Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дивные пещеры

ModernLib.Net / Советская классика / Дубровин Евгений Пантелеевич / Дивные пещеры - Чтение (стр. 22)
Автор: Дубровин Евгений Пантелеевич
Жанр: Советская классика

 

 


– Потом ты отдашь мне собаку…

– Тамара, за мной! – неожиданно крикнул Юра и бросился в темноту. Сзади он услышал шум схватки собаки и человека.

«Хоть бы колодец, – думал Юра, задевая плечами за стены. – Я учую колодец, а он не учует… Я должен учуять колодец… Галка, помоги…»

Юра и сам не знал, почему он вспомнил Галку и чем ему бывшая «летняя» жена могла помочь…

12. ПОХОРОНЫ

А Костя Минаков не утонул. Когда он всплыл на поверхность после броска вниз головой в пучину, коряга сама подставилась ему под грудь, словно давно поджидала младшего бухгалтера в этом месте. Коряга была мокрая, старая, видно, не один месяц плавала в воде, сама едва держалась на плаву, но это было даже лучше. Если бы подвернулась сухая коряга, она наверняка вывернулась бы из-под Кости и умчалась по течению от усталого минаковского тела.

Они медленно поплыли по течению, поддерживая друг друга: старая, полусдохшая коряга и усталый, загнанный Минаков. Сначала Костя еще видел мельтешившего на берегу милиционера Кобчикова, даже вроде бы слышал выстрелы – на самом деле младший лейтенант стрелять не стал, жалел патроны, а ограничился киданием в воду увесистых булыжников, оставшихся от строительства моста, – потом Кобчиков растаял на фоне звезд, и Костя с корягой остались одни.

Иногда коряга погружалась, и тогда Минаков старался не давить на нее, дать отдохнуть. В свою очередь, коряга, поднабравшись сил, сильнее подпирала снизу младшего бухгалтера.

Берег все время был обрывистый, скользкий, долго нельзя было ни за что ухватиться. Один раз Костю затащило в водоворот и долго кружило у подножья заросшей лесом кручи. Ощущение было, как в вальсе. «Вальс смерти», – еще подумал Костя с какой-то удивившей его усмешкой. (Значит, человек не теряет чувства юмора даже на пороге гибели?)

Потом Минакова и корягу неожиданно вынесло на отмель. Младший бухгалтер встал, но его шатнуло, и пришлось опуститься на колени. Он постоял немного, мотая головой и раскачиваясь: так тело отдыхало почему-то быстрее. Издали Минаков, наверно, был похож на молящегося доисторического язычника. Его вырвало.

Отдохнув, младший бухгалтер встал, дотащился до коряги и выволок ее на песок. Ему не хотелось, чтобы корягу унесла река и чтобы она в конце концов утонула. Спасши корягу, Минаков разделся догола, выжал одежду и пошел вдоль берега, держа одежду на весу, чтобы она быстрей высохла. Из заднего кармана брюк выпали ручка и блокнот – все, что осталось от недавней мирной бухгалтерской жизни. Костя машинально сунул их назад. Дул противный ветерок, предвещавший холодную ночь. Над головой было черное небо с яркими крупными звездами. Тело Кости дрожало мелкой дрожью, какую он видел у собак, долго пробывших в воде. Костя побежал, пытаясь согреться хоть таким способом, но тщетно: видно, слишком мало оставалось тепла в его крови.

Куда бежал и что будет потом, когда он согреется, а одежда высохнет, Минаков не знал. Ясно было одно: ни в милицию, ни вообще людям ему показываться нельзя. Теперь он, Костя Минаков, не только опасный грабитель, но и человек, оказавший сопротивление при задержании, то есть в общественном мнении – потенциальный убийца. Теперь-то уж наверняка поднята вся милиция и его задержание лишь вопрос времени.

Постепенно Костя согрелся, одежда его слегка подсохла на ветру. Он оделся и побежал дальше. Теперь было не так страшно бежать: все-таки бежит одетый человек, а не голяк какой-то, при виде которого любого встречного рыбака может хватить кондрашка.

В общем-то, было три варианта. Первый вариант – плюнуть на все и согласиться, что он матерый преступник. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть надо сесть в товарняк и ехать куда глаза глядят, прятаться от людей, изменить внешность и фамилию – делать то, что делает уголовник из детективных книг и кинофильмов про преступников.

В конце концов – в этом Костя был убежден – он будет пойман и осужден. Доказать потом свою невиновность при таком варианте не удалось бы никому. Костя никогда не читал уголовный кодекс, но догадывался, что мера будет применена самая суровая.

Второй вариант – вторично попытаться этой же ночью сдаться милиции. Тут трудно предположить, как все это будет, но скорее всего Костю убьют. Младший лейтенант озлоблен, вся милиция считает Костю матерым преступником и в случае чего применит оружие не задумываясь. В довершение всего начальник милиции, спокойный, уравновешенный человек, к которому Минаков испытывал симпатию, сегодня выходной. Завтра тоже. Нет, шансов остаться живым при втором варианте было мало.

Оставался еще третий вариант. Надо кому-то рассказать все, как было. И этот человек должен встретиться с начальником милиции и убедить его в невиновности Кости. Тогда все станет на свои места. Но необходимо, чтобы этот человек прежде всего сам безоговорочно поверил во все то, что расскажет Костя, у него не должно остаться ни тени сомнения. Только тогда можно надеяться на успех у начальника милиции. Другими словами, человек, к которому придет ночью младший бухгалтер, должен быть другом. Только друг способен на такое. Друг сделает все.

Дело лишь в том, что у Кости Минакова не было друга. Костя перебрал всех своих сослуживцев, знакомых и пришел к мысли, что никто из них не поверит ему и тем более не захочет вылезать ночью из теплой постели, чтобы идти опять же ночью да еще в выходной день к начальнику милиции и нести ему какую-то околесицу.

Это сделала бы мать. Костя смутно чувствовал, что мать бы сделала, но мать умерла очень давно, не выдержав смерти отца в автомобильной катастрофе, и Костя не помнил даже ее лица, память хранила лишь ласковые теплые прикосновения пахнущих хлебом и молоком рук.

Мать бы сделала. Да. Но больше никто. В общем-то, Минаков со всеми был в хороших отношениях, его даже любили за добрый, спокойный характер, врагов он не имел. Но и друзей тоже. Было, правда, несколько человек, которых он называл друзьями, вместе ходили на танцы, выпивали после получки, ездили в лес с девчонками на вылазки, но… Костя еще раз мысленно пришел к ним ночью домой… никто бы не поверил ему, а значит, эти люди не были друзьями.

А может быть… Неожиданная мысль пришла Косте. Он даже остановился. Может быть, друзей и нет вообще?.. Может быть, деление на друзей и всех остальных условно? Может, никто вообще, считая самых верных друзей, не поверил бы другому при подобных обстоятельствах? Может, дружба существует лишь тогда, когда все хорошо, а когда все плохо, она исчезает? Может, «дружба до гроба» существует, как и многое другое, лишь в книгах и кино? То есть в искусстве. То есть это плод воображения художников, стремление показать людям пример для подражания, убедить самих себя стать лучше?

И все-таки третий вариант был соблазнителен. Очень соблазнителен. Может быть, все-таки попытаться? Самый близкий человек Леночка Перова. Но она уже показала себя… И вдруг младший бухгалтер вспомнил про Ивана Бондаренко из инструментального. Ивана – Железные руки. Ивана Бондаря, который мог подковать блоху, которого все знали, уважали, а многие побаивались за прямой, «жесткий» характер. На собраниях Бондарь рубил сплеча, резал в глаза «правду-матку». Но еще никто не мог сказать, что Бондарь кого-то бросил в беде или отступился от человека в трудную минуту.

Правда, Иван был бесшабашным парнем, любил погулять в хорошей компании, покуражиться. Один раз даже разбил стекло в пивной в отместку за то, что буфетчица закрыла ее раньше времени, и после этого Ивана долго «перевоспитывали», «песочили», «склоняли», пока тот не сказал: «Ну ладно, больше не буду», и тут сразу все от него отстали, потому что свое слово Иван – Железные руки держать умел.

У Кости с Иваном были странноватые отношения. Вроде бы они и не пили-гуляли вместе, на вылазках в лесу сидели в разных компаниях, у них были разные вкусы в отношении девчонок. Более того, Костя не одобрял Ивана и за шумливость, и за нетрезвые выходки, и за «правду-матку», «резавшуюся» по поводу и без повода. А Иван, в свою очередь, публично называл Минакова «ни рыбой, ни мясой», «камбалой одноглазой», «цыплятой-табака недожаренной» и тому подобным.

Но все-таки что-то тянуло их друг к другу, что-то было общее. Чувствовал младший бухгалтер, что слесарь из инструментального вроде бы негласно шефствует над ним, как бы опекает. В спорах вдруг поддержит, на собрании похвалит, да и так, встретившись у пивного ларька и проходя мимо, трепанет его по плечу.

В общем, Иван Бондарь – Железные руки был крепким, надежным, доброжелательно расположенным к Минакову человеком, и сбрасывать его со счетов не стоило. К нему можно было пойти. Даже надо. Может быть, и не поможет, но посоветует наверняка что-нибудь дельное.

Словно огромный груз упал с плеч Кости Минакова. Появился проблеск надежды. Но дома ли сейчас Иван? Может быть, на рыбалке? Наверняка закатился куда-нибудь с друзьями. Разве подобный человек станет в такую погоду сидеть дома? Конечно, нет…

Минаков приуныл. Выход был только один. Поймать Ивана завтра, то есть в ночь с воскресенья на понедельник. В ночь с воскресенья на понедельник все спят дома. Нет такого человека в мире, который бы болтался где-то в ночь с воскресенья на понедельник. Разве что бог провел где-то неправедную ночь с воскресенья на понедельник и у него утром дрожали руки, вот и получился понедельник таким тяжелым днем.

* * *

Всю ночь Костя Минаков провел в беге трусцой, а к утру нашел копну сена, забрался туда и проспал до полудня. Проснулся Костя от дикого голода. Еще никогда в жизни не ощущал он такого зверского голода. То есть это был не голод даже, а какая-то операция в желудке без какого-либо наркоза. Хирург-коновал копался в его внутренностях, резал, отсекал, давил. Костя попытался заглушить боль, пожевав травинки, но стало еще хуже: желудок начал сокращаться, как при рвоте, хотя никакой рвоты не было.

Минаков вылез из копны и побрел наугад по скошенному полю. Часа через два он вышел на железную дорогу, на домик обходчика. Домик был стандартный; кирпичный, с небольшим садиком, огородом, сараем. Костя обрадовался: уж в саду или на огороде найдется что-нибудь съестное, но тут откуда-то из лопухов вынырнула маленькая черная шавка и шаром понеслась на растерявшегося Минакова, явно норовя вцепиться в брюки. Младший бухгалтер припустил от шавки со всех ног – он знал, какие вредные эти маленькие черные создания, намного вреднее, чем серьезные, породистые собаки; очевидно, столь злобными их сделал комплекс собственной неполноценности.

«Закомплексованная» шавка преследовала его очень долго, постоянно сбиваясь на истерический визг и норовя укусить почему-то именно левую щиколотку. Отстала она, лишь наткнувшись на что-то скользкое и противное, может быть, ужа, потому что шавка завизжала, шарахнулась в сторону и рванула домой. Наверно, шавка была женской породы и, как все женщины, боялась мышей, ужей и лягушек.

Лишь к полудню Косте удалось поесть. В осиновом мелколесье он наткнулся на козу. Коза была смирная, добрая, с большими печальными глазами и огромным, чуть ли не волочившимся по земле выменем. Она явно тяготилась своим грузом и смотрела на Костю умоляюще. Минаков лег под козу, взял в рот сосок и принялся жадно сосать, помогая себе руками.

Сосал Костя до тех пор, пока его живот не сделался как хорошо накачанный волейбольный мяч. Они оба остались довольны: облегченная коза и наполненный жирной, сытной жидкостью Костя.

– Спасибо тебе, коза, – сказал Минаков вслух. – Ты доброе животное. Ты самое доброе существо из всех, которых я знал.

Минаков лег под осину и стал смотреть в безоблачное, уже полинявшее небо. Теперь действительность не казалась ему столь мрачной. Веки младшего бухгалтера начали слипаться, и странные мысли появились в мозгу, подстраиваясь каким-то странным способом под шепот встревоженных приближением осени осин и осторожный щебет птиц – под ритм всего дня, может быть, последнего свободного Костиного дня.

А мысли у Кости появились такие. Если нашлась добрая коза, то непременно должен найтись добрый человек, который, словно мановением волшебной палочки, освободит Костю от неимоверного груза бед, свалившихся на его еще не окрепшие канцелярские плечи.

И этим человеком скорее всего окажется Иван Бондарь – Железные руки. У Ивана есть все для этого: и доброе сердце, и сильная воля, и вера в торжество справедливости. Лишь бы Бондарь поверил Косте. А он поверит. Непременно поверит.

Было только одно «но», которое смущало Минакова и не давало векам окончательно сомкнуться, а животу беззаботно отдаться священному, вечному жизненному процессу – процессу пищеварения.

Дело было вот в чем. Как-то недели три назад Костя Минаков стоял возле столярного цеха и, пользуясь минутной передышкой от канцелярского сидения, выпрошенной у Шкафа по личным надобностям, наблюдал, как молодые ребята – грузчики цеха упаковки – грузили на машину пустые ящики. «Личная надобность» была ножкой для стола, которую один из мастеров согласился выточить за две бутылки «Петровской плодово-ягодной».

Поломка стола произошла во время вечеринки по случаю дня рождения одного из жильцов комнаты, где жил Костя. Этот жилец, щуплый парень, вопреки моде любил девушек рубенсовского телосложения. Такую он и пригласил на свой день рождения. Во время танца девушка рубенсовского телосложения споткнулась о ногу сидящего на стуле Минакова и рухнула всей тяжестью на стол. И ранее не хваставшаяся своим здоровьем ножка не выдержала такого удара и сломалась. Наутро комендантша обнаружила поломку и поставила ультиматум: в трехдневный срок или купить новый стол, или починить старый. Конечно, чинить, решила комната. Но кому? После длительной дискуссии было решено, что чинить должен Костя Минаков, так как если бы он не протянул чуть ли не через всю комнату свои длиннющие ноги («Я виноват, что они у меня такие выросли?» – «Не виноват, но держи их при себе»), то рубенсовская девушка не упала бы («Зачем больше центнера привел? И так вся мебель на ладан дышит». – «А где записано, что больше центнера нельзя?»).

Вот почему Костя стоял возле столярного цеха и, чтобы оттянуть момент возвращения в ненавистную бухгалтерию, наблюдал, как грузчики кидают в машину ящики. Работа шла споро. Ребята были молодые, крепкие, на заводе новенькие, наверно, только что демобилизованные.

Тут к Косте подошел Иван Бондаренко и спросил, что здесь делает младший бухгалтер. Костя ответил. Иван даже расстроился.

– За две бутылки?! Простую чурку?! Ах, живодеры! Совсем зажрались в этой столярке, коты деревянные! Пойдем, я тебе эту ножку за пять минут сделаю!

Иван схватил Костю за рукав и потащил в столярку. Костя забормотал, что, дескать, неудобно, что договор дороже денег, но тут оба остановились: с охапкой реек к ним шла упаковщица из цеха отправки, с которой у Кости Минакова была такая нелепая любовь, «пирожковая», как назвал ее потом Костя (самое приятное, что он сохранил от этой любви, было воспоминание о нежных, хрустящих, таящих во рту пирожках).

Хотя их история особого шума не произвела, все же о ней знали все. Знали, но говорить как-то на эту тему было не принято на заводе: и все же при появлении упаковщицы все невольно бросали работу и поглядывали на нее, как на что-то экзотическое, чрезвычайно любопытное. На Костю – нет, на Костю не смотрели. Мужик он и есть мужик, чего с него взять, да еще с холостого. Про Костю, можно сказать, забыли, словно он и не существовал в этой истории вовсе.

Упаковщица шла мимо них, опустив голову – после того случая она всегда ходила с опущенной головой, – и все смотрели на нее. И грузчики возле машины, и шофер, и Иван Бондарь, и даже Костя уставились на женщину. Видимо, и он уже начал считать, что не принимал участия в «пирожковой любви».

Упаковщица шла, пунцовея от устремленных на нее взглядов, и вдруг прозвучало похабное слово. Слово прозвучало громко, звонко, молодым петушиным голосом, с каким-то даже радостным волнением. Это сказал молодой грузчик, видно, самый молодой из всех, уж слишком сорвался у него голос, слишком упоенно выкрикнул он ругательство.

Слово прозвучало и осталось висеть в воздухе. Раздался неуверенный, недружный смех.

Рейки выпали из рук упаковщицы. Она залилась краской, потом побледнела.

– …..! – выкрикнул грузчик, ободренный успехом

у слушателей. Успех всегда окрыляет. Успех всегда хочется закрепить.

Но теперь уже никто не засмеялся.

– Давай работай, а то перерыв скоро, – недовольно сказал шофер.

Грузчики молча возобновили работу.

– ……! Это ведь…… – опять крикнул матерщинник.

Он не понимал, почему все перестали смеяться. Только что смеялись и вдруг перестали. Или он второй раз сказал недостаточно смешно? Грузчик был молод и многого не понимал. Он еще не понимал, что такое мера. Чувству меры люди учатся всю жизнь и часто уходят из нее, так и не научившись. Человек умирает не от болезней. Он умирает от того, что в чем-то не выдержал меры, хватил через край.

Грузчик хватил через край. Может быть, в первый раз ему и сошло бы с рук грязное слово, но после второго, а тем более третьего раза что-то должно было случиться. Всегда что-то случается, когда хватаешь через край.

Грузчик получил по уху. Иван – Железные руки спокойно подошел и врезал грузчику. Иван ударил вполсилы. Наверно, все-таки принял во внимание молодость грузчика. Иначе, может быть, грузчика вообще не стало бы, такой сильный был у Ивана удар. Но Иван ударил вполсилы, и грузчик остался жив. Он лишь перелетел через валявшийся ящик и шмякнулся лицом в грязную лужу. Лужа спасла грузчику лицо. Грязная лужа не всегда портит человеку жизнь, иногда она спасает его.

Грузчик вскочил, вытер лицо рукавом и закричал:

– Ты что, а? Ты что, псих? Да я тебя…

Парень предпринял ложную попытку кинуться на Ивана, но товарищи даже не сделали ни единого движения, чтобы удержать его, такой ложной была эта попытка.

– Пойди умойся, сынок, – сказал Иван почти ласково. – Вон колонка. Женщина никогда не бывает… Понял? А если она чего и делает не так, то у нее есть свои основания. А вот некоторые сосунки бывают… без всяких на то оснований. Разве не так я говорю?

Парень что-то пробормотал невнятное и потащился к колонке, а Иван Бондарь – Железные руки подошел к упаковщице.

– Ты не бойся, – сказал он голосом, какого Костя Минаков у него раньше не слышал. – Больше тебе такое никто никогда не скажет.

И быстро ушел, забыв про свое обещание выточить Косте для стола ножку.

Случай этот Костя Минаков вскоре совсем забыл. Куда важнее события происходили вокруг, да и, говорят, если все держать в памяти, то будешь жить прошлым, а не настоящим и будущим. Костя в то время жил только настоящим и будущим, но больше, конечно, будущим. Как и всем молодым, ему казалось, что все вокруг живут не так. А Костя в то время был молод. Это сейчас он сделался стариком. За несколько часов стал стариком…

Теперь, лежа в траве, переваривая козье сытное молоко, Костя Минаков думал о том, что по морде тому грузчику должен был дать он, а не Иван – Железные руки. Все-таки он, Костя Минаков, был участником «пирожковой любви», а не Иван Бондарь. Но ударил Иван, а не Костя. Ударил обидчика, а женщину успокоил.

Вот как было дело. Вот что детально восстановила память-милиция, до поры до времени все хранившая в своих картотеках.

И еще вспомнил Костя. В тот же вечер муж упаковщицы, сторож колхозного рынка, бабахнул из ружья в Ивана, когда тот пил с друзьями в парке пиво (ружье заряжено было холостым, ибо сторож не доверял себе в подпитии боевой патрон, а в подпитии он был всегда), а потом кинулся драться. Сторожа увели домой спать, тот наутро опохмелился и начисто забыл, почему он хотел застрелить Ивана Бондаря – Железные руки.

И вот теперь, глядя в выцветшее небо, похожее на белый флаг, который выбросило лето перед уже близкой зимой, и, вспомнив все эти факты, Костя Минаков пришел к выводу, что между Иваном и упаковщицей что-то было. А раз так, то они с Иваном соперники.

Так что и Иван Бондарь – Железные руки отпадал. Идти больше было не к кому. Надо догнать козу и попить еще раз молока. Неизвестно, когда придется поесть следующий раз.

Костя Минаков так и сделал.

* * *

Сад был большой и хорошо ухоженный: стволы яблонь побелены, кусты стоят рядами, всюду аккуратные грядки. Костя Минаков перебегал от яблони к яблоне, стараясь не наступать на грядки. Но один раз все-таки наступил, и сразу остро запахло раздавленной зеленой клубникой – осень стояла теплая, и клубника дала в Петровске второй урожай.

Петровск давно спал, он всегда заваливался спать в воскресенье чуть ли не с вечера; чтобы отдохнуть, протрезветь к трудному понедельнику, который бог сотворил трясущимися руками после неправедно проведенной ночи.

И только один дом, к которому пробирался Костя Минаков, ярко светился огнями, как прогулочный корабль в темном море. Это был дом Ивана Бондаря. Все-таки Костя решил попытать счастья у Ивана. После козьего молока младшего бухгалтера прохватил сильнейший понос, живот разболелся, тело лихорадило, а приближающаяся новая ночь внушала страх: где опять спать, что есть? Пусть Иван и не согласится быть посредником между Костей и начальником милиции, но уж покормить-то обязательно покормит и даст поспать до утра.

Вот и дом… К счастью, собаки Иван – Железные руки не имел. Окна открыты, дверь нараспашку, изнутри несся нестройный гул голосов. По всей видимости, в доме Ивана шла гулянка. Это осложняло дело.

Костя решил затаиться в кустах смородины возле крыльца и ждать. Может быть, Иван выйдет. Ничего другого младшему бухгалтеру не оставалось.

Прошло около часа, а из дома никто не выходил. Шум голосов стал сильнее, из окон потянуло сизым дымом горелого мяса – наверно, начали жарить шашлыки. Звенели стаканы… Гулянка нарастала.

От шашлычного дыма у Кости в желудке начались спазмы. Он стал шарить в кустах, нащупывая ягоды, и несколько штук последних, самых спелых попалось. Минаков с жадностью съел их, но от этого чувство голода лишь усилилось.

Наконец послышались шаги, и из темного проема дверей появилась чья-то шатающаяся фигура мужского пола. Фигура немного покачалась на крыльце, неверными движениями пытаясь закурить. Из этого ничего не получилось. Фигура чертыхнулась и стала спускаться с крыльца. На это ушло минут пять. Спустившись вниз, человек утвердился на земле и направился к кустам, где прятался Костя.

Костя вылез из кустов.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Минаков.

– Привет, – не удивился человек.

Минаков подождал, пока человек освободится, и спросил:

– Иван дома?

– А как же, – ответил незнакомец. – Куда ж ему деться? Ты помоги мне лучше закурить, человечище.

Костя помог. Пришелец из светлого вкусного мира оказался стариком с жидкой бородкой, в очках.

– У Ивана свадьба, что ли? – спросил Костя.

– Во дает, человечище, – удивился старик в очках. – Так нарезался, что забыл, зачем пришел.

– А зачем я пришел? – спросил Минаков.

– На похороны ты пришел, человечище.

– На похороны?

– Ну да! Забыл?

– Начисто.

– Во даешь, человечище… Прямо удивляешь меня… Дружка своего Ванька хоронит. Забыл?

– Забыл. Что за дружок такой?

– Откуда мне знать… С завода какой-то… Утоп сегодня… Надоел ты мне, человечище. Пусти, я выпить хочу.

Старик сделал попытку взойти на крыльцо, но не смог.

– А вы через окно, – посоветовал Костя. – И мне подайте, и закусочки заодно.

– Верно, – сказал старик. – А ты парень не дурак. Только пьешь много… Мельтешишься… Пить много вредно. Алкоголь – враг здоровья. Читал?

Старик доплелся до окна и стал кричать неожиданно густым, сильным басом:

– Эй! Братва! Киньте бормотухи и кусок чего-нибудь.

– Пусть Иван сам вынесет, – подсказал Костя. – Мне с ним потолковать надо.

– Вань, а Вань!

Младший бухгалтер боялся, как бы его не увидел кто из заводских, и на всякий случай отступил в тень.

– Вань! Вынеси бормотухи и пожрать чего-нибудь!

Но старика никто не слышал. Из дома несся невнятный гул, который покрывал голос Ивана Бондаря – Железные руки:

– Он был хорошим парнем! Я его любил! Он был не злобным человеком, а кто из нас не злобный? Поднимите руки! Нет? Против? Нет? Воздержавшихся? Нет? Принято единогласно. Все мы злобные, хоть в разной степени, а он был не злобный. Поэтому выпьем не за него, нет, ему это теперь совсем не нужно. А выпьем за нас! Чтобы мы меньше злобились друг на друга!

Кто-то зааплодировал, как на собрании.

– Почитай, что с утра гуляем, – похвастался старик. – Ванька-то как узнал, собрал нас, всех соседей, товарищей своих всех собрал и говорит, человечище, следующее: «Давайте, друзья, проводим этого парня в последний путь по-человечески». Вот, почитай, с утра и поминаем. Хороший он парень, Ванька-то, душевный. И еще учти: не при найденном теле.

– Как это не при найденном теле? – поразился Костя. – Разве так можно?

– В том-то и дело, человечище! – радостно воскликнул старик в очках. – Тело-то нам зачем? Мы душу поминаем, а не тело! Уж и похлопотал наш Ванька-то! И могилу сам сбегал вырыл, и гроб сам сколотил.

– И все без тела?

– Без тела, – с гордостью сказал старик. – Тело-то теперь недели три по дну волочь будет, пока в море не выбросит. А там его, это тело, ищи-свищи. Тело пусть рыбы поминают, а мы – душу. Понял, как Иван решил? Иван – голова.

– А доказательства, что утонул, есть? – спросил Костя.

– Есть. Точные. Барахлишко его нашли. И свидетель есть, как он захлебся. Все, человечище, у нас по путю. Мы по закону гуляем. Имеем мы право в последний путь хорошую душу проводить? Имеем. А тело нам без надобности. Телом пусть милиция занимается. За это они деньги получают. Иван, а Иван!

Старик опять закричал в окно. На этот раз его услышали. Из дома вышел Иван Бондарь с бутылкой, стаканом и куском курицы. Он был прилично пьян.

– Ну, чего ты разорался?

– Взойти на крыльцо не могу, – пожаловался старик, – а душа горит. Опять же человек какой-то привязался. Вылез из кустов и привязался… Вдрезину пьяный…

– Какой еще человек?

Иван вгляделся в Костю.

– Это я… – сказал Костя. – Минаков Константин… из бухгалтерии.

– Минаков! – пробормотал старик. – Минаков из бухгалтерии? Так мы тебя сегодня хороним, человечище!

– Верно, – пробормотал Иван. – Хороним тебя, речи про тебя говорим, а ты тут под окном стоишь.

– То тело его стоит, – сказал старик, беря бутылку из рук Ивана и прикладываясь к ней. – Тело пущай себе стоит, мы душу хороним.

– Это верно… – Иван присел на ступеньку крыльца и тоже выпил из бутылки. – Костю Минакова мы сегодня хороним… Хороший парень был…

– Я и есть Костя Минаков, – пробормотал младший бухгалтер.

– А ты не перебивай, когда с умными людьми говоришь.

– Верно, дед Петро, говоришь, – пробормотал Иван. На свежем воздухе его совсем развезло. – Ты, Минаков, хорошим парнем был. Хотя и тряпкой… Но это потому, что непричесанный… Жизнь тебя не причесала… А в принципе ты хороший парень был… Потому я и не поверил той брехне, что ты бандит… Это тебя кто-то нарочно в петлю сунул… Я еще разберусь кто… Я до него доберусь… От меня он все равно не уйдет… А ты… Ну какой из тебя бандюга?.. Ты бандюгой быть никак не можешь… Я им всем назло поминки по тебе устроил. Понял? Показать, что не верю. Не верю, и все. Это мое личное убеждение. А личное убеждение Ивана Бондаря чего-нибудь да стоит… Ты ошибку, Минаков, совершил… Почему к нам в цех не пошел, когда я тебя звал? А? Мастером бы стал… Мы бы тебя в обиду не дали… У нас в цеху настоящие ребята… Не послушался Ивана, потому и погиб. Давай, дед Петро. За Костю Минакова!

– За Костю Минакова! Стой! А ты чего не пьешь? – воскликнул дед-завистник.

– За себя как-то неприлично.

– Ничего! Можно! Ванька новый обряд придумал. Душу провожать, а не тело. Тело твое нам без интересу… Я тоже вот так уйти хочу. С факелами…

– Верно, Костя, выпей, брат, за себя!

Чтобы отвязаться от пьяных, Костя глотнул какой-то обжигающей жидкости.

– За Костю Минакова, хорошего парня!

– За Костю Минакова, хорошего парня! Ну а ты чего молчишь? – дед сердито замахнулся на Костю.

Костя достал из кармана блокнот, нашел неразмокший листок, шариковую ручку, спасшиеся вместе с ним, и написал:

«Иван! Я жив. Ни в чем не виноват. Помоги мне. Жду в Дивных пещерах, что возле моста. Костя Минаков».

Затем младший бухгалтер вырвал листок и сунул его в карман увлеченному разговором Ивану – Железные руки. Тот ничего не заметил.

– Ну я пошел, – сказал Костя.

Ему никто не ответил. Минаков побрел со двора.

…Уже с бугра, за Петровском Костя увидел, что из города движется цепочка огней по направлению к кладбищу. Это с факелами, по новому обряду, изобретенному Иваном Бондарем, как фараона, хоронили его, Костю Минакова.

13. В ПОНЕДЕЛЬНИК, 2 СЕНТЯБРЯ, ВЕЧЕРОМ

В понедельник, 2 сентября, поздно вечером прибыли спасатели. Они доехали на грузовике до входа в Дивные пещеры и при свете фар, не обращая внимания на моросивший дождь, стали сгружать оборудование, разматывать какие-то катушки. Все быстро, споро, со знанием дела. Небольшая толпа самых любопытных жителей Петровска обсуждала их действия.

– Здорово орудуют.

– Еще бы. Специально натренированы.

– Из Суходольска, что ли?

– Ха! Из Суходольска… Где в Суходольске ты видел пещеры? Там одна канализация. Из Крыма специальным самолетом привезли. Пещеролазы называются. Навроде как собаки-ищейки… В темноте и видят, и чуют след.

– Ишь ты…

Толпа замолчала, уважительно разглядывая молчаливых, крепких пещеролазов в брезентовых робах. Потом опять потекли тихие разговоры.

– Не то найдут?

– Обязательно найдут. У них пещерная карта есть, такая специальная. Говорят, еще от царя сохранилась.

– Брехня все это. Пещеры аж до самого моря, и на все карты?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24