----
      Жизнь, между тем, шла своим чередом. Модель развивалась, и чем дальше, тем стремительней. Сидоров теперь даже примерно не мог сказать, какую часть ресурсов системы она использует. Какие процессоры, сколько временя и памяти, и какую часть дискового пространства? Вызывали удивление два обстоятельства. Во-первых, с точки зрения абстрактного пользователя система функционировала нормально, и никто ничего не подозревал. Почему? Это было совершенно необъяснимо! Ну, начальники, вероятно, потому что они начальники. В их обязанности просто входит ничего не подозревать. А программисты? А системщики? Создавалось впечатление, что работа вычислительной системы, в сущности, никого не интересует. Оставалось ответить на вопрос, интересует ли сотрудников данного учреждения хоть что-нибудь, имеющее отношение к задачам, стоящим перед данным учреждением? И существуют ли указанные задачи вообще?
      Второе обстоятельство казалось Сидорову еще более загадочным. Дело в том, что модель необъяснимым образом узнавала его. Однажды кто-то из программистов по ошибке запустил файл-мироздание, Сидоров, стоявший рядом, похолодел и... Тем все и кончилось.
      Никакой хроники событий в модели на экран выдано не было. программист чертыхнулся, обозвал себя кретином и сбросил систему. Размышления Сидорова по этому поводу сведись к тому, что, вероятно, модель как-то анализирует стиль набора текста на клавиатуре. Хотя модель можно было вызвать на выполнения и не набирая никакого текста. Но, мало ли...
      А что же жизнь? Она, как уже было сказано, шла своим чередом. Благополучно скончался Моисей, о судьбе которого модель особо старательно информировала Сидорова. Он, судя по всему, был именно той личностью, которой передавались первые опыты законотворчества. После этого дело пошло веселей. От гласа священных труб пали стены Иерихонские. Выяснилось, что кроме евреев и египтян существуют также другие народы, как то: ханаанеи, хеттеи, аморреи, евеи и даже иевусеи. А кроме упомянутых можно было подозревать наличие еще целой кучи.
      Сидоров придерживался выжидательной тактики. Постепенно он научился отбивать молитвенные просьбы - не столь, впрочем, многочисленные - тем, что, либо отвечал совершенно невпопад, либо давал указания, начало которых противоречило их концу. Метод дал блестящие результаты. Количество просьб снизилось раз в десять, они уступили место восхвалениям и пророчествам разного рода, о которых Наместник информировал Сидорова неукоснительно, равно как и обо всех событиях, выходивших за рамки обыденного. Так например, некто Самсон ухлопал ослиной челюстью целую тысячу человек, но Некая Далила остригла его, лишив сил и энергии, после чего филистимляне ослепили героя и увели его в рабство. Интересно было сообщение о том, что некий Авессалом еще при жизни взял, да и поставил себе памятник в Царской долине. Сидоров отметил, что в нашем мире у Авессалома нашлось немало последователей.
      Особенно позабавил Сидорова царь до имени Соломон, у которого, судя по докладу Наместника, было ровно семьсот жен и еще триста наложниц. Сидоров не мог понять, что этот Соломон делал с такой прорвой женщин, а если ничего, то почему он для ровного счета не женился еще триста раз. Вероятно, по причине сугубой мудрости, каковая особо подчеркивалась в сообщении.
      В общем-то, Сидорову постепенно вся эта канитель начала надоедать. Он ожидал большего, а дело свелось к тому, что модель тупо следовала канонам священного Писания.
      Иванов же заявил во время очередного совещания на высшем уровне, что он это предвидел, и что ягодки впереди. Потому что Писание когданибудь кончится и волей-неволей придется писать новое: Для Сидорова эта мысль явилась откровением, хотя сам Иванов отнюдь не ассоциировался с Иоанном Златоустом, ибо в разговорах пользовался бытовой лексикой и не был склонен к экзальтации.
      - А что Сатана? Как-нибудь себя проявляет? поинтересовался Иванов, изложив свой взгляд на перспективы развития,
      - Наместник? Нет. Строго выполняет указания, пунктуален до невероятия!
      - Ничего, проявит...
      - Ой ли? - усомнился Сидоров. - Почему ты решил, что именно его следует ассоциировать с Сатаной. Сатана носитель абстрактного зла, а Наместник нейтрален.
      - Да, да, конечно.., - рассеянно произнес Иванов. - Надо попытаться расшевелить это болото... Послушай, а ты можешь мне пропуск сделать в вашу контору?
      - Могу, наверное. Но... - Сидоров замялся.
      - Боишься? А дело стоит того. И потом, как член высшего законодательного собрания, я имею право на внеочередную встречу с избирателями. Иначе подаю в отставку. Протест в письменном виде?
      Пришлось согласиться. Иванов был подан начальству, как сотрудник университета (что соответствовало действительности), специалист в области кластерного анализа (что почти соответствовало действительности), без консультации которого нефть уходит в подземные поры и не желает оконтуриваться.
      Итак, потомок рода Кореева явился в учреждение, где работал Сидоров, наговорил девочкам кучу комплиментов, покалякал с мужиками о политике, выказав недюжинное знание всех перипетий перехода к рыночной экономике и показав себя ярым сторонником прав человека (в особенности женщин), после чего направил стопы свои в компьютерный зал, где немедленно занял кресло Сидорова и начал задавать глупые вопросы, бесцеремонно тыкая на кнопки, то есть действуя способом, не вызывающим никаких подозрений.
      - Ну, давай, запускай, - прошипел он, когда интерес к его персоне у окружающих устремился к нулю.
      Сидоров, воровато оглянувшись, запустил.
      Некоторое время Иванов изучал хроники, время от времени хмыкая и щуря глаза, а потом неожиданно резво набрал на клавиатуре:
      "Наместника ко мне!"
      "Наместник слушает тебя, Господи", - отозвался компьютер.
      - Ты что делаешь, болван! - зашипел Сидоров, пытаясь незаметно спихнуть Иванова с кресла. Но не тут-то было.
      - Вы видите, уважаемый Николай Борисович, - солидно произнес Иванов,
      - это типичный пример того, как выбором надлежащих параметров распределения мы можем разделить всю выборку данных сейсморазведки на два отчетливо выраженных класса. А сейчас попробуем варьировать сами распределения...
      При этом Иванов сохранял остойчивость, блокируя действия Сидорова левой ногой. Сидоров понял, что вырвать Духа Святого из-за дисплея сейчас может только нечистая сила, которой он не располагал. И отступился.
      "Где ты был?" - продолжал между тем Иванов, орудуя клавишами.
      Наместник помедлил, а потом ответил:
      "Я ходил по земле и обошел ее всю".
      "Как обстановка?".
      "Увы, Господи, мятутся народы, но усилия их тщетны", уклончиво ответил Наместник.
      "Много ли праведников среди людей?", - напирал Иванов.
      "Один", - был ответ.
      - Вот даже как? - удивился Иванов. - Всего один! Не густо, не густо... Вероятно, критерии жестковаты, как вы, Николай Борисович, полагаете? А впрочем...
      "Испытай его", - отстукал он.
      Ответ последовал молниеносно:
      "Исполнена воля твоя, Господи".
      "Что ты сделал?".
      "Я обрушил на него все горести земные".
      "Возроптал ли он на Бога своего?".
      "Нет", - ответил Наместник.
      - Ну, ты просто садист! - прорычал Сидоров. - Прекрати немедленно!
      - Что ты нервничаешь? Все идет по плану. Это он Иова испытывал.
      - Мне плевать, кого он испытывал. Слазь со стула!
      Иванов даже усом не повел.
      "Много ли тех, кто ищет истину?", - набрал он новый вопрос.
      "Один", - сообщил Наместник.
      "Нашел ли этот ее?".
      "Да".
      "В чем его истина?".
      "Все суета", - несколько даже обреченно ответил Наместник.
      "Свободен", - приказал Иванов и откинулся в кресле.
      - Вот и все, - заключил он. - Дальнейшее интереса не представляет. Они, естественно, мятутся, грешат по мелочам, но в Бога веруют и истин не домогаются. Они идут нашим путем и придут туда же.
      Сидоров поджал губы, и, со словами "кина больше не будет", выключил компьютер. Он проводил Иванова до вахтера, сухо распрощался и, вернувшись за свой стол, просидел, уставясь в одну точку, до конца рабочего дня. Более того, остаток недели он посвятил раздумьям и созерцанию экрана монитора. А с понедельника начал писать какой-то программный модуль.
      ----
      Иванов позвонил в конце второй недели.
      - Нy, что? - поинтересовался он.
      - Работаем, - сухо ответил Сидоров.
      - Как жизнь?
      - Идет ветер к югу - и переходит к северу. И возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, а море не переполнится...
      - Что нового?
      - Что было, то и будет, и что делалось, то и делается, и нет ничего нового под солнцем.
      - Ибо что может сделать человек после Бога, сверх того, что уже сделано?.. Ты и дальше намерен цитировать Экклезиаста, или можешь сообщить нечто более содержательное?
      - Все что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости, - упрямо продолжал Сидоров.
      - Двоим лучше, чем одному; ибо, если упадет один, то другой поднимет товарища своего... А? Что молчишь? Обиделся?
      - На дураков не обижаются... Мудрого же будут помнить вечно, как и глупого, и увы! мудрый умирает наравне о глупым.
      - Ладно, ладно, вижу, что освоил мудрость... Зря обижаешься. Я не виноват, что твой мир вырождается.
      - Сам ты вырождаешься.
      - Вечером приходи, обсудим, кто сильнее. Я пива взял, а?
      - Я подумаю.
      Вечером Сидоров таки явился и с порога заявил, протягивая руку.
      - Хоть ты мне и друг, но скотина порядочная.
      - А кто без греха? - сказал Иванов. - Да, с Новом я того... Каюсь, бес попутал. Но и ты хорош - две недели как воды в рот набрал.
      - Я думал, действовал и успевал.
      Эта лаконичная фраза вызвала восхищение Иванова, ибо именно так, судя по тексту Писания, и должен поступать любой Всевышний.
      - Ну и отлично! - заявил он, потирая руки. - Сейчас пивка зальем - пуще прежнего думать будешь.
      Иванов втайне от себя был страшно доволен, что Сидоров наконец отошел. Вообще, их отношения строились на том, что Иванов, обычно, давал толчок в нужную сторону, а уж Сидоров пер до конца в любом начинании. Пока, разумеется, не упирался в стенку, после чего нужен был новый толчок. И теперь Иванов догадывался, что две недели назад дал приятелю хорошего пинка, отчего у него временно выросли крылья. Сейчас, видимо, наступает момент приземления, вот он и явился. И очень кстати. С одной стороны, Иванов испытывал некое подобие угрызений совести, а с другой - не любил пить пиво один.
      Следует отметить, что истинные ценители пива предпочитают бочковое. Но если такового не имеется в наличии, проводят дегустацию методом "из горла".
      Иванов был тонким ценителем пива, а Сидоров - так себе. Он потребовал стакан, налил и даже пену не сдул. И опрокинул этот стакан без всякого смака, не крякнув в конце процедуры.
      - В общем так, - сказал он рассеянно, - я тут Христа сваял, и уже запустил к этим...
      Иванов от неожиданности поперхнулся пивом и чуть не уронил бутылку.
      - Боже милостивый, - произнес он прокашлявшись, - сохрани и помилуй! Настави стези наши и оборони от лукаваго...
      - Нормальный Христос получился, почти как настоящий, Сидоров выдержал паузу, сохраняя невозмутимость.
      - Продолжай, продолжай, - предложил Иванов не без сарказма. - Идеи христианской морали в массы - не так ли? "А ежели ударят тебя по правой щеке, подставь и левую"?
      - Ну, - Сидоров покраснел. - А как ты догадался?
      - Я не догадался, а предположил, зная твою гуманистическую натуру.
      - Ты был прав - они там совсем озверели. Начали истреблять друг друга в неимоверных количествах. И, представляешь, взяли моду просить у меня благословения. Перед каждым побоищем обе стороны обращается с просьбой, чтобы я, значит... Каково?
      - И ты благословлял?
      - Было дело.., - сказал Сидоров со вздохом. - Я, понимаешь, сначала не понял, что им от меня нужно. "Благослови, Господи, на дело правое, за жен наших и дочерей, за землю нашу святую". Ну, думаю, раз правое - нет вопросов. А дальше выдают хронику - сорок тысяч покойников! Я просто ошалел... Потом-то понял: кто же за неправое дело воевать пойдет? Вызвал Наместника, башку, говорю, оторву!..
      - А он?
      - Виноват, кается, вышла ошибка - не тех победили. Больше не повторится. Я ему толкую, мол, дурак, сделай так, чтобы помирились. Будет исполнено, отвечает. Услужливый, гад, просто сил никаких нет!.. И тут же сообщает, что вчерашние противники, объединившись, идут лупить еще когото.
      - "Бр-роня крепка, и танки наши быстры:", - пропел Иванов. - Библейский мотив, между прочим. А мы ведь только недавно про Афганистан заткнулись... "Долг превыше всего!", "Наше дело правое!", "Победа или смерть!", "Врагу никакой пощады!". Чего же ты хочешь от несчастных предков?!
      - Я понял, что они совершенно лишены какой-либо морали. Ну, и вот решил... А ты знаешь, нормальный Христос получился. Я с ним общался независимо. Сделал ветвление по прерыванию:
      - Детали меня не интересуют, - перебил Иванов, - Он что же, у тебя был в качестве пророка. Чем души-то смущал? Чудеса творил?
      - Нет.., то есть, собственно, я этого не закладывал, но, судя по всему... Он проповедовал. Насчет любви к ближнему, смирения и прочего.
      - Все люди - братья?
      - А что, нет?
      - Все это уже было, и не однажды.
      - Ясно море - не с потолка брал. Но на то я и Всевышний, чтобы учитывать предыдущий опыт...
      - Босяк та, а не Всевышний. Мыслишь абсолютно линейно.
      - Если ты такой нелинейный, то скажи, что надо было делать?
      - Ладно, не заводись. Я такой же примитив, как и ты, да и вообще... Меня просто тоска берет от глупости человечества во все исторические периоды!
      - Того или этого?
      - Всех подряд!.. А, кстати, Понтий Пилат был?
      - Был.
      - Руки умывал?
      - Умывал, умывал... Как не умыть - случай-то какой!
      - И что, спрашивал про истину?
      Голос Иванова подозрительно дрогнул, но Сидоров пропустил это мимо ушей.
      - Спрашивал, - сказал он, наливая себе пива.
      - Что же есть истина на этот раз? - внешне бесстрастно поинтересовался Иванов.
      Теперь Сидоров успел поймать быстрый взгляд, брошенный на него приятелем.
      "Так вот, что тебя интересует!", - подумал он. И усмехнулся.
      - Боишься, как бы я тебя не обскакал в, деле постижения? Правильно. Вдруг, да я уже знаю, что есть истина, а тебе не скажу.
      Иванов мотнул годовой ,и осклабился:
      - Врешь, - сказал он. - Если знаешь - не утерпишь. Истина, брат, такое дело, что носить ее в себе невозможно. Она выжигает душу... Мно-огие готовы были идти на костер, лишь бы успеть всучить свою истину ближним... Так что там ответил твой Христос прокуратору?
      Сидоров помолчал, рассеянно постучал пальцами по стакану и только после этого процитировал:
      - "Истина в том, что нельзя варить козленка в молоке матери его. Не это ли делаешь?"
      - М-мда.., - только и произнес Иванов.
      - Вот именно! - поддержал Сидоров. - Стало быть, зря ты опасался за мою девственность.
      - Стало быть, - согласился Иванов.
      - Но это еще не все. Моего Христа, оказывается, предал вовсе не Иуда.
      - Кто же?
      - Все двенадцать праведных апостолов находились в заговоре против своего учителя, а Иуда - единственный, кто в нем не участвовал! - Сидоров необычайно возбудился. - Все двенадцать! И знаешь, почему? Потому, что им не нужен был живой пророк и учитель. Живой пророк никого не интересует!
      - "Ибо нет пророка в отечестве своем".
      - Вот именно! Сейчас и здесь никто никого слушать не желает. Им нужен был символ новой веры, и они его получили. И ради этого пошли на то, чтобы совершить предательство. Мерзавцы!
      - Не так категорично, - сказал Иванов, поморщившись.
      - У тебя имеются доводы в их пользу?
      - Разумеется. В те поры цель всегда оправдывала средства. А намерения были благие - ты этого не можешь отрицать.
      - Не знаю... Кто-то сказал: "Цель оправдает средство, но не тебя".
      - Это выяснилось позднее.
      - Самое интересное, что Наместник знал о заговоре, и сообщил мне. А я предупредил Христа по нашему каналу. И знаешь, что он мне ответил?
      - "Отче, избави меня от часа сего! Но на сей час я и пришел", - не так ли?
      - Ничего подобного! Это звучало примерно так: "Ныне искупаю грехи твои, Господи, пред родом человеческим, ибо созданы люди по образу твоему и подобию - будь же к ним милосерд".
      - Врешь, - сказал потрясенный Иванов. - Не было этого, и быть не могло. Такого нет ни в одном Евангелии. Господь безгрешен по определению... Это отсебятина!.. А ты... Ты сам его подучил!
      - Послушай, Иванов, ты, верно, меня с кем-то путаешь, Сидоров прищурил глаза и покусал губу, - Неужели ты допускаешь, что я способен явиться к тебе и нагло врать? Зачем, подумай своей головой? Я понимаю, дурачить этих.., он, казалось, начал утрачивать равновесие. - Ты, конечно, можешь мне не верить, но попробуй все-таки поверить, потому что с этим надо теперь что-то делать. Ведь он, Христос этот, знает, кто я такой. Понимаешь, ЗНАЕТ! А ведь он там.
      - Он что, воскрес?
      - Не знаю я, не знаю! Но я с ним связывался уже после распятия. Если, конечно, этот Наместник не... Откуда я могу знать, в каком качестве он теперь существует?! Но он там - я тебе ручаюсь!
      - Так, - сказал Иванов. - Та-ак... Это меняет все дело. Теперь. Вот черт, что же теперь?! Один из них знает, что никакого бога нет... Так он теперь сам бог! Понимаешь? Бог тот, кто точно знает, что никакого бога нет. А чем он отличается от других потомков Адама? Ты ведь его сделал...
      - Из Адама и сделал.., - растерянно сказал Сидоров, Так, слегка модернизировал... Понимаешь, Адам и Ева - это информационные поля плюс некоторые программные модули, способный порождать подобные же. А что там от лукавого, я не знаю...
      - Точнее! Точнее, сын гиены и крокодила! - зарычал Иванов. - Где обещанные алгоритмы? Где блок-схемы, я тебя опрашиваю? Боже милостивый, ну почему ты сподобил этого.., а не меня? Чем я перед тобой провинился?!
      Иванов отпустил еще несколько фраз, сопроводив их парой крепких многооборотных междометий. Из всего набора Сидоров выбрал самое безобидное выражение, а именно: "полудурок", и обиделся.
      - За "полудурка" - ответишь! - заявил он. - Сказал бы: дурак, так нет, выпендривается...
      - Ты хоть понимаешь, что эту мысль о Боге породил твой Христос? Он мыслит самостоятельно, а, следовательно, приступил к существованию помимо и отдельно от нас. А это значит... Ты понимаешь, что это значит?
      - Разумеется, нет. А ты?
      - Я, разумеется, тоже, - заявил Иванов после некоторого раздумья. - И не вижу способа разобраться в этом.
      - А ты надеялся понять это, ковыряясь в моей программной трухе на уровне операторов? Способный малый...
      - Н-да... Похоже, нас оставили в дураках.
      - Очень похоже, - согласился Сидоров. - Причем, что интересно, в дураках нас оставили мы сами.
      - Я тебе больше скажу: нас оставили в крупных дураках.
      На этом процесс самобичевания приостановился, потому что Иванову в голову пришла мысль, от которой он даже сморщился;
      - Хорошенькое дело! Нy, так ведь если.., то... Скажи-ка мне, мил друг, вы системное матобеспечение для персоналок где берете?
      - Известно где - тащим, откуда только можем.
      - То есть, на дискетки и к себе - так?
      - Именно.
      - А у вас тоже сдирают?
      Теперь, наконец, и Сидоров ухватил ту мысль, которая избороздила лоб Иванова несколько ранее. Более того, он дополнительно понял и кое что еще, а именно: его модель теперь уже вовсе не его, а, как бы это сказать: Стала всенародной собственностью, потому что ни он, ни кто другой не мог помешать этой модели распространиться на другие вычислительные системы, совершенно аналогично тому, как это делают компьютерные вирусы. Можно было бы и дальше размышлять в указанном направлении, но Сидоров счел за благо остановиться. Потому что вселенная в этом направлении бесконечна.
      - Я тебя понял, - оказал он, встретив взгляд Иванова.
      - Нет, ты меня не понял. А понять следует то, что теперь мы, возможно, имеем дело с цивилизацией.
      - Допустим. Но почему мы с ней не имели дело до сих пор?
      - Это риторический вопрос. Меня в данном случае интересует моральноэтический аспект. До сих нор для меня это было нечто. Нечто из битов и байтов как-то там корчилось в компьютере - ну и что? Почему я должен обременять себя морально-этическими нормами, взаимодействуя с неизвестно чем? Теперь же ситуация радикально меняется. Мы, судя по тому, что ты мне сообщил - а я тебе верю - имеем дело по крайней мере с одной личностью. Заметь, я не акцентирую внимание на генезисе этой личности - просто констатирую факт.
      - А что такое личность?
      - Личность - это то, что имеет свое "я", то есть выделяет себя из среды. Именно в момент выделения оно, то есть "я", получает способность к познанию. Грубо говоря, личность это то, что умеет осмысленно применять междометия.
      - Красиво! - невольно вырвалось у Сидорова.
      - Все это сложно и недоступно для осмысления мозгом примитивного существа. Поэтому я привожу только выводы. Мы должны быть осторожны, иначе конфликт неизбежен. Мы должны быть осмотрительны, иначе неизбежны осложнения. И, наконец, мы должны вести себя корректно, то есть не совать нос в чужие дела очень глубоко. Отныне руководство проектом я беру на себя и запрещаю самодеятельность. Больше никаких воплощений Всевышнего я не допущу - имей это ввиду.
      - Смотри ты, какой грозный, прямо Иван! - буркнул Сидоров.
      - Я кончаю! - возгласил Иванов. - И делаю это цитатой из книги Экклезиаста: "Не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием".
      - Верно сказано. Уши слушаньем не наполняются. Они наполняются водой.
      - Хочешь притчу? Слушай. Одного мудреца спросили, кто полезнее мудрецы или дураки? Он долго думал, а потом сказал: и те, и другие бесполезны до тех пор, пока их не выявили. Но как только это случилось, дураки полезнее, ибо мудростью смогут воспользоваться лишь некоторые, а глупостью - все.
      - Ты это к чему?
      - Я это к тому, что хватит изображать вершину мудрости, то есть полных идиотов. Ясно, что во всевышние мы с тобой рылом не вышли. Нужно просто следить за ходом событий и предаваться осмыслению. Меня беспокоит один момент.
      - Меня тоже беспокоит один момент...
      - Тогда начнем с тебя.
      - Ну, хорошо, - покладисто согласился Сидоров, - давай начнем с меня, лишь бы с чего-нибудь начать. А то мы так даже и пиво не окупим... Так вот, живут они там, хлеб жуют, но мир-то у них, прямо скажем, куций. Я не вполне уверен, что в таком мире можно развиваться беспредельно.
      - А надо беспредельно?
      - Хотелось бы.
      - Ага.., - Иванов выразительно пошевелил пальцами. - То есть, чтобы значит... Х-ха! А прецедент известен?
      - Чего прецедент?
      - Бесконечного развития?
      - Нет, но и конец света еще не состоялся.
      - Вот именно! Что есть смерть, что есть жизнь? Жизнь суть развитие. В чем смысл жизни? Стремление к совершенству? Но совершенство недостижимо! Развитие - суть беспрерывная трансформация в новое качество. Но всякая трансформация суть смерть и рождение. Сидоров - ты осел! Ты сунулся в сферу божественного промысла, а кто ты есть по своей сути?
      - Кто? - с вызовом спросил Сидоров.
      - Ты есть червь...
      - Ты просто пенек! Я же не о том... Ты математик, и должен понимать, что достаточно сложные структуры возможны только в достаточно сложно устроенных средах. А тем более, разумное существо.
      - ...И ты есть моль, - заключил Иванов. - Что ты вообще знаешь о их среде?
      - Нy, хорошо, представь себе, что они начали развиваться. Принялись изучать свою среду. А что там можно изучать, в компьютере? Это же смех!
      - Не знаю. Возможно, они живут в иной среде. Не в материальной.
      - В идеальной?
      - В духовной, а точнее, в информационной. Она же - сложна.
      - Что там сложного-то? Каким образом те или иные ячейки памяти заполняются теми или иными единицами и нулями - это прикажешь изучать? Да и вообще - их мир конечен.
      - Наш, между прочим, тоже.
      - Это, между прочим, не доказано.
      - Это и не требует доказательства. Бесконечных миров не бывает, потому что такие миры непостижимы.
      - А-а, - махнул рукой Сидоров, - с тобой разговаривать, все равно что в воду дуть... Пойду, поздно уже.
      - Что так?
      - Голова разболелась. - сказал Сидоров, вставая.
      - Ладно, валяй... А то, может, кофе сварим? Нет? Ну, тогда будь здоров. Подумай там... а я тут подумаю. Если что - заскакивай.
      ----
      Кое-кто из вероятных читателей не преминул отметить, что автор как-то незаметно исчез из повествования со своими плоскими ремарками. Успокоитесь, он здесь, и, как всегда, начеку. Теперь он вынужден снова приступить к своим обязанностям, ибо на целых три недели Сидоров вышел из игры, поскольку серьезно заболел. Совершенно верно, грипп. Болезнь ужасная и чреватая всякими осложнениями, каковые не замедлили последовать. Причина заболевания осталась невыясненной. Пиво ли холодное, или ужасный сквозняк от кондиционеров в компьютерном зале (а там были и кондиционеры, как это ни странно) - Бог про то ведает. Что касается осложнений, то они вылились в воспаление легких, так что Сидоров загремел в больницу. Когда в очередную пятницу он не явился на заседание кабинета, Иванов обеспокоился, выяснил, в чем дело, но апельсины сумел добыть только к концу следующей недели (где? О! Иванов умел добывать апельсины, и даже в суровые годы перестройки не утратил эту способность). Он явился в больницу, прорвался через кордоны, и появился в палате, как ангел господень из пламени куста.
      - Ну как ты? - весело заорал Иванов прямо с порога. Он был бодр и в отличной спортивной форме, то есть в больничном халате поверх пальто.
      Сидоров же, напротив, был слаб и бледен, то есть лежал в постели под одеялом.
      - Да вот, - сказал он, грустно улыбаясь, лежу тут, постигаю общечеловеческие ценности.
      - Молодец! - похвалил Иванов. - Что тут у нас?.. О! "Три мушкетера"! Отличная книга, да и ты молодцом! А соседи, - он оглядел палату, где кроме Сидорова лежали еще трое, - все сплошь очень приличные люди. Я бы и сам с вами полежал, но увы... На улице снег - дело к рождеству... Макарова, кстати, вышла замуж за какого-то тоже корейца, Наташка велела кланяться. Сказала, что забежит.
      - Могла бы и раньше забежать, - резонно заметил Сидоров.
      - Она была не в курсе, а теперь без апельсинов явиться не может: Ну, как ты?
      - Да так... Хрипы слева.
      - Дело, надеюсь, не идет к инвалидности? - озаботился Иванов, присаживаясь на постель в ногах и заботливо поправляя полотенце на спинке кровати, вообще говоря, не нуждавшееся в его внимании.
      - Еще неделя гарантирована.
      - И отлично. Отоспишься, отъешься. Апельсины будешь трескать - чтоб я так жил!
      - Уже отоспался. По ночам - кошмары.
      - Это интересно. Что снится?
      - Всякое, но все одно к одному. Например, сижу и пялюсь на экран - это во сне, разумеется. А мне транслируют, мол, бьются лучшие умы, никак законы механики открыть не могут. Помоги, мол, Господи, яви свою мудрость. Я туда, сюда, и думаю: Бог ты мой, законы-то эти я в модель не заложил. Все - примитив. Земля плоская, слоны, черепахи... А они кричат: Боже, Земля не вертится! Кошмар! Я сажусь, давай им механику сочинять из операторов, Землю круглую сделал. Только успел Коперника сожгли. То есть, не Коперника, а этого... By, кого там сожгли?
      - Надо полагать, Джордано Вруно.
      - Вот! Ах, думаю, мерзавцы. Давай Солнце творить. Землю на орбиту вывел, планеты... И все это программно, понимаешь? Каторга!
      - А потом?
      - Потом не помню... Кажется, я затеял реестр всех законов природы составлять. Чтобы с опережением было. А то ведь, сам понимаешь, пора закон всемирного тяготения открывать, а его и в проекте нет... Но не успел, они уже квантовую механику открыли, а я еще классическую не оформил, Молитвы, проклятья... А я чувствую, что отстал безнадежно. И тут мне докладывают, что они там перестали в меня верить. Все атеисты поголовно... Потом начали такие законы открывать, о которых я даже понятия не имею. И выходит, что мне пора исчезать.
      У Иванова даже челюсть отпала.
      - Как это - исчезать?
      - А так. Какой во мне толк?
      - Ты, это прекрати! Что значит толк? Ты еще бодр и... Ты еще - о-го-го!.. Интересное дело...
      - Так это же во сне, - сказал Сидоров.
      - Что значит во сне? Ты что, во сне исчезать собрался?
      - В этом и заключается кошмар. Почти каждый день исчезаю во сне.
      - А-а, а я думал, ты того... Разочаровался в жизни. Смотри у меня! - Иванов погрозил пальцем.
      Сидоров в ответ слабо улыбнулся.
      - Да я в общем-то особенно и не очаровывался: Нy, как твои раздумья?
      - поинтересовался он.
      - Насчет чего?.. Понял. Есть кое-какие соображения. Но это, понимаешь, не телефонный разговор. Ты лечись пока, читай вон "Трех мушкетеров" и выбрось все из головы. А я побежал.
      И Иванов исчез.
      Вечером явилась обещанная Наталья - сослуживица Сидорова из соседнего отдела - девица лет двадцати четырех, блондинка, стройная и cимпатичная. На ней была светлая юбка из искусственного меха, а шея была обмотана шарфом немыслимой алой расцветки, как нельзя более гармонировавшей с цветом волос, глаз и сапог. Сапоги же имели цвет небесной лазури. Больничный халат не в силах был испортить ее фигуру!
      Такие женщины попадаются нечасто, и Сидоров, разумеется, имел ее в виду на случай непредвиденных обстоятельств, но не очень активно. Он не считал себя достаточно зрелым мужчиной.
      Наталья тоже принесла апельсины, и, увидев аналогичные на тумбочке возле кровати Сидорова, страшно огорчилась.
      - Это Иванов припер? - сказала она. - Вот паразит! Я ведь ему говорила, что апельсины несу я. Вообрази, Сидоров, этот тип ко мне приставал и обещал жениться. Ты его застрелишь на дуэли, правда?