты ему должна судом пригрозить, поняла, дурында?!

В этот момент раздалось шуршание, я машинально выглянула в окно и увидела, как из большой лаково-черной иномарки легко вылезает стройный парень в джинсах и элегантной светлой рубашке. Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Юноша явно из породы нуворишей. Дачу Редькина и дворец господина Ларионова разделяют метров триста, не больше, но парнишка предпочел проехать это расстояние в авто. Боюсь, будет трудно с ним договориться.

– Эй, – ткнул меня в бок Макар Сергеевич, – не вешай нос, храброго пуля боится, смелого штык не берет, язви их мать…

Дверь калитки распахнулась, в светлицу генерала влетел аромат дорогого одеколона, хороших сигарет и качественного коньяка.

– Добрый день, Макар Сергеевич.

– И вам того же, Глеб Лукич, присаживайтесь.

Юноша подошел к столу, я глянула в его лицо и оторопела. Стройное спортивное тело венчала голова человека, много пожившего и повидавшего. Глебу Лукичу было лет шестьдесят, не меньше.

Глава 2

Следующие полчаса Макар Сергеевич, старательно пытаясь не употреблять крепкие выражения, растолковывал господину Ларионову, что случилось. Глеб Лукич слушал молча, изредка вздергивая брови. Потом, оглядев меня с головы до ног, вежливо осведомился: – Вы разрешите? – Взял папку с бумагами и принялся их изучать.

Мы с генералом терпеливо ждали.

– Что ж, – сказал наконец Глеб Лукич, – дело совершенно ясное, более того…

– Имейте в виду, – налился свекольной краснотой генерал, – я не дам в обиду эту девочку, мы с ее отцом… Э, да что там… Она подаст в суд на вас, так и знайте! Наш поселок особенный, тут…

Ларионов улыбнулся и повернулся ко мне:

– А что, обязательно судиться?

Улыбка волшебным образом преобразила лицо мужика, стало понятно, что он обаятелен и, скорей всего, как и Редькин, опытный ловелас.

– Нет, – пробормотала я, – можно решить дело миром, только как?

– Да просто, – спокойно пожал плечами Ларионов. – Я построю вам новую дачу, раз старая рухнула по моей вине. Такую же, как была… Сколько у вас комнат?

– Пять: три внизу, две наверху и веранда.

– Без проблем, – сообщил Глеб Лукич и, вытащив из кармана крохотный мобильник, сказал: – Олег, немедленно бери Константина и дуйте в Алябьево.

Потом, положив аппарат на стол, Ларионов продолжил, взглянув на часы:

– К полудню прибудет архитектор, и начнем.

Ошарашенная подобной оперативностью, я молчала, но Макар Сергеевич, приготовившийся к длительному скандалу, был крайне недоволен и решил хоть немного посвариться:

– Оно хорошо, конечно, что вы так реагируете, только где Лампа станет жить? Между прочим, у нее дети!

Глеб Лукич спокойно поинтересовался:

– Что, и впрямь негде?

Я растерянно кивнула. Дело в том, что в нашей квартире в Москве начался ремонт. Мы специально ждали лета, чтобы начать обустройство. Вообще, в нашей семье много народа. Во-первых, моя лучшая подруга Катя, ее сыновья Кирюша и Сережа, жена последнего Юля, Лизавета и я, Евлампия Романова. Каким образом мы все оказались вместе, рассказывать тут не стану, но поверьте, дружба соединила нас крепче, чем иных людей родство[2]. Квартира наша, объединенная из двух, тихо ветшала, но мы старательно не замечали пятен на обоях и постоянно отлетающего кафеля. Но когда Кирюше на кровать рухнул увесистый кусок штукатурки, а на следующий день сломалась оконная рама в кухне, стало понятно, что откладывать ремонт более нельзя.

Мы с Катюшей рассчитали все замечательно. Сережка и Юля в июне уедут к приятелям в Крым, в июле им предстоят командировки, скорей всего, что и август пройдет в разъездах. Катюша, она у нас кандидат медицинских наук, хирург, отправилась на три летних месяца в клинику города Юм, штат Пенсильвания, это в Америке. Катерину часто зовут «на гастроли», а она не отказывается, желая побольше заработать. Я с Кирюшей, Лизаветой и животными выехала на дачу. На семейном совете мы решили, как «белые люди», нанять прораба, который стал руководить процессом ремонта, избавив хозяев от мучительных переговоров с рабочими. Все шло точно по плану… И вот теперь нам с животными просто некуда деваться, в квартире крушат стены и выламывают дверные проемы, а дача лежит в руинах.

– Совсем негде? – настаивал Глеб Лукич.

Я рассказала ему о ремонте. Пару секунд Ларионов молча смотрел на меня, потом решительно хлопнул ладонью по столешнице.

– Собирайся.

– Куда?

– Поедешь ко мне в дом.

– Нет, это невозможно, – затрясла я головой.

– Почему?

– Мы совсем незнакомы…

– Ерунда.

– Но животные…

– Плевать, у самих собака…

– Нас очень много!

– В доме больше двадцати комнат, добрая половина которых пустует.

– Но…

– Послушай, – тихо сказал Глеб Лукич, – как тебя зовут?

– Лампа.

– Имей в виду, когда я говорю, остальные слушают и соглашаются, ясно? Быстро собирай детей, собак, кошек, кто там у тебя еще, рыбки?

– Нет, жаба Гертруда, – растерянно уточнила я.

– Жабу тоже не бросим, – рассмеялся Ларионов. – Двигайся, машина ждет.

– Спасибо, мы дойдем.

Глеб Лукич вздохнул:

– Давай шевелись, пакуй шмотки – и в «мерс».

– Наши вещи пропали, собирать нечего.

– Все?

– Да. То, что сейчас на нас, принадлежит Редькиным.

– Ладно, завтра съездишь в магазин и купишь все новое, за мой счет, естественно.

– Мы не нищие, спасибо…

Сказав последнюю фразу, я примолкла: деньги-то тоже остались в доме.

– Лампа, – строго заявил Глеб Лукич, – немедленно в машину! Эй, как вас там, Лампины дети, шагом марш сюда.

Я порысила к «Мерседесу». Все наши привычки и комплексы родом из детства. Меня воспитывала крайне авторитарная мама, желавшая своей доченьке только добра. Поэтому все мои детство, юность и большая часть зрелости прошли за ее спиной. Иногда я пыталась отстоять собственное мнение, и тогда мамочка каменным тоном приказывала:

– Изволь слушаться, родители плохого не посоветуют.

С тех пор я мигом подчиняюсь тому, кто повышает на меня голос. Злюсь на себя безумно, но выполняю приказ.

Устроившись на роскошных кожаных подушках, Лиза поинтересовалась:

– А куда нас везут?

– Глеб Лукич пригласил пожить у него, – осторожно пустилась я в объяснения.

– Где?

– В тот дом, что построили возле нас на опушке.

– Так там же безногий карлик! – закричал Кирюша.

Ларионов расхохотался и коротко гуднул. Железные ворота разъехались. «Мерседес» вплыл на участок.

– Историю про карлика, – веселился Глеб Лукич, – я слышал в разных вариантах. Сначала говорили про горбуна, потом о больном ДЦП, и вот теперь безногий инвалид, интересно, что вы еще придумаете? Однако у военных какая-то однобокая фантазия, куда ярче бы выглядела история про негра, содержащего гарем из белых рабынь!

– Извините, – пролепетала я, – Кирюша неудачно пошутил. Эй, Лизавета, спихни Рейчел на пол, она когтями сиденье испортит.

– Не стоит волноваться из-за куска телячьей кожи, – пожал плечами Глеб Лукич и велел: – Выходите, прибыли.

Мы вылезли наружу, я окинула взглядом безукоризненно вычищенную территорию, клумбы, симпатичные фонарики и… заорала от ужаса. Прямо посередине изумительно подстриженного газона, на шелковой, нежно-зеленой траве, лежал изуродованный труп девочки-подростка. Ребенок покоился на спине, разбросав в разные стороны руки и ноги. Снежно-белая блузочка была залита ярко-красной кровью, но это еще не самое страшное. Горло ребенка представляло собой зияющую рану. Огромные глаза, не мигая, смотрели в июньское небо.

– Мамочка! – прошептал Кирюша и юркнул назад в «Мерседес».

От автомобиля послышались булькающие звуки. Лизавета, ухватившись за багажник, не сумела удержать рвущийся наружу завтрак. У меня же просто померкло в глазах, а изо рта вырвался вопль, ей-богу, не всякая сирена издаст такой. Единственным спокойным человеком в этой жуткой ситуации остался Глеб Лукич. Он громко сказал:

– Эй, Тина, ты начинаешь повторяться, вчерашняя история с утопленницей выглядела куда более эффектно.

Внезапно труп сел и захихикал.

– Ну, папуля, мог бы и испугаться, кстати, Рада чуть не скончалась, когда на меня сейчас наткнулась. Прикинь, она вызвала милицию, вот лежу, жду, когда подъедут. Не мог бы ты побыстрей уйти в дом, весь кайф сломаешь.

– Прошу любить и жаловать, – усмехнулся Глеб Лукич, – моя младшая дочь Тина.

– Приветик, – весело кивнула девочка.

Кирюша вылез из машины и пришел в полный восторг:

– Ну, стёбный прикол. А в чем у тебя кофта?

– Это кетчуп «Чумак», – радостно объяснила Тина, – из стеклянной бутылки…

Бледная Лиза прошептала:

– Горло…

– Здорово, да? – захохотала противная девчонка. – Целый час гримировала. Рада так визжала, небось у соседей стекла в их сараюшке повылетали.

Глеб Лукич закашлялся, и тут ворота вновь раздвинулись, и во двор, одышливо кашляя, вползли бело-синие «Жигули» с надписью «ГБР» на дверях и капоте. Тина молча обвалилась в траву.

– Что тут стряслось? – довольно сурово спросил один из ментов, выбираясь из-за руля.

Взгляд его упал на Тину, и мужик присвистнул:

– Чем вы ее так, а? Колян, гляди.

На свет вылез второй служивый и закачал головой:

– Да уж, впечатляющая картина.

Глеб Лукич вытащил золотой портсигар и принялся, насвистывая, выбирать папироску. Кирюшка и Лизавета затаились у «Мерседеса». Милиционеры пошли к Тине, но не успели они сделать и пары шагов, как Муля и Ада, поняв, что я больше не прижимаю их изо всей силы к груди, выскользнули из моих рук и погалопировали к неподвижно лежащему телу. Коротконогие, животастые, толстозаденькие мопсихи проявляют, когда хотят, чудеса резвости. Вмиг они обогнали парней в форме, сели возле Тины и принялись с ожесточением слизывать с нее кетчуп. Девочка замахала руками и расхохоталась.

– Ой, щекотно, жуть! Уйдите от меня!

Шофер выронил ключи, второй мент попятился и ошарашенно спросил:

– …как же она жива с такой потерей крови осталась?

– Глянь, Колян, – протянул водитель, – во, блин, чудеса! Горла-то нет совсем, а говорит и ржет!

Тина вскочила на ноги и заорала:

– Обманули дурачка на четыре кулачка…

Распевая во все горло дразнилку, она ринулась в дом, за ней, отбросив всякое стеснение и церемонии, ринулась наша собачья стая. Кирюша и Лизавета, непривычно тихие, стояли у роскошной машины. Пару раз они обманывали меня, но дальше подбрасывания в суп мух из пластмассы дело не шло. Видно было, что их терзает зависть.

– Это чегой-то? – совершенно по-детски охнул Колян.

Глеб Лукич достал мобильник и велел:

– Марина, быстро принеси из бара всё для милиции.

Потом открыл портмоне, выудил оттуда две зеленые бумажки, протянул их парням и сказал:

– Вы, ребята, не обижайтесь. Дочка у меня совсем от рук отбилась, без матери растет. Она обычно в колледже время проводит, так сейчас каникулы, вот и бузит, всех пугает.

– А-а-а, – дошло до Коляна, – она живая и здоровая!

– Живее некуда, – подтвердил Глеб Лукич.

Менты спрятали доллары.

– Оно хорошо, что на самом деле ничего не случилось, – вздохнул Колян, – только пусть больше так не шутит.

Глеб Лукич кивнул. На крыльце появилась высокая сухопарая женщина лет пятидесяти, в черном костюме, белом кружевном фартуке и такой же наколке на безупречно причесанной голове. В руках она держала несколько бутылок с коньяком.

– Возьмите, ребята, – радушно предложил Ларионов, – хороший напиток.

Менты не отказались и, прихватив емкости, уехали. Глеб Лукич спокойно сказал:

– Пойдемте, с Тиной вы уже познакомились, теперь пора и остальных увидеть.


Спустя неделю мы совершенно освоились в огромном доме и выучили имена всех многочисленных его обитателей. Сам Глеб Лукич практически не появлялся на участке. Для меня так и осталось тайной, кем он работает. Рано утром, около восьми, шофер выгонял из гаража «Мерседес», и хозяин отбывал в Москву. Назад он являлся за полночь, иногда не приезжал вовсе, оставаясь ночевать на городской квартире. Всеми делами в доме заправляла его жена Рада. Была она чуть старше Лизаветы, на вид лет двадцать, не больше, я, естественно, ни разу не попыталась уточнить, сколько на самом деле лет хозяйке. Хорошенькая блондиночка с нежно-розовой кожей, Рада была глупа как пробка, чем очень радовала Тину, которая не упускала возможности подтрунить над мачехой. Впрочем, Рада не слишком обижалась, поняв, что стала объектом очередного розыгрыша, начинала первая хохотать и приговаривать:

– Ну купила так купила! Прикол клевый!

Судя по всему, Тина и Рада были страшно довольны друг другом. Тот факт, что Тина дочь Глеба Лукича от другого брака, совершенно не тяготил Раду, похоже, у нее был легкий, уживчивый характер. Меня с детьми она приняла весьма радушно и сама отвела в комнаты.

Дом Ларионовых поражал великолепием. В свое время я была женой довольно обеспеченного человека. Мне не слишком приятно вспоминать о той, прежней, жизни, но сейчас уместно заметить: апартаменты, которые тогда занимали мы с Михаилом, не выдерживали никакого сравнения с домом Глеба Лукича.

Этажи соединяла белая мраморная лестница, на которой лежала дорожка, прикрепленная латунными прутьями. У подножия лестницы стояли статуи, стилизованные под греческие скульптуры. Правда, на второй день нашего пребывания Рада невзначай сказала, что муж привез Венер из Афин, и я поняла, что они подлинные. Комнат в здании оказалось столько, что я каждый раз путалась, пытаясь их сосчитать. Сам Глеб Лукич обитал на втором этаже. В его распоряжении был кабинет, небольшая гостиная, спальня и библиотека. Дальше шла половина Рады. Той принадлежали спальня, будуар и гостиная. Еще на втором этаже имелся тренажерный зал, зимний сад, оранжерея, небольшой кинозал и две комнаты непонятного предназначения. Первый этаж оказался общим. Тут располагались огромная столовая, гостиная, библиотека, кинозал, бильярдная… Из коридора вы попадали в галерею, которая вела к стоящему поодаль домику – в нем помещались бассейн, сауна, русская баня, солярий, массажный кабинет и тренажерный зал.

Правое крыло третьего этажа предназначалось для гостей. Нам выделили по огромной, шикарно обставленной комнате. К моей прилегал небольшой санузел с унитазом, ванной и душевой кабиной. Зато между спальнями Кирюши и Лизаветы простиралось бело-розово-золотое великолепие с джакузи, двумя рукомойниками и неисчислимым количеством шкафчиков. В первый же вечер дети вылили в ванну полфлакона геля и потом в полном восторге визжали, глядя, как пузырящаяся пена подпирает потолок; дальше шли еще комнаты для гостей, но пустые. В левом крыле жила Тина, тоже не обделенная количеством квадратных метров. Все принадлежавшее ей пространство было завалено игрушками, книжками, дисками и дискетами, компьютерными играми, косметикой, журналами, коробками конфет.

Тина понравилась мне сразу. Из этой тринадцатилетней девочки ключом била энергия. Тихо разговаривать она не умела и носилась по дому словно смерч, частенько роняя стоящие тут и там напольные вазы, статуи и журнальные столики. Глаза ее блестели, волосы развевались, и она ухитрялась быть одновременно на первом, втором, третьем этажах, в саду и бассейне.

Куда меньше пришлась мне по душе другая девочка, вернее, девушка, тоже обитавшая на третьем этаже. Анжелика, внучка Глеба Лукича от какого-то прежнего брака. Девице недавно исполнилось восемнадцать, но она, похоже, задержалась в подростковом возрасте, потому что заявляла порой вещи, более подходящие для капризной тинейджерки, чем для студентки. А Лика перешла на второй курс суперпрестижного института юриспруденции и дипломатии.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4